Текст книги "Начало опричнины"

Есть все основания полагать, что перешедший к литовцам дворянин был вассалом князя В.А. Старицкого. Семья Хлызневых издавна служила при дворе Старицких князей, вследствие чего ее члены не значатся в списках царского двора 50-х годов. Старший из рода Хлызневых И.Б. Колычев был членом думы Старицкого княжества и одним из главных воевод удельной армии⁷⁵⁵. Родным племянником его был бежавший в Литву Б.Н. Хлызнев⁷⁵⁶. Полагая, что беглец имел какие-то поручения к королю от своего сюзерена, царь учредил бдительный надзор за семьей удельного князя. На другой день после падения Полоцка он направил в Старицу доверенного дворянина Ф.А. Басманова-Плещеева с речами к княгине Ефросинье⁷⁵⁷. Когда 3 марта 1563 г. князь В.А. Старицкий выехал из Великих Лук в удел, его сопровождал царский пристав И.И. Очин-Плещеев⁷⁵⁸. Спустя три месяца, в июне, царь, будучи в слободе, объявил Старицким опалу. Интересно, что к началу июня царь вызвал в слободу митрополита Макария и почти все руководство Боярской думы⁷⁵⁹. Официально было объявлено, будто царь с боярами уехал в село (слободу) на потеху. На самом деле переезд думы в слободу был вызван отнюдь не «потешными» делами.

Донос старицкого дьяка послужил толчком к расследованию «неисправлений» удельного князя. Но улик для открытого осуждения Старицкого, по-видимому, не хватало. По этой причине правительство извлекло на свет божий некоторые устаревшие судебные материалы десятилетней давности. 20 июля 1563 г. Грозный вернулся из слободы в Москву и в тот же день затребовал из архива «дело» об измене князя С.В. Ростовского и его участии в заговоре Старицких в начале 50-х годов⁷⁶⁰. В описи царского архива названные документы описаны следующим образом: «Ящик 174, а в нем отъезд и пытки во княже Семенове деле Ростовского». На полях описи помечено: «Взято ко государю во княж Володимерове деле Ондреевича 7071 году в июле в 20 день»⁷⁶¹. Материалы суда над Ростовским доказывали, что во время болезни Грозного в 1553 г. Старицкие организовали тайный заговор с целью произвести дворцовый переворот и отстранить от власти Захарьиных.

Спустя несколько дней после ознакомления с архивами царь созвал для суда над Старицкими священный собор. Боярская дума формально в соборе не участвовала. Во-первых, царь не желал делать бояр судьями в своем споре с двоюродным братом, и, во-вторых, в думе было немало родственников и приверженцев Старицких, участников их давнего заговора. Поскольку соборный суд над членом царствующей династии был крайне неприятным фактом для царя, официальные летописи отчасти замалчивали его, отчасти давали ему превратное истолкование. Официальная версия гласила, будто княгиня Ефросинья, уведав свои вины, сама просила у царя позволения постричься в монастырь, что совершенно не соответствует ни обстоятельствам дела, ни характеру действующих лиц⁷⁶².

Непреложным фактом остается то, что правительство добилось от высшего духовенства осуждения Старицких и что по приговору собора Ефросинья была заточена в один из отдаленных северных монастырей. Грозный «простил» Старицких вовсе не на соборе, как то утверждает официозная летопись, а значительно позже, когда старица Евдокия была водворена в монастырь⁷⁶³.

5 августа 1563 г. княгиня Ефросинья была принудительно пострижена в монахини на подворье Кирилловского монастыря в Москве. Царь определил тетку на Белоозеро под надзор нового кирилловского игумена Васьяна⁷⁶⁴. (Возможно, что последнего можно отождествить с Васьяном «бесным», оказавшим царю важные услуги во время суда над Сильвестром и пользовавшимся его полным доверием.) Васьян стал духовником Ефросиньи, а точнее царским соглядатаем при ней. В ссылку «Евдокию» провожали особо доверенные лица, ближний боярин Ф.И. Умной-Колычев и Б.И. Сукин. Для «береженья», а вернее для надзора к старице был приставлен М.И. Колычев, двоюродный брат Умного⁷⁶⁵.

Сыну Ефросиньи Владимиру Андреевичу было тогда 28 лет. Человек слабый и недалекий, он был полной противоположностью своей матери. Царь не раз смеялся над «дуростью» своего двоюродного брата⁷⁶⁶. Весьма пренебрежительно отзывался о Старицком Курбский⁷⁶⁷. Во время розыска об измене Старицких князь Владимир подвергся опале и был сослан в Старицу⁷⁶⁸. Только осенью царь объявил о прощении брата и вернул ему наследственный удел⁷⁶⁹. Но при этом прежнее правительство Старицкого удела было распущено.

«У князя Володимера Ондреевича, – сообщает летописец, – повеле государь быти своим бояром и дьяком и стольником и всяким приказным людем; вотчиною же своею повеле ему владети по прежнему обычаю. Бояр же его и дьяков и детей боярских, которые при нем блиско жили, взял государь в свое имя»⁷⁷⁰. Первым делом царь удалил из старицкого правительства двоюродных племянников Ефросиньи: старицкого дворецкого князя А.П. Хованского и конюшего князя Б.П. Хованского⁷⁷¹. К весне 1564 г. братья Хованские были лишены думных чинов и посланы в качестве царских воевод в пограничные крепости Брянск и Смоленск⁷⁷². Глава старицкого правительства боярин князь П.Д. Пронский был отозван из удела, лишен боярства и к 1564 г. послан на воеводство в Чебоксары⁷⁷³. Ранее мая 1565 г. на царскую службу были переведены старицкие вассалы Ю.Н. и И.Н. Хлызневы-Колычевы и т. д.⁷⁷⁴

Через год-два после суда царь назначил главой старицкого правительства боярина князя А.И. Нохтева-Суздальского, учитывая давнюю вражду между Шуйскими и Старицкими⁷⁷⁵. Примерно в то же время дворецким князя Владимира стал царский дворянин С.А. Аксаков⁷⁷⁶.

Приставив к князю Владимиру верных людей, правительство Грозного учредило своего рода опеку над удельным князем, взяв под контроль всю жизнь Старицкого удельного княжества.

Пострижение княгини Ефросиньи и роспуск удельной думы покончили с главным оплотом удельно-княжеской фронды. В лице Ефросиньи фронда лишилась самого упорного и энергичного из своих предводителей. После суда казна решила наложить руку на некоторые из земель Старицкого удела. 23 ноября 1563 г. у князя Владимира были отобраны замок Вышгород и старицкие дворцовые волости в Можайске⁷⁷⁷. Взамен Владимир получил земли на востоке страны в Поволжье: городок Романов с частью уезда, но без Борисоглебской (Рыбной) слободы и Пошехонья⁷⁷⁸. Возможно, что инициатором обмена удельных земель был ближний боярин и дворецкий Д.Р. Юрьев, в ведомство которого перешли взятые у Старицких дворцовые земли⁷⁷⁹.

Осуждение Бельского, ссылка Воротынского на Белоозеро и расправа со Старицкими нанесли удельной фронде удар, от которого та долго не могла оправиться. Сами по себе удельные князья не обладали достаточным влиянием и средствами, чтобы один на один противостоять монархии, ее громадному централизованному аппарату власти. В то же время в момент острого столкновения с правительством они не сумели найти прочную и широкую опору в Боярской думе и особенно в среде служилого дворянства. В конечном счете в этом и заключалась главная причина того, что первое же столкновение удельной фронды с монархией завершилось полным ее крушением. Последний факт более всех других объясняет нам, почему удельная знать проявляла исключительную лояльность по отношению к правительству во все последующие годы, в особенности же в годы опричнины.

Осуждение Старицких было следствием происков со стороны прежде всего Захарьиных. Но Захарьины праздновали победу над давними соперниками в момент, когда дни их правления были уже сочтены.

* * *

Овладение Полоцком было моментом высшего успеха России в Ливонской войне, после которого немедленно же начался спад, ознаменовавшийся военными неудачами и бесплодными переговорами.

Военные действия на западных границах отвлекли внимание Москвы от восточных дел, что неизбежно ослабило ее позиции в Сибири и на Северном Кавказе. В Сибирском ханстве после убийства царского вассала хана Едигера утвердился казанский царевич, разорвавший даннические отношения с Русью. Русское влияние в Сибири пало⁷⁸⁰. На Северном Кавказе царский вассал князь Темгрюк покинул Кабарду и бежал от своих врагов в Астрахань. В помощь ему царь вынужден был направить крупные силы. В декабре 1562 г. воевода Г.С. Плещеев с тысячью стрельцов и казаков вторгся в Кабарду и разгромил противников князя Темгрюка. В октябре 1563 г. Плещеев вернулся в Москву⁷⁸¹. Влияние России было сравнительно легко восстановлено в Кабарде, зато в Адыгее окончательно победила прокрымская ориентация. Жанский князь Сибок, бывший царский вассал, отдался в 1562 г. под покровительство Крыма и просил хана прислать на государство одного из крымских «царевичей». Проект образования в Западной Черкесии вассального княжества под эгидой России рухнул.

Московская дипломатия, державшая отныне курс на большую войну с Литвой и Польшей, понимала, что Россия не сможет выдержать войну одновременно против крымцев и литовцев. Поэтому тотчас по занятии Полоцка Москва и московские послы заявили хану, что Россия готова возобновить мир с Крымом на условиях, предусмотренных договором 1539 г. Послы сулили хану богатые «поминки» в случае заключения тесного союза, «братства и любви» между обеими странами. Получив из Крыма согласие на заключение мира, Москва в сентябре 1563 г. снарядила в путь посла Ф.И. Салтыкова, который должен был отвезти в Крым «поминки» и подписать союзный договор⁷⁸².

Между тем военный конфликт в Ливонии стремительно разрастался. Территория Ливонии стала ареной ожесточенной борьбы между Швецией с одной стороны, Данией, Литвой и Курляндией – с другой⁷⁸³. Русское правительство еще в марте 1563 г. признало занятие шведами Ревеля и Пернова, но категорически отказалось санкционировать захват ими Пайды, стоявшей на границе с русскими владениями⁷⁸⁴. Раздраженный шведскими притязаниями, царь Иван в июле 1563 г. сделал королю Эрику XIV грубый выговор, «а писал к королю… многие бранные и подсмеятельные слова на укоризну его безумию»⁷⁸⁵. Бранное письмо царя могло серьезно осложнить русско-шведские отношения, но шведский король находился в столь трудном положении, что безропотно принял все оскорбления.

Несколько позже царь Иван, будучи недоволен действиями датчан, написал грубое письмо к датскому королю, которое датский посол не решился передать по назначению⁷⁸⁶.

Письма Грозного к шведскому и датскому королям были своего рода вехой в истории тогдашней московской дипломатии. Они показывали, что после Полоцкого похода влияние тридцатитрехлетнего царя Ивана на дела дипломатического ведомства усилилось. Определяя внешнюю политику России, Иван все больше руководствовался собственным нетерпением и высокомерием, нежели трезвым расчетом.

При заключении перемирия под Полоцком литовцы обязались незамедлительно прислать в Москву послов, но обещания не выполнили. Иван в ультимативной форме требовал ускорить начало мирных переговоров, угрожая новым вторжением⁷⁸⁷. После ряда проволочек литовские послы прибыли в Москву в начале декабря 1563 г. Переговоры, продолжавшиеся до начала января 1564 года, окончились неудачей. Стороны не могли прийти к соглашению ни по вопросу о Ливонии, ни по вопросу о границах в районе Полоцка. Послы решительно отклонили требование Грозного об уступке России Ливонии до Двины и Полоцка⁷⁸⁸. В начале января 1564 г. литовцы выехали на родину, а следом за ними в Литву двинулась многочисленная царская рать.

Русское командование сосредоточило на литовской границе две сильные армии: одну в Полоцке под командованием воевод князей П.И. Шуйского и С.В. Яковлева, другую в Смоленске под командованием воевод князей В.С. и П.С. Серебряных. Армия, собранная в Полоцке, насчитывала около 14–18 тысяч человек и имела в своем составе до сотни орудий⁷⁸⁹. Основную массу ее составляли помещики Новгородской земли, дети боярские из Пскова, Торопца и т. д.⁷⁹⁰

По царскому наказу, полоцкая армия должна была соединиться со смоленской на неприятельской территории в пяти верстах от Орши, а затем наступать на Минск. В наказе были точно обозначены не только время соединения обеих армий, но и пункты остановок армий на марше⁷⁹¹.

Литовцы были осведомлены о московских планах и решили разгромить русские армии порознь, не допустив их соединения. Почти все свои наличные силы, 8 тысяч человек с артиллерией, Литва направила против полоцкой армии.

Поздним вечером 26 января 1564 г. в окрестностях Улы произошло сражение, в котором армия Шуйского потерпела сильное поражение. Царские воеводы вынуждены были принять бой в чрезвычайно невыгодных для себя условиях. Полоцкая армия вышла к Уле после утомительного трехдневного перехода. Двигаясь по неширокой лесной дороге, восемнадцатитысячная армия растянулась на пространстве не менее трех – пяти километров. В то время как арьергарды выходили к Уле, основные силы и обозы с оружием оставались далеко позади. Бой начался в густых сумерках, «к ночи»⁷⁹². Русские воеводы не могли правильно определить численность противника, тем более что они никак не ожидали встретиться со всей литовской армией.

По московским источникам, весь удар литовцев принял на себя передовой полк русской армии⁷⁹³. Литовский главнокомандующий гетман Радзивил сообщает, что его атакующая пехота встретила отчаянное сопротивление русских⁷⁹⁴.

Бой длился не менее двух часов. Те и другие отступали попеременно. Но едва только передовой русский полк был опрокинут, как главный воевода бежал с поля боя⁷⁹⁵.

Наиболее многочисленные и боеспособные полки не поспели своевременно к месту боя. Они двигались по дороге в полном беспорядке и не были подготовлены к битве. Все их вооружение (панцири, оружие и т. д.) находилось в обозах, следовавших в хвосте армии⁷⁹⁶.

Литовцы преследовали русских на пространстве в 5 миль, пока не добрались до их обозов и не занялись грабежом.

Литовские источники сообщают преувеличенные данные о потерях противника. По утверждению Радзивила, русская армия потеряла до половины своего состава, около 9 тысяч человек. Согласно московским данным, число дворян, убитых и взятых в плен, не превышало 150⁷⁹⁷. Сюда следует добавить несколько сот стрельцов и боярских холопов, взятых в плен и павших на поле боя. Победа литовцев под Улой была в конечном счете весьма внушительной. В битве погиб главнокомандующий русской армией князь П.И. Шуйский⁷⁹⁸. В плен к литовцам попали воевода передового полка З.И. Очин-Плещеев, третий воевода большого полка князь И.П. Охлябнин и т. д.⁷⁹⁹.

Литовская армия потеряла убитыми не более 20 человек, но число раненых в ней доходило до 600–700 человек⁸⁰⁰. На другой день после битвы гетман Радзивил сообщил в Варшаву, что намерен через три дня идти к Орше⁸⁰¹.

Между тем смоленская армия вторглась в пределы Литвы и разорила окрестности Орши, Могилева и Мстиславля. Узнав о поражении Шуйского, воевода князь Серебряный поспешно отступил в Смоленск⁸⁰².

Спустя полгода после поражения под Улой русские пытались возобновить наступление против Литвы. Воевода князь Ю.И. Токмаков четыре дня безуспешно осаждал литовскую крепость Озерища. На помощь осажденным прибыл двухтысячный литовский отряд. Токмаков атаковал литовцев и потеснил их авангард. Но когда в бой вступил весь литовский отряд, ему пришлось спешно отступать в Невель. В русских летописях весь эпизод передан в очень деликатной форме: «и как пришли (литовцы. – Р.С.) всеми людми на него, и князь Юрий (Токмаков. – Р.С.) языков побил и со всеми людми пришел на Невль здорово»⁸⁰³.

Победа литовцев под Улой и успех их под Озерищами бесспорно оказали влияние на общий ход Ливонской войны.

Поражение русских произвело сильное впечатление на союзников и противников Руси. Оно свело на нет все усилия русской дипломатии в Крыму. Получив известие о военных неудачах Москвы, крымский хан решил расторгнуть союзный договор с Россией, предварительно заключенный им с царским послом.

* * *

Большую роль в политическом развитии начала 60-х гг. играла церковь, чье влияние покоилось на громадных земельных и денежных богатствах. К середине века в руках монастырей находилась значительная доля всех частновладельческих земель центральных уездов страны. Наступление монастырей на светское вотчинное землевладение и выход «из службы» значительных земельных фондов вызвал глубокое беспокойство властей, пытавшихся с начала 50-х гг. специальными мерами ограничить дальнейший рост земельных богатств церкви. Те же цели преследовало Уложение о княжеских вотчинах 1562 г., воспрещавшее титулованным вотчинникам какие бы то ни было земельные пожертвования монастырям. Антимонастырские земельные указы 50–60-х гг. вызвали сильные оппозиционные настроения среди князей церкви. Подобные настроения, а также тесные связи церковного руководства с Боярской думой и правящим боярством в целом оказали решающее влияние на позицию, которую заняла церковь в столкновении между монархией и удельно-княжеской фрондой.

Интересы церкви и боярства как крупнейших землевладельцев страны были по существу тождественны. Неудивительно, что и те, и другие решительно выступали против любых попыток ограничения крупнейшего привилегированного землевладения в пользу казны. В политическом плане церковное руководство не раз открыто брало под свою защиту боярскую оппозицию и во всяком случае всеми мерами пыталось смягчить направленные против нее удары. Функция посредника или третейского судьи вполне удавалась церкви, пока ее возглавлял митрополит Макарий, как нельзя более подходивший к этой роли. Престарелый первосвященник не обладал никакими особыми талантами, за исключением одного. Ловкий царедворец, дипломат в рясе, он всегда умел приспособиться к меняющимся обстоятельствам⁸⁰⁴. Макарий получил митрополичий посох из рук Шуйских после дворцового переворота 1542 года⁸⁰⁵. Он поспешил отвернуться от Шуйских, едва их влияние пало. Столь же благополучно пережил он смену последующих боярских правительств. Когда в силу начал входить поп Сильвестр, Макарий поспешил заключить с ним союз. Во время суда над вождями Рады митрополит спас свой авторитет тем, что предложил вызвать на собор опального Сильвестра. Однако по существу дела он не стал перечить воле царя и не воспротивился их осуждению. Во внутрицерковных делах Макарий выступал на стороне большинства, которым неизменно располагали осифляне. Подобно родоначальнику осифлян Иосифу Санину, Макарий ратовал за укрепление власти московского государя, отстаивал официальную теорию самодержавия, догмат о его божественном происхождении и т. д.⁸⁰⁶ Однако в моменты острых столкновений между монархией и аристократической Боярской думой митрополит не упускал случая заступиться за опальных. Достаточно указать на его ходатайство в пользу боярина князя С.В. Ростовского, удельных князей И. Д. Бельского, А.И. Воротынского и Старицких.

Взаимоотношения митрополита с правительством Захарьиных были сложными. Подобно Макарию, Захарьины проявляли крайнюю вражду к нестяжателям и придерживались ортодоксального, осифлянского направления. Но Захарьины никогда не простили Макарию союза с Сильвестром. В дни суда над временщиком они пытались запугать Макария, угрожали ему, что окончательно ухудшило их отношения.

После смерти Макария 31 декабря 1563 г. церковь лишилась опытного и весьма авторитетного руководителя, с которым склонны были считаться как взбалмошный молодой царь, так и думская оппозиция. Кончина митрополита развязала руки Грозному, облегчив ему проведение новых репрессий против оппозиционных сил.

Группировка Захарьиных успела снискать ненависть Боярской думы за время своего кратковременного правления. Противниками Захарьиных выступили, с одной стороны, фрондирующие удельные князья, с другой – более могущественная титулованная знать, князья Оболенские, Ростово-Суздальские, Стародубские, Ярославские и т. д. Располагая большинством в Боярской думе и поддержкой влиятельной церковной верхушки, знать, естественно, стремилась вернуть себе доминирующее положение в правительстве. Захарьины видели непрочность собственных позиций в Боярской думе и после отставки Сильвестра настояли на проведении в думе новой присяги. Члены думы клятвенно обещали «отстать» от Сильвестра и его сподвижников⁸⁰⁷. Но, повествует царь Иван, и после того крамольные бояре не прекратили своих интриг, «крестное целование преступивше, не токмо осташа от тех изменников, но и болми начаша им помогати и всячески промышляти, дабы их на первой чин возвратити и на нас (царя. – Р.С.) лютейшее составите у мышления…»⁸⁰⁸.

В своей «Истории» Курбский неожиданно подтверждает, что одной из главных причин начавшегося «великого гонения» на князей и бояр было выступление приверженцев Рады против царских «ласкателей», захвативших власть. «А про что же тех мучил неповинных? – пишет он, – про то, понеже земля возопияла о тех праведных в неповинном изгнанию (имеются в виду Курлятев и прочие ссыльные. – Р.С.), нарекающе и кленуще тех предреченных ласкателей, соблазнивших царя…»⁸⁰⁹.

Протесты сторонников Рады и попытки вернуть ее руководителям прежнее влияние рассматривались Грозным как «лютейшее умышление» против него. Прибегая к новым арестам и гонениям, власти оправдывались ссылкой на чаровство со стороны преследуемых и т. д.⁸¹⁰ Царь, повествует Курбский, «ово аки оправдаяся предо всеми, ово яко стрегущесь чаровства, не вем якого (!), мучити повелел оных, ни единого, ни дву, но народ цел…»⁸¹¹.

После заточения в монастырь главы Избранной рады князя Д.И. Курлятева его многочисленная родня длительное время сохраняла прочные позиции в Боярской думе. Ни один знатный род не имел столько представителей в думе, сколько имели князья Оболенские. После Полоцкого похода в думе заседали бояре Д.И. Немого, прославленные воеводы князья В.С. Серебряный, М.П. Репнин и Ю.И. Кашин, боярин князь П.С. Серебряный и кравчий князь П.И. Горенский. Особое раздражение царя вызывали двое из них – князья М.П. Репнин и Ю.И. Кашин. Эти бояре вошли в думу в период «всевластия» Курлятева и Сильвестра. В 1562–1563 гг. они ходатайствовали за опальных удельных князей Бельского и Воротынского. Оба отличились при осаде Полоцка. Князь М.П. Репнин руководил бомбардировкой крепости, решившей исход осады⁸¹².

После похода царь Иван искал примирения с Оболенскими и в особенности с князем М.П. Репниным, прославившимся под Полоцком. Однажды он пригласил боярина во дворец на веселый пир со скоморохами и ряжеными, «хотя ще бо его тем аки в дружбе себе присвоите». Когда все изрядно подвыпили, царь и его приятели пустились плясать со скоморохами. Подобная непристойность шокировала ревнителя благочестия князя Репнина. Ко всеобщему смущению, боярин прослезился и стал громко корить и увещевать Ивана, «иже не достоит ти, о царю християнскии, таковых творити!». Царь пробовал урезонить строптивца и попросил его: «веселися и играй с нами!» Он попытался надеть маску на нелюбезного гостя, но тот, забыв приличия, растоптал «мошкару» ногами. Ссылаясь на свой боярский сан, он заявил: «Не буди ми се безумие и безчиние сотворити в советническом чину сущу мужу!» В сердцах Иван велел вытолкать упрямого боярина взашей за двери⁸¹³. Попытка примирения с Оболенскими князьями закончилась неслыханным скандалом, о котором на другой день знала вся столица.

Через месяц после смерти Макария правительство Грозного нанесло Боярской думе жестокий удар. Некоторые из ее членов подверглись аресту. Двое бояр (М.П. Репнин и Ю.И. Кашин) были убиты без суда и следствия. Впервые после времени боярского правления смертной казни подверглись члены высшего органа государственной власти.

Подлинные причины казни бояр Оболенских могут быть установлены лишь предположительно. Обратимся прежде всего к хронологии событий. Князь М.П. Репнин был арестован царскими слугами во время всенощной в церкви и убит на улице ранним утром 31 января 1564 г. Князь Ю.И. Кашин был убит спустя несколько часов во время утренней молитвы⁸¹⁴.

Казнь совершилась на четвертый день после поражения под Улой, т. е. примерно в то время, когда в Москву прибыли гонцы с поля битвы. Первые известия о поражении были, по-видимому, сильно преувеличены. Главный воевода пропал без вести, и никто не мог определить размеры катастрофы.

Царь отдал приказ о казни крамольных бояр, вероятно, в ту самую ночь, когда ему доложили о гибели его армии. Иван подозревал в измене своих бояр, и он имел на то некоторые основания. В тайных сношениях с Литвой были изобличены глава Боярской думы князь Бельский и князь Вишневецкий, подозревались бояре князья Курлятев, Воротынские, Старицкие.

За три недели до казни бояр Москву покинуло многочисленное литовское посольство, доставившее в Вильно весьма точную информацию относительно планов русского вторжения в Литву, которая помогла литовцам одержать победу под Улой⁸¹⁵. Раскрытые секреты доступны были только членам Боярской думы, и царь предполагал, что его планы выдали Литве вожди думской оппозиции.

Спустя несколько месяцев Курбский спрашивал царя, за что тот казнил достойнейших бояр, обагрив их кровью церковные пороги⁸¹⁶. Царь отвечал ему, что бояре казнены за их измену, и ссылался на свидетельство беспристрастных очевидцев: «…сия их измены, – писал он, – всей вселенней ведомы, аще восхощеши, и варварских языцех увеси и самовидцев сим злым деянием можеши обрести, иже куплю творящим в нашем царствии и в посольственных прихождениих приходящим»⁸¹⁷. Очевидно, царь имел в виду «самовидцев» (послов и купцов), покинувших Москву незадолго до казни бояр. Иван нимало не сомневался в виновности бояр. В противном случае он не стал бы ссылаться на «самовидцев» в письме, посланном Курбскому в Литву, где клевета на Оболенских могла быть легко разоблачена теми же самыми «самовидцами».

Интересно, что в письме Курбскому царь объясняет казнь бояр как их изменой, так и тем, что они «обрелись» в «сопротивных» ему, т. е. примкнули к оппозиции. Курбский писал, что «во церквах божиих» Иван пролил «победоносную, святую кровь» своих воевод⁸¹⁸. На это Грозный отвечал, что давно уже ничего не слыхал о святой крови: «во своей земли в нынешнее время несть ея явленно, не вемы». «Мучеников же в сие время за веру, – продолжал он, – у нас нет», «а иже (кто. – Р.С.) обрящется в сопротивных… тот по своей вине и казнь приемлет», «а еже о измене и чяродействе воспомянул еси, – ино, таких собак везде казнят!»⁸¹⁹

После смерти Макария и в особенности после ульского поражения правительство подвергло репрессиям многих «сопротивных» бояр и дворян, в том числе князя Д.И. Хилкова и Шереметевых.

Князь Д.И. Хилков поддерживал партию Сильвестра. Когда пала Рада, он был сослан на воеводство в Юрьев⁸²⁰. После смерти члена ближней думы князя Д.Ф. Палецкого Хилков стал главным и, кажется, единственным из Стародубских князей, имевшим боярский чин. Опалу на Хилкова, возможно, следует связывать с обсуждением в Боярской думе Уложения о княжеских вотчинах в 1562 г. Уложение ущемляло интересы Стародубских княжат, которые, естественно, возражали против его утверждения. Правительство конфисковало у Хилкова все его земли в период между сентябрем 1563 г. и августом 1564 г.⁸²¹ По утверждению Курбского, князь был оторван от семьи и предан «внезапной» смерти⁸²².

Опала на Хилкова обезглавила влиятельный род Стародубских князей.

Бояре Оболенские и Хилков были далеко не единственными жертвами начавшихся гонений. Правительство составило обширные проскрипционные списки, в которые занесены были родственники и друзья руководителей Избранной рады. Многие из них подверглись аресту и пыткам, другие были сосланы в ссылку. «Первие, – передает Курбский, – (царь. – Р.С.) начал сродников Алексеевых и Селивестровых писати имяна и не тодмо сродных, но… и друзей и соседов знаемых, аще и мало знаемых, многих же отнюдь и не знаемых, их богатеств ради и стяжания…. многих имати повелел и мучити различными муками, а других множаиших ото именеи их из домов изгоняти в дальные грады»⁸²³.

Репрессии затронули весьма широкий круг лиц, титулованную знать, дворянство, близкое к правительству Адашева, и т. д.

* * *

Столкновения с Боярской думой и наметившийся поворот к террору вызвали резкие разногласия внутри правительства Захарьиных и обнаружили наличие в нем разнородных течений: «умеренного» в лице Захарьиных и «крайнего» в лице А.Д. Басманова. Первым симптомом серьезного поражения «умеренных» элементов в правительстве явилось преследование ближайшей родни Захарьиных – бояр Шереметевых, а также их приверженца дьяка Висковатого.

Еще накануне Полоцкого похода в октябре 1562 г. царь Иван велел передать в Крым, что он сыскал вины некоторых своих «ближних людей», будто бы ссоривших его с ханом, «да на них опалу свою положили… – иные померли, а иных разослали есмя, а иные ни в тех, ни в сех ходят»⁸²⁴. В апреле следующего года царский посол в Крыму уточнил прежнее заявление и назвал имена опальных. Ими оказались, помимо А.Ф. Адашева, также боярин И.В. Большой Шереметев и дьяк И.М. Висковатый⁸²⁵.

Креатура Захарьиных и Шереметевых – государственный печатник И.М. Висковатый был на длительное время отстранен от управления Казной и Посольским приказом и под формальным предлогом отослан в Данию⁸²⁶. Дьяк пробыл за рубежом целый год и вернулся на Русь только в ноябре 1563 г.⁸²⁷

Примерно в то же время опале подвергся бывший член Избранной рады боярин И.В. Большой Шереметев⁸²⁸. Первым признаком царской опалы на Шереметева была неудача его в местническом споре с А.Д. Басмановым. Последний много раз служил под начальством «ближнего боярина». Под Полоцком Шереметев служил вторым воеводой, а Басманов третьим воеводой передового полка. После окончания похода Басманов подал челобитную, и царь велел «счесть» его с Шереметевым. Вопреки очевидным преимуществам Шереметева, боярский суд выдал Басманову «правую грамоту» (7071 г.) и «учинил» его «двемя месты» больше Шереметева⁸²⁹. С весны 1563 г. И.В. Шереметев уже ходил «ни в тех, ни в сех». Его брат боярин Н.В. Шереметев тотчас после Полоцкого похода был отослан на воеводство в Смоленск в подчинение М.Я. Морозову⁸³⁰.

Примерно год спустя царь отдал приказ арестовать бояр И.В. Большого Шереметева и Н.В. Шереметева⁸³¹. Старший из братьев был подвергнут тяжелой пытке. Его оковали большой цепью «по рукам и по ногам», перепоясали толстым железным обручем, к которому привесили тяжелый груз (будто бы десять пудов железа). В таком виде его поместили в «презлую» темницу, распластав на узком «остром» помосте. Когда через сутки Грозный явился в темницу к боярину, тот был наполовину мертв и едва дышал. Грозный велел разрешить его от тяжких уз и перевел в «легчайшую» темницу. Учитывая исключительный авторитет Шереметева в думе и его прошлые заслуги, царь не решился казнить бывшего советника. Зато он выместил гнев на боярине Никите, которого велел удавить в темнице в тот самый день («обаче того дня»), когда его старший брат был избавлен от пыток⁸³².