Текст книги "Тринадцать шагов вниз"

Микс достал из ящика альбом с фотографиями Нериссы и снова вернулся в постель. В такое ясное утро неплохо бы еще раз сфотографировать ее дом и, возможно, тренажерный зал. Кроме того, есть шанс увидеть ее снова. Переворачивая страницы коллекции снимков и вырезок, он размечтался о том, как встретится с этой девушкой, встретится на самом деле и напомнит об их прежних встречах. Подошла бы вечеринка, куда пригласят ее и пропустят его. Может, удастся убедить Колетт Гилберт-Бамберс устроить вечеринку? А главное, уговорить пригласить и его? Муж, которого он никогда не видел, в расчет не принимается. Микс не видел даже его фотографии. Вдруг он терпеть не может вечеринки или же любит только формальные, где присутствуют бизнесмены, пьют сухое вино и газированную воду и обсуждают только рынок и биржу? Но даже если вечеринка состоится, сможет ли Микс набраться смелости и попросить Нериссу уехать с ним? Придется отвезти ее в шикарный ресторан, он уже начал копить на это деньги, и, когда они встретятся, скажем, в третий раз, их окружат телевизионщики, чтобы взять интервью или получить приглашение на премьеру.

Итак, нужно действовать. Он позвонит в тренажерный зал и спросит, нельзя ли туда записаться. А может, узнать, кто ее гуру. Ясновидящий или как его там? Это проще, чем вечеринка. Он знал, что гуру у Нериссы есть, об этом писали в газетах. Но к гуру приглашение не требуется. Платишь деньги и приходишь. Надо выяснить, когда у нее занятия, и назначить свое время раньше или позже. Невинная уловка. Тем более что Микс не возражал против встречи с каким-нибудь ясновидцем или медиумом, его всегда интересовало то, что связано с привидениями. А ясновидец мог дать ему совет.

Микс допил чай, закрыл альбом и заставил себя подойти к большому зеркалу в раме из нержавеющей стали. Закрыл и снова открыл глаза. За спиной никого и ничего не было. Бред какой-то, а что там должно быть? Глядя на свое обнаженное тело, Микс пришел к выводу, что физические нагрузки ему не помешают. Из-за работы, да и просто из тщеславия, Миксу нужно держать себя в форме. У него должны быть широкие плечи и грудь, ни капли жира на бедрах, упругие ягодицы. Как раньше. Чипсы и шоколадки надо забыть. С лицом все в порядке. Красивый, по словам Колетт и многих других, черты обычные, а глаза чистого голубого цвета. Он знал, что многим нравятся его каштановые волосы со светлыми прядями, но кожа была слишком бледной. Словно у арестанта. Тренажерка – вот решение. Он не видел свою спину, но знал, что шрамы исчезли. А жаль. Он до сих пор фантазировал – еще с тех времен, когда спина кровоточила, – как показывает, что наделал Джейви, полиции, социальным работникам, и отчима в наручниках уводят в тюрьму.

Целых пять лет Микс был маминым любимцем. Он был единственным ребенком, отец ушел от них, когда Миксу было полгода. Матери исполнилось всего восемнадцать лет, и она обожала сына. Но, как оказалось, не слишком. Когда Миксу сравнялось пять, она встретила Джеймса Виктора Карлтропа, забеременела и вышла замуж. Джейви, как все называли его, был высоким и красивым. Поначалу он почти не замечал Микса, разве что шлепал иногда, но мальчик чувствовал, что мама любит его по-прежнему. А потом родилась девочка с темными глазками и темными волосиками. Ее назвали Шеннон. Микс не помнил своих чувств к этому ребенку или того, что мать уделяла дочери больше внимания, чем ему, но психиатр, к которому его повели, когда Микс подрос, объяснил ему, в чем проблема. Мальчику казалось, что мать забирает любовь у него и отдает ее Шеннон. Именно поэтому он попытался убить младенца.

Микс ничего об этом не помнил. Не помнил, как взял бутылку с кетчупом и ударил ребенка. Он даже не помнил, что вообще ударил. Он промахнулся. Он не помнил, как в комнату вошел Джейви, но помнил, как Джейви бил его. А мать стояла, смотрела и не останавливала его. Джейви вытащил из джинсов кожаный ремень, задрал футболку Миксу на голову и бил до тех пор, пока не выступила кровь.

Этого больше не повторялось. Несмотря на то что Джейви иногда награждал его подзатыльником, он никогда не заходил за черту. Помимо бесед с психиатром, Микс знал о попытке убить Шеннон лишь потому, что Джейви часто напоминал об этом. Мальчик ладил с младшей сестрой и братиком Терри, родившимся на год позже, но если только Джейви видел, что Микс спорит с Шеннон или хочет забрать у нее игрушку, он снова повторял рассказ о том, как Микс пытался убить сестру.

– Ты была бы сейчас мертва, – говорил он дочери, – но я остановил этого маленького убийцу. Смотри, осторожнее, – говорил он младшему сыну, – иначе он убьет тебя.

Иногда Микс задумывался о том, что убийство отчима из мести вполне могло сделать его знаменитым. Но Джейви ушел от них, когда ему было четырнадцать. Мать Микса рыдала и сморкалась до тех пор, пока Микс не почувствовал, что сыт этим по горло, и не ударил ее по лицу.

– Ты не от этого должна плакать! – в ярости закричал он. – Ты стояла и смотрела, как он бьет меня!

Его отправили в психиатрическую лечебницу за избиение матери. По словам социального работника, у него обнаружилась склонность к насилию.

Мать еще жива, ей нет даже пятидесяти, но Микс больше никогда ее не увидит.

Была суббота, так что найти место для парковки на Вестбурн-парк-роуд, хоть и с грехом пополам, но все же удалось. По стечению обстоятельств он припарковался в том же месте, где в прошлый раз парковалась Нерисса. Микс был опьянен этим событием, будто прикоснулся к тому, чего касалась она, или смотрел на тот же знак, который несколько часов назад видела она. Он подошел к двери и позвонил в нижний из множества звонков. Дверь зажужжала, открываясь, и Микс вошел в неуютный коридор с высокими и узкими ступеньками и современным лифтом из стали и стекла, похожим на его зеркало. Он приехал на второй этаж и вздохнул с облегчением, все было безупречным, новым и блестящим. Он вошел в дверь, на которой было написано «Рефлексология и массаж». Тренажерный зал был полон молодых людей, перемещающихся от беговых дорожек к велосипедам и прочим тренажерам. Через большое цветное стекло он видел девушек в бикини и мужчину с таким телом, какое хотелось бы ему самому, и все сидели в большом джакузи. Стройная черноволосая девушка в трико и распахнутой белой блузке спросила, чего он хочет. Микс не знал. Он спросил, не нужен ли им мастер для обслуживания тренажеров и что его компания может взять на себя это.

– Надо же, какое совпадение, – сказала девушка. – Человек, который работал у нас, ушел вчера.

– Думаю, мы уладим этот вопрос, – ответил Микс. Он спросил об оплате. Ответ удовлетворил его. И он сразу задумался, не взяться ли за эту работу в частном порядке. Это против правил компании, но как они узнают?

– Мне придется спросить мадам Шошану, – замялась девушка, явно нервничая. – Вы не позвоните мне чуть позже?

– Конечно, нет проблем. Как вас зовут?

– Данила.

– Интересное имя.

На вид ей было около шестнадцати.

– Я из Боснии, но живу здесь с детства.

– А, из Боснии. – Ему сразу вспомнилось, что недавно там шла война.

– Честно говоря, я боялась, что вы пришли записаться, – сказала Данила. – У нас список уже, наверное, длиной с вашу руку. Большинство клиентов приходят не больше четырех раз, но ведь они покупают абонемент. Значит, они члены клуба.

Микс интересовался только одним членом клуба. Одной.

– Я позвоню, – сказал он.

Может, Нерисса сейчас здесь? Он оглядел зал. По небольшому телевизору над каждым тренажером показывали либо телевикторины, либо старые серии Тома и Джерри. Большинство смотрели мультики, шагая или крутя педали. Можно было не приглядываться – если бы Нерисса была тут, она произвела бы сенсацию своими длинными ногами, грацией газели, волосами цвета воронова крыла.

Размышляя, не сходить ли в кино или выпить с Эдом на Кенсингтон-парк-отель, Микс вспомнил о силуэте, который видел на лестнице. Вдруг это была не галлюцинация, а настоящий призрак? Может, Реджи? Вернее, его призрак. Его дух рыскает по местам, где когда-то жил. Микс знал, что Реджи не был похож на Ричарда Аттенборо или на него самого. Он был выше, и стройнее, и старше. В книгах много фотографий. Микс испугался, когда попытался представить Реджи на лестнице. Впрочем, он не смог этого сделать. Он лишь предполагал, что там был мужчина, не слишком молодой и, возможно, в очках. А Реджи не носил очки.

Возможно, Реджи приходил в Сент-Блейз-хаус, когда был жив. Почему нет? Мисс Чосер сбежала от него, но он вполне мог прийти за ней сам. Микс, знавший каждый шаг Реджи с тех пор, как тот переехал в Ноттинг-Хилл, представлял, как она идет на Риллингтон-плейс, возможно, на аборт, но пугается и сбегает. Счастливая случайность. Пытался ли Реджи убить ее в собственном доме? Нет, потому что пришлось бы избавиться от тела. Он пришел, чтобы уговорить ее вернуться…

Призрак ли это? Если да, тот ли это убийца? Почему он вернулся? И почему не на Риллингтон-плейс, где он прятал столько мертвых женщин? Впрочем, это очевидно. Он не узнал переделанный дом и все то, что понастроили в округе. Все эти новые дома, деревья – все такое веселенькое – не позволяли ему вернуться. Он мог прийти на Оксфорд-гарденс, где жила его первая жертва, Рут Фуэрст. Ее кости нашли под забором в саду у Реджи. Или ко второй, Мюриэль Эди, которая жила в Путни. Но Сент-Блейз-хаус ближе и, главное, ничуть не изменился. Реджи бы понравилось, дом такой же, как и пятьдесят лет назад. Там ему было бы комфортно, кроме того, у него имелось незаконченное дело.

Она состарилась, а он – нет. Он такой же, каким его повесили, и всегда будет таким. Очень вероятно, что он пришел забрать старую мисс Чосер с собой. Не думай об этом, перестань, уговаривал себя Микс, поднимаясь по пятидесяти двум ступенькам. Иначе можно напугаться до смерти.

Глава 5

Нерисса Нэш готовилась ехать к родителям на ужин. Если дома была только мать, а отец работал, она надевала джинсы, старый свитер и ботинки. Но папа обожал, когда она красиво одевалась, – он так гордился ею.

Она и не подозревала, что родители не понимают ее образа жизни. Сама Нерисса считала, что если не каждый может так жить, то, по крайней мере, каждый хочет. Этой жизнью она была обязана уходу за телом, лицом, волосами – копна на голове, но ни волосинки в других местах, – одежде, косметике, гомеопатии, массажу, тренировкам, минеральной воде, салатам, витаминам, альтернативной медицине, астрологии, удачливости, матери и отцу, братьям и сестрам. Мисс Нэш немного разбиралась в музыке, а о живописи, книгах, опере, балете, науке и политике не знала ничего и совершенно не интересовалась. Участвуя в показах моды, она посещала столицы величайших держав мира, но видела только студии и раздевалки, дизайнеров, клубы, тренажерные залы, массажные кабинеты и свое лицо в зеркалах визажистов. Но она была счастлива.

От родителей она унаследовала веселый нрав, умение радоваться мелочам и душевную доброту. Все знали, что Нерисса сделает все, чтобы помочь другу. Она получала удовольствие от всего, чем занималась. Особенно любила сидеть за своим большим столом в белом брючном костюме от «Версаче», откинув волосы назад, и приводить в порядок лицо. На CD-плеере Джонни Кэш пел ее любимую песню. Нерисса любила ее потому, что та очень нравилась отцу – песня о королеве подростков, самой красивой девочке, полюбившей мальчика, который работал в конфетном магазине. Нерисса видела себя в этой красотке.

Папа очень любил, когда волосы дочери были распущены, так что она не стала делать прическу. Если будет холодно, набросит новую меховую шубку, в которой она похожа на арктическую лису. Но мех был искусственным – она слишком любила животных. Сама мысль об убийстве зверьков заставляла ее содрогаться. Хотя лучше надеть что-нибудь шелковое, легкое. Она сбросила шубку на пол, случайно смахнув со столика серьги. Что бы привезти родителям? Надо было что-нибудь купить, но она работала целый день и не успела заехать в магазин. Ну, не страшно. Достав из бара две бутылки шампанского, девушка уронила соломинки для коктейлей, и те рассыпались. Родни подарил ей большую коробку шоколада – Родни, конечно, очень милый, но неужели этот сумасшедший думает, что она ест столько конфет?

Оставив мусор на полу, Нерисса вышла из дома, оставляя за собой полный хаос – повсюду раскиданы журналы, салфетки, светильники опрокинуты, под столом и на столе – осколки разбитых бокалов вперемешку с украшениями блестят на ковре и подоконнике. Даже цветы выпали из вазы. Линетт, уборщица, не возражала, ей слишком хорошо платили. Она обходила дом, все подбирала, восхищалась то кольцом, то бутылкой вина, и если Нерисса была дома, то все это отдавала ей.

Шел дождь, летний ливень. Нерисса накинула белый блестящий плащ на шелковую блузку и вместе с шампанским и шоколадом нырнула в машину. Мокрый зонтик – белый с изображением побережья Ниццы – бросила на заднее сиденье. Она притормозила в Холланд-Парк, где стоянка запрещена, чтобы купить маме цветы – орхидеи, лилии, розы и забавные зеленые, названия которых продавец не знал. Ей повезло, как всегда. Все дорожные инспекторы, видимо, смотрят сериал по телевизору. Она как обычно опаздывала, но папа не возражал. Он любил ужинать около девяти, а не в восемь.

Родители жили в Актоне, на улице с двухквартирными домами. Над гаражом у них была дополнительная спальня. Нерисса и ее братья выросли там, ходили в местную школу, посещали местный кинотеатр и делали покупки в местных магазинах. Оба брата были старше Нериссы и уже давно женились. Когда она начала зарабатывать много денег, то хотела купить родителям дом рядом со своим. Возможно, даже коттедж на модной Потери-лейн. Но они отказались, потому что любили Актон. Любили соседей и свой большой сад. Все их друзья жили поблизости, так что родители переезжать не хотели. Кроме того, отец соорудил в саду три пруда, один спереди и два по бокам, и запустил туда золотых рыбок. Разве на Потери-лейн он смог бы обзавестись прудом, не говоря уже о трех? А сегодня рыбки оживились, они любят дождь.

Дверь открыл отец. Нерисса обняла сначала его, потом маму и вручила подарки. Они приняли их, как всегда, восторженно. Девушка не пила алкогольные напитки, только минералку, но сейчас с удовольствием приняла большую чашку йоркширского чая. Мама приглашала к ужину всегда одинаково, по-французски с ужасным акцентом. Нерисса удивилась бы, если бы мама вдруг сказала что-то другое.

– Mademoiselle est servie[1]1
  Кушать подано (фр.).


[Закрыть].

Нерисса ела такое только у родителей. Остальное время она питалась грейпфрутами и рисовыми крекерами дома, а в ресторане – салатом. Иногда ей казалось чудом, что желудок переваривает жирный суп, масло, мясо, картошку, пудинг и не болит при этом. Но мать думала, что она всегда питается именно так.

– Моя дочь может есть сколько угодно, – говорила она друзьям, – и совсем не прибавлять в весе.

Когда настал черед яблочной шарлотки, Нерисса стала расспрашивать мать о соседях – близких друзьях, почти родственниках.

– У них все хорошо, – отозвалась мать. – Правда, я не видела их в последние дни. Знаю только, что Шейла нашла новую работу. А, да, Билла выписали из больницы.

– Отлично. – И Нерисса осторожно поинтересовалась: – А их сын? Все еще живет с ними?

– Дарел? – переспросил отец. – Такой воспитанный мальчик. Пока да, но Шейла говорила, что он собрался покупать квартиру в Докленде. Говорит, что время пришло.

Нерисса не знала, хорошо это или не слишком. Ужиная с родителями, она всегда надеялась, что Дарел Джонс постучится в дверь попросить пару пакетиков чая или вернуть одолженную книгу. Но он ни разу не пришел, хотя, по словам ее матери, Джонсы частенько захаживали в гости. Может, смотрит телевизор вместе с родителями или гуляет с девушкой. Последнее казалось более вероятным для молодого красивого человека двадцати восьми лет. Нерисса вздохнула и улыбнулась, чтобы родители ничего не заметили.

Чувство вины редко посещало Гвендолин. По ее мнению, она всегда вела безупречную жизнь и была абсолютно честна. А обследовать комнату квартиранта – законное право владельца дома, тем более что ей понравилось. Единственная неприятность – приходилось отдыхать между пролетами.

Как много он пьет! С тех пор как она была тут в последний раз, в мусорном контейнере появились пустая бутылка из-под джина, одна из-под водки и четыре винные бутылки. Понятно было, что он почти не ест дома – холодильник практически пуст и воняет антисептиком. На журнальном столике лежала большая книга в кожаном переплете. Гвендолин не могла пройти мимо книги и не открыть ее. Там оказались только фотографии чернокожей девушки в очень короткой юбке или купальниках. Возможно, это и есть порнография – Гвендолин в этом не разбиралась.

Под книгой оказалась вчерашняя «Дейли Телеграф». Гвендолин нравилась эта газета, но стоила баснословных денег. Ее удивило, что Селлини покупает ее. В его духе скорее желтая пресса. Наверняка Эд увидел там рекламу тренажеров, в которой упоминалась «Фиторама», и отдал ее жильцу.

И она, точно так же как не могла пройти мимо

книги, не устояла перед печатным словом. Некоторыми, во всяком случае. Пропустив статью о тренажерах, Гвендолин прочитала первую страницу, потом следующую, сожалея, что не взяла лупу. Дойдя до поздравлений и некрологов, она отложила газету, подошла к двери и прислушалась. Микс редко возвращался домой в середине дня, но лучше соблюдать осторожность. Но до чего же он аккуратный! Ее позабавила мысль о том, что именно его, суетливого чистоплюя, назвали бы старой девой, а она, образованная городская дама, скорее ведет мужской образ жизни.

Гвендолин не слишком интересовали свадьбы и дни рождения, но она пробежала глазами – сильно щурясь при этом – колонку некрологов. Люди слабеют с каждым годом, каждый день умирает масса людей моложе ее. Андерсон, Арбертон, Бересфорт, Браун, Карстер – у нее была знакомая миссис Карстер, но это другая – ту звали Диана, а не Мэделин. Дэвис, Эдвардс, Иган, Фитч, Грехем, Куреиши. Три Нолана – странно, не такая уж распространенная фамилия. Палмер, Притчард, Роулингс, Ривз. Ривз!

Какое невероятное совпадение. Она взяла в руки «Телеграф» впервые за многие месяцы, а тут известие о смерти его жены.

15 июня у себя дома скончалась Эйлин Маргарет, 78 лет, любимая жена доктора Стивена Ривза из Вудстока, Оксон. Похороны состоятся 21 июня в церкви Св. Беды, Вудсток. Не приносить цветов. Пожертвования в фонд исследований рака.

Мелкий шрифт давался тяжело, но сомнений не было. Интересно, Микс заметит, если она вырежет эту заметку? Возможно. Но как он догадается, что это сделала она? Надо найти ножницы. Ее собственные лежали в ванной – она почти ими не пользовалась – или где-то на книжной полке, но такой чистоплюй наверняка держит их в аккуратном ящичке вместе с открывалкой и картофелечисткой.

Гвендолин покопалась у Микса на кухне, особенно тщательно обследуя микроволновку, чьи функции были для нее загадкой. Интересно, это что-то для жарки или для музыки? Или, может, маленькая стиральная машинка? Она нашла ножницы именно там, где надеялась, и вырезала заметку о смерти жены доктора. Изучит ее у себя с помощью лупы.

Гвендолин успела вовремя. Как только она спустилась вниз, в дверь вошел Селлини.

– Добрый вечер, мистер Селлини.

– Здрасьте, – буркнул Микс, думая о том, как она забеременела и обратилась к Реджи за помощью. – Как дела? Все в порядке?

Он позвонил в оздоровительный центр, и Данила сказала, что мадам Шошана согласилась принять его на работу. Пусть он принесет один из своих контрактов. Микс состряпал контракт, надписав его: «Микс – служба поддержки» – чем страшно гордился, – и сделал две копии.

Страх не утихал, а только усиливался в течение дня. Он никогда не видел силуэтов на лестнице, хотя иногда слышался странный шум – шаги в длинном коридоре, шелестящие звуки, словно кто-то вынимает из портфеля бумаги или засовывает их туда, звуки музыки, которые, впрочем, могли доноситься из проезжающих машин. К вечеру ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы приехать домой. Да еще эти ненавистные ступени.

Добравшись до Сент-Блейз-хаус, он заставил себя сунуть в замок ключ и войти в коридор, тускло освещенный люстрой. Стараясь забыть о призраках, Микс принялся считать ступеньки и думать о Нериссе и о том, как приведет себя в форму, чтобы ей понравиться, – кстати, не купить ли велотренажер? «Фитерама» точно сделает скидку. Он всегда рассказывал клиентам, как можно привести себя в отличную форму с помощью тренажеров. Теперь надо применить это к себе. И радоваться этим ступеням. Подниматься по лестнице – прекрасное упражнение.

Терапия помогала, пока он не дошел до плиточного пролета. В окно Изабеллы просачивался слабый свет, и на Микса легли цветные пятна, когда он шел мимо. Два длинных темных коридора, тихие и пустые, все двери закрыты. Он включил свет, со страхом оглядывая левый коридор. Из двери, которая открылась и закрылась сама по себе, появился кот и с независимым видом прошествовал мимо. Его зеленые глаза вспыхнули, он зашипел на Микса и начал спускаться по лестнице.

Кто или что открыло дверь? Микс шагнул к себе, нашарил выключатель и нажал на него. Зажегся яркий свет, и он вздохнул с облегчением. Он слышал о кошках, умеющих открывать двери, но в доме все ручки круглые. Хотя у той комнаты, может, и простая ручка. Но Микс и помыслить не мог о том, чтобы выйти и проверить. Наверняка там обычная ручка, и Отто, умный, как дьявол, научился вставать на задние лапы и открывать ее. Но кто тогда закрыл? Дверь захлопывается сама, напомнил себе Микс. Это часто бывает.

Комедия по телевизору, не слишком старый голливудский мюзикл, чашка горячего шоколада с каплей виски и тремя печеньями окончательно успокоили его. Когда он начнет соблюдать режим, ему придется перестать пить и есть такое. В квартире было тепло, но не слишком жарко. 27 градусов. Такую температуру он любил. Тепло, сладкая еда и толстый мягкий матрас, возможность лениться и ничего не делать – почему все эти вещи вредны?

Кот и его глаза во время мюзикла были забыты, тишину нарушал только шум машин, доносящийся с Вествей. Миксу полегчало. Он поздравил себя с – как же это называется? – со стойкостью. Но, выключив ночник, снова вспомнил кота и дверь, и, хотя ничего не было видно, Микс крепко зажмурился в темноте.