Текст книги "Темная русалка"

Последние мгновения, когда Иделия видит этот мир своими собственными глазами.

И она тратит эту возможность, чтобы смотреть на меня.

Моя Иделия. Хрупко красивая, женственно слабая, из нежной кожи и плоти, легко повреждаемая, легко ломаемая, мягкая, субтильная и от того еще более родная, лишится всего того, что является неотъемлемой частью ее естества, и будет заключена в грубый, жесткий, тугоплавкий и неприступный металл. Металл, стекло и пластик.

– Этот мир будет нашим, даже если всю истину в нем заменит сладкая ложь, – повторил я сказанное давным-давно во дворце бракосочетаний.

Через несколько секунд рука жены обмякла. Иделия уснула.

Камски подошел к ней и сдернул одеяльце.

– Да, красивое тело, жалко будет расщеплять, – сказал он деловито, нажимая на кнопки аппарата. Потом заметил мое возмущение.

– Да ладно вам, я все равно увижу ее через камеры. Через пятнадцать минут она останется без кожи. Не насладиться красотой ее тела в последние минуты – кощунство. Если уж вас так волнует этот вопрос, я родилась и прожила женщиной девяносто восемь лет. – Он показал на свой бейдж с надписью «Д. Камски»: – Буква «Д» – меня зовут Даниэлла.

Камера расщепления открылась. Камски посмотрела на Иделию еще и раз и нажала на кнопку. Кушетка уехала в камеру.

Я изучил эту процедуру вдоль и поперек, читал статьи и смотрел передачи в жанре «Хочу все знать»: через час Иделию раскромсают лазерами и оставят только череп с позвоночником, через двадцать часов от нее останется только мягкий и беззащитный мозг, подключенный к аналогу сердца.

Я взял еще одну брошюру с рекомендациями, которые уже знал наизусть, и пошел домой.

Декорпорация длится от недели до трех. Большую часть времени занимает обучение мозга взаимодействию с нейроинтерфейсом и обучение нейроинтерфейса работе с мозгом.

Кибертела бывают двух видов: со слотом для монокапа и без слота. Если кибертело без слота для монокапа, как у Даниэллы Камски, то тело может управляться только удаленно. Если есть слот, то, помимо удаленного управления, человек, вернее его мозг, может находиться внутри тела. Это и есть основной режим работы. Удаленное управление применяется не так часто, потому что ограничивает передвижение зоной уверенного покрытия беспроводной связи.

Кибертело мы с Иделией заранее выбрали вместе. По дизайну и внешнему виду кибертела тоже сильно отличаются друг от друга: некоторые очень реалистичные, некоторые подчеркнуто роботизированные. У реалистичных тел всегда есть элемент, по которому можно понять, что тело не биологическое: узор на лице из нарочито искусственного материала, глаза ненатурального цвета, прозрачная кожа на тыльной стороне ладони и так далее. Таковы правила хорошего тона: показать, что твое тело искусственное. Тела без подобных атрибутов покупают в основном богачи, политики и снобы.

Денег мы не пожалели, заранее купили одну из самых качественных моделей. Также не пожалели денег на воссоздание родных глаз Иделии, лица, волос, фигуры. По бокам шеи и верхней части груди модели был красивейший рисунок из переливающихся на свету полупрозрачных и разноцветных вставок.

У Иделии процедура декорпорации заняла одиннадцать дней, что довольно быстро для такого старого мозга. На двенадцатый день мы уже вместе вышли из клиники.

– Теперь всю оставшуюся жизнь я буду постоянно оглядываться на уровень заряда батарей, – сказала она, рассматривая свои руки и щупая себя во всех местах, – или, как минимум, батареи монокапа…

– Чем это отличается от приема пищи три раза в день?

– Раньше тело не выключалось даже после недельного голодания.

– Зато какие возможности тебе открываются сейчас!

Очевидно, секс был первым, чем мы занялись, придя домой.

Постепенно жизнь вернулась в старую колею. В клинике в искусственной матке росла наша дочь – Зара. Сама Иделия, как ни странно, почти не расстроилась из-за потери тела, в котором родилась и прожила сто тридцать лет, при этом активно изучала новые возможности: регуляция болевого порога, улучшенный слух, зрение в различных диапазонах, обоняние с возможностью чуять одни запахи и не ощущать других, регулируемая чувствительность кожи. И, конечно же, физическая сила. О, как она наслаждалась тем, что теперь сильнее меня. Исчез страх повреждений и травм, которые для обычного человека стали бы несовместимы с жизнью. Чего нельзя было вернуть, так это чувства вкуса. «Но так как еда теперь не нужна, то не такая уж большая потеря», – говорила Иделия.

* * *

Тем временем, из другой клиники пришло уведомление об успешном прохождении десятинедельной отметки. Заре уже семьдесят дней. В этот же день мне исполнилось сто шестнадцать лет. Иделии я купил три ампулы метамирина, который вот уже более пяти веков успешно замещает запрещенные к продаже алкогольные напитки: он обладает наркотическим эффектом, но при этом практически не токсичен и не вызывает зависимости. Себе же я купил бутылку тамири – прохладительного напитка на основе метамирина.

Иделия возилась у плиты. Настроение у нее было превосходным, видимо, тоже получила уведомление о развитии Зары. Жена готовила блюдо в честь дня рождения – лагман. Интересно, каково это – готовить еду и при этом не иметь возможности даже попробовать ее? Иделия попросила меня попробовать. Сказал, что нужно немного подсолить.

После работы жена обычно вынимала из себя монокап и управляла телом по беспроводной связи. Пока Иделия накладывала мне лагман, я ушел в комнату и вставил ампулу с метамирином в отсек монокапа для питательной смеси. Жаль, что нельзя заставить монокап принять вещество извне, а не только когда владелец сам подаст сигнал.

– Что ты мне вставил? – игриво спросила Иделия, когда я сел за стол.

– Сюрприз!

– Ну что ж, попробую, – она прикрыла глаза и застонала. – Ох! Как классно!

На пару минут ее тело застыло. Метамирин подействовал. Иделия кайфует. Отключилась от тела, чтобы ничто не могло помешать наслаждению.

Через минуту кибертело ожило. Я ел лагман, а Идель сидела напротив. Полупьяная, на грани эйфории, но еще адекватная. Она уже научилась пользоваться сложной мимической системой кибертела.

– Не завидуешь? – спросил я.

– Чему?

– Ну, что нельзя есть еду, которую готовишь.

– Сейчас почти не завидую… Но зато не надо ходить в туалет, не надо мыться и ничего не болит. Это классно!

Помолчали.

– Кстати, я хотела пригласить твоих родителей, – заговорила Иделия, – но передумала.

– Зачем? Папа все равно бы не пришел, а мама… пришла бы, но говорить с ней не о чем.

– А я бы с удовольствием встретилась со своими родителями. Обидно, что они отказались от декорпорации. Пройдя через это, могу сказать, что все не так страшно, как они описывали. Интересно, какие у них были бы обличия в эдеинуме… Особенно у мамы. Но ты прав, мне с ними тоже не о чем было бы разговаривать.

– Как я понял, скоро у меня тоже не будет мамы.

– Почему?

– В последний раз она попросила, чтобы я больше не прибавлял ей время… Ей надоело.

– Эх, жаль, она была классной девушкой.

– Она и сейчас классная, – усмехнулся я, – просто не знает, зачем жить. Она уже так долго в эдениуме, что почти потеряла связь с реальностью, даже с кибертелом управляется коряво. Если просуммировать, то за последние десять лет она провела реальном мире примерно шесть суток.

Мы поели, вернее, я поел. Включили фильм. В нем была сцена, в которой девушка заснула на груди возлюбленного. На меня накатила ностальгия.

– Обидно, что теперь, – сказал я, – твое тело автоматически отключается, когда ты засыпаешь.

– А в чем проблема?

– Просто я скучаю по тем временам, когда ты засыпала у меня на груди и мерно сопела, как ты потягивалась, как кошка, как я целовал тебя спящую. А теперь теперь ты даже дышишь не через нос.

– Честно говоря, спать после декорпорации – одно удовольствие.

– Почему?

– Нет ничего, что как-то мешало бы сну: ничего не чешется, ничего не светит в глаза, невозможно лечь в неудобную позу. Просто сказка! Ты сам поймешь, когда пройдешь через это.

Я взял ампулу метамирина, Идель заметила и резко оживилась. Вытащила свой монокап из шкафа для зарядки. Кинула на кровать рядом со мной. Я взял его, вернее ее, на руки. Покрутил, повертел, подбрасывал вверх. Попробовал вызвать головокружение.

– Нет, это без толку, – засмеялась жена. – Чтобы закружилась голова, надо задействовать внутренний датчик уровня.

– Какие сексуальные индикаторы! – сказал я, поглаживая монокап.

Иделия хихикнула.

– Какие пленительные разъемы. Так и хочется в них что-нибудь воткнуть.

Жена совсем расхохоталась. Я продолжил осмотр титановой капсулы.

– Ты вся как на ладони… А это что такое? – я обратил внимание на маленькое отверстие для вывода продуктов метаболизма мозга. – Отсюда выходит грязь души? Ууу!

Вдруг из отверстия вытекло несколько капель желтоватой жидкости. Иделия расхохоталась еще сильнее.

– Ты меня обоссала?

– А нечего лапать меня в интимных местах. Ладно уже, хватит тянуть, – поторопила она меня, – давай уже, вставляй метамирин.

Не успел я вставить ампулу в отсек, как жена начала вкачивать его в свою систему. Через секунду весь метамирин был впитан. Иделия откинулась на кровать. Кибертело замерло на пару минут.

– Я люблю тебя! – промурлыкала она, когда отошла от кайфа.

– Я все чаще думаю, – сказал я, – а чем отличается любовь от крепкой дружбы? Вот декорпорируют меня… зачем все эти тела, зачем… зачем секс… зачем все это…

– Любовь – это доверие!

– Хорошие друзья тоже доверяют друг другу.

– Да, но доверяют по-другому.

– Друзья тоже могут делиться друг с другом сокровенными мыслями и мечтами. Могут жертвовать собой ради друга…

– А как же нежность, ласка и забота?

– перебила меня Иделия.

– Это проявления чувств в сторону тех, кому человек доверяет. К тому же, это не противоречит дружбе. Просто так сложилось, что если друзья проявляют нежность и заботу, значит, любят друг друга.

– А как же желание прожить жизнь вместе и разделить все радости и беды?

– При крепкой дружбе это тоже возможно. Но я бы ответил другое: сейчас брак длительностью двадцать лет – редкость, а наши с тобой девяносто лет – вообще чудо.

– Ты зануда! еще скажи, что любовь – это химическая реакция.

– Нет никакой любви. Вернее, есть… Но если говорить по сути, то любовь – это очень крепкая и верная дружба, при этом телесная близость, которая сопровождает эту дружбу, не осуждается окружающими. Даже поощряется. Так пошло с незапамятных времен, когда вопрос размножения был залогом выживания, пары мужчин с женщинами – основой общества, а дети – цветами жизни.

– Насчет общества согласна… Но мне кажется, что однополые союзы порицались скорее потому, что большинству они казались эстетически неприятными.

Мы помолчали, потом повернулись друг к другу так, что наши лица оказались на расстоянии пары сантиметров: мое лицо живое, настоящее и ее искусственное. Поцеловались. Бархатные искусственные губы Иделии были даже лучше, чем настоящие.

– Ты хочешь сказать, что любовь – это фикция? – заговорила жена. – А мы… А мы не любим друг друга?

– Мы с тобой тоже очень верные друзья. Нет, это не что-то плохое, это чудесно, это замечательно. Мы прожили с тобой очень нелегкие… совсем не безоблачные девяносто лет, но мы с тобой все равно вместе.

– Да! И я все равно люблю тебя, даже после того, как меня заключили в эту титановую скорлупу. Не дружу, а люблю!

– Я вот что хотел сказать, что если не было бы полового деления, то ничего бы особенно не изменилось. Люди бы также объединялись в союзы по два, может, по три человека, также бы вместе растили детей и вели совместное хозяйство. Любовь – это дружба плюс нежность, ласка и забота. Ну вот тебе же лучше знать, ты же была в эдениуме.

– Всего несколько часов.

– Тем не менее, ты можешь сказать, что три четверти людей в нем не имеют каких-либо черт в поведении и внешности, которые выделили бы их в определенный пол.

– Да, это так. Большинство какие-то бесполые.

Мы снова замолчали. Я гладил красивейший рисунок на шее и груди Иделии. Я обожал этот рисунок, он меня успокаивал. Он был не рельефным, а как будто вплавленным в кожу, и при этом всем своим видом говорил, что тело искусственное. Вдруг он замигал разноцветными огоньками.

– Оказывается, у него еще подсветка есть, – сказала Иделия, – недавно узнала, когда ковырялась в настройках.

– Классно!

– Я тебе нравлюсь? – вдруг спросила она тихо и нежно.

– Да, – ответил я так же тихо и нежно. – Сейчас все почти как раньше. Даже лучше, чем раньше.

– Чем именно?

– Волосы намного красивее и крепче. Ты не потеешь и изо рта нет запаха.

Иделия засмеялась.

– У тебя тело вот-вот разрядится, – сказал я. – Четвертый день не заряжаешь.

– К черту! Лень. В обнимку намного уютнее.

– Ха-ха! Помню, ты параноила и заряжала тело каждый день, хотя спокойно хватает и на четверо суток.

– Главное – монокап заряжен, – она посмотрела на индикаторы своей капсулы. – Восемьдесят три процента.

Мы уснули на кровати вместе, чуть ли не в обнимку: я и ее кибертело, а между нами – монокап.

Ночью я осознал, что сплю с окаменевшей безжизненной куклой. Тело Иделии разрядилось, я поставил его на зарядку, а монокап положил обратно в шкаф.

В тот день мы были счастливы. Мы не знали, что через неделю произойдет катастрофа.

* * *

В центре репродуктивной медицины, в котором находилась искусственная матка с Зарой, произошла крупная авария и пожар. В полиции и СМИ обсуждали версию с халатностью, диверсию движения за естественные способы размножения, еще какой-то бред, но меня все это не волновало. Вместе с Зарой умерла часть меня, а Иделия как будто сама погибла в этом пожаре. В том же центре было хранилище с ее замороженными яйцеклетками. От Иделии остался только мозг, замурованный в титановую капсулу: у нее не осталось тканей, из которых известные технологии были бы способны создать яйцеклетку.

– Я привыкла к тому, – говорила Иделия, – что когда когда плачешь, становится легче. Как будто со слезами из меня выходит боль. А теперь и этого нет… Вместе с телом я потеряла возможность прореветься.

Я ничем не мог помочь ей. Слезы – они ведь облегчают страдание, не намного, но облегчают, а когда не можешь хорошенько выплакаться, то и не можешь освободиться от страдания. Я не знаю, что было хуже: узнать, что после третьего экзамена Герда лишена права на жизнь, или узнать, что последний шанс иметь детей навсегда упущен. Сначала Дилан, потом Герда, теперь Зара и оставшиеся одиннадцать яйцеклеток. Третий и смертельный удар.

Иделия начала проводить много времени в эдениуме. Бывало, что ее тело оставалось неподвижным весь день. Я пытался обсудить с ней этот вопрос, но все сводилось к тому, что быть в реальном мире теперь просто не интересно. Но по-настоящему насторожило меня совсем другое: она начала говорить про Герду. Раньше Иделия не вспоминала Герду годами, а теперь делала это чуть ли не каждый день, постоянно пересматривая на компьютере фотографии и видеозаписи.

Герда очень любила воду, любила плавать, нырять и прыгать с вышки, выполняя сальто на лету. А еще сильнее дочь любила водное поло. Но в нашем Юго-Восточном Причерноморском регионе не было женской команды по этому виду спорта для неграждан, зато для полноправных граждан команд было целых пять. Принять туда Герду не могли, но мы заплатили немалые деньги, чтобы дать ей возможность хотя бы участвовать в тренировках.

Играла наша дочь непревзойденно и так свободно чувствовала себя в воде, что вскоре все называли ее русалкой. Мы же с Иделией называли дочь темной русалкой, потому что носила она только темные купальники. За несколько дней до третьего экзамена Иделия купила Герде новый купальник: сплошной, облегающий, с черной русалкой на темно-синем фоне. Герде подарок очень понравился, и она сразу же примерила его. Крутилась перед зеркалом, позировала, фотографировалась. Долго не хотела снимать, но потом сказала, что возьмет купальник в бассейн после экзамена. Герда была уверена, что сдаст его, другого варианта даже не допускала. Другого варианта и мы с Иделией не представляли даже в самом страшном сне.

Купальник так и остался ни разу не ношеным. Мы хранили его сорок пять лет, а потом по какому-то зловещему стечению обстоятельств выкинули при переезде из Сочи в Тбилиси. А все из-за того, что коробка с вещами Герды была точно такой же, как коробка с мусором.

Эдениум – виртуальный мир для декорпорированных. Огромное пространство, в котором человек может реализовать свои потребности. При этом он настолько связан с реальным, что некоторые институты реального мира распространяются и на него тоже. Валюта, частная собственность, авторское право и налоги. Например, софтверные компании и дизайнерские студии, не имеющие ни одного сотрудника в реальном мире, ни единого реального актива и торгующие заведомо виртуальными продуктами, платят налоги в самый настоящий государственный бюджет. Еще есть полностью виртуальные кинокомпании, фильмы которых показывают в реальных кинотеатрах, полностью виртуальные трейдинговые компании, полностью виртуальные компании по разработке игр.

Несмотря на всю серьезность, эдениум казался мне каким-то ненастоящим и мультяшным. Иделия рассказывала, что изнутри эдениум невозможно отличить от реальности, даже наблюдая очевидную нереалистичность и фэнтезийные эффекты.

– Вот попадешь сюда – все поймешь, – говорила она.

Оболочку в эдениуме можно менять, и это бесплатно, но все через специальный контролирующий орган и с ограничением на частоту смены. Это вынужденная мера, введенная по требованию самих обитателей эдениума: без подобных ограничений все превращалось в цирк. Оболочку можно купить, а можно создать самому. Иделия создала себе оболочку в виде женщины-джинна. С пылающими пышными темно-рыжими волосами, красивыми татуировками и завихрениями огненного хвоста. Одежды не предусматривалось, впрочем, она и не была нужна – на груди, единственном интимном месте, не было сосков. В своем образе Иделия летала плавно, словно антиграв, и в этом было нечто потустороннее, подчеркнуто выбивающееся из общей картины, но при этом неимоверно притягательное. Скорость передвижения, разумеется, была ограничена, так как для придания оболочке особых характеристик приходилось доплачивать. Но Иделия не видела в этом нужды – ее все устраивало.

В реальности мы с Иделией общались все меньше, зато чаще – через большой монитор на половину стены. Через него я мог смотреть в эдеинум, экран как будто был порталом в другой мир. Полноценное живое общение сходило на нет и становилось все более бестелесным и телевизионным.

* * *

С телом все понятно, его можно заменить синтетическим, оно будет сильнее и выносливее, способным работать в агрессивной среде, пусть и станет потреблять в разы больше энергии. Да, в отличие от биологического, оно просто отключится, если закончится заряд, но у него есть серьезные преимущества: оно не болеет, не устает, и если не используется, то и есть не просит. А как же быть с разумом и его носителем – мозгом? Почему нельзя создать искусственный разум и растить его, подобно ребенку?

С новым опытом образуются новые нейронные связи. Когда появляется очередная связь, она просто есть и все, она не тратит вычислительных ресурсов, но при этом автоматически влияет на все импульсы, что проходят через этот участок мозга. Таким образом, чем больше связей, тем сложнее обработка сигнала, тем умнее мозг. В отличие от классического компьютера, где новые связи замедляют работу и требуют все больше вычислительных мощностей и энергии. Поэтому искусственный интеллект на классических детерминированных вычислительных машинах невозможен. Разумеется, инженеры и ученые не остановились на стандартном «железе», они создали альтернативные процессоры. Вот только эти процессоры были настолько хрупки и легко разрушаемы, что биологический мозг на их фоне казался сверхнадежным механизмом и все равно выигрывал по энергопотреблению в несколько раз. Но зачем делать аналог человека? Человек несовершенен. Поэтому были созданы промежуточные архитектуры, которые потребляли не так много энергии, но при этом были чем-то большим, чем обычная программа. Появлялись очень умные и интересные в общении роботы-бармены и беспилотные авто, с которыми по пути на работу можно было обсудить новости спорта и культуры. С годами они становились эмоциональнее и даже обзавелись чувством юмора.

Повсеместное распространение искусственных интеллектов в итоге привело к серьезным конфликтам и войнам. Нет, машины не восстали против человека, наоборот – человек использовал роботов против другого человека. Так революционеры и террористы, преследуя свои цели, не взламывали роботов, а работали с ними идеологически. Все это привело человечество к череде планетарных катастроф.

Поэтому сейчас хоть сколько-нибудь полноценные искусственные интеллекты запрещены. Они используются только там, где без них сложно обойтись, а их разработкой занимаются всего две-три государственные корпорации. В повседневной жизни используются только самые простые искусственные интеллекты: продавцы, дворники, водители – суть, безжизненные железяки, способные разговаривать и понимать человеческую речь.

* * *

В тот день все сразу пошло наперекосяк: сначала Иделия, несвойственно для себя, задержалась допоздна. Потом написала сообщение, что уже рядом с домом и придет через пару минут, хотя обычно предупреждала намного раньше. Затем позвонила в дверь, как будто забыла ключи, но потерять их или забыть дома Иделия не могла – наш дверной замок был настроен на встроенную в ее руку бесконтактную карту. Я очень удивился, когда увидел на пороге мужчину, ведь звонил он именно в той манере, в которой это делала Иделия до декорпорации. Гость нагло зашел в квартиру и по-хозяйски закрыл дверь, я растерялся и даже среагировать не успел.

– Привет, Эдвард, – сказал он, пытаясь обнять меня.

– Эй, ты кто? Я тебя не знаю! – оттолкнул я его.

Вдруг незнакомец отвлекся на зеркало за моей спиной.

– Черт! Проклятье! Забыла поменять тело, – мужчина посмотрел на меня. – Эдвард, это я, Иделия.

Я остолбенел.

– Жду не дождусь, когда ты расскажешь, что делаешь в теле этого мужика.

Иделия сначала замялась, потом посмелела.

– Отдыхала с одной девушкой, – сказала она.

– В смысле?

– В прямом смысле! Трахались мы с ней!

Меня бросило в жар.

– Да не переживай ты, – беззаботно махнула рукой Иделия. – Помнишь Пенелопу? Вот теперь мы оба ен отымели. Хе-хе. Ты прав, она слишком миленькая, наивная и добрая, особенно для тридцатипятилетней. Но ты с ней мутил, когда ей было двадцать три, тогда, наверно, характером она была еще прелестнее.

– Ты ведь шутишь? – переспросил я, искренне ожидая услышать, что это розыгрыш.

– Даже если бы я была в женском теле, и меня бы трахнули, – ответила она, – это все равно не было бы изменой.

– По-твоему, в кибертеле нельзя изменить, и ты можешь делать что угодно, как будто это не считается?

– Это все просто груда пластика, железа и имитации человеческой кожи. Это все просто шелуха. Это не считается.

Ага, значит, не считается. Все как в учебнике. Первая стадия – ей не важно, что происходит с телом. Оно для нее всего лишь механизм. Она не воспринимает тело как часть себя, и то, что происходит с ним, ее не касается.

– По этой логике, – возмутился я, – живое тело – это просто груда костей, кожи и мяса.

– Это другое! Оно живое.

– Ну да, тебе можно с кем угодно, а мне нельзя.

– Если тебе хочется, я могу надеть любое женское тело, и ты меня трахнешь. Я не обижусь. Просто для тебя разум и тело неотделимы. Для тебя это немыслимо.

– А! Получается, тебе можно с кем угодно, а мне только с тобой, просто ты перед этим снисходительно поменяешь обличье? Мы с тобой столько лет вместе… Я не ожидал от тебя такого.

– Я хотела побыть в роли мужчины! Отстань!

Иделия толкнула меня и прошла в спальню, по пути извлекая из головы накопитель видеорегистратора и регистратора ощущений. Подключила носители к компьютеру и начала копирование данных. Видимо, чтобы потом стереть с него записанное, дабы владелец тела не узнал, что Иделия в нем делала.

Я пытался с ней заговорить, но она демонстративно игнорировала меня. В порыве эмоций я взял ее за руку, чтобы заставить посмотреть мне в лицо, но Иделию это только вывело из себя. Завязалась борьба, в которой у меня не было шансов. В итоге Иделия ударила меня в лицо, разумеется, чисто по-женски, неумело, но очень больно.

– За девяносто лет я на тебя ни разу руку не поднял, – сказал я, вытирая кровь. – А ты вот так легко…

– Не ной как баба!

– Я заметил, что ты ведешь себя странно в последние дни. Наверняка принимаешь мужские гормоны конскими дозами. Знаешь, что я тебе скажу, Иделия, агрессивность и тестостерон тебе не идут.

– Я сама решу, что мне идет, а что нет.

– Взгляни на себя, Иделия, ты сама на себя не похожа! Ты ведь не такая, сердцем ты совсем другая.

– У меня нет сердца, хе-хе.

И ушла.

Но через полчаса вернулась в своем родном кибертеле.

За девяносто лет у нас с Иделией были целые периоды, в течение которых мы спали с другими партнерами. Последний раз это случилось двенадцать лет назад и длилось полтора года, и тогда я был как раз с Пенелопой. Но! Но всегда это было по предварительной договоренности. Мы всегда знали друг о друге: где, когда и с кем. Если я запрещал, или она мне запрещала, то никакого секса на стороне не было. Бывало даже, мы запрещали близость с одним партнером, но разрешали с другим. Договоренность была нерушима, и мы оба считали ее основой наших отношений.

Тем вечером мы почти не разговаривали. Мне было омерзительно даже трогать тело жены, зная, что кто-то другой совокуплялся в нем неизвестно как, где и с кем. Иделия, конечно, все промыла и продезинфицировала, но я все равно не смог преодолеть брезгливость. За связь с Пенелопой, я, конечно, простил Иделию. Перед самими собой я оправдал этот поступок тем, что близость была не с мужчиной, а с женщиной, с чем психологически было проще смириться.

Иделия стала все больше и больше пропадать в эдениуме. Тело ее бездушной куклой все дольше оставалось в кресле в полной неподвижности, можно даже сказать, просто валялось. Она перестала ходить на работу, а свои профессиональные обязанности исполняла прямо из виртуального мира. Почти все ее подчиненные, художники и дизайнеры, работали из эдениума. На работу Иделия ходила только ради зала с трехмерными проекциями, в котором вместе с авторами было удобно корректировать и наглядно обсуждать визуальные эффекты. А теперь она может все это делать внутри эдениума с гораздо большими возможностями.

С другой стороны, это привело к экономии денег на электричество: зарядка кибертела на сутки требует примерно тридцать киловатт-часов, в то время как сутки в эдениуме обходятся в среднем в десять киловатт-часов. Вдобавок, продлевается ресурс аккумуляторов, которые составляют более половины цены кибертела и примерно через пятьсот циклов не способны держать даже двухсуточный запас.

* * *

Рано или поздно это должно было случиться.

– Я переберусь в эдениум насовсем, – сказала Иделия однажды. – А тело продам, денег с него хватит на десять лет.

– Как так? Подожди! Постой! Ты не можешь со мной так поступить.

– Пока ты вот такой, тебе не понять, – ответила она.

– Какой?

– Из кожи и мяса. Ты думаешь, что если я останусь без тела, значит, конец – я умерла.

– Ты же всегда была против декорпорации. Ратовала за то, чтобы быть живой и настоящей.

– Ну вот и все, теперь я такая. Ничего не поделать. Я не против того, чтобы быть «живым и из мяса». Я говорю, что кибертело – это костыль и ретроградство. Когда ты пройдешь через то, что прошла я, то поймешь, что все – суета, тело тяготит и больше похоже на пятое колесо. Его постоянно хочется выкинуть.

– Слушай, может, подумаешь…

– А ты сам не заметил, что мое тело по нескольку дней лежит неподвижно. А из шкафа я вынимаю себя еще реже, почти всегда управляю телом удаленно.

Чего я не ожидал, так это быстрого развития событий, потому что на следующий день пришел покупатель. Кибертело без слота для монокапа: низкий и щуплый, даже на человека не похож. Робот с радиоуправлением. Такие продаются как резервное тело на случай поломки основного. Иделия разделась, после чего покупатель внимательно и скрупулезно осмотрел товар со всех сторон: проверил конечности и суставы, осмотрел половые органы. Обратил внимание на рисунок на шее.

– Чудесный узор! – сказал покупатель. – Мне очень нравится!

– Еще можно вот так, – сказала Иделия.

После ее слов рисунок преобразился: начал светиться изнутри завораживающим светом из плавно переливающихся радужных оттенков.

Потом Иделия раздвинула грудную клетку, покупатель начал проверять слот для монокапа: все ли на месте, не повреждены ли разъемы и штекеры. Внутри монокапа Иделии не было, она управляла телом удаленно. Потом покупатель отключился на несколько секунд, а после сказал, что деньги перечислены. Иделия отправила цифровые ключи для доступа к кибертелу. Ее тело застыло, потом застыло тело покупателя, еще через секунду тело супруги снова ожило.

Бывшее тело супруги.

Покупатель ощупал свое новое тело. Убедился еще раз, что все работает. Он говорил голосом Иделии, а меня от этого выворачивало наизнанку. В жену будто вселился демон. Потом он ушел, таща за собой предыдущее кибертело, которое сложилось в подобие дорожной сумки на колесах.

Еще полчаса меня не покидало ощущение, что ушла сама Иделия.

Впереди была вторая стадия: Иделии не нужно тело в реальном мире, ей не интересен реальный мир.

Иделия окончательно окуклилась: тело было последним, что ее держало. Единственное, что осталось у меня – монокап и телевизор-портал в эдениум. Я сразу же позвонил жене. Она была спокойна и флегматична. Я – на взводе. Она сказала, что сейчас придут сотрудники хранилища душ и заберут ее. Разумеется, мы разругались в пух и прах.

– Ты не переживай так, – сказала Иделия. – Ничего не изменилось, просто реальный мир перестал держать меня. Я также люблю тебя, мы с тобой едины. Все будет хорошо.

Через пятнадцать минут ее забрали.

* * *

Впрочем, хранилище душ будет безопаснее и даже дешевле. Там чистейший воздух и вообще все автоматизировано: и питание, и ввод различных веществ. Можно не переживать за чрезвычайные ситуации и аварии, которые могут произойти дома.

Вырученные с продажи кибертела деньги дали почти десять лет эдениума плюс к пятидесяти годам, оплаченным мной. Вдобавок, денег, заработанных Иделией за один месяц, без проблем хватало, чтобы продлить срок еще на три месяца. Можно подумать, что так можно жить вечно. И действительно! Можно! На деле же десятая часть людей расходует первый предоплаченный тридцатилетний срок без пополнений и умирает: жить им становится не интересно как в реальном мире, так и в виртуальном. Еще десять процентов продлевает свой срок не более, чем на двадцать лет. Многие перед этим по десятку лет живут в эдениуме полностью, никак не контактируя с реальным миром и даже не пытаясь как-либо заработать деньги. Разумеется, после окончания срока человека не убивают: ему ограничивают эдениум только густонаселенными районами, а подавать питание и заряжать монокап перестают только при нехватке ресурсов. В среднем же у человека есть еще пара-тройка лет, чтобы найти способ заработать и оплатить свою жизнь.