Текст книги "Ярость огня"

6
Рукопашная

ГРИФФ

Изначально проблема со служением Иксиону заключалась в том, что я был хвастуном. Но, будучи детьми, мы все хвастались и играли на публику. Теперь же я четко понимал, что к чему. Теперь я не стану лишний раз выделяться. Когда после похорон Джулии тренировки возобновились, моим партнером вместо Дело стал Иксион, и я давал ему все, что он пожелает. Конечно, победы легкими не были, потому что Иксион любил побороться. Но я всегда позволял ему победить.

Я не дам ему не единой причины на то, чтобы скормить себя Нитеру. Не дам причин, чтобы Скалли снизил мою зарплату. Или чтобы кто-нибудь упоминал имя Агги.

Спаркеру это ужасно не нравилось. Да и мне тоже. Но это не имело значения. И потому, когда тренировка наконец-то подошла к концу, я поздравил себя с удачным первым днем службы у Иксиона и начал надеяться, что он тоже вырос из прежних игр.

До тех пор, пока мы не вернулись в драконьи конюшни, где Иксион сообщил мне о том, что Спаркера перевели в стойло рядом с Нитером. У меня перехватило дыхание, когда я увидел, что новое гнездо было гораздо меньшего размера, чем прежнее. Спаркер давно стал самым крупным драконом в нашем воздушном флоте, и для него сейчас было вредно такое ограничение свободы. Его крылья даже в сложенном состоянии упирались в каменные стены.

Иксион подошел к Спаркеру, чтобы застегнуть цепь, но Спаркер оказался не способен сдержать ненависть, которая передалась ему от меня. Он зарычал, вздымая гребень.

Иксион обернулся ко мне:

– Грифф?

Я протянул руку, хватая Спаркера за намордник. Внезапно меня охватил ужас, не за себя, а за Спаркера, и я попытался сделать так, чтобы он понял мои чувства.

– Подчиняйся. – Спаркер ощутил мой страх и начал вырываться.

Иксион наблюдал за нами с праздным удивлением.

– Если ты не в состоянии справиться со своим зверюгой, Грифф…

– Я держу его. Закрывайте.

Иксион прицепил железный поводок к наморднику и натянул его. Поводок стал короче.

А затем еще короче.

Гораздо короче, чем было у Дело. Поводок стал настолько коротким, что Спаркер упирался головой в пол. Мне передалась вся его паника, когда дракон осознал, что происходит, и в ужасе взбрыкнул, а я в этот момент услышал свой голос:

– Прошу, не так коротко…

Иксион улыбнулся. А затем медленно ослабил цепь. Она сделалась длиннее, но все равно не настолько, как было у Дело, однако этого хватало, чтобы морда Спаркера не лежала на полу.

– Вот что произойдет, – сказал Иксион, – если кто-то из вас меня разозлит. Я понятно выражаюсь? – Я кивнул, и меня сотрясла дрожь.

Конечно же, Иксион не вырос из прежних игр. Он просто стал гораздо умнее и научился поступать так, чтобы все сходило ему с рук.

Нитер зарычал в стойле рядом с нами, и Спаркер ответил ему, но стоило глазам Иксиона гневно вспыхнуть, как Спаркер затих. Он так сильно прижался ко мне, что я с трудом устоял на ногах, пятясь от Иксиона так далеко, насколько хватало длины цепи.

Мне отчаянно хотелось утешить его.

Но я не мог этого сделать, пока не закончу с Иксионом, и когда тот защелкнул замок на цепи Спаркера, я последовал за ним по винтовой лестнице в арсенал Грозовых Бичей. Еще один слуга, Нолан, чистил доспехи полукровок Грозовых Бичей в углу. Мы избегали смотреть друг на друга.

– Прежде чем ты вернешься в конюшни, – заявил Иксион, – я хотел, чтобы ты доставил письмо.

Он вручил мне незапечатанный конверт.

– Сегодня днем наш корабль отправится в Бассилею. Отнеси письмо на пристань и отдай капитану, сообщи ему, чтобы лично доставил письмо ей. О, и запечатай его, понял?

Будь на его месте любой другой господин, я посчитал бы за честь запечатать письмо, но я понимал, что Иксион в очередной раз замыслил унизить меня. Он хотел, чтобы я посмотрел на письмо, зная, что ни слова не смогу прочитать, а затем поставил его печать на конверт.

Ей. Он говорил о Фрейде, бассилеанской принцессе. Судя по всему, я держал в руках сообщение о смерти Джулии.

– Слушаюсь, мой господин.

Когда он ушел, я понуро опустил плечи. Нолан, до блеска начищающий доспехи полукровок, поднял глаза и улыбнулся мне:

– Ни единого упрека! Иксион подобрел.

Я застонал в голос:

– И как ты справляешься с тремя такими?

* * *

Из Каллиполиса начали доходить слухи, что наши нападения на торговые пути привели к тому, на что мы и рассчитывали: их продовольственные запасы истощились и бедняги наверняка голодали. Мое воодушевление было бы более сильным, если бы норчианцы не голодали постоянно. Приближалась зима, а Триархи-в-Изгнании не торопилась нанести новый удар. Радамантус, великий ученый-философ из рода завоевателей, пришедших на нашу землю, долго и нудно бормотал о необходимости заставить людей пожелать, чтобы их завоевали, и эта идея очень понравилась Иксиону, но я считал это полной чушью. Я сомневался, что кто-то из норчианцев порадовался, когда явился Таркуин Завоеватель и отправил всех в шахты.

Однако боевые тренировки продолжались, а Иксион, похоже, как и я, опасался того, что ему будет непросто затмить Джулию. Он был раздражителен в воздухе, стремился проводить боевые учения без помощи Нестора и, ко всему прочему, был резок с драконорожденными, задающими лишние вопросы.

Иксион, может, и был неплохим стратегом на земле, но не в воздухе, и он отлично это знал.

Возможно, именно поэтому он каждый день заставлял меня проверять, не пришло ли письмо из Бассилеи, хотя еще слишком рано для ответа. Как-то раз, когда в очередной раз направился в порт, я впервые с перевода на службу к Иксиону столкнулся с Дело.

– Грифф?

– Мой господин?

Откинув капюшон, он улыбнулся, и, хотя это казалось нелепым, у меня все внутри перевернулось. Только тогда я понял, как мне его не хватало. Мы стояли на открытой всем ветрам тропинке, петляющей по утесу вниз к порту, где едва хватало места, чтобы пропустить в сторону норчианского рыбака, катящего тележку с дневным уловом в сторону Крепости.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

Этот вопрос показался мне не совсем верным, как того требовали правила непринужденной беседы двух знакомых, и я догадался, что речь об Иксионе.

– Так точно, мой господин.

– А как твоя семья? Как Спаркер?

Мы не разговаривали с Дело с похорон, и мне удавалось заставлять себя не думать о нем – почти не думать. Не сравнивать жизнь до гибели Джулии и после, потому что в этом не было никакого смысла. Но его вопрос сломал все мои тщательно выстроенные защитные барьеры. У Агги почти не осталось имбиря, а надежды достать еще угасали. Спаркер в крошечном стойле, сидящий на короткой цепи, съежившийся в тесных стенах, чувствовал себя беспомощным, а я, находясь рядом с ним в конюшне, чувствовал, как ему плохо. У меня сжалось горло.

– Мы справляемся, мой господин.

Дело больше не улыбался. Складка пролегла у него на лбу. Но он, похоже, не знал, о чем еще спросить, а я не знал, что сказать.

– Грифф…

Вот оно. Вот как все заканчивается. Годы моей службы у него оборачиваются молчанием и напряжением, пока мы оба стоим на дороге, не зная, как завершить встречу.

«А почему? Ты думал, что вы друзья? Ты был всего лишь его слугой, а теперь нет. Только и всего».

Я подчеркнуто учтиво поклонился ему и отправился дальше.

Прошло почти две недели с тех пор, как я перешел на службу к Иксиону, когда Триархи-в-Изгнании и Великий Повелитель объявили, что устраивают смотр воздушного флота. Смотры Триархов всегда пугали наездников смирения. Летаешь слишком хорошо – они недовольны, летаешь плохо – тебя ждет наказание. Однако стало совершенно ясно, почему сегодня этот смотр не оставил равнодушным и Иксиона: это его первое выступление в качестве Первого Наездника. С бледным лицом и блестящими глазами, он сообщил мне о проведении смотра прежде, чем открыл замок на цепи Спаркера.

– Подведешь меня, и я укорочу его цепь на неделю.

Мое сердце заколотилось, и я острее ощутил чувства Спаркера, как нарастает его недовольство. Иксион не сводил с меня глаз, ища признаки всплеска эмоций.

– Слушаюсь, мой господин.

И как только Иксион вышел из стойла, Спаркер зарычал.

Вот почему мне никогда не удавалось сдерживаться. Потому что Иксион всегда вел себя подло. Я чувствовал ярость Спаркера, горячую и неистовую, шипящую, словно масло на огне.

Угрожай мне чем хочешь. Но угрозы Спаркеру – это уже перебор.

Когда мы приземлились на самой высокой балюстраде Крепости, возвышающейся над отвесными скалами северной части Нового Питоса, драконорожденные каллиполийского двора в изгнании и Великий Повелитель Радамантус уже собрались для проведения смотра. Большая часть флота уже взмыла в воздух, ожидая сигнала Нестора. Ветер расплющивал седые волосы наблюдающих за нами стариков, которые плотно закутались в меховые мантии, а их броши и браслеты сияли в серебристом свете.

– Что нам показать сегодня, лорд Нестор? – спросил Иксион, соскальзывая со спины Нитера.

– Я думал, ты сам решишь, что делать? – натянуто улыбаясь, ответил Нестор.

Иксион резко склонил голову, своими серыми глаза внимательно наблюдая за другими стариками, что сидели на балюстраде. Затем перевел взгляд на меня.

– Рукопашная. Наездники смирения против драконорожденных.

Наездников смирения в новопитианском флоте вполовину меньше, чем драконорожденные.

Не говоря уже о такой мелочи, как намордники.

Единственная радость заключалась в том, что вспыхнувшие драконы были погашены для тренировочных боев. Я собственноручно вылил сегодня утром целый ушат воды на Нитера, едва не заработав укус. Тушение драконов означало, что если наездник смирения получит ожог, то лишь от струи пепла, а не боевого драконьего пламени. Такие удары были не опасны, они были не смертельны и не наносили серьезных ранений. Однако все равно причиняли сильнейшую боль.

Радамантус скрестил руки поверх мантии, а на лице Нестора читалось нетерпение. Но никто не возражает.

Я поклонился, стиснув зубы:

– Как прикажете, мой господин.

Оказавшись в воздухе, я взмахом руки подозвал к себе Брэна и Фионну, а остальные наездники смирения последовали за ними.

– Рукопашная. Мы против них.

– Ты шутишь? Зачем…

– Идея Иксиона.

– Кто бы сомневался, – фыркнула Фионна.

– Хочешь, я возьму его на себя? – спросил у меня Брэн.

Ему не стоило уточнять, кого именно. Он предлагал принять ожоги, потому что Иксион славился ударами со всей силы, особенно против наездников смирения. Но меня все еще переполняла ярость из-за угроз Иксиона Спаркеру, и я покачал головой:

– Я справлюсь с Иксионом.

У Фионны округлились глаза:

– Грифф, ты ведь знаешь, что не должен…

– Я справлюсь.

Облака над нами сгустились, обволакивая карстовые колонны, вздымающиеся из морской глади. Под нами раскинулся порт, где торговые корабли и рыбацкие лодки сновали между Новым Питосом и Башнями Моряка, а баржи перевозили руду с карстовых шахт.

Драконорожденные наездники веером расположились перед нами, а наездники смирения приблизились ко мне.

– Каким строем пойдем? – спросил Брэн.

– Ураганом. Возможно, удастся растянуться.

Брэн безумно захохотал:

– С удовольствием.

Стоящий на балюстраде Нестор взмахнул рукой, и, когда драконорожденные начали окружать нас, наездники смирения прижались друг к другу. Мы сформировали округлый конус: небесные рыбы выстроились в круг на верхнем уровне, грозовики – на нижнем, а аврелианцы замерли против часовой стрелки посередине, выставив вперед копья. Это защитное построение, которому мы обучались во время тренировочных боев, в расширенной форме применяемое во время воздушного нападения на Новый Питос.

Я находился на самом нижнем уровне вместе с двумя другими грозовиками, всего в нескольких метрах от морских волн и на одном уровне с мачтами торговых кораблей в порту. Облака сегодня висели очень низко, и над морем туман клубился, отчего видимость постоянно менялась и ближайшие карстовые колонны терялись в тумане.

Первыми в бой Иксион отправил полукровок, чтобы начать рукопашную.

Словно из ниоткуда появился серый силуэт: крылья дракона были сложены, а гребень – прижат. Наездник дракона, полукровка по имени Эдмунд, присел Брэну на хвост, и я резко налетел на них снизу, встречаясь с ними на противоположной стороне. Я воткнул копье в бок дракона, и они унеслись прочь под брань Эдмунда. Я победно рассмеялся.

– Спасибо! – выкрикнул сверху Брэн из аврелианского ряда.

– Поможешь в другой раз…

– Конечно.

И хотя наездников смирения было гораздо меньше, у полукровок не получалось прорвать переплетающиеся ярусы наших наездников. То, что не видели наездники на одном ярусе, хорошо просматривалось другим, и после того, как мы отгоняли полукровок копьями, Иксион отправлял на нас все новые и новые отряды.

– Отходите на дальнее расстояние, – скомандовал Иксион. – Начинается наступление драконорожденных Триархов.

Чертов драконий огонь.

У меня над головой Роксана сюр Рора мчалась за Фионной, Дело сюр Гефира наступал на Нолана, чьи выстрелы пеплом были очень аккуратны, в то время как Иксион сюр Нитер приступил загонять в ловушку Брэна, пока мы, наконец, не уперлись в бок его дракона.

Дальнее расстояние могло все испортить.

Спаркер и Нитер вылетели из строя, вцепившись друг в друга, и мы, вращаясь в воздухе, начали падать в море. Волны Северного моря вздымались нам навстречу, и Спаркер заколотил хвостом по волнам, отчего соленая вода, вспениваясь, накрыла нас. А затем Спаркер выскользнул на поверхность, и мы, перевернувшись, увидели Иксиона.

Строй наездников смирения распался, а клубы холодного морского тумана затрудняли видимость для наблюдающих с балюстрады драконорожденных. Полукровка носилась вокруг Иксиона, стремясь присоединиться к нему, но Иксион вздернул вверх кулак, ни на секунду не упуская меня из виду. Он отказался от помощи, чтобы лично расправиться со мной.

Отлично.

Когда мы сблизились, я принялся копировать его маневры. Когда он отскакивал в сторону, я отскакивал тоже; он делал обманный маневр, я тут же повторяю движение; каждое эксцентричное действие, которое всегда помогало ему в спарринге с другими, я отражаю словно в зеркале. Струи пепла, которыми он щедро награждал нас, были безвредны, как детские шалости. Взад-вперед мы носились над поверхностью моря, цепляя волны и отмахиваясь от морских брызг и тумана, который маячил перед забралами наших шлемов. Над нами нависали утес и Крепость, а под нами маячил порт…

«Позволь мне увидеть страх в твоих глазах».

Это все, чего я хотел. Жаждал этого момента – блаженного мгновения, – когда Иксион наконец-то осознает, что я играю с ним. Играю с ним перед всей правящей верхушкой этой преисподней.

А затем позволю победить.

Движения Иксиона от отчаяния становились все более хаотическими, и мы со Спаркером копировали их, отчего я испытывал неописуемый восторг, ощущение власти, словно волшебный эликсир, растекающийся по моей крови. Вихрем кружась над водой, краем глаза я заметил, что с циклоном было покончено, остальные наездники смирения повержены и остались только мы с Иксионом.

Подобное неповиновение всегда опьяняло.

Теперь мы кружили над портом, где виднелись торговые корабли, рыбацкие судна и баржи, нагруженные рудой из карстовых шахт. Когда Нитер задел хвостом бок траулера, раздался громкий треск, и матросы бросились врассыпную, а буревестники разлетелись по разным сторонам с негодующими криками…

Иксион, задыхаясь и потеряв остатки самообладания, резко потянул Нитера назад. Нитер практически полностью обессилел, и они начали спускаться вниз, где вздымающаяся волна нависла над ними.

И, воспользовавшись их замешательством, мы набросились на них. Спаркер выпустил когти, а я вскинул для удара копье.

Копье было направлено прямо в подшлемник Иксиона.

Иксион замер. Шлем скрывал его лицо, но я отлично представлял, какое у него сейчас было лицо. Он осознал, что я одолел его. И если бы я захотел, то проделал бы дыру в его подшлемнике.

И это все, что мне было нужно.

Я ослабил вожжи, совсем чуть-чуть, чтобы Спаркер почувствовал, что мы собираемся отступать. Этот момент всегда был самым трудным: и дело даже не в моем поражении, а в том, чтобы убедить Спаркера, что это было необходимо. Именно в эти моменты я особенно сильно полагался на всплеск эмоций, на наши сплетенные воедино чувства, чтобы Спаркер мог сделать то, что казалось противоречащим его природе.

Спаркер втянул когти. Я убрал пику.

Нитер развернулся к нам, и хотя Спаркеру следовало бы увернуться или наброситься на противника в ответ, мы ничего не предпринимали. Воспользовавшись нашим промедлением, Нитер выстрелил.

Мой щит и огнеупорный костюм окутал пепел, столь горячий, что у меня перехватило дыхание.

Спаркер заскрипел под намордником зубами, силясь выстрелить в ответ, но у него ничего не получилось. Он с рычанием отступил.

Когда облако пепла рассеялось, я посмотрел мимо Иксиона. В серебристом тумане я заметил крылья двух небесных рыбок, возникших из облаков и мелькающих вокруг гигантских рук карстовой колонны Кракена.

Это были не наши небесные рыбы, и они явно наблюдали за рукопашной, а теперь торопились скрыться в тумане.

Шпионы Каллиполиса.

Я уже открыл было рот, чтобы сообщить об этом, но Иксион не дал мне и слова вымолвить:

– Ты всегда будешь никчемным куском деревенского дерьма.

И вот тогда я решил вообще ничего ему не говорить.

7
Чай с Защитником

ЭННИ

В Лицее возобновились занятия зимнего семестра, и стражники должны были продолжить обучение по разным специальностям в ограниченном объеме. Я стала одной из немногих, кто не возражал против этого: я планировала пройти заслуживающий особого внимания курс и с нетерпением ожидала, когда он начнется. Я в первый день семестра направилась на другую сторону реки, к Ученому Ряду, повязав шарф поверх горла своей мантии, чтобы защититься от пронизывающего ветра. В небе сгущались черные грозовые тучи, и внутренний дворик казался на их фоне абсолютно бесцветным. Сейчас, когда Дак и Крисса улетели, я с трудом сдерживала себя, чтобы не поднимать постоянно голову к небу, надеясь увидеть на горизонте пару возвращающихся небесных рыб.

– Антигона! Я надеялась увидеть тебя за ланчем.

На ступеньках Лицейского клуба стояла Дора Митрайдс. Она по умолчанию продолжала говорить на драконьем языке, который как нельзя лучше подходил ее властному тону. Она махнула мне рукой из-под меховой накидки, подзывая к себе, а ее карета тем временем выезжала из конюшен.

– О, я перекусила во Дворце.

Доре невозможно было объяснить, что человеку вроде меня не рады в Лицейском клубе, который был официально открыт для всех представителей золотого сословия, но на практике там приветствовали исключительно посетителей высокого происхождения. Таких как Дора.

Дора фыркнула:

– Надеюсь, подношения во Дворце выглядят не столь жалкими, как в последнее время в клубе.

Сказочно богатая, патрицианка до мозга костей, Дора принадлежала к тем представителям золотого сословия, которых пока почти не коснулись трудности продовольственного распределения, за исключением снижения качества ее привычных светских обедов в Лицейском клубе. Почтенная вдова происходила из одного из величайших семейств на Яникульском холме, владеющего крупной финансовой империей. У меня имелись все причины для неприязни к этой женщине, если бы она не была одной из тех, кто поддержал меня в противостоянии с Атреем, когда пришло время забирать Ли домой после поединка с Джулией.

Часы прозвонили четверть первого, и если этот разговор продолжится, я непременно опоздаю на первое занятие. Я переминалась с ноги на ногу и уже собиралась откланяться, когда Дора вдруг схватила меня за руку:

– Я хочу пригласить тебя на небольшую вечеринку, которую устраиваю завтра вечером, – поведала она. – Она пройдет в клубе. Вечер для стражников Четвертого Ордена и некоторых моих друзей.

Я часто размышляла о том, когда же это случится. У поддержки Доры была своя цена. Дора преследовала собственные интересы. И когда я поинтересовалась у нее, чем мы можем ее отблагодарить, она ответила: «Своим будущим и будущим этого юноши».

Преемника Атрея будут выбирать представители золотого сословия, когда он решит, что стражники готовы для правления. Практически официально было заявлено, что кандидатами среди наездников Четвертого Ордена были Ли, Пауэр, Кор и я.

А неофициально люди вроде Доры и ее друзей будут руководить процессом отбора.

– Все будет очень просто, – продолжила Дора, взмахнув украшенной драгоценными перстнями рукой. – Только несколько друзей из Яникульского Совета, кое-кто из Консультативного Совета Золотых. Атрей тоже там будет, я подумала, что неплохо было бы помочь ему заново сблизиться с юношей. Это шанс для нас всех узнать друг друга получше в приватной обстановке, так что не стесняйся, дорогая.

На моем лице, вероятно, отразился скептицизм по поводу этой затеи, потому что Дора хмыкнула:

– У тебя есть что надеть?

– Моя форма?

– Я опасалась, что ты так скажешь. Вот.

Кучер подал карету. Она взяла у него свою сумочку и достала сверток.

– Мне говорили, что стражникам запрещено владеть личным имуществом, поэтому считай, что это напрокат.

Мягкий пакет, который я держала в руках, был завернут в белую оберточную бумагу и перевязан бечевкой. Я спрятала его в ранец, а Дору тем временем усадили в карету.

– Почти забыла! – выкрикнула Дора в окно, когда карета уже начала отъезжать. – Давай сделаем все идеально, согласна? Возьми своих драконов!

Придя в аудиторию, я обнаружила в ней всего двоих человек: Пауэр сюр Итер, развалившийся за партой, и первокурсник из золотых, который смотрел на нас со смесью восхищения и ужаса. Мы были в форме Стражников, а поскольку весь город наблюдал, как мы с Пауэром участвовали в турнирах прошлым летом, первокурсник наверняка знал наши имена. Небо заволокло тучами, и сумрачный свет едва просачивался сквозь узкие окна, отчего в комнате почти стояла темнота.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, Антигона, – отозвался Пауэр.

– Что ты здесь делаешь?

Пауэр пожал плечами. Он протянул руку первокурснику:

– Привет. Я – Пауэр, это Антигона…

Первокурсник пожал руку Пауэру, радостно урча.

Пауэр подвинул ко мне потасканный клочок бумаги:

– Видела?

Это оказалась рваная листовка, на которой был изображен четырехъярусный город – эмблема Внутреннего Дворца, а рядом с каждым уровнем был запечатлен разный кусок хлеба: самый длинный батон – рядом с золотым сословием, поменьше – для серебряных и бронзовых сословий и самый маленький ломоть – для железного сословия. Обратная сторона четырехступенчатого города. «Справедливого распределения каждому, – гласил текст листовки. – Каллиполис, объединяйся!»

Лозунг, который скандировала девушка в зеленом шарфе на площади Чипсайда, а народ к ней присоединился.

А внизу виднелась приписка: «Послание от Отверженных».

– Где ты это взял?

Пауэр махнул рукой в сторону пыльного окна:

– Они повсюду на улице. Городская стража изо всех сил старается, чтобы конфисковать все эти листовки, не говоря уж о том, чтобы отыскать печатный станок этих типов. Отверженные… ты слышала о них раньше?

– Нет.

Но была уверена, что видела одну из них: девушку в зеленом шарфе на площади.

Отверженные. Организованная группа протестующих, открыто заявляющая о себе. С претензией на помпезность при помощи слова «отвергнутый» из драконьего языка, означающего, что они оказались среди тех, кого признали подходящими для вступления в ряды стражников по результатам теста на пригодность, и если бы драконы не отвергли их, они бы стали править.

Беда.

Когда вошел профессор, я спрятала листовку в ранец, встав вместе с остальными.

– В этом году всего трое? Рекордно высокая цифра…

Профессор Сидни, возможно, был самым старым и самым высоким человеком, которого мне доводилось когда-либо встречать. Ослепительно-белые волосы обрамляли его продолговатую голову. Войдя, он едва ли взглянул в нашу сторону и тут же принялся писать на доске, повернувшись к нам спиной.

– Нориш, – начал он, – вот что мы здесь будем изучать. Язык норчианцев, земли которых раньше назывались Норчия, а теперь – Новый Питос. Меня зовут профессор Сидни. Если вы ошиблись классом, можете уйти. – Он говорил на драконьем языке. Дрожащей рукой вывел на доске на драконьем языке слова «нориш» и «Сидни». И когда обернулся к нам, его строгий взгляд воткнулся в меня. Я узнала взгляд преподавателя, который не приветствовал присутствие студентов женского пола на своих занятиях. – Скажите, вы здесь учитесь? – спросил он.

Обычно форма стражников избавляла меня от столь вульгарного скептицизма, но Сидни, вероятно, не разглядел в тусклом свете мою форму.

– Нет. Я… учусь по соседству. – Пауэр закатил глаза.

Несколько мгновений в тишине раздавался лишь скрип мела. Затем Сидни заговорил, обращаясь к доске:

– Я побывал на Новом Питосе примерно в вашем возрасте, юный лингвист. Не при последних Триархах, а при тех, что правили до нее, при Аргусе Первом. Тогда у нас были неплохие отношения с полуаврелианцами. С другой стороны, коренное население… – Сидни взмахнул дрожащей рукой: – Норчианцы – неплохой народ, но крайне примитивный. Они поклоняются своим карстовым колоннам, очеловечивая их, заявляя, что когда-то они были Нагом, Кракеном и прочими божками, и считают их своими клановыми символами. Они были слишком заняты междоусобными распрями, чтобы заниматься чем-то еще.

– Как наши горцы? – подсказал Пауэр, подмигнув мне.

Я подумывала о том, чтобы пнуть парту Пауэра, но первокурсник не отрывал взгляда от меня. Я вопросительно вскинула бровь, чем заставила его покраснеть.

Сидни по-прежнему смотрел на доску, кивая ей.

– Да, во многом как горцы. Они просто сидели на своих полезных ископаемых, пока не явились полуаврелианцы и не заставили их добывать руду. Никакой местной письменности, из-за чего мне самому пришлось все транслитерировать на каллийский. Никаких учебников, по которым можно было бы учиться, поэтому я написал свой. Именно им мы и будем здесь пользоваться. А теперь перейдем к знакомству…

Настроение Пауэра, казалось, улучшалось по мере продолжения занятия, и он искал все новые и извращенные способы выудить из Сидни новые фанатичные высказывания. Он вышел из аудитории с победной усмешкой, которая исчезла в тот же момент, как мы остались вдвоем в коридоре. Здесь было еще темнее, чем в классе.

– Могла бы и сказать ему, кто ты, – заметил он.

Мы наблюдали, как первокурсник торопливо удаляется прочь. Возможно, чтобы поскорее рассказать друзьям, что учится в одном классе с двумя стражниками и профессором, который их не узнал.

– Или ты мог бы перестать подстрекать его?

– Но разве это было бы весело?

У нас с Пауэром всегда были разные понятия о веселье. Однако закоснелые предрассудки Сидни больше, чем что-либо еще, предоставили мне пищу для размышлений. В своей военной стратегии мы пока не сосредотачивали должного внимания на норчианском низшем классе Нового Питоса, и даже на грани войны их язык по-прежнему преподавал дряхлый профессор в классе из трех человек. Разве небрежные взмахи руками, которыми Сидни сопровождал рассказ об их культуре, не имели ничего общего с презрением драконорожденных к своему народу, простолюдинов, отнявших у них власть? Пауэр заговорил о горцах, собираясь подшутить надо мной, но это оказалось гораздо уместнее, чем он мог себе представить.

Вернувшись в Обитель, я обнаружила приглашение на дружескую встречу с Первым Защитником. От Миранды Хейн, Министра Пропаганды. Сообщалось, что я была приглашена на чай в Каретном доме завтра днем, перед вечеринкой у Доры.

Прочитав приглашение, я поначалу решила не ходить. Но я узнала почерк Миранды Хейн. Именно таким почерком была написана записка, отправленная мне перед турниром Первого Наездника, но прочитанная уже после: «Покажи им, на что ты способна». И она была одной из немногих, на чью честность я полагалась, вступая в противостояние с Атреем в Крепости.

И следующим утром я отправилась туда.

Как и стражники, Атрей занимал покои слуг прежнего режима, а его резиденция по-прежнему располагалась в небольшом, отличающемся простым убранством здании, примыкающем к Внутреннему Дворцу – в Каретном доме, названном так потому, что раньше это помещение предназначалось для обслуживания экипажей. Атрей содержал ограниченный штат прислуги, обстановка в дому была крайне скудна, а вестибюль, где меня попросила подождать, имел размеры чуть большие, чем мой кабинет в Обители, где единственное украшение – это гобелен времен бассилеанской войны. Голиафаны, материковая порода драконов, превосходящая по размерам драконов с островных государств Медейского архипелага, на фоне выцветшего вышитого неба сражающиеся с грозовиками и уклоняющиеся от дамианских гарпунеров. Бассилеанские войны распространились по всему морю и прилегающим к нему государствам.

– Антигона? Простите, что заставил ждать. Проходите.

Атрей лично поприветствовал меня в своей гостиной. Они с Мирандой сидели за небольшим чайным столиком. Миранда ободряюще улыбнулась мне, и я присела на один из обитых мягкой тканью стульев с прямой спинкой.

Нам никто не прислуживал, а потому Атрей собственноручно налил мне чай.

– Итак, – начал он, когда я взяла чашку. – Песнь 24.

И я мгновенно поняла, что он хочет поговорить об «Аврелианском цикле». И моем самовольном путешествии, чтобы вернуть тело Джулии.

Однако в его голосе не слышалось недовольства. Его экземпляр поэмы, знакомый мне по тем временам, когда он проводил занятия у Четвертого Ордена в прошлом семестре, лежал на столе между нами. На обложке книги виднелась стандартная печать Министерства, которой были отмечены все запрещенные материалы. Атрей лично одобрил запрет «Аврелианского цикла» ради сохранения политической стабильности. Однако это не отменило того факта, что он обожал эту поэму и знал ее наизусть.

– И это сработало?

Я кивнула:

– Я процитировала строки о безопасном проходе. Новопитианцы… поняли. И обеспечили наше возвращение домой.

На лице Атрея появилась загадочная улыбка, словно он о чем-то вспомнил.

– Отлично.

И меня снова охватило странное и совсем ненужное тепло, как во время совещания Военного Совета: удовольствие от его одобрения.

«Этот человек пытался убить твоего друга. Дважды».

– Как лидер нашего народа, – заговорил Атрей, – я часто раздумываю о том, как важно распознать в человеке талант. Как важно выносить непредвзятые суждения. После последнего заседания Военного Совета я долго размышлял о том, как это несладко. Именно об этом мы и беседовали с Мирандой. Как предрассудки старого уклада перекочевали в наше настоящее. Даже руководствуясь лучшими побуждениями, мы можем… разглядеть таланты только там, где нас учили их видеть. А иногда не замечаем там, где их быть, по нашему мнению, просто не может. Даже если талант сияет яркими красками прямо перед нами.