Текст книги "Моя дорогая Роза"

– Вашего сына зовут Тед, – улыбнулась Роза. – Обязательно познакомлюсь с ним.

– Можете и не знакомиться! – Дженни недовольно поджала губы и с головы до ног оглядела Розу в ее новом обличье. – Он у нас такой! Сразу же начнет клеиться. Тем более что выглядите вы на все сто.

* * *

В пабе под названием «Буйвол» было тихо. Когда Роза вошла в зал, он был почти пуст, что и понятно: разгар рабочего дня. Разве что одна старая дама да пара заезжих туристов в спортивных костюмах, которые потягивали пиво прямо из бутылок за столиком в углу зала. В остальном же типичный деревенский паб: пол выложен плиткой, все убранство в старинном стиле, стены, подкопченные табачным дымом. Как и говорила Дженни, еще одна копия полотна Джона Джейкобза с видом Милтуэйта гордо красовалась прямо над гранитной каминной доской. Внушительных размеров камин был огражден чугунной решеткой. Молодой человек, скорее всего Тед, удобно устроившись за стойкой бара, читал какой-то журнал.

– Вы – Тед? – нерешительно обратилась к нему Роза, приблизившись к стойке, и приветливо улыбнулась.

Тед оторвался от чтения и ответил хитроватой улыбкой во весь рот:

– Роза! Я ждал вас всю свою жизнь!

– Откуда вы знаете, что…

– Мама позвонила и сказала, что вы направляетесь к нам. Итак, вначале я хочу все выслушать и понять, что вам нужно от старика Олби. Не волнуйтесь! Я не стану расспрашивать вас о том, почему вы оказались здесь и что собираетесь делать сегодня вечером. Ну, разве если вы не откажетесь провести этот вечер со мной где-нибудь за кружкой пива. Тогда расспросы уместны. Заранее говорю вам «да», если намерение пригласить меня уже созрело в вашей голове. Как насчет завтрашнего вечера, а? Повеселимся на пару? Правда, я завтра выступаю, но ничего! Зачисляю вас в свою группу в качестве бэк-вокалистки.

– Прямо так сразу? – рассмеялась Роза, застигнутая врасплох столь стремительным натиском. Подначивает он ее – или говорит серьезно?

– Ну вот! И здесь облом! – сразу же обиделся парень. – А я так старался! Хотел вас позабавить. Между прочим, я действительно играю в ансамбле. Живая музыка ночь напролет, чем плохо? Так что если у вас нет других планов на завтрашний вечер, приглашаю! Приходите послушайте, как мы играем. Кстати, попутно довожу до вашего сведения, что еще ни одна девушка не смогла устоять против моих чар. Особенно когда я пою.

Роза непонимающе уставилась на него.

– Не переживайте! Это снова всего лишь шутка. И снова не очень удачная.

Тед и в самом деле оказался очень привлекательным молодым человеком лет двадцати с небольшим. Та же копна длинных ярко-каштановых кудрей, постоянно падающих на глаза, что и у его матери. И та же самоуверенность. К тому же щеголь. Белоснежная рубашка, туго обтягивающая плечи, спереди расстегнута почти до середины груди.

– Переживать не буду. А вот ваше приглашение, в связи с тем, что я уже далеко не девочка, однозначно отклоняю. Надеюсь, без обид! – Роза снова улыбнулась, показывая всем своим видом, что разговор ее страшно позабавил. – А вы действительно очень смешливый молодой человек. Правда, не всегда у вас получается по части шуток.

– Да уж! – снова блеснул зубами Тед, демонстрируя готовность к самокритике, и добавил возвышенным тоном, прижимая руку к сердцу: – Что ж, такова судьба! Принимаю тот факт, что вы меня отвергли. Надеюсь, временно. А если для прессы, то скажу так. Вы, Роза, в моих глазах лучше любой девчонки и выглядите ничуть не хуже. За пояс заткнете любую. Так вы хотите поговорить с Олби?

– Да, если можно! – Роза почувствовала, как забилось сердце в груди. Она еще раз обвела глазами паб и инстинктивно сжала рукой мобильник в кармане джинсов. Вдруг в этот самый момент ей звонит Ричард? Наверняка он пытается выяснить, куда она сбежала. Обзванивает ее знакомых, подруг, в надежде, что жена поделилась с кем-нибудь из них своими планами. Разумеется, он в бешенстве от того, что она стала для него недосягаемой, что он утратил контроль и над ситуацией (последнее обстоятельство для него особенно нестерпимо), и над ней, Розой. Странно, но осознание того, что она вырвалась из-под неусыпной опеки мужа, что он при всем желании не сможет дотянуться до нее, вызвало у нее легкую панику. С восемнадцати лет этот человек присутствовал в ее жизни всегда: ежедневно, ежеминутно. И вот она стоит в деревенском пабе, за сотни миль от мужа, и надеется узнать какие-то обрывки сведений о единственном в своей жизни мужчине, которого она встретила много лет тому назад. Мимолетная встреча, оставившая тем не менее такой глубокий след в ее душе…

– Рад познакомиться с вами, Роза! – приветствовал ее Олби, атлетически сложенный крепыш средних лет, протягивая руку для приветствия. Совсем не таким представляла себе Роза владельца деревенского бара.

– Неужели Дженни звонила и вам? – снова улыбнулась Роза, пожимая протянутую руку.

– Да она пребывает сегодня в страшном возбуждении. Пожалуй, в последний раз наша Дженни была в таком состоянии, когда мистер Харкнесс поколотил молодого приятеля своей супруги. Тот заявился в наши края якобы для усовершенствования языка в рамках международной программы, – иронично усмехнулся Олби. – Бедняжка Дженни! Она постоянно испытывает острый информационный голод. Посудите сами! Что может происходить в нашей дыре?

– Как что? – рассмеялась в ответ Роза. – Какой-то случайный человек с улицы заходит к вам в паб и с места в карьер предлагает десять тысяч фунтов. Чем не новость?

– Ну, во-первых, эти деньги он мне дал не просто так. В обмен он забрал у меня картину, ценность которой, как выяснилось позже, много выше означенной суммы.

– Сильно расстроились, когда узнали, что он перепродал картину за большую цену?

Олби отрицательно покачал головой.

– Фрейзер – это имя того коллекционера, который купил у меня картину, – позвонил сюда сразу же, как продал полотно. А потом приплатил мне еще пять тысяч, своеобразный гонорар человеку, нашедшему произведение искусства. Причем сам заплатил, я ни о чем не просил. То есть поступил по всем меркам благородно и честно. Куда уж честнее!

У Розы занялось дыхание, когда она услышала имя Фрейзера. Олби произнес его между прочим, словно говоря о старом знакомце. Но она постаралась взять себя в руки и ничем не выдать охватившего ее волнения.

– Скажите, у вас случайно нет телефона этого… Фрейзера? Или, может быть, вы что-нибудь о нем знаете, как его найти…

– Конечно! – ответил Олби, выжидательно скрестив руки на груди.

– Вот старый пень! – вмешался в разговор Тед, весело сверкнув глазами на Розу. – Неужели ты не понимаешь, что дама хочет получить от тебя искомую информацию?

– Само собой! Сию минуту, мадам!

Олби пригнулся и скрылся за низкой дверью, ведущей в подсобку.

– Интересно, что у этого Фрейзера есть такого, чего нет у меня? – провоцирующим тоном хмыкнул Тед и придвинулся поближе к Розе. – Ах, да! У него же куча денег, шикарная тачка! И стрижка по последней моде, словно он только что прямиком из дорогого салона.

– Так вы его знаете? – удивленно воскликнула Роза.

– Он иногда к нам заглядывает, – неопределенно пожал плечами Тед. – Послушайте, Роза! Предупреждаю вас в последний раз. Я видел этого парня, а вы видите меня. Так вот! Если вам нужен курортный роман, то мой вариант гораздо предпочтительнее. Во-первых, я моложе. А следовательно, и энергии во мне побольше.

– В последнем не сомневаюсь! – весело рассмеялась Роза. – Энергия у вас прямо-таки хлещет через край! – Она чувствовала, как легко дается ей общение с Тедом. Тот тоже расплылся в улыбке, веселые искорки запрыгали в его глазах. – Неужели у вас здесь действительно такая глушь, что вы рады броситься на первую же подвернувшуюся старуху? Или обольщение – это ваш способ заработать лишние чаевые?

– В своей работе я руководствуюсь основополагающим принципом: в глазах женщин я неотразим. Подчеркиваю, всех женщин! – снова растянул рот в улыбке Тед. – И я совсем даже не шучу, поверьте мне! Чаще всего такие отношения заканчиваются ничем. Но я не из тех, кто привык унывать! Или отступать от своего. А вы – и это не лесть – настоящая красавица!

– Прошу вас! – неожиданно посерьезнела Роза и отвернулась от Теда. Ей вдруг стало страшно неловко под его пристальным взглядом. За годы замужества она отвыкла от столь откровенного проявления мужского внимания к ней.

– Простите! – тут же спохватился Тед, явно понявший, что он перегнул палку. – Я вовсе не хотел вас обидеть. Просто пытался разговорить вас. Но я ни капельки не преувеличил, говоря, что вы – красавица. Ну, какой же я идиот! Впрочем, все так говорят.

– Я ничуть не обижаюсь! – успокоила его Роза. – Но мне уже тридцать один год, и это многое объясняет.

Какая же я, право, чувствительная, разозлилась она на себя. Невинную болтовню молодого парня и его дурашливый флирт она готова принять за игру на грани фола… Чушь какая… Но Ричард всегда приходил в ярость, когда видел, что на нее обращают внимание другие мужчины. Он просто впадал в бешенство, упрекал ее, подозревал в том, что ей нравятся ухаживания посторонних воздыхателей. Страх быть застигнутой мужем в тот момент, когда она разговаривает с другим мужчиной, был столь велик, что постепенно у нее выработался рефлекс неприятия и она стала сторониться всех мужчин подряд. На всякий случай. Вот и сейчас она почувствовала, как тяжело ей дается попытка нормально поговорить с молодым человеком. Откуда ни возьмись, возникло желание удрать, отойти в сторонку или спрятаться в каком-нибудь укромном уголке. Вот к чему так упорно приучал ее долгие годы Ричард. Успокойся! Возьми себя в руки, приказала она себе мысленно. Ты же приехала сюда не для того, чтобы крутить роман с каким-то мальчишкой, пускай и весьма заводным мальчишкой.

– А мне уже двадцать четыре! – неожиданно сообщил Тед, несколько обескураженный ее реакцией. – Семь лет разницы – не так и много, если разобраться! Пожалуйста, простите меня! Вижу, я действительно чем-то сильно вам досадил. Но я не хотел этого! Я не хотел обижать вас. И никакой я не шалопай! Вполне нормальный. И даже симпатичный!

– Не верьте вы этому лицемеру! – шутливо бросил Олби, возвращаясь в бар с листком бумаги в руке. – Он вам наврет тут с три короба, за словом в карман не полезет, а сам живет без гроша за душой. Жду не дождусь, когда он подыщет себе приличную работенку. Так нет же! Торчит у меня в баре, и все тут!

– Потому и торчу, что ты меня любишь! – расплылся в улыбке Тед и дружески похлопал хозяина по плечу. – Ты еще горько пожалеешь в тот день, когда я вместе со своими ребятами подамся в Лондон. Твоя выручка сразу же упадет до нуля.

– А ты особенно не переживай за меня, парень! Уж я как-нибудь выдюжу! – хохотнул в ответ Олби.

– Ну, а если серьезно, – вдруг заговорил Тед совершенно иным тоном, обращаясь к Розе и глядя на нее своим неотразимым взглядом, – то я готов помочь вам во всем, пока вы здесь. Только свистните, и я к вашим услугам: сведу с нужными людьми, познакомлю с тем, кто вам нужен, покажу окрестности. Не бойтесь! Обещаю, что не стану к вам приставать! Ну, разве если вы сами попросите!

– Спасибо за предложение! Я подумаю над ним, – пообещала Роза, несколько опешив. Почему он проявляет такой повышенный интерес к ее персоне?

– Вот вам то, о чем вы просили, мадам! – проговорил Олби, церемонно вручая ей листок, вырванный из записной книжки. Роза взяла его дрожащими пальцами. Помимо нескольких номеров телефонов был указан и электронный адрес. Ниже корявым почерком шла приписка: Фрейзер Макклеод, торговый агент, специалист по предметам искусства, Эдинбург. – Но в Шотландию, как мне кажется, вам ехать не за чем. Насколько я в курсе, в конце этой недели он собирается навестить вашего отца.

– Неужели? – испуганно воскликнула Роза, и краска в одно мгновение сбежала с ее лица. От оживления после разговора с Тедом и следа не осталось.

– Именно так! Фрейзер навещает старика почти каждую неделю, иногда чаще. Ведь он формально является его торговым агентом. Надо сказать, что он нашел на старика управу и держит его в крепкой узде. Это он подыскал ему домик в горах и блюдет его трезвый образ жизни. Не могу сказать, что я сильно расстроен. Мне никогда не доставляло особого удовольствия спаивать людей. Но как бы то ни было, Фрейзер сейчас следит за этим в оба. Кстати, сам он часто заглядывает к нам пропустить стаканчик-другой. Так что рано или поздно вы с ним столкнетесь нос к носу.

3

В тот день, когда Роза впервые увидела Фрейзера Макклеода, в доме стояла тишина, типичная обстановка для послеобеденного времени. Ричард вел прием больных и был занят, как минимум, до шести вечера. Роза тоже томилась в праздном бездействии, как это обычно бывает на последних месяцах беременности: до родов оставались считаные недели. Она хотела и дальше работать в регистратуре мужа, но Ричард категорически воспротивился. Он ежедневно мерил ей давление, делал анализ мочи и всячески следил за тем, чтобы она не переутомлялась. К концу срока у нее вдруг стали сильно отекать ноги, что, вполне возможно, и не было связано с избыточными нагрузками на работе, но Ричард был неумолим. Отныне никакой работы.

Еще не хватало, заявил он, чтобы люди говорили, что он эксплуатирует свою беременную жену и загонял ее до такой степени, что у той распухли ноги, как у какой-нибудь древней старухи. И что они после этого подумают? Что у него не хватает средств, чтобы содержать жену? Впрочем, в глубине души Роза придерживалась иного мнения. Она считала, что работать надо. Хотя бы для того, чтобы не торчать день-деньской одной дома, меланхолично бродя по комнатам в поисках пыли. Но высказать свои мысли вслух она не решалась, ибо успела хорошо усвоить: ее муж всегда поступает так, как считает нужным. Ему лучше знать, что хорошо для нее и для их будущего младенца, и она должна быть только благодарна ему за заботу и внимание.

В тот день подходила к концу вторая неделя пребывания Розы дома. За это время она успела вылизать дом до последнего уголка: все вокруг сверкало чистотой. Вот и сегодня она приготовила обед, управилась со стиркой и совершила небольшую прогулку к морю и обратно, наслаждаясь горячим теплом последних августовских дней. А после обеда делать было решительно нечего, разве что предаться мечтам и воспоминаниям. Снова представить себе дом своего детства, дом, который после смерти матери перешел по наследству к ней. Каким он станет, этот дом, после того, как в нем появится младенец? Как здорово будет, когда оба этажа снова наполнятся смехом, детским смехом, смехом ее ребенка. Трудно было представить себе, что в доме, где она была так счастлива в детстве, в этом доме снова воцарятся любовь и покой. Внезапно на Розу нахлынула безотчетная тоска, даже слезы навернулись ей на глаза. Собственно, грусть никогда не покидала ее надолго. Она осторожно погладила живот. Ах, как же хочется поскорее взять малыша на руки, прижать его к груди. Но кто знает, что ждет ее дитя в будущем? Как уберечь его от всех опасностей, которые таит в себе мир? Как сделать этот дом оазисом счастья и любви?

В дверь позвонили, Роза проворно вытерла рукавом слезы и взглянула в застекленную дверь гостиной. На крыльце маячил силуэт незнакомого мужчины. Ричард строго-настрого запретил ей открывать дверь незнакомцам. Откуда ей знать, кто там может быть! Всякая публика шатается, от мелких жуликов до настоящих домушников и откровенных бандитов. Собственно, Ричард вообще не поощрял, чтобы к ним в дом заходили посторонние люди. Мало ли что жене взбредет в голову? Начнет делиться переживаниями, рассказывать о былых семейных проблемах, а уж сплетен он на дух не переносил.

Но сейчас еще только три часа дня. Впереди целая вечность, пока муж вернется домой, и все это время ей томиться одной в безмолвии пустого дома и вспоминать прошлое, которое и так истерзало ей и душу, и тело. В конце концов, управлялась же она на работе, пока Ричард не отправил ее в декретный отпуск, и с капризными старыми дамами, и с выпивохами, и наркоманов выпроваживала из приемной в два счета. Ей ли не справиться с каким-то там коммивояжером? Ричард явно недооценивает ее, считает слишком слабой, неспособной постоять за себя. Это ей уже давно известно. Впрочем, ей совсем не хочется разубеждать его, внушать ему, что она сильная, самостоятельная женщина… О, нет! Но вот прочувствовать это самой, хотя бы изредка, – совсем другое дело.

Заложив за ухо выбившуюся прядь, Роза решительно расправила плечи и поспешила к входу. Она приоткрыла двери ровно настолько, чтобы просунуть в образовавшуюся щель голову и плечи, максимально упрятав от посторонних взглядов живот. Они с Фрейзером взглянули друг на друга, всего лишь несколько секунд длился этот обмен взглядами, и у нее внезапно возникло такое чувство, будто перед ней стоит старый добрый друг. Вот так запомнился ей первый момент встречи с Фрейзером.

– С вами все в порядке? – это были первые слова, которые произнес Фрейзер Макклеод встревоженным голосом. Он говорил с легким шотландским акцентом, и голос звучал тепло и задушевно. – По-моему, вы только что плакали?

– Ах, это! – невольно растерялась Роза, захваченная врасплох его неожиданным участием. – Нет-нет! Я не плакала! Это не слезы! Просто у меня простуда, течет из носа, только и всего.

Какое-то время Фрейзер молча разглядывал ее лицо, и взгляд его ясных светло-зеленых глаз был таким завораживающим, что она и не подумала отвернуться, как это обычно делала, разговаривая с мужчинами. Напротив, она принялась разглядывать незнакомца во все глаза. На лице его отразилось столько участия, а глаза смотрели с такой лаской и добротой, что Роза невольно подумала, что уже давно никто не проявлял к ней столько тепла и не выказывал желания утешать или успокаивать ее.

– Что вам угодно? – спохватилась она через какое-то время, пытаясь вывести из состояния транса и себя, и своего визитера.

– Прошу прощения, что побеспокоил вас, – проговорил Фрейзер мягким мелодичным голосом. – Дело в том, что я – арт-дилер. Занимаюсь коллекционированием и продажей произведений искусства, – Фрейзер протянул ей визитку. – Сейчас я пытаюсь обнаружить местонахождение художника по имени Джон Джейкобз. Быть может, это вам неизвестно, но в конце восьмидесятых он жил в этом доме. Зацепка, конечно, очень слабая, но вдруг у вас есть какая-то информация о прежних владельцах дома. Вот я и решил наведаться к вам.

Роза мельком бросила взгляд на визитку.

– И вы проделали столь долгий путь из самого Эдинбурга только ради того, чтобы просто постучаться в мою дверь? – легкая улыбка тронула ее губы. Нелепость какая-то! Однако этот человек стоит прямо перед ней, и, странное дело, она рада ему. Ей нравится слушать его приятный голос, смотреть на него и осознавать, что за пределами ее дома течет какая-то жизнь. Совсем другая жизнь!

– Получается, что так! – виновато улыбнулся Фрейзер. – Я тут недавно случайно набрел на одну из его работ, а потом выставил ее на аукцион. И представляете, продал за сумму, в десять раз превышающую ту, за которую я купил полотно. И тогда я занялся поисками самого художника, тем более что в последнее время наметился отчетливый интерес к его работам. Понимаю, со стороны может сложиться впечатление, что я просто спятил, но, верите вы мне или нет, я действительно разыскиваю Джейкобза, и ничего более. И вот рыскаю по всей стране. Знаете, это вечное стремление коллекционера отыскать шедевр, найти что-то такое, что в корне перевернуло бы всю его жизнь.

Роза до сих пор помнила то ощущение легкости, какое сразу же установилось между ними. Она смотрела в его зеленоватые глаза цвета морской волны и инстинктивно чувствовала доброту и сердечность этого человека. И ни капли сомнения в его порядочности. Странно, но именно доброту она разглядела во Фрейзере в первую очередь. Доброта была разлита во всем его облике: мягкие черты лица, манера речи, голос, та осторожность – или лучше сказать нерешительность? – с какой он ронял слова, обращаясь к ней. Почему это сразу бросилось ей в глаза? Почему у нее не вызвали восхищения волосы цвета спелой соломы, его высокий рост и могучая стать, красиво очерченные губы, изящная элегантность движений ухоженных рук? Но все это тогда показалось Розе вторичным, не столь существенным в сопоставлении с главным – с его добротой. Впервые за долгое время она ощущала себя легко и свободно в обществе другого человека.

– Джон Джейкобз – мой отец, – проговорила после короткой паузы, с тайным удовольствием наблюдая за тем, какое ошеломляющее впечатление произвела эта новость на Фрейзера. Ей было приятно, что она каким-то образом оказалась связанной с объектом его поисков. – Он жил в этом доме вместе с нами, со мной и мамой. Но когда мне исполнилось девять лет, он от нас ушел. Дом остался маме, а когда она умерла, перешел по наследству ко мне.

– Роза! – выдохнул Фрейзер ее имя с восторгом, все еще не смея поверить свершившемуся чуду. И словно искра пронзила все тело Розы. – Так вы, должно быть, Роза. Вот уж не думал, что когда-нибудь встречу вас.

– Вы знаете, как меня зовут? – удивилась она, и что-то внутри нее напряглось.

– Еще бы! – улыбнулся Фрейзер. – Да я повторял ваше имя, как молитву, ночи напролет все последние недели.

Так может, он разыскивает вовсе не отца, а ее, мелькнуло в Розиной голове, и Фрейзер, словно прочитав ее мысли, тут же решительно внес ясность.

– Вот, взгляните сами! – он достал из дипломата фотокопию размером с обычный бумажный лист. – Это эскиз. Я приобрел его сравнительно недавно на одном из интернет-аукционов. Заплатил несколько сотен фунтов. Этот эскиз выполнен вашим отцом.

Роза неохотно приоткрыла дверь чуть пошире и взяла протянутую фотокопию. Какое-то месиво хаотичных черных штрихов, выполненных жирным карандашом, и из всей этой неразберихи вдруг проступает образ маленькой девочки. Подперев рукой подбородок, она задумчиво смотрит в окно. И подпись под рисунком: «Моя дорогая Роза».

– Этот набросок выполнен с такой любовью, – Фрейзер подошел ближе, чтобы они могли вдвоем глядеть на рисунок. – Я с самого начала решил, что Роза – это дочь Джейкобза, хотя до сих пор не сумел откопать о нем никаких внятных сведений биографического характера. Я только точно знаю, что когда-то он жил здесь. Помогла старая вырезка из местной газеты, сообщившей о том, что художника задержала полиция за то, что он учинил беспорядок в нетрезвом виде.

– О, папа был горазд на такие поступки! – проговорила Роза, отводя взгляд от рисунка. Ей почему-то было трудно смотреть на него. – Пожалуйста, проходите! Я с удовольствием расскажу вам все, что знаю об отце. Но сразу же предупреждаю: я знаю мало. Ведь с тех пор как он ушел от нас, я его не видела.

Роза распахнула дверь, и от нее не укрылось смятение на лице Фрейзера, когда тот увидел ее выступающий вперед живот.

– О, да вы совсем на сносях! – проронил он тихо. – Мои поздравления!

– Спасибо! – ответила Роза, остро ощутив вдруг всю громоздкую неуклюжесть своей фигуры, пока она вела гостя на кухню. – Сама еще не могу до конца поверить своему счастью. А с другой стороны, страшно боюсь. Я ведь совершенно не знаю, что делать, и… каково это – быть матерью. Говорят, инстинкт не подведет, но я пока смутно представляю себе все это. И никаких инстинктов я пока в себе не ощущаю. Столько всего… Иногда это приводит меня просто в отчаяние!

– И тогда вы плачете! Ведь вы же плакали перед тем, как открыть мне дверь, я не ошибся? – спросил у нее Фрейзер как бы между прочим, внимательно разглядывая эстампы, которыми Ричард украсил стены холла, пока они неспешно двигались в сторону кухни.

Сегодня их дом кардинальным образом отличался от того, какой запомнился Розе из детства. Тогда везде царил художественный беспорядок, все было ярким, разноцветным… Настоящее буйство красок и оттенков. Иногда отец рисовал что-то с ходу, прямо на стене, и повсюду теснились его полотна. Кажется, его картинами был заполнен каждый свободный дюйм пространства в их доме. Сейчас все иначе. Все комнаты окрашены в спокойные кремовато-бежевые тона с преобладанием белого в оформлении интерьеров. Первым делом после того, как Роза вышла замуж за Ричарда, он перекрасил весь дом по своему вкусу, словно торопясь уничтожить все следы ее прежней жизни. А Роза и не противилась. Она и сама была рада забыть о прошлом. И картины, которые он купил для нее, ей тоже нравились. Пусть в них мало содержания и нет особого смысла, зато все понятно.

Фрейзер слегка поморщился от увиденного и снова повернулся к ней.

– Наверное, вы плакали, потому что все это давит на вас.

Роза молча кивнула. Как хорошо, что этому человеку ничего не надо объяснять. Он и так все понимает. И даже само выражение «все это», оно тоже не требует никаких дополнительных пояснений. Странное, необъяснимое чувство. Она стоит посреди кухни с незнакомым мужчиной, а ощущение такое, будто она его знает всю свою жизнь. Давно ей не было так хорошо и покойно, как сейчас, разве что тогда, когда она была еще совсем маленькой. Вот, оказывается, чего так страстно алчет ее душа. Доброты, тепла, участия или хотя бы вежливого внимания. Ах, как же не хватает ей простых человеческих чувств. И вдруг такое! Роза поймала себя на мысли, что, наверное, к ней в дом постучал не просто человек по фамилии Фрейзер Макклеод. Это родственная душа терпеливо поджидала ее на ступеньках крыльца. Какое счастье!

Она вдруг почувствовала необыкновенный прилив сил и стала хлопотать с чайником, жестом приглашая Фрейзера присесть к столу. И вдруг явственно представила себе лицо мужа. Сидит в своем кабинете, вежливо кивает, выслушивая бесконечные жалобы старых дам и отправляя их восвояси с одним и тем же типовым диагнозом: легкая простуда, и ничего более. Вот бы увидел он ее сейчас! Роза не смогла удержаться от улыбки при мысли о собственном откровенном акте неповиновения. Наконец-то она проявила настоящую решительность и была вознаграждена за это такой неожиданной встречей.

Роза тоже уселась за стол и налила Фрейзеру чашечку чаю.

– Я не видела папу с того самого дня, как он бросил нас, – начала она свой рассказ. – Когда он ушел, то весь дом был буквально забит его картинами, не считая тех, что висели и стояли в его мастерской в задней половине дома. Но в один прекрасный день, это было первое Рождество, которое мы встречали без него, мама собрала все его работы, все, что смогла отыскать в доме, сложила их в кучу во дворе (огромная такая получилась куча!), облила бензином и подожгла. Устроила, так сказать, праздник огня. Все сгорело без остатка. А потому, если вы ищете что-то из тех полотен, которые оказались в той куче, предупреждаю сразу. Не ищите понапрасну! Все сгорело дотла.

На лице Фрейзера отразилась такая невыразимая боль, что Розе показалось, будто она физически ощущает степень его отчаяния.

– Предать все его работы огню! – тихо и сокрушенно обронил он. – Это какое-то своеобразное жертвоприношение, что ли…

– Наверное, вы правы, – согласилась она. Ей как-то в голову не приходило до сих пор, как бессмысленно и жестоко они с матерью распорядились всем тем, что составляло память о ее отце. Наверное, потому, что она никогда не воспринимала отца так, как видит его Фрейзер: талантливый, самобытный художник. Человек, который достоин восхищения и почтительного отношения. Для Розы он был всего лишь ее отцом, которого она очень любила, а потом потеряла. Отец бросил ее, оставив в ее душе незаживающую рану. Внезапно ей захотелось как-то оправдать мать, объяснить Фрейзеру причины, которыми она руководствовалась. – Но нам тогда было очень тяжело. Особенно маме. Она ведь любила отца и отдала ему всю себя. Можно сказать, посвятила ему свою жизнь, ради него она порвала с семьей. Близкие не одобряли ее выбора. А он собрался и ушел прочь, бросил, швырнул ей прямо в лицо все то, что она сделала для него и ради него. Собственно, он нанес ей такую глубокую душевную травму, от которой она так и не оправилась. Внешне мама старалась держаться. Вела себя так, будто не произошло ничего ужасного. Но это удавалось ей далеко не всегда. А вообще-то жизнь без отца превратилась для мамы в медленное угасание. Думаю, она начала умирать уже в тот самый день, когда он ушел. Эта агония продлилась еще восемь лет с небольшим, и в конце концов мама умерла. Этот костер, он тоже какой-то символ ее смерти. Видно, она хотела сжечь вместе с полотнами отца и всю свою боль и страдания.

Роза умолкла и непроизвольно прикрыла рот рукой. Боже! Когда она в последний раз произносила столько слов вслух? Даже в разговорах с мужем. Не говоря уж о том, с каким накалом чувств они были сказаны. Надо немедленно взять себя в руки и прекратить болтать. Разве можно посвящать незнакомого человека во все свои семейные тайны? Она его и так изрядно напугала.

Какое-то время Фрейзер сидел молча, держа тонкими пальцами кружку с чаем.

– Так, говорите, ваша мать умерла потому, что муж разбил ей сердце? – тихо спросил он.

– Полагаю, да, – проговорила Роза, не отнимая руки ото рта.

Она вдруг вспомнила последний день, проведенный вместе с матерью. Мама в тот день просто светилась от счастья. У нее был такой вид, словно она наконец сбросила невыносимую тяжесть с плеч, после чего может упокоиться с миром. Помнится, она даже уговорила Розу пропустить занятия в школе, и они пошли прогуляться к морю. Потом ели мороженое, бродили по городу, зашли в пассаж и поиграли там в разные игры. В тот вечер Роза впервые за многие месяцы и даже годы улеглась в постель с легким сердцем. Наконец-то мрачные грозовые тучи, висевшие над их домом, рассеялись, и ее мама стала почти такой, какой была прежде. Как здорово! Она заснула сразу же и проспала беспробудным сном до самого утра.

Когда она проснулась, мамы уже не было, но она не придала этому значения. Мало ли куда мама могла отлучиться по делам? Тревога закралась лишь тогда, когда, вернувшись из школы, она снова не обнаружила мать дома. Ближе к ночи Роза стала прикидывать, к кому ей можно обратиться за помощью или просто сообщить, что мама отсутствует уже целый день. А в двенадцатом часу ночи позвонили в дверь, и какой-то полицейский, который разговаривал с ней очень-очень ласково, сообщил ужасную весть. Тело мамы обнаружили в нескольких милях от города. Его выбросило волной на берег. Она была в купальнике, никаких предсмертных записок при ней не было обнаружено. А потому в полиции квалифицировали смерть как трагическую случайность. Произошел несчастный случай, и точка.

Но Роза сразу все поняла. Идя к морю, мама и не собиралась возвращаться домой. Она пошла купаться, точно зная, что на берег больше не вернется. Потому и устроила вчера для дочери самый настоящий праздничный день. Так сказать, прощальный подарок на долгую память.