Текст книги "Королева Хакеров"

Королева Хакеров
Взломать за 30 секунд
Руслан Ходяков

© Руслан Ходяков, 2015

© Руслан Ходяков, дизайн обложки, 2015

Редактор Елена Пичурина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть первая. Вторжение

Глава первая
в которой Александру Александровичу снятся странные сны.

Если бы Александра Александровича спросили, чего он боится больше всего на свете, то он бы, не задумываясь, ответил – встречного поезда.

Почему? Все объясняется просто. Александр Александрович – машинист метро.

Когда сидишь за «пультом движения» и со скоростью семьдесят километров в час несешься по нескончаемой, опутанной проводами бетонной трубе тоннеля Санкт-Петербургской подземки, то видишь только бесконечную чехарду шпал в свете головного прожектора, и еще темное бездонное пятно, неотвратимо надвигающееся на тебя, в котором, как в черной дыре, пропадают лучи электрического света. И пока пятно остается черным – Александр Александрович спокоен.

Двадцать лет он водит поезда и двадцать лет, каждый месяц ему снится один и тот же сон.

Он сидит за пультом. Бешено мелькают рельсы. Металлический голос диспетчера дребезжит в громкоговорители и вдруг, спасительное пятно в конце тоннеля исчезает, а впереди возникает яркий свет. И Александр Александрович понимает, что произошла ошибка, кто-то пустил по его линии другой поезд во встречном направлении. С каждой секундой свет становиться ярче. Александр Александрович сообщает диспетчеру о надвигающейся катастрофе, но диспетчер отвечает, что все в порядке, и никаких поездов на линии нет.

Свет стремительно приближающегося поезда ослепляет машиниста.

Но скоро лучи света от его прожектора, и от прожектора встречного поезда становятся одинаково яркими. Тоннель заполняется ровным сухим светом и Александр Александрович видит кабину, лобовое стекло головного вагона, и машиниста за лобовым стеклом, изумленно уставившегося вперед.

Он видит этого человека так ясно, так четко, что может рассмотреть какого цвета у него глаза, как причесаны волосы.

До столкновения остаются считанные доли секунд, но каждый раз в то самое мгновение, когда поезда должны столкнуться – он просыпается.

Александр Александрович встает, опускает с кровати ноги привычным движением, попадая в домашние тапочки и потирая вспотевшую узкую грудь возле сердца, идет на кухню. Там он не включая свет потому, что свет луны и без того хорошо освещает маленькую кухоньку достает из шкафчика пузырек с валерьянкой, уверенно капает во взятую из мойки фарфоровую кружку, выверенные годами семь капель, и выливает себе в рот приторно пахнущую жидкость, запив все холодной кипяченой водой из старого эмалированного чайника. Затем Александр Александрович закуривает Беломорину, взятую из пачки на кухонном столе, подходит к окну и долго, долго всматривается в сырую ночь пытаясь вспомнить лицо человека из встречного поезда. Но вместо лица он видит только размытое белое пятно.

– Кто ты? Скажи мне, кто ты? – тихо шепчут его губы.

Дымит, потрескивает папироса, капает вода из водопроводного крана, за окном тлеет ночь в ожидании утра, и никто, никто в целом мире не может ответить Александру Александровичу на его вопрос.

Кто он? Машинист из встречного поезда.

Александр Александрович смотрит на часы и понимает, что пора «под землю». Странный кошмар всегда снится под утро. Всегда… И уже двадцать лет.

Александр Александрович одевается, запирает дверь и быстро спускается по лестнице. Шаги гулко звучат в межлестничных пролетах старенькой хрущевки. Город еще спит, и спят люди в доме Александра Александровича. Но скоро они проснуться и тоже заспешат к ближайшей станции метро, отправляясь в очередное, прозаическое путешествие по подземному лабиринту метрополитена.

Глава вторая
в которой время движется вспять.

– Ну, Сансаныч, с тебя причитается! – воскликнула Анна Иосифовна, пышная полногрудая врачиха бальзаковского возраста привычным движением наматывая широкую, хрустящую ленту тонометра, на бицепс Александра Александровича.

– Да ну? – удивился он. – Это за что же, Аннушка?

– Да ты дурачком-то не прикидывайся, – хитро улыбнулась Анна Иосифовна. – Двадцать годков я тебе уже давление перед выездом на линию меряю, а ты на меня хоть бы глазом!

Александр Александрович изумленно огляделся, словно впервые видел и этот медицинский кабинет, и его хозяйку.

– Вот балда-то! – Воскликнул Александр Александрович. – А ведь правда… Сегодня какое число?

– Четырнадцатое марта! – улыбаясь, заметила Анна Иосифовна методически накачивая резиновую грушу прибора для измерения давления.

– Точно! – Александр Александрович хлопнул себя по лбу. – Ровно двадцать лет назад, как раз через неделю после международного женского дня, я первый раз сел в твое кресло, и твои нежные Аннушка, ручки впервые ощутили мой пульс!

– Дурень, ты Петя! – Анна Иосифовна покачала головой. – Если б ты был побойчее, то ручки мои, как ты говоришь, нежные, с удовольствием ощутили бы что-нибудь другое, погорячее, чем твой пульс… – она прищурилась и игриво посмотрела на Александра Александровича. – Может хоть сегодня, в годовщину твоей двадцатилетней деятельности встретимся, чайку попьем. У меня, кстати и к чаю, кое-что найдется! – и она свободной рукой поправила объемный лиф.

Александр Александрович покраснел. С тех пор как умерла его жена он и думать забыл о женщинах.

– Да ты не волнуйся так! – Рассмеялась Анна Иосифовна. – А то давление подскочит – на линию не пущу!

– Да не волнуюсь я… – еще больше смутился Александр Александрович и попытался сменить тему. – Кстати, что там с давлением-то?

Анна Иосифовна мельком взглянула на ртутный столбик тонометра.

– Порядок! Тебя, Сашенька, не то, что под землю, в космос можно запускать! Хороший ты мужик, Сансаныч, выносливый! – и глазки ее похотливо сверкнули.

Александр Александрович смерил взглядом врачиху и подумал: «Уж лучше я под поезд лягу… Вот, чертова баба»!

Дверь медкабинета распахнулась, и в помещение ввалился здоровяк Збруев, бригадир Александра Александровича.

– Здорово, Петя! – пробасил он. – С годовщиной тебя! С тебя причитается!

Спасибо, – сказал Александр Александрович, застегивая манжет рубашки. – Представляешь, я и забыл совсем!

– Зато начальство тебя не забыло! – прогудел Збруев. – Держи вот грамота… – он раскрыл бригадирскую папочку и достал красочный листочек. – А вот… – Збруев полез в карман огромного пиджака. – Вот часы именные! – он достал из кармана черную коробочку и протянул Александру Александровичу. – Ну, и еще, я подал ходатайство в финансовый отдел – тебе премию выпишут. В общем… – лицо Збруева расплылось в улыбке. – Поздравляю! – он пожал руку Александру Александровичу.

– Я, это… – Александр Александрович смутился, принимая грамоту и футляр с часами. – Короче, надо собраться отметить…

Приглашаю всех к себе домой в воскресенье, только вот…

– Сашенька, ты не беспокойся, – встряла Анна Иосифовна. – Если ты о готовке, то я приду, помогу…

– Ладно, Санек, – Збруев решил, что торжественную часть можно считать законченной. – Тут, такое дело. Техники только что доложили, что на третьей линии вылетела система контроля. Так, что поведешь сегодня без автопилота…

«Вот так подарочек»! – подумал Александр Александрович, чувствуя как под ложечкой нехорошо засосало.

– Так, хоть напарника дайте!

– Ты, что, – Збруев изобразил удивление. – У нас каждый машинист при деле, ты же знаешь! Сам поведешь, не впервой.

Александр Александрович вздохнул, и пошел к выходу.

– Часы не забудь! – сказал Збруев, указывая на стол Анны Иосифовны, на который Александр Александрович поставил футляр. – Мы там на задней стороне выгравировали все, что надо… Двадцать лет все-таки.

– Ах, да… – спохватился Александр Александрович, вернулся взял футляр и раскрыл его.

Часы лежали на парчовом ложе, сверкая циферблатом.

– Какая прелесть! – сказала Анна Иосифовна.

Збруев расплылся в улыбке.

Александр Александрович, взял часы в руку и приложил к уху.

– Так они же не идут… Не завели, что ли? – спросил он.

– Как не завели!? – удивился Збруев. – Сам заводил!

– Ой, и мои не идут! – воскликнула Анна Иосифовна.

Збруев автоматически посмотрел на свои часы.

– Блин, и мои встали!

Александр Александрович в недоумении поднял перед собой руку оголяя запястье.

– Мои старые, тоже… Стоят!

– Что за чертовщина! – воскликнул бригадир.

И все трое дружно взглянули на электронные часы на стене. Часы светились как обычно. И секундные цифры методично сменяли друг друга. Но…

– Мамочка! – воскликнула Анна Иосифовна.

Часы шли в обратную сторону.

05:15:32 05:15:31 05:15:30…

Глава третья
в которой выясняется, что гениев как бы не существует.

– Слушай, Свояк! – Дима переложил телефонную трубку к другому уху. – Ты случайно не знаешь, как правильно пишется: «проститутка» или «простетутка»?

– Знаю, милый… А зачем тебе? – с манерной, женской интонацией, немного гнусавым от простуды голосом, проговорил в трубку Свояк.

– Свояк, только тебе и никому, – сказал Дима. – Как лучшей подруге… Я тут задумал дневничок вести… Ну, чтоб писать не разучиться. Ну и описываю в цветах и красках свою жизнь горемычную.

Как мы с тобой в институте учились, как от армии косили, как от меня жена ушла…

– Ах, вот ты о чем! – хихикнул Свояк. – Тогда пиши просто – «блядь», и не мучайся! Годится?

– Гениально, девочка моя! Слушай, – воскликнул Дима и, прижав трубку к плечу защелкал по клавишам. – И тогда я ей сказал: «Слушай ты, факин-блядь! Вали к своему „факин-насосу“. Если для тебя „факин-бабки“ важнее живого человека…» – Дима с нескрываемым удовольствием нажал последнюю клавишу. – Свояк, ты меня слышишь? Как я ее, а?

– Ой! Это ты об Ирке, что ли? О супружнице своей бывшей? Кхе кхе… – Свояк закашлялся. – Черт, простудилась совсем. Весна, мать ее… Так, это ты об Ивановой? Так, милый мой, все по-другому было! – в голосе Свояка появилась ирония. – Это она тебе сказала: «Слушай ты, факин-неудачник, я встретила, наконец, настоящего мужчину, а ты сиди дальше в своей факин-общаге и питайся своей факин-картошкой!» – Свояк рассмеялся.

Дима обиделся.

– А ты откуда знаешь? Ирка напела?

– Димка, радость моя, я тебя знаю! – Свояк хмыкнул в трубку. – Чтоб ты кому-нибудь сказал «вали»!? Это нонсенс! Если я не прав можешь засунуть мне джойстик в задницу и играть в «Дум» до опупения!

– В «Дум» «гамются» только тупые «чайники», у которых вместо мозгов ЭксТиха! – заметил Дима. – Свояк, ты извращенец! Даром, что педик…

– Дмимочка, выбирай выражения, – манерно попросил Свояк. – Не педик, а гомосексуалист.

– Какая разница, – пожал плечами Дима. – Все-то у тебя через дырку в седалище.

– Ну, ладно тебе, дурачок! Не кипятись! – примирительно воскликнул Свояк. – Я понимаю – Ирка для тебя больной вопрос. Ну и черт с ней. Я бы тебя ни на кого не променял. Даже на Антонио Бандераса. А он та-а-акой симпатичный! Такой душка!

– Опять ты за свое! – хмыкнул Дима.

– Ну, чего ты? Уже и помечтать нельзя… Кстати об ЭксТихах, – сказал Свояк. – Ты про такого юзера как «Мегазоид» слыхал?

– Это который взломал электронную сеть «Сити-банк» и «слил» из нее что-то около тринадцати миллионов «бакинских»? Ну, старичок, ты даешь! Кто ж про него не слышал!?

– А ты знаешь, что все это дело он как раз на ЭксТишке и провернул? И модемчик у него ходил, смешно сказать, со скоростью «тыщу двести»!

– Да, ну, девочка моя! Ерунда это!

– Клянусь!!!

– А ты откуда знаешь?

– Короче, Димуль, – свояк почему-то перешел на шепот. – Я тут фаланул один сервер… – он замялся. – И встретил там этого «Мегазоида». Ну, он мне и рассказал. Сам.

Дима усмехнулся.

– И чего он тебе еще рассказал?

– Да так, потрещали модемами… – Свояк снова помолчал, словно раздумывая – говорить, или нет. – Ну, он, короче, работу мне предложил… Не хочешь поучаствовать?

– А на кого пахать надо? – Дима почувствовал, что его распирает от смеха. Столько испуга было в голосе Свояка.

Свояк на том конце провода шмыгнул носом, и Дима услышал какое-то шуршание. «Сопли утирает, – подумал он. – Во, сцикло, а? Баба – она и есть баба»!

Свояк туманно продолжил:

– Ну, для людишек кой-каких серверы «ломать»… Информацию скачивать.

– А че за людишки?

– Сам знаешь, не маленький.

– Мафия, что ли? – разыгрывая простачка, спросил Дима.

– Тише, ты, что!? – зашипел Свояк. – Так ты меня в «Службу Безопасности Сетей» сдашь! Как есть тепленького!

Дима хихикнул.

– А ты что, ту «давилку», что я тебе дал, на телефон не поставил? Если поставил, то боятся нечего, в жизни никто не подслушает!

– Знаешь, – скептически проговорил Свояк. – Им твои «давилки» до задницы. У них на твои «давилки», свои «пробивалки» найдутся!

Будь уверен!

«Понятно! – подумал Дима. – Поэтому ты до сих пор только и можешь, что с какого-нибудь хитрого „веба“ трехкрестовую порнушку нахаляву скачать»…

– Свояк, ты меня обижаешь! Моя «давилка», – с гордостью сказал Дима. – Всем «давилкам» «давилка»! Сам придумал, сам паял!

– Какой ты умный – это, что-то! – Свояк прямо истекал скепсисом.

– Что ж, – обреченно вздохнул Дима. – Нет пророка в своем отечестве. Как сказал один корешок Пушкина…

– Пушкина? – прервал Диму Свояк. – Это еще, что за юзер? С какого сервера?

– Балда! – рассмеялся Дима. – Пушкина, который АэС! «Я помню чудное мгновенье…» Свояк, ты, что, в школе все уроки литературы в туалете продрочил?

– Ах, этого Пушкина! – Свояк тоже рассмеялся. – У меня, Дима, с этими «серверами», «сетями», «компами», «вебсайтами» совсем крыша отъехала! Подожди, радость моя, я кофейку поставлю… – На том конце послышалось шуршание, стук. Дима по звуку удаляющихся шагов догадался, что Свояк ушел на кухню. Там, что-то громыхнуло. Свояк поставил чайник на плиту. Шаги снова приблизились… – Я уже здесь дорогой! Так, что там говорил дружок твоего Пушкина АэС?

Дима сердито раздул щеки.

– Он говорил: «Какой же Пушкин гений? Я с ним в одном лицее учился»!

– Это ты все про свою непробиваемую супер-мупер «давилку»?

Которую даже СБС взломать не сможет?

– Про нее… Это же мое новое гениальное изобретение…

– А-а-а! – протянул Свояк. – До меня дошло! Ты, что себя Действительно, гением считаешь!?

– А, что такого? – обиженно спросил Дима. – По-твоему я на гения не тяну?

– Ну, как тебе сказать… – Дима живо представил хитрую ухмылку Свояка. – Тянешь, конечно… Но на такого ма-а-ленького, маленького!

– А еще подруга, называется! – фыркнул Дима. – Нет, чтобы польстить товарищу!

Свояк засмеялся.

– Какой ты гений, Димуль? Вот «Мегазоид» – тот гений…

Настоящий мужчина! Гениев вообще единицы.

– Не правда, – попытался возразить Дима.

– А по-твоему гениев кругом пруд-пруди!? – спросил Свояк. – Фигня!

– Конечно, фигня, – согласился Дима и добавил таинственным шепотом. – Понимаешь, девочка моя… Дело в том… Что… Нас нет! – после чего положил трубку.

– Д-а-а… – протянул Дима. – Со Своячком прокол вышел. Ну…

Будем искать!

Дима еще раз пристально посмотрел на монитор, читая недавно сделанную им запись в дневнике, покачал головой и курсором затер написанное. «Но в чем-то ты прав, Свояк! – тоскливо подумал он. – С женщинами мне всегда не везло. Хоть ты и гений, а по этой части у тебя полный абзац»!

В колонках акустической системы «компа» прозвучал мелодичный гонг и компьютер сказал Диминым голосом: «Внимание! На сервер поступил запрос»!

Дима, оттолкнулся ногой и его кожаное кресло на колесиках отъехало к соседнему монитору. На экране светилась надпись: ВВЕДИТЕ ИМЯ ДЛЯ ОТВЕТА

Дима усмехнулся и одним пальцем набрал на клавиатуре большими буквами: МЕГАЗОИД

Глава четвертая
в которой деньги решают далеко не все.

– Вы слушаете радио «Модерн». Передаем нашу постоянную рубрику «Гинекологи у микрофона», которую, как всегда, ведет секс-символ современности и кумир молодежи – Дмитрий Нагиев… – и какой-то человек, надо понимать, этот самый секс-символ, где-то в туманных далях радиоэфира запричитал высоким педерастическим голосом под музыку Энио Морикони. – И Федора не ведал горя, пока чистой была и опрятной… Но забыла Федора про мыло, про шампунь, что зовут «Хед энд Шелдерс»… – далее, кумир молодежи, подвывая, поведал своим слушателям, о пользе водных процедур и несомненной ценности такого предмета, как мочалка.

Женя Корнецкая застонала.

– Давай, Женечка, давай! – просипел Корнецкий.

– Ублюдок, – подумала Женя, чувствуя, как он все сильнее вгоняет в нее предмет своей мужской «гордости».

Женя лежала на хлюпающем в такт частым ритмичным движениям мужа водяном матрасе и старалась не думать о том, что сейчас с ней делает ее законный обладатель. Она прислушивалась к голосу из радиоприемника и спрашивала себя, почему Корнецкий всегда любит трахаться только под эту радиостанцию.

– Давай, Женечка, давай… Ну!

«Что, ну? Что, ну? – думала Женя. – Кролик несчастный». – Она всегда, испытывала невыносимое унижение, лежа вот так, в позе перевернутой на спину лягушки, наверное, потому, что ощущала себя беспомощной.

– Женя. Женя, Женя, – захныкал ее муж, двигаясь все быстрее и быстрее.

«Сейчас кончит», – с полным безразличием подумала она. И оказалась права, чувствуя, как что-то теплое, тоненькой слабой струйкой оросило ее изнутри.

Водяной матрас перестал колыхаться, Корнецкий выдохнул, и обессиленный упал на Женю, уткнувшись лицом в ее плечо. Женя почувствовала на ключице его колючую щетину.

– Хоть бы побрился, мерзавец, – еле слышно прошептала она.

– Что, Женечка? – проскулил Корнецкий, все еще тяжело дыша.

– Ничего, милый, – сказала Женя и, повернув голову, посмотрела на часы у кровати. – Коленька, ты, самый лучший.

«Так и есть, – меж тем, подумала она, глядя на часы. – Тебя как всегда, хватило ровно на одну минуту семнадцать секунд непрерывного траха. Не считая получасовых мучений на пристраивание твоего чахлого аппарата»…

Где-то под кроватью запищал зуммер сотового телефона.

– Черт, – выругался Корнецкий, и соскользнув со своей жены перекатился к краю кровати. Кровать снова заколыхалась. Женя облегченно сдвинула ноги, чувствуя неудовлетворенную тяжесть внизу живота, и поспешно натянула на себя шелковую простыню.

Корнецкий, свесившись с кровати, чертыхаясь, рылся в ворохе беспорядочно сброшенной одежды, пытаясь найти пищащий радиотелефон.

Наконец трубка была найдена. Он нажал клавишу и откинулся назад одной рукой прижимая трубку к уху, а другой с наслаждением массируя свое хозяйство. Женя почувствовала невыносимое отвращение и отвернулась.

– Да, – услышала она за своей спиной. – Корнецкий. – Чего? Вы что там с ума посходили? В баню его сейчас же! И девочек… Чего?

Семьянин? Я не знаю такого семьянина, который бы от наших девочек отказался! Я… Федя, я не знаю и знать ничего не хочу! Корми его лобстерами, ананасами, ублажай, как хочешь, хоть сам под него ложись меня не волнует. Но контракт этот мне нужен как воздух! Я сказал – все! – Корнецкий выключил телефон. – Задолбали! – сказал он. Кровать колыхнулась и Женя почувствовала через простыню, как муж грубо лапает ее ягодицы.

– Женя, ты это… Правда меня любишь? – спросил Корнецкий.

– Угу.

– А тебе того… Со мной хорошо?

– Угу.

– Повернись ко мне.

– Коля, я устала, – сказала Женя.

– Ну, ладно… – Корнецкий помолчал. – А ты к врачихе ездила?

Женя ждала этого вопроса.

– Ездила.

– И че она сказала?

– Сказал, что у меня все нормально.

– Может ей денег дать? – спросил Корнецкий.

Женя усмехнулась.

– А ты думаешь, что у меня от этого дети появятся?

– Ну, блин, не знаю… – протянул Корнецкий. – Все-таки…

– Ерунда все это, – сказала Женя, поднимаясь с кровати и опуская ноги на пол. Просто, если тебе так уж хочется киндера – надо подождать некоторое время.

– В смысле? – не понял Корнецкий.

– Ну, в смысле не трахаться, – Женя усмехнулась про себя радуясь тому, что, наконец, решилась привести в действие свой план.

Корнецкий, недоумевая, посмотрел на свою жену.

– А я-то думал наоборот. Чем больше трахаешься, тем больше шансов!

– Ты не понимаешь, – Женя прошла в ванную комнату и, повернув позолоченный кран, чтобы напустить воду, глянула в огромное зеркальное панно, занимающее всю стену ванной комнаты. В ответ, из зазеркалья ей хитро подмигнула эффектная рыжеволосая женщина, с упругим бюстом, плавной линией бедер, стройными ногами, и демонической усмешкой на очаровательном личике.

Вода быстро набралась в голубую, подсвеченную снизу неоновым Светом, овальную ванну. Женя, изящно, как нимфа вошла в бурлящую теплую воду, присела, чувствуя, как вода обхватывает ее крепкое тело, вымывая из нее остатки спермы. Женя стала гладить себя руками омывая свое тело. Это было очень приятно. Девушка на самом деле гордилась собой, своей красотой.

«Корнецкий, другую бы и не выбрал в матери своему будущему сыну», – подумала она.

– Почему это, я не понимаю? – в ванную вошел Корнецкий до пояса обмотанный простыней, удерживающейся на округлом, покрытом редкими волосиками брюшке.

– Потому, что женщины устроены иначе, чем мужчины.

– Я не знаю, как там бабы устроены, – сердито сказал Корнецкий.

– По-другому, или не по-другому. Но, у меня должен быть ребенок! Я из-за этого бабки теряю!

– Каким образом? – удивилась Женя.

– А таким! Человек моего положения должен быть этим… Как это Федя сказал… Семьянином! А если у него нет детей, значит, он не человек, а фуфло картонное!

Женя рассмеялась.

– И нечего тут гоготать! – сказал Корнецкий. – Вон, бери денег сколько надо и езжай к своей докторше! И шоб, у меня было дите! Все!

Пусть хоть сама рожает!

Корнецкий развернулся, и вышел из ванной. Женя услышала как в другой комнате ее муж звякнул дверцей бара.

«Сейчас будет свое виски лакать… Жлоб»! – подумала она.

С одной стороны Женя чувствовала, что должна испытывать благодарность к своему мужу. Он вытащил ее из бедной семьи. Одел обул, дал все, что она хочет. Но с другой стороны… Черт его знает!

Она чувствовала, что ей нужно нечто другое, чем золотая клетка. Что-то другое…