Текст книги "Хозяйка книжного магазина на краю света"

Глава 9
Все на борт!

Несмотря на то что мне очень нравилась работа в пресвитерии, я все еще пыталась преодолеть растущее отчаяние из-за трудных последних лет моей жизни. Все, что я могла делать, – это все время переезжать и опережать поток панических мыслей, который мог с легкостью захлестнуть меня, если бы я оставалась на одном месте слишком долго.

Что произошло с Лэнсом? А что происходило с моим сыном? Согласно закону об усыновлении 1955 года я не имела права даже пытаться найти своего сына до того, как ему исполнится 21 год, а до этого момента еще была целая жизнь. Меня все сильнее мучило чувство, подобное жажде. Я видела в толпе лицо незнакомого ребенка и думала: может, тот мальчик – мой? Гораздо позже я узнаю, что все то время, пока я находилась в Веллингтоне, мой сын жил в усыновившей его семье католиков – всего в десяти минутах езды от меня. Но на данном этапе я чувствовала, как пространство вокруг меня сжимается, вызывая приступ клаустрофобии. Мне нужно было уезжать, причем дальше, чем прежде. Возможность покинуть Новую Зеландию стала идеальным побегом от усиливающегося отчаяния.

Известную местную яхту «Катти Сарк», названную в честь парусного судна XIX века [17]17
   «Катти Сарк» – единственный сохранившийся трехмачтовый парусный клипер XIX в. Построен в 1869 г. С 1954 г. стал кораблем-музеем в лондонском Гринвиче.


[Закрыть], спустили на воду в Литтелтоне в 1946 году (в этом же году родилась я). На ее создание ушли десятилетия. В возрасте девятнадцати лет Генри Джонс набросал проект на бумаге: 18 метров в длину, 3,8 метра в ширину, вес – 48 тонн. В 1929 году из Англии заказали восемь тонн дуба, которые наконец-то удалось доставить через два года. Затем этот дуб оставили на семь лет для закалки в пригороде Крайстчерча, Редклиффсе. Из американского штата Орегон привезли две мачты для постройки кеча с грот-мачтой и бизанью. В интерьер судна входило пианино, установленное рядом с открытым камином в кают-компании для жены Генри Джонса, и ванна в кормовой части их каюты. В общей сложности на постройку ушло 23 года и 30 000 фунтов стерлингов.

Когда я присоединилась к экипажу в 1969 году, судно уже преобразилось в одномачтовый бермудский шлюп, оснащенный двигателем «Фордсон» мощностью 44 лошадиные силы. В рундуке хранилось 11 парусов, в том числе три штормовых паруса из льна. Спинакер был площадью 186 квадратных метров, а геннакер – 116. В 1953 году «Катти Сарк» купил Билл Брэдли. С ней он принимал участие в регатах «Вангарей-Нумеа» и «Сидней-Хобарт». В первые годы проведения гонки «Сидней-Хобарт» в ней участвовали только деревянные яхты – тяжелые катера, шлюпы, ялики, шхуны и кечи больше подходили для круизов, чем для гонок, поэтому «Катти Сарк» хорошо вписывалась в эту флотилию.

В 1966 году владельцем судна стал Бэзил Флеминг, который мечтал переплыть Тихий океан.

Мы отчалили из Веллингтона 29 июня 1969 года, за день до моего 23-летия. Между мысом Похитителей и Нейпиром я страдала от ужасного сочетания сильной морской болезни и шумной диареи. Я с трудом разобралась со страховочными ремнями, пристегнулась к кормовому поручню, сняла с себя одежду ниже пояса и свесила свою голую задницу за борт, чтобы ее омывали волны. Глядя вперед, я заметила, что из центрального входного люка идет дым, но мне было настолько плохо, что даже если бы пламя обжигало мой зад, я бы все равно не смогла найти в себе силы крикнуть: «Пожар!» С широко открытыми глазами и обнаженная ниже пояса, я вцепилась в поручень, пока двое парней тушили пожар. Причиной оказалась утечка масла, и оно капало на оголенную проводку. Что ж, с днем рождения, Рут!

Наша двухдневная остановка в Нейпире стала долгожданным облегчением, хоть и недолгим: через сутки после выхода из гавани на нас обрушился южный штормовой ветер скоростью в 55 узлов. На этот раз ко мне у поручня присоединилась половина экипажа. Но на третий день морская болезнь у меня прошла, океан был спокойным, и вышло солнце. Как быстро можно перейти от желания броситься за борт к ощущению абсолютной эйфории от того, что находишься посреди бескрайнего, ленивого океана и ты при этом жива!

Я любила работать на палубе: это было увлекательно, пугающе и зачастую опасно при смене тяжелых парусов. Мне нравилось стоять на страже звездной ночью, слушать океан, успокаивающее шуршание парусов и стук канатов. Впервые с детства я почувствовала себя свободной.

За следующие четыре месяца мы с пассатами проплыли через острова Кука, острова Общества (в этот архипелаг входят Таити, Муреа, Хуахине, Раиатеа, Тахаа и Бора-Бора), атолл Палмерстон, Американское Самоа и Западное Самоа. В этой части Тихого океана сезон циклонов длится с ноября по апрель, поэтому мы планировали достичь Сувы (столицы Фиджи) к концу октября.

В августе мы причалили к берегу, проходящему вдоль основной дороги города Папеэте на Таити. В своем дневнике я записала: «Получила 15 писем. Кончаются деньги. Новозеландский доллар ничего не стоит, доллар США – 95 франков. Все очень дорого, и почти никто не говорит по-английски».

Мне нужно было найти способ заработать немного денег. Экипажу не платили, поэтому нам всем приходилось быть добытчиками еды. Отец говорил мне, что решения проблем всегда рядом, нужно только найти возможности. Рынок находился в нескольких минутах ходьбы от судна, и с тех пор, как мы приехали, я ходила туда каждое утро, чтобы купить свежие фрукты, овощи и рыбу. Торговцы уже начали меня узнавать, и, несмотря на то что мы не могли разговаривать на английском, французском или таитянском языках, мне удалось узнать, сколько стоит ежедневная аренда маленького участка земли. С собой у меня было три колоды карт: настало время заставить их работать.

Я села рядом с крупной таитянской женщиной, которая продавала ракушки, резные фигурки и панцири черепах. С помощью одного молодого человека я сделала надпись на французском языке: «Jeu de Cartes – Apprenez à jouer au Pontoon!» (Карточная игра – научитесь играть в понтун!) Азартные игры были там вне закона, поэтому о деньгах никто даже не обмолвился.

В первое утро я учила людей играть в понтун. Было много смеха, и он привлекал все больше людей. На второе утро меня уже ждала группа мужчин. Они присели вокруг меня и положили перед собой деньги, прикрывая их частями одежды. Все мы старались молчать, понимая, что действуем за гранью закона. Один мужчина улыбнулся мне, намеренно пробежал глазами слева направо, а затем кивнул головой. Я не пошевелилась, а просто медленно подняла взгляд: он расставил вокруг нас «смотрящих». Он постучал по земле: настало время играть!

Мы играли на рынке три утра, а ближе к вечеру пошли на пляж. Я выиграла 5000 франков (50 долларов США), что позволило мне купить пару сандалий за 395 франков и парео (накидку) за 250.

Я с нетерпением пришла на рынок четвертым утром, но сразу заметила: что-то не так. Моя площадка опустела, никто не ждал меня, чтобы сыграть, и «смотрящих» не было. Я поняла, что у меня начались проблемы. Я повернулась, чтобы уйти, но меня остановили двое жандармов, указав на свою машину, давая понять, что я арестована.

Поскольку меня не поймали с поличным, меня арестовали за бродяжничество. При себе у меня нашлось только 200 франков. По прибытии миграционная служба поставила штамп в мой паспорт, так что мое пребывание во Французской Полинезии было легальным, однако я оставила паспорт на судне. Было бы гораздо легче, если бы они меня туда отвезли, но, видимо, они не рассматривали этот вариант. Офицер, который меня допрашивал, говорил по-английски, поэтому я спросила у него: мол, могу я позвонить в Новую Зеландию, чтобы подтвердить мою личность? Он согласился. В Новой Зеландии в тот момент было шесть часов утра, но каким-то чудом мой отец не спал и ответил на звонок.

– Полиция Папеэте, сэр. Ваша дочь Рут находится у нас под стражей, арестована за бродяжничество.

После короткого разговора полицейский спросил у отца:

– У вас есть деньги, чтобы оплатить ее депортацию в Новую Зеландию?

Последовала пауза, а затем офицер покачал головой и изумленно посмотрел на меня. Отец сказал ему, что я сама могу о себе позаботиться, и повесил трубку! Да, это был мой отец. Я не удивилась.

– Он прав, я могу позаботиться о себе! – резко сказала я. – Отведите меня на судно. Вы сможете увидеть мой паспорт и убедитесь, что у меня есть деньги.

К тому моменту местные жители сообщили моему экипажу, что меня арестовали, и некоторые члены экипажа пришли в полицейский участок. Они засвидетельствовали, что я не бродяга, и меня отпустили, но нам приказали покинуть Таити. После того как таможня и миграционная служба разрешили нам выезд, я сходила на рынок, чтобы купить еды для 210-километровой поездки в Хуахине. Я встретила своих друзей-игроков, незаметно передала одному из них колоду карт и быстро попрощалась.

От Бора-Бора до атолла Аитутаки у нас был долгий шестидневный путь. Дни стояли почти безветренные и очень жаркие. Я записала в своем дневнике:

Когда мы сошли на берег, нам сказали, что из воды только что вытащили девятилетнего мальчика. Я подбежала к нему, пульса у него не было. Я прочистила ему горло и начала делать искусственное дыхание. Я продолжала, пока не приехал доктор, который констатировал его смерть. Крайне расстроена.

Следующая запись:

Мне пришлось в 8:30 написать заявление, затем присутствовать на дознании в 13:00, после чего пойти на похороны в 14:30. Его похоронили в маленькой могиле в их палисаднике. Семья была очень добра ко мне и хотела сделать мне подарки. Не могу перестать плакать.

____

В Американском Самоа мы впервые увидели большой шведский деревянный корабль «Сванен» (в переводе со шведского – «лебедь») и познакомились с его экипажем из девяти человек. Они, как и мы, направлялись в Суву на сезон циклонов через архипелаг Самоа и Ниуафооу, самый северный остров Тонги.

Одним из членов экипажа «Сванена» был австралийский журналист Питер. За месяц мы с ним очень сблизились, вместе исследовали острова и встречались на берегу при каждом удобном случае. Когда мы прибыли в Суву, он перешел на «Катти Сарк», а весь экипаж «Сванена» сошел с судна.

Мы пришвартовались к правительственному эллингу в Суве, и там «Катти Сарк» вытащили из воды, поскольку судно нуждалось в ремонте и обслуживании. После того как «Катти Сарк» снова спустили на воду, мы с Питером решили полететь в Брисбен, ведь нам обоим нужна была оплачиваемая работа. К моему удивлению, он сделал мне предложение.

– Зачем ждать? – сказал он. – Давай поженимся немедленно!

Следующим утром мы вышли в море вместе с пятью членами экипажа и Бэзилом, шкипером «Катти Сарк». Церемония была короткой: я надела повседневное белое платье и широко улыбалась, когда мы обменивались клятвами. Церемония не имела юридической силы, но мы запланировали сыграть официальную свадьбу, когда обоснуемся в Австралии.

Я позвонила домой и сказала маме, что мы с Питером уезжаем из Фиджи и летим в Брисбен, поскольку ему предложили работу в австралийской газете. Моя главная новость звучала так: мы помолвлены и собираемся пожениться – без помпы, скорее всего, в местном загсе.

В голосе мамы я уловила нотки беспокойства.

– Ты уверена? Вы не так давно знакомы… почему бы сначала не приехать домой?

Этот вариант я не рассматривала, потому что знала, что как только я это сделаю, я начну день за днем думать о сыне. А вдали от дома я полностью погружалась в этот яркий образ жизни со множеством рисков и поиском собственного жизненного пути.

Маме я об этом сказать не могла.

Но теперь, когда я сошла с «Катти Сарк» на берег, может быть, – лишь может быть – я перестану убегать.

Байки из магазинов
Персонажи

Ингер прожила в Манапоури всю свою жизнь. Ее семья уже много лет владеет отелем «Манапоури» и кемпингом, поэтому она вместе со своими тремя братьями наблюдала, как растет наш городок.

Несколько лет назад в одном из многочисленных помещений на территории кемпинга она нашла несколько коробок со старыми книгами, которые раньше находились в общественной библиотеке Манапоури. Она подъехала к моим книжным магазинам и с широчайшей улыбкой оставила эту поистине необычную коллекцию, в которой был в том числе и роман Фрэнка Дж. Слотера с весьма непристойной обложкой: на ней страстно обнималась полуобнаженная пара. Ингер выделила ее среди прочих, поскольку роман назывался «Песнь Руфи» (The Song of Ruth) и это показалось ей очень забавным!

Однако произошло и другое, действительно интересное совпадение: несколькими годами ранее Джефф Галвин, наш друг из Великобритании, который публиковался под псевдонимом Адам Армстронг, написал книгу «Песнь залива» (Song of the Sound), действие которой разворачивалось во Фьордленде и субантарктическом поясе. Там было немного и обо мне, но гораздо больше – о Лэнсе.

Лэнс, вернее, Джон-Коди Гиббс, – главный герой. У не-го есть чартерная яхта «Брейкси Гёрл» (Breaksea Girl). Аннотация звучала так: «Незабываемая история любви и приключения, происходящие в одном из последних нетронутых мест в мире». В книге меня зовут Махина. К сожалению, от Махины избавились очень рано, чтобы ее суровый муж Джон/Лэнс смог начать страстные отношения с молодой девушкой, приехавшей во Фьордленд изучать дельфинов.

Сам Джефф, пока писал книгу, жил с нами, в небольшой отдельной квартире, пристроенной к нашему дому. Однажды утром он зашел ко мне и сказал:

– Привет, Рути. Думаю, мне следует сказать тебе: Махине придется умереть в начале книги. Прости за это.

– Что?! Ты собираешься убить меня? А как же Лэнс, вернее, Джон-Коди, что он почувствует из-за этого?

– О, с ним все будет хорошо. Он найдет новую любовь.

– А, ну это здорово. Везунчик!

Эта книга стала бестселлером в Нидерландах и других частях Европы в 2003 году. Именно тогда у нас открылся наш первый книжный магазин, «45 South and Below», и я продала около 50 экземпляров «Песни залива». Я часто приходила на работу и видела, как люди ждали, держа в руках экземпляр книги, и восторженно улыбались, когда видели меня. Все они были преданными поклонниками Адама Армстронга. Они хотели увидеть, где он спал, где писал книгу, хотели прогуляться по нашему заднему двору (в книге он упоминается)… и зайти в туалет (тоже упоминается!).

К нам в гости даже пришел кинорежиссер, который хотел снять фильм по книге, причем непременно в Манапоури, на борту «Брейкси Гёрл», да еще и в нашем доме! На последнее я не согласилась, поскольку мы ценили те редкие моменты уединения, которые у нас остались. К счастью (для нас), проект не получил финансирования и заглох.

Глава 10
Моя короткая карьера воровки

Через три месяца после нашей свадьбы в море я забеременела. Официально мы с Питером по-прежнему не состояли в браке, но это казалось неважным. Мы сыграли свадьбу, имевшую значение для нас, и кому какое дело, что у нас не было официального документа?

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, мне кажется странным, что я никогда не рассказывала своей семье об этой беременности. Как бы я ни старалась избавиться от этой мысли, меня преследовал внутренний страх, что что-то может пойти не так. Прежде чем рассказать о ребенке, я хотела дождаться момента, когда он родится, окажется здоровым и будет в безопасности. Родители пережили достаточно драм из-за меня, и я хотела сообщать им только хорошие новости.

Мы с Питером обосновались в Брисбене. Мне исполнилось 23 года, у меня было очень мало денег, а моей единственной одеждой было то, что я носила во время вояжа по Тихому океану.

Мы нашли маленькую квартирку на южной окраине города: дешевую, грязную, без мебели, но, к счастью, с плитой и холодильником. Внизу была общая прачечная, которой пользовались жители еще трех квартир комплекса. На дворе было лето, поэтому, по крайней мере, отопление не требовалось. Питер работал репортером, так что денег нам хватало на аренду жилья, еду и электричество, а также на залог за старый «фольксваген-жук».

Через пять дней после заселения и уборки настало время и мне найти работу. Не имея подходящей одежды для собеседования и лишних денег, чтобы ее купить, я придумала план, как одолжить ее… вернее, «одолжить». Первым пунктом этого плана было пройтись по близлежащим улицам, обращая особое внимание на расположение бельевых веревок у каждого дома. Было очень, очень важно не попасться, поэтому я делала подробные записи о каждом доме, который предоставлял мне возможность.

Однажды ночью, около 2:30, я выдвинулась в путь с маленьким фонариком в руке и бумагой и ручкой в кармане. Сделав подробные заметки по 12 адресам, я вернулась домой и пробежалась по составленной мной анкете. Легко ли добраться до бельевой веревки, но чтобы тебя при этом не увидели из окон? Скрыта ли она во тьме или, напротив, хорошо освещена? Находится неподалеку от дороги или тротуара?

Этот тест прошли только восемь адресов. Затем пришло время решить, какую одежду мне предложат «одолжить». Я выделила на карте восемь адресов и спланировала пешеходный маршрут, который позволил бы обойти все дома в кратчайшее время. Питер работал по ночам, поэтому мне спокойно удавалось ускользать из квартиры после полуночи, чтобы он не был в курсе этих проделок. Он и понятия не имел о том, что я задумала.

По первым четырем адресам не нашлось ничего полезного – на веревках висела либо мужская одежда, либо вещи не по размеру. Но я пошла дальше, как взрослая Златовласка. Я добилась успеха на пятом адресе, быстро отстегнув пару чулок, юбку и блузку. На шестом мне достались зеленое платье в цветочек и бюстгальтер.

Я поспешила домой, закрыла за собой дверь, чувствуя волнение и облегчение: все прошло так легко! Я сняла старые выцветшие джинсы и футболку и примерила платье. Оно было прекрасным на ощупь, хоть и немного великоватым, но у меня нашлись иголка с ниткой, поэтому я смогла его ушить в талии и области выреза. Бюстгальтер подошел идеально, как и чулки.

На следующее утро я обзвонила больницы и дома престарелых в поисках работы, и еще через день меня пригласили на собеседование в маленькую больницу, которая находилась в нескольких минутах ходьбы от моей квартиры. Я поделилась своим секретом с Питером, и он рассмеялся. «Значит, я теперь живу с воровкой?» Я никогда раньше не воровала и не видела себя в этой роли. Я считала себя женщиной, у которой почти не осталось выбора и которая отчаянно пытается найти работу, и пообещала самой себе, что верну эту одежду как можно скорее.

Я устроилась ночной медсестрой, и мне выдали две униформы. Только белых туфель, которые следовало здесь носить, у меня не было. К работе я должна была приступить через три дня. Этого мне хватило, чтобы решить проблему.

Той же ночью я вернула юбку и блузку на пятый адрес, а в карман юбки положила записку: «Извините, что одолжила вашу одежду, но мне нужно было надеть на собеседование что-то приличное. Чулки мне придется оставить себе, но я куплю вам новую пару, когда получу первую зарплату».

На шестом адресе я снова повесила зеленое платье на веревку, предварительно расшив его обратно. Поскольку у платья не было карманов, я прикрепила рядом с ним записку, в которой написала, что куплю новый бюстгальтер с первой зарплаты.

Проблема с туфлями решилась, когда Питер дал мне 5 долларов. В нашем районе было несколько секонд-хендов, и я нашла пару поношенных белых туфель, которые идеально подошли по размеру.

Как и обещала, в день первой зарплаты я вернула бюстгальтер и чулки, прикрепив их к бельевой веревке с благодарственной запиской. Несмотря на то что «ограбление» прошло гладко, я радовалась, что все закончилось. Волнение при планировании, предвкушение воплощения плана в жизнь, стресс от того, что меня могли поймать, – все это было позади. Дело сделано!

____

После трех недель ночных дежурств меня перевели на дневные смены. Теперь, вместо того чтобы следить за постояльцами в ночное время (водить их в туалет, менять мокрое постельное белье, вводить лекарства и поддерживать уровень жидкости), у меня появилась возможность общаться с ними поближе. Моя смена начиналась в 14:00, это время совпадало с часами посещения, и именно тогда я столкнулась с последствиями своей короткой карьеры воровки.

Молодая особа, которая часто приходила, спустилась по коридору в личную комнату мистера Лэмба. Она шла тихо, будто ее заранее попросили об этом. У нее была модная короткая стрижка, а нарядные желтые сандалии идеально сочетались с ее платьем. Я как раз выходила из комнаты мистера Лэмба, когда увидела, что она подходит.

– Боже мой! – только и вздохнула я.

Я узнала платье. Переведя дух, я поняла, что оно другого цвета – синего, не зеленого. Но крой был точно таким же: приталенное платье, расклешенная юбка, фасон ярких цветов без рукавов, который пришел на смену мини-юбке и коротким облегающим шортам, захлестнувшим западный мир в 1960-х.

– Здравствуйте, Рут. Как дедушка сегодня себя чувствует? – спросила девушка.

– Как обычно, бесцеремонен и готов к приему гостей, – ответила я и, немного поколебавшись, продолжила: – Красивое платье, где вы его купили?

– В маленьком торговом центре на Уорделл-стрит, в магазине рядом с парикмахерской.

– О, знаю этот магазин, ведь я живу неподалеку. Что ж, пора идти, много работы.

Я поспешила в соседнюю комнату. Мое сердце все еще колотилось.

Приближался день зарплаты, и теперь, когда бюджет был под контролем, я пошла в магазины на Уорделл-стрит. Я решила купить платье в маленьком модном магазинчике. И не случайное, а точную копию украденного мной.

Витрина растянулась вдоль стены, и на ней, как ни странно, лежали минимум четыре копии украденного мной платья разных цветов.

– Вам помочь? – спросила продавщица.

– Да, я бы хотела примерить это платье, зеленое, размер тридцать восемь, если это возможно.

– Это платье было очень популярным. Должно быть, красивые цветы и замечательная юбка, которая отлично сидит вместе с нижними юбками, – продолжила она, взглянув на витрину и вздохнув. – Извините, но зеленого платья тридцать восьмого размера нет, только синие остались. Одна женщина недавно купила два: зеленое и синее. Похоже, что зеленое у нее украли с бельевой веревки. Кто бы мог подумать, что такое может произойти в наших краях? И кто бы это ни был, он еще и ее лифчик забрал!

– Поразительно, – пробормотала я, и все внутри меня упало. – Я, пожалуй, примерю синее.

Оно идеально подошло, и хотя оно обошлось мне немного дороже, чем я рассчитывала, я решила докупить к нему красивую белую кружевную нижнюю юбку.

– Бедная женщина так расстроилась, – продолжала тему продавщица. – Но дальше произошло странное: на следующий день после того, как она купила второе, синее платье, зеленое снова оказалось на ее веревке! С запиской! Какая-то странная история о девушке, которая украла ее платье для собеседования. Ничего себе история! Бедняжка. Ее дедушку недавно отправили в дом престарелых, мне так ее жаль. Теперь она думает, что кто-то следит за ней, и ей страшно по ночам. И разумеется, – она выдержала паузу для драматического эффекта, – ей теперь не развесить на ночь белье, что хуже всего.

– Почему? – спросила я, стараясь не выглядеть чересчур заинтересованной.

– Она живет одна, работает пять дней в неделю, навещает дедушку в свои выходные (у него проблемы с сердцем), а еще ухаживает за бабушкой, которая до сих пор живет в своем доме на севере города.

Я взяла свой пакет, улыбнулась продавщице и с тяжелым чувством вины медленно зашагала домой. Мне казалось, что это краткосрочное решение, не влекущее никакого ущерба. Однако жертва моего «преступления» осталась напуганной и уязвимой.

Что бы я ни думала по поводу этой глупой ситуации, из нее был только один выход, который снял бы стресс с бедной девушки. Но его нужно было тщательно спланировать.

____

Эдварду Лэмбу исполнилось 89 лет. Он родился в 1881 году. В молодости он был высоким, стройным и красивым, о чем красноречиво свидетельствовали семейные фотографии в его комнате. Он по-прежнему оставался высоким и стройным, но ходил сутулясь, а его волосы поседели и поредели. В этом джентльмене мне нравилось то, что он любил поговорить, особенно о своей жизни в Брисбене. Он рассказал, что в 16 лет, в 1897 году, вступил в оборонительные силы морской пехоты штата Квинсленд, а поскольку я была реном, у нас нашлось много общего: мы оба интересовались кораблями, историей военно-морского флота и морем.

После очередного утреннего похода по магазинам я застилала ему постель, а он сидел в кресле у окна. Опустив голову, сосредоточившись на том, чтобы плотнее натянуть простыни, я тихо спросила мистера Лэмба, когда его внучка снова приедет его навестить.

– Кэтрин всегда приходит в воскресенье в 14:00. Ты уже это знаешь, Рути.

– Да, извините, я немного нервничаю сегодня. Мне нужно рассказать вам кое о чем, что я натворила и чем не горжусь.

Не так я планировала разрешить эту ситуацию: я решила, что правильно будет поговорить с Кэтрин лицом к лицу.

– У каждого из нас есть в жизни что-то, чем мы не гордимся, – мягко ответил Эдвард. – Я не раз чувствовал, что подвел кого-то. Главное – это усвоить урок. Ты извлекла уроки из этой ситуации, какой бы она ни была?

Я кивнула и села на край кровати рядом с его креслом. Я не хотела плакать, но чувствовала, как слезы подступают.

– Ну же, Рути, дорогая, что произошло?

Стоило мне начать рассказывать свою историю, как каждая ее деталь просто вырывалась наружу. С одной стороны, мне стало легче, но я переживала, что нашей дружбе после этого придет конец.

– Боже, вот так история, – мягко сказал мистер Лэмб. – Думаю, что мы сможем обсудить ее в воскресенье с Кэтрин, правда?

Он посмотрел на меня своими мягкими серыми глазами, взял меня за руку, а затем рассмеялся, что меня удивило… и заставило расплакаться еще сильнее.

– Значит, мы поступим так, – сказал он. – Кэтрин придет в 14:00, а затем ты зайдешь к нам в 14:30, когда у тебя будет перерыв на дневное чаепитие. Но есть одно условие: тебе нужно надеть «украденное платье», как ты его назвала.

Когда он говорил это, в его глазах промелькнул теплый огонек. Но с хитринкой.

____

Когда я вошла в комнату Эдварда в то воскресенье, Кэтрин посмотрела на меня и улыбнулась, увидев мое платье.

– Так вы все-таки купили его. Оно вам очень идет.

Я поблагодарила ее и присела. Эдвард налил мне чашку чая, а рядом поставил тарелку с апельсиновым пирогом.

Напротив Эдварда сидел его друг Джеймс, еще один мой любимый постоялец. Он был шотландцем и большую часть своей жизни проработал юристом. Джеймс слегка откашлялся, поерзал в кресле, после чего сказал:

– Эдвард Лэмб считает своим родительским долгом решительно поддержать свою внучку в это очень необычное время. До нашего сведения дошло, что вы, Рут, спланировали снятие одежды, принадлежащей другому человеку, с его бельевой веревки, и осуществили это деяние под покровом ночи. Это верно?

Я была ошеломлена: они уже знали все детали и уже раздумывали, как поступить! Все трое смотрели прямо на меня.

– Да, – прошептала я.

– А другой ночью вы заменили указанный элемент одежды, снабдив его рукописной запиской, – сказал Джеймс, передавая мне ту самую записку. – Это ваш почерк?

– Пожалуйста, дайте мне высказаться, – попросила я очень мягким голосом.

– Отвечайте на мой вопрос.

Я посмотрела на записку и подтвердила, что это мой почерк.

Джеймс взглянул на Кэтрин и Эдварда:

– Ну что, зову свидетелей?

– Каких свидетелей, мистер Макинтайр? – спросила я немного дрожащим голосом.

Эдвард покачал головой, обращаясь к Джеймсу:

– В свидетелях нет необходимости.

Я залпом выпила еле теплый чай, ведь во рту у меня пересохло. Я чувствовала себя идиоткой, сидя в таком же платье, что и Кэтрин: оно буквально подтверждало мою виновность.

– Мне очень-очень жаль, Кэтрин, – сказала я. – Я не считала это кражей. Мне необходимо было получить эту работу, а для собеседования у меня попросту не было никакой одежды. Пожалуйста, поверьте мне.

Полностью проигнорировав меня, Джеймс продолжил:

– После дискуссии с моими клиентами мы уведомляем вас о решении в письменном виде.

Джеймс Томас Макинтайр вручил мне конверт, похожий на официальный.

– Откройте его и прочитайте его содержимое вслух.

Я сделала то, что мне сказали.

Кэтрин Лэмб, учительница, Эдвард Лэмб, военно-морской офицер в отставке, и Джеймс Томас Макинтайр, адвокат на пенсии, настоящим признают Рут невиновной и вручают ей документ в приложении.

Я перевернула страницу и взглянула на документ. Это был выписанный на мое имя чек на точную стоимость украденного платья и нижней юбки. Я расплакалась, а затем рассмеялась. Кэтрин подошла ко мне и крепко меня обняла. Эдвард позвонил в колокольчик и подмигнул мне.

В этот момент к двери его комнаты подошла медсестра и спросила, что ему нужно.

– О сестра! Видите ли, моя внучка не может решить, какого цвета ей купить платье, поэтому мы попросили Рути помочь нам определиться. Если вы не против, ее перерыв продлится еще минут пятнадцать.

Он широко улыбнулся ей, и она не смогла отказать. Я съела свой апельсиновый пирог, выпила чашку свежего чая и осознала, что Эдвард разыграл блестящую комбинацию. Лучше я и спланировать не могла. Моя короткая карьера воровки закончилась не на минорной ноте.