Текст книги "Живая плоть"

Рут Ренделл
Живая плоть

Ruth Rendell

Live Flesh

Copyright © 1986 by Kingsmarkham Enterprises Ltd.

This edition published by arrangement with United Agents LLP and The Van Lear Agency LLC

© Д. Вознякевич, перевод на русский язык, 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Пистолет был не настоящим, просто хорошая подделка. Спенсер сказал Флитвуду, что уверен в этом на девяносто девять процентов. Флитвуд понимал, что на самом деле его уверенность достигает примерно сорока девяти, но в любом случае не придавал особого значения словам начальника. Он и сам не думал, что это был настоящий пистолет. Насильникам не нужно настоящее оружие. Для запугивания муляж годится ничуть не хуже.

Разбитое девушкой окно представляло собой пустое прямоугольное отверстие. С тех пор как Флитвуд приехал сюда, этот человек появился в нем всего один раз. Вышел на зов, но ничего не сказал, стоял там около тридцати секунд, держа пистолет обеими руками. Молодой, примерно одних лет с Флитвудом, с темными волосами до плеч по тогдашней моде. В темных очках. Постояв с полминуты, резко повернулся и скрылся в полутьме комнаты. Девушку Флитвуд не видел и не слышал, словно ее там и не было.

Он сидел на стене садовой ограды на противоположной стороне улицы, наблюдая за окном. Его машина и полицейский фургон стояли у тротуарного бордюра. Двум полицейским в форме удалось оттеснить собравшуюся толпу и удерживать за импровизированным барьером. Рассеять ее, хоть и начинался дождь, было бы невозможно. По всей улице парадные двери были распахнуты, на ступенях стояли женщины, ожидая дальнейшего развития событий. Немного раньше одна из них, услышавшая звон разбитого стекла и женский крик, подошла к телефону и набрала три девятки[1]1
  999 – телефонный номер для вызова полиции, «Скорой помощи» или пожарной команды.


[Закрыть].

Не то Кенсел-Райз, не то Уэст-Килберн, не то Броденсбери – какой-то непонятный район, затерявшийся между границ. Флитвуд никогда здесь не бывал, только проезжал на машине. Улица с названием Солент-гарденз была длинной, прямой, ровной, с рядами двухэтажных домов по обе стороны: одни были выстроены в Викторианскую эпоху, другие гораздо позднее, в двадцатые и тридцатые годы. Дом, в котором было разбито окно, номер шестьдесят два по Солент-гарденз, был одним из новых – краснокирпичным, с каменной крошкой в штукатурке, с желобчатой черепицей на крыше, черно-белыми цифрами номера и голубой парадной дверью. При каждом доме были палисадники и небольшие газоны, живые изгороди из японской жимолости или бирючины, огороженные небольшими каменными или кирпичными стенами. Сидя на одной из них под дождем, Флитвуд начал раздумывать, что ему делать дальше.

О пистолете не упоминала ни одна из жертв насильника, так что, видимо, он приобрел муляж недавно. Две из потерпевших – всего их было пятеро, или, по крайней мере, пятеро обратились в полицию – смогли описать преступника: высокий, стройный, двадцать семь – двадцать восемь лет, смуглый, длинные темные волосы, темные глаза и очень черные брови. Иностранец? Азиат? Грек? Не исключено, но, может быть, просто англичанин, имевший смуглых предков. Одна из девушек сильно пострадала, потому что дралась с ним, но оружия при этом насильник не использовал, действуя только руками.

Флитвуд слез со стены и пошел к парадной двери дома напротив, чтобы еще раз поговорить с миссис Стед, которая вызвала полицию. Она уже сказала ему, что девушку зовут Розмари Стэнли, что живет она вместе с родителями, но те сейчас в отъезде. Было без пяти восемь утра, полтора часа назад Розмари разбила окно и закричала.

Флитвуд спросил, видела ли миссис Стед девушку.

– Он оттащил ее раньше, чем я успела хоть что-нибудь заметить.

– Мы не можем этого знать, – сказал Флитвуд. – Думаю, она ходит на работу? Разумеется, когда все нормально?

– Да, но никогда не выходит из дома раньше девяти. Чаще всего в десять минут десятого. Могу сказать вам, что произошло, – я обо всем догадалась. Он позвонил в дверь, она вышла на звонок в ночной рубашке, он сообщил, что пришел снять показания электросчетчика – сейчас снимают показания за этот квартал, должно быть, он об этом знал. Розмари повела его наверх, и тут-то он и попытался на нее наброситься. Она тут же разбила окно и отчаянно позвала на помощь. Вот так, должно быть, все и было.

Флитвуд в этом сомневался. Прежде всего, электросчетчик не будет висеть наверху. Все дома в этой части улицы одинаковы, и у миссис Стед счетчик был расположен рядом с парадной дверью. Одна в доме темным зимним утром, Розмари Стэнли вряд ли открыла бы дверь незнакомцу. Она бы выглянула из окна узнать, кто там. Женщины в этом районе были так напуганы рассказами о насильнике, что ни одна с наступлением темноты носа из дома бы не высунула, не стала бы спать одна в доме, если бы это зависело от нее, и тем более не открыла бы входную дверь, не накинув на нее цепочку. Местный торговец скобяными изделиями уже сообщил Флитвуду, что спрос на дверные цепочки в последние недели взлетел. Полицейский думал, что, скорее всего, этот человек с пистолетом вломился в дом и вошел в спальню Розмари Стэнли.

– Выпьете кофе, инспектор? – спросила миссис Стед.

– Сержант, – поправил ее Флитвуд. – Нет, спасибо. Может быть, позже. Хотя я надеюсь, что никакого «позже» не будет.

Он перешел улицу. Толпа за барьером терпеливо ждала под мелким дождем, подняв воротники пальто и спрятав руки в карманы. В конце улицы, там, где она отходила от автострады, один из полицейских спорил с водителем грузовика, хотевшим подогнать к дому свою машину. Спенсер предсказывал, что человек с пистолетом выйдет и сдастся, увидев Флитвуда и остальных: насильники известные трусы, это все знают, да и какой смысл ему тянуть время? Однако сдаваться преступник не спешил. Флитвуд подумал, что, возможно, насильник еще надеется убежать. Если это тот насильник. Уверенности в этом у них не было, а Флитвуд был приверженцем точности и справедливости. Через несколько минут после звонка миссис Стед в участок пришла девушка по имени Хизер Коул в сопровождении мужчины по имени Джон Парр и сообщила, что полчаса назад подверглась нападению в Куинз-парке. Она прогуливала собаку, какой-то мужчина схватил ее сзади, но она закричала. В этот момент возник мистер Парр, и тот человек убежал. Преступник направился в эту сторону, подумал Флитвуд, юркнул в шестьдесят второй дом, спасаясь от преследования, и вовсе не собирался насиловать Розмари Стэнли, так как только что потерпел неудачу с Хизер Коул. Во всяком случае, сержант считал именно так.

Флитвуд подошел к дому Стэнли, открыл маленькую разукрашенную кованую калитку, пересек квадрат мокрой ярко-зеленой травы и обошел вокруг дома. Изнутри не доносилось ни звука. Открытая боковая стена была гладкой, без водосточных труб или выступов, лишь с тремя маленькими окнами. Однако сзади была пристроена кухня, крыша этой пристройки поднималась от земли самое большее на восемь футов. Взобраться на нее можно было по стене, вдоль которой росло вьющееся растение без шипов – очевидно, глициния, подумал полицейский, занимавшийся на досуге садоводством.

Над этой низкой крышей было открыто поднимающееся окно. Флитвуд оказался прав. Он заметил доступ в сад из переулка сзади по дорожке из серых плит, шедшей мимо бетонного гаража. «Если все остальное не даст результатов, – подумал он, – я или кто другой вполне сможем проникнуть внутрь тем же путем, что и человек с пистолетом».

Когда Флитвуд вышел снова к фасаду, его окликнул голос. В голосе звучал страх, но от этого он был не менее пугающим. Он был неожиданным, и Флитвуд даже вздрогнул. Понял, что нервничает, что боится, хотя раньше этого не сознавал. Заставил себя идти, не бежать, к передней дорожке. Человек с пистолетом стоял у разбитого окна, из которого уже выбил все стекла на клумбу внизу. В правой руке он держал пистолет, левой отводил назад штору.

– Вы здесь главный? – спросил он Флитвуда.

Будто бы Флитвуд руководил здесь каким-то спектаклем. Что ж, может и так, притом успешно, судя по вниманию зрителей, терпящих холод и дождь. При звуке этого голоса из толпы вырвался какой-то звук, не то общий вздох, не то ропот, напоминающий шум ветра в верхушках деревьев.

Флитвуд кивнул:

– Да.

– Значит, договариваться надо с вами?

– Никаких переговоров не будет.

Человек с пистолетом как будто это обдумал. Спросил:

– Какое у вас звание?

– Я детектив-сержант Флитвуд.

На худощавом лице этого человека явственно отразилось разочарование, хотя глаза его и были скрыты темными очками. Видимо, он полагал, что разговаривает по меньшей мере со старшим инспектором. Пожалуй, нужно сказать Спенсеру, что требуется его присутствие, пришло на ум полицейскому. Пистолет теперь был наведен на него. Флитвуд, разумеется, не собирался поднимать руки. Это Кенсел-Райз, не Лос-Анджелес. Хотя какая, в сущности, разница? Детектив посмотрел в черное дуло пистолета.

– Мне нужны гарантии, что я смогу выйти отсюда и получу полчаса на то, чтобы скрыться. Девушку возьму с собой и через полчаса отправлю ее сюда на такси. Идет?

– Шутите? – сказал Флитвуд.

– Для нее это будет совсем не шуткой. Пистолет видите, так ведь?

Флитвуд не ответил.

– Даю вам на размышление час. Потом стреляю.

– Это будет убийством. Неизбежный приговор за него – пожизненное заключение.

Голос, низкий, негромкий, однако невыразительный – создававший у Флитвуда впечатление, что обладатель почти не пользуется им, – стал холодным. Он говорил о страшных вещах с полным безразличием.

– Я ее не убью. Я выстрелю в нижнюю часть ее спины, в поясницу.

Флитвуд промолчал. Что тут можно было сказать? Эта угроза могла вызвать только моральное осуждение или потрясенный упрек. Он отвернулся, заметив уголком глаза приближение знакомой машины, но слитный вдох толпы заставил его снова обратить взгляд к окну. Девушка, Розмари Стэнли, стояла в пустом прямоугольнике окна с выбитыми стеклами, напоминая позой рабыню на невольничьем рынке. Руки связаны за спиной, голова свешена. Мужчина – видно было только его руку – ухватил ее за длинные волосы и оттянул голову назад. Это резкое движение заставило девушку вскрикнуть.

Флитвуд ожидал, что толпа обратится к ней или что заговорит она, однако не произошло ни того, ни другого. Розмари молча смотрела прямо перед собой, неподвижная от страха, как статуя. Пистолет, подумал детектив, видимо, упирается ей в спину, в поясницу. Наверняка она слышала, что пообещал сделать этот человек. Негодование толпы было таким сильным, что Флитвуду казалось, будто он ощущает его физически. Он знал, что ему следует приободрить девушку, но не мог придумать ничего нелицемерного, нефальшивого. Девушка была маленькой, худощавой, с длинными светлыми волосами, одетой не то в домашнее платье, не то в халат. Ее талию обвила рука, оттащила назад, и впервые окно задернули шторой. Собственно, то были две занавеси из толстой ткани, плотно прилегавшие друг к другу.

Спенсер по-прежнему сидел на пассажирском сиденье «Лендровера», читая какую-то бумагу. Он был из тех, кто, если не занят другими делами, вечно перечитывает какой-нибудь документ. Флитвуд подумал о том, как искусно он готовился к командирской должности: его густые волосы были тронуты едва заметной сединой, выбрит он был чище, чем обычно, кожа для середины зимы была на удивление загорелой, кремовая рубашка была поплиновой, шикарный плащ определенно «Барберри». Сержант сел на заднее сиденье машины, и Спенсер обратил на него голубые, как газовое пламя, глаза.

На взгляд Флитвуда, чтение, как всегда, информировало Спенсера обо всем не имеющем отношения к делу, не способствующем разрешению кризиса.

– Ей восемнадцать лет, школу окончила прошлым летом, работает в машинописном бюро. Родители сегодня утром уехали на юго-запад, соседи говорят, что такси отъехало около половины восьмого. У отца миссис Стэнли в Херефорде коронарный тромбоз. Мы сообщим им о случившемся, как только сможем с ними связаться. Ни к чему, чтобы они видели это по телевизору.

Флитвуд тут же подумал о девушке, с которой на будущей неделе должен был вступить в брак. Узнает Диана о том, что он здесь, и будет беспокоиться? Но пока что, насколько он мог судить, сюда не явились ни телевизионщики, ни другие журналисты. Он передал Спенсеру требования преступника и его угрозу выстрелить в Розмари Стэнли.

– Можно быть уверенными на девяносто девять процентов, что это всего лишь муляж, – сказал Спенсер. – Как он проник туда? Мы это знаем?

– По растущему у задней стены дереву.

Флитвуд знал, что, если сказать «глициния», Спенсер не поймет, о чем речь.

Спенсер пробормотал что-то, и Флитвуд поневоле попросил его повторить.

– Я сказал, сержант, что нам нужно туда войти.

Тридцатисемилетний Спенсер был почти на десять лет старше сержанта. Полнел, как, возможно, подобало будущему командиру. Превосходивший Флитвуда возрастом, уступавший ему в физической форме, обгонявший его на две ступени по званию, он имел в виду, что войти туда должен Флитвуд, возможно, взяв с собой одного из молодых детективов-констеблей.

– Возможно, по дереву, о котором ты говорил, – добавил Спенсер.

Окно было открыто, ждало его. Внутри – человек с настоящим пистолетом или хорошей подделкой – как знать? – и перепуганная девушка. У него, Флитвуда, не было никакого оружия, кроме рук, ног и ума. Когда он заговорил со Спенсером о выдаче пистолета, суперинтендант посмотрел на него так, словно он попросил ядерную боеголовку.

Было уже без четверти десять, а человек с пистолетом предъявил ультиматум примерно в двадцать минут десятого.

– Будем разговаривать с ним, сэр?

Спенсер неприятно улыбнулся:

– Трусишь, сержант?

Флитвуд ничего не ответил. Спенсер вылез из машины и перешел улицу. Чуть поколебавшись, сержант последовал за ним. Дождь прекратился, сплошные серые тучи слегка разошлись, и небо пестрело серыми, белыми и голубыми пятнами. Казалось, стало холоднее. Толпа теперь растянулась до Чемберлен-роуд, автострады, идущей через Кенсел-Райз к Лэдброк-Гров. Флитвуд видел, что движение по Чемберлен-роуд остановлено.

В разбитом окне задернутые шторы трепетали от легкого ветерка. Спенсер сошел с относительно чистой бетонной дорожки на грязную траву без колебания, без взгляда на свои блестящие черные итальянские туфли. Остановился посреди газона, расставив ноги, сложив на груди руки, и обратился к окну голосом человека, поднявшегося в полиции по служебной лестнице, твердым холодным тоном, без местного акцента, без претензий на культурность, почти без интонаций, голосом сенситивно запрограммированного робота:

– Это детектив-суперинтендант Рональд Спенсер. Подойдите к окну. Я хочу поговорить с вами.

Казалось, шторы затрепетали сильнее, но возможно, это был лишь очередной порыв ветра.

– Слышите меня? Подойдите, пожалуйста, к окну.

Шторы продолжали трепетать, но не раздвигались. Флитвуд, находившийся рядом с детективом-констеблем Бриджесом, заметил, как через толпу проталкивается группа телевизионщиков – определенно репортеры, хотя их передвижной станции видно не было. Один из них принялся устанавливать треногу. И тут произошло нечто, заставившее всех подскочить. Розмари Стэнли пронзительно закричала.

Крик был жутким, пронзающим воздух. Толпа ответила на него звуком, напоминающим дальнее его эхо, полувздохом-полуропотом страдания. Спенсер, начавший, как и все они, стоять на своем, вдавливал каблуки в грязь, сутулил плечи, словно демонстрируя упорство, решимость не двигаться с места. Но уже ничего не говорил. Флитвуду пришло на ум, что все пришли к определенному выводу – действия его начальника привели к этому жуткому крику.

Если б человек с пистолетом сделал то, что ему предлагали, и подошел к окну, это отвлекло бы его внимание, Флитвуд и Бриджес могли бы подняться на крышу и влезть в открытое окно. Преступник наверняка это понимал. Однако Флитвуд чувствовал странное спокойствие. Выстрела не было. Розмари Стэнли кричала не потому, что была ранена. Спенсер, продемонстрировав свое хладнокровие и бесстрашие, отвернулся от дома и медленно пошел по мокрой траве, по дорожке, открыл калитку, вышел на тротуар и бросил на толпу пустой, бесстрастный взгляд. Сказал Флитвуду:

– Тебе нужно подумать о том, как проникнуть внутрь.

Флитвуд понимал, что его фотографируют, снимают сторону его головы, часть профиля. Собственно, им нужно было заснять лицо его начальника. Неожиданно шторы раздернулись, и в проеме окна возник преступник. Флитвуду это странным образом напомнило пантомиму, на которую в рождественский день они с Дианой водили ее племянницу: шторы раздвигаются, и между ними театрально появляется человек. Отрицательный герой. Князь Тьмы. Толпа вздохнула. Какая-то женщина истерически захихикала и потом внезапно умолкла, словно зажала себе рот.

– У вас есть двадцать минут, – бросил преступник.

– Джон, где ты взял этот пистолет? – спросил Спенсер.

«Джон? – подумал Флитвуд. – Почему Джон? Потому что Лесли Аллан, Шейла Мэннерс или одна из других девиц так сказала, или Спенсеру было приятно услышать, как тот скажет: «Меня зовут не Джон»?»

– Эти муляжи очень хороши, так ведь? – заговорил Спенсер по-дружески. – Требуется опыт, чтобы обнаружить разницу. Не скажу «профессиональное знание», но опыт – да.

Флитвуд теперь был частью толпы, окруженный ею, как и Бриджес. Они проталкивались через нее к Чемберлен-роуд. Как долго сможет Спенсер удерживать разговором этого человека? Недолго, если он только и будет так насмехаться над преступником и издеваться над его пистолетом. Услышал позади себя слова:

– У вас всего семнадцать минут.

– Хорошо, Тед, давай поговорим.

Это было уже лучше, хотя Флитвуд хотел бы, чтобы Спенсер перестал называть этого человека выдуманными именами. Теперь он находился за пределами слуха, вне толпы, на автостраде с намертво остановленным движением. Они с Бриджесом пошли по переулку, закрытому для машин железным столбом, превращавшемуся в дорожку позади домов. Дом Стэнли было легко найти по уродливому бетонному гаражу. К этому времени преступник вполне мог бы закрыть поднимающееся окно, но не сделал этого. Разумеется, будь окно закрыто, проникнуть в дом было бы невозможно, по крайней мере, не производя шума, значит, следовало бы думать Флитвуду, надо радоваться, что Джон, Тед или кто он там еще не подумал его закрыть. Однако сержанта поразила какая-то смутная, холодная тревога. Конечно же, раз окно не закрыто, это не случайность. Оно оставлено открытым с какой-то целью.

Теперь они снова были достаточно близко, чтобы слышать разговор Спенсера и человека с пистолетом. Детектив говорил что-то о том, чтобы тот выпустил из дома Розмари Стэнли до начала переговоров. Пусть девушка спустится по лестнице, выйдет из парадной двери, и тогда они смогут начать выработку условий и оговорок. Что ответил преступник, Флитвуд не слышал. Он поставил правую ногу на глицинию в том месте, где она сгибалась почти под прямым углом, левую ярдом выше в развилку, а затем подтянулся и влез на крышу кухни… Теперь оставалось только шагнуть через подоконник. Ему хотелось бы слышать голоса, но до него доносился только скрежет тормозов да бессмысленные гудки нетерпеливых водителей. Бриджес начал взбираться на крышу. Странные вещи замечаешь в критические моменты. Совершенно не имело значения, в какой цвет окрашен подоконник. Однако же Флитвуд обратил на это внимание. Ярко-синий, такой же, как у парадной двери дома, который они с Дианой покупают в Чигуэлле.

Сержант оказался в ванной. Стены были выложены зеленой плиткой, пол – светло-кремовой. Грязные следы, уже высохшие, пересекали ее, постепенно становясь слабее. Преступник оказался в доме этим же путем. Бриджес уже опирался с той стороны на подоконник. Флитвуду предстояло открыть дверь, хотя ему меньше всего этого хотелось. «Я не смелый, – подумал сержант, – у меня слишком яркое воображение, иногда (хотя сейчас было не время об этом думать) кажется, что жизнь кабинетного ученого подошла бы мне больше, чем полицейская работа».

Далекий шум на автостраде едва доносился. Где-то в доме скрипнула половица. Еще Флитвуд слышал или ощущал мерное биение, но понимал, что это работает его сердце. Он сглотнул и открыл дверь. Лестничная площадка снаружи оказалась совсем не такой, как он ожидал. Там лежал толстый светлый ковер, над краем площадки поднимались полированные деревянные перила, а на стене висели картинки в позолоченных и серебряных рамках, рисунки и гравюры птиц и животных и уменьшенная репродукция картины Дюрера «Руки молящегося». В этом доме люди были счастливы, их любовная забота распространялась и на уход за этим маленьким домом. Сержанта охватил гнев: происходившее теперь было оскорблением этому скромному довольству, почти святотатством.

Он стоял на лестничной площадке, держась за перила. Все три двери в спальни были закрыты. Посмотрел на картинку с изображением зайца, потом летучей мыши, чья мордочка отдаленно напоминала и человека, и свинью, и задумался, что может быть привлекательного в изнасиловании. Лично он не мог бы наслаждаться сексом, если женщине не хотелось этого так же, как и ему. Бедные те девушки, подумал он. Розмари и человек с пистолетом были за дверью слева от него – справа для наблюдателей, находящихся на улице. Преступник знал, что делает. Он не оставит переднюю часть дома без наблюдения, но при этом будет знать, что происходит у него за спиной.

Флитвуд сказал себе: «Если преступник выстрелит, то я либо умру, либо попаду в больницу и поправлюсь». Воображение его имело свои пределы. Впоследствии сержант не раз вспоминал эту наивную мысль. Встав у закрытой двери, он приложил к ней ладонь и произнес громко и твердо:

– Это детектив-сержант Флитвуд. Мы в доме. Откройте, пожалуйста, эту дверь.

Мгновенье назад здесь не было полной тишины. Флитвуд это понял, потому что теперь наступила полная тишина. Подождав, он заговорил снова:

– Вам лучше всего открыть ее. Будьте разумны и сдавайтесь. Откройте дверь и выходите или впустите меня.

Ему в голову не приходило, что дверь может быть не запертой. Сержант подергал ручку, и она подалась. Флитвуд почувствовал себя слегка глупо – что странным образом помогло. Он слегка толкнул дверь, и она распахнулась сама: такие двери всегда распахиваются до упора.

В этот момент комната больше всего походила на театральную сцену. Односпальная кровать с синими простынями и отброшенным назад такого же цвета одеялом, ночной столик с лампой, книга, ваза с павлиньим пером, стены, оклеенные обоями с зелеными и синими павлиньими перьями, задувающий в разбитое окно ветер высоко поднимал изумрудно-зеленые шелковые шторы. Человек с пистолетом стоял спиной к угловому шкафу, наведя ствол на полицейского. Девушку он выставил перед собой, обхватив ее за талию.

Преступник дошел до предела. Флитвуд видел это по перемене в его лице. В нем едва можно было узнать того человека, который дважды появлялся в окне. Черты его лица исказил ужас, он походил на загнанного в угол хищника, панически пытавшегося вырваться из силков. И это страстное желание перечеркнуло все остальное. Осталось лишь стремление бежать, убивая всех, кто встанет на пути. Однако он никого не убил, подумал Флитвуд, и пистолет у него не настоящий…

– Если вы положите свой пистолет, – заговорил сержант, – и выпустите мисс Стэнли, позволите проводить ее вниз… тогда обвинения против вас будут минимальны в сравнении с тем, какими они могут быть, если вы причините кому-нибудь вред или будете угрожать. – «А изнасилования? – подумал он. – Пока что нет доказательств, что это тот самый человек». – Бросать пистолет не нужно. Просто опустите руку, в которой его держите. Другую поднимите и выпустите мисс Стэнли.

Человек не шевельнулся. Девушку он держал так крепко, что на его руке выступили синие вены. Выражение лица становилось с каждой секундой все напряженнее, брови сошлись на переносице. Флитвуд заметил, как забилась жилка на виске.

Флитвуд услышал около входной двери шарканье ног и стук. Эти звуки утонули в шуме дождевых капель, внезапный ливень хлестнул по верхней неразбитой части окна. Шторы занесло ветром внутрь. Преступник не шевелился. Собственно, сержант и не ожидал, что он услышит от него хоть слово, но, когда он заговорил, это стало неожиданностью. Голос его был сдавленным от страха, немногим громче шепота.

– Мой пистолет вовсе не подделка. Он настоящий. Можете мне поверить.

– Откуда он у вас? – спросил Флитвуд.

И хотя нервы сержанта были напряжены до предела, голос его оставался спокойным, лишь к горлу подкатила тошнота, и рот наполнился горькой слюной.

– Мой знакомый добыл его на войне, отобрав у мертвого немца в 1945 году.

– Вы это видели по телевизору, – возразил Флитвуд.

Позади него, в коридорчике, за которым лестница спускалась на первый этаж, стоял Бриджес. Флитвуд ощущал в холодном воздухе его теплое дыхание.

– Кто этот «знакомый»?

– С какой стати мне это вам говорить? – Очень красный язык облизнул губы, ставшие желто-коричневыми, как и кожа этого человека. – Мой дядя.

Флитвуд почувствовал, что дрожит. Это объяснение вполне могло оказаться правдивым и все объясняло. Родственнику этого человека было бы сейчас пятьдесят с лишним, лет на двадцать пять – тридцать больше, чем его собеседнику.

– Выпустите мисс Стэнли, – повторил Флитвуд. – Почему нет? Какой смысл вам ее удерживать? Я безоружен. Она не служит вам защитой.

Девушка не шевелилась. Боялась. Она слегка перегибалась через крепко державшую ее руку, маленькая, худенькая, в синей ночной рубашке, ее голые руки были покрыты пупырышками.

– Выпустите ее, и я гарантирую, что это зачтется вам как значительно смягчающее обстоятельство. Заметьте, я не даю никаких обещаний, но это вам зачтется.

Послышался стук. Флитвуд был уверен, что кто-то приставляет лестницу к стене дома. Человек с пистолетом как будто не слышал этого. Сержант сглотнул и сделал два шага вперед. Бриджес находился позади него, и теперь человек с пистолетом заметил второго полицейского. Поднял руку, державшую оружие, дюйма на два, и навел его на лицо Флитвуда. Вместе с этим убрал другую с талии Розмари Стэнли, напоследок проведя ногтями по коже. Девушка придушенно вскрикнула и сжалась. Мужчина резко отвел руку назад и так сильно толкнул ее в спину, что она зашаталась и упала на четвереньки.

– Ни к чему она мне, – бросил он.

– Это очень разумно с вашей стороны, – любезно проговорил Флитвуд.

– Только вы должны дать мне обещание.

– Мисс Стэнли, подойдите сюда, пожалуйста, – сказал Флитвуд. – Вы будете в полной безопасности.

Будет ли? Бог весть. Девушка поднялась на ноги, подошла к полицейскому и ухватилась обеими руками за его рукав. Однако он еще раз проговорил:

– Вы теперь в полной безопасности.

Человек с пистолетом, не сводя глаз с цели, хрипло повторил:

– Вы должны дать мне обещание.

– Какое же?

Флитвуд смотрел мимо преступника и, когда ветер поднял шторы почти до потолка, заметил появившиеся в окне голову и плечи детектива-констебля Ирвинга. Из-за этого в комнате стало значительно темнее, но человек с пистолетом словно бы не заметил этого, и продолжил:

– Обещайте, что я смогу выйти отсюда через ванную, и дайте мне пять минут. Только и всего – пять минут.

Ирвинг собирался переступить через оконную раму. Флитвуду пришло на ум, что теперь уж все кончено, им удалось одолеть преступника, и теперь он будет тихим, как ягненок. Крепко обняв девушку только потому, что она была юной, испуганной, мягко подтолкнул ее к Бриджесу, повернувшись спиной к человеку с пистолетом и услышав его дрожащий голос:

– Пистолет настоящий, я предупреждал вас, я сказал вам.

– Отведи ее вниз.

Над перилами, на стене, примыкающей к лестнице, находилась репродукция картины Дюрера «Руки молящегося». Ее на миг загородил Бриджес, подойдя, чтобы взять девушку и отвести ее вниз. Это была одна из этих вечных минут, бесконечная и вместе с тем быстрая, словно вспышка молнии. Флитвуд увидел руки молящегося за него, за всех них, когда полицейский, заслонявший их, шагнул вниз по лестнице. За спиной сержанта кто-то тяжелый спрыгнул на пол, хлопнула оконная рама; он услышал, как преступник вскрикнул, и что-то ударило Флитвуда в спину. Произошло все очень медленно и очень быстро. Хлопок донесся словно откуда-то издалека, будто автомобильный выхлоп с автострады. Боль ощущалась только от удара в основание позвоночника.

Падая ничком, он увидел, как неплотно сжатые руки молящегося, руки на гравюре, взлетели вверх, выше его поля зрения. Флитвуд сползал вдоль балясин, хватаясь за них, словно ребенок за прутья кроватки. Он был в полном сознании, и, как ни странно, боли от удара в спину больше не было, чувствовалась только громадная усталость.

Голос, некогда мягкий и тихий, пронзительно закричал:

– Он на это напросился, я говорил ему, я предупреждал его, он не хотел мне верить! Почему он не хотел верить? Он заставил меня это сделать!

Заставил сделать – что? По крайней мере, ничего особенного, подумал Флитвуд и, держась за балясины, попробовал подтянуться. Но сейчас ему казалось, что его тело отяжелело, стало неповоротливым и чужим, прижатым, прибитым или приклеенным к полу. Растекавшаяся по ковру красная жидкость удивила Флитвуда, и он спросил, обращаясь к окружившим его людям:

– Чья это кровь?