Текст книги "Рассвет судьбы"

ГЛАВА 2

Теплый ветер дул прямо в лицо Тому Саксу и доносил до него запах Тихого океана. Как приятно нежиться под лучами солнца после изнурительного путешествия через Сьерру-Неваду. Кто бы мог подумать, что здесь – лето. Наверху, в горах, ночами все еще холодно, а кое-где лежит снег, который, возможно, вообще никогда не тает, и с каждой зимой его становится все больше. А тот снег, который все же растаял, потоками живительной влаги устремляется в зеленые долины, превращая их в цветущий рай для фермеров и владельцев ранчо.

Том смотрел сейчас на одну из таких долин, простиравшуюся перед ним во всей своей красе. Он всей грудью вдохнул в себя воздух, напоенный сладким ароматом. Вот она, Калифорния! Оказывается, она еще красивее, чем он думал.

Возможно, здесь он начнет новую жизнь. Боль от утраты его возлюбленной Бесс постепенно затихает. Неужели с тех пор прошло уже десять лет? Техас и все, что связано с ним, должны остаться в прошлом.

Том поправил шляпу, продолжая любоваться великолепной панорамой. Как и его отец, Том внешне выглядел как индеец, но никогда не жил жизнью настоящих индейцев. От отца он унаследовал высокий рост и крепкое телосложение, и была в нем та мужественная красота, которая так привлекает к себе женщин. Его кожа приятного светло-кофейного оттенка, его блестящие длинные черные волосы, его широко поставленные глаза – все притягивало к себе взоры, но горечь и боль переполняли его душу, не давая ей раскрыться навстречу радостям жизни.

Но нельзя жить одним прошлым. Ему уже тридцать три года, а он все еще никак не может обосноваться на одном месте. Последние пять лет он жил с отцом, помогая семье встать на ноги после выселения из Техаса. Теперь пора устраиваться самому. Благодаря отцу он разбирался в лошадях и вполне мог работать на ранчо. Его взгляд заскользил по выгону с густой изумрудной травой, на которой паслись великолепные лошади. Они были золотыми, как калифорнийское солнце.

Ему нравились эти лошади. И ему нравилась Калифорния. Здесь можно было бы чертовски хорошо жить. Пока здесь живут в основном испанцы и мексиканцы, но, возможно, недалек тот день, когда сюда хлынут янки. Война с Мексикой еще не закончена, и Том знал, что землю, которую американцы не смогут купить у мексиканцев, они возьмут силой, как взяли силой землю его отца в Техасе.

Он направил своего коня к выгону. Возможно, на этом огромном ранчо для него найдется работа. Сколько здесь земли! Эти просторы напоминали ему Техас, но здесь было гораздо больше зелени.

Том спрыгнул с коня и снял куртку из оленьей кожи. Сейчас она ему не нужна. Ему захотелось раздеться до пояса и подставить кожу ласковым лучам солнца. Наверное, в нем заговорила индейская кровь, но все же человеку, который находится в незнакомом месте и ищет работу, лучше быть одетым.

Том опять вскочил в седло, расстегнул ворот голубой ситцевой рубашки, поправил шляпу и пустил коня рысью.

* * *

Калеб вбил последний гвоздь в крышку ящика с одеждой. Он сам делал эти ящики и выстилал их внутри оленьей кожей, обращая особое внимание на швы, чтобы в случае дождя одежда осталась сухой.

Ведь Сара потратила столько сил, чтобы сшить ее, а небрежная упаковка может все испортить.

Он был недоволен тем, что ради денег Саре приходилось заниматься шитьем. Он беспокоился о ней. Слишком часто на нее накатывалась слабость, а предсказания Белого Коня, которые он сделал два месяца назад, только усиливали тревогу Калеба.

Неужели всю жизнь ему придется терять тех, кого он больше всего любит? Ведь Саре, с ее слабым здоровьем, так трудно переносить тяготы здешней жизни. Да, в Техасе тоже были трудности, но только вначале. Там ему все же удалось обеспечить Саре жизнь, которую она заслуживает.

Сейчас жизнь превратилась опять в борьбу за существование. О себе он не думал, но мысль о том, что Саре приходилось так много работать, разрывала на части его душу. Он не мог отговорить жену; Сара настаивала на том, чтобы он отвозил одежду в форт Бент и продавал ее торговцам, направляющимся в Санта-Фе.

Калеб знал, что если бы он был белым, жизнь оказалась бы для них намного легче. Из-за его индейского происхождения их вынудили покинуть Техас, его индейскую кровь так ненавидел отец Сары, из-за нее их разлучили на долгие годы. И все же он никогда не стыдился того, что он индеец. Он гордился этим и хотел, чтобы его дети тоже гордились тем, что в их жилах течет индейская кровь.

Но один из его детей не разделял эту гордость. Воспоминания Джеймса о Техасе оставили в его душе глубокие шрамы. Калеб сердцем чувствовал, что Джеймс не рад тому, что его отец – индеец. Он никак не мог сблизиться со своим собственным сыном. Маленьким ребенком Джеймс был неразлучен с Кейлом, но сейчас их пути разошлись. Кейл, гордый своим индейским происхождением, все время проводил дни с шайенами, а Джеймс все больше замыкался в себе.

– Вот еще несколько вещичек, Калеб, – сказала Сара и стала помогать ему укладывать второй ящик.

Он посмотрел на нее.

– Ты сегодня красива как никогда, – искренне вырвалось у него.

Действительно, для него она всегда была прекрасна, как та цветущая юная девушка, которая когда-то заставляла его сердце биться быстрее. И сейчас его сердце ускоряет свой ритм, когда ночью ее округлые груди прижимаются к его обнаженному телу.

Он улыбнулся, увидев, как вспыхнули ее щеки.

– Удивительно, что я все еще кажусь красивой, – проговорила она.

Он обнял жену за плечи.

– Мы вернемся завтра.

Их губы слились в поцелуе. Всего несколько часов назад они занимались любовью, а он опять страстно желал ее.

– И мы с тобой продолжим то, чем занимались ночью, – добавил он, целуя ее шею.

– Калеб! – шутливо запротестовала она.

Он еще крепче сжал жену в объятиях, слегка отрывая ее ноги от пола, и Сара рассмеялась. Потом внимательно посмотрела на мужа.

– Пожалуйста, не слишком расстраивайся из-за того, что Джеймс недоволен тем, что ему приходится ехать вместе с тобой в форт.

Сара инстинктивно хотела сгладить острые углы между отцом и сыном. Калеб выдохнул и немного ослабил свои объятия.

– Теперь, когда Том уехал, я должен оставлять здесь Джеймса, чтобы в случае чего он смог защитить тебя и Линду. Кейл и Джеймс знают, что или оба, или кто-то один из них должен ехать со мной в форт. Смешно, но теперь, когда Кейл постоянно носится по округе с шайенами, Джеймс жалуется на то, что поблизости нет ни одного белого мальчика, с кем бы он мог играть.

Сара нежно прижалась к нему. Она понимала, какую боль причиняет Калебу то, что его сын, не скрываясь, стыдится своего происхождения.

– Нельзя заставить человека чувствовать то, что чувствуешь ты, Калеб, – попыталась она утешить мужа.

Как ей хотелось, чтобы отец с сыном нашли общий язык! Она молилась об этом каждый божий день.

– Он сейчас как раз в таком возрасте, когда начинают многое переосмысливать, ставить под сомнение… Он хочет постичь все сам, только сам. Не мешай ему в этом.

Калеб опять глубоко выдохнул.

– В настоящий момент я больше беспокоюсь о тебе, – он взглянул на повозку с ящиками, потом снова посмотрел на жену. – Мне не по себе от того, что тебе постоянно приходится шить одежду. Да, за нее дают хорошие деньги, но как только у меня будет табун лошадей…

– Калеб, мы ведь уже обо всем договорились! – Она развязала передник. – Все будет хорошо. Ты продашь одежду, оленьи шкуры и нескольких самых лучших лошадей. И Джеймс поедет с тобой, хочет он того или нет. Я тут написала список того, что нам нужно. А это список Линды. Пойдем, тебе надо поесть перед отъездом.

Калеб беспрекословно подчинился, удивляясь тому, какую власть жена имеет над ним. Он, такой огромный и сильный, убивавший людей в сражениях, идет за ней, словно бычок на веревочке. Он вспомнил детские годы, когда маленькая девочка по имени Сара учила его английскому языку и хорошим манерам. При этом она частенько поругивала его и всячески командовала им.

– Отец, ты не видел Кейла? Калеб повернулся к Линде.

– Разве он не в конюшне?

– Нет. О, отец, думаю, он уже ускакал в форт.

Боюсь, что он когда-нибудь останется с шайенами навсегда.

Калеб улыбнулся.

– Это не так уж и плохо. Он должен испытать себя и решить, с кем он.

В голубых глазах Линды отразилась тревога. Линда Сакс Парнэлл пошла в отца – высокая, стройная, с темной кожей и ярко-голубыми глазами. Перед ее красотой не смог устоять Джесс Парнэлл, когда встретил ее в Техасе, но ему потребовалось несколько лет, чтобы преодолеть ее сопротивление и заставить полюбить вновь. Во многом ему помогло его обаяние, приятная внешность, сила и добрый нрав.

– Придет день, и я потеряю его навсегда, – печально произнесла она. – Каждый раз, когда он уходит из дома, я боюсь, что вижу его в последний раз.

– Мне кажется, тебе лучше пойти и помочь матери приготовить завтрак, а не волноваться понапрасну, – попытался успокоить дочь Калеб. – Скоро я буду в форте, найду там Кейла и задам ему хорошую трепку. А кто же тогда в конюшне, если не он? Джеймс?

– Да. И Джон с ними. Забавно смотреть, как он старается помочь своими крохотными ручонками.

– Он хороший мальчонка, Линда. Я горжусь своими внуками. Они оба будут прекрасными мужчинами.

Линда встретилась с ним взглядом.

– И Джеймс тоже, отец. Он выберет свой путь. Я знаю, его поведение раздражает тебя, но будь с ним терпелив. Он найдет свое место в жизни. Знаешь, он тебя очень любит. Он почти боготворит тебя и думает, что ты не одобряешь его, потому что он не индеец, как Кейл.

Калеб пытливо взглянул на дочь.

– Он тебе это говорил?

– Однажды. Он выразился по-другому, но я уловила смысл.

– Нелепость какая! Он же мой сын! Он волен поступать, как ему вздумается, лишь бы это не причиняло боль другим людям. – Он сокрушенно покачал головой. – Как можно любить человека и не иметь с ним ничего общего. А что, мое раздражение очень заметно?

– Только в последнее время. Я знаю, ты очень расстроился из-за Плясуньи, но не стоит из-за этого злиться на Джеймса.

Калеб грустно улыбнулся.

– Вообще-то считается, что отец должен давать советы дочери, а не наоборот.

Линда усмехнулась, но улыбка быстро исчезла с ее лица.

– Отец, можно у тебя спросить?

Он скрестил руки на груди и нахмурился.

– Спрашивай, но это не значит, что я отвечу. Она пристально посмотрела ему в глаза.

– Что было нужно тем индейцам? Джесс сказал мне, что ты говорил с ними и очень расстроился. Джесс думает, что ты огорчился из-за болезней среди шайенов. – Линда тряхнула головой. Она гордилась тем, что лучше всех понимала отца, иногда даже лучше, чем Сара. – Думаю, ты что-то скрываешь.

Он глубоко вздохнул.

– Прошло уже больше двух месяцев. Почему ты только теперь об этом спрашиваешь?

Она пожала плечами.

– Потому что я знаю – ты не стал бы ничего рассказывать, если бы я спросила слишком рано.

– Я и теперь ничего не скажу. Это слишком личное.

– Неужели все так плохо? Он улыбнулся.

– Нет. Просто грустно. И не говори об этом в присутствии матери. Я не рассказывал ей об этом и просил Джесса молчать.

– Я знаю. – Она испытующе посмотрела на отца. – Однажды ты опять уйдешь к ним, да? Ты вернешься. Ты хочешь умереть индейцем.

– Я всегда был индейцем.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

В его глазах промелькнуло легкое раздражение.

– Да, знаю. И, возможно, ты права.

– Не возможно, а права. – Ее глаза наполнились слезами. – И ты, и Кейл. Я не могу винить сына за то, что он стремится к жизни. Он восхищается тобой. И так тебя любит.

– Я знаю. И я люблю его, даже тогда, когда он убегает, вместо того, чтобы помочь мне. Я его высеку.

Линда засмеялась.

– Он слишком большой для этого. Ему нет и двенадцати, а он выглядит на все шестнадцать.

Калеб ухмыльнулся.

– Я тоже был таким.

– Могу себе представить. – Линда направилась к конюшне. – Пойду приведу этих работяг к завтраку.

В приоткрытую дверь конюшни было видно, как Джеймс с Джоном, смеясь и толкая друг друга, прыгают на сене.

«Возможно, я все усложняю, – подумал Калеб, – и с Джеймсом все образуется. По крайней мере, сейчас он выглядит вполне счастливым, хотя, наверное, неохотно поедет в форт, где Кейл уже играет с шайенами в индейские игры».

* * *

Гасиенда оказалась даже больше, чем Том предполагал. Ему преградили дорогу несколько мексиканцев с ружьями, и у него хватило ума не вытащить свой пистолет. Том был знаком с порядками на здешних ранчо. Незнакомцам здесь не доверяли. Никто не должен был без разрешения вторгаться на территорию гасиенды и приближаться к дому владельца.

В сопровождении мексиканцев, которые вели себя достаточно вежливо, Том подъехал к дому Антонио Гальвеса, который и был хозяином всего этого богатства. Один из провожатых поехал вперед, чтобы доложить о непрошеном госте.

Том внимательно оглядывал все вокруг. Да, сколько земли, лошадей и людей! Это огромное состояние. Тот, кто этим владеет, – очень богатый человек. Том был рад тому, что знает испанский и знаком с привычками мексиканцев. Этому его научили годы, проведенные в мексиканской тюрьме.

Из небольших построек выглядывали молодые женщины, видимо, жены и дочери тех, кто работает на ранчо. Том заметил несколько индейских лиц, но не стал разглядывать женщин, даже тех, чьи глаза призывно смотрели на красивого мужчину. Ведь любая из них могла оказаться женой или дочерью его провожатых. В его положении нет смысла проявлять дерзость.

– Сеньору Гальвесу вообще-то больше не нужны люди, – сказал Тому один из мексиканцев – самоуверенный молодой человек, сразу чем-то ему не понравившийся.

Том решил: если хозяин ему тоже не понравится, то он просто двинется дальше.

– Зачем же тогда вы ведете меня к нему?

– Потому что ты попросил об этом. Я командую этими людьми, но все решения принимает хозяин. Он и только он нанимает и увольняет людей. Как твое имя?

– Меня зовут Том Сакс. А тебя? Красавец холодно взглянул на Тома.

– Эмануэль Идальго.

Он смерил Тома взглядом.

– Ты не похож на настоящего мексиканца.

– Я не мексиканец. Я на три четверти индеец. Моя мать из племени шайенов, а мой отец – наполовину индеец.

Идальго выгнул дугой бровь.

– Если ты ищешь работу, то ты не туда попал. Сеньор Гальвес использует индейцев только как рабов. Он хорошо с ними обращается. У них есть дома и еда, но они не получают денег и являются собственностью сеньора Гальвеса.

Том с достоинством выпрямился.

– Я никогда не был чьей-то собственностью и не буду.

Идальго усмехнулся.

– Посмотрим.

Том нахмурился и решил переменить тему. – Кстати, где, черт возьми, я нахожусь? Я знаю, что в Калифорнии, но где именно?

– В долине Сакраменто, сеньор, недалеко от Сономы. Это северная часть Калифорнии.

Они подошли совсем близко к дому, и тут Том увидел темноглазую девушку, наблюдавшую за ним с веранды. Она была совсем молоденькая. Ее красота поразила Тома в самое сердце. Он не мог отвести взгляд от больших красивых глаз девушки, от ее блестящих темных волос, каскадом кудрей спускавшихся до самой талии. Прелестное желтое платье выгодно подчеркивало ее высокую грудь и изящную фигурку.

– Осторожней, сеньор, иначе хозяин пристрелит тебя, – сказал Идальго. – Это его дочь, и он не спускает с нее глаз. Ее мать умерла, и у нее нет ни братьев, ни сестер. И она не для индейца.

Тому не понравились его слова.

– Думаю, что ее отец сам решит, кто достоин его дочери, а кто нет, – раздраженно заметил он. – А как ее зовут?

Идальго предостерегающе взглянул на него.

– Это донна Хуанита Розанна Гальвес де Сонома. Ей пятнадцать, и скоро она будет в том возрасте, когда ей можно выходить замуж. И тогда она выйдет за меня, Эмануэля Идальго.

Брови Тома удивленно поползли вверх.

– Ты уже просил ее руки, и она приняла твое предложение?

Мексиканец нахмурился.

– Нет. Я просто говорю тебе, как все будет. И нечего заглядываться на нее.

Том улыбнулся.

– Думаю, что все зависит от хозяина.

Они остановились перед домом, и Идальго бросил через плечо всем остальным:

– Вы все можете идти. Я остаюсь до тех пор, пока сеньор Гальвес не решит, как поступить с этим индейцем. Возвращайтесь на свои места.

Помощники удалились, украдкой бросая взгляды на Хуаниту. Том тоже стал смотреть на нее, не заботясь о предостережении Идальго. Возможно, тот только хвастается и много о себе воображает. Вряд ли он порядочный человек. Такой красавице нужен муж, который будет бережно лелеять ее.

Он знал порядки этих людей. Девушка – невинна. И останется такой до свадьбы, а выйдет только за того, кого одобрит ее отец. Внезапно Том поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы ее мужем был кто-то вроде Эмануэля Идальго. Ему была неприятна сама мысль о том, что Идальго будет тем, кто сделает из нее женщину. Том решил во что бы то ни стало добиться здесь работы, но не в качестве раба, а за деньги.

Из дома вышел коренастый смуглый человек и первым делом прикрикнул на дочь, недовольный тем, что она так открыто разглядывает незнакомца. Девушка улыбнулась Тому и быстро исчезла внутри дома. Том подумал, что в такую жару под платьем у нее, наверное, ничего нет, но тут же укорил себя за подобные мысли. И переключил все свое внимание на ее отца.

– Вы и есть Антонио Гальвес?

– Да. И что же ты хочешь?

– Он ищет работу на ранчо, – встрял в разговор Идальго. – Но он индеец, хозяин. Я сказал ему, что вы не нанимаете индейцев за плату.

Гальвес бросил на него раздраженный взгляд.

– Я нанимаю тех, кто того стоит, и неважно, индеец это, мексиканец или белый, – холодно бросил хозяин.

Том едва удержался от улыбки, видя, как это не понравилось Идальго.

– Меня зовут Том Сакс, сеньор. Думаю, я стою того, чтобы мне платили. Я вырос на ранчо отца в Техасе. У нас была тысяча акров земли и превосходные лошади. Мой отец и сейчас занимается лошадьми, но не в Техасе, а в Колорадо. Я знаю лошадей и умею объезжать диких мустангов. Могу ездить на аукционы, чтобы помочь выбрать самых лучших кобыл и жеребцов. Знаю, как лечить больных и раненых лошадей и как принять роды у кобылы.

Гальвес слушал его, кивая.

– Техас? Наверное, помогал отбирать Техас у мексиканцев?

– Не думаю, что Техас отобрали. Я там вырос и любил эту землю. Мы дружили с мексиканцами, но они не помогли нам в борьбе против команчей и преступников. Нам самим пришлось защищать то, что принадлежало нам по праву – дом, землю, семью. Меня захватили в плен, и я несколько лет провел в мексиканской тюрьме. Когда меня выпустили, богатый мексиканец, вроде вас, дал мне работу и был добр ко мне. Вот тогда я и понял, что война шла не между народами, а между политиками. Когда американцы отвоевали Техас, его независимость обернулась против моего отца, поскольку он – индеец. Мы вынуждены были переехать. В Техасе у меня была жена, но она умерла. Теперь у меня нет ни дома, ни семьи, у меня нет ненависти к мексиканцам. На войне человек часто не знает, за что он сражается.

Гальвес опять закивал головой.

– Я вижу, что ты разумный молодой человек. Мне нравится, как ты рассуждаешь. Чувствуется, что ты говоришь правду.

Он оглядел Тома с ног до головы, про себя восхищаясь крепким сложением и гордой красотой индейца. Антонио Гальвес разбирался в людях, и этот парень ему понравился.

– Ты заявил, что разбираешься в лошадях?

– Сколько себя помню, я имел дело с лошадьми, сеньор. Я приехал в Калифорнию, чтобы забыть прошлое и начать новую жизнь. Пока я не решу, что делать, мне необходима работа. Как только я увидел вашу гасиенду, то сразу подумал, что здесь не помешают лишние руки.

Гальвес подергал себя за ус.

– Эмануэль был прав, когда сказал, что большинство моих индейцев находятся на положении рабов. Но они не такие, как ты. Мне нравится, как ты говоришь, как сидишь на лошади. Что за прекрасный конь!

– Он один из тех, кого вырастил мой отец. А как я уже говорил, мой отец отбирает самых лучших. Но я буду работать только за плату, если нет, то я поеду искать работу в другом месте.

– Нет, – сказал Гальвес и обошел вокруг Тома и его коня, как бы изучая их обоих.

Том улучил момент, чтобы взглянуть на окно, где показалось личико молодой девушки, осторожно выглядывавшей из-за кружевной занавески. Девушка улыбнулась, и волна страсти захлестнула Тома. С каким наслаждением он обучил бы это юное создание премудростям любви, сколько радости постарался бы ей доставить. «О, опять эти мысли!» – упрекнул он себя.

– Я предлагаю тебе сделку, сеньор Сакс, – сказал наконец Гальвес, глядя прямо в глаза Тому. – Я заключил дружеское пари с соседом, владельцем ранчо Хулио Бакой. Пока никто из нас не выиграл. Если ты поможешь мне выиграть, то получишь здесь работу за приличную плату. Том нахмурился.

– А как я помогу вам выиграть? Гальвес улыбнулся.

– У меня есть черный жеребец, себе на уме, дикий, непредсказуемый. Ты понимаешь, о чем я?

Том понимающе кивнул.

– Я имел дело с подобными жеребцами. Идальго заерзал в седле, стараясь скрыть свое недовольство. Его взбесило то, что, похоже, Антонио Гальвесу понравился этот молодой индеец. От него не ускользнуло и то, что Хуанита не спускает глаз с красивого незнакомца. Да, если бы она была его женой, то дорого заплатила бы за это. Посмела бы она взглянуть на чужого мужчину. О, как он мечтает о том, чтобы стать первым мужчиной Хуаниты Гальвес.

– Жеребца поймали мои люди, – поведал Тому Гальвес. – Но Хулио заявил, что коня поймали на его территории. Мы пришли к соглашению, что тот, чей работник приручит жеребца, и будет владельцем животного. Пока ни один из моих людей не смог его обуздать. У Хулио та же история. Если сможешь усмирить коня, получишь работу.

Том радостно улыбнулся.

– Я принимаю вызов. Я приручу его. Гальвес хмыкнул.

– А не хочешь ли ты сначала взглянуть на него?

– Это не обязательно. Я принимаю вызов. Если я проиграю, то просто-напросто уеду отсюда.

– Эта земля, сеньор, называется «Лехо де Розас» – «Ложе роз». Куда бы ты ни поехал, везде найдешь цветущие дикие розы. Красивая земля, не правда ли?

– Красивее я еще не видел. – Том опять не смог удержаться, чтобы не взглянуть на Хуаниту. Она поняла, что слова предназначались ей, и смущенно отпрянула от окна. – Я бы хотел работать на этой земле. Я объезжу для вас жеребца. Если хотите, приведите всех своих людей. И сеньора Хулио. Время ограничено?

– Все нужно сделать за сорок восемь часов. Многие пытались, но только еще больше разозлили коня. Одного из моих людей он чуть не убил. Жеребец очень хитрый и своенравный. Может быть, ты хорошенько подумаешь?

Том покачал головой.

– Мне нечего думать об этом. Я сделаю все, как надо. Я учился у отца, а он знает толк в лошадях. Я приручу черного жеребца, и он будет одним из лучших в вашем табуне. Но если я это сделаю, то потребую такую же плату, как ваши опытные работники. Я стою того.

Брови Гальвеса взметнулись вверх.

– Ты не из тех, кто бросает слова на ветер. Это хорошо, Том Сакс. У меня здесь особый порядок, и ему нужно подчиняться, в частности, следует держаться подальше от моей дочери Хуаниты. Она очень юная. Если будешь выполнять все требования и делать свою работу, то получишь те же деньги, что и другие.

– Но сеньор Гальвес, он же индеец! – воскликнул Идальго, теряя контроль над собой.

Гальвес бросил на него испепеляющий взгляд.

– Я здесь принимаю решения, Эмануэль. Кажется, ты частенько забываешь об этом. – Он подбоченился. – И кроме того, если он не приручит коня, то вообще не получит работу. Судя по печальному опыту других, думаю, что у него ничего не получится с этим черным дьяволом. – Он улыбнулся Тому и опять взглянул на Идальго. – Дай ему койку и обращайся с ним хорошо. Я договорюсь обо всем с Хулио Бакой.

Идальго тронул своего коня.

– Следуй за мной, – процедил он сквозь зубы, обращаясь к Тому.

– Спасибо, сеньор Гальвес. Я вас не подведу!

– Посмотрим, – улыбнулся в ответ Гальвес. – Посмотрим.

Том последовал за Эмануэлем Идальго, размышляя о том, что следует опасаться этого человека. Он не из тех, кто в трудную минуту придет на помощь, и не из тех, с кем можно подружиться. Он из тех, кого следует остерегаться, и, похоже, первой его должна опасаться Хуанита Гальвес.