Текст книги "Голоса лета. Штормовой день. Начать сначала"

– Лора.

Она подошла к нему, он ее обнял. Она слышала, как под рубашкой и свитером бьется его сердце. Представила, как он целый день едет и едет по автострадам, ведущим на север, в Шотландию.

– Будь осторожен за рулем.

– Постараюсь.

– Остановись где-нибудь на ночь, если устанешь.

– Непременно.

– Ты всем очень дорог.

Он улыбнулся, поцеловал ее и выпустил из своих объятий. Потом сел в машину, пристегнулся ремнем безопасности, захлопнул дверцу. Завел мощный двигатель и поехал – мимо азалий, через ворота, по дороге через деревню. Лора стояла, прислушиваясь, пока вдали не растворился рокот мотора его автомобиля. Потом позвала Люси и вернулась в дом, поднялась в свою комнату. Она замерзла, но постель, когда она вновь забралась в нее, была уютно теплая, потому что Алек перед тем, как они спустились, включил электроодеяло.

Она проспала до полудня, и, когда пробудилась, комната была залита ярким солнечным светом. Лора встала с кровати, подошла к окну и, положив голые руки на теплый подоконник, выглянула на улицу. Сад томился в знойной атмосфере очередного чудесного денька. На одной из клумб возился какой-то мужчина в комбинезоне. Вдали виднелся кусочек моря – голубая чаша.

Лора оделась, спустилась и пошла на голоса, доносившиеся из кухни, где увидела Еву в переднике, что-то помешивавшую на плите фирмы «Ага», и старушку, которая, сидя за столом, лущила горох. При появлении Лоры обе женщины оторвались от своих занятий и посмотрели на нее.

– Простите, что я так поздно.

– Ничего, ты должна была выспаться. Алек нормально уехал?

– Да, где-то без четверти шесть.

– Лора, познакомься: это Мэй. Ты вчера ее не видела. Мэй живет с нами.

Лора и Мэй обменялись рукопожатием. Рука Мэй, пораженная артритом, была холодной от гороха.

– Здравствуйте.

– Рада знакомству, – поприветствовала ее Мэй и вновь занялась лущением гороха.

– Давайте помогу чем-нибудь?

– Не надо. Ты должна отдыхать.

– Я не могу сидеть сложа руки или слоняться без дела.

– В таком случае… – Ева отошла от плиты к одному из кухонных шкафов и, нагнувшись, достала миску. – Собери-ка на вечер еще малины.

– Где она растет?

– Я покажу.

Вместе с Лорой Ева вышла во двор и показала на калитку, ведущую в огород:

– Малинник в дальнем конце, под сеткой, чтобы птицы не поклевали. Если увидишь, что кто-то собирает там горох, это Друзилла. Я ей разрешила.

– А кто это – Друзилла?

– Она живет здесь, в том домике. Играет на флейте. У нее есть малыш, его зовут Джошуа. Надеюсь, он тоже там с ней. Она чудаковатая на вид, но абсолютно безобидная.

Огород был очень старый; грядки, одну от другой, аккуратно отделяли деревянные бортики. В замкнутом пространстве – огород был обнесен стенами – было жарко и душно, ни ветерка. Пахло древесиной, мятой, тимьяном, свежевскопанной землей. Лора пошла по дорожке, в конце которой стояла огромная старомодная детская коляска. В ней сидел крупный малыш. Смуглый, как прожаренные зерна кофе, он был без головного убора и вообще без всякой одежды. Рядом его мать, наполовину скрытая за зелеными кустами, собирала горох.

Лора остановилась, любуясь малышом. Потревоженная ее появлением, Друзилла подняла голову и посмотрела на Лору поверх решетки, увитой стеблями гороха. Их взгляды встретились.

– Привет, – поздоровалась Лора.

– Привет. – Друзилла поставила корзину на землю и подошла к Лоре поболтать. Сложив на груди руки, она плечом прислонилась к одному из шестов.

– Чудный малыш.

– Его зовут Джошуа.

– Знаю. Ева сказала. Я – Лора Хаверсток.

– А я – Друзилла.

Выговор выдавал в ней уроженку севера Англии, что Лору немало удивило, потому что внешность у Друзиллы была экзотическая. Маленькая, хрупкая женщина – даже не верилось, что упитанного Джошуа вскормили столь худосочные корни, – со светлыми глазами и пышной копной непослушных волос цвета пакли, которые, казалось, сроду не знали ножниц. Пытаясь хоть как-то пригладить их, Друзилла перевязала голову плетеным шнуром, над которым ее волосы раздувались, как полиэтиленовая купальная шапочка, а ниже, густые, сухие и кудрявые, торчали в разные стороны.

Наряд ее был не более традиционен, чем прическа. Трикотажная сорочка с низким вырезом, скрывавшая ее плоскую, как у ребенка, грудь; сверху, несмотря на жару, бархатный пиджак, кое-где изъеденный молью; широкая длинная юбка из плотного хлопка почти до щиколоток; ступни голые и грязные.

Эксцентричный наряд Друзиллы дополняли украшения: сережка с синими камнями, свисающая с одного уха; на шее – нитка бус и пара серебряных цепочек; на тонких запястьях позвякивают браслеты; удивительно изящные пальцы унизаны кольцами. Лора без труда представила, как Друзилла играет на флейте.

– Ева сказала, что ты здесь. Она послала меня за малиной.

– Это там. Ты приехала вчера вечером, да?

– Верно.

– Надолго?

– Дней на десять, наверное.

– Ева говорила, ты не совсем здорова.

– Пару дней лежала в больнице. Ничего серьезного.

– Здесь ты быстро поправишься. Тут спокойно. Аура хорошая. Ты не находишь? Согласна, что здесь хорошая аура?

Лора сказала, что да, аура здесь хорошая. Она действительно так считала.

– А Ева милейшая женщина. Чудесная. Одолжила мне эту коляску для Джоша, у меня ведь своей нет. Раньше таскала его в старой коробке из-под продуктов, а он тяжеленный. С коляской гораздо сподручнее.

– Конечно.

– Ладно. – Друзилла выпрямилась, отошла от шеста. – Пойду дальше собирать. У нас на обед сегодня горох, верно, утенок? Горох с макаронами. Любимое блюдо Джоша. Еще увидимся.

– Надеюсь.

Друзилла снова исчезла в листве, а Лора с миской в руках пошла искать малинник.

После обеда они лежали в саду в шезлонгах, которые Ева поставила в крапчатой тени тутового дерева, – на солнце сидеть было слишком жарко. Джеральд отправился в Фальмут на какую-то встречу, связанную с яхт-клубом, а Мэй, после того как посуда была вымыта, удалилась в свои покои на верхнем этаже.

– Можно поехать на пляж, – спустя некоторое время предложила Ева, но потом они обе пришли к выводу, что погода слишком знойная и им совсем не хочется садиться в машину и куда-то ехать даже ради того, чтобы искупаться в море. Они решили довольствоваться отдыхом в саду, где находиться было приятно: благоухали розы, в листве щебетали птицы.

Ева взяла с собой кусок гобеленовой ткани и, ловко орудуя иголкой с ниткой, шила чехол на стул. Лора блаженствовала в безделье, наблюдая за Люси. Та, маленький бурый комочек с загнутым крючком хвостом, радостно обнюхивала бордюры и кустарники в поисках кроликов. Наконец это занятие ей наскучило, и она, перебежав газон, резво запрыгнула хозяйке на колени. Лора стала поглаживать ее бархатистую на ощупь теплую шерстку.

– Прелестное существо, – сказала Ева. – И такая воспитанная. Давно она у тебя?

– Три года. Она жила со мной в Фулеме, ходила со мной на работу, спала под моим рабочим столом. Она привыкла хорошо себя вести.

– Я даже не знаю, чем ты занималась до того, как вышла замуж за Алека.

– Работала в издательстве. Пятнадцать лет. Многие, вероятно, сочтут, что я безынициативная, раз просидела на одном месте так долго, но я была там счастлива, дослужилась до редактора.

– Почему безынициативная?

– Ну, не знаю… Другие девушки гораздо предприимчивее, в авантюры всякие пускаются… Например, устраиваются поварами на яхты или автостопом добираются до Австралии. А я никогда особо предприимчивой не была.

Они умолкли. Было очень тепло, даже в тени дерева. Лора смежила веки.

– А я вот начала чехлы шить на стулья в столовой. Пока сделала только два, осталось восемь. Если буду работать такими темпами, до самой смерти не закончу.

– Чудесный у вас дом. Вы так замечательно все здесь обустроили.

– Ничего я не обустраивала. Он уже был такой чудесный, когда я сюда приехала.

– Дом большой, трудно, наверное, содержать его в порядке. Вам кто-нибудь помогает?

– Да, конечно. У нас есть садовник, он живет в деревне. Жена его почти каждое утро приходит, чтобы помочь мне по хозяйству. Ну и Мэй, разумеется. Хотя от нее уже толку мало. Ей ведь почти восемьдесят. Представляешь, это человек, который помнит, какой была жизнь до Первой мировой войны, на рубеже веков. Мэй прекрасно помнит свое детство, во всех подробностях. Зато не может вспомнить, куда она спрятала носки Джеральда или кто звонил мне и просил перезвонить. Мэй живет с нами, потому что она была моей няней, а потом растила Ивэна.

Ивэн. Алек немного рассказывал Лоре об Ивэне. О сыне Евы, с которым он познакомился на свадьбе Евы и Джеральда, куда тот явился – по причине какого-то нелепого недоразумения – не с одной, а сразу с двумя своими подружками, причем они терпеть не могли друг друга. Ивэн учился на архитектора, а получив диплом, устроился на работу в одну из компаний в Челтнеме, и казалось, ему обеспечена блестящая карьера, но он испортил себе репутацию, обручившись с некоей девушкой, а потом расторгнув помолвку. И все бы ничего, сказал Алек, если б он пошел на попятную до того, как свадебные приглашения были разосланы, подарки получены и был воздвигнут большой шатер по случаю торжества. Но еще до того, как последствия этого вопиющего поведения дали о себе знать, Ивэн уволился из челтнемской компании и поселился в Корнуолле. В общем, ненадежный парень, сумасброд.

– Ивэн – это твой сын, да?

– Да. Мой сын – не Джеральда. Все время забываю, что ты с ним еще не знакома. Он живет в бывшем каретном сарае, что стоит в глубине двора. Он уехал в Бристоль по делам. По идее, должен бы уже вернуться. Может, это и добрый знак. Может, ему удалось продать много мебели.

– Я думала, он архитектор.

– Нет, он открыл небольшую фабрику в заброшенной часовне в Карнеллоу… Это в шести милях отсюда, на вересковой пустоши. У него есть компаньон, Мэти Томас. Он познакомился с ним в пабе. Хороший парень.

– Ты, должно быть, рада, что он живет рядом.

– Мы редко с ним видимся.

– Они с Джеральдом ладят?

– О да. Они очень привязаны друг к другу. Джеральд очень любил отца Ивэна. И Ивэна знает давно, с самого детства.

– Джеральд просто прелесть, – сказала Лора, изумившись тому, что у нее с языка сорвалось это замечание: ничего подобного она и не думала говорить. Но Еву ее слова не смутили. Напротив, она даже обрадовалась.

– Душечка, да? Я рада, что ты так думаешь.

– И такой симпатичный.

– Видела бы ты его в молодости.

– Ты его уже тогда знала?

– Да. Правда, не очень хорошо. Во-первых, я была замужем за Филиппом; во-вторых, Джеральд был начальником Филиппа и я благоговела перед ним. Потом, когда они оба вышли в отставку и Джеральд поселился в Корнуолле, а мы с Филиппом – в Гемпшире, мы какое-то время виделись очень редко. Но потом Филипп заболел. Джеральд навещал его, когда ездил в Лондон или если бывал в нашей местности. Когда Филипп умер, Джеральд приехал на похороны. Потом на пару дней задержался у меня, помог утрясти все правовые и финансовые проблемы, разобраться со страховкой, налогами. Помнится, он отремонтировал мне тостер, который дурил вот уже несколько месяцев, и устроил мне страшный нагоняй за то, что я не обслуживала машину в автосервисе.

– Твой муж долго болел?

– С полгода. Достаточно долго, чтобы забыть про автосервис.

– А потом ты вышла замуж за Джеральда.

– Да, мы поженились. Порой я оглядываюсь на свою жизнь и не верю своему счастью.

– У меня тоже так бывает, – призналась Лора.

– Это хорошо. Джеральд, конечно, прелесть, но и Алек хороший человек. Ты, наверное, с ним очень счастлива.

– Да, – подтвердила Лора.

В разговоре возникла короткая пауза. Лора все еще лежала с закрытыми глазами, но она представляла, как Ева, сидя рядом, шьет, время от времени поглядывая поверх своих очков в голубой оправе.

– Он пережил тяжелые времена. С Эрикой и Габриэлой мы знакомы не были. Джеральд утверждает, что Эрика стояла между Алеком и его семьей… Хаверстоками. Но после развода, когда Алек приезжал к нам, о ней он никогда не говорил, поэтому мы точно не знаем, что произошло.

– Она сбежала в Америку с другим мужчиной.

– Ну да, это мы слышали, но не более того. Да и не очень-то хотели знать подробности. Он с ней общается?

– Нет.

– А с Габриэлой?

– Не думаю.

– Печально. И зачем только люди делают друг друга несчастными? Я всегда, постоянно, испытываю чувство вины перед Сильвией Мартен.

– Это та женщина, что была здесь вчера, когда мы приехали?

– Я хотела пригласить ее на ужин, но Джеральд не позволил.

– Кто она?

– О, она всю жизнь живет здесь. Урожденная Сильвия Трескарн. В юности Алек с братом приезжали в Тременхир на летние каникулы и, бывало, играли с ней в крикет на пляже. Она вышла замуж за человека по имени Том Мартен, и какое-то время они жили очень счастливо, у них было много знакомых, они постоянно ходили на вечеринки. А потом Том пристрастился к бутылке и, похоже, уже просто не мог остановиться. Конечно, было страшно смотреть… На твоих глазах человек физически разлагался. Некогда красивый мужчина к концу жизни выглядел мерзко: лицо цвета сливы, руки трясутся, взгляд блуждающий. Он умер в прошлом году.

– Ужасно.

– Да. Ужасно. Особенно для Сильвии, ибо она из тех женщин, которым в жизни обязательно нужен мужчина. Вокруг Сильвии всегда вились мужчины, как осы над горшочком с медом. В основном это были друзья Тома, но он вроде и не возражал. Есть женщины, которым мало внимания их мужей, они жаждут всеобщего восхищения, просто не могут без этого. В принципе, ничего плохого в этом нет.

Лоре сразу вспомнилась Дафна Боулдерстоун.

– Я знаю одну такую женщину, – сказала она. – Это жена друга Алека. У нее вечно запланированы обеды с какими-то таинственными джентльменами. Не знаю, где она находит время и силы.

– Да уж, – улыбнулась Ева, – тут требуется богатое воображение.

– А Сильвия ведь очень симпатичная. Наверняка выйдет замуж еще раз.

– Дай-то бог. Только вся беда в том, что после смерти Тома все воздыхатели Сильвии разом разбежались. Одно дело – флиртовать с замужней женщиной, другое – ухаживать за вдовой, это обязывает. Никто не хочет серьезных отношений.

– А она?

– Разумеется, хочет!

– Вообще-то, все женщины разные. Взять хотя бы мою тетю Филлис. Красавица, просто картинка, а вдовствует уже многие годы. Просто не хочет выходить замуж.

– А она, скажем так, богатая вдова?

– Да. Богатая, – ответила Лора.

– То-то и оно. Том умер от алкоголизма, а пьянство – дорогое удовольствие. Он оставил Сильвии очень мало денег. В частности, поэтому я и беспокоюсь за нее. Мне ужасно неудобно, что я не пригласила ее поужинать с нами вчера. Она совсем одна, а нас вон сколько, и мы все счастливы вместе.

– А нельзя ее пригласить к нам в другой вечер?

– Да, конечно. – Ева повеселела. – Мы пригласим ее на ужин через пару деньков, а когда Алек приедет за тобой, мы все вместе пойдем в ресторан. В какой-нибудь роскошный ресторан. Это Сильвия обожает. Дорогой ужин в роскошном ресторане. Для нее это будет настоящий праздник. Бог мой, ты не поверишь, уже почти половина пятого. Не возражаешь, если мы выпьем чаю здесь, в саду?

5

Лэндрок

Солнце жарило нещадно. В огороде трудился раздевшийся до пояса садовник – сажал салат латук на грядках за зарослями гороха. Джеральд на побуревшем газоне включил дождевальную установку. Вращающиеся струи воды на солнце переливались радужными бликами. На окнах гостиной Ева опустила жалюзи. Друзилла сидела на пороге своего домика; Джошуа, сидя рядом на корточках, старой оловянной ложкой ковырял в уголке ящика с травами, которые посадила Ева.

Среда. У Мэй официальный выходной. Ее нужно было отвезти на вокзал к поезду, следовавшему до Труро, и Лора предложила свои услуги. Она пошла в гараж, села в машину Евы, дав задний ход, осторожно выехала во двор и остановилась у черного хода, ожидая Мэй. Когда та появилась, Лора, перегнувшись в своем кресле, открыла ей дверцу, и старушка села рядом. На прогулку в город Мэй надела нарядное коричневое платье с узором из загогулин и свою детскую шерстяную шапочку с помпоном. С собой она взяла увесистую сумку и пластиковый пакет с изображением британского флага, так что казалось, будто она собиралась приветствовать кого-то из членов королевской семьи.

Следуя полученным инструкциям, Лора помогла Мэй купить билет до Труро и обратно и посадила ее в поезд.

– Удачи, Мэй.

– Большое спасибо, дорогая.

Лора вернулась в Тременхир, снова поставила машину в гараж. Друзилла и ее малыш уже исчезли, спрятавшись от жары в прохладе своего домика. Войдя на кухню, Лора увидела, что Джеральд, тоже устав возиться под палящим солнцем, сидит за кухонным столом, пьет пиво и читает «Таймс». Ева суетилась вокруг него, накрывала стол к обеду.

– Лора, ангел мой! – воскликнула она, когда Лора появилась в открытых дверях. – Ну что, проводила?

– Да. – Лора выдвинула стул и села лицом к развернутой газете Джеральда. – Не сварится она в своей шапке-то?

– Да уж. Таскаться по Труро в такую жару, да еще с чехлом для чайника на голове… К тому же сегодня базарный день. Давай лучше не будем об этом. Я уже махнула на это рукой.

Джеральд свернул «Таймс» и отложил газету.

– Давайте-ка налью вам чего-нибудь. – Он поднялся из-за стола и подошел к холодильнику. – Есть пиво, апельсиновый сок…

Женщины выбрали сок. Ева сняла передник, провела рукой по своим коротким серебристым волосам и тяжело опустилась на стул во главе длинного выскобленного стола.

– В котором часу она вернется? Я про Мэй.

– Примерно в семь. Кому-то придется ехать за ней на вокзал. Это мы позже обсудим. Итак, чем займемся сегодня? От жары мозги пухнут, даже думать не хочется… О, спасибо, дорогой. Какая красота!

В высоких бокалах колыхался лед.

– За меня не беспокойтесь, – сказала Лора. – Я просто посижу в саду.

– Пожалуй, можно бы съездить на пляж. – Ева тронула за руку сидящего рядом Джеральда. – А у тебя какие планы, дорогой?

– Я устрою себе сиесту. Склоню голову на пару часов. Потом, когда станет прохладнее, может быть, повыпалываю сорняки. А то по краям газона уже джунгли.

– Не хочешь поехать с нами на пляж?

– Ты же знаешь, я никогда не хожу на пляж в июле и августе. Мне не нравится, когда меня забрасывают песком, я не хочу глохнуть от транзисторов и дуреть от запаха противозагарного крема.

– Ну, может…

– Ева, – перебил ее Джеральд, – сейчас слишком жарко, чтобы строить какие-то планы. Давай пообедаем, а потом решим, что делать.

Ева поставила на стол холодный окорок, хрустящий хлеб, сливочное масло и блюдо с помидорами. Пока они лакомились этой вкуснятиной, тишину знойного дня за распахнутыми дверями нарушил рокот машины, которая въехала в ворота, затем через арку во двор и остановилась. Глухо хлопнула дверца. Ева положила вилку и прислушалась, обратив взгляд на дверь. Кто-то прошел по гравию, потом по выложенной плитами дорожке. На залитый солнцем участок кухонного пола легла тень.

– Всем привет.

Ева улыбнулась.

– Дорогой, ты вернулся. – Она подняла голову, подставляя для поцелуя лицо. – Все это время был в Бристоле?

– Утром приехал. Привет, Джеральд.

– Привет, старина.

– А это, – прибывший посмотрел на Лору, – это, должно быть, Алекова Лора.

Когда он сказал так – Алекова Лора – ее робость и смущение мгновенно куда-то испарились. Он протянул руку, она вложила в нее свою ладонь и улыбнулась, глядя ему в лицо.

Ее взору предстал высокий парень, хотя и не такой рослый, как Джеральд или Алек. Широкоплечий, загорелый, с грубоватыми мальчишескими чертами, глаза материнские, ярко-голубые, как цветки вероники, волосы густые, белокурые. На нем были холщовые брюки с вытертыми коленками и рубашка в сине-голубую клетку. На руке – массивные часы, на шее – золотой медальон на тонкой серебряной цепочке, видневшийся в вырезе полурасстегнутой рубашки.

– Здравствуйте, – официально поприветствовали они друг друга в один голос.

Это прозвучало так нелепо, что Ивэн рассмеялся. Улыбка у него была широкая, искренняя и обезоруживающая, как у матери. «Вот оно, его знаменитое обаяние, – подумала Лора, – причина его постоянных бед».

– Ты обедал? – спросил Джеральд.

Ивэн выпустил руку Лоры и повернулся к отчиму:

– Вообще-то, нет. Для меня найдется порция?

– И не одна, – заверила его мать.

Она встала из-за стола, чтобы принести для сына тарелку, бокал, ножи и вилки.

– Где Мэй? Ах да, сегодня ж среда. День Труро. Она загнется на этой жаре, помяните мое слово.

– Как съездил в Бристоль? – осведомился Джеральд.

– Очень удачно. – Ивэн подошел к холодильнику и, вернувшись к столу с банкой пива, сел рядом с Лорой. Ева положила перед ним приборы. Он открыл банку и налил пиво в бокал аккуратно, не создавая пенной шапки. – Мы получили два заказа от одного большого магазина и предварительный заказ еще от одного. Директор в отпуске, а его зам не хотел связывать себя обязательствами. Поэтому пришлось задержаться.

– Это же здорово, дорогой. Мэти, наверное, вне себя от радости.

– Да, это обнадеживает.

Подавшись вперед, Ивэн отрезал себе большой кусок хлеба. Руки у него были изящные, сильные и уверенные; ладони с тыльной стороны и предплечья покрыты обесцвеченными солнцем волосками.

– Где вы ночевали в Бристоле? – спросила Ева.

– В одном пабе, который посоветовал Мэти.

– На автостраде движение интенсивное?

– Да ничего, как обычно в середине недели. – Ивэн взял помидор и принялся его нарезать. Обращаясь к Лоре, сказал: – Ты привезла с собой хорошую погоду. Я слушал прогноз по радио. Обещают еще несколько жарких деньков. Как Алек?

– У него все хорошо, спасибо.

– Жаль, что я его не застал. Хотя ничего страшного. Он ведь за тобой приедет? Вот тогда наконец и повидаемся.

– Приходи к нам на ужин, – пригласила сына Ева. – Мы с Лорой решили, что как-нибудь вечером все вместе пойдем ужинать куда-нибудь в ужасно дорогое и роскошное заведение. И Сильвию с собой позовем.

– Она будет в восторге, – заметил Ивэн. – Чтоб у столика метрдотель, в перерывах между блюдами фокстрот.

– А платить кто будет? – спросил Джеральд.

– Ты, конечно, дорогой.

Джеральд, как и ожидала Ева, ничуть не возмутился.

– Очень хорошо. Только не забудь заранее заказать столик. И не в том ресторане, где нам подали тухлые креветки с чесноком. Я потом несколько дней мучился.

Ивэн сварил кофе.

– Что будете делать сегодня после обеда?

– Хороший вопрос, – отозвался Джеральд.

– Джеральд намерен прикорнуть. Говорит, что не поедет с нами на пляж.

– А вы собираетесь на пляж?

– Еще не решили. – Ева глотнула кофе. – А ты? На фабрику, наверное, поедешь?

– Нет, нужно смотаться в Лэндрок. Мистер Коулсхилл приобрел старинную мебель из сосны – распродажа была в каком-то особняке. Он предоставил нам право первого выбора. Так что если я сегодня не появлюсь, то дилеры быстро ее оприходуют.

Ева снова поднесла ко рту чашку с кофе.

– Может, Лору с собой возьмешь? – предложила она. – Дорога красивая, и ей, возможно, понравится копаться в антиквариате.

– Конечно, – сразу согласился Ивэн. Он повернулся к Лоре. – Поедешь со мной?

Это неожиданное предложение застало Лору врасплох.

– Э… Да. Только зря вы беспокоитесь из-за меня.

Ева с сыном рассмеялись.

– Мы не беспокоимся, – заверила ее Ева, – и ехать тебя никто не заставляет, если ты предпочитаешь отдохнуть. Но тебе это может понравиться. В лавке той полно фарфора и прочего пыльного старья. Интересно покопаться.

Антикварные магазины Лоре нравились почти так же, как книжные.

– Пожалуй, поеду… Ты не будешь против, если я возьму с собой свою собачку?

– Ничуть. Если, конечно, это не датский дог, которого укачивает в дороге.

– Нет, это чудная маленькая такса, – сказала Ева. – Но я думаю, ее лучше оставить здесь со мной. Пусть бегает в саду.

– Тогда решено. – Ивэн отодвинул свой стул. – Едем в Лэндрок. А на обратном пути, может быть, остановимся на пляже Гвенвоу, искупаемся.

– Я была там два дня назад, – доложила ему мать. – Сейчас как раз отлив, купаться в самый раз.

– Как ты на это смотришь, Лора?

– Положительно.

– Отправляемся через пятнадцать минут. Мне нужно сделать пару звонков… И не забудь свои купальные принадлежности.

Как Лора и предполагала, Ивэн ездил в купе с открытым верхом, и дувший им в спину ветер постоянно швырял ей волосы на лицо. Она пыталась убирать их назад, но это было бесполезное занятие, поэтому Ивэн извлек откуда-то старый шелковый шарф, которым она и подвязала волосы. Интересно, много ли его подружек пользовались этим шарфом?

С милю они мчались на всех парах по центральной автостраде, а потом свернули в лабиринт петляющих узких дорог с крутыми поворотами, обрамленных с боков высокой живой изгородью, и Ивэн, не желая испытывать судьбу, сбавил скорость. Они мирно ехали, время от времени минуя небольшие деревни и одинокие фермы, где пахло навозом и благоухали сады, засаженные яркими цветами. Живая изгородь пестрела фиолетовыми и темно-розовыми цветками фуксии, в канавах желтели лютики и торчали высокие кремовые стебли бутеня.

– Здесь так спокойно, – сказала Лора.

– Можно было поехать по центральной дороге, но я в Лэндрок всегда езжу этим путем.

– Зачем вам старая мебель, если вы производите новую?

– Мы занимаемся и тем и другим. Когда я познакомился с Мэти, он занимался обработкой сосновой древесины. У него был свой бизнес, небольшой, но вполне успешный, недостатка в материалах он не испытывал. Но потом сосна неожиданно вошла в моду, и все лондонские дилеры принялись скупать все, что могли. Поставки древесины сократились.

– И как он поступил?

– А он ничего не мог поделать. У него не было средств на то, чтобы перебить их цены, и через какое-то время он уже был не в состоянии обеспечивать продукцией собственных клиентов. Вот тогда я и появился, год назад. Мы познакомились в пабе, за кружкой пива он поделился со мной своими неприятностями. Мэти мне понравился, он хороший парень, и на следующий день я зашел к нему в мастерскую, увидел стулья и стол, которые он изготовил сам. Я спросил, почему он не наладил собственное производство мебели. Он объяснил, что у него нет капитала на покупку оборудования, что он не потянет накладные расходы. Мы стали компаньонами. Я финансировал, Мэти обеспечивал производство. Несколько месяцев мы едва сводили концы с концами, но теперь появилась надежда. Думаю, скоро мы начнем получать прибыль.

– А я думала, ты архитектор.

– Архитектор. Работал в этой области несколько лет, в Челтнеме, представь себе. А когда поселился здесь, понял, что на всех архитекторов работы просто не хватает. Нет спроса на людей моей профессии. А разработка дизайна мебели не сильно отличается от проектирования зданий, да и мне всегда нравилось работать руками.

– Ты здесь навсегда поселился?

– Хотелось бы. Главное – не провиниться перед Джеральдом, а то он вышвырнет меня из Тременхира. Ты ведь впервые в этих краях? Ну и как тебе?

– Просто рай.

– Это ты сейчас так говоришь, потому что погода отличная. А вот подожди, как ветры начнут свирепствовать да дожди зарядят… Кажется, все, конец света.

– Мне немного боязно было ехать сюда, – призналась Лора. У нее это получилось само собой, потому что с Ивэном общаться было легко. – Думала, как же я буду тут одна, у чужих людей, которых вижу первый раз в жизни. Пусть даже они родственники Алека. Но врач сказала, что в Шотландию мне нельзя, а больше мне было некуда податься.

– Как? – изумился Ивэн. – У тебя нет своих родных?

– Нет. Ни единой души.

– Даже не знаю, завидовать тебе или сокрушаться. Но ты не переживай. Забота о ближних – любимейшее занятие моей матери. Джеральд время от времени топает ногой, но она не унимается. Он ворчит, что она превратила дом в паршивую общину. Правда, свое раздражение по поводу всех нас, приживал, он изливает только тогда, когда ему кажется, что у Евы утомленный вид. Ты уже познакомилась с Друзиллой?

– Да.

– А с чертенком Джошуа? Появление Друзиллы в Тременхире – это, боюсь, моя вина.

– А кто она такая?

– Понятия не имею. Она появилась в Ланьоне год назад с младенцем Джошуа и парнем по имени Кев. Полагаю, он и есть отец Джошуа. Он всем представлялся художником, но картины писал такие ужасные, что никто даже в минуты безумия не подумал бы дать за них хорошие деньги. Они жили в маленьком домике на вересковой пустоши, а потом однажды вечером, девять месяцев спустя, Друзилла объявилась в пабе: на спине рюкзак, футляр с флейтой, малыш в картонной коробке из-под продуктов. Молва гласила, что Кев бросил ее и удрал в Лондон к другой женщине.

– Вот мерзавец.

– О, она к этому отнеслась философски. Особо даже не возмущалась. Но она была сломлена, да еще оказалась без крыши над головой. В тот вечер в пабе был Мэти, он пожалел ее и, когда паб закрылся, привел ее домой к своей жене. Они заботились о ней пару дней, но сразу было ясно, что на долгое время они не смогут оставить ее у себя. Я переговорил с Джеральдом, и она поселилась в домике в Тременхире. И по-моему, она неплохо тут устроилась.

– А вообще, откуда она?

– Кажется, из Хаддерсфилда. Я мало что о ней знаю. Можно сказать, вообще ничего. За исключением того, что она профессиональный музыкант. По-моему, когда-то играла в оркестре. Ты услышишь, как она занимается на флейте. Великолепно играет.

– Сколько ей лет?

– Не знаю. Лет двадцать пять.

– А на что она живет?

– Очевидно, на пособие.

– И что же с ней будет? – не унималась Лора.

Эта другая жизнь, совершенно ей незнакомая, вызывала у нее глубокий интерес. Она даже подумать не могла, что так можно жить.

– Тоже не знаю. Здесь не принято задавать подобные вопросы. Но за Друзиллу ты не бойся. Они с Джошуа нигде не пропадут.

Пока они беседовали, рельеф изменился, дорога поползла вверх. Теперь она пролегала по открытой местности, по осушенным болотам, где не было высокой растительности. Вдали виднелись покатые холмы, которые тут и там венчали машинные здания заброшенных оловянных рудников, торчавшие на фоне неба, словно зубья.

Они доехали до указателя на Лэндрок, а мгновением позже въехали в само селение, не такое живописное, как те, что встречались им на пути, – просто несколько рядов стандартных унылых каменных домиков, возведенных вокруг перекрестка. На его четырех углах стояли паб, газетный киоск, почта и длинное неопрятное здание, возможно когда-то служившее амбаром. Маленькие грязные окна были заставлены привлекательными старинными вещицами, на двери – вывеска: «У. М. Коулсхилл. Подержанная мебель. Старинные украшения. Антиквариат».

Ивэн затормозил у обочины. Они вышли из машины. Здесь, на холме, было прохладнее, свежее. Вокруг, казалось, ни души. Они вошли в магазин, спустились на ступеньку. В помещении было градусов на десять холоднее, пахло сыростью, гнилью, затхлостью старой мебели и восковой политурой. Потребовалось какое-то время, чтобы глаза после яркого дневного света привыкли к мглистому полумраку. Они остановились у входа, из глубины магазина донесся шорох. Из темноты выступила фигура старика в обвислом кардигане, осторожно пробиравшегося между горами наваленной мебели. Он снял очки, чтобы лучше видеть вошедших.