Текст книги "Байки из баньки"

– Так, так, стоп, что ты там сказал про стакан?

– Про стакан забудем, – но видя удивлённое лицо Фёдорыча, пояснил, – про стакан пока забудем, временно. Продолжай свою гипотезу, – похлопал меня по плечу Виктор.

С хитринкой похлопал. Подозрительно. О чём это он думает, что-то знает, а не говорит. Опять же смешинки по-прежнему из глаз не уходят.

Вон, Борисыч внимательно, серьёзно сидит, а он нет. Фёдорыч? А что Фёдорыч, нормально тоже, паузы своевременно в разговор вносит, нужные паузы, необходимые для сосредоточивания. А то, что зачастил с ними, со стаканами, чайниками, так мы и не против.

Ну да ладно, не перебивает же, а помогает в этом разборе, направляет так сказать.

Опять крамольная мысль в голову забрелась. Не то что-то у меня с языка срывается, но раз срывается, значит, такое возможно, значит, так оно и есть.

– Продолжаю, конечно, возможно, этому выпрямлению способствует вращение нашей Земли, спотыкнулась она, а мы это не заметили, поскольку быстро так спотыкнулась.

– Не понял? Во наговорил! Весь мозг закрутил, надо бы раскрутить, – с намёком сказал Фёдорыч. – Паузу сделать.

– Да-да, – поддакнул Борисыч.

– Рано ещё, – сказал как отрезал Виктор.

Я, сочувствуя им, промолчал, хотя согласен. «Пауза» Фёдорыча не прошла, жаль. Продолжаю.

– Конечно, наверняка этому есть вполне обоснованное объяснение, только нам надо сосредоточиться. Так! У меня появилась ещё одна версия. Аккурат к этой подходит, вроде как дополняет её.

– Виктор! Я так не могу, не сосредотачиваюсь, – оглядываясь на Баньку, жалобно сказал Фёдорыч.

Мы с Борисычем согласно закивали. Я равномерно, а Борисыч зачастил, меня испуг взял, как бы шею не повредил.

Витька перестал хихикать, смотрит на нас, как на каких-то пришельцев, и говорит:

– Ладно, встали все и ровненько так пошли. Посидим, поразмышляем. Этот вопрос серьёзный, его надо как следует обмозговать. Считаю, что земная ось и магнитное поле здесь ни при чём. Но продолжение послушаем, может, и в самом деле что-то такое незаметное для некоторых произошло.

Почему для некоторых, подумал, это же для всех произошло, просто он оговорился, и я успокоился.

Пришли, сели. Садились долго, то ли диван стал меньше, то ли табуретки резко так стали шататься, но мы же упрямые, нас так просто в Баньке не завалить.

Хотел продолжать. Но Фёдорыч перебил.

– Не с того начинаешь, – и посмотрел на меня, осуждающе так посмотрел, хмуровато.

– Предлагаю, – быстро подхватил Борисыч, – тост за скорейшее воссоединение Кассиопей.

Тост хороший, никто не возражает, душевный же, аккурат в тему. Откушали «чайку», похорошело.

– Вот и мозг раскрутился, – довольный, произнес Фёдорыч, – вместимый стал.

– Для чего вместимый? Что вмещать собрался?

– Это, Виктор, для вмещения вновь поступающей дополнительной информации, – быстро протараторил Борисыч, для убедительности поводив перед нами пальчиком, почему-то странно загнув его в сторону «чая».

Во как, думаю, чувствуется разносторонне грамотный человек, и не скажешь, что он недавно с крылечка смахнулся, соображает.

И уже не важно, кого воссоединять надо, Кассиопею ли или кого другого. Всех желающих воссоединим и не желающих тоже.

Смотрим друг на друга, блаженно так смотрим, я бы сказал, умильно, всё вокруг розовое и приятное, и море по колено. Фёдорыч руки развел от удовольствия, вроде как хочет обнять необъятное. Я, на всякий «пожарный», еще чуть отодвинулся, дальше некуда, стена мешает. А Борисыч опять не успел, попал в эти объятия. Мне даже послышался треск подозрительный. Но он благополучно освободился от них. Вот что значит кость крепкая, даже завидно стало.

– Давай продолжай, – добродушно произнес Фёдорыч.

– А что продолжать-то? – спрашиваю.

– Во, уже и не помнит ничего, – сказал, разведя руками, Фёдорыч.

– Надо за память налить, и не спорь, Виктор, не спорь, а то не вспомнит.

– Да-да, – добавил Борисыч, промокая накинутой на плечики простынкой свой «сократовский» лоб. – Память штука коварная.

«Чаёк» тем хорош, а наш тем более, что восстанавливает координацию и память. Насчёт координации я в данный момент слегка призадумался, а насчет памяти – ни-ни, она в норме, если только так, чуть-чуть. Трое против одного, Виктор сдался. Помянули, нет-нет, не помянули, а за память откушали. Единогласно причём, единодушно, против коллектива особо не попрёшь.

– Предполагаю также, что этот феномен связан с нашими полушариями.

Все дружно подняли руки, крепко головы держат. Удивлённо смотрят на меня просветлёнными глазами. Даже видно, что «чаёк» из организмов улетучиться хочет. Но справились, удержали, не дали ему испариться.

– Как так, с нашими? Что-то ты съехал, то раздвоить нас хотел, теперь с головой разбираться собираешься, жутковато как-то, – и Фёдорыч попытался брови сдвинуть к переносице, не получилось страх показать. Разъехались они.

– Намекает, что без хирургического вмешательства не обойтись, – очень серьёзно произнёс Виктор.

– Специально стращает, зомбирует, – добавил Борисыч.

– Зомбирует? А для чего? – повернувшись к Борисычу, спросил Фёдорыч.

– А кто его знает, задумал что-то.

– Значит, пытать надо, дознаваться, – глубокомысленно произнес Виктор.

– Как пытать? Ошалел совсем. Это же баня, а не пыточная.

– Да просто всё. «Чайку» ему больше не предложим, сам расколется.

– Да ты что! Виктор! Мы же не садисты какие, – Фёдорыч даже привстал.

Я перевёл дух, пронесло.

– Во даёте! Что это вы за головы схватились, перепарились или что? – спрашиваю их.

– На что намекаешь? Ни в одном глазу, – обиженно произнёс Фёдорыч.

– Да-да! А было бы в обоих, не пугались бы тебя, – с намеком сказал Борисыч.

Намёк я понял. Но виду не подал, рано ещё. Хорошо, что Фёдорыч не намекнулся. Я бы тогда точно нить разговорную мог бы потерять, заблудиться в своих рассуждениях. Гляжу, а они ещё головы держат, оберегают.

– Ладно, нечего их держать, опускайте, опускайте руки. Виктор, ну ты-то чего?

– За компанию, уж больно убедительно у тебя всё выходит, – а сам посмеивается, покашливает тихонько.

Руки опустились. Я было хотел как учёный преподаватель встать из-за стола и прохаживаться вдоль него для солидности рассказа. Но вовремя одумался, лучше сидя, а то качнёт меня. Скажут, что я уже тёпленький совсем. А я, конечно, не холодный, но совсем и не «уже».

– Итак, повторяю снова. Как известно, наша Земля состоит из двух полушариев. Из каких? Кто скажет?

– Из каких, известно из каких – из одинаковых, раз их два.

Кто ответил, не разобрал, но впредь решил больше сложных вопросов не задавать.

– Так вот: состоит из Южного и Северного полушарий, а их аккурат пополам разделяет экватор, ну, линия такая.

– Знаем, не дебилы, – проворчал Фёдорыч. – Виктор, ты куда? А… понятно, смотри не заблудись.

– В звездах, – добавил Борисыч.

– Вот что, – заговорщицки сказал Фёдорыч. – Надо нам того-этого, пока смотрящий не пришёл, по-быстрому.

– Может, дверь подпереть?

– Нельзя, догадается, спалимся сразу.

– Тогда по капельке, – подмигнул Борисыч.

Я в этой короткой дискуссии участия не принимаю, итог очевиден.

– Никаких капелек, пока капать будем, он и вернётся, – рука у Фёдорыча даже не дрогнула.

Я с ним мысленно согласился, «чаёк» этого не любит, вроде как мы брезгуем им, да и мы не умеем мелочиться, поэтому уважаем его по полной. А всё-таки молодец Фёдорыч. Чем больше «чаю», тем крепче, увереннее себя чувствуем, одна польза от него. Вернулся Виктор, подозрительно на нас посмотрел, но промолчал, только хмыкнул весело. Да и мы, весёлые такие, для огорчений же поводов нету. Дух в Баньке ужасно приятный, от него ещё веселее, а может, не от него? А впрочем, разницы нет, нам хорошо и баста.

– Ну раз все в сборе, продолжаю, раз экватор разделил нашу Землю, то звёздное небо разделилось тоже. Всем известно, что звёзды и созвездия в полушариях расположены совершенно по-разному, некоторые, которые в другом полушарии, мы не видим, нету их у нас, например, Южный крест, там-то он есть, а у нас тю-тю.

– Сдаётся мне, что мы от этого всего тоже можем тю-тю, – сказал Фёдорыч и легонько шлёпнул Борисыча по плечику.

Борисыч присел, хотя он и не вставал, а вот умудрился ещё ниже присесть.

– Да-да, – кряхтя и выпрямляясь, согласно закивал Борисыч, – не тю-тю, а можем о-го-го.

Я про свою предусмотрительность вспомнил, когда на безопасное расстояние от Фёдорыча пересел, а то тоже бы закряхтел. Как известно, от всяких тю-тю «чаёк» помогает, и мы этим безотлагательно воспользовались. И стало всем не о-го-го, а даже лучше.

– Так вот, в одном полушарии она вот тут, – показываю через плечо, – а в том совершенно в другом месте, – показываю через другое плечо. – Из этого вытекает, что Кассиопей две, и обе как сёстры-близняшки одинаковые. И если мы встанем на экватор, одной ногой в одном полушарии, а другой в другом, то поворачивая голову то влево, то вправо, не надо за мной повторять, не крутите головами, собьюсь. И таким образом, будем поочерёдно видеть то одну, то другую Кассиопею. А мы видим одновременно сразу две, возможно, экватор последовал за земной осью, в сторону её выпрямления. И по ряду неизвестных и не зависящих от нас причин, предположительно из вышеназванных, мы и наблюдаем это исключительное явление.

– А какой ширины эта линия, в смысле экватор, может, ног не хватит? И как туда добраться?

– Не переживай, Фёдорыч, захочешь их увидеть, может, придётся тебе и раскорячиться, а надо будет, и на шпагат сядешь, – отвечая и показывая, широко развёл руки Виктор, – а доберёшься легко, автостопом.

– На шпагат я не смогу, – критически осмотрев себя и довольный осмотром, Фёдорыч легонько похлопал себя по животу.

– Это потому, что ты гавнастикой не занимаешься.

– Гимнастикой, значит, – поправил Борисыч и по чашечке для «чая» вилочкой постучал, звук раздался мелодичный, как бы приглашающий.

Но мы не пригласились, стойко держимся, хотя и переглянулись. Звук повторился, третьего ждать не стали. Пригласились. Хорошо сидим, не «чай», а прямо амброзия.

Виктор на диванчике разлёгся, ножки бантиком сложил, глазки прикрыл, но если приглядеться, то не совсем, щёлочка просматривается, наблюдает, значит, приглядывает, как мультяшный Каа.

Фёдорыч довольно урчит, бока оглаживает, жуёт и щёки надувает, харчи, что ли, за них складывает, как хомячок, хотя нет, на хомячка не похож, а скорее на борца сумо.

Борисыч высоко выпрямился, как будто и не прихлопывался ни разу, сидит ровно, зорко по сторонам следит, того и гляди, свистнет, как караульный суслик, почуявший опасность, и мы все по норкам – шасть. Ни в какие норки нам нырять не надо, мы же в Баньке, она нас в обиду не даст, Банька все вопросы враз решит, потому мы к ней соответственно и относимся, уважительно значит. Вслух, конечно, так не скажу, а то за такие сравнения самого в зверинец посадят. Ох, хорошо сидим, расслабленно, я бы сказал, вялотекуще, отдыхательно сидим.

Борисыч повернул голову и смотрит на меня, уважительно смотрит, а во взгляде восхищение, мол, какой я молодец, находчивый, что смог такую тему разрулить, деликатно и достойно ответить.

Я тоже его взглядом поблагодарил с лёгким наклоном головы, по-джентльменски как бы. Признаюсь, правда, наклончик мне трудновато достался, нервный какой-то. Видимо, это от сверхъестественного напряжения головного мозга и прочих частей организма. Которые тоже напрягались, не подумайте что-то такое, то не напрягалось. Вон, яств сколько на столе, от такого чревоугодия приходится напрягаться, дабы они, не ровен час, экстренно не покинули организм.

– Борисыч говорит, звездное небо – загадка, как-то с ним надо определиться, с конкретного места. Раз и навсегда. А мы это место пока не знаем.

– Ладно, – говорю, – предлагаю Витькину Баньку обозначить этим местом и определить её положение к нашим Кассиопеям. Предлагаю этот вопрос возложить на нашего друга и, без сомнения, большого «доку», разбирающегося в этом непростом космически-астрономическом, звёздном деле, на Фёдорыча.

Возражений не последовало. А Виктор опять вроде как у виска пальчиком крутит, а может, просто почёсывается, и говорит:

– Борисыч, позвони Анатоличу и спроси, что это такое в небесах происходит.

– Нет, я звонить не буду, от меня «чайком» далеко слышно, учует.

– Да как же он учует? Ты же по телефону говорить будешь.

– Наговариваешь на себя, – заметил Фёдорыч.

Позвонили и притихли, поскольку получили немного странный для нас ответ.

– Созвездия надо познавать до Баньки, а не после неё.

Примолкли, я им, почему-то шёпотом, говорю:

– А Кассиопею можно и днём увидеть, например из колодца, как в телескоп.

В Баньке повисла кратковременная тишина. Обдумывают значит. Борисыч говорит:

– Я не могу, спина что-то побаливает, да и лезть мне пока некуда.

– А у меня скважина, не пролезем, – ткнул в себя пальцем Фёдорыч, чуть-чуть задев локтем Борисыча.

Борисыч малость дернулся, но уже по привычке из наклонного положения самостоятельно выпрямился, даже не поморщился. Закалка помогла.

Я уже хотел с ехидцей спросить: а где это у тебя скважина? А то только у меня норовят что-нибудь поискать. Но посмотрев на Борисыча и видя, как он поглаживает потревоженное плечико, передумал.

– А в мой колодец не полезем, а то жена узнает и перестанет воду из него брать. Да и как мы её там найдём, надо же колодец поворачивать туда-сюда, а он же не телескоп? – очень серьёзно, даже без смешинки произнёс Виктор. – Не обсерваторию же в колодце строить. Задумались, вопрос серьёзный, задумались уже по-серьёзному, нет, не получается додуматься.

На «чаёк» посмотрели, может, он поможет додуматься. С него перевели взгляд на Виктора, одобрит он наши смотрины или как?

– Нечего на него смотреть. Думать надо, без подсказок.

– Не получится без подсказки, – вздохнул Фёдорыч.

Мы с Борисычем тоже как можно жалобней вздохнули. Подействовало, получили «добро» на «чаёк».

– Так вот, – говорю, – надо попробовать «дух» Кеплера вызвать, может, он что подскажет?

– Это кто такой?

– Да астроном древний, Иоганн его звали.

– Спиртизмом заниматься будем? Я согласен.

– Не спиртизмом, а спиритизмом, – поправил Фёдорыча Борисыч.

– «Дух» беспокоить не будем, оставим до следующей баньки, и так уже надухарились.

– Не надухарились, а напарились, – поправил Виктора Борисыч.

Во! В очередной раз подивился я на Борисыча. Всё грамотнее и, главное, вежливее нас поправляет, мелкие травмочки в Баньке ему только на пользу.

– Да и не верю я во всякую мистику.

– Э нет, Виктор, не скажи. Вот был у меня один случай.

– Про случай потом, в другой раз расскажешь, с колодцем ещё не разобрались.

– А насчёт колодца, думаю так: а если применить систему зеркал? Так сказать заглянуть за край колодца. Вон, Фёдорыч – механик известный, на всякие выдумки горазд, они у него ловко получаются и всегда с пользой. Истинный «Шпунтик и Винтик». Наверняка может механизм какой придумать, например, поворачивающуюся систему зеркал или ещё что-то. И будет одно зеркало на краю колодца вращаться, в нужную сторону. А мы внизу, в другое наблюдать.

Фёдорыч от похвалы даже зарделся, хотя дальше некуда, и так довольно яркий. Пальчиком ласково чашечку с «чайком» по столу завертел. Застеснялся. Ну и я приободрился, а зря. Бдительность терять нельзя. Виктор опять смотрит на меня, подозрительно так смотрит, смешливо как-то.

– Околеем мы там, внизу, если только бадейку с «чайком» туда опустить и прихлёбывать из неё поочерёдно, – предложил Борисыч.

– Если с бадейкой «чайка», то можно попробовать изготовить такую систему, – серьёзно ответил Фёдорыч, приподнимая наполненную чашку. – За систему.

Мы за ним тоже приподняли до нужной высоты, у Виктора уже смеяться не получается, икать начал, но тоже приподнял.

«Приподняли», заёрзали от удовольствия.

– Дело серьёзное, можем не одолеть, – засомневался я, – финансов не хватит.

– Надо создать акционерное общество для привлечения дополнительного капитала.

Да! Умнейший человек Борисыч, дельную мысль подкинул. – Точно, надо выпустить акции, инвесторов привлечь, под лозунгом: «на каждом садовом участке – свой телескоп». – Подземный, – борясь с очередным приступом смеха, добавил Виктор.

– Колодезный, – как всегда, поправил Борисыч.

Решили обсудить этот вопрос дополнительно на следующей Баньке. И возложить решение данного мероприятия на нашего механика, он специалист в этом деле, ему и продолжать. Как говорится, телескоп ему в руки. Хотя глядя на Виктора, крамольная мысль заползает, вроде как говорит он: «что тут обсуждать – или «чаёк», или астрономия».

Да нет, показалось мне, не может он так думать. Вопрос больно серьёзный.

– Надо это дело обмыть! – взбодрился Фёдорыч, и мы за ним тоже взбодрились.

– Не сегодня, не сейчас. Сейчас давайте на посошок. А ты, Фёдорыч, подумай на досуге, «телескопический» ты наш, и Кассиопею верни на место, и без всяких близняшек.

Посмотрел на меня Виктор, вроде как спасибо сказал за отлично проведённый вечер, мол, ловко ты нас развёл, складно.

Да нет, опять мне показалось, мы же все это видели, глаза не обманешь. Наша интеллектуальная беседа подошла к концу, пора и закругляться. Пора домой собираться, «половинки» наши заждались, как ещё встретят? Собрались на удивление легко. Ничего не уронили, и сами не уронились. Вышли, идём, не спотыкаемся, чудно даже, хотя о чём это я, мы же просто парились, а другого ни-ни.

Ночь тихая-тихая. Только эту тишину нарушает наш дружный хохот, далеко слышно, даже соловьи примолкли. Опасно это, в Баньке на небо смотреть, прям звёздная болезнь на меня накатила.

Поднял я голову, посмотрел на звёздное небо, на такую далёкую, но манящую Кассиопею, и подумал, а вдруг и правда такое было? Ведь могло же быть, верно?

К 67

Сидим как-то в Баньке, «чайку» махнули, конечно, не один раз, а само собой, как положено. Один раз не положено, если один раз, то букет «чайный» не почувствуешь, вроде как потерял что, а найти не можешь, от этого беспокойство на душе происходит, нехорошее беспокойство, нервозное какое-то. Вышли на крылечко, присели. Вечер, тишина, даже листочки на яблоньках не шевелятся, дремлют они. Мы не дремлем и совсем даже не нервозные, а наоборот.

Сидим, щуримся, как коты мартовские на солнышко ласковое, хотя не март на дворе, а середина лета. Фёдорыч вроде как замурлыкал даже, хотя на мурлыканье не больно похоже, скорее на рык устрашающий.

Мы не боимся, привыкли, он хоть и впечатляющий на вид, а добрейшей души человек, мухи не обидит, если, конечно, его не задеть ненароком каким обидным словом или ещё как, тогда уж не обессудьте, на случай отодвинулись от него чуток, обезопасились, уж больно жестикулировать начал, широковато руками помахивает, зацепить может, так и со ступенек слететь можно. Хорошо, если легонько скатимся, тогда ничего, а если с грохотом, как в прошлый раз, тогда будет весьма чувствительно, даже очень весьма.

Да и котов таких размеров солидных не бывает. Лично я не встречал.

Фёдорыч руками размахивать перестал, мурлыкать тоже, примолк. Стал нас рассматривать, внимательно так, на Виктора особо внимательно, на нас с Борисычем так, мимоходом как бы, а на Виктора особо, даже показалось мне – просительно. Я, конечно, догадался, отчего это он так на него смотрит, Борисыч тоже, но молчу, Борисыч тоже. Оба молча на Виктора смотрим и тоже просительно, Борисыч даже просительней меня смотрит.

Смотрины наши ни к чему не привели, обидно. Никакой реакции со стороны Виктора не наблюдается, сидит и посмеивается, мне ещё обидней стало, Борисычу тоже, он даже завздыхал, жалостливо завздыхал, обидчиво.

– Ладно, чёрт с вами! Борисыч, сходи за «чайком», на крылечке с ним посидим.

– Не ходи, а лети! – радостно встрепенулся Фёдорыч. – А то без него и сидеть как-то жестковато.

– А я уже!

Надо же, подумал я. Мы и моргнуть не успели, а он и расставить всё успел. Прям Кио какой-то. Хотя Борисычу два раза повторять не надо, шустрый, гораздо меня шустрей, понимает, что так нам значительно приятней ступеньки покажутся, да и разговоры всякие тоже приятней будут. А какие разговоры без «чая»? Так, скукота одна, а не разговоры.

Сидим, не посиделки, а сплошное умиротворение. Со стороны посмотреть, так просто раут светский, хотя, конечно, не раут, раут предполагает смокинги, тросточки и прочую муру, а на нас только простынки накинуты, а более ничего. Но мы себя гордо держим, манерно, соблюдаем, так сказать, приличия, соответствующие текущему моменту. Так что буржуям всяким в смокингах до нас далеко, они нам с нашими разговорами и в подмётки не годятся. Не умеют они вести себя в приличном обществе. А мы умеем, с детства приучены. Вот хотя бы Фёдорыча взять. Не просто встал, а сперва Борисыча вежливо отодвинул, вежливо на него опёрся, и ничего, что Борисыч согнулся, покряхтел малость, но выпрямился, принял прежнее положение, не сразу, с трудом, но принял же и тоже вежливо принял, как должное вроде. Мне эта «вежливость» не досталась, потому как подальше сидел, да я и не жалею, ещё достанется, хотя не хотелось бы.

Фёдорыч до яблоньки добрался, хорошо, что они рядом, недалеко, а то ищи его потом, закатится под кустик какой смородинный, и амба. А мне его искать – как-то не очень, поскольку разморило, похоже, очень, на солнышке, а может, «чаёк» разморил? Да нет, «чаёк» совершенно ни при чём, но в тенёк отодвинулся всё же. Мало ли? Фёдорыч тем временем яблочко сорвал, на замечание Виктора, что они ещё не спелые, внимания не обратил, а захрустел им, да так аппетитно и с довольными возгласами захрустел, что у меня, по методу профессора Павлова, слюна обильно выделяться стала, хорошо хоть не закапала. На Борисыча посмотрел, никаких выделений не заметил, не закапало у него. На Виктора и смотреть не стал, а чего смотреть, у него сроду не капало.

Возвращается Фёдорыч, а сам всё хрустит и хрустит, как зимой, когда по насту идёшь, тоже хрустко, далеко слышно. Чего-то у него в организме не хватает, витаминов, что ли? Не иначе как авитаминоз подхватил, болезный! Угощать нас начал, Борисыч благодарственно угощение принял, чуть ли не с поклоном, а как же, мы же вежливые, не какие-нибудь снобы. И раз, жадно в яблоко впился. Я оторопел даже! Эко как его перекосило, не лицо, а прямо маска образовалась, какие на «хеллоуин» надевают, ей-богу, оторопел, жуть, а не лицо.

Я, глядя на ещё не пришедшего в себя Борисыча, постарался как можно тактичнее отклонить это радушное предложение, а то мало ли что со мной сотвориться может, про «павловские» рефлексы враз забыл.

– Давай, Борисыч, «чайком» запей, полегчает, – давясь от напиравшего на него смеха, махнул рукой Виктор.

– Конечно, полегчает, даже не сомневайся! – тут же подхватил Фёдорыч и опять яблоком хрустнул.

У меня от его «хруста» тоже лицо хотело кривизну дать, но я его удержал, не позволил ему в гримасе затеряться, справился с ним, неприлично в обществе гримасничать, мы же вежливые.

Полегчало всем, особенно мне «полегчало», вроде как солнышко припекать продолжает, хотя в теньке сижу. С чего бы это?

– Борисыч? А чего ты всё руку потираешь? Зашибся где-то? – участливо спросил Фёдорыч.

– Да на работе зацепился, вот и побаливает.

– Так давай я посмотрю, может, у тебя там перелом, а ты молчишь. Если перелом, вправим и гипс наложим, закрепим как положено.

– Но ты же не доктор!

– Доктор, доктор. У него отец врачом был, на дому помощь оказывал, так что Фёдорыч поднабрался опыта, квалифицированно помощь оказать может, – разъяснил Виктор, давясь от напиравшего на него смеха.

– Так здесь гипса нету и шины.

– Как нету? Вон, у Виктора мешок цемента стоит, неполный правда, на нам и половины хватит. И насчёт шины не беспокойся, что мы доску подходящую не найдём? Выстругаем по размеру, даже с запасом, – тыча пальцем куда-то в сторону, авторитетно и полный решимости, с сознанием предстоящего дела засуетился Фёдорыч.

Тут я вмешался малость, для разъяснения предстоящей процедуры, авторитетно вмешался, для солидности даже головой покачал, понимая всю важность этой затеи.

– Конечно, Борисыч, профиль у его отца был малость не тот, поскольку врач-то не человечий, но опыт у Фёдорыча имеется.

– Как – не человечий? – испуганно отшатнулся Борисыч.

– Да ты не дёргайся, не дёргайся. Страшного ничего нету, ничего особенного, врач как врач, только звериный.

– Ветеринар, что ли?

– Ну и что, что ветеринар, ветеринар – тоже врач. Правильно я говорю, Фёдорыч?

– Точно! Знаешь, как он ловко поросят кастрировал, чик и нету «помидорчиков». Я тоже раз с друганом на коте хотел попробовать, да только отец помешал, раньше вернулся. Пришлось до ночи за домом отсиживаться.

– Почему до ночи?

– Раньше нельзя. Выпорол бы, обоих бы выпорол, а к ночи легче, одним подзатыльником отделался.

Борисыч замолчал. Пауза затянулась. Внимательно, низко опустив голову, даже склонив её немного в сторону, стал что-то у себя осматривать. Вздохнул, легонько так вздохнул, незаметно. И споро куда-то засобирался.

– Ты куда, Борисыч? – одновременно крикнули ему вслед.

– Да пойду штаны надену, что-то зябко стало.

– Подумал что? Не бери в голову, не боись, что мы, «святая инквизиция» что ли, это так, как вариант просто рассматривался, на случай если у кого из нас ненароком грыжа вылезет. Фёдорыч вправит, без всякого анатомического вмешательства, – постарался я успокоить Борисыча.

Борисыч вернулся. Присаживался не спеша, косо на нас посматривая и потуже затягивая и так затянутую в талии простынку.

– Грыжа? Какая грыжа, с чего бы ей вылазить? – спросил Фёдорыч.

– А такая, если кой-кого, – показывая почему-то на меня, – вовремя не остановить, с такими разговорами, запросто у нас вылезет, – уже от невозможности больше смеяться еле выговорил Виктор.

Хоть и не моя затея предложенная, а спорить не стал. Решил к руке Борисыча вернуться, поскольку посчитал, что вопрос с ней ещё не до конца рассмотрен.

– Перелом только рентген определить сможет, так?

– Ну так кто же спорит, да где ж его здесь взять? Это надо в район ехать, а там очереди, то-сё. Да не каждый день работает, сплошная тягомотина. Виктор, у тебя случайно нигде аппарат рентгеновский не завалялся? – совершенно серьёзно, совершенно без намёка на смех спросил Фёдорыч. Я даже загордился за него, вот как за товарища переживает, беспокоится.

– Газонокосилка есть, бензопила есть, шуруповёрт и так, по мелочи тоже есть. А аппарата такого нет. Хотя есть аппарат, но только он сварочный, – тоже совершенно серьёзно, тоже без намёка на юмор, ответил Виктор.

Подвоха в этой серьёзности я не разглядел, не почуял. Решил продолжить.

– Рентген можно и домашних условиях пройти.

Тоже без ухмылочки произнес, а что, все серьёзные, а я чем хуже.

– Это как же, интересно?

– А так, всё очень просто. Клиента надо не кормить подольше, а когда отощает, его пропарить как следует, до нетерпимости, до крайности организма, и сразу на свет, на солнце выставить, для просвету. Он наверняка просвечиваться будет. Все органы, а косточки тем более видны будут, а там всё и разглядим, что там и как срослось или сломалось.

– И сколько не кормить? И кто клиентом будет? – заинтересованно спросил Борисыч.

– Неделю, не меньше, а насчёт клиента подумать надо.

И выразительно на Борисыча посмотрел.

– На меня не смотри, хватит надо мной экспериментировать.

Я перевел взгляд на Фёдорыча. Но тут Виктор встрял.

– Фёдорыч не подходит, он за неделю не отощает, и за две вряд ли.

Фёдорыч, довольно похохатывая в знак согласия, похлопал себя по животику, заметно отличающемуся от… Впрочем, не важно от кого. Ну позавидовал я малость, ну и что? А Виктор продолжает на меня смотреть, хитренько так смотрит, ещё и пальчиком показывает.

Решил я эту тему свернуть, как-то она мне совершенно разонравилась. Это что ж со мной будет, если неделю поститься? Да с парилкой? Святой дух что ли один останется, а тело куда денется? Но решил кое-что прояснить.

– А если на одном «чае» поститься, то как? – с надеждой спросил, можно сказать с мольбой спросил.

– Тебе нельзя, – категорично сказал Виктор.

– Это почему нельзя, там же еды нету, там же одни калории?

– Вот от них тебя и пучить начнет, раздует до дистрофических размеров.

Моё возмущение потонуло в грохоте смеха, даже Борисыч не отстаёт, «грохочет» поболее остальных, старается. Эх, а ещё друг называется, я ж для него старался. Нет, точно закрыть надо тему, а как? Фёдорыч выручил, повезло мне.

– Так, хорош. Давайте «чайку» махнём, мне точно калорий не хватает.

Махнули за калории, вроде успокоились, так, чуток подрагивают, совсем чуток, я тоже подрагиваю, так, за компанию, даже улыбочку обозначил.

– Я вот, кстати, тут тоже одного доктора вспомнил. Навроде Фёдорыча, большой специалист был, от всех болезней лечил. Не напрягайся, Борисыч, ни про что такое хроническое говорить не буду, тебя совершенно не заденет, и на их смех и намёки всякие внимания не обращай. Это они так, от недопонимания, поскольку доктор нормальный был, человечий, фельдшер значит. И никаких «чик», как у Фёдорыча, нам не грозит.

Так вот. Хоть ночью, хоть когда к нему обратись, никогда не откажет. Без выходных, как «стахановец», работал. Уважаемый, одно слово. Только нелегко ему было, сложновато с приёмом населения, не по его вине, конечно.

– А в чём сложность-то?

– А в том, Фёдорыч, что женская часть общества по одной к нему со своими болячками не ходили, побаивались. Нет, нет. Совсем не Квазимодо. И никакой не маньяк, зря вы так. Говорю же, никаких женщин он не тискал, не приставал к ним с непристойными предложениями, как вы подумали. Даже наоборот, приятный, обходительный. Ну чего гогочете? По буквам вам говорю о б х о д и т е л ь н ы й был человек, безотказный. Росточку ниже среднего, ничего особенного в нём и нету. Обычный человек.

Вот, к примеру, надо тебе «больничный» взять, по какой-нибудь необходимой необходимости, к болячкам отношения не имеющей и – пожалуйста, войдёт в положение, выдаст. А с рюмочкой поднесённой два раза в это положение войти может. Уважали его за это мужики, особо уважали. Поскольку эта «необходимость» у них чаще возникала, особенно после праздников каких или даже без них. А на работу идти надо? Надо, а как? Вот тут как раз эта особая «необходимость» их и выручала.

Женщины его, конечно, тоже уважали. И им иной раз эта особая «необходимость» необходима была, но вот тут как раз «необходимость» и особая была. Совершенно особая, даже если они и с болячками настоящими обращались, идти к нему приходилось вдвоём. С чужим мужиком, понятное дело, не пойдёшь, а свой не всегда под рукой, а с подругой вообще страх, холостым, то есть незамужним и подавно. Так что у них с этим вопросом сложность имелась. Что к имеющимся болячкам в одночастье другие прибавиться могут. Для нервов и всего остального организма очень даже неприятные неприятности.