Текст книги "Трилогия Иводзимы"

13. Шанти

Шанти сидела на грузовом пандусе во дворе технических служб Департамента очистных сооружений. Солнце уперлось в зенит, словно его проткнуло осью Барабана. Если верить расписанию синоптиков, с минуту на минуту должен был начаться дождь.

По двору туда-сюда, нечеловечески ловко маневрируя, носились грузовые и ремонтные боты, все корпоративного оранжевого цвета Департамента. А вот людей во дворе почти не было – разгар рабочего дня.

Шанти делала вид, что вышла перекурить на воздухе, но в действительности снова подняла чувствительность сенсора до максимума, «выслушивая» Чилаго. Это было не просто. Причудливая архитектура комплекса, пронизанная огромным числом коридоров, и помещениями, под завязку набитыми фонящей аппаратурой, создавала жутко размытую, почти не читаемую звуковую картинку. И все же Шанти нашла его. Когда казалось уже, что мозг ее вот-вот лопнет от напряжения, она услышала его голос в одной из технических секций на седьмом этаже. Разобрать слова было невозможно, но опциональное определение человека по голосовой карте с уверенностью в 98 % узнало Чилаго.

Шанти с облегчением снизила чувствительность сенсора, докурила, приходя в себя, и соскочила с грузового пандуса. Бот-контролер на входе скользнул считывающим лучом по поддельному штрих-коду, добытому Вайлисом, и равнодушно отъехал в сторону. Шанти неторопливо прошагала по холлу до лифтов, ожидая, что в любую минуту в ней распознают чужака. Департаменту порядка такой скандал был ни к чему. Но Вайлис знал свое дело, и через несколько секунд лифт нес ее наверх.

На площадке седьмого этажа толпилось человек 20 работяг в таких же, как у Шанти комбезах. Это на мне такой же комбез, как на них, напомнила себе безопасница, проходя сквозь толпу. Никто не обратил на нее внимания.

Шанти вышла в коридор, убедилась, что она здесь одна и вызвала на экран консоли схему седьмого этажа. Необходимое ей помещение находилось дальше по коридору. Когда Шанти провела над ним указательным пальцем, консоль услужливо вывела подсказку: «Контроль химических абсорбентов». Вперед по коридору, мимо одинаковых дверей из коричневого пластика. Стены из бетонных панелей, старых, изготовленных до того, как при строительстве стали использовать полиуглеродную сетку. Несколько стационарных консолей на стенах показывали анимированную презентацию Департамента. Шанти дошла до конца коридора, никого не встретив, миновала необходимую дверь и остановилась у следующей. Сенсор уверенно констатировал, что в помещении никого нет. Шанти прислонилась ручную консоль к считывателю на двери. Замок едва слышно щелкнул, и вот она уже внутри. Кабинет на четыре стола, стационарные консоли на каждом, плюс дополнительная на стене между двумя узкими окнами. Шанти замерла у двери, подняла на два деления чувствительность сенсора, и разделила направленность: восемьдесят процентов на соседнее помещение, двадцать на коридор.

– …зачем тебе это? – спросил женский голос.

– Чтобы знать наверняка, – ответил Чилаго, – что я сделал все что мог.

– Зачем?

– А как ты думаешь, Эстер? Зачем было все то, что мы пережили? Война, похоронка, потеря дома, нищета?

– Мы не выбирали, Йеро.

– Потому что у нас и не было выбора. Тогда.

– Война закончилась, давай оставим ей то, что она забрала! Она уже это сделала, смирись. Почему ты не можешь жить, как все? Просто жить!

– Потому что я не могу забыть. Я как никогда близок, Эстер. Скоро все закончится.

– А если тебя поймают? Что мне делать тогда.

– Не поймают. Я все рассчитал. Верь мне.

14. Тако

Тако заказал бот-такси к дому Брабека. Не самое дешевое удовольствие, учитывая, что фуникулером они доехали бы быстрее. Но не тащить же этого проклятого джанки на виду у всех, так? Мало того, что он явно под кайфом, так еще и ни одного волоска на морде не осталось. Не дай бог попасться на глаза какому-нибудь дэбэшнику, или под объектив репортерской авиетки. Может, как реклама, скандал с наркотиками был и не плох, но Тако не дурак, сечешь? Тако понимает, что сильно подпортит себе репутацию, и, подняв большие деньги сейчас, убьет намного большие в будущем. Он же бизнесмен, приятель, а бизнесмен не может позволить себе жить одним днем. Сечешь? Это шоу-биз, приятель, и все вечеринки тут происходят только завтра. Просто такова уж натура человеческая, что лучшее – всегда остается во вчера. Так, нет?

Брабек вел себя на удивление тихо. Послушно оделся, выпил чашку черного кофе без сахара, поклялся, что не чувствует позывов к рвоте. Но в то же время Тако видел, что скульптор где-то очень далеко. У него были такие глаза, чувак, как будто он смотрит сквозь окно, о котором ты даже не подозреваешь. Жутко, да?

Всю дорогу до студии Брабек молчал, глядя в окно, и лишь однажды подал голос, попросив бота сделать громче музыку. Играла новая вещь «Кислого шаффла», переполненная синкопами и заимствованиями.

У студии привычно кружили несколько репортерских квадрокоптеров, и Тако заставил Брабека натянуть капюшон анорака и темные очки. Это вызовет вопросы, но Тако найдет способ не отвечать на них. Иногда отсутствие информации приносит больше денег, чем ее наличие. Поверь, это так.

У грузового конвейера уже работали боты, выгружая блоки прессованного мусора, листы пластика, какие-то зеленые панельки, в которых Тако не без труда узнал очищенные печатные плата компьютеров доконсольного периода и новые лазерные резаки. Все это Брабек заказал, лежа голым на кафельном полу, пока Тако держал консоль с выключенным видеопередатчиком у его уха.

Им повезло, и парковочное место нашлось у самого входа в студию. Тако тщательно завернул в свою куртку сверток с волосами Брабека, и приказал, понизив голос:

– Выходишь, и сразу спускаешься в студию. Не задерживаешься, не оглядываешься, не выкидываешь фокусов. Слышишь, Брабек?

– Да-да, я слышу, – ответил Брабек и посмотрел на Тако с такой грустной улыбкой, что того пробрал озноб. Из глаз скульптора сочилась такая предопределенность, как будто он вместе с нанометамфетаминами пропитался будущим. Или его отсутствием.

– Тогда пошли, – сказал Тако, и попытался улыбнуться в ответ.

15. Игги

Мэри жила в районе под названием Арандисман. Сразу за огромной шайбой грузового парома, который на самом деле был просто мегалифтом, таскающим грузовые автоботы с уровня на уровень.

Игги вышел за час до назначенного времени, и все-таки опоздал. Длинный многосуставчатый уродец-бот «Мусима-моторз», тащивший в кузове какие-то блоки для Барабана ассемблера, потерял управление и снес одну из вспомогательных колонн фуникулерной линии. На пластике кузова постепенно проступало граффити «Осколков войны», террористической группировки хакеров. Судя по всему, они взломали электронный мозг грузовика и попытались завалить фуникулерную линию. Вот ублюдки. Игги попытался вспомнить, в чем состоит суть требований «Осколков», но так и не смог. Да и черт с ними.

Когда линию восстановили (на это ушло около двадцати минут), Игги остался стоять на месте, хорошо себе представляя, какая давка сейчас будет на платформе. Он закурил, и стал думать о том, что, по сути, фуникулер выполняет для людей ту же функцию, какую грузовой паром – для грузовиков: перевозит их с уровня на уровень. Игги даже откуда-то знал, что и у парома и у фуникулера один и тот же принцип работы. Так почему же тогда один называется фуникулером, а второй – паромом? Не то, что бы это сильно волновало Игги, но, правда, почему? Почему не пассажирский паром, или грузовой фуникулер? Непонятно. Конечно, слова ничего не меняют, и все же…

– Я уже собиралась тебе перезванивать, – воскликнула Мэри, открывая дверь. Напарница чмокнула его в щеку и сунула в руку открытую банку пива.

В маленькой – меньше, чем у Игги, – квартире собралось человек пятнадцать знакомых Мэри. В основном парни и девчонки из «Гуми», той его части, которая называется «Берлинерз». Кое-кого Игги знал по предыдущим вечеринкам.

– Э, брата Игги, камон! – закричал сидящий на спинке дивана Бигсби, тощий, красноглазый, с огромными дредами, затянутыми во что-то вроде рыболовной сети.

– Привет, люди, – Игги неопределенно отсалютовал банкой.

– Камон, брата, давай сюда. А вы все заткнитесь ради долбанного Джа! – Бигсби был уже порядком на волне, белки его глаз пульсировали, а рука с банкой ходила ходуном.

Игги протиснулся к дивану и уселся на подлокотник. Откуда-то вынырнула Мэри, и встала рядом, положив руку ему на плечо. Игги почувствовал, как его кидает в жар, и сделал большой глоток пива.

– Нет-нет-нет. Игги, брата! Сначала тост. – Бигсби попытался встать, но на мягком диване это и трезвому непросто сделать, так что он рухнул обратно на спинку, изрядно облившись пивом. – Слушайте все! Сегодня – великий день! Сегодня исполнилось ровно хрен знает сколько лет с тех пор, как лысый португалец открыл придумал двигатель разделения, отчего летать по космосу стало просто, как сходить по-маленькому. А если бы не он, мы бы и сейчас сидели на материнской планете, задыхались от угарных газов, подыхали от всяких онкологических ебаторий, и дальше солнечной системы никуда бы не совались. Потому надо выпить за этого лысого засранца, имени которого я не помню, и я сделаю это с моим братой Игги.

Игги чекнулся с Бигсби, собравшиеся поддержали тост одобрительными возгласами и шипением открывающихся банок.

– Я и забыл, что сегодня 20 августа, – сказал Игги Мэри.

– С этими забудешь, пожалуй, – усмехнулась Мэри, кивая на Бигсби. Того видимо накрыло очередным приходом, зрачки почти полностью скрыли белки глаз, щеки порозовели, по лицу ползла идиотская улыбка.

– Пойдем на балкон, напарник. Внутри я запретила курить.

Она взяла Игги за руку и потащила сквозь толпу. Кто-то снял со стены гитару, – настоящую, деревянную, Мэри очень ей гордилась, – и принялся наигрывать в слабую долю. Надтреснутый женский голос запел «No woman, No cry», тут же подхватили несколько других голосов. Игги эта песня очень нравилась. И еще про то, как один парень застрелил шерифа.

На балконе стояла скамья, украденная, видимо, в городском парке. Кто-то разрисовал ее в красно-желто-зеленые полоски. Рядом со скамейкой стоял сломанный утилизатор, до верха набитый пустыми пивными банками.

– Как настроение, напарник? – спросила Мэри, вытягивая из кармана пачку «Голуаз».

– Нормально. Правда… эти засранцы из «Осколков» чуть не завалили фуникулеры рядом с моим домом. Представляешь? Я потому и опоздал.

– Вот ублюдки, – Мэри покачала головой. – И что людям не живется спокойно.

– Рано или поздно их поймают. Я подписан на консольную рассылку. Вроде как выяснили, что они когда-то были частью банды Авенидос, но потом откололись.

– Латиносы? А им-то это зачем?

– Не знаю. Сам гадаю…

Мэри пожала плечами. Игги откинулся на скамейке, закурил. Атмосферные отражатели работали на полную катушку, и Барабан был не виден. Окна плавились натуральным золотом, и такие же золотые волосы Мэри взлетали и опадали под рукой заблудившегося ветра. Игги когда-то разговаривал с Шоколадным Джимми, барахольщиком, иногда появлявшимся на рынке. Джимми работал архитектором. Он рассказал Игги, что самым сложным при строительстве высотных зданий на Иводзиме является расчет аэродинамических условий. Однажды была допущена серьезная ошибка в расчетах, и новый дом пришлось разбирать сразу после постройки, потому что он создавал какую-то совсем уж дикую турбуленцию, и его верхние этажи так и ходили ходуном. Джимми, конечно, не совсем так рассказывал, но Игги именно так все запомнилось. Игги подумал, что это было бы не самой плохой темой для разговора, и что возможно, он сможет показаться Мэри с новой стороны. Не просто тупоголовым охранником, к которому она привыкла. И тогда, чем черт не шутит, может быть, она увидит в нем не только напарника по работе. Но пока Игги думал об этом, на балкон вывалилась троица друзей Мэри. Одного из них – лысого крепыша по прозвищу Трехногий, – Игги помнил, остальных увидел сегодня впервые.

– Но где мне достать их блок памяти, ума не приложу, – сказал, продолжая начатый в квартире разговор, высокий парень в ярко-зеленом анораке и с афрокосичками на голове. – Не спускаться же к Дезертирам. Типа, привет, ничего если я поюзаю ваши запчасти?

Игги заинтересованно прислушался.

– Это же смешно. Я ломаю на раз новые системы Гибсонов, а древнюю развалюху даже тронуть боюсь.

– И правильно боишься, Куст, – ответил низким голосом Трехногий. – Нарвешься на боевой вирус, и проснешься идиотом с выжженными мозгами.

– Я не думаю, что на нем есть боевой софт, – покачал головой тот, кого назвали Кустом. – Меня больше пугает их система самоуничтожения. Разнесет мне полквартиры. А я даже не могу просветить его, мало ли на что он реагирует.

– А чем тебе поможет блок памяти? – спросила короткостриженая девушка в юбке и жилете из желтого полинейлона.

– Муравей сказал, что подгонит мне специальную софтину, но подгрузить ее можно только с аналогового блока памяти.

– Муравью можно верить, – кивнул Трехглазый. – Но где найти блок памяти я не представляю.

– На рынке, – неожиданно влез в разговор Игги. – К нам иногда приносят мертвых Дезертиров.

– Точно, – подтвердила Мэри. – Буквально вчера одного приволокли.

Троица молча уставилась на Игги и Мэри. Прошла долгая секунда неприятной тишины. Потом Трехногий покачал головой и сказал:

– Не, не пойдет. Барахольщики заломят мегацену, это же стопроцентно коллекционный товар. А нам нет смыла впиливать такой кеш, учитывая, что блок нам нужен всего для одной операции: закинуть софт Муравья на эту древнюю развалюху.

– А если одолжить под залог? – неуверенно спросила девушка.

– Не дадут. – Мэри махнула рукой, и пепел рассыпался по ее коленям. – Эти парни, когда дело касается их товара, вообще перестают быть людьми. Роботы. Как эти ваши Дезертиры.

– Дезертиры не роботы, – возмущенно возразил Куст. – При тотальной модернизации организма, их мозг почти не был затронут.

Мэри снова махнула рукой.

– Без разницы. Либо вы покупаете у них товар, либо нет. Все, других опций там не предусмотрено.

Игги следил за спором, то и дело прикладываясь к банке. Какая-то мысль формировалась на задворках его неторопливого сознания. Трехногий вяло ругался с Кустом по поводу того, какую цену могут заломить барахольщики. Мэри прикурила вторую сигарету, ей явно было скучно. Игги допил пиво и наклонился к урне. В сантиметре от груды пустых банок его рука замерла, а формировавшаяся мысль обрела наконец четкость.

– А как выглядит этот ваш блок? – спросил Игги, перебив Трехногого на полуслове.

– Ну… такой цилиндр, сантиметров семь-восемь в длину, с разъемом под USBM.

– А… – Игги неуверенно посмотрел на Мэри, потом снова на Трехногого. – Тут, короче… У меня есть похожая штука.

16. Шанти

Она водила Чилаго весь день, но за исключением того разговора с девушкой по имени Эстер, по делу ничего не всплыло. Латинос работал, отдавал указания своим подчиненным, лично обходил все объекты. Он вел себя, как образцовый трудяга. Может даже идеальный. Шанти несколько раз сверялась с консольной схемой, и складывающаяся обстановка нравилась ей все меньше. Все объекты, которые посещал Чилаго, так или иначе были связаны с очисткой технической воды, задействованной в работе Барабана.

Проведя почти весь этот день на ногах, да еще с сенсором на увеличенной чувствительности в голове, Шанти так устала, что еле заставила себя заехать переодеться в гостиницу. Вайлис уже сменился, в номере дежурил парнишка, имени которого Шанти не помнила, но все звали его просто Каспер.

– Привет Шанти, – кивнул Каспер. – Тут тебя обыскался Давид.

– Какой Давид? – Шанти сделала вид, что пытается вспомнить.

– Ну, этот лощенный франузишка из отдела убийств.

– Ах этот. – Шанти переадресовала на оператора всю входящую информацию со своей консоли перед тем, как отправиться в Департамент очистных сооружения. У Давида должно было хватить ума догадаться об этом. Значит, он выяснил что-то серьезное. Шанти скинула ботинки и забралась с ногами на диван. – Что хотел, не сказал?

– Нет, но звонил раз пять. Давай-ка я тебе кофе сделаю. Выглядишь, как привидение.

– Каспер, ты ангел-спаситель.

Пока готовился кофе, Шанти послала Давиду текстовое сообщение: «Я у дежурных». Через полминуты пришел ответ: «Останешься одна, позвони».

Она переоделась и вернулась в комнату. Парящая кружка ждала ее на журнальном столике. Интересно, мелькнула ленивая мысль, физические журналы давно вымерли, а журнальные столики все еще в ходу.

– Каспер, есть работа, – сказала Шанти, отпила кофе и тут же закатила глаза. – Ммм, дружище, это лучший кофе с тех пор, как я покинула Термен Вокс.

– Я покупаю цельные зерна и мелю их вручную. Иногда анахронизмы не такая уж плохая штука. Так что ты хотела?

– Справку по карьерному росту Иеронима Хайека, кличка Чилаго. Прежде всего, как он оказался на том месте, где работает сейчас. Подавал ли рапорты, или его перевели в обычном порядке? Почему именно его, были ли другие претенденты? Если да, что с ними сейчас?

– ОК. Сделаем. Мне понадобится около тридцати минут. Подождешь, или переслать на консоль?

– Перешли. Кофе прекрасный, но мне нужно что-то поесть, иначе ДБ потеряет чертовски симпатичного оперативника. Если возникнет что-то экстренное, я «Под Барабаном», оттуда поеду домой.

– ОК.

Пересекая площадь Сахарова, Шанти набрала Давида.

– Что случилось?

– Кое-что по твоему приятелю, любовь моя. Знакомые из внутренней разведки поделились забавной информацией.

– Не тяни, Давид. Я очень устала.

– Понял. В общем, набор такой. Во время гражданского конфликта на Тито, он числился в отряде «Аламо».

– Что за конфликт?

– если кратко, наркобароны начали доставать местное население, те организовали отряды самообороны, ну и началось.

– А «Аламо»?

– Вот тут интересно. В этот отряд входили только бывшие военные. И за время конфликта они настолько серьезно натаскались, что их побаивались даже спецназовцы.

– Вот радость-то.

– Я еще даже не начал шутить, принцесса. Этот твой Чилаго специализировался на уничтожении стратегических объектов городских инфраструктур в районах, контролируемых синдикатами. Вот теперь можешь смеяться.

– Теперь я могу звонить босу и выписывать ордер.

– Вот тут сложности, – вздохнул Давид. – Все эти сведения Чилаго предоставил в добровольном порядке, когда заполнял анкету на поселение на Иводзиме. Официально, анкетные данные – закрытая информация, так что ты не сможешь ими воспользоваться. К тому же, военное прошлое не является поводом для возбуждения дела.

– А по совокупности?

– Не получится. Мы не знаем, что именно намерен купить Чилаго, и главное, не знаем, зачем. За исключением того разговора с барыгой, у нас ничего нет. Фактически, для регистратуры Чилаго – законопослушный гражданин.

– Черт. И что мне делать?

– Пока не знаю. Поезжай домой, выспись. Что-нибудь придумаем.

17. Брабек и Тако

Брабек работает как заведенный. Как Машина, с мозгами, под завязку налитыми цифровыми алгоритмами, которые начисто выдавили все человеческое. Глаза за фиберглассовыми очками сощурены, движения скупые и точные. Ноги выполняют странные танцующие па, каждое из которых функционально предопределено. И все же это именно творчество, творение, потому что результаты по настоящему проявляются, становятся очевидными только на самой грани логики. Художник всегда бежит по лезвию, и всегда под дождем. Тьюринг может подавиться, потому что творение по сути своей неестественно, это чувственное и интеллектуальное извращение, перверсия, в процессе которой художник обязан заходить за рамки дозволенного, общепринятого, привычного глазу. Иначе все это теряет смысл. Иначе зритель не получит своей дозы эндорфинов, и пройдет мимо.

Тако следит за Брабеком из стеклянной кабинки под потолком. Следит, не отрываясь, и это не очень хорошо, потому что, – Брабек чувствует это внезапно вспотевшими ладонями и спиной, мгновенно покрывшейся мурашками, – подходит время очередной дозы. Тако может решить, что Брабеку достаточно, но что он может понимать? Наноамфетамины давно стали такой же неотъемлемой частью скульптора, как руки, кровь, легкие, печень и вдохновение. Выплывая из пространства кайфа, Брабек переставал быть собой, и превращался в биологический конструкт с единственной функцией – поиск наркотиков. Или как называл это Тако, «вырубка».

Тако славный, Тако хороший, но он не в теме. Он умеет чувствовать, рефлекторно, какими-то случайно не атрофировавшимися нервными сенсорами, прошедшими сквозь детство в гетто («Японский мальчик в черном гетто, Брабек, ни одной рифмы со словом счастье, так?»), сквозь нищету, миграцию с одной планеты на другую, сквозь все эти вечеринки вчерашнего дня. Он удивительный субъект в этом своем умении чувствовать. Но Тако не способен создавать, и потому он не в теме. Он только наблюдатель.

А руки тем временем исправно управляют двумя большими лазерными резаками, обтачивая грани блоков из прессованного мусора, любимого материала Брабека. Он прерывается, чтобы выдавить из баллона кляксу полиэпоксидного клея. Совмещает два обточенных блока. Внутри каждого из них выжжена полость, которая теперь хранит волосы Брабека. Скульптор оборачивается к новому блоку, когда слышит сигнал ручной консоли Тако.

– Секунду, – говорит Тако, и идет к двери.

Самое время. Брабек выуживает из кармана трод и прижимает его к телу. Легкий, почти приятный укол там, где нано-механизмы проникают сквозь поры кожи в организм скульптора. Отлично… Лазерные резаки взлетают и начинают обрабатывать новый блок. Отлично. Мусорная стружка мягко опадает на пол. Отлично. Брабек берет баллон и начинает обклеивать полость блока изнутри очищенными печатными платами. Все должно быть по настоящему, точно так, как он увидел, лежа на кафельном полу ванны. Это его последняя скульптура, он не может ошибиться. И потому: отлично, отлично, отлично…