Текст книги "Любовь сквозь годы"

6

Вначале все происходило так, словно опять вернулись пятидесятые. На их первом свидании в ресторане Нат не предложил ей переспать. Лишь спустя неделю он вновь позвонил ей, они отправились выпить в бар и так хорошо провели время, что оба отменили свои вечерние встречи, чтобы и поужинать вдвоем. Усаживая ее в такси, он поцеловал Барбару в лоб. Это было первый раз, когда они прикоснулись друг к другу. На третье свидание он явился с одной желтой розой, а после ужина поехал проводить ее до дома. В холле ее огромной квартиры он поцеловал ее в губы, пожелал спокойной ночи и удалился.

Таким образом, к тому моменту, когда они оказались вместе в постели, что случилось лишь на их пятом свидании, это произошло по обоюдному согласию и взаимному желанию. Это было некое сочетание похоти и необходимости, настоящее любовное приключение. Когда Нат собрался уходить, было уже далеко за полночь.

– До завтра? – спросил он, одеваясь. Барбаре нравилось, как он подбирает одежду: шелковая набивная рубашка от Сен-Лорана с галстуком контрастной, но красивой расцветки. По ее мнению, у него был лучший вкус из всех мужчин, которых она знавала.

– А как же твоя жена? – спросила Барбара. Впервые с момента их знакомства встал вопрос о семье Ната. Он воспринял его легко.

– У нас уговор. – Теперь он натягивал брюки: серо-голубые, внизу клеш и никаких карманов. Все, что он носил, было как сливки. Кашмирский шелк и мягчайшая фланель. «Он самый чувственный мужчина из всех, кого я встречала», – решила Барбара.

– У тебя своя жизнь, а у нее – своя?

– Что-то вроде того. – Он сунул ноги в туфли: мягкие мокасины.

– С твоей стороны это просто свинство, – сказала Барбара.

– Ну, я всего лишь симпатичный еврейский мальчик с Восточной стороны, – сказал Нат Баум. – Вообще-то я только спросил, могу ли увидеть тебя завтра.

Ей нравилось, когда ее ставили на место. Успех делал ее чересчур самоуверенной. Барбара подчас заходила слишком далеко и отдавала себе в этом отчет, ей это не нравилось, но она была не в силах справиться с собой. Сейчас она нарушила молчаливое соглашение, которое они заключили. Они подписывались лишь на веселое развлечение, не более того.

– До завтра? – повторил Нат, награждая ее прощальным поцелуем, который заставил ее сожалеть о том, что вечер закончился, а не только еще начинается.

– До завтра.

Сентябрь. Октябрь. Ноябрь. Они были поглощены друг другом. Поглощены и одержимы.

– Я все время думаю о тебе, – говорил Нат. – Двадцать четыре часа в сутки. Знаешь, у меня непрерывный стояк. Это просто неприлично. Ты сводишь меня с ума.

С Барбарой творилось то же самое.

– Ты как героин, – сказала она. – Я не могу насытиться. Ты для меня как наркотик.

Они были очарованы друг другом: зрелый мужчина и молодая женщина.

– Неужели ты почти на двадцать лет меня старше? – спрашивала Барбара. – Этого не может быть.

– Ошибка в календаре, – отвечал Нат. – Придется им его переписать.

– Может быть, я воспринимаю тебя как отца? – поддразнивала его Барбара.

– Хорошо хоть, что не как мать, – отвечал Нат, и они опять растворялись друг в друге.

Нат не скрывал, что богатство Барбары производит на него впечатление. Как большинство мужчин, которые бывали в ее апартаментах, Нат был напуган и ошарашен ее роскошной квартирой, как и ее роскошными шмотками. Барбара заметила, что мужчинам нравится спать с женщиной, которая предположительно богаче их самих: наверное, они чувствуют себя завоевателями.

– Люблю богатых женщин, – сказал Нат. – Они независимы. Всегда могут послать тебя к черту.

Барбара знала, что жена Ната тоже богата. Интересно, почему она не пошлет Ната ко всем чертям? Если бы ее муж так откровенно наставлял ей рога, она бы так и сделала, не задумываясь.

– Веди себя хорошо, – сказала Барбара, – и я не пошлю тебя к черту.

– А если я буду вести себя плохо?

– Если ты будешь вести себя плохо, можешь отправляться на все четыре стороны. Считай, что ты предупрежден. – Барбаре нравилось напряжение в их отношениях, эта тонкая грань, обостренные нюансы, постоянная смена равновесия. Все это лишь увеличивало эротичность их романа.

– А вот сейчас ты веди себя как следует, – сказал он и покрыл ее тело поцелуями, от чего она стала покорной.

Был еще вопрос религии.

– Смешно, – сказала Барбара, – но ты не похож на еврея.

– Смешно, – сказал Нат, – но ты похожа.

Они находили это занятным.

– Еврейские мужчины нежные и страстные. Не такие непроницаемые, как англосаксы, – сказала Барбара. – У тебя есть только одна немодная черта, Нат Баум: ты совсем лишен холодности.

– Совсем лишен, – согласился Нат. – Иди ко мне. – Она повиновалась, и они вновь растворились друг в друге, удивляя самих себя.

Частенько он звонил ей с работы и говорил:

– Я хочу тебя.

И они удирали с работы и отправлялись к ней, чтобы заниматься любовью до остановки дыхания и головокружения, а затем возвращались на рабочие места, чтобы вновь встретиться в половине шестого и наброситься друг на друга, как мартовские коты.

Они не могли отнять рук друг от друга и упивались любовью почти у всех на виду. Как-то раз, возвращаясь вечером из пригородного ресторана, Барбара отдалась Нату прямо в автомобиле, который несся по шоссе со скоростью семьдесят миль в час. Однажды они сделали это в коридоре театра «Бикмен», ведущем в зрительный зал. В другой раз – на откидном стуле в комнате, где хранилась коллекция минералов Естественно-исторического музея, – им там пришлось спрятаться за входной дверью от дежурного, прохаживающегося в вестибюле.

Как-то в субботу, в начале ноября, Нат сказал жене, что у него важная деловая встреча, ускользнул из дому и провел весь день в постели с Барбарой. Они испробовали все до единой позиции, о которых только слышали или могли себе вообразить. Они даже придумали несколько новых, таких, что, они были уверены, никто до них не пробовал. Каждый сантиметр любимого тела они обследовали рукой, языком, пальцем ноги. В шесть часов, совершенно ошалев от страсти и изнеможения, Нат неохотно сообщил, что ему надо идти.

– Это была фантастика, – сказала Барбара, провожая его до двери.

– Да, неплохо, – согласился Нат. – Для начинающих.

Они опробовали друг на друге все свои фантазии. Они договорились ни в чем не останавливаться, пройти свою одиссею до конца, без всяких ограничений. Они были первооткрывателями в королевстве наслаждений. Удивительно было то, что они находились на одной волне. Они могли договаривать друг за друга фразы, читать мысли друг друга. Когда они смотрели друг на друга, то видели лишь свое отражение. Это было невероятно, и в этом было что-то магическое. Как такое может быть? При всех различиях они были как две половинки одной личности: одна половина – женская, другая – мужская.

Они виделись каждый день, за исключением выходных и праздников. Такова была цена за связь с женатым человеком, и Барбара платила ее безропотно. Она была благодарна и за то, что Нат мог ей дать. Она отгоняла мысли о будущем, решив про себя жить только сегодняшним днем. Нат женат и не собирается ничего менять.

– В конце концов, – говорил он – я годами шляюсь на стороне.

– И у меня тоже были романы с женатыми. Сколько угодно.

Они были взрослые люди и отлично знали, что к чему. Они не сомневались, что все в их руках.

Сразу после Дня Благодарения, который Барбара провела в Полинге, а Нат – в Ист-Ориндже, штат Нью-Джерси, с женой, ее братом и его супругой, Нат задал Барбаре вопрос, не сможет ли она освободить недельку в январе, чтобы провести ее с ним на острове Эльютера.

Барбара приняла приглашение хладнокровно.

Свое возбуждение она выразила потом, предавшись магазинной оргии. Она бросилась закупать французские бикини, пляжные махровые халаты, джинсы для рыбалки в открытом море и белые брюки для посещения беспошлинных портовых магазинов, хлопчатобумажные топы по сорок долларов, чтобы надевать их с белыми брюками, длинные вуалевые платья для ужина и танцев и снова возродившиеся кашмирские свитера для прохладных вечеров. Она купила новое белье и ночные сорочки, шлепанцы и плетеные сандалии на день, а также босоножки на платформе на вечер. Она купила новые чемоданы, сделала умопомрачительный педикюр и шикарную новую прическу. Она заказала косметику в более темных тонах, чтобы та подходила к загоревшему лицу, увлажняющий лосьон «после загара» и портативный фен для волос, который работал как от американской, так и от европейской сети.

Ей не приходило в голову, что на самом деле она покупает себе приданое.

В пятницу, во второй половине дня, когда Нью-Йорк утопает в грязи и мраке, Нат и Барбара сели в самолет, летевший через Нассау в Рок-Саунд. До дома, который Нат арендовал на всю неделю, их доставило такси. Дом принадлежал английскому дизайнеру по интерьерам и располагался сразу за белым изгибом песчаной косы. Море было прозрачно-изумрудным, пальмы – тщательно ухоженные, а дно безукоризненно чистого бассейна выложено португальскими изразцами, расписанными вручную. В самом доме все было белое – отбеленный деревянный пол, стены, а потолок выкрашен бледно-голубой краской под цвет неба. Мебель представляла собой комбинацию местного ротанга и старинного британского стиля и была обита материей с бело-голубым геометрическим узором, автором которого являлся сам владелец дома. Единственным дополнением служила большая коллекция бело-голубого дельфтского фарфора.

Оборудован дом был со всей мыслимой и немыслимой роскошью: обслуживающий персонал включал четверых, которых почти не было видно и никогда – слышно; сауна и зал для гимнастических упражнений с балетным станком; ванная комната белого мрамора с двойным набором всего: раковины, биде, ванны и унитазы. Небольшой холодильник, забитый шампанским, джином, тоником и соком. Огромные банные полотенца из лучшего магазина. В потолок были вмонтированы кварцевые лампы для загара и кондиционер, а рядом с кранами горячей и холодной воды – кран с ароматическим маслом для ванн. Была еще специальная круглая ванна, куда набиралась морская вода – на случай, если вы захотели бы купаться в океане, не покидая дома.

Арендная плата предусматривала использование двух автомобилей: веселый полосатый джип и «роллс-ройс» шоколадного цвета. Была еще лодка с парусом, моторная яхта с рыболовными снастями для глубоких вод, водные лыжи, теннисный корт, кегельбан, лодочный домик со всевозможным рыбацким снаряжением и даже небольшая асфальтированная взлетно-посадочная полоса.

Это был земной рай, но Нат и Барбара не воспользовались ничем. Всю неделю они провели в постели.

Они занимались любовью всеми испытанными прежде способами и несколькими новыми, которых они до того не пробовали. Они чередовали оральный, анальный и вагинальный варианты. Они делали это на кровати и рядом с кроватью, стоя, и лежа, и сидя. В вертикальном и горизонтальном положении, на левом боку и на правом. И если бы в доме были люстры, они занялись бы любовью, качаясь на них.

На еду и питье они не тратили времени, хотя иногда призывали дворецкого и заказывали ромовый пунш. Дворецкий впервые видел таких непритязательных клиентов.

И когда в воскресенье днем они оторвались друг от друга, оба не могли поверить, что пролетела уже целая неделя. Барбару ожидал самолет обратно в Нью-Йорк, а Нат должен был лететь позднее рейсом в Майами на встречу с распространителями грампластинок. Они попрощались и поцеловались, и Барбара зашагала было к выходу «Пан Америкэн», где на летном поле уже стоял самолет. Голос Ната она услышала прежде, чем почувствовала его прикосновение:

– Барбара!

Она замерла на месте. Неужели он придумал, как растянуть эту божественную неделю на две?

– Ты выйдешь за меня замуж?

Она была уверена, что ослышалась.

– Я спрашиваю, ты выйдешь за меня замуж? Я серьезно.

Громкоговоритель объявил окончание посадки на рейс.

– Я понимаю, что ты серьезно.

Не дав ему ответить, Барбара прошла через ворота на поле. Она не помнила, как поднялась на борт, как пристегнула ремни, как позднее приземлилась, прошла через таможню, вернулась на Манхэттен и поднялась в свою квартиру.

Как бы она хотела сейчас умереть. Нет. Как бы она хотела, чтобы он умер.

Черт бы его побрал! Так нечестно, думала Барбара. У них просто роман. Они ведь договорились. Никаких разводов, бракосочетаний, никаких тяжелых сцен – просто роман. Никаких обязательств, никаких обещаний, никакого будущего. А теперь Нат нарушил правила, и без всякого предупреждения.

Она пошлет его к черту. Брак давно не в моде. Слава Богу, на дворе уже семидесятые. Кто сейчас женится? Пусть Нат Баум заберет назад свое предложение и засунет его себе в задницу.

Барбара бушевала и негодовала. Она готова была взорваться от злости. И хуже всего то, что этот сукин сын сидит сейчас в Майами, в полной недосягаемости. Он сбросил на нее свою бомбу, а сам спрятался. Поскольку ей не на кого было направить свой гнев, она быстро остыла. Она чувствовала неловкость за свою столь бурную реакцию и радовалась, что еще неделю Ната не будет. У нее есть время подумать.

Она давно знала, что рано или поздно вопрос о втором замужестве встанет. Тем не менее она не сомневалась, что это произойдет нескоро, где-то там, в отдаленном будущем. Стоило ее матери заговорить об этом, как она обрывала ее: всему свое время. Никто ведь не предлагает, так что об этом толковать.

Ей и в голову не приходило, что Нат Баум сделает ей предложение. Ведь он сам говорил, что у них всего лишь роман? Что всякий роман, в силу самой сути своей, имеет начало, середину и конец. Правда, они были едины в том, что этот конец наступит нескоро, что со временем они надоедят друг другу и их чувства умрут естественной смертью. И одновременно они соглашались жить сегодняшним днем и наслаждаться друг другом, не думая о последствиях и каких-то обязательствах.

И вот, совершенно неожиданно, Нат Баум всерьез делает ей предложение и, Барбара чувствовала, ждет от нее серьезного ответа. Надо же было сначала развестись, ведь это дело не такое уж быстрое.

И еще кое-что беспокоило Барбару, хоть она старалась не придавать этому значения, – впрочем, безуспешно. Где-то в глубине души у нее таилось опасение, что если Нат бросит одну женщину, он сможет оставить и другую. А этой другой будет уже она сама. Барбара чувствовала себя виноватой, что донимает себя низкими подозрениями, и изо всех сил старалась отогнать эти мысли. Но они не отставали от нее: она представляла себя в сорок пять, брошенную заскучавшим мужем. А в сорок пять развод будет намного тяжелей, чем в тридцать один. Она будет дважды проигравшей, и кому она тогда будет нужна?

Барбара и удивлялась, и огорчалась тому, каким важным для нее оказался вопрос замужества. Ей было не по себе при мысли, что она так зависит от мужского внимания и одобрения. Неужели и сейчас, когда ей за тридцать, она все еще так же не уверена в себе, как когда ей было меньше двадцати? Эта мысль пугала ее.

А дети? Что будет с детьми? Они только-только начинают оседлую жизнь. Оба хорошо учатся, завели друзей, хорошо относятся к отцу, который видится с ними на каникулах, и к матери, навещающей их по выходным. Они приспособились к переменам в своей жизни. И Барбаре казалось жестоким и несправедливым заставлять Кристиана и Аннетт приспосабливаться снова. Разве справедливо будет притащить им незнакомого мужчину и представить его как нового отца? А дочь Ната, Джой? Ей уже почти двадцать, и, если верить Нату, эта девочка себе на уме. И она всего лишь на двенадцать с небольшим лет моложе Барбары. Каково это будет – иметь ее в качестве падчерицы? Здесь очень о многом надо думать, не только о себе и Нате. Это касается по меньшей мере пятерых. Нет, шестерых, если брать в расчет жену Ната.

Жена Ната. Эвелин.

Для Барбары Эвелин Баум как бы не существовала. Нат редко говорил о ней, а Барбара, из вежливости и безразличия, никогда не спрашивала. Она понятия не имела, как выглядит Эвелин, как она проводит время и как мирится с вопиющей неверностью Ната. Насколько Барбара могла понять, это была женщина, которой как бы не было. Судя по всему, она никогда не спорила с Натом, ничего не требовала и смотрела сквозь пальцы на его похождения. Может быть, ей просто плевать на все, думала Барбара.

Да, у Барбары была тысяча причин не выходить замуж за Ната Баума. И все они были весомы, и все они ничего не значили. Главной же причиной, по которой Барбара не хотела замужества – а ведь она безумно любила Ната, – было на самом деле то, что брак в ее сознании ассоциировался с неудачей.

Барбара росла во времена, когда брак считался единственным смыслом жизни для женщины и должен был длиться, как говорится, «пока вас не разлучит сама смерть». Ее собственный опыт показал ей, что ее обманули, она научилась осторожности и глубокому цинизму. Выходя замуж за Дика Розера, она и помыслить не смела, что настанет день, когда она с ним разведется. Никто ни в ее, ни в его роду никогда не разводился. Развод– удел кинозвезд и богатых наследниц. Разводы происходили в какой-то несуществующей стране, которая не имела к Барбаре и Дику никакого отношения. И вот теперь она едва может вспомнить лицо Дика, как он выглядел, как звучал его голос.

Замужество? Оно пугало ее. Скорее всего, из него ничего путного не выйдет. Оно означает поражение, а для Барбары еще одно поражение будет уже слишком.

Однако мысль о нем заставила Барбару посмотреть в лицо самой себе, и за это она еще сильней ненавидела Ната Баума. Проблема заключалась в том, что, любя Ната, она легко могла его ненавидеть, но была не в силах его отвергнуть. Нат Баум стал частью ее. Они так похожи, как будто слились в одну личность.

Вся неделя, пока Нат отсутствовал, ушла у Барбары на раздумья. Она была поражена, что это заняло у нее так много времени. Ведь это же очевидная вещь. Нат должен оставить жену, и тогда они смогут просто-напросто жить вместе. Люди сходятся и расходятся, живут в чужих домах, и консьержи давно не удивляются, почему жильцы носят иные фамилии, нежели те, что указаны на почтовых ящиках.

Жить вместе. К черту брак. Брак не в моде.

Барбаре не терпелось сказать о своем решении Нату.

Встреча была ознаменована шампанским, икрой и ландышами.

– Вот уж не думал, что буду скучать о ком-то, как сейчас о тебе, – сказал Нат.

– Ты хочешь сказать, что меня не заменили даже оптовики и «Фонтенбло»?

– И даже собачьи бега, – ответил Нат. – А я выиграл. – Он вынул из портфеля целую кипу банкнот, которые дождем посыпались с кровати на пол. Десятки, двадцатки, изредка полусотенные. – Одиннадцать тысяч долларов, – сказал он.

– Я столько для тебя стою?

– Больше. Иди сюда, я покажу тебе.

Она повиновалась, и он сдержал слово. Они занялись любовью прямо среди денег, сминая их своими телами. В этом было что-то упадочническое и продажное.

– Точь-в-точь Берлин тридцатых годов, – заметила Барбара. Она только что посмотрела «Кабаре».

– Если бы это был Берлин тридцатых годов, я бы уже направлялся в Бухенвальд.

– О Господи! Я бы этого не вынесла. – Барбара попыталась поглотить его своим телом и защитить от нацистов, которые существовали только в их воображении. – Я бы им тебя не отдала.

Первую ночь по возвращении в Нью-Йорк Нат провел у Барбары. Она истолковала это как свою победу над его женой. Как доказательство того, что Нат любит ее. Но она понимала, что это доказывает и ее неуверенность: ей все еще требовались знаки внимания и подтверждение привязанности, хотя она получила уже предложение выйти замуж. Интересно, думала Барбара, сколько вам должно быть лет, чтобы чувствовать полную уверенность в себе?

– Что ты сказал жене? – Барбару интересовали подробности.

– Да ничего. Она не знает, что я вернулся.

– А-а.

Барбару восхищало хладнокровие Ната. Когда она обманывала Дика, то вечно придумывала всякие небылицы в оправдание своего опоздания. В половине случаев Дик и не замечал ее отсутствия, и она громоздила свои басни без надобности. Умолчание намного лучше лжи, поняла она теперь. Оно упрощает жизнь. Надо поменьше говорить, и если тебе хоть чуточку повезет, то все будет спущено на тормозах.

– А тебя не гложет чувство вины перед Эвелин?

– А тебя – когда ты обманывала Дика?

Сейчас уже не вспомнить. Это было так давно, да и она была другая.

– Иногда я чувствовала себя виноватой. А иногда гордилась собой. Даже торжествовала. Вроде того пирога: сам испек и сам ем.

– То же самое и я. Мужчины и женщины мало отличаются, – сказал Нат. – Анатомия разная, а чувства одни и те же.

Барбара была с ним согласна, в особенности с утверждением, что различия между мужчинами и женщинами чисто физические.

– Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила она.

– Нет. За что?

– За то, что ты даешь мне чувство равенства.

На следующее утро они пили в постели кофе и апельсиновый сок. Позже отправились завтракать в ресторан. Они заказали яичницу с беконом и тосты, и оба думали о предложении Ната. По разной причине ни один из них не хотел первым затевать разговор.

Не выдержала Барбара:

– Я думала о том, что ты сказал мне в аэропорту.

Нат издал нечленораздельный звук.

– Это нечестно. Ты заставляешь меня все делать самой.

– Я люблю тебя и хочу на тебе жениться, – сказал он, отпив кофе. – Так тебе легче? – Нат улыбнулся, и морщинки вокруг глаз на его загорелом лице стали глубже и еще симпатичней, чем всегда. Барбара растаяла, и он взял ее руку в свою. – Ты выйдешь за меня?

Барбара едва не ответила «да». В глубине души она чувствовала– «да», но «да» означало бы лишь новые проблемы.

– Я буду с тобой жить, – сказала она. – Я все просчитала.

Она начала речь, которую долго репетировала, и, ей показалось, произнесла ее удачно. Она объяснила ему все преимущества совместной жизни по сравнению с супружеством.

– Мы будем жить вместе, – сказала она в заключением. – Так мы сможем наслаждаться друг другом, и не будет этой склоки с разводом.

Она ждала, что Нат согласится. Все, что она ему выложила, было так разумно и логично. И говорила она так убедительно.

– Чепуха. Я уже слишком стар для бродяжничества. Это для зеленых юнцов. Это для моей дочери, но не для меня. Я взрослый человек и хочу взрослых отношений. То есть женитьбы. Со всей ответственностью, всеми обязательствами. И с этой склокой, как ты выражаешься.

– Я и так беру на себя обязательство, – сказала Барбара. – Я просто не вижу смысла в женитьбе. Да и кто сейчас женится?

– Зато я вижу смысл в женитьбе, – ответил Нат. – Пусть я старомоден, но меня не привлекает вариант вроде того, когда через месяц люди разбегаются, – «вот и хорошо, попробовали, посмотрели, а теперь до свидания». Мне нужно все. Или ничего. Я слишком стар, чтобы играть в семью.

– Я ничего не говорила об игре в семью. – Его ультимативный тон напугал Барбару. – Я готова взять на себя любые обязательства.

– Тогда выходи за меня.