Текст книги "Хан Ядыгар, ближник Ивана Грозного"

На по пути в палаты, которые я наметил для встречи с казанскими купцами, я продолжал снова и снова мусолить свой план. «Для греческого огня мне нужна сера, нефть, деготь. Нефть, конечно, сейчас не особо популярна, но что-то обязательно должно быть. Раньше ее вроде бы в лечении использовали. Серу уж точно найдут. Чай алхимиков и всяких сказочников в любом времени хватает».

Купцов пригнали довольно быстро. Из-за этого они и выглядели соответственно – испуганно. Не знаю, что они подумали, но успокоить их надо было обязательно.

– Приветствую вас, торговые люди Казана. Хочу сказать вам, что все мы рабы Аллаха на этой земле. Не видит он между нами разницы и с каждого, не зависимо от его богатства и силы, будет он спрашивать после его смерти. Я, хан Ядкар, обещаю вам, что ни жизнь ваша и ваших близких, ни ваше имущество, не пострадает. Скорое все разрешиться к великой милости Аллаха, – действительно, все должно было решиться в ближайшие несколько дней. – Казани же от вас нужна еще одна услуга…

Как оказалось, торговая Казань, купцы которой ежегодно направляли сотни караванов в Индию, Китай, Персию, Европу и т. д., смогла найти и нефть, и серу, и деготь. Купцы, обрадованные, что их не будут грабить свои же, натаскали со своих складов столько добра, что я и ахнул и охнул. Из принесенного ими можно было не только гранаты с зажигательной смесью делать, но и целый брандер смастрячить.

Варить смесь я посадил в укромное местечко с десяток сидельцев из ханской темницы, которым грозила смертная казнь. Такой отсрочки наказания они были только рады, что они и продемонстрировали усердной работой. В результате уже к вечеру в подвале под ханским дворцом меня встречало около пятисот небольших пузатеньких кувшинов с огнесмесью, к горлышку которого был привязан пучок пеньки, и тридцать добровольцев.

– Это нужно для того, чтобы сжечь укрепления. Показываю, – объяснять приходилось каждый шаг, иначе «наивные дети» этого времени могли меня запросто объявить Иблисом (дьяволом). – Трутом или фитилем поджигаете паклю и сразу же как можно дальше бросаете. Не ждать! Поджег и бросил на бревна! На землю не кидать!

Вглядываясь в глаза тех, кто собрался пожертвовать собой ради города и своего хана, я не тешил себя иллюзиями победы. Мне нужна была лишь отсрочка. Все остальное было вторичным.

– Ничего не бойтесь, я сам поведу вас! Те же, кто погибнут, сразу же попадут в рай, где прекрасные гурии вечно будут ублажать вас…

Сложнее было убедить Ису, которой вцепился в меня бульдогом и твердил, как заведенный о моей жуткой смерти. Пришлось, намекнуть на волю Аллаха, который открыл мне ее во время последнего ранения. Гораздо действенным оказался аргумент про переговоры с царем Московским. Пришлось соврать, что царь сам предложил мне тайно встретиться.

Словом, в ночном нападении я практически не участвовал, сразу же в темноте оторвавшись от остальных. И пока тридцать добровольцев закидывали деревянные туры кувшинами с греческим огнем, я терпеливо пробирался по лагерю русских. Заранее одетый в потрепанный русский кафтан с неказистой кольчугой, в добавок перевязанный какой-то бурого цвета тряпкой, я не сильно выделялся из сотен таких же ратников. Когда же раздались первые вопли о нападении и лагерь превратился в разворошенный муравейник, им вообще стало не до меня.

В поднявшемся столпотворении мне более или менее спокойно удалось добраться почти до самого шатра, где я и затаился в густой траве. Лежа здесь, я выжидал еще около четырех – пяти часов, пока все не успокоятся. Зарево пожарища вокруг Казани и, собственно, звуки сражения, утихли лишь к утру, когда я и начал действовать. Закоченевший, я с трудом прополз этот оставшийся десяток метров до шатра и вновь замер. Внутри было шумно.

Изнутри доносились голоса – один молодой, гневный, другой принадлежал человеку явно постарше. Ткань шатра была плотной, поэтому я разбирал не все слова. Однако, общий смысл был понятен. Иван Васильевич был адски недоволен нашей ночной вылазкой и потерей почти всех туров с пушками.

– … Ты что-же, пес смердящий, такое глаголишь? Опять сторожа там все упились бражкой? В темнице сгною, если не лжа это! Остальных на кол! Всех на кол! – чувствовалось, что царь был в ударе. – Как они могли загореться? Тебе розмыслы что говорили? Воды не жалеть, лить и лить, чтобы огнем не занялось!

– … тайно… убивцы, – гундосил в ответ провинившийся воевода. – Яко пламень греческий…

– Опять лжа! – я приложил ухо к ткани шатра и ясно услышал смачные удары пощечин. – Одна лжа! Греческий огонь?

Царь Иван явно не верил в слова воеводы про греческий огонь. Конечно, он не мог не знать, что с падением Константинополя тщательно охраняемый секрет греческого огня был утерян. По крайней мере, в Казани его никак не могло быть, априори.

– Уйди, с глаз моих! Уйди, – судя царь выдыхался и разговор заканчивался. – Утречком приду к тебе и все сам вызнаю… Пошел прочь!

Бах! С другой части шатра послышался шмякающий падающий звук, с которым, похоже, воевода вывалился из царского шатра. Это означало, что пришло время действовать и мне.

«Он скорее всего сейчас остывать будет и вряд ли кого-нибудь позовет. Бабенку тоже вряд ли позовет, уж больно он зол. А вот винца вполне может пригубить. Короче, через полчасика должен настать самый подходящий момент для разговора». С этими мыслями я вытащил нож и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, начал резать ткань шатра. «Собака, плотная какая. С трудом идет. Они его походу маслом пропитывали или чем другим». К счастью, сила и мое упорство все-таки принесли свои плоды. Мне все же удалось сделать прореху в ткани, достаточную, чтобы пролезть в нее.

Вылезти мне посчастливилось за каким-то то ли сундуком то ли ларем поистине гигантских размеров, из-за которых я начал осторожно выглядывать. « А вот и наш красавец. Вино тоже присутствует. Я все же был прав. Наш Иван Васильевич запивает свой стресс. Черт, да он дрыхнет! Хм, силен чертяка! Надеюсь, до кабанятины он не успел напиться».

И уже не больно скрываясь, я выполз из-за своего убежища и, крадучись, добрался до лавки напротив царя. Пульс у меня конечно зашкаливал, но безумного страха я не испытывал.

Хлоп! Хлоп! Смотря на царя, я несколько раз не сильно хлопнул в ладони. Негромкого звука оказалось достаточно, чтобы Иван Васильевич открыл глаза. Надо было видеть, как менялось выражение его глаз – от замешательства и растерянности до страха.

Бросив затравленный взгляд на лежавшую в нескольких шагах саблю в богато украшенных ножнах, он все же смог взять себя в руки. Такая выдержка стоила очень много, особенно в это жестокое время.

– Чьих будешь, тать? – с презрением оттопырив губу, прохрипел он. – Старицк…

– Я не убийца или разбойник. Я казанский хан Ядкар и пришел помочь тебе, царь, – улыбнулся я, встретив его настороженный взгляд. – Хочешь узнать, кто отравил твою мать? Расскажу тебе и про тех, кто сейчас выпрашивает твоих милостей, а сам же точит нож за пазухой.

Ивана словно подбросило с подушек его постели. Глаза сверкнули такой жаждой убийства, что мне стало не по себе. «Ого-го, как тебя, дорогой друг, торкнуло. Видно, не врали наши историки, что не слабо тебе досталось в детстве от бояр. Ох, не завидую я твоим врагам… да и друзьям тоже. Б…ь..., как бы мне самому голову в петлю не засунуть». О том, что в этом времени можно было с легкостью и присесть на кол, мне вообще даже думать не хотелось.

– Что? Что ты сказал? – прошипел царь, не отрывая от меня глаза. – Мою мать убили? Говорили, что в ее питье был яд, но я не верил…, – парень с тяжелым вздохом, рванул на себе богато украшенный золотым шитьем ворот рубахи. – Говоришь, змею подколодную я пригрел на своей груди? В очи мои заглядывают, а сами ножи вострые точат… Псы окаянные! Неймется все им!

Словом, к этому мгновению уже все было забыто – и мое неожиданное появление, и сильный испуг Ивана. Сейчас все его мысли занимало лишь одно желание – найти и покарать убийц своей матери, а это, как ни крути, мне было лишь на руку.

– Откуда ты знаешь? Говори, хан! – Иван подскочил ко мне; всколоченные волосы, горящие гневом глаза, скрюченные пальцы, вот таким он мне больше напоминал того самого книжного Грозного. – Или клянусь Богом, я…

Я шумно вздохнул и вкрадчиво (говорят с буйными именно и надо общаться) начал говорить:

– Я ведь еще много чего знаю, царь… Знаю, как тебе в младенчестве бояре есть не давали, как объедки тебе со стола кидали, – как искусствовед я довольно неплохо знал и кое-какие занимательные факты из нашей истории. – Всех этих собак я знаю и все про них расскажу… А прошу я за это все совсем немного… Договоримся?

3.

Отступление 1

Новгородская летопись [отрывок].

«… В лето 7060 год от сотворения мира Великий Государь Царь и Великий князь Иван Васильевич всея Руси захотеша ратиться с ханом Казанским Ядыгаром. Собрал он рать великую из тысячи языков русскаго люда, черемиша, мордвы, фрязинов и многая другага с великим обозом, огненным припасом и тюфяками. Узреша хан Казанский Ядыгар силу великую воинства православного и пощады запросил для себя и всего казанского люда. Собрал он дары великие. И яхонты заморские, и серебра двадцать возов, и златых монет пять десятков ведер, и жемчуга пятнадцать четвертей.

… Встретились Великий Государь Царь и Великий Князь Иван Васильевич и хан Казанский Ядыгар на холме пред русским воинством и градом Казан. Також рёк Великий Государь Царь и Великий Князь Иван Васильевич. Будь мне молодшим браткой, приведи под мою руку все земли Казанские и дай вольную всем пленникам, что томятся в темницах. Поклянись на иконном лике православном, что нет больше в твоем сердце зла и подлой хитрости.

И случилось чудо великое. С превеликой радостью облобызал длань царскую казанский хан и подошел к иконе со светлым ликом Божьей матери. Едва узреша Ядыгар святость великую от лика исходящую, слезы горючие полились из его очей и восхотеша он приложиться к иконе.

Отступление 2

Карамзин Н. М. История государства Российского. В 11 т. Т. 8. Москва, 1803. [отрывок].

«… В истории с падением мощного Казанского ханства, опиравшегося на значительные людские ресурсы, разветвленную сеть укрепленных крепостей и серьезную военную помощь крымских ханов и по настоящий день остается немало вопросов, на которые так и не были даны ответы. Мне представляется важным обратить внимание читателя на следующие два момента. Во-первых, почему такая сильная по мерках своего времени крепость, как Казань, сдалась практически без боя? Казань обладала большим гарнизоном, удобным для обороны положением, опытными военноначальниками и по сообщениям современников таким мощным оружием, как греческий огонь. … Во-вторых, вызывает большое сомнение, описанная русским летописцем, восторженная радость хана Ядыгара перед иконой Богородицы. Возможно, со стороны хана это была игра на публику, когда он демонстрировал полнейшее миролюбие и в том числе готовность принять христианство».

_____________________________________________________________

Прошедшую ночь я явно надолго запомню. И даже сейчас, когда я уже пересек русский лагерь и, взобравшись по сброшенной веревочной лестнице, оказался в крепости, меня все еще колотило от адреналина. Ходуном ходили руки, хотелось куда-то бежать, что-то рубить. Лишь поднесенная чаща с вином меня немного успокоила.

– Слава Аллаху, ты вернулся, – с радостью в голосе произнес верный Иса, первым встретивший меня у стены. – И Казань вновь обрела своего господина, – он еще некоторое время с тревогой рассматривал меня, словно искал раны или следы пыток. – Ты встретился с ним?

Пара стражников, что все еще сматывали веревочную лестницу, притихли, прислушиваясь к нашему разговору.

– Казань будет жить, – криво усмехнувшись проговорил я. – Все будут жить.

После этих слов у одного из стражников из рук вывалилась деревянный хвост лестницы и с грохотом полетел со стены. Чувствовалось, уже в ближайшие часы новость разнесется по крепости.

– Будет, будет, мой друг Казань будет жить, – еще раз устало повторил я и медленно сполз по стене вниз, . – Наших женщин и детей не продадут на невольничьих рынках. Конечно, придется собрать хороший выкуп и отпустить всех невольников.

И я сказал чистую правду… Действительно, ночью мы договорились о том, что Казанское ханство вольется в состав своего западного соседа. За это мне было обещано много такого, что точно заткнет здесь рты всем сомневающимся. Царь жаловал титулы, земли и содержание от казны тем моим людям на кого я укажу; дозволял казанским купцам торговать во всем Российском государстве за малую пошлину (за двадцатую часть от товара). Со скрипом Иван Васильевич соглашался и с мусульманским вероисповеданием казанцев. С нашей же стороны, Казань порывала все отношения с врагами Российского государства; выплачивала довольно приличную сумму отступных; обязалась по первому царскому требованию выставлять двадцать тысяч конных доспешных воинов и тридцать тысяч пешцев с копьями и щитами. И, конечно же, дозволяла проповедовать на казанских землях православное вероучение и строить православные храмы. Словом, как мне показалось, прошел довольно равный обмен. Правда, моему телохранителю, который гораздо лучше меня разбирался во всех тайнах казанского двора, все виделось в совершенно ином свете.

– Многим бекам это не понравиться, – угрюмо проговорил он, тяжело опускаясь рядом со мной. – Здесь почти все кормятся с торговли пленниками, господин. Казань веками богатела из-за этого, – Иса понизил голос до шепота, настороженно всматриваясь в прохаживающихся вдоль стены стражников. – Тебе этого не простят, господин.

«Б…ь... Вот тебе и Денис Освободитель, Спаситель Казани и Открыватель порталов! Да, меня, походу, прирежут, едва новость разойдется. Какая уж там картина? Я «Ой» сказать не успею! Тут и охрана не поможет…». Тут, прерывая мои мысли, Иса с корточек опускается на колени и глубоко кланяется, лбом касаясь камней.

– Господин, своей храбростью и человеколюбием ты далеко превзошел своего отца. Ты, как и призывал пророк Мухаммад, да будет к нему милостив Великий Аллах, призываешь освобождать пленников, – хриплым голосом говорил он. – Я был рожден рабом и хорошо помню хлесткий звук бича… Я помню, как меня забирали у матери, как она кричала, корчась на камнях… Господин, мой меч уже давно ваш, но сейчас я отдаю вам мою душу.

Незавидное детство было у Исы, рожденного от рабыни. Уже в четыре года Ису и его пятилетнюю сестру купил владелец одного из веселых домов Казани, рассчитывая выручить за особый товар в десять раз больше. Долгими днями и неделями его с сестрой обучали угождать своему новому хозяину. В одну из ночей, Иса, не выдержав издевательств, зарезал хозяина и сбежал, укрывшись в трущобах. После очередной облавы его купили на ханскую кухню, откуда после долгих мытарств попал и в слуги самому хану.

– Господин, скоро беки узнают, что ты договорился с русским царем и придут за твоей головой, – Иса нервно повел головой, словно ощущая чей-то клинок и шеи. – Нужно бежать. До рассвета еще есть время. Я знаю этих собак. Сначала они перегрызутся за ханское место, а потом захотят крови.

Что говорить, идея сбежать, пока это возможно, мне пришлась очень даже по душе. Без всякого балласта в виде ханского места и связанных с ним дерьма я смог бы гораздо быстрее приступить к поиску картины. «В ханской сокровищнице много золотишка. Если взять немного и рвануть за стену прямо сейчас, то там буду в шоколаде. Осяду в каком-нибудь городке или поселке, прикуплю домик или усадебку и буду потихоньку искать то, что мне надо». Правда, эта идиллическая картина испарилась, едва я только чуть успокоился и смог более или менее спокойно все обдумать. «Ха-ха-ха! Какой же бред в голову лезет! Черный как джигит с Кавказа с мешком золота в Москве или Твери?! Меня же прирежут в первой же подворотне или стража повяжет, а потом тоже прирежет. Б…ь... Тут тебе не XXI век, где с мешком баксов можно устроиться практически на любом месте планеты. Хотя и у нас тоже хватает охотников до чужого добра, особенно такого ликвидного, как золото!… Короче, Грозному я без Казани и верного войска ни на хрен не сдался. Буду у него там из милости жить при дворце за место ручной собачонке. А мои тайны палачи вытянут за пару дней. И все, кончиться тогда моя история!».

– Господин, решайся, – все не унимался Иса, тормоша висевший на поясе кинжал. – …

– Хорошо, – я тоже вскочил с каменного пола на ноги. – Значит, переворот будет. Ну, заговор?! – здоровяк кивнул бритой головой. – Тогда я им устрою небольшой майдан. Сколько у меня верных людей?

Иса тут же выпал на несколько секунд из реальности, беззвучно шевеля губами. Уловив его выражение лица, я понял, что рассчитывать могу на небольшую горстку людей в случае реального столкновения с настоящими хозяевами Казани. Оказалось, я был несколько пессимистичен.

– Две полные тысячи ханской стражи пойдут за тобой, – наконец, заговорил телохранитель. – Ты им платишь столько, что ни какие беки не смогут перекупить. Еще десяток молодцов, что готовил я. На городское ополчение надежды нет. Они лучше пересядет в стороне, а потом присоединяться к победителю. Беки же смогут собрать почти десять тысячи воинов. Они сомнут нас, господин.

«Не ссы! Как там у Высоцкого? Нас двое – расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Да, именно так, мы будем играть! Б…ь... Только не играть, а сражаться. Ну, майдан, не подведи!».

– Собирай всех к дворцу. Перекройте все ходы и выходы, окна щели, норы. Чтобы не одна мышь не проскочила, – бритая башка телохранителя кивала не переставая, видно он сильно впечатлился моим решительным видом и поверил в меня. – И оставь мне свой десяток, я в темницу наведаюсь, а потом до пленников и рабов прогуляюсь. Думаю, мне им есть что предложить…

Через несколько минут, я с тревогой взглянул на остатки черноты на небе и готовящееся вставать солнце и нырнул в темноту ханского подземелья, в котором я надеялся найти своих самых горячих сторонников.

– О, Великий, – уже на ступеньках из какой-то щели вынырнул низенький лысый человек в меховой безрукавке и, бухнув на колени, начал сипеть пропадающим голосом. – Уже пришло время избавляться от пленников? Я все подготовил, все подготовил. Мои люди разломают кирками перемычку и вода затопит все камеры.

Похоже, в темнице готовился свой план на случай взятия крепости. «Ах ты, лысая морда, решил все концы в воду спрятать и моих будущих бойцов утопить?! Сморчок!».

– Мы ждем лишь вашего указания, Великий. Денно и нощно мои люди дежурят у перемычки наготове, – продолжала лепетать местная шишка, показывая нам дорогу и то и дело переходя с шага на бег. – Мы почти пришли. Вот. Тут мы держим самых яростных.

Мы еще не подошли к нужному повороту, а нас уже накрыла вонь от сотен и сотен немытых, гниющих опустившихся тел, некоторые из которых уже давно потеряли свой рассудок. Большинство же, судя по блеску в глазах, было в сознании, но также, как и их безумные собратья, было явно не прочь выпустить нам кишки. Здесь было под две или три сотни сидельцев в одеждах, разной степени потрепанности. Одни были в еще довольно крепких кафтанах, другие в расползавшихся холщовых рубахах и портах, третьи в каком-то рубищах, больше достойных нищего на паперти.

– Идут… Идут.... Прощайте, братья, – по голосам прощавшихся друг с другом пленников было понятно, что они если не знали о своей казни, то точно догадывались. – Не поминайте, лихом, братья. И ты нас прости, брат! Не хочу, не хочу… Помолимся, браться, за души наши грешные… Отец наш небесный… На колени, на колени…

Один, второй, третий, а потом рядами люди в камерах начали вставать на колени и тихонько повторять слова молитвы. Я же медленно подходил к массивной кованной железной решетке, бурой, сильно изреженной ржавчиной. Наконец, шедший передо мной лысый толстяк остановился, боясь подходить дальше.

– Русские люди! – громким голосом заговорил я, с силой толкая ногой надсмотрщика к решетке и всаживая ему в спину нож. – Я казанский хан Ядыгар! Сегодня я и царь Иван Васильевич решили забыть все обиды и притеснения и жить в мире.

В установившейся тишине камер, где стояли несколько сотен людей, раздавалось лишь хрипение корчащегося надсмотрщика. Первые ряды пленников стояли у самых решеток, вторые и третьи наседали сзади, боясь пропустить хоть слово из моей речи.

– Говорю вам, закончилась ваша неволя и скоро отправитесь вы домой, – десятки горящих глаз с дикой надеждой смотрели на меня. – И каждый получит из ханской казны одну золотую монету в знак искупления нашей вины.

Тишина стала еще более звенящей. Казалось, слышно было даже шевеление вшей в грязных колтунах волос пленников. Наконец, кто-то не выдержал и раздался его захлебывающийся крик:

– Свобода, братцы?! Свобода! – кто-то метался от пленника к пленнику и неверяще выкрикивал. – Неужели, домой, братцы?! Домой, домой…, – его голос подхватили и вот уже десятки голосов восторженно орали. – Домой! Домой!

Чувствуя, что градус напряжения взлетел до небес, я стал бить кинжалом по железной решетке. С лязгом клинок бился об изъеденные ржавчиной прутья решетки, заставляя пленников замолкнуть. После этого эйфорического выброса эмоций им нужно было показать врага, который стоит на пути к их свободе. Это простейшая формула манипуляции людьми (прекрасная цель + враг, стоявший на пути к цели = взрыв), которая с таким эффектом работала и в моем времени.

– Но не все хотят вашей свободы. Слышите? Мои беки, жадные до золота и серебра, желают вас продать на невольничьих рынках. И развезут вас, бедовые головы, по далеким жарким странам, – и я давал им осязаемого врага, которого можно было рвать зубами и топать ногами; я манипулировал ими, но желание выжить было сильнее моей совести. – Откуда вам никогда не попасть домой. Хотите этого? Хотите оставаться рабами дальше? – слова за слово бросал я в толпу людей, едва не клацавших зубами от злобы. – Хотите?

Но к моему удивлению шум за решеткой вдруг начал стихать.

– Ша! – пленники, что еще мгновение назад напирали друг на друга, начали почтительно расступаться в стороны, пропуская к решетке высокого худого человека с глубокими шрамами на лице. – Что…,– негромко, едва ли не шепотом, произнес седой, глядя мне прямо в глаза. – Ты хочешь хан?

«Ого, вот и лидер появился. Настоящий волчара. Такие шрамы в бою не заработаешь. Явно следы пыток… А остальные-то как на него глядят. Явно готовы за ним и в огонь, и в воду».

– Уже сегодня ночью мои же беки перережут мне горло, от сих до сих, – я выразительно провел пальцем по горлу. – А завтра утром у Казани появиться новый хан, который попросит помощи у крымчаков и передаст им в дар всех вас… Понимаешь, что тогда ждет все вас?

Судя по жесткой гримасе, исказившей и без того искореженное лицо, седой прекрасно понимал, что ждет их всех у крымчаков.

– Значит, кровушкой придется заплатить за свободу, – понимающе кивнул Седой, оскаливаясь, как пес. – Заплатим, нам не в первой. Только сброю бы нам, хан. С голыми руками ведь не сдюжим.

– Через сотню шагов оружейная. Ханская! Железа там столько, что с головы до ног можно всю вашу братию одеть, обуть и вооружить, – я подошел к решетке и бронзовым ключом отворил монстрообразный замок. – …

Едва я отпрянул в сторону, как волна оборванцев обдала меня смрадом вонючих тел, гноя и крови. Часть из них тут же с стуча голыми пятками понеслась в сторону оружейной. Другие, как на подбор крепкие коренастые мужики, окружив Седого, остались у темницы.

– Не боишься, хан, что обману? – по-прежнему тихо, не повышая голоса, проговорил он, заглядывая мне в глаза. – Одно мое слово и они разорвут тебя и твой десяток.

Что говорить, бывшие пленники, с хрустом сжимая в кулаках булыжники, какие-то железки, цепи, были явно не прочь кому-нибудь разбить головы. Уж больно выразительно поглядывали они на наше оружие, бронь и… сапоги.

– Боюсь, – выдохнул я, одновременно кивая. – Но…, – я выдержал его взгляд. – Не похож ты на душегуба и разбойника, который плюют на свое слово. Да и нужны мы друг другу.

Похоже ударил я в самую точку. Седой вновь смерил меня тяжелым оценивающим взглядом, видимо, решая, что ему делать.

– Ты прав, хан. Не тать я и не душегубец, – тяжело вздохнул он. – Еще две зимы назад я был московским воеводой и жил в собственном доме с женой и тремя детишками. Службу служил, с женой миловался, деток баловал. Пока тварь одна…, – шрамы его буквально налились кровью, отчего и без того обезображенное лицо окончательно превратилось в чудовищную маску. – На Любушку мою глаз не положил. Как хвост за ней вился. Она в церкву и он там же околачивается, она на рынок и он там вьется. Дары богатые предлагал, в полюбовницы звал, гнида.

Я же, застыв от удивление, внимательно вслушивался в историю, угадывая в ней кое-что очень знакомое. «Бог мой, да это «Песня про купца Калашникова» Лермонтова! История почти один в один. Только муж здесь не купец, а воевода. Да и соблазнитель еще не опричник, а, походу, ближник какой царский. Как интересно зовут-то этого урода? … Вот тебе и Михаил Юрьевич! А писали, что история полностью вымышленная». За этими мыслями, я кое-что из истории Седого упустил.

– … Бросили меня тогда по подметной грамоте в поруб, а потом ворог это вывез и продал казанцам в невольники, – скрипя зубами, заканчивал он свой рассказ. – Вот Боженька и дал мне шанс поквитаться с ворогом моим… Так что, хан, получается связаны мы с тобой одной цепью. Говори, что делать.

План мой был незамысловат. Помня, что накрученные премудрости в любом деле помеха, я придумал следующее. Нужно было закрыться в ханском дворце со своими людьми, где и поджидать заговорщиков. Беки, решившиеся на переворот, скорее всего решаться удавить меня без шума и пыли. Когда же это не получится, то ринуться штурмовать дворец. С их перевесов в живой силе, вряд ли они будут придумывать что-то особенное. Поэтому переть будут на пролом. Главное задача для меня, выдержать этот первый удар. Перегорожу все коридору и входы баррикадами, окна нижних этажей завалю барахлом, а с балконов встречу атакующих старым добрым коктейлем Молотова. Когда же основная масса заговорщиков втянется, то в тыл им ударят пленники.

К сожалению, в плане оказалось немало изъянов, которые начали вылазить почти сразу же. Мы не успели как следует укрепить дворец. Если главные входы в огромное здание удалось завалить мебелью и всяким барахлом, то двери для прислуги, дворни и поварят пришлось просто запирать и оставлять там стражу. Мало был стрел. У моих воинов было лишь по колчану, где каждая из тридцати – сорока с бронебойными наконечниками была хорошо если четверть. Провалились мои надежды и на коктейль Молотова, запасы которого почти полностью были истрачены вчерашней атаке на царские укрепления – туры. Сейчас на балконе Малой ханской башни, которая позднее войдет в историю как одна из падающих башен царевны Сиюмбике, у моих ног лежало лишь полтора десятка кувшинчиков с огнесмесью. И вряд ли этого хватит, чтобы нанести нападающим серьезный ущерб.

Словом, как и уже не раз случалось в истории, заговорщики застали власть со спущенными штанами или точнее с приспущенными штанами… Эта проклятая фраза ни как не хотела уходить из моей головы, заставляя кривить губы.

– Великий, – на балкончик вбежал запыхавшийся стражник и увидев меня, тут же опустился на одно колено. – Западные ворота только что были атакованы. Две или три сотни пеших и десятка два конных пытались ворваться во дворец. Сейчас готовят таран.

Едва он ушел, как покрывало вновь раскрылось и показался другой стражник. Судя по его висевшей на перевези руке и багровым потекам на лице, атаковали не только западные ворота.

– … Они внутри, господин, – тяжело дыша, рассказывал гонец. – Это предательство. Кто-то провел их через конюшни. Нужны еще люди, иначе их не сдержать.

Скрепя сердцем, я послал с ним весь свой резерв – неполную сотню во главе с одним из своих телохранителей с наказом стоять до последнего. Со мной же осталось около пять сотен воинов, жидкой цепью расположившихся вдоль внутренней дворцовой стены и башенных проемов.

– Идут, идут, – от громкого крика, внезапно раздавшегося в темноте, я вздрогнул. – …

И, действительно, из прилегающих переулков и улиц на небольшую дворцовую площадь вдруг хлынули отряды пеших и конных воинов, сабли и доспехи которых ярко блестели в свете многочисленных факелов. Первые мгновения я еще пытался что-то подсчитывать. Однако потом бросил это бесполезное занятие. Прибывающих было слишком много.

– Ядыгар, пес урусутов! Вели своим людям открыть ворота Казани! – вперед на пол корпуса вышло двое всадников, один из которых начал махать темным стягом с тяжелым конским бунчуком, привлекая внимание. – Потом спускайся вниз и ответить по нашим законам за предательство! Люди! – первый продолжал из стороны в стороны махать знаменем. – Хан Ядыгар предал нашу веру! Урусутскому царю он обещал разрушить все святые мечети и сжечь наш священный коран! Слышите, люди?! Он больше не мусульманин! Он гяур! Он хуже иноверца!

Голосящий грузный мужчина на несколько секунд замолчал, пытаясь перевести, но почти сразу же продолжил орать вновь:

– Я бек Бури. И говорю вам, кто приведет мне эту урусутскую подстилку, тот получит две тысячи золотых. Не важно кто ты, сотник, десятник или простой воин, тебя ждут полновесные золотые.

Слушая все это, я понимал, что еще несколько минут этого разоблачительно-соблазнительного ора и меня сдадут или прирежут свои же. «Б…ь... Гнида хитрая! Я даже отсюда слышу, как у многих в головах крутятся шестеренки, подсчитывающие эти обещанные две тысячи. Ничего, ничего, падла, сейчас я тебя кое-чем угощу…».

– Подожди, Иса, – я остановил натягивающего тетиву телохранителя. – Сейчас я заткну ему его поганую пасть, – наклониться и схватить один из пузатых кувшинчиков было секундным делом. – Посмотрим, как ты теперь поорешь.

Огнивом и кресалом я уже довольно неплохо наловчился пользоваться, поэтому поджечь фитиль кувшина удалось с первого раза. Продолжавший орать бек совсем потерял всякие остатки осторожности, подведя жеребца на какую-то пару десятков шагов.

– Гари в аду, урод! – с этими словами, я со всей дури и запулил занимающийся кувшин. – …

Пылающий огонек несколько раз кувыркнулся и в полете взорвался яркой вспышкой, осыпав заоравшего уже от боли бека. Тот вместе со своим жеребцом моментально вспыхнул как свечка, осветив большую часть площади не хуже костра.

– Я здесь хан! По крови и по божьему праву! – заорав, срывая голос, я едва не свалился с балкона башни. – Слышите, предатели и клятвопреступники?! Аллах уже покарал одного, покарает и остальных!