Текст книги "Катары"

Законные власти, столкнувшись с такой дерзостью, должны были как-то на нее ответить. Раймонд V, граф Тулузский, подумывал о крестовом походе, в котором приняли бы участие два величайших монарха западно-христианского мира, то есть короли Франции (Людовик VII, 1137–1180) и Англии (Генрих II Плантагенет, 1154–1189); он не начинал к нему призывать, ожидая решения папы Александра III, однако тот предпочел сначала осведомиться о положении дел и отправил в Тулузу легата, кардинала Петра Сен-Хрисогонского, в сопровождении внушительной делегации, состоявшей из епископов и богословов. Кардинал, обнаружив немалое число еретиков, долженствующих подвергнуться гонениям, решил наказать одного в назидание прочим: он велел арестовать и прилюдно бичевать тулузского горожанина Пьера Морана, не скрывавшего своего расположения к еретикам, после чего отправил его в Святую землю,[20]20
  Моран вернется из Святой земли три года спустя и будет торжественно встречен согражданами.


[Закрыть] а сам вернулся в Рим отчитаться перед папой. Последний, как ни странно, не ответил на происходящее отлучением от Церкви, чего вполне можно было ожидать, а удовольствовался тем, что предоставил лангедокским епископам и графу Раймонду V Тулузскому самим улаживать проблему. Они же, должно быть, сознавая, насколько значительно это зарождающееся в тулузском графстве еретическое движение и насколько серьезные беспорядки может вызвать любая попытка борьбы с ним, предоставили ереси возможность распространяться по своим землям.

Совсем не так все происходило на севере Франции, где обосновались несколько еретических общин катарского направления. Там, неподалеку от Везеле, где в 1146 году святой Бернар собирал второй крестовый поход (против сарацин), некий Юг де Сен-Пьер, прибывший из Лангедока, основал в 1154 году тайное религиозное общество, привлекавшее к себе здешних жителей, жаждавших избавиться от опеки городских аббатов. В 1167 году местное церковное собрание приговорило к смертной казни семерых руководителей этого общества. Они были сожжены, что нисколько не помешало ереси и дальше распространяться по Ниверне и Бургундии. Но в этой части Франции два прочно укоренившихся монашеских ордена – старый каролингский клюнийский орден и более молодой цистерцианский (основанный святым Робером в 1098 году в Сито близ Дижона) – успешно противостояли распространению ереси, и мы увидим, что именно монаху-цистерцианцу Пьеру де Кастельно папа Иннокентий III сорок лет спустя поручит «огнем и мечом» истреблять катарские заблуждения.

А пока, в 1167 году, если не считать нескольких не имевших продолжения начинаний вроде того, которое завершилось публичным бичеванием горожанина по фамилии Моран, светские (граф Раймонд V Тулузский) и церковные (папа Александр III) власти проявляли удивительную терпимость, если сравнить их поведение с действиями лютой Инквизиции, которая вскоре будет учреждена[21]21
  Суд католической Церкви, в чьи обязанности входило отыскивать и искоренять ереси, будет создан Тулузским синодом в 1229 году, после успешно завершившегося крестового похода против альбигойцев.


[Закрыть] для того, чтобы бороться с ересью; катарская Церковь процветала в своем полуподпольном положении. Первый (официальный) сигнал тревоги подал граф Раймонд V, который в 1177 году известил капитул монастыря в Сито об «устрашающем распространении» катарской ереси, но немедленного ответа не последовало. Для того чтобы катары были преданы анафеме, пришлось ждать III Латеранского собора (5 – 22 марта 1179 г.; это был одиннадцатый вселенский собор римско-католической Церкви).

Этот собор, который возглавлял папа Александр III и на котором присутствовали триста епископов, а также большинство католических государей, на самом деле был связан с начавшимся за двадцать лет до того, в 1159 году, конфликтом между папой и императором Фридрихом Барбароссой, не пожелавшим признать его избрание; конфликт завершился в 1177 году победой Александра III. Собор 1179 года был созван главным образом для того, чтобы подтвердить мирное соглашение и окончательно установить правила избрания папы (большинством в две трети кардиналов), а уже во вторую очередь – чтобы предать анафеме катарскую ересь. Впрочем, обе эти задачи были между собой тесно переплетены: совершенно ясно, что состояние войны между властителями препятствовало искоренению ереси; собор равно обличил преступления солдат (ландскнехтов), осквернявших храмы и имущество духовенства, и дерзость еретиков, и устав собора налагал на них одинаковую кару.

Стало быть, на этот раз ставки были сделаны. Еретиков скопом отлучили от Церкви и поставили вне гражданского общества, но речь пока не шла об истребительном крестовом походе. Кровь в Окситании пока не пролилась.

2
Учение катаров

«В Нарбонне,[22]22
  Речь идет о территории, соответствующей тому, что римляне называли «Нарбоннской Галлией»: ее северная граница шла по приблизительной дуге от Лозанны до Тулузы, а южная граница (средиземноморская, затем пиренейская) – от Ниццы до Нарбонна; две трети этой территории составляло Тулузское графство, с востока на запад окруженное графством Арманьяк, виконтством Безье, графством Фуа и графством Жеводан.


[Закрыть] где некогда расцветала вера, враг веры начал сеять плевелы: народ утратил разум, осквернил таинства Христа, соль и мудрость Господню; обезумев, он отвернулся от истинной мудрости и побрел неведомо куда извилистыми и путаными путями заблуждения, по затерянным тропам, свернув с прямого пути».

Так начинается «Альбигойская история» монаха-цистерцианца Пьера де Во-де-Серне (ок. 1193 – после 1218). Этот автор, перед тем как начать повествование о крестовом походе против катарской ереси, с 1209 года заливавшем кровью Лангедок, дает краткие сведения об учении катаров:[23]23
  Это и в самом деле очень краткие сведения; для того, чтобы составить представление: современный перевод хроники Пьера де Воде-Серне насчитывает 235 страниц, из которых только семь посвящены описанию ереси и поведения еретиков, а остальные 228 – собственно крестовому походу.


[Закрыть] «вера», некогда расцветавшая – это христианская католическая вера, с давних времен укоренившаяся на юге Франции; «заблуждение», в которое впал народ Окситании – не что иное, как учение катаров, почти тайно появившееся на этой земле вскоре после начала тысячелетия (первые катарские еретики были сожжены на кострах Орлеана и Тулузы в 1022 году: речь идет о десяти канониках).

Глубочайшим заблуждением, главной ошибкой этих еретиков, по мнению римско-католической Церкви, была их дуалистическая теология, которую Пьер де Во-де-Серне излагает следующим образом:

«Еретики верили в существование двух создателей: один был невидимым, они называли его «добрым» Богом, другой был видимым, и они называли его «злым» Богом. Доброму Богу они приписывали Новый Завет, злому Богу – Ветхий Завет, который они, таким образом, полностью отвергали, за исключением нескольких отрывков, вставленных в Новый Завет, считая их по этой причине достойными быть сохраненными в памяти. Они считали «лжецом» [неизвестного] автора Ветхого Завета: в самом деле, он сказал о наших прародителях Адаме и Еве, что в день, когда они вкусят плод с дерева познания добра и зла, умрут смертью,[24]24
  Бытие, 2, 17.


[Закрыть] однако же, вкусив плода, они не умерли, как он предсказал. Эти еретики говорили на своих тайных собраниях,[25]25
  Различные церковные соборы, которым пришлось говорить о катарской ереси, не уставали обличать «тайные собрания, на которые сходились еретики»; то, что собрания были тайными, представлялось им «дьявольским».


[Закрыть] что Христос, который родился в земном и видимом Вифлееме и умер распятым, был дурной Христос и что Мария Магдалина была его сожительницей: она и была той женщиной, взятой в прелюбодеянии, о которой говорится в Евангелиях. На самом деле, говорили они, добрый Христос никогда не ел и не пил и не облекался настоящей плотью: он явился в мир лишь чисто духовным образом, воплотившись в теле святого Павла. Вот потому мы и написали «в земном и видимом Вифлееме», ведь еретики представляли себе иную землю, новую и невидимую, где, по мнению некоторых из них, добрый Христос был рожден и распят. Еще они говорили, что у доброго Бога были две жены, Оолла и Оолиба, родившие ему сыновей и дочерей. Другие еретики говорили, что творец один, но что у него было два сына, Христос и Дьявол […]»

(АИ,5)

Катарские проповедники и впрямь утверждали, что Богов было два, добрый Бог, чистый, непорочный дух, и Бог Зла, которого они именовали Сатаной или Люцифером, создавший материальный и нечистый мир – солнце, звезды, землю, тела животных и людей; последний, соответственно, оказывался миром сатанинским, и из этого следовало, что добрый Бог не был всемогущим. Что касается людей (потомков Адама и Евы), они также были двойственными созданиями: как существа из плоти, а значит, материальные, они были творениями Дьявола, и каждый из них заключал в себе душу, которую добрый Бог вдохнул в каждое тело и которую он жаждал освободить, чтобы вернуть ее в небесный мир. К несчастью, Бог не мог сам освободить эти души, поскольку пропасть отделяет божественный дух от материального мира, сотворенного Люцифером: и тогда для того, чтобы сделать это, он создал Посредника, Иисуса, который был одновременно Его сыном, Его образом и прекраснейшим, самым безупречным и совершенным из ангелов (катарские богословы не признавали догмата Святой Троицы). Иисус сошел в нечистый мир материи, чтобы освободить человеческие души из их плотской темницы и вернуть в небесную чистоту; но Сатана узнал в нем Божьего Вестника и захотел его погубить, оттого и случились Страсти Христовы и распятие божественного Посланца. Тем не менее неплотское тело Христа не может на самом деле ни страдать, ни умереть; указав Апостолам путь к спасению, Христос вновь поднялся на небеса, оставив на земле Свою Церковь, душа которой – Дух Святой. Однако Властелин Зла, оставшийся в земном мире, продолжает увлекать людей на путь заблуждения: он разрушил чистую Христову Церковь и подменил ее ложной Церковью, римской, которую назвали «Христианской», но в действительности это Церковь Дьявола, и то, чему она учит, противоположно тому, чему учил Иисус: она и есть нечистый зверь Откровения, вавилонская блудница, тогда как истинная и чистая Церковь, владеющая Святым Духом, – это катарская Церковь.

Из этих теологических построений следует: 1) что таинства римско-католической церкви (крещение, причастие, брак, соборование) – всего лишь материальные обряды, ловушки Сатаны; рода крещения – всего лишь вода, облатка не может быть телом Христа, это только тесто, кресту не должно поклоняться, его следует ненавидеть и проклинать, поскольку он был орудием унижения и мучений Иисуса; 2) что Пресвятая Дева не могла быть матерью Иисуса, поскольку у него никогда не было тела, он, подобно доброму Богу, является чистым духом; 3) что человеческая душа до тех пор, пока в нее не снизошел Святой Дух, пока она не получила спасительного озарения, делающего человека чистым, остается под властью сатаны и переходит в каждой следующей жизни в одно из множества тел людей или животных (учение о переселении душ); 4) что тому, кто сделался чистым, смерть несет окончательное избавление души и что в конце времен, когда все души будут освобождены из Мрака тел, Свет вновь будет полностью отделен и спасен от нестерпимого господства материи. И тогда материальный мир исчезнет, солнце и звезды погаснут и огонь поглотит души демонов: продолжаться будет лишь вечная жизнь в Боге.

На это путаное учение о предназначении души накладывался свод молитв и обрядов, известных нам под названием «Катарского требника»,[26]26
  «Катарский требник» был переведен французским лингвистом и диалектологом Леоном Кледа; мы цитируем его по сокращенному варианту этого перевода, предложенному Зоей Ольденбург в книге «Костер Монсегюра» («Le Bûcher de Montségur», Paris, Gallimard, 1959). См. также Приложение I наст. соч.


[Закрыть] два варианта которого, относящиеся к XIII веку, один на латыни, другой на окситанском языке, избежали общей участи – почти полного уничтожения всего, что было связано с учением катаров, после так называемого альбигойского крестового похода. Катарская Церковь, учившая, что брак есть проституция, отрицавшая воскрешение плоти и сочинявшая, по словам Пьера де Во-де-Серне, «странные небылицы», в действительности была устроена по образцу римско-католической Церкви.

Она включала в себя две категории верных: священников, которые вели аскетическую, полную лишений жизнь, и мирян, которые жили обычной жизнью, могли вступать в брак, заниматься каким-нибудь ремеслом, иметь личное имущество и только стараться при этом жить праведно и честно. Первых называли совершенными: неизменно одетые в черное, они соблюдали безупречное целомудрие; отказывались от мяса, поскольку в теле любого животного могла быть заключена человеческая душа; яиц, молока, масла и сыра они тоже не ели, потому что все эти продукты получались от сексуальной деятельности живых существ, однако употреблять в пищу рыбу им было позволено. Такой образ жизни, если вести его без малейших отклонений, обеспечивал совершенным освобождение души после смерти тела. Вторых называли верующими: они не стремились подражать жизни совершенных, но надеялись, что вера последних принесет спасение и им, и должны были вести жизнь честную, праведную и достойную уважения.

Совершенные, как мужчины, так и женщины, которых можно было бы назвать воинствующими катарами, чаще всего были странствующими отшельниками, они шли от деревни к деревне, от замка к замку и повсюду вызывали уважение благодаря своей строгости, доброте, нравственной силе и аскетизму, поскольку неукоснительно соблюдали посты; их бледные, изможденные лица, их худоба, должно быть, нисколько не уступавшая истощенности почтенных гуру и восточных факиров, ласковый тихий голос, которым они проповедовали, – во всем этом народ видел доказательства их святости, называя их добрыми людьми. Те катары, что оставались в городах, вели не менее монашеский образ жизни в общинах, селясь в особых домах, которые враждебно настроенная часть населения называла «домами еретиков»; в таком доме неизменно имелся большой суровый зал с голыми стенами, чаще всего выбеленными известью, где верные собирались для молитвы. Всю обстановку этого зала составляли накрытый белой скатертью деревянный стол, на котором лежало Евангелие, и другой стол, поменьше, на котором стояли кувшин и лохань для омовения рук; в зале постоянно горели белые свечи, пламя которых символизировало пламя Святого Духа.

Мы не знаем, как была устроена катарская Церковь, чье зарождение и развитие происходили в основном подпольно. Один только Пьер де Во-де-Серне дает нам немногие и краткие сведения об этом в начале своей «Альбигойской истории»:

«У еретиков совершенных были представители власти, которых они называли «диаконами» и «епископами»; их просили о наложении рук, дабы всякий умирающий полагал возможным спасение своей души, но в действительности, если они налагали руки на умирающего, какая бы вина на нем ни была, если только он в состоянии был прочитать Pater Noster,[27]27
  «Отче наш». (Примеч. переводника.)


[Закрыть] они считали его спасенным и, пользуясь их выражением, «утешенным» до такой степени, что без всякой епитимьи, без какого-либо другого искупления своих грехов он поднимался на небеса. По этому поводу нам довелось слышать следующую забавную историю: некий верующий, лежа на смертном одре, получил от своего учителя consolamentum[28]28
  Главный катарский обряд, по-французски его называли «baptême spirituel» – «духовное крещение». См. Приложение I.


[Закрыть] посредством наложения рук, но не смог прочитать Pater Noster и испустил дух. Его утешитель не знал, что и сказать: покойный был спасен, поскольку принял наложение рук, но он был проклят, поскольку не смог прочитать молитву! […] И тогда еретики отправились за советом к рыцарю по имени Бертран де Сессак[29]29
  Бертран де Сессак был опекуном виконта Раймонда-Роже де Безье; в 1194 году он в присутствии епископа Безье обязался изгнать катаров из виконтства.


[Закрыть] и спросили у него, как им следует рассуждать. Рыцарь дал им такой совет и ответ: «Про этого человека мы будем говорить и утверждать, что он спасен. Что касается всех прочих, если они в последнюю минуту не прочитают Pater Noster, мы будем считать их проклятыми».

(АИ.7)

Этот отрывок прекрасно свидетельствует о духе времени. Люди той эпохи и тех поколений, что пришли следом за ними, были одержимы мыслью о спасении своей души после смерти, и у христиан римско-католической Церкви было средство, помогающее справиться с этой неотвязной тревогой: смерть на кресте Иисуса, Сына человеческого, и его воскрешение как Сына Божия вскоре после казни были для них залогом вечной жизни и спасения при условии, что эти христиане при жизни были приобщены к таинствам Церкви (в особенности и прежде всего получили крещение – необходимое и достаточное условие для того, чтобы человек был принят в лоно Церкви, – а затем, перед смертью, отпущение грехов и соборование).

Со своей стороны, катары, утверждавшие, что католическая теогония неверна и что ее следует заменить дуалистической теогонией, той самой, которую мы вкратце изложили выше, считали обряды и таинства римско-католической Церкви лишенными всякого смысла и ценности. Иными словами, христиане, которых мы будем называть традиционными, – для того, чтобы отличить их от катаров, которые также именовали себя «христианами», – были глубоко убеждены в истинности поговорки «Вне Церкви (подразумевалось – римско-католической) нет спасения» и видели в адептах новой Церкви (катарской) приспешников Сатаны, обреченных вечно гореть в аду. И наоборот – эти последние были не менее глубоко убеждены, что их долг в земной жизни состоит в том, чтобы возвращать заблудшие души христиан-католиков на правильный путь чистой религии истинного Бога – доброго Бога, – с которого их заставил свернуть Властитель Зла.

Если не считать этих скудных сведений о еретическом учении катаров и об упоминавшемся выше «Требнике», нескольких намеков на их догмы, содержащихся в уставах соборов, созванных для того, чтобы бороться с этой ересью между 1179 (III – вселенский – собор в Латеране) и 1246 годами (собор в Безье), а также нескольких приговоров, вынесенных катарам судом Инквизиции, мы почти ничего не знаем об учении катаров. Зато из текстов уже упоминавшихся летописцев и из намеков, сделанных двумя окситанскими поэтами, сочинившими «Песнь о крестовом походе против альбигойцев», следует, что ересь распространилась по всему югу Франции, от Гаронны до Средиземного моря. Эти авторы единодушно называют Тулузу очагом ереси; так, Пьер де Во-де-Серне в первых же строках своей «Альбигойской истории» заявляет:

«[…] Тулуза, главный источник яда ереси, отравлявшего народы и отвращавшего их от познания Христа, Его истинного сияния и божественного света. Горький корень так вырос и так глубоко проник в сердца людей, что вырвать его стало крайне трудно: жителям Тулузы не раз предлагали отречься от ереси и изгнать еретиков, но лишь немногих удалось уговорить – настолько они, отказавшись от жизни, привязались к смерти, настолько они были затронуты и заражены скверной животной мудростью, приземленной, дьявольской, не допускающей той мудрости свыше, которая призывает к добру и любит добро».

(АИ,3)

Нелишним будет уточнить здесь, что Пьер де Во-де-Серне писал эти строки между 1213 и 1218 годами (крайние даты), два столетия спустя после того, как в Лангедоке появилась катарская ересь; стало быть, мы можем заключить из его слов, что к этому времени катарское учение широко распространилось в тех краях. Приблизительно за полвека до того, как прозвучал призыв к крестовому походу против альбигойцев, в 1145 году, сам святой Бернар, посланный настоятелем Клерво с миссией на тулузскую землю, такими безрадостными словами описывал состояние религии в этой местности:

«Церкви стоят без прихожан, прихожане обходятся без священников, священники утратили честь. Здесь остались лишь христиане без Христа. Таинства втоптаны в грязь, больших праздников уже не отмечают. Люди умирают в грехе, без покаяния. Детей лишают жизни во Христе, отказывая им в благодати крещения».

(Послания, CCXLI)

Примерно тогда же, когда Пьер де Во-де-Серне писал свою «Альбигойскую историю», окситанский поэт Гильем из Туделы приступил к сочинению своей «Песни о крестовом походе против альбигойцев», в которой звучит тот же тревожный тон:

 
Начнем же. Ересь поднялась, как гад со дна морей
(Господь ее да поразит десницею своей!),
Попал весь Альбигойский край в охват ее когтей —
И Каркассон, и Лорагэ. Легли по шири всей —
От стен Безье до стен Бордо – следы ее путей!
К неложно верящим она пристала как репей,
И были там – я не совру – все под ее пятой.
 

(ПКП, 2, 4-10)[30]30
  Здесь и далее – все стихотворные фрагменты «Песни о крестовом походе против альбигойцев» приведены в переводе со староокситанского Елены Морозовой и Игоря Белавина. Цит. по: «Новая юность», 2000, № 5 (44), ее. 160–191 и Ж. Брюнель-Лабришон и К. Дюамель-Амадо «Повседневная жизнь во времена трубадуров XII–XIII века». М, «Молодая гвардия», «Палимпсест», 2003, с. 377–386. (Примеч. переводчика.)


[Закрыть]

С другой стороны, огромное число местностей, на которые обрушились войска крестоносцев под предводительством их не знающего жалости полководца, Симона де Монфора, наводит на мысль о том, что катары обосновались повсюду к югу от Гаронны: Пьер де Воде-Серне перечисляет около полутора сотен населенных пунктов Окситании, пострадавших во время альбигойского крестового похода. Наиболее значительные из них (в хронологическом порядке) – Безье, Каркассон, Кастр, Памье, Ломбер, Альби, Лиму, Монреаль, Монже, Монферран, Кастельнодари, Каюзак, Нарбонн, Муассак, Кастельсарразен, Отрив, Мюре, Марманд, Родез и, разумеется, Нарбонн и Тулуза, не считая провансальских городов (Бокер, Ним, Монтелимар). Во всех этих городах, где жили и проповедовали совершенные, было множество катаров, и можно предположить, что из-за их внешнего облика, из-за тайны, окружавшей «дома еретиков», а также благодаря своим делам милосердия и проповедям они привлекали внимание и, должно быть, часто пробуждали любопытство у народа, вызывая тем самым недовольство местного духовенства.

* * *

До нас не дошло ни одного ни официального, ни тайного документа, в котором речь шла бы о структуре катарской Церкви, кроме уже упоминавшегося «Требника». Однако нам известно из сочинений Пьера де Воде-Серне и Гильома де Пюилорана, что она состояла из двух ступеней: в каждой области был свой катарский епископ, которому помогали «старший сын» и «младший сын». Перед смертью этот епископ передавал свой епископский сан посредством ритуального наложения рук старшему сыну, которого сменял в этом звании младший сын, чьи обязанности перепоручались новому младшему сыну, избранному из числа местных совершенных. Каждый город или другой крупный населенный пункт был поручен заботам диакона, которого назначал епископ и которому помогало более или менее значительное число совершенных, в том числе – необходимо это подчеркнуть – и совершенных женщин: не будем забывать о том, что Окситания была страной трубадуров и куртуазной любви и женщина пользовалась там куда большей моральной независимостью, чем во французском королевстве. В то же время сама природа катарской религиозной системы понятий не сочеталась с обращенной к внешнему миру культурной жизнью, равно как и с золотом, и роскошью католической Церкви; у катаров не было ни обедни, ни вечерни, ни совместной молитвы, ни крестного хода, ни открытых, доступных для всех таинств (крещения, причастия, брака); все у них происходило при закрытых дверях, в тишине и тайне «домов еретиков», как их обыкновенно называли посторонние.

Что касается катарского учения, оно частично опиралось на Евангелия (но отвергало догмат Троицы, сближаясь в этом вопросе с арианской ересью, о которой говорилось выше), а также на учение Апостолов и манихейство богомилов; весьма скромные обряды катаров, связанные с принятием мужчины или женщины в катарскую Церковь в качестве верующих или переход из состояния верующего в состояние совершенного (или совершенной) были подчинены строгим правилам, известным нам из свода молитв и ритуалов посвящения, обычно упоминаемого под названием «Катарского требника».

Вот как в этом «Требнике» описан обряд, предваряющий вступление в катарскую Церковь:

«Если верующий [католик] пребывает в воздержании [в ожидании, пока его примут в ряды катаров] и если христиане [это слово употребляли совершенные для обозначения самих себя, поскольку считали себя единственными истинными последователями Христа, отказывая в этом католикам] согласны дать ему молитву [принять его в свои ряды], пусть они умоют руки, и верующие [катары, не принадлежащие к числу совершенных], если таковые есть среди присутствующих, тоже это сделают. Затем один из совершенных, тот, кто следует за Старейшиной [катарский священнослужитель, принимающий допущенного к посвящению], должен трижды поклониться Старейшине, затем приготовить стол, а затем снова трижды поклониться. Затем он должен произнести: «Benedicite, parcite nobis».[31]31
  Благослови и помилуй нас (дат.). (Примеч. переводчика.)


[Закрыть] Затем верующий должен совершить melioramentum[32]32
  Ритуальное приветствие, с которым следовало обращаться к совершенным: оно состояло в том, чтобы трижды склониться перед тем совершенным, к которому обращался верующий, трижды преклонить колени и сказать ему: «Молитесь за меня Богу, чтобы он сделал меня добрым христианином и даровал праведную кончину». Тогда совершенный благословлял верующего со словами: «Господь да содеет тебя добрым христианином и дарует тебе праведную кончину».


[Закрыть] и взять книгу [Евангелие] из рук Старейшины. А Старейшина тогда должен прочесть ему наставление с подобающими случаю свидетельствами [прочесть соответствующие места из Нового Завета].

После Старейшина должен произнести молитву, а верующий повторить ее за ним. Затем Старейшина должен ему сказать: «Мы даем вам эту святую молитву, примите ее от Бога, от нас и от Церкви, теперь вы можете произносить эту молитву во всякий час своей жизни, днем и ночью, в одиночестве или с другими, и никогда не прикасайтесь ни к еде, ни к питью, не сказав этой молитвы. И если вы не сделаете этого, должны будете покаяться». А верующему следует ответить: «Я получаю молитву от Бога, от вас и от Церкви». Затем он должен совершить melioramentum и поблагодарить, после чего христиане [совершенные] дважды сотворят молитву с поклонами и коленопреклонениями, а верующий сотворит ее следом за ними».

После совершения этого обряда катары-неофиты, находившиеся в положении обычных «верующих» в том смысле, который был дан этому понятию выше, продолжали вести обычную жизнь, стараясь жить праведно и честно. Некоторые занимались каким-либо достойным и прибыльным ремеслом, что позволяло им обеспечивать финансовое управление организацией, покупать и содержать «общинные дома» (такие дома существовали почти во всех городах Окситании, где служили одновременно и школами, и больницами, и приютами, и монастырями), и платить за работу простым людям, исполнявшим при них обязанности сторожей, проводников или гонцов. Были и другие – молодые люди, доверенные совершенным родителями, или же обращенные в катарскую веру люди всех возрастов, которые надеялись в один прекрасный день получить consola-mentum и в свой черед сделаться совершенными. Тем не менее, за исключением этих воинствующих катаров, большинство верующих в городах или деревнях юга Франции жили так же, как и христиане-католики, довольствуясь тем, что посещали богослужения и почитали «добрых людей», этих суровых, одетых в черное совершенных, которые ходили по всему краю, проповедуя катарское учение.

Главным обрядом, необходимым условием спасения души, был consolamentum, обряд, делавший верующего (или верующую) полноправным членом катарской Церкви – совершенным – отчасти так, как христианское крещение символически вводит новорожденного младенца в римско-католическую Церковь, но с тем существенным различием, что для катара этот обряд был не просто символическим действием: он обладал властью превращать обычного человека, чья душа оставалась пленницей, заточенной в теле, в человека, в котором действительно обитает Дух Святой (откуда и определение обряда как духовного крещения, как его иногда называют). Получившая такое «утешение» душа мужчины или женщины в день его или ее смерти избегала переселения в другое тело и присоединялась на небесах к божественному Духу при условии, что со дня своего крещения обладатель этой души вел святую и добродетельную жизнь, то есть без малейших уступок и без малейших оговорок подчинялся строгим правилам катарской религии. Верующий, получивший consolamentum, благодаря этому делался новым существом, совершенным, и его душа успокаивалась: по смерти тела, в котором она обитала, она будет освобождена и вновь обретет Свет, который утратила при рождении.

И все же, получив обещание вечного блаженства, душа подвергалась большой опасности: после этого духовного крещения самый мелкий грешок совершенного обернется святотатством, и он утратит Святой Дух, который пребывал в нем. Для того чтобы вернуться в состояние совершенного, надо снова получить consola-mentum. Именно по этой причине некоторые верующие ждали, пока не окажутся при смерти, чтобы быть «утешенными»: тогда они могли быть уверены в том, что не утратят в последние мгновения жизни пользы от этого обряда, который, таким образом, соответствовал одновременно католическим таинствам крещения (делающего окрещенного христианином, то есть хранителем Святого Духа) и причастия (возобновляющего этот союз с Богом) с рукоположением (превращающим мирянина в священнослужителя) и соборованием.

Торжественный обряд «духовного крещения» происходил в большом молитвенном зале описанного выше катарского дома, куда верные приходили молиться; в зале были зажжены все белые свечи, они должны были символизировать Свет Святого Духа, сошедший на Апостолов в день Пятидесятницы,[33]33
  «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе.
  И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились;
  И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
  И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать». (Деяния Апостолов, 2, 1–4.)


[Закрыть] после Вознесения Христа на небо. Старейшина дома для начала обращался к верующему, желающему стать членом катарской Церкви, с вступительной речью, напоминая ему о сверхъестественном значении обряда, который должен был вскоре совершиться. «Катарский требник» сохранил для нас содержание этой речи:

«Петр [предполагаемое имя верующего], ты хочешь принять духовное крещение, через которое дается Святой Дух в Церкви Божией, со святой молитвой, с наложением рук добрых людей [совершенных]. Об этом крещении Господь наш Иисус Христос говорит в Евангелии от Матфея своим ученикам: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века».[34]34
  28; 19–20.


[Закрыть] А в Евангелии от Марка Он говорит: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет».[35]35
  16; 15–16.


[Закрыть] А в Евангелии от Иоанна Он говорит Никодиму: «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие».[36]36
  3;5.


[Закрыть] […] Это святое крещение, через которое дается Святой Дух, Божия Церковь сохранила от времен апостолов до сегодняшнего дня, и оно передается от одних добрых людей другим добрым людям, и так дошло до нас, и так будет, пока стоит свет; также вам следует знать, что Церкви Божией дана власть связывать и развязывать, прощать грехи и оставлять их. […] И в Евангелии от Марка Он говорит: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы».[37]37
  16; 17–18.


[Закрыть] А в Евангелии от Луки Он говорит: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов, и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам»³. […]»

После этого Старейшина рассказывал верующему о догматах катарской религии, о том, какими обязательствами он будет связан до конца своей жизни, и читал Pater Noster[38]38
  10; 19.


[Закрыть] объясняя каждую строку этой молитвы, которую готовящийся к вступлению должен был за ним повторять. Затем верующий торжественно отрекался от католической веры, в которой пребывал с самого детства, обещал, что отныне не прикоснется ни к мясу, ни к яйцам, ни к какой-либо другой пище животного происхождения, будет воздерживаться от плотских утех, никогда не солжет, никогда не произнесет клятвы и никогда не отречется от катарской веры. Затем он должен был произнести такие слова: «Я получаю эту святую молитву от Бога, от вас и от Церкви», а затем громко и внятно объявить, что хочет принять крещение. После этого он совершал melioramentum (трижды преклонял колени и просил благословения) перед Старейшиной и просил Бога простить ему все, в чем он согрешил мыслью, делом или упущением. Тогда присутствующие при этом добрые люди (совершенные) хором произносили формулу отпущения грехов: «Именем Господним, нашим и именем Церкви да будут отпущены тебе твои грехи». И, наконец, наступала торжественная минута совершения обряда, который должен был сделать верующего совершенным: Старейшина брал Евангелие и возлагал его на голову нового члена Церкви, а сверху он и его помощники возлагали каждый свою правую руку и молили Бога о том, чтобы на этого человека снизошел Святой Дух, между тем как все собравшиеся вслух читали Pater Noster и другие подобающие случаю катарские молитвы. Затем Старейшина читал семнадцать первых стихов Евангелия от Иоанна, снова произносил, на этот раз один, Pater Noster, и новый совершенный получал от него, а затем от других совершенных поцелуй мира, который он затем передавал тому из собравшихся, кто стоял к нему ближе всех, а тот передавал поцелуй соседу, и так, от одного к другому, этот поцелуй обходил всех собравшихся.[39]39
  Если в число совершенных вступала женщина, обряд поцелуя мира заменяли символическим жестом: старейшина или его помощник притрагивался к плечу новой совершенной Евангелием и касался своим локтем ее локтя.


[Закрыть]