Текст книги "Задачка на три корги"

Глава 13

В Букингемском дворце на кухне для персонала спорили два лакея в ливреях, недавно пришедшие с дежурства, телефонистка и начальник ночной смены охраны, который как раз собирался заступать на пост. Причиной стали те же темы, которые обсуждались всю неделю: шансы на победу Англии в чемпионате мира по футболу, скандал с Дональдом Трампом и последние новости о трупе в бассейне.

– Говорят, – начал младший лакей, обводя взглядом присутствовавших, – сэр Саймон вышел оттуда весь в крови – лицо, руки, с ног до головы, – и в таком виде отправился в покои королевы. У нее чуть сердце не остановилось!

– Он в обморок упал в ее комнате! Пришлось весь этаж перекрывать.

– Чтобы никто не видел, что он в крови? – спросил начальник охраны.

– Да нет же! Чтобы скрыть обморок. Никто не должен был об этом узнать, но мне одна горничная рассказала.

– Что он забыл в ее комнате?

– Не преувеличивайте, – сказал старший лакей, бросив на собеседников язвительный взгляд. – Это какие‑то слухи. Упал в обморок в покоях королевы? Каким ослом надо быть, чтобы в это поверить? Скажите лучше, как он оказался в бассейне!

– В смысле?

– Когда сэр Саймон Холкрофт в последний раз плавал? Ну? Когда?

– Не смотри ты на меня так! Откуда я знаю?

– Никогда, понимаете? Вот где собака зарыта! – воскликнул старший лакей и облокотился на стену, сложив руки на груди.

Начальник охраны не совсем понимал, к чему он клонит, звучало это и правда подозрительно.

– А она что там делала? – спросил младший лакей, прервав повисшую тишину.

– Синтия Харрис? – уточнил начальник охраны. – Эта женщина везде совала свой нос. Наверно, шпионила за кем‑то. Скорее всего, за семьей.

– Ни за кем она не шпионила! Она и так копалась в их грязном белье…

– Тогда за кем‑то из наших, – предположила телефонистка.

– Может, она была алкоголичкой и искала безлюдное место под это дело? Вы знали, что ее нашли с бутылкой виски? – сказал начальник охраны.

– Я слышал про джин, – добавил младший лакей.

– Правда?

– Какая разница? В любом случае, она получила по заслугам, – заключил старший лакей. – Проклятая ведьма.

– Представляете, она там всю ночь пролежала, – уверенно заявил начальник охраны, потому что видел это собственными глазами. – Говорят, если присмотреться, на стыках между плитками до сих пор видны следы крови.

Рози проснулась от запаха свежесваренного кофе и звуков игры на электронном пианино, доносящихся снизу. С закрытыми глазами она не сразу смогла вспомнить, где находится. Ах да, в сельской местности, в доме чудака. Одна-одинешенька. Но стоит признать, что кровать очень удобная, постельное белье такое гладкое, подушки мягкие, а легкое, почти невесомое, но теплое одеяло окутывает ее тело пуховым облаком. В комнате стоял потрясающий аромат. Не только кофе, но и специй или, может быть, древесного дыма? Разобрать трудно, но ясно было одно – это нечто божественное. Ей хотелось лежать в этой комнате вечно, но чудак, наверное, подумает, что она невоспитанная. Рози встала с большой неохотой. На двери спальни висело винтажное зеленое кимоно. Она провела рукой по коротко стриженным волосам (мама всегда просила начать их отращивать), накинула кимоно поверх футболки и шортов и босиком спустилась вниз, чтобы поздороваться.

– А, Рози! – воскликнул он. – Доброе утро!

Тучный мужчина с зачесанными назад волосами стоял возле старой громоздкой плиты и добродушно улыбался. На нем был полосатый фартук, сине-серые хлопчатобумажные брюки и такого же цвета идеально выглаженная рубашка. Рози была ему очень благодарна за кимоно, в котором она смотрелась гораздо лучше, чем в пижамной футболке и шортах.

– Здравствуйте, Шолто! Большое спасибо, что согласились меня приютить.

– Ну что вы! Очень рад, что вы благополучно добрались. Не потерялись?

– Только благодаря вашим подробным инструкциям.

Шолто расплылся в улыбке.

– Итак, чего желаете? Кофе? Апельсиновый сок? Яйца? Сосиски? К чему лежит сердце? Кстати, должен вам сообщить, что яйца наисвежайшие: только сегодня утром забрал их у соседской курицы. Хлеб вчерашний, но очень вкусный – за свою закваску мне не стыдно. Для бодрости рекомендую освежить сок газированной водой, в холодильнике есть бутылка минералки.

Рози засмеялась.

– Нет-нет, спасибо большое, мне хватит кофе!

Шолто надул губы, изображая, будто ее слова ранили его в самое сердце, но все же взял простенький стальной кофейник и набрал в нижнюю часть проточной воды. Рози наблюдала, как он засыпает в середину кофейные зерна, закручивает крышку и ставит его на плиту. Пока кофе варился, она незаметно для себя присела на высокий табурет у барной стойки, стоявшей между ними. Рука сама потянулась к паре мисок со свежими ягодами. Шолто повернулся, чтобы что‑то сказать, но осекся и пробормотал: “Я так и думал”. Он подошел к холодильнику и достал из него сосиски и бутылку шампанского. Рози хотела было снова отказаться, но вдруг поняла, что наполовину опустошила миску с клубникой и добралась до малины. Голод оказался сильнее, чем она думала.

– Боже, простите!

– Ничего-ничего! Я же их специально для вас купил. И пожалуйста, не вздумайте предлагать мне помощь – я этого не люблю и совершенно точно справлюсь сам. Располагайтесь где хотите и отдыхайте, а я к вам скоро присоединюсь.

Рози оперлась локтями о стойку и наблюдала за готовкой. На сковороде шипели сосиски, на доске лежали ломтики домашнего хлеба, из соковыжималки струился свежевыжатый апельсиновый сок. Шолто Харви как будто пританцовывал под фортепианную музыку, доносившуюся из колонки на соседней столешнице. Он двигался привычно и плавно, что‑то напевая себе под нос.

– Кто это? – спросила Рози. – В смысле, какой композитор?

– Что-что? А, это Шопен. В исполнении Горовица[39]39
  Владимир Горовиц (1903–1989) – советский и американский музыкант, один из величайших пианистов в истории музыки.


[Закрыть]. В воскресное утро самое то. Раз, два, три… И!

Сначала она подумала, что Шолто считает такт, но как только он произнес “И!”, вода в стальном кофейнике начала яростно бурлить. Из носика стремительно вырывался пар. Шолто выждал одну-две минуты, дирижируя под музыку деревянной ложкой, которая как раз вовремя оказалась у него в руках. Сделав финальный взмах, он разлил густой темный кофе в две приготовленные фарфоровые чашки.

– Как раз на двоих хватило, – заметил Шолто. – Я уже выпил одну чашечку, но по‑настоящему день начинается только со второй. Ну? Вздрогнем?

Он подогрел молоко в медной кастрюльке и разлил по чашкам. Рози подумала, что никогда не пила ничего вкуснее.

– Я теперь только такой кофе пью, – сказал Шолто, театрально взмахнув рукой. – Меня во Флоренции научили, давно-давно. Я и вас могу научить, пока вы не уехали.

– Буду рада, спасибо!

Рози вдруг поняла, что это не рабочие выходные, которые нужно просто пережить, а настоящий мастер-класс по тому, как надо жить эту жизнь. Все, чему Шолто Харви готов ее обучить, она с радостью примет.

Пока готовились яйца с сосисками, Рози решила как следует осмотреться. Квадратная кухня была довольно просторной, окна в каменных рамах, увитых жимолостью, выходили на сад во внутреннем дворике. На старых деревянных балках под потолком висели медные сотейники и веточки лаванды. В шкафах, выкрашенных в кремовый цвет, была искусно расставлена посуда из разных сервизов. Приоткрытая дверь вела в кладовую, где не было даже намека на беспорядок. Сразу бросалось в глаза, что это кухня не просто хорошего повара со всей необходимой утварью, но и ценителя искусства. Глянцевое изумрудное блюдо с лимонами на углу столешницы будет кстати, если вы захотите сделать лимонад, но его главная задача – фантастически выглядеть, и блюдо с этой задачей справлялось на отлично.

Рози безумно хотелось, чтобы у нее все было точно так же, как здесь, и надеялась, что хозяин дома этого не заметит.

– Ну вот, все готово. Если понадобится коричневый соус или кетчуп, только скажите. Пожалуйста, bon appétit!

Шолто поставил завтрак прямо на стойку, у которой она сидела. Аромат свежеприготовленных сосисок притуплялся лишь на мгновение, когда она делала глоток шампанского, и пузырьки приятно покалывали язык, или апельсинового сока. К тому моменту кухню уже наполняло крещендо оркестра, исполняющего “Рапсодию в стиле блюз” Гершвина. Эту музыку она полюбила еще с университетских времен.

“Если он и взаправду ходячий кошмар, – подумала Рози, вспомнив слова Лулу, – то такой кошмар мне по душе”.

– Ну что ж, теперь расскажите мне о себе, – попросил Шолто. – У вас, должно быть, очень интересная жизнь, раз вы так тесно работаете с Ее Величеством. Прошу вас, со всеми подробностями, я хочу знать все до мельчайших деталей!

Весь день они провели в разговорах. Сначала немного прибрались во дворе, а ближе к вечеру принялись готовить ужин. Шолто доверил Рози собрать салат, пока он сам вносил последние штрихи в жаркое.

Он сильно удивился, когда Рози ему позвонила, и слегка волновался, что она с ним заскучает, но ему было очень приятно вспомнить те времена, когда он сам работал на Босса. Такая возможность дается далеко не каждому – это что‑то из разряда полета в космос. Шолто казалось, что тогда они с королевой хорошо поладили. Может быть, и она думает так же. Во всяком случае, от этой мысли у него на душе стало теплее. Рози ведь тоже попала под чары Босса – это было сразу ясно. И если уж быть честным хотя бы с самим собой, то в этот момент он ей даже немного завидовал.

Шолто увлекся рассказом Рози о ее детстве в Ноттинг-Хилле и довольно блестящей – он это понял, даже несмотря на то, что она неохотно вдавалась в подробности, – карьере в армии. Выше всяких похвал. Теперь настала ее очередь расспрашивать его о работе на должности заместителя хранителя королевских картин. Ее интересовали события, произошедшие летом одного конкретного года, но он не был уверен, что сможет в точности вспомнить, как обстояло дело. Во всяком случае, постарается дать общее представление.

– Лондон восьмидесятых… Не могу передать, насколько роскошным он был. А вы, Рози, когда родились?

– В тысяча девятьсот восемьдесят шестом.

– О! Как раз то время, которое мы обсуждаем. А где?

– В Кенсингтоне.

– И я там жил! В Кенсингтонском дворце. Ну-ну, не смейтесь! Так многие делали. У меня там на задворках была маленькая квартирка. Просто фантастика! Это были золотые годы Чарльза и принцессы Ди, когда все, конечно, уже шло наперекосяк, но никто об этом еще не знал. Он сюда приезжал на выходные; тут Хайгроув[40]40
  Хайгроув-Хаус – фамильная резиденция принца Чарльза.


[Закрыть] неподалеку, вверх по дороге. А она оставалась в городе с детьми. Я часто встречал Диану во дворце. Брюки-сигареты, пушистые свитера, изящные лодыжки, шикарные волосы. А под этой белокурой шевелюрой – такая дьявольская и такая ангельская улыбка! «Как делишки, Шолто?” Она всегда производила такое впечатление, будто думает – даже надеется, – что ты замышляешь что‑нибудь эдакое. Хотел бы я таким быть, – добавил он и тоскливо вздохнул.

– А в чем именно заключалась ваша работа?

– Да это работой‑то трудно назвать, – сказал он и отпил вина, пролив немного на жаркое. – Точнее, работа‑то она работа, но описать ее тяжело. Отдел хранения в те времена был ужасно старомодным. Серьезные исследования в области истории искусства, как в каком‑нибудь оксфордском колледже или Курто[41]41
  Институт искусства Курто – институт истории искусства в составе Лондонского университета.


[Закрыть]. Но коллекция у нас была потрясающая, и люди должны были о ней узнать, увидеть ее своими глазами. Я обычных людей имею в виду. Всех, а не только нас, придворных. Нужно было ее структурировать, каталогизировать и… В общем, дел было по горло. Мы все делали наобум, но получалось достойно.

– Вряд ли сейчас там работают так же. “Наобум” я имею в виду.

– Ой, не говорите! – воскликнул он и засмеялся. – В Королевском фонде коллекций теперь целая армия новобранцев – и это сейчас “фонд”, а при мне он назывался просто “Королевская коллекция”, – сотни сотрудников! Просто невероятно! А нас было всего человек двенадцать. Зато руки у нас были развязаны… – Шолто на мгновение замолчал. Рози подняла на него взгляд и увидела светлую печаль в его глазах. – Я стоял у истоков отдела консервации. Пожалуй, это мое самое главное достижение.

Ужинали они за круглым столом, на котором вместо скатерти лежал старинный гобелен. Шолто объяснил, что его “коттедж” когда‑то был галантерейным магазином, который он лет сто назад переделал под жилой дом. Шолто наблюдал за тем, как Рози озирается по сторонам, стараясь понять, как он изменил это место и чему она может у него поучиться. На каминной полке в комнате, где они сидели, симметрично стояли современные фарфоровые сервизы и винтажные стеклянные бокалы, а над ними висело старинное венецианское зеркало. Остальные помещения были обставлены более своеобразно. Все стены от пола до потолка были увешаны картинами: масляными и акварельными, старинными и современными, в разнообразных рамах. Их расположение относительно друг друга напоминало какой‑то причудливый узор. Шолто был уверен, что через несколько лет, когда Рози накопит достаточно денег, у нее дома будет то же самое.

Они допили кларет, доели жаркое и сыр, который она так любезно привезла из “Фортнума”, и с напитками переместились в гостиную. Рози устроилась, поджав ноги, на одном из диванов. Шолто спросил, о чем она думает.

– О том, что тут очень уютно. А еще интересно, кто написал картину с деревьями, которая висит у лестницы возле моей комнаты. Подпись похожа на Сезанна. И почему вы уехали из Лондона, хотя так его любите?

Какое‑то время он размышлял, барабаня пальцами по бокалу.

– Что ж, я эту комнату двадцать лет в порядок приводил, так что спасибо большое, что заметили мои старания. Ковер вот, например, из Катманду. Моя жена знала толк в хороших вещичках.

– Ох, извините, пожалуйста, – смущенно проговорила Рози, обратив внимание на прошедшее время. – Ваша жена скончалась?

Шолто коротко кивнул.

– От сердечного приступа. Давным-давно. Простите, о чем вы еще спрашивали? Ах да, картина на лестнице. Вы абсолютно правы, это Сезанн.

– Что?! – воскликнула она, округлив глаза. – Настоящий?!

– Самый что ни на есть. Картина маленькая, но такая красивая. Мне просто очень нравится, как он пишет деревья.

– Ее тоже ваша жена нашла?

– Нет, но вполне могла бы! Я приметил это полотно, когда работал на одну богатую вдову в Хэмпшире. Видите ли, я консультант, помогаю выбирать произведения искусства. И надо признать, коллекцию ей удалось собрать превосходную. Благо муж – скандинавский миллиардер, но главное – глаз у нее был наметан. В общем, когда она умерла… – сказал Шолто и махнул рукой в сторону лестницы.

– Повезло вам.

– Не то слово.

– Почему вы повесили ее над лестницей?

– Так веселее, – объяснил он. – Естественно, это жемчужина моей коллекции. Все равно что хранить “Оскар” в туалете. Что‑то еще? А, отъезд из Лондона. Я не по своей воле переехал. Дело в том, что я потерял там друга, и оставаться было просто невыносимо. Я все еще скучаю по городу. Особенно по дворцу.

– Представляю, – посочувствовала Рози. – У меня там комната с видом на озеро. И…

– Я не про Букингемский дворец, а про Сент-Джеймс.

– Ой.

– Он гораздо интереснее. Вы знали, что Сент-Джеймсский дворец до сих пор считается официальной резиденцией монарха?

Рози отрицательно покачала головой.

– Так вот почему там всегда принимают послов.

– Да-да. Генрих VIII приказал построить его на месте лепрозория. – Шолто подошел к близкой ему теме, и сердце его растаяло окончательно. – А Букингемский дворец стоит на месте шелковичного сада, который плохо разросся. Босс мне как‑то рассказала, что Джеймс I хотел производить шелк, но вместо белых тутовых деревьев посадил черные, а они шелкопрядам не интересны. Ее Величество вообще обожает, когда в истории все идет не по плану. Мне кажется, Букингем такой уродливый… Вы со мной согласны? Фасад просто отвратительный. Его давно снести пора.

Рози изумленно уставилась на него.

– Снести?! А как же балкон?

– Королевская семья как‑нибудь и без него обойдется, – сказал Шолто Харви, пренебрежительно махнув рукой. – В конце концов, заново его отстроят. Всю восточную часть, какой мы с вами ее знаем, построили только в тысяча девятьсот тринадцатом. Это нам кажется, что дворец древний, но по королевским меркам ему всего ничего. А сейчас, пожалуй, пора выпить немного виски. Согласны? Я пойду принесу бутылочку, достойную такой компании.

В своих покоях в Северном крыле королева предавалась воспоминаниям о тех временах, когда она смотрела на дворец из родительского дома на Пикадилли и махала рукой “дедушке Англии”[42]42
  Так маленькая Лилибет ласково называла своего дедушку Георга V.


[Закрыть]. Тогда дворец казался поистине волшебным. Она уж и не знала, когда в последний раз здесь царила такая мрачная атмосфера, как нынче.

Ей говорили, что в комнате для слуг до сих пор обсуждают историю с трупом в бассейне. Газеты и журналы обещали огромные гонорары за свежие фотографии внутренних помещений северо-западного павильона, но до сих пор им не удалось получить ни одной. В этом отношении персонал дворца демонстрировал порядочность, достойную восхищения, хотя отчасти дело было в охране, которая постоянно дежурила у ворот.

Гораздо сильнее СМИ поразил тот факт, что в Букингемском дворце в принципе был бассейн. Филипп не зря беспокоился: в газетах действительно появились статьи о “роскошном спа” и в целом об образе жизни королевских особ, в которых суверенный грант[43]43
  Суверенный грант – ежегодный платеж членам королевской семьи из казны. Его средства тратятся на официальные поездки, ведение домашнего хозяйства, прием гостей, оплату коммунальных услуг, зарплату персонала и охрану.


[Закрыть], который ежегодно выплачивался казной, обязательно называли “вымогательством”.

Королева так и ждала, когда всплывет история с записками и пресса ее подхватит. Сейчас такие вещи называют “троллингом”. По крайней мере, если журналисты придут, можно будет сослаться на полицейское расследование. И тогда создастся впечатление, что мы что‑то делаем, – и это будет чистая правда, однако делаем мы явно недостаточно.

Разве может насильственная смерть одной из сотрудниц оказаться случайностью, когда налицо целая чудовищная кампания, развернутая против таких же женщин, как она? Королева мечтала получить доказательства того, что это неправда, но в глубине души понимала: даже получив их, она не поверит. Завтра старший инспектор предоставит первый отчет. Она с нетерпением ждала его заключений.

Дэвид Стронг, в свою очередь, не особенно стремился предстать перед Ее Величеством. Он боялся ее, но не мог понять почему. Королева никогда не славилась высочайшим интеллектом, но, работая на нее в Виндзоре в прошлый раз, он убедился, что она гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд. Ни одна ошибка не осталась без внимания. Сухие замечания попадали в яблочко. Во взгляде королевы Англии читалось разочарование. И ему не хотелось увидеть этот взгляд завтра днем. Ужасно не хотелось.

Поэтому накануне, в половине одиннадцатого, Дэвид Стронг не спешил ложиться спать, а предпочел остаться в своем импровизированном штабе во дворце и обсудить с сержантом все, что им было известно на тот момент, – а известно было не так много, как хотелось бы. Потребовалось время, чтобы разложить необходимые для работы вещи и привыкнуть к окружающей обстановке. Помимо кучи аппаратуры в Бальном зале, в их с сержантом-детективом Хайгейтом распоряжении была запертая на ключ комната для допросов в Южном крыле, расположенная прямо над кабинетом руководителя хозяйственной службы, а также два зашифрованных ноутбука, несколько блокнотов и пара видавших виды стульев. Вице-маршал авиации явно не хотел, чтобы им было слишком комфортно. Ну и пусть. Чем хуже условия, тем Стронгу лучше работается.

Язык тоже усложнял дело. Им с Хайгейтом пришлось как можно быстрее разобраться в тоннах сокращений и названий, из которых “Букингем” – самое простое. СДД – Сент-Джеймсский дворец, КД – Кенсингтонский дворец, ПЛС – та очаровательная расторопная нигерийка, Рози. Можно ли называть уроженку Лондона “нигерийкой”? Стронг сомневался. Наверное, будет правильнее сказать “девушка нигерийского происхождения”. ГЭ – Герцог Эдинбургский (это он знал и раньше). “Веллинги” – Веллингтонские казармы, где живут солдаты, охраняющие дворец. Сейчас там квартируется рота из Уэльса, но ее почему‑то называют “иностранный легион”. Мать Стронга была валлийкой, поэтому его это немного задело, но он не подал виду. На работе на все, что ему говорили, он отвечал улыбкой, кивком или молчанием: такие жесты обычно интерпретировались собеседниками как одобрение, однако за ними иногда скрывались противоположные чувства.

Естественно, когда ему рассказали о несчастном случае у бассейна, улыбаться он не стал. Речь шла о какой‑то старой карге, но все же…

– Начнем с причины смерти, – сказал Дэвид Стронг сержанту. – В ХОЛМСе[44]44
  HOLMES (Home Office Large Major Inquiry System) – информационная система министерства внутренних дел Великобритании для расследования серьезных преступлений.


[Закрыть] ничего нового?

Сержант-детектив Хайгейт, которому он поручил проверить базу данных полиции, отрицательно покачал головой.

Никаких новостей. Патологоанатом не обнаружил следов насилия, не считая увечий от падения и порезов от разбитого стекла. Его заключение – разрыв задней большеберцовой артерии. Звучит не очень страшно, но, если вовремя не добраться до больницы, можно истечь кровью.

– А что думаешь по поводу моей версии о самоубийстве? – спросил Стронг. – За несколько дней до смерти угрозы в ее адрес участились, и она могла не выдержать давления.

– Да нет, – уверенно ответил Хайгейт. – Это как‑то бестолково.

– А что? Люди режут запястья, почему бы не порезать лодыжку?

– Зачем ей вскрываться в бассейне? У нее был доступ к ванной, там ей никто бы не помешал. К тому же все говорят, что она была ярой фанаткой королевы. Она бы не стала ее подставлять.

– Справедливое замечание, – отметил Стронг. Большой плюс в работе с Эндрю Хайгейтом состоял в том, что тот часто не соглашался с Дэвидом. Это держало его в тонусе и снижало риск ошибки из‑за предвзятости подтверждения[45]45
  Предвзятость подтверждения – склонность человека воспринимать только ту информацию, которая соотносится с его точкой зрения.


[Закрыть]. Когда‑то и он помогал тем же своему начальнику. – Хотя и очевидное, – добавил Стронг.

– Буду иметь в виду, – пообещал Хайгейт.

Дэвид с самого первого дня их совместной работы твердил одно и то же: “Ничего не предполагай, никому не верь, всегда перепроверяй”. Хотя для себя он выбрал другую стратегию: “Арестуй всех и никому не доверяй”. Вот только здесь так не получится.

В детализации звонков Синтии Харрис не нашлось ничего подозрительного, но они продолжали искать. Перепроверили все записки с угрозами, которые она получила. Всего их было одиннадцать, включая парочку отправленных за год до того, как она якобы ушла на пенсию. Все написаны от руки на дешевой бумаге, карандашом или шариковой ручкой, злоумышленник использовал трафарет, чтобы скрыть свой почерк. Никаких отпечатков, кроме принадлежащих жертве, ее начальнику и четырем сотрудникам отдела кадров, которые вели расследование до приезда детективов. На удивление в записках не было ошибок, даже в пунктуации. Три найдены в карманах пальто, четыре – в шкафчике, две – в сумочке, одна – в шоппере и еще одна – в комнате, где она убиралась. Во всех записках упоминалась персональная информация, имеющая отношение к ее прошлому.

– Фиктивный брак, – отметил Стронг. – Ее обвиняли в том, что она решилась на него только для того, чтобы сменить имя. Скорее всего, это правда. Несколько случаев понижения в должности в начале карьеры. У нас же есть ее профессиональная биография?

– Да-а-а, но… – протянул Хайгейт и осекся. – Немного расплывчатая, ребята из отдела кадров обещали достать более детальную.

– Постарайся их поторопить. Потом аборт в тысяча девятьсот восемьдесят шестом. Она утверждает, что никому во дворце об этом не говорила. Оказалось, что кто‑то все равно узнал.

– Еще есть данные о случаях повреждения ее личных вещей, – продолжил Хайгейт. – Все недавние. Дважды, в июне и сентябре, одежду пометили несмываемым маркером. Один раз, в начале июля, злоумышленник получил доступ к ее шкафчику и разбросал по комнате все его содержимое. Тогда же она заявила о пропаже “дорогой сердцу” косметички.

– И за три дня до смерти порезали ее одежду.

– Да.

– Любопытные у нее были вещички, – заметил мимоходом Стронг. – Ты видел их описание? Антикварные – как вы их там называете? А, “винтажные”. Есть даже дизайнерские. Получается, она была довольно…

– Странная? – предположил Хайгейт.

– Общительная. Открытая. При этом все говорят, что она была самодостаточная…

– Стерва, – закончил за него сержант, грубо цитируя то, что им о ней наговорили.

Детективы решили, что это подозрительно.

– Главными подозреваемыми считались женщина по фамилии Симпсон и миссис Арабелла Мур – ее муж был одним из тех, кто неудачно пытался заменить Харрис, и его уволили, – сказал Хайгейт. – Симпсон отпадает: в тот момент ее не было в Шотландии. Но исходя из того, что я услышал о жизни во дворце, из желающих ей насолить уже выстроилась целая очередь. Как думаешь, могла ли женщина написать такое?

Даже перечитав все записки еще раз, обращая внимание на их стиль и содержание, было трудно сказать однозначно. Постоянно повторялись слова “карга” и “грымза”, а также “дряхлая рухлядь” (детективы заметили аллитерацию) и “хрычовка”. Они оба прекрасно понимали, что жестокими словами одна женщина может ранить другую не хуже мужчины.

Затем детективы перешли к запискам, которые получила сотрудница отдела питания Леони Бакстер. Она была в Шотландии во вторую смену, но вернулась раньше, чтобы помочь подготовить дворец к приезду королевы. Впервые она подверглась преследованиям в июле: ей подбрасывали записки и писали сексистские комментарии в Твиттере. В случае с Синтией Харрис паттерн поведения злоумышленника отличается, но это можно объяснить тем, что у нее не было аккаунтов в соцсетях. Записки, написанные крупными буквами по трафарету, Леони Бакстер находила в похожих местах: в сумке, в кармане пальто, в ящике стола. Ее тоже многие недолюбливали и считали неуживчивой. Она была младшим менеджером в команде, которая отвечала за организацию питания на вечеринках, приемах и праздниках, но большую часть времени миссис Бакстер занималась защитой прав сотрудниц дворца: требовала заменить форменную одежду на более удобную, открыть больше женских туалетов и сделать подъем по карьерной лестнице более понятным и прозрачным. Также она регулярно указывала на то, что все высокие должности занимают мужчины.

– Кроме самой высокой! – заметил Хайгейт, посмеиваясь.

– Судя по всему, у нее шило в одном месте, – пробормотал Стронг.

– Сейчас нельзя так говорить, босс, – предупредил его сержант. – Борьба за права женщин так же важна, как и в целом борьба за права человека. Ну или за равноправие, это одно и то же.

– Я не против, просто есть же легальные способы и методы отстаивать свои права.

– Приличные, вы имеете в виду? – переспросил Хайгейт.

– Ну да, можно же как‑то поприветливей…

– Вы ходите по очень тонкому льду, босс, – пожав плечами, сказал сержант. По о-о-очень тонкому. – Он просмотрел свои записи. – В общем, она далеко не всем нравится, но явных врагов у нее нет. Если уж на то пошло, она вроде как дружила с Арабеллой Мур. А еще есть девушка по фамилии ван Ренен, так ее вообще все обожают, недоброжелателей у нее нет.

– Или есть, но это тщательно скрывается.

– Не факт, что ее вообще можно ставить в тот же ряд. Возможно, ее действительно достает ухажер из Тиндера, который никак ко дворцу не относится.

– Вот только сама ван Ренен считает, что относится, – заметил Стронг. – Когда ты с ней поговоришь?

– На следующей неделе, ответил Хайгейт. – Она не горит желанием со мной общаться, но я сказал, что королева лично попросила нас с тобой разобраться в этом деле, и только тогда она согласилась.

– Хорошо. Кстати, когда будут готовы результаты почерковедческой экспертизы? Думаю, нам смогут предоставить достаточно подробный анализ личности нашего преступника, учитывая то, с каким нажимом он расставляет точки над “и”.

Хайгейт бросил на него неодобрительный взгляд.

– Да черт их знает. Говорят, недели две-три, и плевать они хотели на все мои заверения, что это дело государственной важности. Это все сокращение бюджетов – очередь одна на всех. С технарями, которые разбираются с соцсетями, то же самое. Они все по уши в детском порно. Конца и края этой очереди не видно.

Стронг хмыкнул.

– Так было всегда, – сказал он. – Поверь, десять лет назад работа тоже была не сахар.

– Я тогда в шестом классе учился, – весело заметил Хайгейт. – Так что проверить не было возможности. Вот если бы миссис Харрис была убита…

– Тогда нас пропустили бы вперед, мне эта мысль тоже приходила в голову, – заверил его Стронг. – Не то чтобы я желал ей такой кончины, но это точно упростило бы нам жизнь.

Наступала ночь, и детективы разошлись по домам.

Стронг уже имел опыт работы в Виндзорском замке, но почему‑то считал, что раскрыть преступление в Букингемском дворце будет гораздо проще, чем любое другое. На деле оказалось, что все ровно наоборот. Ему нужно было понять, в каком состоянии находилась Синтия Харрис перед смертью. Однако, к его несчастью, ни одна система видеонаблюдения в тот день ее не заметила. Внутри дворца была единственная камера, на первом этаже Северного крыла, и та уже месяц как сломалась. Казалось бы, дворец должен быть ими утыкан сверху донизу, но, судя по всему, принц Филип был категорически против “засилья этих шпионских штучек”. Даже несмотря на то, что однажды неизвестный мужчина, который буквально проходил мимо, пробрался прямо в спальню Ее Величества. Она заговаривала ему зубы, пока не прибежал лакей, – ведь так поступил бы любой, встретив незнакомца в собственной спальне, правда? У королевы по‑настоящему стальные нервы – и это была еще одна причина для беспокойства по поводу завтрашнего дня. План модернизации системы безопасности уже был готов, правда лет на тридцать позже, чем следовало бы, и ждал одобрения парламента. Вот и думай теперь, кто тут правит по‑настоящему.