Текст книги "Неоафины"

IX

Предводитель арабов смотрел на Артура с добродушной ухмылкой, демонстрируя ранние морщины в уголках глаз. Сидя на корточках, он изображал перекус, засовывая воображаемый кусок еды себе в рот, забавно говоря при этом: «Ам! А-ам!»

Артур прекрасно знал, что надо делать с продуктами, собранными для него заключенными, но не спешил останавливать Омара, понимая, что тому приятно проявлять заботу о раненом.

Только после окончания спектакля Артур дотронулся до пищи, а закончив с трапезой, позволил себе блаженно растянуться и сквозь негромкий шум нескольких параллельных разговоров позвать Сашу, увлеченно ковыряющего стену, сидя на матрасе.

– Эй! Что это ты там интересного нашёл? – Артур как будто зарядился жизнерадостностью Омара и потому ответ, если так можно было назвать молчаливый поворот головы и хмурый взгляд его товарища, был подобен ведру холодной воды, вылитому на забывшегося Артура.

– Поел? – только и смог выдавить Саша, явно поглощённый каким-то тяжёлым раздумьем.

Артуру стало неудобно за своё легкомыслие и неуместную радость. Однако он всё же решил расспросить друга, прояснить, что его столь тяжко гложет.

– Старик… что? – не смог на ходу сформулировать вопрос Артур.

– Не понятно, зачем мы им нужны. Точнее понятно, но почему тогда нас не запустят обратно в «Ребельстаун»? – словно разговаривая с самим собой, вслух сказал Саша.

– Может потому что мы им весь «праздник» обломали? – простодушно высказал догадку Артур.

– Так мы один чёрт куплены, потому деньги их мы всё равно отработаем… своей башкой, – прибавил шёпотом Саша, слегка проведя большим пальцем поперёк шеи, – хотя, может ещё мяса не набралось?

– Набралось, – сообщил Артур, едва заметно покачав головой, и, глядя куда-то через стену, продолжил тоном, уже проникнутым Сашиной тревогой. – Когда меня транспортировали сюда, то провозили мимо клеток со свежими пленниками. Думаю, что их, как и нас на прошлой неделе, накормят и выпустят в город. Возможно, сразу после этого и мы туда вернемся.

– Возможно, – улыбнувшись сквозь силу, ответил Саша, сам не веря в подобное развитие событий.

***

С момента перевода Артура из лазарета минуло не более двух суток, но настроение в камере за этот короткий срок довольно серьезно изменилось. Тревога, до того одолевавшая лишь Сашу, стала распространяться на всех заключённых и даже довольно флегматичный Омар, не в силах более сдерживать растущее раздражение неизвестностью, то и дело покрикивал на своих подчиненных.

Артур с Сашей, отковыряв, пожалуй, уже половину краски со стены, прикидывали возможные варианты развития событий:

– На эксперименты какие-нибудь отправят, – сказал Артур.

– Да ну, это навряд ли, – лениво отверг предположение Саша.

– Почему же? Как раз таки самое то. Сильные особи, и всё такое.

– Может, мы им дороги чем-то? Может, мы публику завели, может, нас выгоднее показывать? – Саша как будто даже гордился тем, что из них получились отменные гладиаторы.

– А может всё проще? Может они просто-напросто не знают, что с нами делать? Вот приезжают у них одноразовые пленники, а тут РАЗ! И выжили! И пойди, догадайся, что с ними делать. К молодняку не засадишь – научат чему-нибудь ещё. Убивать жалко – деньги же. Вот на эксперименты, это да-а! Есть смысл, – и Артур, удовлетворенный собственной логической цепочкой, закинув руки за голову, оперся спиной на стену.

– Да отстань ты со своими экспериментами! Хочешь экспериментов, иди, попросись, только без меня! – небрежно отбрыкнулся Саша.

Друзья перечисляли способы своего умерщвления так, будто бы речь шла не о них, а о дичи на суп. Однако сардонические ухмылки постепенно сменялись нервным смехом, тот молчаливой тревогой, и наконец, оцепенением, стеклянными глазами, уставленными в пустоту.

Дверь камеры осветилась бледным красным светом, предупреждая об опасности любого, кто решит подойти к ней во время открытия. Через минуту она откатилась в сторону, и внутрь втолкнули Аббаса. За те пару дней, что Артур не видел его, тот сбрендил ещё сильнее – насквозь проплаканные глаза прятались за мешками век на лице, чьи мышцы меняли гримасы, создавая одна другой испуганней и жалостнее. Полусогнутые руки и ноги готовы были в любой момент сжаться вместе с туловищем в калачик.

Омар позвал несчастного к себе, но Аббас не отреагировал. Ещё не понимая, почему его игнорируют, главарь арабов повторил свой призыв строже, прикрикнув в конце фразы. Новичок повернулся к нему, показав лицо, полное страха и отчаяния, но так и остался стоять на месте, беззвучно плача.

Поняв, наконец, что тот уже не разбирает своих и чужих, Омар сам встал с матраца, подошёл к тут же сжавшемуся Аббасу, приподнял его над полом и отнёс к лежакам. Затем, повернувшись к соплеменникам, он эмоционально выругался, потребовав воды и еды для бедолаги. Тот же, услышав громкий голос главаря арабов рядом с собой, лишь сильнее сжался в комок. Видя, что новичок так на всё реагирует, Омар молча повернулся к помощникам и взглянул на них таким грозным взглядом, что те повскакали с мест и бросились выполнять его поручение.

Спустя некоторое время Аббаса попытались разговорить, резонно посчитав, что он понимает по-арабски. Но, похоже, с ним всё было кончено – его красные от постоянных слез, покрытые влажным туманом глаза были настолько напуганы, что пристального взгляда на них не мог выдержать никто, и вскоре его оставили в покое.

Артур доковырял своё имя на стене, и теперь украдкой разглядывал своего сбрендившего знакомца. Перед ним, сжавшись в сгусток страха и ничтожества, находился человек, ежесекундно переживающий момент собственной казни. Удивительно, но собственное положение Артура, как и положение остальных пленников, было практически идентично доле несчастного, но иллюзорная надежда вытянуть ещё один матч, если он, конечно, вообще предполагался, до этого момента совершенно изменяла общее настроение заключенных.

– Странно, может, и мы должны так лежать? – произнёс Артур мысли вслух.

– …Смиренно ожидая, когда поведут на убой? Ты об этом? – дополнил его Саша, похоже, так же наблюдающий за Аббасом.

Артур бесцельно провёл куском штукатурки по стене, а затем резкими движениями расцарапал собственное имя, обсыпав ноги, прижатые к стене, кусками облупленной краски.

– Ну а что ты про всё это думаешь? – стряхивая бетонную пыль с колен, задал он вопрос, ответ на который был по большому счёту ему не интересен. Артур тяжело выдохнул, растянулся на полу и повернулся к стене.

Саша хотел было что-то ответить, но ничего вразумительного сформулировать не смог. Он пару раз попытался выдавить какие-то междометия, прокашлялся и замолчал, уставившись в пол.

В камере стало особенно тихо. Чувство обречённости постепенно проникало в сердца пленников, разум больше не находил возможности шутить над своим положением. Саша, несогласный с таким пораженчеством наблюдал метаморфозы, происходящие в комнате как бы со стороны. Один за другим, люди прекращали двигаться: ходящие по камере садились, сидящие ложились. Глаза тускнели, тела застывали, словно восковые фигуры. Увидев, как даже Омар замирает, скукоживаясь в сидящий комок, Саша не выдержал, вскочил с места, и со всего маху треснул ногой по голове Аббаса. Затем, не останавливаясь, он принялся колотить его лицо кулаками, вбивая затылок свихнувшегося бедняги в пол.

– Хватит, падла! Не смей нас заражать! Не смей! Не смей! – орал Саша, все больше и больше обагряясь кровью жертвы.

Первые несколько секунд пораженные происходящим пленники, оцепенев, смотрели, как Саша проламывает бедняге череп, но затем, спохватившись, повскакали на ноги и с громкими криками набросились на него. Несмотря на буйство последнего, они вскоре скрутили ему руки и хотели было уже сами расправиться с Сашей, как вдруг тот, радостно рассмеявшись, прокричал: «Ну! Вот! Наконец проснулись!».

Омар, к тому времени так же вставший с лежаков, громко выругался, и уже занёс руку для карающего удара.

– Что, Омарчик?! Ожил наконец?! Я уж думал так и подохнешь как говно безмолвное! – прокричал ему в лицо Саша и снова истерично рассмеялся.

Арабского лидера ошарашила такая реакция, но, после секундной паузы, он собрался и бросил короткий приказ своим людям отделать смутьяна как следует, своей лаконичностью выражавший всю степень презрения к сбрендившему товарищу.

– Стой, Омар! Не надо! – воскликнул Артур и подлетел к уже отворачивающемуся командиру, схватив того под руку.

Главарь арабов в бешенстве развернулся, вырвал руку, и с ходу влепил Артуру в скулу так, что тот отлетел обратно к стене, ударился затылком и потерял сознание.

***

Сильный шум в ушах, словно его посадили внутрь колокола, по которому затем стукнули кувалдой, был первым, что ощутил Артур после прихода в себя. Он рефлекторно попытался вскочить на ноги, но не смог даже разогнуться и вновь рухнул на пол. Пляшущим от сотрясения взглядом он увидел валяющегося рядом с собой Сашу, на лице которого красовалось несколько подсохших рассечений. Его одежда была сильно испачкана кровью, на которой налипла камерная пыль. Артур смотрел на друга, пытаясь разглядеть, поднимается ли его грудь при дыхании, но, ничего не разобрав, стал трясти того за плечи.

– Саша! Саша, эй! – Артур звал его шёпотом, словно если бы его услышали, то положение парочки друзей могло бы как-то принципиально поменяться.

Тот медленно открыл глаза, а затем слабо, но довольно улыбнулся, тут же зажмурясь от боли, вызванной натяжением мышц на покалеченном лице. Артур заметил, что у его друга недоставало пары зубов во рту.

– Саша, ты что творишь? – задал он запоздавший вопрос.

– Понимаешь… – Саша слабо прокашлялся и медленно, с гримасой боли на лице, стал разминать шею, крутя головой направо-налево. – Понимаешь, нельзя падать духом. Быть безумным как дикий пёс лучше, чем быть оглушённым – как рыба пластитом. Я чувствую, что нас поведут на убой. Не хочу, чтобы мы там вели себя как живые пугала.

– Что ж ты не объяснил никому? – с досадой в голосе спросил Артур. Он задал этот вопрос громче, ибо заметил, что их разговор никого не злит.

– Кому?! Как?! Как им это объяснить?! Но вот посмотри на них сейчас! – воскликнул Саша, и, повернувшись, кивком головы показал на остальных.

Пленники в камере находились в довольно оживленном состоянии: одни что-то бурно обсуждали, другие ходили по комнате взад-вперед, а пара человек даже отжимались от пола.

Саша встретился взглядом с Омаром, и, улыбнувшись, ещё раз кивнул в сторону остальных. Тот пристально посмотрел на побитого товарища, затем стыдливо отвёл глаза и чуть заметно покачал головой, соглашаясь с тем, что его русский сокамерник был прав, напав на Аббаса.

– Эй, кстати, а что с ним? – указав на несчастного, спросил Саша.

– Мёртв, – Омар ответил на своём языке, но смысл его слов был понятен и без перевода. Затем он что-то добавил и показал рукой на полиэтиленовые тубы с одеждой. – Эй! – гаркнул предводитель арабов. Его возглас остановил хаотичное движение в камере, после чего Омар повелел своим людям вскрыть упаковки.

Внутри оказались какие-то шкуры, а также куски домотканой некрашеной материи.

Кто-то из выживших защитников спортплощадки, увидев это, громко выругался, в сердцах скомкал шкуру, которую достал из упаковки, и запустил ею в дверь камеры.

– Вот почему нас не объединили с остальными! – практически одновременно сказали парни.

– Омар! – громко позвал Саша, – Сюда! И вы все сюда! – позвал он остальных, с трудом вставая и разминая побитые бока. В тот момент, когда будущее, наконец, прояснилось, к нему вернулась былая энергия, а его спокойствие подчинило окружающих, действуя лучше любых убеждений. Заключённые столпились вокруг него, изображающего куском штукатурки на полу схематическое изображение Ребельстауна.

Затем Саша стал рисовать план действий после того, как их доставят в клетке до спортплощадки. План предполагал захват оружия, которое должны были привести туда же, и занятие обороны в домах по краю города. Однако, как только латиноамериканцы поняли, что всем предлагал Саша, то принялись громко возмущаться и, стерев нанесенные им стрелки, начертили другой план, согласно которому следовало отступать до храма, не останавливаясь и не отягощаясь оружием. Только там, по их мнению, можно было создать более прочную и насыщенную линию обороны, вместе с новенькими пленниками, которые наверняка в основной своей массе находились бы там.

Заключенные стали активно обсуждать план, шумно внося и отвергая изменения.

– Погодите, погодите! – остановил спорящих Артур. – А что если так?

Он помахал руками над стрелками, как бы имитируя, что стирает их, а затем начал вырисовывать длинную кривую линию, идущую от спортплощадки вплоть до виллы на возвышенности. Там он показал знаком остановку, сбор оружия из клетки, что предположительно должна была там оказаться, а после этого, подняв ладонь с расправленными пальцами, сжал её в кулак, и опустил его в один из флигелей виллы. Затем, слегка развернувшись, он показал на исцарапанную стену камеры, тут же замаскировав свой жест под попытку почесать плечо.

Омар, до этого сидевший с невозмутимым спокойствием и лишь изредка поправлявший тех или иных своих бойцов, вдруг громко заголосил, тут же стёр маршрут с карты, активно жестикулируя и изображая несогласие. Потом он стал что-то обсуждать с членами своей банды и другими сидельцами, рисуя другие планы. Когда же Артур уже было, подался назад, чтобы плюхнуться на пол, он увидел как Омар, продолжая что-то рисовать, едва заметно кивнул ему головой. Артур отвёл глаза вниз, поняв опасения главаря арабов засветить план, и, после неуклюжих попыток сделать вид, что жутко занят ссадиной на своей ноге, посмотрел на Сашу. Тот встретил его взгляд ироничной улыбкой, как бы говоря: «ну ты и шифровальщик!», а затем дёрнул плечами – «почему бы и нет».

Остальные кажется так же, согласились с предложением Артура, однако он уже не разбирал, спорят ли они до сих пор для отвода глаз или же действительно кто-то не разобрался, что к чему.

В центре камеры воздух вдруг поплыл волнами, и через пару мгновений появилось объёмное изображение неоафинянина, разъясняющего на своем примере то, что уже и так стало для всех очевидным. Улыбаясь, словно он получал от этого удовольствие, воздушный человек переодевался в тряпьё и шкуры, в конце сцены представая в роли эдакого сурового вождя диких племён, с аккуратно подобранной тканью и красиво лежащей шкурой леопарда на плечах. В руке он держал копьё, а на поясе висели ножны, в которых скрывался обсидиановый кинжал.

Как только изображение растворилось в воздухе, несколько человек встали со своих мест и, подойдя к ящикам с пакетами, перевернули их вверх дном, пытаясь найти оружие, которого там не оказалось. Выругавшись, они попинали валявшиеся на полу шкуры, однако после того, как изображение с улыбающейся моделью появилось еще раз, заключенные поняли намек руководства шоу, тихо выругались и стали нехотя одеваться.

Артур поднялся и протянул руку Саше. Тот дёрнулся привстать, но, прервав дыхание на полувздохе, плюхнулся назад. Еще некоторое время он сидел так, зажмурив глаза от боли, а затем перевернулся на карачки и лишь из такого положения встал уже самостоятельно.

– Никак рёбра поломали?! – Саша опередил вопрос Артура. Тот посмотрел на него с тревогой, и кивнул головой, как бы вопрошая: «Ну что, добежишь?»

– Ты-ы добеги! А я уж справлюсь! – смеясь сквозь боль, съязвил Саша.

Артур взволнованно покивал головой и пошел выбирать себе подходящую шкуру. Вернувшись к другу, он помог тому одеться, а затем, одним из последних, облачился сам.

– Странно, что они еще не заставили нас нарядиться в самих животных! – с грустной иронией подметил Артур, разглядывая одеяние на себе. Саша вознамерился что-то ответить своему другу, и даже набрал в легкие воздух, но тут в камеру вошли охранники, которые, не теряя ни секунды, погнали пленников подземными коридорами куда-то на другую сторону стадиона.

Несясь по подземелью, они слышали, как толпа на трибунах мерно стучит ногами, выбивая какой-то марш, ритм которого, многократно отражённым эхом чудом проникал в коридор, становясь похожими на мелодичное урчание в животе хтонического чудовища.

Наконец они очутились в большом полутемном служебном помещении, посредине которого стояла клетка.

При её виде у кого-то из пленников не выдержали нервы и он начал что-то громко и бессвязно шептать, как будто только сейчас поняв, какая участь его ожидает. Опьяненный резким впрыском адреналина в кровь, заключенный потерял самообладание, начал дёргаться, качаться как маятник и обхватывать себя руками. В тот момент, когда тело его вдруг замерло, а ноги напряглись для прыжка, один из охранников, опережая события, навел на него свою электродубинку, заставив заключенного, скорчившись в спазмах, рухнуть на пол.

– Все внутрь! – лаконично скомандовал конвоир и указал на клетку, в которую остальные пленники старались входить уже без лишней суеты.

Запихнув последним контуженого истерика, охранники закрыли дверь и стали поднимать клетку. Когда она была уже под потолком, из камер в её крыше повываливались копья, кинжалы и другое примитивное холодное оружие. Едва пленники успели похватать его, как в помещении отключился свет.

Артур на ощупь подобрал на полу какую-то дубину, не зная, зачем она ему нужна, и замер, крепко сжав бесполезную деревяшку, словно та была шестом, удерживающим канатоходца от падения в пропасть. Он почувствовал, как страх растекается по его внутренностям: поначалу щекоча поясницу, он поднимался выше, тряся всё его тело, словно кубик в сомкнутых ладонях, стягивал грудь, делая дыхание прерывистым, электризуя его волосы, словно он стоял рядом с трансформаторной будкой. Артуру вдруг захотелось бежать куда-нибудь без оглядки, кричать, бить врага, – только чтобы прогнать напряжение. Рядом с собой он слышал, как кто-то, скрипя зубами, тужась от напряжения мышц, которые пытался сдержать от судорог, даже не выдыхал – давил из себя воздух, словно толкал вперед какую-то тяжёлую телегу.

Вдруг откуда-то сбоку тьму прорезал вертикальный луч света, ослепляющим ударом поразивший клетку. Грохот стадиона усилился, заставив пленников оцепенеть. Постепенно расширяясь, луч перестал травмировать глаза, оказавшись проемом узких ворот в пространство над Ребельстауном.

Где-то над клеткой включился механизм, и она, по инерции качнувшись назад, стала въезжать внутрь города смерти.

X

Клетка двигалась по специальным полозьям, прикрепленным к крыше стадиона, откуда все его многочисленные проходы, тамбуры и служебные помещения выглядели огромным муравейником, и наличие зрителей на трибунах придавало этому сравнению лишь ещё большее сходство.

– Похоже, я ошибался насчёт пауков, – Саша сардонически усмехнулся. – Вот они! – и он кивнул в сторону трибуны, мимо которой они проплывали в тот момент.

Артур всматривался в лица людей, расположившихся в верхних рядах – возбуждение делало их нездорово надутыми, глаза светились, будто бы зрителей разом обуяла лихорадка. Одежда каждого из них имела красные элементы – брюки, шарф и кофта, либо рукава на куртке, кепка, или даже просто галстук и оправа очков.

– Кажется, я знаю, какой у нашего нынешнего соперника любимый цвет! – попытался пошутить Артур.

– Да ты мастер интуиции, я погляжу! – ответил Саша и рассмеялся, впрочем, тут же сорвавшись в надрывный кашель. – Я в порядке! – не дав Артуру возможности продемонстрировать сочувствие, поспешил ответить он и продолжил: – Нет, ты только погляди на них!

С приближением клетки к той или иной трибуне, зрители начинали гримасничать и кривляться, подражая гориллам или макакам, тщетно надеясь позлить тех, кого через несколько минут предполагалось бросить мирмидонянам для пробы остроты их клинка. Однако, как только клетка миновала очередной сектор стадиона, зрители успокаивались, и тут же забывали про то, что ещё мгновение назад подражали повадкам приматов. Неоафиняне спокойно возвращались на свои сиденья и начинали проверять поступившую почту, перезваниваться с кем-нибудь или подзывать разносчика снеков. И лишь те, кто уже успел порядком накидаться в баре, всё ещё продолжали смеяться над шутками про обезьян.

Достигнув середины стадиона, клетка остановилась, осветившись множеством прожекторов.

– Друзья мои! – с грустью в голосе начал речь Сириус Грей, неспешной, нарочито усталой походкой поднимаясь на сцену. – Прямо перед вами живой пример того, что самонадеянность и шапкозакидательство могут нам дорого обходиться. Перед вами пример того, что зло еще очень сильно, и пока мы пытаемся забыть о его существовании, оно копит силы, чтобы нанести очередной вероломный удар.

Грей сжал губы и грозно окинул взглядом стадион.

– Неделю назад на эту арену вышла команда S-4, которая забыла об этом простом, но неумолимом правиле, – строго процедил Грей. Позади него закипел воздух и через секунду на всем огромном пространстве от Ребельстауна и до крыши стадиона начали проигрываться видео-отрывки из последнего матча. – Итогом этой беспечности стал не только провал в турнирной таблице. Гораздо страшнее то, что один из наших защитников получил тяжелое ранение, и его удалось спасти лишь за мгновение от гибели. Это хороший урок всем нам – зло еще не повержено, и мы не имеем права расслабляться!

Стадион, настроенный на серьёзный лад столь строгой речью, стал глубоко вздыхать и умеренно аплодировать. Камеры выхватывали напомаженные лица неоафинян: сурово нахмуренные брови, прищуренные глаза и раздутые носы вместе с колыхающимися серьгами и яркими прядями в косичках, свисающих на нарумяненные щеки, выглядели абсолютно несуразно.

Тем временем на пятачке рядом с ведущим, отключив термооптический камуфляж, неожиданно появилась команда мирмидонян в красных экзоскелетах.

– Однако в мире существует еще один закон! – торжественно произнес Грей. – Где бы ни случилась несправедливость, как бы ни было сильно зло, оно непременно будет повержено, и над ним будет свершено правосудие! И я не сомневаюсь, что наши герои из команды R-1 учли ошибки предшественников и не дадут злодеям воспользоваться собственной беспечностью!

Грей подошел к капитану команды и, слегка подбоченясь, серьезным голосом задал вопрос:

– Офицер, враг изобретательнее, чем мы думали. Каково ваше мнение о предстоящем матче?

– Для нас единственным препятствием к полному истреблению недолюдей является зоозащитное лобби! – не поняв намека на желательность серьезного ответа, прочеканил капитан заученный слоган.

Зал, настроенный на тревожный лад, сдержано засмеялся, а Сириус Грей, даже будучи опытным шоуменом, не смог до конца справиться с лицом, на котором явственно прочиталось: «Господи, что за идиоты!». Однако спустя мгновение он предпринял еще одну попытку настроить капитана команды на настороженно-собранную речь:

– В наши руки попался серьезный противник. Нет сомнений, что он понял правила игры, и наверняка подготовил еще одну ловушку, чтобы вновь поймать кого-нибудь из наших бойцов, который спасет жизнь всей банде недолюдей. Учитывали ли вы эту возможность в своих тренировках?

– Я могу сказать только следующее! – зычным самоуверенным голосом отвечал капитан мирмидонян. – Если они и сделали такую ловушку, то я хочу первым в нее попасть, чтобы уничтожить их одним махом. Не придется бегать по городу за этими трусами! – закончил он и громко рассмеялся.

Грей ещё некоторое время пытался вытянуть из солдат волнительные реплики или хотя бы установить в них тревожное молчание, но после нескольких совершенно шаблонных ответов отчаялся и бросил это дело. Далее он общался со зрителем уже напрямую, стараясь создать атмосферу опасности и неопределённости тихим медленным монологом, придав своему лицу вид озабоченности судьбой сегодняшнего боя.

Режиссёр шоу выключил на стадионе свет, оставив ведущего на освещённом пятачке: именно в этот момент тот позволил своему голосу пару раз сорваться, и уже как будто из последних сил попросить зал почтить память павших солдат Неоафин минутой молчания. Экраны и вновь закипевшее пространство над Ребельстауном один за другим показывали душещипательные кадры с ранеными воинами, гробами под флагом Неоафин и плачущими по погибшим соратниками, смешивая это с прижизненными фотографиями сложивших головы бойцов. Как только ролик закончился, вновь осветившийся стадион взорвался громом аплодисментов в честь павших героев, который постепенно превратился в бурю яростных призывов покарать недолюдей.

Грей, видя, что зритель доведён до нужной кондиции, еле сдержал ухмылку и поднял руку вверх. Стадион, привлеченный его жестом, покорно замолчал.

– И да начнётся битва! – воинственно прокричал ведущий и зажмурился от разорвавших трибуны воплей.

После этого клетка, наконец, двинулась дальше по направлению к спортплощадке, которую уже успели немного перестроить – между несколькими турниками были натянуты верёвки, на которых как бы сушились вещи, а посредине стояла какая-то хибара, впрочем, ничем принципиально не меняющая район.

Артур больше не следил за речью ведущего и ходом шоу, успев лишь заметить, что мирмидоняне отправились готовиться к матчу. Он, наконец, перестал трястись от страха, оказавшись поражённым какой-то странной апатией – ему вдруг жутко захотелось спать, и если бы не случайные прикосновения острия копья одного из пленников к его ступне, он бы, наверное, сел в клетке прямо на пол, дав себе возможность покемарить.

– Эй, марафонец! – позвал его Саша, и как только Артур развернулся, дал ему пару хлёстких пощёчин. – Лови бутерброд!

– Какого хрена ты творишь?! – мгновенно вскипел Артур, но тут же самостоятельно додумался до ответа на свой вопрос.

Сашино чутьё не подвело и на этот раз. Как только он увидел вернувшуюся ярость в глазах друга, то развернулся ещё к парочке пленников и повторил тот же самый прием. Остальные заключенные, поняв намерения русского соратника, сталь взбадриваться самостоятельно: хлопали себя по лицу, прикусывали губы и щёки, растирали уши. К тому моменту как клетка опустилась на поверхность спортплощадки, все уже были размяты и в меру возбуждены.

– Приготовиться! – скомандовал Саша и хлопнул по плечу Омара, который коротко кивнул и, видимо, повторил приказ по-арабски, гораздо более многословно и эмоционально.

Словно перед важным спринтом, пленники немного приседали, набирали полные легкие воздуха и отставляли в сторону ведущую ногу для резкого старта. Артур чувствовал, как его тело, еще вчера мучимое болью от ушибов, сейчас налилось какой-то невероятной энергией. На мгновение ему даже показалось, что стоит ему сейчас перестать контролировать свои ноги, и он одним мощным рывком с легкостью проломит решетку. Однако, как только он вполне четко осознал это обманчивое ощущение, клетка, стоявшая напротив открывающихся парадных ворот, отворилась сама.

– Ааррк! – издал Артур какой-то неясный клич, хотя буквально секунду назад хотел скомандовать всем: «Вперед!» Он дал, наконец, волю ногам, которые буквально вышвырнули его тело наружу.

– Хааарх! – выкрикнули остальные пленники столь же бессмысленные звуки, выскакивая из железной клетки, оставив внутри бесполезные копья и мечи.

Вскоре зал, так и не успев поприветствовать вступивших на арену мирмидонян, разразился какофонией вздохов и междометий, перешедших в яростные вопли: «Лови их! Уходят! Какого черта вы стоите! Скорее!»

Пленники тем временем уже успели покинуть территорию спортплощадки, и удирали со всех ног в сторону центральной площади Ребельстауна. Мирмидоняне же, привыкшие делать всё по шаблону, поначалу так и маршировали в колонне, и даже стали выстраиваться парадной шеренгой для провозглашения своего боевого клича. Однако, видя, что недолюди уже скрылись в переулках, растерянно остановились, рванув в погоню после запоздавшего приказа командира.

Артур несся что есть сил к ручью, лишь однажды повернувшись посмотреть на Сашу. Тот бежал достаточно резво, и лишь бледное сморщенное лицо выдавало пытку сильнейшей болью в боку, из-за которой он не мог вздохнуть полной грудью. Вместе с ними было несколько латиноамериканцев и пара затесавшихся арабов – все остальные вместе с Омаром уходили от погони другим переулком.

По пути им встретилась кучка пленных из новой партии, которые замерли от растерянности при виде бегущих людей, одетых в какие-то шкуры и обрывки тряпок.

– Назад! Назад! – захлебываясь слюной, прокричал им Артур. Однако видя, что те его не понимают, не стал останавливаться, но только прибавил ходу настолько, насколько это позволяли его ноги.

Лишь минуту спустя, когда пленники уже подбегали к мосту, он развернулся, увидев, как провожавшие их изумленным взглядом «новички» развалились на куски.

– Твою мать! – непроизвольно прокричал Артур, и, выжимая из себя остатки сил, повернул к ручью, подумав, что мирмидоняне вряд ли вновь будут выдавать себя передвижением по песку или воде. Туда же устремились пленники во главе с Омаром, так же достигшие центра города.

Вдруг по отступающим заключенным заработал пулемёт. Двоих арабов, которые обогнали остальных и уже поднялись до середины моста, отбросило мощной очередью. Те же, кто изначально намеревались подобно Артуру пересечь ручей вброд, по инерции успели добежать до воды, где потеряли ещё одного соратника.

Поняв, наконец, что стреляют прицельно по ним, спасающиеся бегством пленники поспешили укрыться за мостовыми арками. Часть из них, кому было далеко до укрытия, поначалу инстинктивно плюхнулась на песок, но поняв, что обратный склон ручья не сможет их скрыть за складками местности, поспешили вернуться назад к ближайшим домам на берегу.

Очередь еще не успела достать самого резвого из них, как кровавая линия, сверкнув на мгновение, разделила его тело напополам.

– Тупые суки! Нас же сейчас всех перережут! – отчаянно прокричал Артур, прижимаясь к холодной каменной кладке. Гневно орущий Омар, прятавшийся за соседним мостовым пролетом, видимо так же проклинал защитников площади. Тем временем еще одного пленника, пытавшегося покинуть берег ручья, разрубил невидимый клинок.

«Стариками» овладела паника – выбравшись из-под арок моста, они рванули прямо на пулемёты. К счастью бегущих, на этот раз те молчали – их расчеты наконец осознали реальную угрозу, и когда очереди вновь зазвучали, фонтанчики пыли уже взбивались далеко позади отступающих.

Артур добежал до рынка и впервые позволил себе остановиться, чтобы перевести дух. Нагнувшись к земле, он совершал множество неглубоких вдохов пока не почувствовал, что вновь может управлять своим дыханием. Придя в себя после изматывающего спринта он, не разгибаясь, повернул голову, пытаясь разглядеть, какова ситуация с его товарищами.