Текст книги "Неоафины"

Неоафины
Рустам Саидов

Дизайнер обложки Андрей Баркетов

Корректор Анастасия Кондратова

© Рустам Саидов, 2017

© Андрей Баркетов, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-0753-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Если вы рискнёте отправиться в путешествие по пустошам, то не опасайтесь понапрасну встречи с разбойниками. Скорее всего, на протяжении многих дней ваш поход будет сопровождаться лишь стаей диких волков или гиен. Подобное положение дел вам не должно показаться чем-то странным – наоборот, ныне это привычно и не вызывает ни у кого вопросов. И лишь когда вы минуете очередные руины древних мегаполисов, вам, имей вы должное чувство любопытства, должно стать интересно, откуда взялись эти города, что с ними случилось и куда делись их обитатели.

Чтобы получить ответы на эти вопросы, вам следует обратиться к летописям, или, если вы не умеете читать, расспросить о руинах крепких разумом старцев. Обхватив поудобнее свои истертые дорожные посохи, они поведают, что раньше на Земле жили другие люди. Нет, они, конечно, не обладали огромным ростом, не имели шести рук или зеленой кожи, но жизнь была у них совсем непохожей на нашу – другие законы, другие устремления, другая вера. Даже страны, в которых они жили, отличались от тех мест, которые мы нынче называем своей землей. Дома, улицы, кварталы, города – всё это было совершенно иным, о чем и свидетельствуют многочисленные остатки тех, довоенных поселений.

Наверное, между людьми прошлого и нами было и что-то общее – такие же заботы о семье и детях, та же радость от первого шага младенца, та же скорбь при потере родных и близких. Во всяком случае, так хочется думать.

Но в чем никто не сомневается, так это то, что прошлые люди так же боялись войны и готовились к ней. Однако страх не спас их. Об этом чернотой своих опаленных стен нам свидетельствуют молчаливые руины.

Но всё же сегодняшние люди имеют совсем другие страхи, и страх войны, и так длящейся здесь уже много поколений, перестал быть тем, что можно воспринять и сформулировать. Война просто есть, и многие не знают, никогда и не испытывали чувства спокойствия за свою жизнь. И лишь единицы, одаренные необычно сильной фантазией могут на досуге задаваться вопросом: «каково это, жить без войны?»

В отличие от этого перманентного страха, переставшего восприниматься на уровне сознания, нынешние люди гораздо больше боятся других вещей – голода, болезней и буйных природных стихий. Они боятся заблудиться в покинутых всеми землях, боятся быть растерзанными дикими зверями.

Но даже на фоне этих страхов есть один, особенный, который женщины используют, когда хотят припугнуть непослушных малышей.

Укладывая их спать, они заводят песню о страшных железных птицах, похищающих плохих детишек. Крылатые хищники со свойственной всем матерям заботой, уносят человеческих детей в свои гнезда, свитые на вершинах самых высоких гор, на прокорм вечно голодным железным птенцам. И если маленькие карапузы, еще только недавно научившиеся ходить, хихикают, когда мама, имитируя клюв птицы, хватает их за бока, то ребята постарше лишь сильнее натягивают на себя лоскутные одеяла, становясь не по-детски серьезными.

Через несколько лет они уже будут знать, что это за птица. Они научатся слышать её приближение, узнают, как верно спрятаться от нее или правильно убежать. Они услышат героические песни о тех, кто смог победить летающее чудовище, и возможно сами однажды бросят ей вызов.

Но страх быть похищенным, вырванным из родной среды, заложенный с колыбельной матери, всё равно не уйдет никуда, возвращаясь нам во снах.

Часть 1

I

Страшный сон. Самый страшный сон, который может присниться. Сегодня он одинаков для большей части человечества. Вы убегаете по иссохшему полю, а за вами не спеша летит шаттл, из которого хладнокровно и даже с каким-то будничным безразличием высовываются охотники. Колючки впиваются вам в ноги, ступни уже болят от бега по острым камням. Но в каких-то двадцати метрах овраг, река или ущелье в скалах, и это заставляет забыть о боли. И вот, когда вы собираете грудью кислород, чтобы, выдохнув, сделать последний спасительный прыжок, лёгкие вдруг отказываются вас слушать. В глазах темнеет, и ваше горе, если вы успели понять весь ужас произошедшего.

В эту ночь Артуру приснился именно этот сон. Он отчаянно удирал от охотников, скрываясь в кустах, забегая за каменистые холмы. Но в один из моментов он рухнул и потерял сознание. «Хорошо, что сон закончился» – эта мысль успела проскочить в его голове.

Ему ещё некоторое время мерещились охотники, стоящие над ним, а затем видения сменились на другие, в которых он лежал на льдине посреди океана. Океан бурлил и ревел, а льдину, словно малую щепку, несло по огромным волнам, поднимая на высокие гребни, роняя в глубокие впадины между ними, грозя опрокинуть каждую секунду. Цепенея от страха, Артур всем телом прижимался ко льдине, ощущая обжигающий холод ее поверхности на своей коже.

«Стоп! Какой странный сон. Разве во сне может чувствоваться холод?» – вдруг возникшая мысль прорезала пространство до горизонта, словно острое лезвие, и бескрайний океан всей мощью своего веса рухнул в чёрную пропасть.

Артур открыл глаза. Он лежал на животе, на холодном полу, обитом штампованными железными листьями. Ребра жесткости уже успели впиться в его кожу, пока он находился без сознания. Руки и ноги были надежно закреплены в держателях, торчащих из половых ниш.

Дрожь пробежала по его телу, не имея ничего общего, однако, с переохлаждением. Страх тонкими иглами впился в загривок.

Словно пустынная ящерица, Артур медленно приподнял голову.

Самые жуткие опасения подтвердились: в креслах, установленных вдоль стен отсека, пристегнувшись, сидели охотники. Артур слегка вскрикнул, но тут же взял себя в руки и замер, притворившись потерявшим сознание, как будто это могло как-то повлиять на его положение.

Через минуту без движения он вновь приподнял голову, аккуратно оглянулся и увидел ещё нескольких человек, так же распятых на полу, как и он сам. Двое были без сознания, еще один лежал, зажмурившись, и тихо плакал.

– Смотри-ка, еще одна из обезьянок проснулась! – сказал один из охотников на неоафинском, указывая рукой на Артура.

– Погоди-погоди! Ты ж не знаешь, обезьянка это или нет. Судьи решат! – с напускной серьезностью ответил ему соратник.

– Ага! А пока не сметь оскорблять людей! – притворно возмущаясь, согласился с ним первый охотник и громко рассмеялся. Его товарищ мгновение спустя так же утробно загоготал.

Артур, сносно понимавший неоафинский, с равнодушием потерявшего надежду человека положил голову на холодный пол и стал думать, что его ожидает впереди. Воображение, подгоняемое страхом, рисовало ему жуткие картины – за время полета оно казнило своего хозяина не менее пяти раз, а также сожгло его заживо, распяло, утопило и отравило газом. Про пытки оно даже не напоминало – они и так подразумевались обязательной опцией к каждому его концу.

Однако дальнейшие события ожесточенное сознание жителя диких земель, коим и являлся Артур, безусловно, не могло предположить.

Шаттл прилетел в довольно странное место. Ощетинившийся пушками и крупнокалиберными пулеметами военный форт, который ожидал увидеть Артур, не наблюдался даже на горизонте. Зато прямо напротив места их посадки стояло стеклянное здание, походившее на офисный комплекс или небольшой торговый центр.

Пленных по одному стали выводить из шаттла и сопровождать внутрь здания.

Через десять минут после прилета очередь дошла до Артура. Двое охотников ловко обхватили его за руки, и, разблокировав оковы, резко подняли с пола.

Артур, решивший сначала вырваться из захвата, понял, что без посторонней помощи просто не может передвигаться – ноги и руки его отекли, и ему оставалось лишь наблюдать, как его тело перемещают в пространстве.

«Вот чёрт! За что судьба так издевается надо мной?» – ощущая полную беспомощность, вопрошал он про себя. Смутные, несформулированные чётко планы нападения на охранников растаяли в голове, оставив после себя лишь пустоту, заполняемую страхом.

Его поволокли по заасфальтированной площадке, освещаемой оранжевым послеполуденным солнцем, не дожидаясь, пока он вновь обретет контроль над своими обмякшими конечностями. Артуру оставалось лишь смотреть по сторонам, удивляясь тому, как просто военные шаттлы с вертикальным взлетом могут соседствовать с милыми гражданскими автомобилями, чьи хозяева работали в этом офисном здании.

Наконец он оказался в небольшом помещении, стены которого были уставлены ячейками с жесткими дисками, стилизованными под старинные бумажные тома в твердом переплете. На корешках, там, где в прежние времена печатали фамилию автора и название тома, теперь светились какие-то электронные табло с непонятными обозначениями.

Напротив сидел человек, облаченный в бледно-коричневую мантию, призванную показать, что в данную секунду тот является лицом государственным и находится при исполнении.

– В целях профилактики терроризма и анти-неоафинских движений союзом человеческих цивилизаций «Республика Неоафины» принят закон №114—618, согласно которому разрешается задержание и арест лиц, подозреваемых в анти-неоафинских настроениях, экстремизме, терроризме и иной противоправной деятельности в отношении Республики Неоафины, её граждан, а также иных лиц, признанных людьми, и их имущества. Специальным дополнением к закону дозволяется задержание любых лиц, перешедших либо находящихся на неподконтрольных Неоафинам территориях Тартара в целях выявления среди них персон, перечисленных выше. Сейчас мы произведем идентификацию вашей личности, после чего, в случае вашей непричастности к означенным группам людей, вы будете немедленно отпущены, – протараторил он.

Странного вида существо, – то ли мужчина, то ли женщина, – стоящее до этого у стены, подошло к Артуру и с помощью безболезненного укола взяло у него пробу крови. Табло экрана на шприце-пистолете загорелось красными буквами.

– Тест показал, что вы не являетесь человеческим видом, которому позволено быть гражданином Неоафин. Приносим наши извинения за то, что задержали вашу особь. Как официальное лицо республики Неоафины я должен проинформировать вас, что в связи с концепцией гуманности к животным, принятой… – чиновник еще тише и быстрее стал бубнить многажды повторенный им прежде текст. Из его содержания выходило, что жители родных Артуру пустошей, которые неоафиняне называли Тартаром, не признаются человеческим видом. По закону они помещены в параллельную с «Homo sapiens» биологическую ветвь, которой присвоено название «недолюди», статус которых в Неоафинах был идентичен статусу иных млекопитающих животных. При этом выяснялось, что возвращение недолюдей в условия жестоких пустошей считалось негуманным действием, и было нежелательным, а потому дела по подобным случаям передавались на рассмотрение неоафинской службе защиты животных.

Через несколько минут похожая процедура повторилась в соседнем кабинете, бывшем несколько крупнее предыдущего. Он был весь обвешан красочными плакатами, изображающими упитанных и довольных животных, которых поглаживали по шелковистой ухоженной шерсти стоящие рядом хозяева-неоафиняне. Чиновник, обличенный в мантию другого покроя и цвета, сослался на ограничение в бюджете и статью закона, позволяющую в исключительных случаях продавать животных лицензированным частным фирмам, гарантирующих их заботу и уход. Окончив речь, он лениво указал на боковую дверь, через которую Артура провели в третий кабинет. Там его вместе с еще несколькими пленниками столь же быстро и буднично распределили по жребию в одну из двух частных фирм, чьи скучающие представители, не глядя, подписывали бумаги на своих новых питомцев.

Сразу после этого пара могучих охранников подхватила его под бока и сопроводила в соседнее с государственной конторой здание, представляющее из себя небольшой склад, где настал черед последней бюрократической процедуры – представители обеих фирм вывели пленных на грузовую эстакаду, служащую аналогом сцены.

«Ну и много ли вы среди нас обнаружили неоафинян?» – задался вопросом Артур. Он оглянулся вокруг и горько усмехнулся – все пленные, которых привезли в его шаттле, стояли рядом.

Тем временем несколько малолитражных грузовиков заехали внутрь помещения и стали деловито разворачиваться задом к эстакаде. Пока прибывшие экспедиторы подходили к сцене, а их водители, допарковывали автомобили, представители зоофирм вышли к краю эстакады, ведя спор, кому из них на этот раз произносить набивший оскомину текст:

– Слушай, я уже с утра его повторяю!

– Да ты больше споришь, уже давно бы всё рассказал!

– Ну хорошо! Но чтоб я завтра хоть раз рот открыл!

Менеджер, которого уговорили произнести полагающуюся по протоколу речь, откашлялся, однако вместо того чтобы начать ее декламировать, раздраженно обратился к экспедиторам:

– Ну что вы там копаетесь?!

– Да начинай уже! – небрежно кинули они в ответ, открывая задние двери грузовиков.

– Начинай-начинай! – обозленный на свою мягкотелость буркнул тот. – Итак, согласно закону…

II

Водитель видавшего виды грузовичка, в который впихнули Артура с еще парочкой пленных, был из той породы людей, чей рот затыкается только когда он занят едой. Поэтому благодаря отличной звукопроводимости старого кунга, Артур узнал немного нового о мире, в котором оказался.

Неоафины были чем-то вроде всемирной федерации, образовавшейся после того как военные, экономические, политические и социальные пространства западного мира стали занимать фактически идентичную друг другу территорию на Земле. Вскоре после создания Глобальной Демократической Республики Неоафины, процессы либерализации взглядов на природу человека и его права ускорились до невиданных значений. Естественные гендерные различия между людьми были объявлены отменяемыми, что, в конце концов, привело к росту людей, желающих стать и мужчинами, и женщинами одновременно.

Так водитель, чей дед участвовал в Глобальной Молниеносной Войне против Континентального Альянса, только и тараторил про то, как накопит на операцию по добавлению пола, чем заткнет пасть завистникам по работе.

– По-моему, ты слишком заморачиваешься! – воскликнул, наконец, экспедитор, которому эта тема уже набила оскомину. – Ты лучше скажи, как считаешь, эта партия покажет себя на «Рыцарях Свободы»?

– Ловко же ты переводишь тему! – обидчиво произнес водитель. – Конечно, тебе легко! Ты-то уже пять лет как гермафродит.

– Да причем тут это?! – возмутился экспедитор, чувствуя, что еще чуть-чуть и ему предъявят заезженную поговорку про «сытого и голодного». – Я тебе задал конкретный вопрос!

– Конкретный, говоришь?! – разозлившись на напарника, игнорирующего важную для него тему, спросил водитель. – Ладно. Я считаю так: «Рыцари Свободы» уже не те, что были раньше. И не в последнюю очередь именно потому, что гребут всех подряд, – он затих на мгновение, очевидно намекая на их «груз». – Так вот это сродни новому сорту пива. Сначала оно невероятно вкусное и все на него подсаживаются, а затем натуральный хмель заменяют химией, добавляют спирт и красители, и продают за приличные деньги то, что отныне не стоит и четверти бакса. Но к тому моменту ты уже плотно сидишь на этом сорте, и не успеешь сорваться до следующей такой же обманки. Так и здесь. Сейчас они еще повозятся с этими недолюдьми, впрочем, не растрачиваясь на более качественный товар, а там глядишь, и новое шоу выкатят. А мы как лохи схаваем! – грустно закончил он.

– Ну прям там! – усмехнувшись отмахнулся экспедитор. Впрочем, после этого он не издал ни звука, видимо, всё больше проникаясь сомнениями, посеянными в нём напарником. – Это так мы работу можем скоро потерять… – наконец тихо сказал он. – Только бы «игра» никому не надоела!

– Правду говоришь, старик! – с грустью в голосе согласился водитель. – Хотя бы еще сезончик протянули, а там, глядишь, я себе на операцию накоплю.

***

Артура с пленниками привезли уже затемно. Едва двери грузовика распахнулись, как внутрь влетела толпа охранников, чрезмерная для троих голодных заключенных, и после недолгого, но чувствительного избиения, скрутила несчастных, отконвоировав их во двор небольшой тюрьмы.

Тот довольно сильно удивил новых гостей: представляя собой трёхэтажный «колодец» под зарешеченным небом со сторонами двадцать на пятьдесят метров, он имел посредине эдакую тематическую площадку, покрытую песком. В ее центре располагался маленький плоскодонный пруд, окруженный несколькими грубо слепленными хибарами, возле которых, сидя за кострами, общались обитатели здешней тюрьмы. Впрочем, почти сразу же после прибытия новой партии прозвучал отбой, и заключенные разбрелись по камерам, располагающимся по периметру двора.

Следующий день для новеньких начался с пристального осмотра инспекторами из общества защиты животных. Ведя себя с «пациентами», к которым они обращались при помощи банальных собачьих кличек, подчеркнуто дружелюбно, ветеринары проверили их зрение, качество зубов и рефлексы, изучили тела на наличие травм, осмотрели мускулатуру, а под конец вручили небольшие лакомства. Один из инспекторов на прощание даже почесал за ушком у Артура, после чего в ужасе замер на месте, так как над ним тут же вознеслась рука, готовая покарать за подобную дерзость. Впрочем, Артур не сумел заставить себя опустить кулак на голову ветеринара, ибо тот, даже имея нарочитую бородку, слишком походил на женщину. Однако, несмотря на подобную сдержанность, мгновенье спустя Артур уже лежал на земле, корчась от судорог, вызванных мощным электрическим разрядом, прилетевшим ему от одного из охранников.

– Значит, двуполые у вас в чести! – вслух сделал заключение Артур, как только вновь смог контролировать собственные легкие.

Однако по мере дальнейшего нахождения в тюрьме обида на происшествие прошла и он, вместе с другими заключенными, стал зачарованно разглядывать идеальные фигуры гермафродитов, пытаясь понять, кем изначально были рождены те или иные из них. Некоторые пленники даже влюблялись в инспекторов, ибо никогда не видели прежде столь выверенных форм, столь чистых и крепких волос, такого идеального цвета лица, формы носа, качества зубов. Инспектора иногда даже реагировали на попытки влюбчивых недолюдей привлечь к себе внимание – так же как отвлекаются сердобольные тетушки на мурлыканье бездомных голодных котят.

Видя, как один из пленников сохнет по гермафродиту, проверяющему качество их пищи, Артур не выдержал и нарушил молчание, которое хранил уже около недели, с того момента, когда его за слишком явные признаки подготовки к бегству, наказали двумя сутками карцера.

– Ну, каково это? – спросил он молодого тщедушного мулата, сидевшего с помутнённым взглядом и странной улыбкой на устах.

Мулат повернулся на его голос и растерянно рассмеялся – было видно, что он не знал языка, на котором к нему обратились.

– Ясно! – тяжко выдохнул Артур, догадавшись о причине смеха собеседника. – Ты на каком разговариваешь?! Откуда сам?! – вновь задал он вопрос, на этот раз коряво попытавшись продублировать его на нескольких известных ему языках. Мулат смущенно улыбнулся, и лишь услышав неоафинский, бодро, как будто догоняя направленное к нему обращение, выпалил: «Egypt-Egypt. I’m an egyptian».

Поняв, что разговаривать можно только так, Артур, больше не возвращался к своему родному языку. Он завёл диалог, в ходе которого, активно помогая себе мимикой и каракулями на песке, попытался узнать имя собеседника и подробности его попадания в тюрьму.

Мулата звали то ли Фарук, то ли Фароок и он, как выходило из разговора, был из семьи, работавшей в сфере услуг для неоафинских туристов. Из-за этого-то, как смекнул Артур, тот неплохо знал неоафинский и не бывал шокирован, когда их навещали инспектора-гермафродиты, ясно понимая, что перед ним и мужчина и женщина одновременно.

– И зачем я только поехал туда?! – сокрушался Фарук, вспоминая собственное решение отлучиться из города-курорта, где работал прислугой в отеле для неоафинских туристов. – Мать сказала, мол, езжай в деревню к родственникам, сходи на могилу отца… – презрительно пародируя старческое брюзжание, прошамкал он.

– Что с твоим голосом? – спросил Артур, не поверив своим ушам, передающим, что Фарук так имитирует речь собственной матери.

– Ничего… в общем приехал я перед самым замесом. Я даже не успел толком ничего понять! Иду по саду и тут стрельба! Дядька бежит, кричит: «Фарук, убегай, убегай!» – а я стою, даже не шелохнулся. Потом вдруг взрыв меня привел в себя. И надо было убираться прочь! Я же с какого-то черта понесся в дом. Там тётка вопит, мол, спрячь, спрячь, племянниц! Ух, старая сука! Ну зачем я ее послушался?! – чуть не плача воскликнул Фарук, и от досады треснул кулаком по песчаной почве, специально насыпанной на бетонном полу камеры. – А потом неоафинский вельможа, который и устроил эту охоту, взял меня с «мелкими» в плен. И ты представляешь, я ему говорю: «Господин, господин! Я из курорта! Я случайно тут оказался!» – Господин видит – свой! Я уже обрадовался, и тут племянницы как давай реветь и мне на руки виснуть: «Фарук, Фарук!» – Суки! – со жгучей ненавистью к родственницам выпалил мулат.

Артур не сумел подобрать нужных слов, чтобы прокомментировать рассказанную историю – настолько он был шокирован цинизмом мулата. Однако, не желая оказаться в карцере за драку в тюрьме, он заставил себя сделать вальяжный жест рукой, призывая вмиг ставшего ему ненавистным египтянина продолжить повествование.

Из дальнейшего рассказа следовало, что вельможа, не зная, что делать с пленными, задумал сначала выкинуть их из шаттла над морем, но какой-то его «сердобольный» товарищ предложил передать их охотникам. Те же, как только транспорт вельможи удалился за горизонт, сами прихлопнули племянниц Фарука, понимая, что со слабых девчушек денег не заработать, а вот молодые и быстрые парни запросто пойдут с молотка. Впрочем, Фарук как будто не горевал о родственницах – воспитанных в любви и раболепии к неоафинянам, он даже оправдывал действия охотников и лишь горевал о потерянной работе.

– Да к тому же я почти и не знал сестер! – словно оправдываясь, закончил он свою грустную историю и погрузился в воспоминания о прекрасной поре прислуживания неоафинянам на курорте.

Было понятно, что здесь Фарук намеревался действовать по тому же плану, надеясь, что инспектора разглядят в нём почти что равного, что своей искренней любовью к одному из них он спасёт себе жизнь и, возможно, даже станет членом мира, о котором мечтал с детства.

Артур же был ошарашен первым с момента выхода из карцера разговором. Он даже на мгновение разуверился в системе своих ценностей, в которой абсолютным злом были Неоафины. И были там, как ему казалось, вполне заслужено. Однако через несколько дней, постаравшись переговорить со здешними заключенными, он немного успокоился – остальные люто ненавидели страну, в которой оказались. К сожалению, эти разговоры обнаружили и один неутешительный факт – более или менее легко изъясняться он мог только с Фаруком.

После нескольких дней невыносимого молчания Артур уже хотел было вновь заговорить с ним, как вдруг в тюрьму прибыла делегация.