Текст книги "Маленькая голубая вещица"

– Но это прекрасная мысль, – продолжила я, не желая задевать его самолюбие. – Не могли бы мы поговорить об этом ближе к концу недели? Я хочу сказать… это немного неожиданно, и я не уверена… – смущенно призналась я, вмиг перестав притворяться искушенной.

Он взял меня за обе руки и проникновенно посмотрел в мои глаза.

– Конечно, – успокаивающе прошептал он. – Просто… увидев тебя сегодня вечером, я понял, что вместе мы могли бы получить массу удовольствий. – Я сглотнула, постаравшись сделать это не слишком явно и не забывать дышать. Его пальцы принялись ласкать внутреннюю часть моего запястья.

– Почему бы нам не обсудить это в субботу за ужином? – не унимался он. – Я могу позаимствовать у матери машину, и мы с тобой поедем в один милый загородный ресторан, только ты и я. – Это вовсе не было вопросом: он уже все продумал, и стало очевидно: он ожидает, что я соглашусь. События развивались с пугающей быстротой.

Но именно на это я и надеялась все последние месяцы, напомнила я себе. Роб только что пригласил меня на ужин в ресторан, а не просто на еще одну групповую поездку за город.

– Мне надо посмотреть, что уже запланировано, – сказала я так небрежно, как только могла, – но, думаю, суббота свободна.

Он засмеялся, раскусив мою притворную невозмутимость.

– Отлично, а детали мы сможем обговорить завтра. – Он подался вперед, и наши лица так сблизились, что мы почти касались друг друга носами. – Я с таким нетерпением жду возможности оказаться с тобой вдвоем.

Его дыхание пахло мятой. Как он это проделал? Я попыталась отогнать от себя мысль о том, что он был настолько уверен в себе, что перед тем, как начать этот разговор, успел раздобыть и съесть мятный леденец.

В это мгновение он подался вперед и коснулся губами моих губ. Я растаяла. Какими бы ни были его мотивы, он великолепен. После всех своих трудов по подготовке к экзаменам я заслужила возможность развеяться.

Я посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

– Я тоже, – прошептала я, радуясь тому, что чуть ранее отказалась от жареного чесночного хлеба.

Внезапно я осознала: вокруг нас воцарилось молчание. И, оглядевшись, увидела полные любопытства лица друзей.

– Значит, вы двое наконец взялись за ум и сошлись, да? – возликовал Джек, по-свойски обвивая рукой плечи Грейс.

– На себя посмотри, – тут же ответил Роб, взмахом руки указывая на Грейс, которая тотчас густо покраснела. С противоположного конца стола донесся громкий скребущий звук – это Эшли отодвинула стул, после чего, вскочив на ноги, бросилась к дамскому туалету.

Я села прямо.

– Надо же, – прошептала я. – Ну и в щекотливое же положение ты попал. – Я незаметно бросила взгляд на Роба – на секунду на его лице показалась самодовольная ухмылка, затем он нахмурился.

– Миа, – громко сказал он, глядя на дальний конец стола, – с Эшли все в порядке? Может быть, надо пойти и посмотреть?.. – Ему удалось придать своему тону ровно столько озабоченности, сколько было нужно, но Миа уже и так направлялась в сторону туалета. Он снова повернулся ко мне: – Что это с ней?

– Ой, да брось. Тебе наверняка известно, что она уже несколько месяцев жаждет заполучить тебя.

– В самом деле? Я и понятия не имел. – Я прикусила губу и постаралась подавить охватившее меня раздражение – он был не так туп, чтобы не замечать того, что бросалось в глаза. Но мне совсем не хотелось портить этот вечер. Семестр почти закончился. Роб наконец назначил мне свидание и поцеловал. Я должна быть на седьмом небе от счастья. Он между тем продолжал: – А теперь, когда Эшли увидела меня с тобой, неудивительно, что она расстроена.

Мне нужно было время, чтобы подумать. Я снова взглянула на часы.

– Вот черт! – воскликнула я. – Грейс, нам пора, и надо будет всю дорогу бежать, иначе нам придется заплатить за такси. – Мы схватили рюкзаки и пакеты, бросили на стол деньги, чтобы оплатить свою часть счета, и, помахав всем на прощание, ринулись к двери. По крайней мере, мне не придется смотреть на лицо Эшли, когда она наконец выйдет из туалета. Интересно, попытается ли Роб утешить ее, подумала я и так и не смогла понять, почему мысль об этом меня ничуть не беспокоит. Потом из моей головы разом вылетели все мысли, и я, сорвав с ног дурацкие босоножки, бросилась бежать по центральной улице вместе с Грейс.

Видение

Той ночью мы с Грейс спали мало. Мы едва-едва успели на последнюю электричку и провели всю поездку в ней и всю долгую пешую прогулку до моего дома, разбирая и анализируя то, что произошло за этот вечер.

Грейс вся сияла. Она уже несколько лет жаждала обратить на себя внимание Джека, и теперь у нее наконец появился неплохой шанс. По дороге до дома мы подробно обсудили, как ей лучше всего вести себя с ним в предстоящие несколько недель, чтобы его интерес к ней не угасал. Если ей удастся сделать так, чтобы в это время он не обращал внимания на остальных девчонок, у нее будет куда больше шансов на долговременные отношения с ним, решили мы. Эти отношения предоставили нам множество тем для обсуждения, и я делала все, чтобы наш разговор в основном касался Джека и Грейс, лишь бы поменьше говорить о Робе.

Но Грейс все-таки не дала мне держать нашу беседу в стороне от Роба.

– Значит, Роб наконец перешел к активным действиям и пригласил тебя в ресторан, – сказала она, пока мы устало брели по дороге, ведущей от станции к дому. У меня на ногах снова были кроссовки «Конверс», которые я отняла у Грейс в электричке после недолгой борьбы.

– Да, похоже, он выбрал такой план действий… но есть еще кое-что: он хочет, чтобы через несколько недель я отправилась вместе с ним в Корнуолл. Его родители сняли там коттедж.

– С твоей стороны это довольно смело – согласиться уже сейчас, когда ваши отношения только начались, провести столько времени с его семьей.

– В этом-то и состоит загвоздка. Видишь ли, – призналась я, – его семьи там не будет. В коттедже окажемся только я и он.

Я услышала, как Грейс судорожно втянула в себя воздух, и украдкой бросила взгляд на ее лицо – в эту минуту мы как раз проходили под уличным фонарем.

– Да он просто бабник, тебе так не кажется? – Она сделала паузу. – И что же ты будешь делать – поедешь с ним? – внезапно перейдя на более легкомысленный тон, спросила она.

– Как такая мысль вообще могла прийти тебе в голову? – воскликнула я. – Для этого еще слишком рано.

– Знаю, – согласилась она. – Но иногда даже самые лучшие намерения куда-то испаряются, если искушение слишком велико. – В ее глазах вдруг появилось отсутствующее выражение, а голос стал тише.

Это было явное проявление слабости.

– Ты говоришь так, будто сама подумывала сделать что-то в этом же духе, – забросила я пробный шар.

– А может быть, стоило бы рискнуть? Но я думала не об этом, а о нашем с тобой пакте.

Давным-давно мы с Грейс заключили пакт о том, что будем всеми силами отговаривать друг друга, если кто-то из нас начнет подумывать о том, чтобы переступить черту. За последний год мы слишком часто наблюдали, как наши подруги очертя голову заводят не сулящие ничего хорошего и быстро обрывающиеся связи, и никому из нас не хотелось испытать такую же боль, какую испытали они.

Еще в начале этой недели я гадала, не есть ли Роб тот самый единственный и неповторимый, но сейчас я видела его в куда более ясном свете, и вся эта история казалась мне чем-то… неправильным, что ли. Я никак не могла взять в толк, почему: он красив, популярен, у него не было другой девушки, и он начал проявлять интерес ко мне. Так почему же я не испытываю особой радости?

Мы с Грейс не смогли устоять перед искушением зайти на небольшую детскую площадку и при лунном свете покачаться на качелях. Когда мы только переехали сюда, мне было девять лет, и я считала себя слишком взрослой и искушенной, чтобы снизойти до подобных развлечений, но теперь мы с Грейс регулярно приходили к здешним качелям, чтобы поговорить вдали от посторонних ушей.

Мы разговаривали об Эшли. Я знала Эшли уже целую вечность. Мы с ней учились в одной школе с самого момента поступления, но не всегда посещали одни и те же уроки. Мы во многом были похожи, обе слишком склонны к соперничеству и никогда особо не дружили. Но иногда нам с ней доводилось вместе участвовать в чем-то увлекательном – например, в начальной школе во время поездки во Францию, когда мы на пару возглавили набег на спальни мальчиков, или недавнее турне школьного хора… Но, к сожалению, из-за Роба все эти приятные воспоминания были теперь омрачены. Как только я осознала, что мы обе положили на него глаз, стало ясно, что хрупкое перемирие в наших с ней отношениях теперь рухнет.

Моя дружба с Грейс намного проще. Мы с ней были очень разные и по внешнему облику, и по взглядам на жизнь, и по культурным корням, и все-таки оставались лучшими подругами. К счастью, нам никогда не нравились одни и те же мальчики. Вместо этого в последние шесть лет мы с ней делились друг с другом всеми катастрофическими драмами и влюбленностями, которые случались с каждой из нас, а затем и эмоциональными травмами, которые испытали: в четырнадцать лет и меня, и ее бросили мальчики, с которыми мы даже толком не успели и пообщаться. А еще мы на протяжении всего этого времени изливали друг другу душу, жалуясь на докучливое любопытство наших матерей. К настоящему моменту каждая из нас уже чувствовала, когда другой приходится несладко, и мы обе приобрели удивительную способность звонить друг другу именно в тот момент, когда кто-то из нас особенно нуждался в поддержке. Я безоговорочно доверяла Грейс и знала, что мы будем дружить всегда.

Мы все еще негромко смеялись, разговаривая о Джеке и Робе, когда доползли к дому, затем тихонько вошли, стараясь не слишком потревожить сон моих родителей. Какая жалость, подумала я, что завтра нам рано вставать: если бы не это, мы могли бы проболтать всю ночь.

Я думала о событиях минувшего дня, огорчаясь при мысли о перепачканных какой-то дрянью новых джинсах, когда вдруг вспомнила про браслет. Вскочив с постели, я порылась в своей сумке и отыскала его. В тусклом свете серебро мерцало, а камень казался маленьким глубоким темно-голубым озерцом. Я и не помнила, что успела так хорошо его очистить. Сейчас он нисколько не походил на почерневший металлический ободок, который я выудила из грязи.

Я надела его на запястье, чтобы увидеть, как он будет смотреться на моей руке. Его размер подходил мне так идеально, словно он был сделан именно для меня. Я вгляделась в камень, и мое сердце объял глубокий покой. Почему-то у меня было сейчас такое чувство, будто, надев этот браслет на руку, я поступила правильно, а то, что он так долго пролежал под галькой и песком, казалось мне ужасно несправедливым. Я поднесла его ближе к свету ночника на тумбочке, чтобы лучше рассмотреть, и когда в глубине камня заплясал огонь, у меня перехватило дыхание – мне почти показалось, что он радуется своему освобождению. Этот браслет определенно был самым изумительным и необыкновенным ювелирным украшением, которое мне когда-либо случалось видеть. Наконец я с неохотой отвела от него взгляд, мысленно пообещав себе, что завтра займусь по-настоящему тщательной его чисткой.

Я уже собиралась выключить свет, когда Грейс вдруг закашлялась.

– Это ерунда, просто запершило в горле, – сказала она.

– Тебе надо выпить воды, – решила я. Мне совсем не хотелось, чтобы она своим кашлем не давала нам спать. – Я спущусь на кухню и принесу тебе стакан воды.

Мы с ней уже много раз ночевали в одной комнате, и я по опыту знала, что она может прокашлять во сне всю ночь.

Внизу было очень темно, поскольку все в доме уже давно отправились спать. Я достала из буфета стакан, наполнила его водой из крана и вернулась в холл, бросив по дороге взгляд на тяжелый браслет на руке. Я рассеянно коснулась его все еще холодного серебра, и вдруг все мое сознание заполнил образ изумительно красивого парня. Я видела юношу так ясно, словно он стоял прямо передо мной. Это случилось так неожиданно, что я отпрыгнула назад, подавив рвущийся из горла крик и выронив стакан. Его черты были исполнены благородства и в то же время ярости: пронзительные голубые глаза, точеные скулы и волевой подбородок. А еще идеальная кожа, гладко выбритая и покрытая легким загаром, с маленькой родинкой у самого уголка губ. У него, вне всякого сомнения, было самое обворожительное обличье, которое я когда-либо видела. Но вид у него остался озадаченный и печальный, его лоб слегка сморщен, а безупречной формы губы плотно сжаты.

Его образ задержался в моем сознании еще лишь на секунду, но я все-таки успела рассмотреть, что волосы у него русые, плечи его напряжены и что одет он во что-то темное. Затем, когда я протянула руку к выключателю, чтобы включить свет, он исчез так же стремительно, как возник в моей голове, и я снова стояла одна в темном холле дома, а под моими ногами виднелась лужица воды.

– Черт, – пробормотала я, вдруг осознав, что у меня просто разыгралось воображение и что я пролила воду и разбила стакан. Я услышала, как на втором этаже открылась дверь спальни родителей, и поняла, что сейчас в холл спустится мама, чтобы выяснить, откуда взялся шум. Она всегда очень раздражалась и недовольно ворчала, когда мне случалось ее разбудить.

Я взбежала по лестнице, чтобы преградить ей путь.

– Извини, мама, – прошептала я. – Я несла Грейс стакан воды, но споткнулась о чью-то обувь и уронила его.

Мама вечно жаловалась на то, что другие обитатели нашего дома оставляют обувь где попало, так что она определенно поверит, что все именно так и было.

– Впредь будь поосторожнее, Алекс. И непременно собери с пола все битое стекло.

– Хорошо. Прости, что разбудила.

– Что ж, теперь я, по крайней мере, точно знаю, что ты благополучно добралась домой, – улыбнулась она. – Как прошел вечер? Хорошо?

– Нормально, – неохотно подтвердила я. Мне сейчас совсем не хотелось, чтобы она в очередной раз пустилась в долгие расспросы. К счастью, она поняла намек.

– Расскажешь мне все завтра. Увидимся…

– …утром, – закончила я и поцеловала ее в щеку.

Она вернулась к себе в спальню, а я сбежала по лестнице в холл, чтобы заняться полом. Здесь я наконец включила свет и быстро оценила нанесенный мною урон. Осколков было совсем мало, так как стакан просто-напросто раскололся надвое, и лужица на половицах тоже была небольшой, поскольку я наполнила его далеко не до краев.

Вытирая пол, я рылась в своей памяти. Я совершенно не представляла, где могла видеть это лицо раньше. Где-то же я его видела – вероятно, по телевизору, решила я: этот парень был слишком красив, чтобы оказаться просто игрой моего воображения. И его образ был таким ярким, таким слепящим, как будто какая-то сила спроецировала его прямо в мою голову. Но самым странным было то, что я отчего-то чувствовала: это не просто воспоминание о ком-то, кого я видела раньше; впечатление было такое, будто сегодня я увидела его впервые и будто он на самом деле был здесь, передо мной. Но все это совершенно не поддавалось моему пониманию, и в конце концов я отказалась от попыток хоть что-либо понять. Было поздно, и я устала – так что, возможно, утром мне придет в голову какая-нибудь мысль, которая все объяснит.

Я взяла в кухне другой стакан, налила в него воды и поднялась в комнату, ожидая расспросов Грейс. Но час был поздний, и она уже успела уснуть. Похоже, чтобы обсудить то фантастическое приключение, которое я пережила, мне придется подождать до завтра.

Утром я вдруг осознала, что браслет все еще на моей руке. Мне в нем было так комфортно, что я даже не заметила, что не сняла его на ночь. Я спустилась на кухню, чтобы приготовить кофе для Грейс, и, ожидая, когда закипит чайник, стерла с голубого камня крошечную соринку. На долю секунды мне показалось, что я опять вижу, как по его поверхности пробегает тень или рябь, но я вгляделась в него получше и на этот раз не увидела ничего. «Я схожу с ума, – пробормотала я себе под нос, вспомнив минувшую ночь. – Браслеты просто не могут моргать, и никто не способен проецировать в чужую голову образы незнакомых парней». Я надеялась, что к утру все это как-нибудь прояснится, но мне было все так же непонятно, кто или что явилось причиной того, что со мной произошло.

Как обычно, в последнюю минуту мы с Грейс вдруг поняли, что опаздываем, и, в спешке схватив по печенью вместо полноценного завтрака, бросились бежать к автобусной остановке.

Преимущества учебы в школе для девочек, расположенной через забор от школы для мальчиков, были неоценимы. Можно было вообще избегать общения с мальчиками, если ты оказывалась не в настроении или выглядела неважно, и в то же время получалось легче легкого встретиться у забора во время перемены. Кроме того, у наших школ была общая служба перевозок, и каждый ученик или ученица, где бы они ни жили, могли приехать в школу на автобусе. Этот автобус был центром моей светской жизни с одиннадцати лет, начиная с самой первой недели, в течение которой я научилась от мальчиков всем бранным словам, имеющимся в английском языке, и до настоящего времени, когда, сидя в этом же самом автобусе, мы, девушки, обсуждали способы привлечь к себе внимание парней.

Все немного изменилось после того, как мы перешли в старший, шестой класс[1]1
  В Великобритании шестым классом называются последние два года учебы в средней школе (17 и 18 лет).


[Закрыть]. Теперь больше не надо было носить школьную форму, и мы могли снисходительно взирать на едущих в нашем автобусе ребят помладше, время от времени морщась, когда нам приходило в голову, что в их возрасте и мы вели себя точно так же.

Мой старший брат, Джош, которому уже стукнуло восемнадцать, учился в школе последний год и все шесть лет умудрялся полностью меня игнорировать во время автобусных поездок. Но изменилось и это, поскольку он и некоторые его друзья начали проявлять больший интерес к моим подругам, так что изредка они все-таки переставали делать вид, будто нас не существует.

Наш автобус подъехал к остановке, и теперь я могла без помех побеседовать с Грейс. Я как раз собиралась выложить ей все как на духу, но тут на переднее сиденье плюхнулась одна из наших приятельниц и принялась расспрашивать Грейс о Джеке: сарафанное радио явно поработало сверхурочно. Мой рассказ подождет, решила я. По дороге в Лондон мы еще успеем все обсудить.

Поездка в Лондон была организована для тех из нас, кто ходил в художественный кружок – занятия в нем носили факультативный характер и проводились в послеполуденные часы во время перерыва на обед. Большинство девушек из нашей группы неплохо разбирались в искусстве и рисовали, но не обладали достаточным талантом и целеустремленностью, чтобы сдавать экзамены по этому предмету. Однако членство в кружке давало нам возможность поразвлечься. Темой нашей внеаудиторной работы на этот семестр был осмотр произведений искусства, украшающих общественные здания, и сегодня мы направлялись в собор Святого Павла. Меня особенно интересовали тамошние статуи и барельефы, и после долгих изысканий в Интернете я собиралась сделать наброски скульптур, украшающих гробницу герцога Веллингтона, великого полководца, разгромившего Наполеона в битве при Ватерлоо. К сожалению, к тому времени, когда я сдала план работы, оказалось, что мои изыскания были все-таки недостаточны и что все фигуры ангелов находятся на самом верху огромной гробницы. Так что рисовать их будет ох как нелегко.

В Лондон мы приехали на микроавтобусе, который вела одна из преподавательниц художественного кружка. Все в группе чувствовали себя усталыми, ведь вчера вечером вся наша компания отмечала окончание экзаменов, и некоторые из девушек добрались домой очень и очень поздно. К сожалению, миссис Белл оказалась на редкость агрессивным водителем, и по мере того, как микроавтобус стремительно несся по улицам с односторонним движением на южном берегу Темзы, иные из нас начинали выглядеть все хуже и хуже. Одни раз я совсем было уверилась, что Мелиссу сейчас вырвет. Она ужасно побледнела, и кто-то молча дал ей пластиковый пакет и открыл окно. Но никто из нас так и не решился попросить миссис Белл снизить скорость.

Наконец мы въехали в Лондон, где величественный купол собора каким-то образом умудрялся по-прежнему доминировать даже над расположенными поблизости гораздо более высокими штаб-квартирами крупных корпораций. Огромный, выстроенный из белого камня собор, недавно очищенный от накопившейся на его стенах многовековой копоти, казалось, светился в лучах солнца. Две высокие башни, обрамляющие западный вход в здание, казались ниже, чем были на самом деле, рядом с громадным светло-серым куполом, находящимся в центре. Когда мы въехали на Ладгейт Хилл, я увидела, как под солнцем блестят позолота на вершинах обеих башен и перила Золотой галереи, опоясывающей самую верхнюю часть купола.

Я любила бывать в соборе Святого Павла. В детстве приезжала сюда регулярно: отец и мать были без ума от открывающейся с купола панорамы Лондона, и каждому нашему гостю, приехавшему из другой страны, приходилось волей-неволей ехать в собор, чтобы полюбоваться этим видом. Если смотреть с Золотой галереи на восток, можно было увидеть Тауэр и Тауэрский мост, примостившиеся между высокими современными зданиями. На севере высились холмы Хэмпстеда и Хайгейта, и если погода выдавалась ясная, далеко-далеко на юго-западе можно было разглядеть Ричмонд-парк. Путь до Золотой галереи, самого высокого места в соборе, куда можно добраться, был неблизким: он состоял из сотен и сотен ступенек, но его стоило проделывать опять и опять. Меня всегда приводила в восхищение конструкция купола с ее переплетением деревянных балок, которые поддерживали его изнутри и между которыми находилась лестница, ведущая на самый верх. Надо было только вести себя осторожно и не слишком часто смотреть вниз, чтобы от высоты не закружилась голова. Но хуже всего оказывалось застекленное смотровое окошко почти на самом верху, через которое можно было глядеть на крохотные фигурки людей, находящихся прямо под твоими ногами. Глядя в это окошко, я всегда ощущала тошноту, представляя, как падаю вниз, и гадая, могут ли эти люди далеко внизу видеть меня, глядящую с головокружительной высоты на то, что они сейчас делают.

Но сегодня у меня не будет возможности взобраться наверх, потому что мне предстоит слишком много работы по выполнению внеаудиторного задания на этот семестр.

Прохлада и полумрак внутри собора Святого Павла резко контрастировали со слепящим солнечным светом и кипучим людским муравейником за пределами его стен. Когда мы вошли в собор, нам показалось, что кто-то невидимый опустил за нами ставень, отгородив нас от яркого света, шума и вообще от всего двадцать первого века с его бешеным ритмом жизни. Мы с Грейс медленно прошли через турникеты вместе с остальными девушками из группы, и наши глаза постепенно приспособились к приглушенному свету. Что-то в атмосфере собора вселило в нас странный трепет, и болтовня, начавшаяся сразу после того, как бешеная гонка на микроавтобусе, слава богу, осталась позади, смолкла, когда мы устремили взоры в вышину. Я видела, что все посетители чувствуют себя здесь так же, как и мы: каждый, кто входил в собор, не мог не ощутить благоговейного трепета от грандиозности внутреннего пространства. Этот конец собора был пуст: здесь не было ни скамей для прихожан, ни величественных гробниц, вокруг простирался голый пол, похожий на шахматную доску, и высились исполинские колонны, поддерживающие сводчатый потолок. Несмотря на то что я бывала здесь уже много-много раз, входя, я неизменно чувствовала, что у меня захватывает дух.

Мы с Грейс достали из рюкзаков блокноты и карты собора и начали искать те памятники, которые нам надо было зарисовать. Когда мы шли по центру главного нефа, Грейс вдруг захихикала.

– Представь себе, как леди Диана шествовала через весь собор в том своем платье, – фыркнула она. Я содрогнулась. Я не могла представить себе ничего худшего, чем долгий проход на глазах у всего мира, чтобы сочетаться браком с мужчиной, который на самом деле ее не любил.

– Если я когда-нибудь выйду замуж, то убегу на какой-нибудь пляж, – сказала я, – и не стану наряжаться в вычурное платье с огромной юбкой, которое обошлось бы родителям в несколько тысяч фунтов. – Правда, папа, возможно, стал бы возражать, с иронией подумала я. Его мнение могло бы стать единственной причиной, по которой я, быть может, все-таки рассмотрела бы вариант с белым платьем, похожим на торт, и всем тем, что, по идее, должно к нему прилагаться. Перед моим мысленным взором предстало лицо Роба, но тут я взглянула на браслет на моей руке, и образ Роба тотчас же уступил место прекрасному лицу юноши, которое я видела минувшей ночью. Я потрясла головой, чтобы прий– ти в себя, и подумала, что на самом деле мне сейчас нужно только одно: сосредоточиться на работе, которую я должна проделать.

Мы с Грейс дошли уже до центральной части собора и стояли под его грандиозным куполом.

– Вот это да, – выдохнула Грейс, и мы обе задрали головы и устремили взоры вверх, на купол, величественный и великолепный. До нас доносился тихий гул голосов, и мы видели людей, поднявшихся на Галерею шепота, чтобы испробовать на себе ее знаменитый акустический эффект. Считалось, что надо присесть у края огромного кругового балкона, опоясывающего купол собора с внутренней стороны, и что-то прошептать, поднеся губы к стене. И тогда человек, находящийся далеко-далеко, на противоположной стороне этого балкона, услышит то, что ты прошептал. У меня самой никогда не получалось провернуть этот трюк, но туристов все это явно приводило в восторг.

– Мне надо найти гробницу Нельсона, – пробормотала Грейс и, прикусив губу, посмотрела на карту.

– Гробница Нельсона находится в подземной части собора, в крипте. По-моему, вход в нее расположен вон там, – сказала я. – Я присоединюсь к тебе почти сразу, но сначала мне бы хотелось посмотреть на одну вещь в самом центре.

Грейс отправилась на поиски гробницы, пытаясь разыскать в глубинах своего рюкзака карандаш.

Я медленно двинулась вперед, пока не оказалась точно под центром купола, на месте, которое на полу было отмечено мозаикой в виде большой звезды. Далеко в вышине я могла видеть стекло смотрового окошка, но прежде чем я начала гадать, не смотрит ли кто-то оттуда на меня, у меня закружилась голова. Я выпрямилась и потрясенно застыла.

Прямо передо мной стоял юноша, чье лицо померещилось мне минувшей ночью. Во плоти он был еще прекраснее, с изумительно вылепленным лицом и чуть взъерошенными русыми волосами. Я чувствовала, что у меня перехватило дыхание, и изо всех сил пыталась как-то овладеть собой, когда вдруг поняла, что он глядит на меня так же потрясенно, как и я на него. Он быстро оглянулся через плечо, словно желая убедиться в том, что я смотрю именно на него, а не на что-то за его спиной. Мне это проявление неуверенности показалось странным – ведь он так сногсшибательно красив. Глаза у него были глубокого, удивительного голубого цвета, и теперь, когда я видела парня воочию, я заметила на его переносице едва уловимое искривление, как будто когда-то, много лет назад, у него был сломан нос. Я смотрела, смотрела на него и вдруг поняла, что мне знаком цвет его глаз – он был точно таким же, как цвет камня на моем браслете. Не веря до конца своим глазам, я дотронулась до браслета и украдкой бросила на него взгляд.

Он перевел взгляд на мое запястье и в изумлении широко раскрыл глаза. Затем он быстро поднес свою руку к запястью, и я увидела на нем точно такой же браслет, как тот, который был на мне. Выражение его лица вдруг изменилось. Что это – тревога? Он снова посмотрел на меня и подошел чуть ближе.

– Держи себя в руках, – чуть слышно пробормотала я, и попыталась придать своему лицу чуть менее ошарашенный вид и сделать так, чтобы оно казалось более спокойным и интересным. И даже осторожно и чуть заметно улыбнулась. Он был потрясающе, умопомрачительно красив, и я не могла себе представить, что такому парню, как он, нужно от такой девушки, как я, но все-таки стоило попытаться удержать на себе его внимание еще на минутку.

Казалось, в нем шла какая-та внутренняя борьба, потому что он вдруг нахмурился, но потом тоже улыбнулся со странным выражением изумления на лице. Улыбающийся, он был еще более прекрасен, на одной его щеке появилась ямочка, а между полуоткрытыми губами стали видны идеальные белые зубы.

– Привет, – прошептала я, удивившись тому, что заговорила вслух. Он продолжал стоять на том же месте, улыбка его сделалась теперь более уверенной, но он по-прежнему молчал. Похоже, дело окажется более трудным, чем я думала. Может быть, он вообще не говорит по-английски.

– Алекс! – раздался голос за моей спиной. Грейс смотрела на меня как-то странно. – Ты идешь?

– Сейчас, – бросила я через плечо, стараясь не упускать из виду глаза моего собеседника, который пока так ничего мне и не сказал. – Я, в общем-то, должна работать здесь над своим заданием по искусству… – начала я было объяснять ему, но тут же осеклась. Как невразумительно и жалко это прозвучало. Совсем не похоже на увлекательную беседу, которая могла бы заинтересовать такого парня, как он. Я вдруг заметила, что он одет в странный длинный плащ типа накидки, сдвинутый с плеч на спину и закрепленный на горле толстым шнуром. Фантастика. Вот было бы невезение, если бы такой красивый юноша оказался монахом.

Мне показалось, что парень собирается что-то сказать, но прежде чем он успел раскрыть рот, в центре собора вдруг появилась группа немецких туристов, сопровождаемая гидом, который рассказывал им о смотровом окошке в куполе. Гид находился прямо за спиной удивительного юноши и показывал рукой вверх, двигаясь задом. Я поняла, что еще секунда – и гид врежется в него, и инстинктивно протянула руку, чтобы оттащить парня в сторону. Коснувшись его руки, я ощутила легкое покалывание, и моя ладонь прошла прямо сквозь него. Я отдернула руку, словно меня ударило током. Это было невозможно. Я снова посмотрела на него в полном недоумении. На его лице отразились противоречивые чувства. Одним из них явно стала радость – ибо он улыбался, – но в то же время было видно, что он испытывает досаду.

Через несколько секунд немецкие туристы двинулись дальше, поэтому теперь его не затопчут. Должно быть, я все неправильно поняла, решила я; возможно, дело просто в том, что его одежда сделана из какой-то необычной скользкой ткани, или же меня сбила с толку его поразительная красота. Не могла же моя рука действительно пройти сквозь него – ведь люди состоят из плоти и крови, так что всему этому должно быть какое– то разумное объяснение. Я опять попробовала завязать разговор, вдруг осознав, что для его начала у меня есть прекрасная тема.