Текст книги "Песнь призраков и руин"

10. Карина

Церемония началась с боя барабанов. Точнее, бил – разговаривал, играл, гулко гремел – один-единственный барабан одной-единственной женщины-гриота, что, петляя по улицам Зирана, созывала всех и каждого на площадь Джехиза. Из памяти видевших эту женщину сотрутся черты лица ее и цвета одежды, но нескоро забудут они ее смех – сотрясавшее все естество гоготание, – радостный и леденящий кровь одновременно.

За женщиной-гриотом следовали трубачи – эти дудели в горны из слоновой кости длиной в человеческую руку, и от мелодии, которую они исполняли, у стариков на глаза наворачивались слезы. У одних – от того, что боги позволили им дожить до нового Солнцестоя. Другие оплакивали тех, к кому боги не были столь благосклонны.

Затем пришла очередь танцоров, которые, кружась и подпрыгивая, распевали во всю глотку славословия Великой Матери. Далее – жрицы целой колонной на счастье рассыпали по земле комья кукрузной муки, смешанной с молоком и медом. Храмовые служители несли позади них деревянные скипетры, увенчанные чашами, в которых курились благовония, – вся площадь разом наполнилась сладкими ароматами жасмина и лаванды.

Вызывая бешеный восторг детей, следом появился целый зверинец: изысканные жирафы и холеные леопарды, гарцующие зебры и павлины, перья у последних играли всеми цветами радуги. Потом наступил черед тысячи конных и тысячи пеших воинов при полном параде, с оружием наголо, бросавших боевые кличи каждые несколько секунд.

И надо всем этим в небесах парила Комета Баии – тусклая при свете дня, но все же заметная глазу. Сегодня был День Солнца – первый день недели, традиционно посвященный Львице-Гьяте. Даже само светило казалось ярче, чем обычно. Вероятно, не желая делиться лаврами с какой-то выскочкой-кометой, оно лучами рассыпало по всем способным отражать свет поверхностям щедрые порции крошечных звезд. Карина следила за шествием со своего «наблюдательного пункта» – особой площадки под самыми стенами Ксар-Алахари, – буквально раскрыв рот от изумления. Она с замиранием сердца представляла себя где-то в этой процессии – нет, лучше во главе, на месте гогочущей женщины-гриота! Воображала, как смеется там, внизу, с детишками, как танцует, а рядом – ни единого охранника… В конце концов тоска обо всем этом так глубоко заполнила ее, что она даже обрадовалась, когда Амината объявила:

– Пора, все готово.

После того напряженного заседания Совета Карина надеялась хотя бы на пару часов отдыха, чтобы восстановить силы, прежде чем погрузиться с головой в исполнение обязанностей, свалившихся на нее столь внезапно. Но стража повела ее из Мраморного зала прямо на встречу с дипломатами из Восточной Болотистой Саванны, после чего ей пришлось утверждать последние детали к программе Церемонии Открытия, затем – сразу нестись инспектировать кухни, где готовился торжественный ужин, и так далее и так далее.

Карина не была уверена, что все эти мелочи способны как-то повлиять на обновление Преграды, но дала себе зарок не рисковать: с колдовством не шутят. В общем, она старалась изо всех сил: отвечала на все вопросы, приветствовала всех и каждого с улыбкой такой милой и вежливой, что никто бы не догадался, через какой ад прошла девушка минувшей ночью.

Нельзя было, конечно, не заметить всеобщего разочарования при появлении принцессы вместо Пустельги. Никто ничего не говорил открыто, но Карина понимала: у всех во дворце на уме та же мысль, что неотступно преследовала ее саму с того момента, когда убийца в маске вонзил меч в спину правительнице.

Почему она здесь, а ее матери и сестры нет?

В висках у Карины стучало. Если она немедленно не перестанет об этом думать, то развалится на части в прямом смысле. А разве можно дать членам Совета новый повод для сомнений теперь, после того как она настояла на продолжении Солнцестоя по плану?

К счастью, подходило время последнего и самого важного мероприятия первого дня фестиваля – Церемонии Открытия. Как только закончится шествие, все храмы должны официально представить публике своих победителей. Затем состоится Зажжение Священного Огня: Карине предстоит принести в жертву Великой Матери жеребца и на его крови развести Священное Пламя. Эта часть ритуала заранее беспокоила ее сильнее всего; ей никогда раньше не приходилось убивать ни единого живого существа, не говоря уж о такой громаде, как жеребец. Однако Фарид заверил: если бить точно и наверняка, все получится.

Что же касается Огня, ну… остается надеяться, что ей не придется стоять рядом с ним слишком долго.

Пока Амината возилась с Кариниными драгоценностями и украшениями для прически, беспрестанно бубня себя под нос, что головные ободки, мол, давно вышли из моды, та внимательно рассматривала наряд, разложенный для нее служанкой на кровати. Солнцестоя ради придворные портные превзошли самих себя. Ткань под пальцами девушки ощущалась легкой, как воздух, а бисерную подкладку, очевидно, пришлось подшивать иголкой вдвое тоньше обычной – здесь требовался самый наметанный и требовательный глаз.

И все-таки данное произведение швейного искусства ей не подходило.

– Амината, ты подала не то платье. Не то, на котором я сама остановилась, помнишь?

Для фестиваля Карина подбирала себе только костюмы различных оттенков желтого – в знак верности своему Божественному покровителю Сантрофи и всей Сигизии Ветра.

А это платье было совершенно белым – чуть ли не прозрачным. Белый считался цветом Великой Матери – в белые пеленки заворачивали при рождении младенцев, в белые саваны обряжали дорогих усопших перед путешествием в мир иной. За исключением Дозорных, лишь султанша (независимо от ее Сигизии) могла носить белое в официальном качестве – тем самым подчеркивалась ее особая связь с повелительницей всех богов.

Амината прикусила губу и медленно пояснила:

– Совет выразил мнение, что вам лучше носить во время Солнцестоя туалеты вашей матушки, поскольку по традиции хотя бы один член царствующего дома должен присутствовать на нем в белом. Вы не волнуйтесь, это платье я уже подогнала по размеру, а остальными займусь ночью, когда вернемся во дворец.

Карина подняла платье к глазам. Перевела взгляд на озабоченное лицо Аминаты. Затем обратно.

Внезапно эта мелочь оказалась последней каплей. Не душераздирающая смертельная усталость, не боль в висках и даже не бесконечно вспыхивающий в памяти звук, с которым тело Пустельги упало на землю. А вот этот простой образ – Амината тщательно перешивает платья, рассчитанные на фигуру Карининой матери, чтобы наряд лучше сидел на принцессе, – окончательно выбил оставшуюся без матери Карину из колеи.

– Убирайся, – прошептала Карина.

Слух ее словно заволокло пленкой «белого шума».

– Что?

– Я сказала: пошла вон!

Обыкновенно в подобных случаях Амината сопротивлялась, спорила, не подчинялась, но сейчас тон Карины был так непреклонен, в нем прозвучала такая явная угроза, что служанка пулей вылетела из шатра, где они находились, – не говоря ни слова, не оглядываясь. И хорошо сделала: миг спустя Карина уже просто вопила – нечленораздельно, во весь голос, навзрыд. Она голыми руками рвала платье на лоскуты и втаптывала их в пыль под ногами. Украшения – все до единого – также полетели на землю, и владелице дела не было до того, что некоторые из них при этом разлетелись на бусины. Вся она целиком, всем своим существом в этот момент превратилась в сгусток ярости и горя, в выпущенную стрелу, летевшую без цели. Рана после гибели Баба и Ханане так никогда и не зажила в сердце Карины. Теперь, когда погибла мама, из раны этой будто вытекли остатки крови, и внутри все пересохло от скорби, безбрежной, словно океан. Вот так просто: текла кровь, текла и истекла, оставив за собой лишь груз – более тяжкий, чем способен выдержать человек.

Великие небеса, какой во всем этом смысл – в Церемонии Открытия, в Солнцестое, даже в обновлении Преграды, – какой смысл теперь, когда мамы нет и она ничего не увидит? Выходит, все остальные станут радоваться, развлекаться, получать удовольствие, и только она, Карина, только ее семейство должно жертвовать собой ради их общей защиты, причем никто об этом даже не узнает!

Каким-то краешком сознания девушка уловила: в шатер вошел Фарид. Он сделал робкую попытку обнять Карину, но она его оттолкнула. Как смел этот человек заставить ее проснуться сегодня – в тот день, когда ее мать не проснулась? Как вообще он сам смеет жить, дышать?

Может, ну ее, эту Преграду, пусть себе падет, а с Зираном – будь что будет? В конце концов, она не «заказывала» своего рождения в роду Алахари. Никогда не хотела провести всю жизнь за этими стенами. И вообще, если город погибнет, сожалеть принцесса станет только об одном – что не она сама, обернувшись карающей бурей, смела его с лица земли.

– Карина! Посмотрите на меня.

Фарид обхватил ладонями лицо девушки и ласково, но решительно повернул его к себе. И вдруг, в единый миг, гнев ее улетучился – как рукой сняло. Осталось только какое-то смутное оцепенение, в котором она удивленно уставилась на плоды своей вспышки: шкатулки из-под драгоценностей, разбросанные по полу, табурет с только что отломанной ножкой… Случайных свидетелей стража у входа в шатер, оттирая в сторону, заверяла: с принцессой все хорошо, она в полном порядке.

Уставилась и на разодранный наряд.

На место оцепенения пришел стыд, а затем пожаловало смятение.

– Фарид, я… – неуверенно начала она, но управляющий остановил ее сочувственной улыбкой.

– Совсем нет времени. – Он на мгновение прижал губы к ее волосам и торопливо вышел, на ходу бросив кому-то распоряжение принести Карине новое платье.

Горничные кинулись устранять последствия минувшего урагана, а принцесса тяжело осела на колени. В глазах жгло.

Боль в груди никуда не исчезла, она выла и бушевала там, постепенно отливаясь в убеждение: нет, она не сдюжит. Не осилит.

Не сможет править. Не найдет в себе сил посвятить всю оставшуюся жизнь Зирану. О чем говорить, если она не в состоянии и пяти минут прожить без острой жажды разорвать весь мир в клочья.

Вот только выбора не оставалось: на роль царицы, кроме нее, не годился никто – в прямом смысле никто. Карина – последняя из Алахари. Скрыться, бежать – тоже не вариант, и не только потому, что ей физически не выбраться за пределы города, а потому, что такая попытка окончится кризисом наследования власти и Зиран погрузится в кровавый хаос.

Ей нельзя быть султаншей. И не быть султаншей нельзя. Две эти непримиримые истины кружили хороводом в ее голове, и как девушка ни пыталась, выхода из трагического противоречия не находилось.

Карина потянулась к футляру с удом, – может, хоть привычные звуки музыки принесут успокоение, – и внезапно нащупала «Книгу усопших, дорогих сердцу». Девушка достала фолиант и провела рукой по символам, вытисненным на обложке. На слове «усопших» ее пальцы застыли. В голове тут же вспыхнули воспоминания о вчерашнем дне, и принцесса лихорадочно зашуршала страницами в поисках главы, на которую наткнулась еще при выходе из «Танцующего Тюленя».

«…Обряд Воскрешения есть метод самый священный и передовой. Проводится лишь в то время, когда комета Мейрат наблюдается в небе…»

Кровь застыла у Карины в жилах.

Это невероятно. Просто немыслимо…

Но если книга не врет и действительно существует возможность поднимать мертвых из могил…

– Карина, я вернулась, – раздался неподалеку голос Аминаты.

Принцесса поспешно сунула древний том в футляр. Глупость, и больше ничего… Чистое безумие. В глубине души она это понимала. И все же… Пока Амината с подручными девушками облачали ее в новое платье, Каринины мысли оставались там, между пыльных книжных страниц.

Некромантия, колдовство – все это ерунда, к реальности отношения не имеет. Пустельга мертва, и ничем ее не пробудить от вечного сна.

Но, с другой стороны, еще только вчера Карина думала: в пределах Зирана ее не держит ничто, кроме чувства вины и страха подвести мать. И если существует настолько сильная магия, что защищает целый город целую тысячу лет, то чем от нее так уж сильно отличается воскрешение из мертвых?

Об этом Карина размышляла, и когда карета ее петляла через Зиран: по сверкающим позолотой улицам вокруг укрепления Иман, по простым и даже аскетичным на вид мостовым Университетского квартала… Даже маленькую часть Речного рынка они захватили дорогой, причем принцесса неукоснительно следовала совету Фарида: выставить окрашенную хной руку по локоть в окно обтянутого плюшем экипажа и все время так ее держать, чтобы люди видели: по крайней мере одна из Алахари здесь, с ними, и никуда не делась. Обыкновенно члены царствующего дома участвовали в праздничных процессиях верхом, но сейчас, когда и дня не прошло после дерзкого убийства, никто, в том числе, конечно, и сама Карина, рисковать не желал.

Народ, от мала до велика, повсюду встречал ее криками восторга. Принцесса изо всех сил старалась искренне отвечать на такое воодушевление, даже время от времени восклицала: «Солнцестой афешийя!» – но мысленно все время возвращалась к тому срыву в шатре. Какое разочарование прочла она в глазах Фарида…

Что бы сказали мама и сестра, если бы узнали, как она спасовала, «сдулась» там, где обе они всегда были на высоте?

И что еще страшнее – если б узнали, как ей понравилась эта встряска, как легко и естественно для нее оказалось бить, крушить, раскалывать заведенный миропорядок собственными руками?

Ход ее раздумий прервал резкий стук в дверцу кареты.

– Мы на месте, ваше высочество.

Карина глубоко вздохнула. Пришло время представлять победителей. Пришло время наконец – впервые с самого начала праздничного шествия – решительно отогнать мрачные мысли и наблюдать за торжествами.

Площадь Джехиза, хоть и называлась площадью, на самом деле представляла собой просто перекресток, где три главных зиранских бульвара сходились, образуя открытое пространство приблизительно в форме трехконечной звезды. Сейчас каждый сантиметр этого пространства был забит публикой – стариками, молодежью, целыми семьями, группами приезжих, артистов, ученых и так далее. Каждый был одет в цвета своей Сигизии, и это переливающееся всеми красками радуги море, как единый организм, ожидало, когда займется пламенем нагромождение разнообразных предметов, сложенных посередине.

Карина по-журавлиному вытянула шею, чтобы как следует рассмотреть этот заветный конус, при помощи которого должна вступить в действие и обновить Преграду магическая сила. На вид он показался ей просто кучей бессмысленного мусора, но приходилось верить: предки дело свое знали.

Заняв в карете «наблюдательный пункт» на верхнем помосте, принцесса лишилась возможности видеть, что происходит у нижнего, там, где толпилась публика, зато хорошо слышала звуки оттуда. Она снова выглянула в окошко, и взгляд ее уперся в спины семерых Верховных жриц, призывавших народ к молитве. Не найдя в этом ничего для себя интересного, Карина раскрыла «Книгу усопших, дорогих сердцу».

«Для свершения Обряда Воскрешения потребны тебе четыре сущности. Первое – свежерастолченные лепестки с Цветка Кровавой Луны. Второе – еще теплое Сердце Царя. Третье – Тело Погибшего. Четвертое – полная власть и господство твое над твоим нкра».

Карина никогда не стремилась занять султанский трон. Так разве же не в общих интересах – вернуть стране ту, которая с успехом его занимала?

Однако в Древнем законе записано ясно и бесповоротно: прах к праху, пепел к пеплу, мертвые лягут и не встанут. Тянуть их обратно с того света на этот – значит нарушать фундаментальные установления природы, да и некоторые из установлений магии, пожалуй, если только в ней вообще есть установления. К тому же Карина понятия не имела, что такое нкра, где искать Цветок Кровавой Луны и как раздобыть теплое Сердце Царя. В Зиране царей не водилось со времени смерти Баба, и вряд ли кого-нибудь из них сыщешь на улице.

В карету постучали:

– Остается десять минут!

Нет, это бред. Бред. Да и не станет она кого-то убивать и вынимать сердце только потому, что в книге, случайно выигранной у случайного соперника по пению и танцам в трактире, якобы описана тайна воскрешения усопших.

Карина отложила фолиант, подтянула футляр с удом к груди и прижалась щекой к потертой коже. Все на свете отдала бы она сейчас, чтобы еще хоть на минуту свидеться с ним. Чтобы он, как встарь, сказал ей: «Все будет хорошо, детка». Пусть даже она точно знает, что не будет.

– По воле и благословению Великой Матери настал момент выступить вперед победителям! – загремели голоса жриц. – Во имя Гьяты, Солнцем Рожденной, сразится Дрисс Розали!

Ответный рев толпы грозил разорвать барабанные перепонки. Вдобавок представители Солнечного Храма привели с собою целый «отряд» живых львов, и все время, пока Жрица Солнца расписывала достоинства Дрисса как славного бойца, они грозно рычали. Дриссова лица Карина со своего места не видела, но живо представляла себе, как он хмурится.

– Во имя Патуо, Луною Рожденного, сразится Бинту Конте!

На сцену поднялась стройная, с гибким станом девушка с длинными темными локонами и филином на плече. Судя по всему, Бинту принадлежала к числу самых блестящих студентов, когда-либо обучавшихся в университете Зирана. Если дело дойдет до рукопашного боя с Дриссом, она, пожалуй, долго не продержится, но в интеллектуальном поединке шансы ее велики.

– Во имя Сантрофи, Ветром Рожденного, сразится Халиль аль-Тайеб!

Карине, по идее, следовало проявить особое внимание и участие к победителю Ветра, учитывая их общую Сигизию, но ее хватило только на жгучее… безразличие. Впрочем, наблюдая, как упоенно Халиль, окруженный порхающими козодоями – священными птицами Сантофри, – рассыпает во все стороны воздушные поцелуи, она поняла, что отсутствие особого энтузиазма лично с ее стороны не испортит ему настроения.

– Во имя Котоко, Землею Рожденной, сразится Джамаль Траоре!

Джамаль – единственный из всех победителей – не уступал Дриссу физической статью и силой, а возрастом превосходил его раза в два. Он лишь вежливо поклонился толпе и отступил в строй. Дикобраз богини Котоко у его ног зевнул.

– Во имя Сусоно, Водою Рожденной, сразится Адетунде Диаките!

Семейство Тунде принадлежало к числу крупнейших жертвователей Храму Воды, так что имя избранника этой Сигизии ни для кого не составляло секрета за много месяцев до Солнцестоя. Для Карины и подавно. Принцесса заранее готовилась к этому моменту, но все же в ее сердце что-то предательски екнуло, когда ее бывший, так сказать, недовозлюбленный вприпрыжку обегал сцену. Он низко склонился перед толпой, и сцена эта даже на значительном расстоянии вызвала у девушки шквал непрошеных воспоминаний – вот они весь день напролет лежат, свернувшись калачиками, где-то в саду, вот мило щербатая улыбка Тунде сияет ей сверху вниз… Впрочем, все это было давно и неправда, и нельзя дать розовым соплям заглушить голос разума. Она сделала правильный выбор, порвав с красавчиком, и точка.

– Во имя Осебо, Огнем Рожденного, сразится Деделе Ботъе!

На сцену выступила широкоплечая девица с волосами, собранными в пучок. Руки – просто корабельные канаты из чистых мышц. О семье Ботъе Карина знала только то, что они – торговцы, одни из виднейших и богатейших в стране. Их песчаные баржи в великом множестве ежегодно бороздили просторы пустыни.

Теперь оставался один, последний, победитель – и в дело предстояло вступить принцессе.

– И наконец, во имя Аданко, Жизнью Рожденной, сразится Адиль Асфур!

Так вот он, этот парень, лично избранный богиней. Смотреть особо не на что: невысок, осанки властной не имеет. Едва выступил из строя – и тут же назад. Лица Карина не видела, зато отчетливо уловила дрожь во всем его теле. Принцесса покачала головой. Этого остальные победители с кашей съедят.

Еще одно, последнее, общее приветствие огласило окрестности – и ближайший стражник дал ей знак: пора!

С высоко поднятой головой Карина вышла из кареты – и тут же словно всей кожей ощутила, как дружно охнула вся площадь. Они замерли в ожидании Пустельги. Но нет. Вторая фигура – убеленная серебристой сединой – не появилась из недр паланкина, и над толпой пронесся довольно громкий ропот. Где султанша? И почему на Карине – ее цвета́?

Принцесса с невозмутимым видом вышла на середину сцены. Члены Совета выстроились по правую руку от нее, Верховные жрицы – по левую. Победители – в шеренге – остались стоять внизу, и лиц их Карина по-прежнему не видела.

Лицом к лицу с толпой. Точнее, лицом – к лицам, к десяткам тысяч лиц, чьи благополучие и безопасность теперь зависят только от нее. Все мысли в голове словно замерли, залегли на дно. Что надо сказать сейчас? А что после?

В последний миг растущую панику погасил голос Баба из недр памяти: «Они пришли за зрелищем. Надо показать им что-то сто́ящее внимания».

Так он говорил в день Карининого первого публичного выступления, и, уж конечно, в людских нравах с тех пор ничто не изменилось. Принцесса воздела руку над головой. Все шепотки утихли. Она поднесла три пальца к губам, затем к сердцу, затем выставила вперед левую ладонь с божественной эмблемой. Публика, как один человек, последовала ее примеру.

– Солнцестой афешийя! – возгласила Карина.

– Солнцестой афешийя! – прогремел в ответ Зиран.

Знакомый радостный трепет осознания – публика здесь, у ее ног, и внимает ей – пронзил девушку. Пусть задатков прирожденного вождя, в отличие от остальных Алахари, она лишена, но если что и умеет отлично – так это выступать перед зрителями.

Голос Карины зазвенел над площадью:

– Возблагодарим Великую Мать за этот долгожданный день! Возблагодарим Великую Мать за ее прекрасные дары!

Аудитория эхом повторила ее слова.

– Тысячу лет назад, – продолжала принцесса, – на этом самом месте, где мы стоим сейчас, простирались владения Кеннуанской империи. Правил ею ничтожный и жестокий фараон Ахмен-ки. Предание из тьмы веков гласит, что алчность фараона была безгранична, как небеса, и необъятна, как океан. Ему мало было царить над страной, превышавшей размером и мощью все, что видел когда-либо континент Сонанде. Ахмен-ки не знал покоя, пока ему не покорится каждая пядь, еще не принадлежавшая кеннуанцам во всей земле. Пока не будет разграблена и опустошена каждая деревня, пока не овладеет он всем, что создали наши предки!

Толпа загоготала и засвистела.

– Царство мрачного страха, тирания Кеннуа над всем Сонанде длилась много тысяч лет. Народ наш воздевал руки к Великой Матери, взывая об избавлении от ужасов рабства, и Она послала нам великую героиню-освободительницу Баию Алахари, мою прародительницу!

При упоминании возлюбленной основательницы государства народ взорвался восторженным гулом, Карине пришлось, вновь подняв руку, призвать его к тишине.

– Мало кто верил в успех правого дела, но Бабушка Баия с оружием в руках восстала против фараона. Наши предки, наш юный город напрягал все силы, и никто не покинул боевых рядов даже тогда, когда против нас обернулись прежние друзья, и в их числе сам Царь Без Лица. И был огонь, и были кровавые битвы. И пришла победа!

На сей раз толпа разразилась таким шквалом выкриков, что даже Карина не могла с ним совладать – пришлось дожидаться, пока он спадет хоть немного.

– Мы, люди нового мира, помним и чтим неисчислимые жертвы, принесенные пращурами на алтарь будущего мира и процветания. Мы, люди нового мира, знаем: какие еще бури ни налетят и какие еще трагедии ни постигнут Зиран, он жив и никогда не падет!

– Зиран жив! Зиран вечен! Зиран не падет никогда!

«Заклинание» это, повторенное многократно тысячами голосов, наполнило собой все пространство, и у Карины перехватило дыхание. Вот она, воплощенная мечта Бабушки Баии. Прямое свидетельство того, что великая жертва ее предков была не напрасна. Ради таких моментов можно стерпеть даже вечное заточение в стенах Зирана. Можно научиться жить и так…

Публика все еще продолжала скандировать «заклинание», когда один из служителей вывел на сцену великолепного жеребца мастью чернее полуночного неба. Карина простерла руки к прекрасному животному.

– Пришло время возжечь огонь, в котором сквозь века отразится путеводный свет Великой Матери, ниспосланный народу для победы в той великой, последней битве. Но прежде – благодарственная жертва Всеблагой Богине Богов за тысячелетний покров благодати!

Служитель подал принцессе клинок длиною почти с ее предплечье, и она шагнула навстречу жеребцу, невольно любуясь глянцевым блеском его крупа и нежным взглядом больших карих глаз. В царских конюшнях он издавна пользовался особой любовью и популярностью, люди специально приходили посмотреть на него, и теперь сердце отчаянно колотилось у девушки в груди. Спокойно. Когда все закончится, мясо и шкура прекрасного зверя будут использованы с толком. В конце концов, при замке Ксар-Алахари всегда выращивали домашний скот на убой, Карина знала это с детства. К чему колебаться?

Одно короткое движение. Раз – и все. Больше от нее ничего не требуется.

Она взмахнула ножом и по какой-то неуклюжей дуге нанесла удар.

Жеребец с душераздирающим, невыносимым слуху ржанием повалился на сцену, дергаясь в конвульсиях. Ужас сковал все члены Карины, но отступать было некуда. И снова лезвие вошло в конскую шею, и снова недостаточно глубоко, чтобы перерезать жизненно важные артерии, лишь лужа крови у ног принцессы разлилась еще шире. Но хуже чем от этой темной лужи, ее мутило от отчаянного, мучительного предсмертного храпа. Девушка едва подавляла подступившую к горлу тошноту, и тут вперед шагнула Старшина Хамиду. Стремительный замах мечом, и голова несчастного животного отсечена от туловища.

Карина в ужасе и шоке взирала, как Верховные жрицы собирают лошадиную кровь и орошают ею кострище. Смысл традиционного жертвоприношения в том, чтобы протянуть из глубины веков символическое благословение Зирану в будущее, поэтому жертву полагалось умерщвлять гуманно. Жестокость к невинному бессловесному созданию грозила гневом Великой Матери. А этот жеребец в последние свои мгновения страдал жестоко. Карине надлежало обнадежить народ, открыть ему путь в грядущее, а вместо того она навлекла на него тяжкую тень дурного предзнаменования. В первый же день своего правления. Поистине ни одно царствование в истории не начиналось столь стремительным и полным провалом.

Девушка в оцепенении едва следила за тем, как Верховные жрицы подносят к кострищу семь священных факелов, и полностью осознала происходящее, только когда ее лицо окатила волна жара. Пламя уже вовсю пожирало священные подношения. Карина отшатнулась от огненного столба. Где-то на краешке сознания заклубились смутные образы из прошлого…

Ей было восемь лет, когда Ксар-Алахари охватил великий пожар. В нем погибли Баба, Ханане и еще десяток человек. В Карининой памяти от той ночи мало что осталось. В основном – крики, крики. Баба сует ее, Карину, на руки матери Аминаты. И – ныряет обратно в ад, на поиски Ханане. Его спина навсегда скрывается за огненной стеной.

Но вот еще этот невыносимый, нестерпимый жар. Жар от пламени, пожирающего без пощады все и вся на своем пути. Этого жара ей никогда не забыть, сколько ни проживи… Голову сковали оковы боли. Слезы, хоть она и запретила им течь, туманили взор.

Люди встретили зажжение священного костра криками, но все же не такими громкими и радостными, как раньше. Нет сомнений – каждый дорого бы дал, чтобы видеть сейчас на Каринином месте Пустельгу. Уж та бы ни за что на свете не «смазала» жертвоприношение, да еще так откровенно. Не опозорилась бы при всем честном народе.

Карина заговорила снова, но голос ее звучал слабее – много сил уходило на то, чтобы не показать людям своей головной боли:

– В память о трех препятствиях, какие пришлось преодолеть Баии Алахари для освобождения семи плененных божеств, каждый из наших победителей пройдет по три испытания. Имя сильнейшего откроет, кому из божеств Великой Матерью суждено преобладать над новой эпохой, при которой пройдет большая часть жизни каждого из нас.

Сотни, тысячи зрителей взорами впились в фигуру на сцене. Еще несколько секунд, и они узнают, какую награду решено разыграть в нынешний Солнцестой. Принцесса помолчала.

И вправду, как ни крути – какая из нее султанша? Не рождена она для владычества. Неудача с жертвоприношением показала это.

Но дело еще можно исправить. Можно провести Обряд Воскрешения усопшего, призвать обратно в мир живых маму и положить конец гибельному правлению, не дав ему начаться. Остается только собрать все эти… сущности, в том числе – Сердце Царя.

Карина окинула взглядом отдаленные силуэты победителей там, внизу. Все они почтут за счастье принять любую награду, какую царица сочтет достойной их подвигов.

Да-да, она ведь уже царица, хоть никому пока не дозволено об этом знать. А для ритуала нужен царь. Так Карина его себе создаст сама! К тому же Фарид ведь только прошлой ночью говорил: политически выгодный брак укрепил бы ее положение.

– Победитель, превзошедший всех победителей во всех трех испытаниях, получит главный приз – мою руку и сердце!

Слова сами слетели с ее губ – Карина не успела остановить их. Гул возбуждения по левую руку от нее – там, где стояли члены Совета, – сам по себе уже не оставлял места для сожалений, хотя давление в висках у нее взлетело до небес.

Не успеет истечь эта неделя, и она обновит Преграду. Зиран не погибнет. Зиран может спать спокойно.

Ну а Карине достанется Сердце Царя, Цветок Кровавой Луны, и все остальное, необходимое для воскрешения мамы. Увы, оно будет стоить жизни одному из парней там, под сценой. А он этого даже еще не знает.