Текст книги "Запах женщины"

Глава четвертая
Снова Светка

Мелелшев открыл рот, обнажая вместо зубов два ряда черно-белых клавишей рояля и подняв ко рту руку провел по ним ухоженным ногтем. Раздался мелодичный звон.

– Дил! Дили-дил-дил-дили-дил! Дили-дил-дил-дили-дил!

Потом он еще шире открыл рот, и я оказалась гдето в нутри его темной, влажной пасти.

– Дил! Дили-дил-дил-дили-дил! Дили-дил-дил-дили-дил! – звенели вокрук меня мягкие влажные стены.

– Дил! Дили-дил-дил-дили-дил!!!

Какая-то часть меня поняла, что это мне всего лиш снится. И во сне, я, понявшая это, сказала, той, другой себе, до которй еще не дошло. что это всего лиш сон, и которая еще спала:

– Да проснись, же, дура! Телефон звонит!

– Какой, телефон? Это же…

– Да сон это! Сон!

Я проснулась, но продолжала лежать с закрытыми глазми, слушаяя зубодробительную трель телефона.

Телефон не умолкал.

– Да, нет, это просто наказание какое-то!

Телефон бесчинствовал и надрывался.

– Уф-ф-ф…

Я с турдом приподнялась, села на кровати и сняла трубку.

– Ритка, это ты? – весело спросила Светка.

И чего она веселится в час ночи?

– А кто по твоему?

– Ну, вдруг, мужик какой подойдет… – хихикнула она. – Слушай, Ритка, а чего ты мужиков к себе не водишь? Ты же красивая баба… – Светка таинственным шепотом, так, чтоб не услышал ее Славка, заговорила в трубку. – Я бы на твоем месте каждый день новых водила. Живешь, как синий чулок какой…

Я посмотрела на светящийся циферблат часов, стоящих на при кроватной тумбочке. Двенадцать минут второго. Ничего не скажеш – «детское времечко»! На том конце провода слышались, кроме Светкиного интригующего шепота, громкая музыка, веселые женские и мужские голоса.

– Светка, ты что разбудила меня для того, что бы поинтересоваться странностями моей сексуальной жизни? Где вы там зависаете? – устало спросила я.

– Мы со Славиком в ресторане, но это все фигня! Слушай, Ритусик, у меня для тебя такая новость! – Светка сделала многозначительное ударение на слове «такая».

– Ну, выкладывай, – я зевнула и потянулась. Шелковая ночная рубашка приятно холодила разгоряченное сном тело.

– Ритка, мы с тобой едем в Москву, на конкурс красоты!

Я чуть не грохнулась с кровати.

– Мать, ты, что, сдурела!? Какой конкурс? Какой красоты?

– Как какой? – удивилась Светка. – Нашей с тобой, женской! Не мужской же!

– Какая Москва? Чего ты мелешь вообще? – я начинала на нее злится. – Чего ты там еще навыдумывала? Не можешь без этих, своих, фортелей!

– А чего это такое? – спросила Светка.

– Что?

– Ну, все говорят мне, Светка, ты не можешь без фортелей, не можешь без фортелей… Чего это такое фортели-то?

Н-н-да. Без бутылки шампанского здесь не обошлось.

– Заскоки это! Понятно? – ответила я Светке. – Вот, у тебя сейчас один такой заскок-фортель. Понятно?

Светка хихикнула в трубку.

– Славка танцевать пошел… Ишь как пузом своим вертит! Прям танец живота! Ой, Ритка, баба какая-то к нему клеится… Зенки, по выколупываю! Не, мне показалось…

Во блин! Она со мной разговаривает или на муженька своего пялится?

– Так, что такое фортели? – Спросила Светка.

– Заскоки это, дура!!! Задолбы! – крикнула я в трубку. – Ты меня задолбала, Светка! Пока, короче, я спать ложусь, – я уже хотела повесить трубку, но Светка залопотала.

– Ритка, Ритка, постой! Так, чего с Москвой-то?

Опять – двадцать пять!

– Светка! Дурында! Горе ты мое! Какая Москва? – я чуть не плакала. – Я спать хочу! Я уже месяц из дома не выхожу! У меня неприятностей, как заплат у нищего на подштанниках. Я видеть никого не хочу, и слышать никого не хочу, и нюхать никого не хочу!

– Вот и хорошо! – оптимистично воскликнула Светка. – Развеешься.

– Светик, я тебя умоляю, позвони завтра…

«Черта с два!» – подумала я. – «Завтра я нарочно телефон отключу».

– Ритка, ни каких завтра! – категорично ответила Светка. – Мы тут сидим с одним мужиком… Ты телеигру «Поле чудес» по телеку смотришь?

– Сейчас что ли? В два часа ночи? – я бессильно выдохнула воздух.

– Да не сейчас, конечно, а вообще?

– Это которую Якубович ведет? – вот, Светка, вот привязалась!

Я откинулась спиной на измятую ночным кошмаром кровать, прижав трубку к уху и слушая Светкину болтовню.

– Во-во, Ритка, правильно! С Якубовичем мы сидим! Приятный дядечка, хоть седой и старенький, – у Светки все мужики приятые. – Так вот, Якубович будет главным распорядителем и ведущим конкурса красоты «Звезда России». Мы с ним познакомились, выпили, я ему рассказала про тебя и он нас пригласил… Славка, ну подожди, не трогай трубку, сейчас льготное время! – на том конце линии послышалась возня. Светкин муженек отбирал у своей болтливой супружницы радиотелефон. – Жадюга! Аккумуляторы у него садятся! Тут судьба решается, а у него аккумуляторы, видите ли! Не трогай! Каких пол часа? Я всего минутку поговорила! Ты поняла, Ритка, с кем я живу? Телефона ему для меня жалко! Денег для любимой женщины, жены, пожалел! Жлоб! Уйди, я тебе говорю!

Я лежала поперек кровати, свесив ноги, и мне уже все было до фонаря. Пускай, Светка болтает. Пусть рассказывает чего хочет. Я засыпаю.

– Так, вот, Ритка, ты меня слышишь? Ало! Ало, заяц ты меня слышишь?

– Слышу, слышу, – сонно протянула я.

– Ритка, ты смотри не засыпай! Я еще не все тебе рассказала. Хочешь, мы к тебе приедем?

– Куда? – спросила я. – В два часа ночи? Во Всеволожск? В пригород попретесь?

– А, ну да, верно… – Светка задумалась. – Тогда я завтра за тобой приеду. Собирай вещички, поедем в Москву. Якубович говорит, что завтра последний день. Что отборочный тур уже прошел, и мы попадем сразу на первый тур. Так сказать по знакомству. Славик тут ему денежек пообещал…

– Светка… У меня… Психологический кризис.

– Развеешься.

– У меня мама больная.

– Сиделку наймем.

– У меня месячные.

– Ничего, «Тампакс» вставишь и о`кей!

– Светка, – я перевернулась на живот. – Может ты одна поедешь на этот твой блядский конкурс, а? Я-то тебе зачем нужна?

– Как! – удивилась Светка. – Ты же самая красивая женщина в Петербурге! Кого хочешь спроси. Вон, хотя бы Славика. Он говорит, что влюбился в тебя как увидел. Говорит, жаль только, что ты его не любишь.

– Светка, ты тоже красавица. Зачем тебе конкуренция в моем лице?

– Да брось, ты, Ритка! Это все не серьезно! Так, развеяться. И тем более я знаю, что ты все равно красивее меня. И фигура у тебя круче. Я вон, на шейпинг хожу, хожу и ни фига, как висела задница, так и висит, а у тебя все родное – природное.

– Светка, перестань, ничего у тебя не висит! – я не то, что бы разомлела от комплимента, просто мне было приятно. В отличии от остальных моих подруг, в Светке не было ни капли зависти.

– Так, что я приезжаю? Отвечай скорее, а то Славик уже действительно нервничать начинает.

– Светик, я не хочу! – я снова села.

– Ну, пожалуйста! Мне одной будет скучно и одиноко… – Светкин голос стал жалобным и плаксивым.

– Ладно, приезжай! – я повесила трубку.

Глава пятая
в которой одни убегают, а другие догоняют. И в которой зарождается я большое светлое советское чувство, в то время как смерть ходит неподалеку

Вечерняя Москва вращалась за окном автомобиля. Уверенная в своих силах зимняя ночь закутывала Первопрестольную в силки жесткого февральского снега. Люди, машины, фонари, витрины и светофоры бились в упругих снежных нитях стараясь вырваться из колючего плена. «Нива» плыла по проспекту в пурпурной лаве полыхающих стоп-сигналов. Автомобильное движение усилилось. Проспект раздался в ширину до восьми рядов. И казалось, что Москва изрыгает из своего чрева, подобно вулкану, светящуюся массу автомобилей, текущую в двух противоположных направлениях вопреки всем божественным и физическим законам. И в эту реку, из примыкающих улиц, из жерл тоннелей вливались все новые и новые потоки галогенных огней, растворяясь и переполняя ее выше уровня тротуаров. И злюка-зима еще больше стервенела от того, что ее ледяные посланники ниспадающие с неба, ломали себе крылышки, таяли на обжигающих раскаленных железках сотворенных не ее руками.

– Садовое, – подал голос мой, так сказать, спаситель. – Здесь они нас точно не найдут.

Он украдкой посмотрел на меня, и я поняла, что он чувствует себя смущенным.

Тоже мне супермен. Странные эти мужики. Как на дзот грудью бросаться, так пожалуйста. А как с дамой им же спасенной из липких волосатых рук гангстеров светскую беседу затеять, так сразу краснеть, пыхтеть, сопеть и смущаться. Н-н-да, милый.

– Не найдут, говоришь? – я оглянулась и снова посмотрела сквозь заднее стекло.

Проспект пошел на подъем и мы находились уже почти на самом его гребне, так что сверху была хорошо видна светящаяся панорама идущих за нами автомобилей. В чинном порядке двигающихся друг за другом фар выделялась одна пара озорных огоньков перемещающихся с большей чем у всех скоростью. Обгоняющая другие, недовольно мигающие огоньки, перестраивающаяся из ряда вряд, и, что самое печальное, неотвратимо приближающаяся к нам.

– Значит, говоришь, не найдут? – Переспросила я.

– Уже вижу, – ответил мой «спасатель» мельком взглянув в зеркало заднего вида.

– Тогда гони, если жить хочешь.

– Думаешь, пристрелят?

– Как пить дать! Не меня конечно. Тебя пристрелят.

– Крутые ребята.

Я фыркнула. У мальчика, наверное коленки затряслись и геморрой вывалился от страха.

– Ты, что, уже пожалел, что меня у этих гавриков отбил? Тогда останови, я выйду. Только сумку возьму.

Парень посмотрел на меня и скривил губы в усмешке.

– Что смотришь? Стерва я, да? Стерва?

– Пристегнись.

– Чего?

– Пристегни ремень, говорю! Покатаемся, – и он сам, одним движением затянул ремень безопасности.

– Ну-ну, – сказала я, но на всякий случай пристегнулась.

И правильно сделала. Потому, что «Нива» натужно взвыв двигателем резко прибавила скорость и стала продираться сквозь плотный строй автомобилей протестующих резкими, обиженными гудками.

Справа в дверь с моей стороны постучали. Я повернулась, и увидела улыбающегося Карлсона за рулем «Мерседеса», который правой рукой управлял машиной, а левой, через открытое окно барабанил в мою дверку, двигаясь с нашей скоростью и не давая нам перестроится.

– К нам гости, – сказала я.

– И, что хотят эти люди? – спросил мой спасатель.

Я приспустила оконное стекло и крикнула в щель окна:

– Чего надо, ребятки? Выкладывайте побыстрее, а то вам мой парень пирожков в попу напихает! – к месту сказать я была не слишком вежлива.

Карлсон заржал и подался на сиденье назад, указывая на своего напарника. Прилизанный покачивал в руке внушительного вида пистолетом и что-то кричал сквозь дорожный шум, указывая дулом на моего водителя.

– Чего он говорит? – спросил спасатель.

– Говорит, что на дуэль вызывает. Из-за дамы сердца. Дама сердца это я.

– А пистолет дадут?

– Это вряд ли.

– Тогда я не согласен. Посторонись! – и мой водитель резко крутанул рулем в право.

Движущиеся вокруг машины взвыли клаксонами. «Нива» ударилась боком о полированную плоскость «Мерседеса». Я испуганно вскрикнула и впилась руками в сидение, больно стукнувшись плечом о дверку. Карлсон, не ожидавший от нас такой прыти не сумел удержать автомобиль на заснеженном асфальте и грузный «Мерседес» стало разворачивать поперек проспекта. «Нива» ушла вперед. Истерический вой клаксонов позади стал еще более громким. К нему примешались визг тормозов и глухой звук удара сталкивающихся автомобилей.

– Слушай, у тебя права отберут! – сказала я.

– Не отберут, – ответил мой сосед все дальше уезжая от места аварии. Светящаяся пасть тоннеля накрыла нас и вокруг побежали штрих пунктиры тоннельных огней.

– Тебе куда ехать? – спросил он.

– На Ленинградский вокзал… А тебя как зовут?

– Вообще-то этот вопрос обычно мужики задают первыми.

– Так задай! – сказала я и усмехнулась. Ишь какой блюститель этикета нашелся с уклоном в Джеймс Бонды.

– Да вообще-то я знаю. Тебя звать Маргарита. Ты очень красивая. Ну просто очень. Настолько красивая, что я в тебя влюбился как увидел.

«Нива» выехала из тоннеля, перестроилась в правый ряд и свернула на боковую, менее оживленную улицу.

Я посмотрела на парня. Тот с нарочитой сосредоточенностью управлял автомобилем, стараясь не смотреть на меня. Светка права. Он действительно симпатичный. Хотя бы в профиль. Мой тип мужчины. Не смазливый, а симпатичный.

– Это, что, признание в любви? – спросила я и лукаво взглянула на него.

Парень молчал, вцепившись в руль, напряженными руками. Симпатичный и стеснительный. Какая прелесть!

Машина замедлила движение и остановилась у тротуара напротив какой-то булочной. Из нее выходили люди неся в пакетах свежеиспеченный вечерний хлеб. Я представила себе запах этого хлеба. Представила дом, мать, ужин на маленькой кухне в Ленинградской хрущевке… И почувствовала… Нет не голод. Почувствовала какую-то защищенность. Определенно этот парень действует на меня успокаивающе. У меня перестали подрагивать руки. Я вдруг успокоилась и расслабилась. Словно не было преследователей Мелешева. Словно я катаюсь со своим парнем по вечерней Москве, наслаждаясь жизнью, радостью и возможностью любить, а не играть в любовь. И что прекраснее всего – не играть в секс, потому, что…

Парень выключил двигатель, фары, достал из бардачка сигареты и закурил. Глубоко затянувшись, он выпустил дым в открытый треугольник форточки и положив руки на руль молча смотрел, как снежинки падают на лобовое стекло и тают… Тают…

– И все-таки? – игриво спросила я.

– Наверное я в тебя влюбился, – тихо ответил он. Рубиновый огонек сигареты зажатой между пальцами тлел пуская в верх тонкий витиеватый ручеек дыма.

Какая прелесть! Симпатичный, стеснительный, наивный чукотский юноша! Он в меня любился! Пять минут назад! С первого, так сказать, взгляда. И уже успел совершить во славу возлюбленной несколько подвигов. На белом, хоть и слегка замызганном, коне похитить возлюбленную из рук мерзких сатрапов и на полном скаку сокрушить их боевого скакуна немецкой породы. Восхитительно! Прелестно! Мне остается только упасть к нему в объятия.

– А имя мое ты в «России», на конкурсе узнал? Ты там кажется поворотным кругом заведуешь, в свободное от спасения красивых девушек время? – съехидничала я. И почувствовала как мне становится стыдно за свое ехидство. – И как же все таки тебя зовут, король поворотного круга и мастер автогонок? Джеймс Бонд?

– Мишаня, – Тихо ответил парень, потом повернулся, посмотрел мне в глаза и добавил. – Ты всегда так издеваешься над мужчинами?

Хм. Мишаня… Надо же! Мне стало его жалко. Потому, что он мне действительно начинал нравится. Потому, что он был похож на моего отца, оставшегося там в далеком детстве, когда мне было… Такой же добрый и простодушный. И красивый по-мужски. Я посмотрела на Мишу и вдруг мне захотелось, что бы он прижал мою голову к своей груди и погладил меня по волосам своими теплыми руками. Самое восхитительное ощущение из всех! Когда твоя голова находится на груди любимого мужчины и ты чувствуешь сладковатый запах его одежды пропахшей табачным дымом и хорошим одеколоном. И его рука порхает в твоих волосах. Сильная и нежная… Расслабляешься, рыбка! А ну гони его быстро! Не дай ему схватить твое сердце своими мужицкими лапами! В шею его! В шею!

– Знаешь, что, Мишаня! Из-за тебя я сегодня потеряла сто тысяч зелененьких!

Мишаня затянулся и стряхнул пепел в пепельницу.

– Я думаю, что ты не очень расстроилась… А, что, так нынче платят путанам высшей наценочной категории?

Ишь, ты! Обиделся!

– Нет, путанам так не платят! – Фыркнула я и подумала: «Зачем я все это ему говорю?»

– А кому?

– Не твоего ума дело!

Это уж точно. Зачем ему мои проблемы?

– Странная ты… – сказал он. – Крутую из себя строишь. Говоришь зло, а в глазах…

– Что у меня в глазах? – Настороженно переспросила я. Похоже, Мишаня не такой лапоть как кажется.

– Нежность и грусть.

Вот те раз! Наблюденице! А как говорит! Как говорит! Речи-то до чего сладкие, мамочка… Гони его Ритка, гони быстрее!

– Слушай, Мишаня! Я все цело разделяю твои чувства и ценю твою помощь, но в данный момент амурные дела мне нужны меньше всего на свете. Поехали на вокзал, а?

– Ты меня все равно полюбишь, – сказал Мишаня, затушил сигарету и завел двигатель.

– Это еще почему?

– Потому, что я тебе нравлюсь.

– Ты!?

– Я.

Во дает. Да на фига тебе такое счастье?

– Слушай, Мишаня, – я положила свою ладонь на его руку и почувствовала как он вздрогнул. – Между нами – пропасть. Настолько большая, что тебе и не снилось. Вези на вокзал!

Так его. Пусть думает, что хочет. Он мне не нужен! Я посмотрела на Мишаню. Наверно не нужен. Ой, Ритка, пропала ты! Где же этот вокзал, черт бы его побрал!

Машина поехала. Мишаня молчал. Я тоже молчала, чувствуя, что все происходит совсем не так, как должно происходить. Господи, за, что мне такое наказание? Один раз в жизни встретила человека, который мне понравился и должна от него отказаться.

Через пятнадцать минут молчаливой езды Мишаня остановил машину у края площади и сказал, – Вокзал. Ленинградский.

Я полезла на заднее сидение, достала свою сумку, но выходить из машины не стала, а обняв свое богатство, села молча уставившись в лобовое стекло. Перед машиной какой-то мужик тащил здоровенный чемодан. Чемодан был очень тяжелый. Он-то нес его, то тащил волоком, не желая расставаться со своей ношей, матерясь и на разные лады, во весь голос проклиная какую-то Катю.

Миша смотрел на меня, а я будто не замечала того, что он на меня смотрит, но чувствовала, что ему было приятно и одновременно грустно это делать. Я не хотела на него смотреть. Перед глазами плыл жирный пробор Прилизанного, полу стершееся лицо Мелешева… Бывают такие лица, которые всегда трудно представить в памяти. Все время всплывает какое-то говорящее, размытое пятно. Я представляла отчима. Его потные руки, его лицо покрытое испариной, тоже постоянно являющееся мне в самых страшных кошмарах вместе с нарастающим ощущением боли и страха. Я вспоминала всю эту мерзость и не хотела смотреть на Мишаню, потому, что он показался мне таким близким, таким родным. И мне совсем не хотелось выходить из машины, оставлять его одного. Мне хотелось остаться здесь, рядом с ним. Поцеловать его нежно, трепетно. Потому, что он был такой хороший. Такой необычный… Я не хотела смотреть на него, потому, что знала, что если я посмотрю на него то так и сделаю.

Все. Пора. Решила я и не говоря ни слова попыталась открыть дверь. У меня ничего не получилось.

– Заклинило… – проговорила я не глядя на Мишаню. – Дай я выйду через твою сторону.

Мишаня молча открыл свою дверь и вышел из машины. Я с трудом перебралась на водительское сидение, больно ударившись коленкой о ручку переключения скоростей. Мишаня принял у меня сумку и подал мне свободную руку. Выходя, я столкнулась с ним лицом к лицу, хотя всячески старалась избежать этого.

– Я найду тебя, – сказал он.

Господи, до чего сентиментально. Я посмотрела в его глаз и чуть не совершила поступок, которого так не желала. Стой, Ритка. Не вздумай бросится к нему на шею. Не губи его душу. Отшей его сей час же!

– Не стоит этого делать, – ответила я ему.

– Почему?

– Потому, что я тебя убью…

Глава шестая
Мишаня

– У тебя, что, есть ружьишко? – Скептически спросил Мишаня.

– Ага, двустволка c оптическим прицелом, давай сумку, мне пора, – я схватилась за ремень сумки, испытывая жгучее желание поскорее уйти и избежать дальнейших разговоров.

– А стрелять-то умеешь?

– Умею, не переживай. Сумку-то отдашь? – я дернула за ремень.

– На, – спокойно ответил Мишаня, выпуская из рук сумку, и отходя в сторону. – Только смотри не промахнись, – в словах его появилась какая-то двусмысленность.

– То есть?

– Когда твои друзья на шестисотом «Мерседесе» снова за тобой приедут. Ты ведь будешь отстреливаться, не так ли?

– Куда приедут? В Питер что ли?

– И в Питер, и в Тамбов, и Урюпинск. Думаю у них бензину хватит даже до Владивостока. Так как? – Мишаня не забираясь в машину боком сел на водительское сидение, достал сигареты из бардачка и снова закурил.

Как, как. Я сама знаю, что приедут. Может быть я даже в поезд сесть не успею. Но, парень, оказывается, умеет делать выводы. Это становится интересным!

– А чего им за мной в Урюпинск ехать?

– Ну, ты же сама сказала, сто тысяч долларов. Как говаривал Шерлок Холмс: «Ватсон, это же элементарно!» – Мишаня зажал в губах сигарету и стал загибать пальцы.

– Один человек… Не эти типы в «Мерседесе», это так, рассыльные, а кое-кто покруче, пообещал заплатить тебе кучу денег, так? – Мишаня загнул один палец.

– Допустим.

– Большую кучу. По нынешним временам целое состояние.

– Ну, – я взяла ремень сумки в обе руки.

– И именно тебе, – Мишаня загнул второй палец. Дым от сигареты зажатой в губах резал ему глаза и он зажмурил правый глаз, что б не слишком щипало.

– Значит ему понадобилась ты и никто другой тебя заменить не может.

– Слушай, какой ты догадливый! – я изобразила фальшивое восхищенье. Этот Мишаня парень конечно хороший, но… – Слушай, у меня скоро поезд. Я пошла и спасибо за все. Чао! – я развернулась и хотела уже идти но Мишаня проговорил:

– Постой, я же не сказал кто хочет заплатить и за что.

Вот это уже действительно интересно! – я повернулась к Мишане.

– Ну.

– Некто, господин Григорий Мелешев! Думаю, если он готов заплатить сто кусков, то и в Урюпинске ему тебя найти не проблема, – Мишаня улыбнулся.

– И за, что же?

– Ну это уже совсем просто! Ты же очень красивая женщина! Не женщина – мечта, даже вот так, в кроссовках и джинсах.

Теперь настала очередь мне улыбнутся.

Вот он что имеет в виду. Конечно, за что еще могут предложить деньги женщине. Только за койку. Просто у каждой женщины своя цена. Которую за трешку купит можно, а меня значит за сто тысяч долларов. Спасибо тебе Мишенька дорогой, что так дорого меня оценил. Но про Мелешева он верно подметил. Детки его наверно уже в погоне.

– Слушай, Миша, ты тут говорил, что-то про Шерлока Холмса… Ты часом не из милиции? Или может быть ты частный сыщик? Или еще хуже – из полиции нравов?

Мишаня глубоко затянулся, задержал дыхание и с шумом выпустил облако дыма и пара.

– Что ты! Как ты сказала, я поворотным кругом в «России» заведую. А по вечерам спасаю молоденьких девушек и тараню бандитские «Мерседесы».

– А откуда ты знаешь, что это Мелешев?

– Так он же главный спонсор конкурса! Я его с директором видел. Директор перед ним на цирлах скакал.

– Ну и что? Мало ли еще какому «папику» со мной переспать приспичит?

– Вообще-то мне, тезка мой, Мишка-охранник, который вашу гримерку сторожит и в замочную скважину подглядывает, сказал, что ты убежала из «России» после того, как к тебе какой-то болван от Мелешева приходил. Не знаю насчет чего он тебя убалтывал, но я так понял, что тебе это не понравилось. Ну и еще я подумал, что они от тебя так просто не отвяжутся. Поэтому сел в свою красавицу, – Мишаня похлопал по дверной стойке «Нивы». И за тобой. Гляжу, а там уже «Мерс» пасется… Дальше ты знаешь. Кстати, кругом я больше не заведую. Его как раз поворачивать надо было, а я улетел на крыльях любви как Тристан спасать свою Изольду. Так, что завтра меня уволят.

– И чего ж ты на такие жертвы пошел? – спросила я и кивнула на «Ниву». Вон и» красавицу» свою покорежил… Ремонту-то наверное на две твоих получки? И с работы тебя уволят…

Мишаня горько усмехнулся. Я поняла, что сейчас объяснения в любви точно не избежать. И как бабы это чувствуют?

– Вообще-то ты права… Глупо все это, – он затушил окурок о подошву ботинка и этой же ногой затер его под машину. – Просто… Я сейчас наверное опять ерунду какую ни будь банальную скажу. Ты уж извини. Но такого непонятного ощущения я еще не испытывал никогда. Как только я тебя увидел… С подружкой с твоей… Первый раз. Вас еще мужик какой-то на «бомбе» привез… Ее муж или приятель, я так понял, – Мишаня запнулся. – Что-то я дара красноречия лишился? Ты не находишь? – он усмехнулся. – Н-н-да… Как говорил Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей, у меня налицо все пошлые признаки влюбленности: скверное настроение, отсутствие аппетита и непреодолимое желание писать стихи, – Мишаня мечтательно подставил лицо падающим с неба снежинкам. – Снег-то какой колючий… Как ты думаешь, может там за облаками находится огромный снежный кактус с которого постоянно осыпаются ледяные иголки?

Я улыбнулась и тоже посмотрел в верх. Над привокзальной площадью, заполненной людьми, машинами, чемоданами, тележками, трамваями, автобусами в феерическом танце кружился снег, и каждая снежинка по отдельности исполняла в нем головокружительное фуэте. И только сей час я поняла, как тихо там в верху над огромной Москвой, и как шумно здесь внизу, на привокзальной площади. Неужели люди не могут вот точно так же плавно перемещаться в своем земном пространстве бесшумно и не мешая друг другу.

– Просто, я загадал, – раздался вдруг голос Мишани. – Вот девушка, которая для меня дороже всех женщин мира. И я должен сделать все для того, что бы она не прошла мимо меня. Вот я и делаю… Банально, наивно и где-то даже патетично. Тебе не кажется?

Я подумала, что все это действительно наивно, но и приятно, потому, что искренне. Эх, Марго, Марго. Сколько раз ты мечтала о том как кто-то произнесет тебе именно во такие слова. Эх, Мишенька – Мишаня, ты мне тоже очень понравился, не знаю почему, но… Разошлись пути – дорожки. Посылай его Маргуша подальше и ступай на вокзал за билетом. Пока Мелешевцы не очухались. Эх…

– Ты уже уходишь? – Миша наклонил голову и с низу в верх посмотрел на меня.

– Ухожу.

– Но они же все равно тебя найдут. От них не уйдешь, – он вдруг резко встал, подошел ко мне, и серьезно посмотрел мне в глаза. – Они же найдут тебя!

– Я знаю, – чуть помедлив я протянула руку и коснулась кончиками пальцев его губ, ощущая подушечками его горячее дыхание.

– И, что ты будешь делать? – Мишаня каким-то неуловимым движением губ поцеловал мои пальцы.

– Не знаю.

– Давай я тебе помогу, – он снова поцеловал мои пальцы.

– Нет, – я закрыла глаза.

– Почему? – еле слышно спросил Мишаня, покрывая кончики моих пальцев мелкими горячими поцелуями.

– Потому, что ты ничего не знаеш, – я вдруг быстро поцеловала его в губы и не давая ему опомнится, вырвалась из его рук и побежала прочь.