Текст книги "Счастливые люди правильно шевелят мозгами"

Глава 2
Мысли

Только не сочтите, будто я полагаю, что думать – это плохо и вредно. Вовсе наоборот: если бы вы не умели думать, то не смогли бы прочитать эту книгу, не говоря уж о том, чтобы найти утром свои туфли. Наша общая проблема с мышлением состоит в другом. Мы не умеем отличать полезные мысли от тех, которые сводят нас с ума. Штука в том, что, когда перед нами стоит четкая задача, например вычислить скорость света или найти в шкафу фильтры для пылесоса, то рано или поздно решение найдется. Однако нам никогда не справиться с эмоционально мотивированными раздумьями о том, почему мы не богаче, моложе, счастливее или талантливее. Такие размышления заводят в тупик, где мы упираемся в бессонницу и расстройство.

Вы спросите: «Что такое мысли?» Они – плоды того, что именуется воображением. Сейчас я сообщу вам нечто новое. Воображение – это физическая реальность, а не неуловимое облачко мысли у вас в мозгу. Да! Даже когда вы что-то воображаете, у вас в мозгу и в теле происходят физические и биологические процессы.

Как только мы, люди, изобрели язык, то начали думать словами и фразами. За устную речь отвечают те же области мозга, которые отвечают за ваши мысленные разговоры с самим собой. Когда вы мысленно напеваете песенку, вы пользуетесь той же слуховой корой, как если бы вы слышали ее во внешнем мире. То же касается и случаев, когда вы мысленно рисуете какую-то сцену, картинку: вы пользуетесь той же зрительной корой, которая работает, когда вы что-то видите во внешнем мире.

Нам нравится думать, будто наши мысли и есть мы сами, наша сущность; мы представляем свою голову как гигантский компьютер. Каждый из нас – звезда своего реалити-шоу, а все окружающие лишь на вторых ролях. И хотя мы знаем, что у других людей в голове свои мысли и мнения и каждый из них – в главной роли в своей жизни, в глубине души мы полагаем: это потому, что они не очень умны и заблуждаются. Именно поэтому мы усмехаемся и закатываем глаза, когда кто-то высказывает свое мнение. Мы иногда забываем, что каждый смотрит свое реалити-шоу.

«Я мыслю, следовательно, существую», – написал Декарт и, по-моему, очень умно высказался. Однако, как выяснилось, он ошибался. Вы – не ваши мысли, вы – совокупность миллионов процессов, ни один из которых не осознаете. В течение одного-единственного дня человек выращивает в своем организме 40 триллионов новых клеток, и столько же клеток умирает. Кто вывел эти цифры, интересно знать? В течение жизни у вас отрастет 16 километров ногтей, и вы заполните своей мочой 561 цистерну объемом в тонну каждая. Впечатляет? И все это происходит, пока вы выбираете ковер, в блаженном неведении о процессах, которые идут своим чередом внутри вас. В вас всегда все работает, никогда не останавливается – пока не упадет занавес и спектакль не кончится. Поэтому изречение Декарта скорее должно звучать так: «Я существую, поэтому мыслю» – это вернее.

Вы представляете собой нечто куда большее, чем одни только ваши мысли. По сути, мысли составляют лишь 1 % происходящего у вас в мозгу. Об остальных 99 % мозговых процессов вы даже не подозреваете и не осознаете их. Ваш мозг слишком занят, чтобы думать, потому что ему необходимо сортировать примерно 11 миллионов единиц информации в секунду. Чудо, что при такой статистике мы вообще как-то мыслим и получаем какую-то умственную информацию. Мы осознаем лишь немногое из происходящего, например, осознаем, когда надо сходить в туалет. Не скажу, что это потрясающее и уникальное умение. Белки тоже знают, когда им надо в туалет.

Пчелы

Чтобы яснее представить себе, как работает мозг, вообразите, что мысли вырабатываются одной-единственной пчелой, пчелиной маткой, которая сидит в своей ячейке у вас в мозгу (для тех, кто чужд нейрологии, скажу, что на самом деле никаких пчел у вас в голове нет, это образное выражение). Вокруг пчелиной матки-королевы снуют пчелиный лакей, горничная, строитель, парковщик и сантехники. Теперь представьте, что у вас в мозгу также обитают и другие пчелы, отвечающие за ваши поступки и мысли. Кто-то из этих пчел смотрит фильм о кофе в зрительном отделе мозга, другие вырабатывают аромат кофе в обонятельном отделе, а в двигательном отделе снуют пчелы, которые управляют вашими ногами и передвигают их в направлении ближайшей кофейни. Пчелиная королева считает, что это она хочет кофе, но она заблуждается, потому что все пчелы, которые трудятся порознь каждая в своем отделе, посылают ей голоса, чтобы мотивировать ее пойти в кофейню. И нет такой отдельной пчелы, которая принимает решение – вопрос в том, какой отдел жужжит громче других.

Поэтому, когда вы говорите: «Пожалуй, выпью кофе с имбирем и сливками, сильной обжарки», вы получаете кофе и пьете его, а часть пчел уже занята, создавая план шоколадного кекса. Хотя вы (и пчелиная королева) надменно верите, что план придумали лично вы, на самом деле внутри вас на опережение работали над этим планом миллионы пчел.

Оказывается, когда мы что-то делаем, это происходит не потому, что нам пришла в голову мысль и мы ее реализовали, а совсем наоборот. Допустим, вам в голову пришла мысль: «Нужно обязательно купить эти туфли, они на распродаже, другого случая, чтобы продавалось две пары по цене одной, не будет» или: «Думаю, я посвящу свою жизнь спасению редкого вида черепашек». Вы полагаете, что эти мысли просто пришли вам в голову. Но выбор уже был сделан теми 99 % мозга, которые вы не осознаете. Мысли – лишь верхушка айсберга. Если вы покупаете туфли или жертвуете на спасение черепашек, то все уже решено заранее. Вот вам и свобода воли! Наши мысли – это путешественники автостопом относительно остального мозга.

Для тех, кто обожает нейрологию и глубоко копает, приведу научное объяснение мозговой активности. Остальным следующий раздел читать вовсе не обязательно, особенно если он покажется вам слишком сложным – тогда просто помните о пчелках и о том, что пчелиная королева не решает ничего в одиночку.

О мозговых процессах для продвинутых читателей

Вы физиологически оснащены разнообразными сенсорными рецепторами, которые принимают всю информацию, поступающую из окружающего мира. Если бы у вас не было этих рецепторов или электрических импульсов, посылающих информацию в мозг, то вы бы даже не осознавали, что внешний мир существует. Пока мозг не получил информацию извне, он живет в полной темноте. Без внешних стимулов он все равно что в одиночной камере без окон. Стимулы, которые получает мозг, не что иное как энергетические частицы: фотоны, попадая нам в глаза, порождают зрение, колебания, проходя через воздух, порождают слышимые нами звуки, а вкусом мы обязаны тому, что химические соединения попадают на язык. Все наши впечатления – не что иное как электрохимическая энергия, и именно это мы называем реальностью. Мне жаль сводить вас к телефонному пульту многоканальной связи, но именно это вы собой и представляете.

Когда вы принимаете сигнал из внешнего мира через глаза, уши, нос, рот и так далее, для того чтобы вы смогли испытать любое из пяти чувств, активизируются различные области мозга – они создают иллюзию, что это единое ощущение – вкус, запах, прикосновение (вспомним коллективный труд наших пчелок в голове). Мысль – это не нечто цельное, она текуча и переменчива. В голове у вас протекают, меняясь, сотни впечатлений, они задерживаются на долю секунды и сменяются другими.

Эта новость должна принести чувство освобождения тем из вас, кто страдает от повышенной тревожности: если нет «я», то нет и никаких проблем. Вы гораздо больше, чем голос у вас в голове, чем поток ваших мыслей. У вас нет никакой четкой истории, никакого повествования и сюжета, поэтому не пытайтесь его создать. (Как этого добиться, вы узнаете, когда освоите искусство осознанности.)

Не хочу приосаниваться на фоне великих, но даже у Платона встречается идея о чем-то подобном. Он знал, что мы не можем доверять своим чувствам, и говорил: все, что мы видим, – не более чем тень на стене пещеры. Так что мы с Платоном совершенно сходимся во мнениях… хотя несколько разминулись во времени.

Что мы на самом деле такое?

Во-первых, давайте сразу кое-что проясним. То «вы», которое считает, что вы существуете, – это не нечто цельное и неизменное. «Вы» скорее напоминает кучу песка, которую наметает ветром, и эта песчаная дюна постоянно меняется, одни песчинки приносит, другие уносит. Метафорически выражаясь, миллиарды единиц информации постоянно меняют ваши нейрологические сети. Поэтому «вы», которое начало читать этот абзац, будет уже немного другим «вы», дочитав его. Вы постоянно меняетесь, каждую долю секунды, куда уж там до вас сказочным оборотням. Ваше ощущение себя сохраняет цельность благодаря памяти. Это означает, что вы не просыпаетесь сегодня феминисткой, а назавтра шутом.

Ура! Нам больше нет нужды искать смысл! Некоторые люди так старательно ищут, кто они такие, будто их душа – рождественская хлопушка, и в ней непременно должна быть спрятана игрушка. Роются, роются и не находят. Я бы также не полагалась на сны. По-моему, сны – это случайный, произвольный набор обрывочных впечатлений. Есть те, кто сделал профессию из разбора снов: такие специалисты помогают пациентам собрать воедино всякий приснившийся мусор и сложить из него цельную картину. Но для меня это все равно что пытаться предсказать будущее, глядя на отходы собственного организма в унитазе. (Простите, уважаемый Фрейд.)

О себе любимой

Мне снятся сны, за которые, если бы я только воспринимала их всерьез, впору угодить в психиатрическую больницу. Как-то раз я пошла к психоаналитику и попросила помочь мне разобраться в этих снах. Я поведала, что мне приснилась корова, которая в первый учебный день повезла меня в школу. Потом появился слон, озадачивший меня еще сильнее коровы. Потом слон превратился в воздушный шарик с бейсбольной битой, и этот шар битой запустил бейсбольный мячик на спортивную площадку. Все, кто это видел, улюлюкали, в том числе и корова.

И представьте себе, психоаналитик заявил мне, что корова воплощает мою мать, по неведомо каким причинам, но возможно, потому, что у коровы есть вымя и у матери, в общем, тоже в некотором смысле, оно имеется. Слон воплощает моего отца с его диктаторскими наклонностями и стремлением доминировать. Затем отец превращается в воздушный шар (почему, спрашивается?), а мячик, по которому он бьет битой, символизирует меня. По словам психоаналитика, все это означает, что отец не верит в мои способности и силы: что бы я ни затевала, по его мнению, меня ждет неудача. И вуаля! За это дивное откровение с меня содрали 120 долларов. Мне сразу полегчало. Шутка. Полегчало только моему кошельку.

Пятьдесят оттенков критического мышления

Выше я уже объяснила, что наше внутреннее мышление – лишь незначительная часть того, что мы собой представляем, но вам наверняка будет интересно узнать, почему мы по большей части думаем негативные мысли. В наши дни негативными являются примерно 80 % мыслей. Но почему?

Мы, люди, не пользуемся инстинктом так, как это делают животные. Нам приходится анализировать все мозгами. Правда, когда мы еще находились на стадии рыбы, мы обзаводились плавниками, не размышляя об этом, но в воде мы не задержались (почему – не спрашивайте). По какой-то причине мы решили выползти на сушу, и внезапно нам потребовались ноги. К сожалению, ноги не помогли нам убежать от нашего знакомого, саблезубого тигра, поэтому потребовались копья, огонь и так далее; ситуация все усложнялась и наконец оказалось, что для выживания необходимо научиться думать. Эта новая для нас штука под названием «мышление» означала, что мы можем пользоваться абстракциями, воображением, принимать решения, предсказывать, выстраивать логические цепочки. Но со всеми этими новинками мы приобрели тревогу о будущем, мучительные размышления о прошлом и то, что сводит нас с ума сегодня: пережевывание переживаний.

Столь значительная часть нашего языка была построена вокруг предупреждения об опасностях (их и правда было много), что эти послания интернализовались. Это означает, что в прошлом они имели практический смысл, это были опасения вроде: «О боже, меня съест саблезубый тигр, или я попаду в очередной Ледниковый период без шапочки и шарфика», но затем эти мысли трансформировались, и в наши дни они звучат так: «Мне поставят миллион дислайков, от меня все отпишутся, меня отвергнут на форуме знакомств, я потеряю работу, партнера, привлекательность, деньги, жизнь». У нас настойчивая склонность к негативному, поэтому то, что когда-то спасало нас, теперь нас обессиливает и иссушает, ведь мы постоянно ходим по кругу, пережевываем переживания и терзаемся тревогой.

Если мы получаем хорошую новость, то всегда можем подумать о ней завтра, в то время как плохую новость начинаем переваривать и пережевывать немедленно. Любое отрицательное впечатление передается в мозг мгновенно, отсюда взялась идея «обжегшись на молоке, дуть на воду». Рик Хэнсон, симпатичный и очень сведущий нейролог, пишет: «Мозг – это липучка для негативных впечатлений и тефлон для позитивных». Я знаю, что эта метафора очень точна, потому что сама на 98 % состою из липучки.

О себе любимой

Когда мне было чуть за двадцать, я поступила в Королевское Шекспировское Общество и испытала ощущение выхода из собственного тела с уколом радости в сердце. Я всем рассказывала, что поступила, хотя многие мне не верили: актрисой я была кошмарной. Для прослушивания в КШО я выбрала один из самых великих монологов в истории театра – монолог Антигоны, с рыданиями и брызжущими слезами и слюнями. Может, комиссия на прослушивании решила, что древние греки ровно так себя и вели и это у них было нормой. Но сами подумайте, если вы узнали, что вашего брата съела ваша общая тетушка, как вы еще себя поведете? (Пьесу я целиком не читала, но сюжет в общих чертах усвоила из монолога.) Произнося монолог, я краешком глаза наблюдала за Тревором Нанном, который тогда был художественным руководителем КШО. Когда я начала, он ел мороженое, а когда закончила, то он так и сидел с высунутым языком, а мороженое стекало у него по рубашке. Так или иначе, меня приняли и предложили мне роль девицы в «Напрасных усилиях любви». Я была на седьмом небе от счастья.

Хорошо помню это чувство, но еще лучше запомнилось мне, я как играла на одной сцене с такими выдающимися актерами, как Алан Рикман, Зоэ Ванамейкер, Джонатан Прайс, Ричард Гриффитс, Майкл Хорден и другими – они уже были знамениты или им еще предстояло прославиться. Все они прекрасно владели классическим английским выговором, потому что большинство из них были британцами. У меня произношение было так себе и помню, что партнеры, слыша мои реплики, косились на меня и даже морщились. Как-то раз на спектакле кто-то из партнеров подбросил мне скомканную записку: «Ты не умеешь играть. Найди другую работу». Иногда, произнося шекспировские строчки своей скромной роли, я сама морщилась от того, что слетало с моих губ. Когда я произносила слова классика, получался какой-то унылый монотонный бубнеж. Я часами тренировалась у себя в гримерке, произносила скороговорки, распевки, что угодно, но произношение мое никак не улучшалось.

И вот это мне запомнилось лучше всего – это, а не письмо, в котором мне предлагали роль и поздравляли со вступлением в ряды Королевского Шекспировского Общества. И до сих пор воспоминание о злобной записке все так же свежо и ядовито. У меня всегда была склонность накапливать и запоминать именно негативное – все это липнет ко мне, как репей к ткани.

Мы сами создаем терзающие нас тернии – и делаем это своим мышлением. Больше всего нас выматывает и расстраивает не сама ситуация, но мысли, которые ее сопровождают. Как говорит принц Гамлет во второй сцене второго действия: «…нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым; для меня она [Дания] – тюрьма»[2]2
  Перевод М. Лозинского. – Прим. пер.


[Закрыть]. Тут мы с Гамлетом совершенно сходимся во мнении.

Внутренние мелодии

Хочу кое-что прояснить. Когда люди что-нибудь цитируют, особенно за обедом, мне это всегда кажется пижонством – будто они хотят щегольнуть своим интеллектом и начитанностью. Говорят что-нибудь вроде: «К вопросу о рыбном супе, помнится, у Марка Аврелия было такое изречение…» – и та-та-та и бу-бу-бу. Но я и сама такая, люблю цитировать, поэтому вот вам еще одна подходящая к случаю цитата – и, предупреждаю, в книге их будет еще много, я начитанная. Тот самый Марк Аврелий писал: «Все, что мы слышим, – это мнение, а не факт. Все, что мы видим – это точка зрения, а не истина». Как так получилось, что эту премудрость не знает никто, кроме меня, Марка Аврелия, Гамлета, Будды и Платона?

К чему это все?

Не знаю, как для вас, но для меня осознание того, что мысли, в особенности негативные, – всего лишь один из побочных продуктов нашего набора для эволюционного выживания, помогает мне принять себя со всеми ментальными изъянами и прочим.

Какое облегчение – узнать, что мои негативные мысли – не моя вина. Наконец-то свободна! Они достались мне от мамы, папы, генов, предков, эволюции и опыта. Негативное мышление идет в комплекте с навыками выживания. Если ваши ноги не бегут так быстро, как вы бы хотели, или не способны перебросить вас через барьер, вы ведь их не осудите и не будете ругать?

Монах, нейролог и я

Как я обещала в предисловии, сейчас я представлю вам Туптена, буддийского монаха, и Аша, нейролога. Они помогут мне объяснить, как взаимодействуют сознание и мозг. Аш объяснит, почему мозг работает так блестяще, но и имеет свои слабости, а Туптен расскажет, что со всем этим делать. Итак, мальчики, вам слово.

Руби. Аш, сначала простой вопрос: почему у нас вообще есть мысли? Что они собой представляют?

Нейролог. Это только кажется, будто вопрос простой! Думаю, что под мыслями ты имеешь в виду внутренний голос, саморазговор, который ты ведешь с собой о своих идеях, о том, кто ты и чего хочешь. Он находится прямо в центре того, что мы именуем сознанием. Однако неприятности начинаются там, где начинается рефлексия, или, как ты выражаешься, пережевывание переживаний.

Руби. А что о мыслях думает Туптен?

Монах. Буддизм традиционно называется «наукой мышления». Он посвящен изучению сознания. Мы рассматриваем природу мыслей и сознания, в котором они возникают.

Руби. Итак, Туптен, ты думаешь о сознании, а Аш о мозге. Я слышала, что мозг – это кусочек плоти, а сознание – информация, которая по нему протекает. Ребята, ваши тропы вообще пересекаются?

Нейролог. У буддистов и Нейрологов между собой роман. Буддисты досконально изучают работу сознания уже много веков, а Нейрологов это приводит в восторг. Вопросы мы изучаем одни и те же, но разными методами.

Монах. Совершенно верно. Это восхитительное пересечение.

Руби. Ребята, это вы мне тут в лицах изображаете флирт между буддизмом и Нейрологией? Ладно, вот вам вопрос на миллион: где в нашем мозгу находятся мысли? Где конкретно располагаются?

Нейролог. «Где» – это неточная формулировка, потому что применительно к мозгу следует говорить скорее об обширных сетях, системах, чем о конкретных долях и областях. Если речь о мыслях, которые мы осознаем, то есть о тех, которые представляют наш внутренний голос, наш разговор с собой, то мы соединяем части мозга, порождающие речь (слуховую кору) с частями, отвечающими за самосознание, а именно…

Руби. Только прошу, не усложняй и не щеголяй терминологией, я хочу, чтобы книга была доступна широкому кругу читателей.

Нейролог. Но ведь ты задала мне такой вопрос! Я Нейролог, и ответ неизбежно будет сложным. И с терминами. Чтобы слышать собственные мысли, нужна речь и самосознание, поэтому мы говорим о доминирующей височной доле головного мозга и медиальной фронтальной коре, в основном поясной коре. Эта система порождает чувство себя, чувство «я», благодаря чему ты сознаешь, что мысли в голове – твои собственные. Если эта система не работает, как в случае шизофрении, то ты слышишь голоса, но не осознаешь их как свои собственные. Тогда тебе кажется, что они чужие.

Руби. Обожаю, когда ты говоришь со мной о мозгах. Туптен, а ты что об этом думаешь?

Монах. Мы можем изучить природу мыслей, практикуя медитацию или осознанность. Мысли существуют совсем не в том виде, в каком мы привыкли их представлять, что снимает вопрос о месте их расположения. Главное – понять, что человек, личность больше, чем его мысли, поэтому мы не обязаны быть приклеенными к ним или контролируемыми ими. Есть такое старое тибетское присловье: «Когда гонишься за своими мыслями, то ты подобен собаке, бегущей за палкой. Не будь собакой, будь львом: повернись и посмотри в лицо тому, кто бросает палку. Бросить палку в льва можно лишь один раз».

Руби. Аш, раньше в этой главе я говорила о том, что мы – самые суровые и жестокие критики самих себя. Зачем вообще нужны мысли, которые делают нас такими несчастными? Хорошо, что ты, по крайней мере, не слышишь мои мысли.

Нейролог. Откуда ты знаешь, что не слышу? В конце концов, я врач и ученый.

Руби. Я практически уверена, что ты не слышишь мой канал «я», потому что настроен на собственный канал «я». Если бы ты услышал мои мысли, то убежал бы без оглядки. У меня в голове происходит сильнейшее самобичевание, потому что я знаю, что ты Нейролог, а я нет. Я боюсь, что ты поймаешь меня на ограниченности и невежестве. Вот какие у меня мысли, а какие у тебя?

Нейролог. Я беспокоюсь, что говорю недостаточно смешно, и в итоге мои слова прозвучат уныло и скучно, и читатель затоскует.

Руби. Ну а ты, Туптен? У тебя есть самокритичные мысли, даже несмотря на то, что ты Монах в шафрановом одеянии?

Монах. Да, я беспокоюсь, что, если не буду говорить достаточно хорошо, ты бросишь меня ради Далай Ламы.

Руби. Я подумывала об этом, но Далай Лама несвободен, увы. Что с нами такое, друзья? Я все еще хочу понять, почему мы все так склонны к самокритике. Аш, может, у нас есть какой-то вредный дефектный ген?

Нейролог. Если мы употребляем слово «ген» как условное обозначение некой биологической тенденции, с которой мы рождаемся на свет, тогда мой ответ «да». У нашего мозга есть склонность фокусироваться на сигналах об ошибке, фокусироваться на негативном. Возможно, это навык, который развился у нас ради выживания.

Руби. И где именно этот вредоносный ген?

Нейролог. Он не такой уж вредоносный. Это самокритичные фрагменты мозга, те части, которые занимаются внутренним наблюдением. Это такие участки, как префронтальная кора, передний пояс и перешеек.

Руби. Но зачем нам эти части мозга? Жизнь и без того достаточно трудна!

Нейролог. Потому что эти части активируют сигналы об ошибке, а эти сигналы нужны, чтобы помогать нам. Например, если ты спускаешься по лестнице и тебе кажется, что ты дошла до последней ступени, но твоя нога продолжает опускаться слишком низко. Тут мозг посылает тебе громкий сигнал «ошибка!», чтобы привлечь твое внимание, – и тем самым уберегает тебя от падения. Эти сигналы работают как знак «стоп», позволяя тебе понять, что именно пошло не так, и вовремя изменить свои действия.

Руби. Я могу понять, что в мозгу есть часть, которая посылает сигнал: «Ой, сейчас я упаду», но почему при этом я добавляю: «Какая я неуклюжая?»

Монах. Проблема в том, что, помимо этого сигнала об ошибке, в нас еще есть оценочные суждения и самокритика. Похоже, это особенно распространено в современном обществе. Когда в 1960-е годы тибетские ламы впервые стали приезжать на Запад, они поразились тому, как сильны у западных людей ненависть к себе и чувство вины и как они страдают от этих чувств. В тибетском языке вообще нет слова для понятия «вина». По сути дела, в буддийских культурах детей воспитывают, внушая им, что сознание по природе своей доброе.

Руби. А что, если мы, западные люди, избавились бы от слова «вина» и не учили этому понятию своих детей? Мы бы не ощущали себя виноватыми?

Нейролог. Именно так. Нам стоит так и поступить. Наш мозг останавливался бы и замечал наши ошибки, но, если общество и культура не навязывают понятие и чувство вины, вина и не возникает.

Руби. Если бы мы дали монахам слово «вина», они бы через какое-то время почувствовали себя виноватыми?

Монах. А тут многое зависит от воспитания. Мне кажется, на Западе детям очень много и часто говорят «нет». Может быть, западные родители так устают и выматываются, что им просто легче почаще говорить ребенку «нет». Традиционное восточное общество скорее склонно говорить «да». Если дети слишком часто слышат «нет», то вырастают, веря, что совершили нечто плохое, их преследует внутренний голос, который твердит «Ты неправ» или «Ты плохой» и внушает детям, что они – те, кто часто будет слышать «нет». Таким образом, западные люди вырастают с ощущением, будто с ними что-то не так и они какие-то плохие или неправильные.

Нейролог. У меня в детстве было сильное чувство вины. Возможно, это связано с американской культурой и традициями Среднего Запада, которые по своей сути очень пуританские. У меня они наложились на индийскую культуру, в которой дети несут груз родительских надежд и ожиданий. Полагаю, что теперь, когда я вырос, это чувство вины по большей части и вызывает основную часть моей самокритики: я постоянно терзаюсь, все ли со мной правильно и достаточно ли старательно и много я работаю. Но можно мне на минутку вернуться к тому якобы вредному гену?

Руби. Наверно, ты хочешь сменить тему, потому что чувствуешь себя виноватым. Ладно, давай, меняй, поговорим про ген.

Нейролог. Я думаю, в каком-то смысле не так плохо быть самокритичным, потому что самокритика предупреждает тебя, когда что-то идет не так. Внутренний голос привлекает твое внимание, и ты анализируешь ситуацию. Когда ты счастлив и все идет хорошо, внутренний голос молчит.

Руби. Почему мы не замечаем благожелательные внутренние голоса? Ты прав! У меня никогда не звучало в голове: «Ух ты, какая я молодец, хочется дать самой себе медаль».

Нейролог. Когда чувствуешь себя счастливым, то не слишком анализируешь свои чувства, просто ощущаешь их и все. Но негативные мысли – совсем другое дело. Они сигнализируют мозгу о том, что возникла некая проблема и нужно изыскать ресурсы, чтобы ее уладить.

Руби. Итак, если бы у меня не было негативных мыслей, то о чем бы я думала?

Нейролог. Полагаю, ты бы просто жила. Когда ты в состоянии покоя, твой мозг не тревожится, он не счастлив и не печален, просто работает. Туптен, это и есть осознанность?

Монах. Осознанность – это не просто отсутствие негативных мыслей. Она состоит в том, чтобы найти совершенно иное отношение к мыслям как таковым, и негативным, и позитивным. О чем бы ты ни думал, цель осознанности – просто отмечать мысли, не оценивая их, бесстрастно. Тогда они не будут иметь над тобой власти. Цель освоения осознанности в том, чтобы уменьшить страдания; страдаем мы потому, что верим, будто мысли постоянно погружают нас в расстройство.

Руби. То есть ты хочешь сказать, что люди – прирожденные страдальцы?

Монах. Я бы сказал, что мы склонны сосредоточиваться на негативном. Эта склонность усугубляется тем, что общество, в котором мы живем, постоянно заставляет нас ощущать, будто нам чего-то недостает: мы недостаточно красивы, стройны, у нас недостаточно хорошая машина. Существует множество способов страдать. Можно говорить о четырех основных видах стресса: не получаешь желаемого, получаешь нежеланное, защищаешь то, что имеешь, теряешь то, к чему привязан.

Руби. О, это обо мне. Причем все четыре пункта.

Монах. И они все длятся и длятся. Желание порождает все новые желания, а отсюда ощущение обделенности и недостачи.

Руби. И что по этому поводу предпринять?

Монах. Тут необходима тренировка, практика. Для этого и необходимо пестовать в себе осознанность. Видишь, как возникает желание, приучаешься не вцепляться в него и, поскольку ты за него не цепляешься, оно начнет рассасываться и отступит.

Руби. Полагаю, мы от природы наделены способностью отстраняться от своих мыслей и не оценивать их негативно, но мы забываем это делать. Точно так же, как от природы у нас есть тазовое дно, но мы им не пользуемся. Ты согласен, Туптен?

Монах. Не знаю, что такое тазовое дно.

Руби. Пожалуй, не буду тебе объяснять, не хочу разрушать твою жизнь. Аш, как ты думаешь, можно ли воздержаться от оценочности в суждениях?

Нейролог. Я сам очень склонен к оценочности. В целом, оценочность, оценивание – это суть работы мозга. Однако существует некий временной зазор между восприятием и вынесением оценки: сначала воспринимаешь, а через некоторое время оцениваешь и определяешь, что ты воспринял и что это означает. Например, ты видишь какой-то объект. У тебя уйдет от 50 до 70 миллисекунд на то, чтобы определить его цвет и форму. Пройдет около 200 миллисекунд, прежде чем твой мозг назовет этот объект и выстроит ассоциацию названия со смыслом и ценностью объекта.

Руби. Я слышала, что на это уходит 201 миллисекунда.

Монах. А мне говорили, что 199 миллисекунд.

Нейролог. Я практически уверен, что на это уходит 200 миллисекунд ровно. Может быть, цель осознанности в том, чтобы вмешаться в первые 75 миллисекунд и просто увидеть, что перед тобой, прежде чем назвать и оценить это. Думаю, что при некоторой тренировке и практике это возможно.

Монах. То же самое и с мыслями. Осознанность тренирует и приучает тебя делать паузу в эти первые миллисекунды, когда ты отмечаешь какую-то мысль, останавливаться, прежде чем ты успел ее оценить и осудить. Тогда мысль будет иметь меньше власти над тобой, и ты сможешь принимать более мудрые решения.

Руби. Значит, я просто замечу, что пропустила ступеньку, но мне не потребуется говорить себе, что я идиотка, раз пропустила ступеньку.

Нейролог. Именно так. Ты можешь развить у себя такую привычку. Мысль останется, но она не будет сопровождаться самоуничижительным комментарием.

Руби. Так какая часть мозга Туптена не позволяет ему запутаться в суждениях и комментировании? Если бы мы открыли ему голову, что бы мы увидели?

Монах. Голова у меня и так не покрыта, я брит наголо.

Руби. Этого маловато. Я хочу знать, как выглядит твой мозг, в котором поселилась эта самая осознанность.

Нейролог. Что ж, исследования показывают, что у опытных практиков медитации активнее становится правая дорсолатеральная префронтальная кора мозга. Эта часть мозга отвечает за прекращение самокритики и осуждения. Чем больше ты тренируешься контролировать свои мысли, тем эффективнее работает эта часть мозга.

Руби. То есть идея в том, чтобы натренировать эту часть мозга так, чтобы выбирать свои мысли?