Текст книги "Песнь призраков и руин"

9. Малик

Гомон исступленной толпы напротив Храма Жизни был настолько оглушителен, что он едва расслышал вопрос жрицы: «Назови свое имя, сын мой».

Малик переступил с ноги на ногу. Магический «прилив» окончательно выветрился, на его месте осталось лишь изнеможение – такое сильное, что грозило поглотить все чувства.

Имя. Жрице Жизни нужно его имя.

– Ма… – начал он и осекся.

Отчасти по причине очередной вспышки речной лихорадки, отчасти из-за обострения жестокой вражды между кланами эшранцев нынче в Зиран не допускали и вряд ли стали бы допускать в обозримом будущем. Значит, если его настоящая личность раскроется, все предприятие, вся «охота» закончится, даже не начавшись. И кто тогда спасет Надю?

– А… Адиль. – Заикаясь, юноша в последний момент вспомнил имя, указанное в утерянных фальшивых документах. – Адиль Асфур.

Жрица просияла и снова обратилась к восторженной публике:

– Братья и сестры, возвысьте голоса! Восславим избранного Аданко победителя, Адиля Асфура!

Последний рев толпы вышел громче всех предыдущих – казалось, даже статую богини заставил дрогнуть.

Не успели стихнуть приветствия, как жрица пригласила подняться на постамент небольшую группу воинов в плащах темно-пурпурного цвета Жизненной Сигизии. Малик инстинктивно отпрянул, но жрица жестом остановила его.

– Прошу за ними, славный победитель Адиль.

Где же Лейла? Он не может уйти без нее. Парень всмотрелся в людское море, волновавшееся внизу, но обзор ему сразу перекрыли воины, обступившие Малика плотным строем. Затем они так быстро препроводили триумфатора с помоста, что, пытаясь не отставать, он чуть не запутался в собственных израненных долгими странствиями ногах.

– Дорогу, дорогу! – зычно выкрикивали воины, однако в такой момент даже извержение вулкана, пожалуй, не могло бы утихомирить собравшихся. Публика, словно обезумев, сносила деревянные перегородки вдоль площади и улиц с такой легкостью, как будто те были сделаны из пергамента.

– Солнцестой афешийя, о победитель от Жизни! Афешийя!

– Благослови тебя небо, победитель, избранный Самой Аданко!

– Победитель Адиль! Адиль! К нам, сюда, к нам!

Какая-то женщина попыталась сунуть Малику в руки своего младенца, однако в ответ получила резкий удар тупым концом копья от одного из воинов. Ее тут же поглотил и унес поток людей, хлынувших в освободившийся проем. Все лица озаряло счастье, все взгляды светились благоговейным восхищением, и с каждым изъявлением восторга, с каждым благословением, срывавшимся с губ, яма тупого страха в утробе Малика все углублялась. Ошеломление уже прошло, но все еще приходилось сосредоточивать все внимание на том, чтобы ровно переставлять ноги: шаг-другой, шаг-другой… Руками с обеих сторон он инстинктивно шарил по воздуху в поисках сестер.

В общем, Малик готов был расплакаться от радости, когда впереди наконец замаячила цель их небольшого «похода» – серебристо-пурпурный паланкин со спиральными эмблемами Аданко по бокам. Охранники отдали победителю честь и распахнули перед ним дверцу этого транспортного средства. За ней обнаружился «салон», обитый темным эбеновым деревом, и множество весьма манящих – опять-таки пурпурных – подушечек.

– Пожалуйте сюда, победитель Адиль.

– Но как же моя сестра?!

Места в паланкине хватало только на одного. Как же Лейла потом найдет брата, если сейчас его унесут в этой вот штуке?

– Будьте любезны, победитель Адиль. Время не ждет.

Не обращая внимания на вялые протесты Малика, воины чуть не силой запихнули его внутрь и захлопнули дверцу. Несколько стражников тут же водрузили паланкин на плечи и тронулись в путь – у юноши едва осталось несколько секунд, чтобы сориентироваться на местности. Носильщики двигались с удивительной скоростью – пожалуй, не медленнее, чем песчаные баржи и фургоны, виденные им в Оджубае.

Последний раз в таком тесном пространстве Малику приходилось долго находиться, когда они с сестрами пересекали пустыню. И хотя роскошный интерьер паланкина нимало не походил на потрескавшееся нутро той деревянной повозки, юношу охватило то же чувство нарастающей тревоги: стенки словно сдавливали его. Малик притянул колени к груди и зажмурил глаза.

«Дышать. Ощущать момент. Твердо стоять на земле, – взмолился он к самому себе. – Дышать. Ощущать момент. Твердо стоять на земле».

Но сейчас даже мысленное возвращение к любимому лимонному дереву не принесло облегчения, не могло разрубить тугой узел в груди. Одно утешение – ни призраки, ни иные разновидности темного народца не показывались. Хвала Великой Матери…

Малик попробовал выглянуть в единственное окошко закрытого паланкина, но просветы в толстой решетке на нем были такие мелкие, что сквозь них ничего не удавалось разглядеть, кроме размытых цветов каменных стен. Интересно, Хаисса Сарахель и Карина выйдут приветствовать его во дворце? От этой мысли у новоиспеченного победителя мурашки побежали по спине. Может, удастся убить принцессу прямо сейчас, пока спираль этого безумия не унесла его боги знают куда?

А что, если стражники несут его и не во дворец вовсе? Что, если Жрица Жизни уже установила: никакой он не Адиль Асфур, и теперь его тащат на казнь за обман ее священной особы? Тогда Надя погибла.

Возникшее в памяти испуганное личико сестры придало Малику энергии – он завозился с замком запертой дверцы. Без толку, разумеется. Тогда юноша решил снова прибегнуть к магии.

Он попытался сосредоточиться точно так же, как за несколько мгновений до явления Аданко, – целиком, вытолкнув из сознания все лишнее, полностью подавив волнение и рассеянность, к которым был так склонен. Но, увы, мозг работал слишком лихорадочно, не давал добиться нужной концентрации, и волшебный «ресурс» оставался недоступен. Отказывался повиноваться владельцу. Малик сжал зубы и попробовал еще раз. Надо успокоиться, надо овладеть собой… опять осечка. Все, чего бедолага добился к тому времени, когда паланкин остановился, – это струйки пота над бровями, спазмы в желудке – и решительно никакой магии.

Тот еще, наверное, был у него вид, когда стражники распахнули дверцу – глаза широко распахнуты, полны ужаса, сам он забился в угол, как загнанный заяц. Однако, если у воинов и возникли сомнения в его пригодности на роль победителя, они оставили их при себе, просто поклонились и пригласили «на выход»:

– Прибыли, победитель Адиль.

Испуг в ушах воем выл: не двигайся, оставайся на месте! Но Малик заставил себя выпрямиться. От того, что он увидел, выйдя из паланкина, у него перехватило дыхание.

Над ним возвышался великолепный, выстроенный на зиранский манер риад в четыре этажа, окрашенный таким причудливым многоцветьем синего, что, казалось, выстроил эти стены сам океан. С западной стороны перед Маликом живописным вихрем красок и лоскутов, словно на тех одеялах, какие Нана когда-то ткала для него и сестер, расстилался весь огромный Зиран. К востоку в лучах уже высоко стоявшего солнца (выходит, он провел в паланкине не менее нескольких часов!) сверкала громада основной части Ксар-Алахари.

Здесь, выше уровня полета многих птиц, когда великий город распростерся у его ног, юношу накрыл момент истины. Кем он был еще только сутки назад? Всего лишь одним из многих эшранских беженцев, забытым и заброшенным, без малейшей надежды в сердце. Сейчас – тысячи и тысячи людей приветствуют его как провозвестника новой эры.

И где-то здесь, в замысловатых лабиринтах серебра и камня, что окружают Малика, принцесса Карина, сама того не зная, ждет смерти от его руки.

И снова голова у победителя сильно закружилась, и снова пришлось сжать руками предплечья, чтобы не упасть.

Десятки коленопреклоненных слуг, разодетых в цвета Алахари – серебристый и красный, – встречали его на мощенных плиткой дорожках, ведущих к подковообразной двери Лазурного сада. Там, у колонны, ждал еще один человек – в одежде тех же цветов, но слишком отменного для простого слуги покроя. Завидев Малика со стражниками, он отвесил низкий церемонный поклон.

– Солнцестой афешийя. – Мужчина выпрямился, сложив руки на груди в приветственном жесте. – Я Фарид Сибари, управляющий хозяйством Ксар-Алахари и советник ее величества Хаиссы Сарахель. От имени нашей всемилостивейшей царицы, которая, увы, не смогла присутствовать здесь лично, я приветствую вас и приглашаю войти в Лазурный сад.

При этих словах все слуги, как по команде, пали ниц, лбами в землю. Малик, хоть ему и кланялись в последний час чаще и ниже, чем в любой другой день его жизни до того, как заварилась вся эта каша, все же был ошеломлен и положительно не знал, как отвечать. Фарид же, очевидно, принял его молчание за знак одобрения, и улыбка его стала шире.

– Многие годы мы – я и подчиненный мне штат прислуги – готовили Лазурный сад к вашему пребыванию, победитель Адиль. Прошу вас свободно пользоваться всеми его благами и удобствами, а если вам понадобится что-то, чего мы не предусмотрели, и вообще если что-то вам покажется не так – без колебаний давайте мне знать. Мое искреннее скромное желание заключается в том, чтобы Лазурный сад стал для вас вторым домом.

Речи управляющего звучали торжественно, а голос – приветливо, но нельзя было не обратить внимания на мешки у него под глазами и на одежду, сидевшую на нем несколько… небезупречно. Так, словно он накинул ее в последнюю минуту. Что-то подсказывало Малику: как ни тяжело далась минувшая ночь ему самому, Фарид Сибари провел ее еще хуже, и от этой мысли юноша осмелел достаточно, чтобы выдавить из себя хотя бы:

– Я польщен вашим гостеприимством. Большое спасибо.

– Не стоит, напротив – мне следует вас благодарить. Однако прошу прощения, я утомил вас слишком долгой речью. Уверен, вы желаете скорее пройти в свои покои и… устроиться там.

Это почтительное предложение внезапно напомнило Малику, как неуместно выглядит он в своем тряпье посреди пышной роскоши Ксар-Алахари. Он вспыхнул и только кивнул. Фарид сделал знак в сторону группы слуг, распростертых поодаль, и в первой их шеренге проворно вскочил на ноги молодой человек. Подбежав к Малику, он склонился перед ним так низко, что чуть не перекувыркнулся вперед.

– Это Хишам, он будет начальником штата ваших личных помощников здесь, в Лазурном саду, – пояснил Фарид.

– Солнцестой афешийя, победитель Адиль. Клянусь благодатью Великой Матери и Провидением Аданко посвятить всего себя без остатка службе вам на этой неделе. Благоволите следовать за мной.

Если Лазурный сад снаружи поражал воображение, то виды в его глубине просто захватывали дух. Перила верхних этажей увивали виноградные лозы с изящными голубыми цветами. Внизу, по центру внутреннего двора, в маленьком пруду мерцала и журчала вода. Всюду на ветру трепетали легкие белые занавеси. Ревущие грифоны рода Алахари на орнаменте служили постоянным напоминанием о том, кого следует благодарить за всю эту роскошь.

Однако, несмотря на подлинную красоту, было здесь и нечто странное, необычное – и дело не только в павлинах-альбиносах, противно квохтавших по всему двору… Вдруг Малика осенило: опять-таки никаких следов темного народца! Ни тебе упырей, ни ифритов[20]20
  Ифрит – в арабской и общемусульманской традиции разновидность злых джиннов, служители Сатаны.


[Закрыть], даже завалящая лесная нежить нигде не выглянет украдкой из-за балки. По неизвестной причине духи явно избегали Лазурного сада, но осознание этого факта почему-то не обнадежило и не успокоило Малика так, как, казалось бы, должно было.

Первым делом Хишам повел Малика в хаммам – размером с резиденцию судьи на его родине в Обуре – со стенами, крытыми плотным таделактом[21]21
  Таделактом – марокканская глянцевая штукатурка из минералов.


[Закрыть]. Мыла в этой бане хватило бы на целое войско. Облака пара здесь клубились такие густые и ароматные, что зачарованный Малик, зазевавшись, чуть не забыл «передвинуть» метку подальше, на ступню, прежде чем Хишам с подручными успели его раздеть. Покончив с этим, они погрузили победителя Сигизии Жизни в почти обжигающую воду и приступили к делу.

Кожу они скребли толстыми брусами черного мыла, а голову оттирали гассулем[22]22
  Гассуль – марокканская вулканическая глина, применяемая в хаммамах.


[Закрыть], и целебная глина принесла Малику истинное облегчение после долгих месяцев, в течение которых грязь накапливалась и сгущалась на теле, как ни старался он бороться с нею. Не прошло и нескольких минут, как пыль многих дней изнурительного пути темным облачком ушла под воду. Конечно, ощущение, когда к тебе прикасается сразу множество чужих рук, юноша никак не назвал бы приятным, но ничего не поделаешь – пришлось стерпеть. При этом он то и дело опасливо оглядывался по сторонам, словно ожидал, что из любого крана в любой момент может вылиться принцесса Карина, но ничего подобного, конечно, не произошло.

– Как прикажете поступить с… этим? – спросил один из слуг, держа на вытянутой руке Маликовы лохмотья.

Следовало, пожалуй, велеть выбросить старый «наряд» куда подальше, но вместо этого юноша попросил:

– Можно выстирать их и выгладить? И прошу, поаккуратнее с игрушкой там, в правом кармане.

Слуга поклонился и выбежал прочь. Остальные его коллеги обернули вокруг торса и шеи Малика полотенца и предложили ему сесть на низкий табурет, а Хишам навис над ним сзади, с большими хозяйственными ножницами в руках.

– Как прикажете уложить? – Начальник штата помощников с легким ужасом посмотрел на Маликову шевелюру.

Большинство населения континента Сонанде имели волосы либо мелко вьющиеся, либо жесткой колючей текстуры, которые скорее торчали в разные стороны, чем ниспадали, но Малик и тут оказался «оригинален»: у него они решительно отказывались сохранять какую-то одну из этих форм. Ему с ними трудно было управляться и тогда, когда жизнь позволяла соблюдать регулярный уход; теперь же, после бесконечных месяцев пути, локоны превратились в бесформенную массу, попытки распутать каковую он сам давно оставил.

– На ваше усмотрение, – пискнул победитель.

Пожевав губами и покачав несколько минут головой, Хишам приступил к стрижке. Темные отрезанные завитки заплясали перед Маликовыми глазами. Когда старший помощник закончил и поднес «клиенту» зеркало, тот только ахнул. Лицо осталось его лицом, со всеми его несовершенствами – к примеру, слишком широко посаженными и слишком угольно-черными глазами. Однако у этого парня в зеркале появились, откуда ни возьмись, мягкие красивые пряди надо лбом, приятного теплого оттенка смуглая кожа прямо-таки светилась. И что только эти волшебники добавили в ванну?

– Доволен ли победитель? – осведомился Хишам с некоторой опаской в голосе.

Малик моргнул.

Это какой-то принц.

Это совсем не он.

– Доволен, – к собственному удивлению, произнес юноша, и Хишам вздохнул с облегчением.

Потом слуги выдали Малику пурпурный халат – мягкий, словно из шелка, – и отвели в просторную трапезную, где столы ломились от свежих фруктов, шкворчащего рагу и гигантских ломтей хлеба.

– С минуты на минуту должна явиться Жрица Жизни. Она поможет вам приготовиться к Церемонии Открытия и первому состязанию, – предупредил Хишам, усадив Малика на самое почетное место. – А пока мы просим вас не побрезговать скромным угощением.

Увидев перед собой горы роскошных яств, юноша начисто позабыл все вопросы, какие собирался задать. Он впился зубами в ближайшую лепешку, не обращая внимания на шедший от нее горячий пар. Слезы так и брызнули из глаз – далеко не только от жара в гортани. Малик продолжил мести еду с космической скоростью, нимало не стесняясь удивленных взглядов слуг. Столько пищи за раз он не видал как минимум год – да еще и восхитительно вкусной. Пальчики оближешь! Даже такая привереда, как Надя, оценила бы…

Накатила волна тошноты, столь мощная, что согнула Малика пополам. Хишам в тревоге кинулся к нему, но юноша жестом остановил его.

– Всё в порядке! – откашлялся он. – Я просто… Слишком быстро глотал. Прошу прощения.

От голода всё еще сводило желудок, но Малик был не в силах заставить себя прикоснуться к чему-нибудь еще. Как мог он беззаботно набивать тут брюхо, когда Надя томится в плену у страшного чудовища, а Лейла бродит неизвестно где? Что подумала бы о нем мама?

Ладно… Зато этот Лазурный сад – лучшая иллюстрация причин, по которым принцесса Карина заслуживает смерти. Она ведет здесь жизнь, полную излишеств, за счет страданий тысяч семей – таких, как семья Малика. Ей дела нет то того, как они гнут спины, возделывая поля. До их детей, которые умирают с голоду под тяжким гнетом податей, наложенных ее семьей на их родителей. У Малика здесь только одна задача – найти способ расправиться с принцессой. Ничего такого, что этой задаче не служит, он позволять себе не может и не должен. Прекрасная еда, дорогие дары – всё это глупости, которые отвлекают от дела.

Парень принялся мысленно оценивать ситуацию. У него имеется Призрачный Клинок. Имеются кров и пища до конца Солнцестоя – благодаря победе в Сигизии Жизни. Остается только добраться до принцессы.

Фарид обмолвился, что в настоящий момент в Лазурном саду ее нет. Значит, вряд ли их пути пересекутся до Церемонии Открытия. Необходимо при первой же возможности ускользнуть от слуг и выяснить, каким образом риад соединен с остальными помещениями дворца.

И конечно, некоторым образом могут помешать остальные победители – хотя никого из них пока что-то не видно. Наверняка им всем выделили по собственному штату помощников, которые тоже сейчас готовят своих подопечных к Церемонии Открытия. С таким количеством потенциальных препятствий на пути к цели это временное пристанище вдруг показалось Малику чем-то вроде позолоченного змеиного логова.

Малик тяжелым взглядом обвел блюда с хлебом. Ладно, мораль моралью, а голодовкой Наде точно не поможешь.

С этой мыслью он вновь принялся за еду, только уже не так жадно, и тут как раз в столовой появилась со своим вечным зайцем на плечах Жрица Жизни.

– Счастлива видеть вас посвежевшим и отдохнувшим, победитель Адиль. Мне очень жаль отвлекать вас от трапезы, но Церемония Открытия приближается, а у нас еще очень много дел. Не могли бы вы пройти со мной?

Стараясь не обращать внимания на движение метки по нижней части спины, Малик проследовал за жрицей в овальную комнату с небольшим подиумом в центре. По периметру этой комнаты восседали остальные служители Храма Жизни, а за спиной у каждого стоял личный помощник с длинным мотком ткани, измерительной рулеткой и разнообразными предметами облачения.

– Прошу на подиум, – предложила Жрица Жизни. – Расставьте руки.

Малик подчинился, и Хишам снял с него балахон. В помещении, полном посторонних, юноша остался в одном нижнем белье. Не раз и не два в жизни являлись ему кошмары именно такого содержания: он голый перед чужаками, и теперь ему стоило большого труда сохранять спокойствие. Жрица обошла его кругом, прищурив глаза. Малик опять едва успел загнать метку под пятку.

– Прошу вас еще раз назвать себя, – попросила Жрица.

Привычный страх перед любыми незнакомцами «вцепился» парню в горло, и он молчал, пожалуй, дольше, чем следовало. При виде капель пота над его губой глаза Жрицы снова сузились. Малику очень захотелось свернуться калачиком и укатиться подальше, но Надя… ее жизнь зависит в том числе и от того, сумеет ли он убедить этих людей: богиня по праву избрала его победителем. Если не ради себя нужно побороть робость, то ради сестры…

– Адиль Асфур, матушка.

– А имена ваших родителей?

– Аджа и Манса Асфур, матушка, – так опять-таки значилось в поддельных бумагах. Контрабандист, который их изготовил, клялся и божился: они надежны, как скала, никакая проверка не страшна.

– Откуда вы?

– Из Талафри, матушка. Мои родители занимались торговлей пряностями.

– Сейчас они здесь, в городе?

– Оба скончались три года назад, матушка. Со мной приехала только старшая сестра.

Руки у Малика начинали трястись. Сколько еще продлится этот допрос? Рано или поздно Жрица Жизни задаст вопрос, ответа на который он не найдет, его разоблачат как обманщика и самозванца. Потом отрубят голову или еще что похуже…

Но внезапно женщина оставила его в покое, а вместо того обернулась к другим жрецам, вовсю шептавшимся за ее спиной:

– Каково ваше первое впечатление о нашем новом победителе?

В воздух взметнулось с десяток рук.

– Гибкий стан и сильные мускулы нижних конечностей позволяют надеяться на успех в состязаниях, связанных с бегом. Скажем, ходьба и забег, как в шестой Солнцестой…

– …Речь лаконична и четка. Это пригодится, если на сей раз в программу войдут испытания интеллекта.

– …Но что вы скажете насчет общего недостатка мышечного развития? Согласно нашим предсказаниям, первое состязание, скорее всего, потребует атлетических навыков, а победитель Адиль… вроде как не особенно развит в этом отношении.

Малик уже и сам не смог бы определить, сколь долго он тут стоит и слушает, как жрецы перебирают его недостатки и достоинства. На все вопросы, какие они время от времени предлагали ему, он старался отвечать по возможности честно: нет, серьезных болезней, способных помешать ему выступать победителем, не было; да, истинно верую в Великую Мать и в детстве прошел все общепринятые обряды и получил благословения; нет, никогда не лжесвидетельствовал и не лгал ни в чем ни священнослужителю, ни официальным лицам.

Причем все это время помощники жрецов легонько, но тыкали и пинали его, измеряя каждую отдельную часть тела и даже в рот заглядывая. Он ощущал себя одним из породистых жеребцов, которыми когда-то торговал на базаре папа, – разве что те не благоухали маслом ши[23]23
  Масло ши – растительное масло из семян африканского дерева ши, или вителларии удивительной. Употребляется в пищу и в косметике.


[Закрыть] и свежими цветами. В течение всей процедуры не оставалось ничего иного, кроме как прибегать к спасительному образу лимонного дерева – если б не оно, неловкость от одновременных прикосновений стольких рук грозила довести Малика до приступа паники.

«Надя… – напоминал он себе всякий раз, когда очередной слуга тянул его за руку. – Надя… Все это ради Нади».

Наконец Жрица Жизни знаком велела победителю опустить руки (что он исполнил с облегчением и благодарностью) и, почесав зайца по шейке, изрекла:

– Наша Всеблагая богиня сделала хороший выбор. Я склоняюсь перед ее решением и довольна им.

Комната наполнилась одобрительными шепотками, хотя сомнения части жрецов явно не развеялись.

Жрица продолжала:

– Полагаю, излишне напоминать об этом, но таков мой долг: наша Всеблагая Аданко удостоила вас звания победителя, и на протяжении Солнцестоя, а также всей оставшейся жизни вам следует помнить об оказанной вам чести. Вести себя достойно ее. Оставаться на высоте положения. Если есть малейшая причина, по которой вы считаете, что для такой задачи не подходите, назовите ее сейчас.

Мысль Малика метнулась к смертоносному оружию у него под кожей.

– Такой причины нет, матушка.

Жрица кивнула.

– Главная ваша задача как победителя в Сигизии Жизни – принять участие в трех испытаниях, проводимых под эгидой нашей сиятельной султанши. Первое из них состоится сегодня, сразу после Церемонии Открытия. Второе – на третий и последнее – на пятый вечер. После каждого испытания выбывают по два победителя. Последний, оставшийся, своим успехом покажет, кого из божеств-покровителей Великая Мать избрала для управления новой эпохой… Сейчас вы должны забыть всё, что вам рассказывали о Солнцестое раньше. Отринуть любые мысли о возможных последствиях тех или иных испытаний. Важно только одно: они придуманы не просто для проверки ваших сил и возможностей. Они вскроют вас до сокровенной сути и обнажат все, что истинно лежит на сердце. – Глаза женщины сверкнули ярче, чем острие клинка в свете факела. – Готовы ли вы к этому и даже много большему во имя Великой Матери, Аданко и зиранского народа?

Десятки тяжелых взглядов тысячетонным грузом повисли на шее Малика. Особой болью пронзал взор Жрицы Жизни, и на какую-то страшную секунду юноше даже показалось: это сама богиня смотрит на него всеведущим черным глазом своей служительницы.

Вот он, последний шанс соскочить, выйти из игры, отказаться от всего этого безумия, и пусть другие, истинно достойные, носят пышные наряды и принимают горячие ванны. Пусть это делает тот, кто искренне хочет быть победителем, кого жаждет и кого достоин народ.

Малик открыл рот.

И закрыл его.

Украдкой взглянул на Геге – вот она одиноко, сиротливо лежит на полотенце и терпеливо ждет встречи с единственной душой на свете, которая ее искренне любит.

– Я готов на все, матушка, – сказал он и тут же испытал престранное чувство: будто одна дверь, позади, с шумом захлопнулась, а другая, впереди, отворилась.

Напряжение в комнате сразу перелилось в возбужденный гул со стороны жрецов. Жрица Жизни отступила немного, скрестив руки перед собой, и ее заостренное лицо озарила легкая улыбка. Заяц передернул ушами.

– Я не сомневалась в вас.

– Постойте, матушка! – поспешно выкрикнул Малик, опасаясь, что мужество может снова изменить ему. На счастье или на беду, но он теперь полновластный победитель Сигизии Жизни и уж на одну личную просьбу точно имеет право. – Мы со старшей сестрой как раз подыскивали себе жилье на время Солнцестоя и еще не успели, когда Аданко… выбрала меня. Нельзя ли доставить мою сестру сюда и поселить пока вместе со мной в Лазурном саду?

Жрица нахмурилась:

– Увы, жить в Лазурном саду в Солнцестой позволено лишь победителям и тем, кто прислуживает им. Если мы сделаем исключение для вас, придется разрешить и другим победителям приводить родственников. – Она помолчала. – Впрочем, правила никак не запрещают мне приютить у себя сестру победителя. Как ее зовут? Я велю страже привести ее в храм, и она останется там до конца Солнцестоя в качестве моей личной гостьи.

– Эшааль. Ее имя Эшааль Асфур, – ответил Малик, про себя молясь всем богам, чтобы Лейла вспомнила и откликнулась на свое вымышленное имя. – Искренне благодарю вас.

Жрица Жизни коротко рассмеялась.

– Это самое меньшее, что я могу сделать для победителя, ради которого богиня Сама спустилась с небес. Теперь, если у вас больше нет вопросов, перейдем к нашим приятным делам. До Церемонии Открытия остается совсем немного времени, и надо еще успеть подготовить все ваши облачения. Насмешкам Жрицы Ветра не будет конца, если мой победитель окажется одет беднее, чем ее.

Жрица хлопнула в ладоши, и к ним устремился десяток слуг с грудами нарядов на вытянутых руках. Она выбрала один и развернула перед Маликом.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против плащей с капюшоном?