Текст книги "Чертовски неправильный номер"

Глава 15
Монро

Как же я ненавижу опаздывать. Но все-таки чертовски опаздывала.

А ведь он даже прислал машину, чтобы меня отвезли на игру! Это одновременно и подкупало, и приводило в бешенство. Мне бы не понадобилась машина, если бы он не заставил меня пойти на игру.

Доктор Кевин попросил меня задержаться на полчаса, чтобы исправить документы, с которыми напортачил он, и теперь я опоздала на автобус. Потому что, ну разумеется, именно сегодня он пришел вовремя. Впервые с тех пор, как я переехала в Даллас!

Когда я вернулась в комплекс, машина уже ждала снаружи, и мне пришлось быстро принять душ и переодеться, потому что я ни за что не явилась бы на игру Линкольна Дэниелса в образе болотной крысы, на которую походила после выматывающей пробежки с работы до дома.

И вот я сидела в машине настолько роскошной, что боялась к чему-либо прикоснуться… и опаздывала.

На каждом светофоре раздумывала, не выпрыгнуть ли мне из машины. А что – просто убежать домой и забыть обо всей этой ситуации. Но, конечно, я осталась. И это не только из-за его обещания оплатить обучение группы.

Еще потому, что я понимала – он особенный. Чудо. Такое случается раз в жизни, а то и раз в пять жизней. Существовала вероятность, что Линкольн окажется величайшим событием, которое мне предстоит пережить.

И мне не хотелось оказаться дурой, которая просто потеряет все это.

* * *

Когда водитель добрался до арены, игра уже началась. Он заехал сбоку, в пустынную на вид часть помещения, где было больше теней, чем света, отчего возникло ощущение опасности. Прежде чем я успела по глупости психануть, он остановился, вышел из машины и открыл дверь с моей стороны, указывая на освещенный вход, оказавшийся прямо перед нами.

– Спасибо, – пробормотала я, хотя в животе нарастало ощущение трепета, будто тысячи крошечных крыльев бились о стенки моего желудка. С каждым шагом к улыбавшейся женщине, стоявшей в проеме, ощущение усиливалось. Внутри меня словно сошел с ума рой бабочек, они кружились и исполняли пируэты, поражая отточенным всего за несколько дней мастерством. Я глубоко вздохнула и попыталась успокоиться.

Но ничего не получалось.

– Монро, добро пожаловать в «Американ Эйрлайнс-центр». Мистер Дэниелс так рад, что вы решили присоединиться. Я Эшли.

Эти слова не ассоциировались у меня с Линкольном, которого я знала. Они звучали гораздо вежливее, не соответствуя сложившемуся у меня о нем мнении как о неотесанном альфа-самце.

Но что я о нем вообще знала?

– Извините, я опоздала, – запинаясь, пробормотала я, но она просто продолжала очень странно улыбаться, как-то чрезмерно восторженно.

– Не беспокойтесь. Давайте отведем вас на место. Мы в десяти минутах.

Стук каблуков Эшли эхом разносился по ярко освещенному коридору, а я взволнованно теребила ткань леггинсов и белой майки, которые накинула, гадая, не ошиблась ли в выборе наряда для хоккейного матча. Эшли же была разодета: ее фигуру облегала узкая юбка-карандаш, подчеркивающая каждый изгиб, а элегантную блузку цвета спелой вишни девушка заправила в юбку. При каждом шаге ткань ее одеяния шуршала.

– Вам понравятся места, – сказала Эшли, как только мы подошли к металлической двери, за которой слышался слабый гул толпы. Эшли открыла дверь, и шум превратился в рев, а она тем временем жестом показала, что надо идти по туннелю вперед. Только я собралась идти, как она потянулась к своей сумке. – Чуть не забыла. У меня есть для вас джерси! Мистер Дэниелс очень настаивал.

– О, хорошо, – отозвалась я, когда она вытащила джерси «Рыцарей». – Вот только… Тут и должно быть имя Ари Ланкастера? – спросила я, немного сбитая с толку.

Эшли разразилась почти истерическим смехом, и ей пришлось вытереть несколько слезинок.

– Это потрясающе. Он взбесится, – наконец выдохнула она.

– Значит, мне не стоит ее надевать?

– О нет, вы точно должны ее надеть, – пропищала она, продолжая хихикать.

Ладно. Видимо, мне предстояло принять участие в какой-то шутке.

Я натянула джерси и не могла не восхититься тем, насколько она хороша. На самом деле вещи красивее я еще не носила.

Мы направились вперед по туннелю, где в конце виднелся лед. Я вышла из туннеля, и звуки обрушились на меня подобно приливной волне. Гул толпы складывался в нестройный хор, каждый из болельщиков пытался перекричать остальных. Простиравшийся передо мной каток напоминал огромное замерзшее озеро, мерцающее под яркими огнями. По щекам пробежал холодок, воздух бодрил. В нос ударили запахи попкорна, хот-догов и пива, и у меня потекли слюнки. Во время матча по льду носились разноцветные точки, звенели коньки игроков и стучали клюшки. Я ощутила сенсорную перегрузку, и сердце бешено заколотилось от волнения.

– Круто, да? Я охренеть как обожаю свою работу. – Эшли хихикала, ведя меня к местам во втором ряду, прямо за скамьей «Рыцарей».

– Это мое место? – спросила я с легким благоговением.

– Похоже, вы… заслужили это.

Я чуть покраснела от явного предположения в ее голосе, но решила не зацикливаться на нем.

Эшли не уходила, пока я не устроилась на своем месте, и напоследок пообещала, что через несколько минут кто-нибудь подойдет и примет мой заказ. Как только она поспешила прочь, чтобы продолжать выполнять свою работу для «Рыцарей», я наконец позволила себе отдышаться.

Энергия толпы окутала меня теплым одеялом. Трибуны были битком набиты болельщиками, каждый вырядился в цвета своей команды, кто-то размахивал плакатами. На большинстве из них виднелось имя Линкольна. Гигантский экран отображал статистику игроков, повторы и случайные сообщения от спонсоров. А из динамиков гремел голос диктора, добавляя атмосфере безумия.

Игроки двигались с молниеносной скоростью, они скользили по льду и врезались друг в друга с поразительной силой. Во время их столкновений я слышала глухой стук тел о борта и треск клюшек. Толпа ревела при каждом пируэте. Витавшая здесь энергия становилась осязаемой, и я почувствовала, что игра меня захватывает.

Я оглядела лед, выискивая глазами Линкольна. А потом увидела его, скользящего по катку с почти неестественной плавностью. Накануне, порывшись в интернете, я выяснила, что он считался феноменом в мире хоккея, и даже с моими ограниченными знаниями об игре становилось очевидно почему. Линкольн носил форму с номером тринадцать, что наделало много шума в экспертных кругах, и создавалось впечатление, что при каждом его прикосновении к шайбе происходило что-то невероятное. Он двигался с такой грацией и точностью, что это завораживало. Когда он лавировал между игроками команды-соперника, ловко управляясь клюшкой с шайбой, на его лице четко виделось выражение сосредоточения. Он напоминал фокусника, с легкостью совершавшего невозможные трюки. Пока я наблюдала за ним, мое сердце билось чаще и тело охватывал трепет.

Линкольн

Я ступил на лед и ощутил, как знакомый холод сквозь коньки проникает в кости. Сегодня день игры, и я должен быть готов и заведен. А вместо этого я, черт возьми, волновался.

Придет ли она?

Достаточно ли я сделал?

Я ушел сразу после занятия, оставив Монро в покое, не считая того, что отправил сообщение с адресом и договорился о машине, чтобы та забрала ее у комплекса, ведь знал, насколько общественный транспорт ненадежен, и меня сводила с ума мысль, что она вообще им пользовалась.

На разминочной тренировке перед матчем я попытался избавиться от чувства тревоги. Тренер выкрикивал команды, другие игроки шутили, но я почти ничего не слышал. Мой разум поглотили мысли о ней.

Каждые несколько минут я поднимал взгляд на ее место, искал ее глазами, но не находил.

Прозвучал звуковой сигнал, сообщавший об окончании разминки. Я бросил последний взгляд на трибуны, надеясь хоть мельком увидеть ее. Но ее место, черт подери, по-прежнему пустовало. Мое сердце упало, как гребаный камень.

Я пытался сосредоточиться на игре, но мой разум отключился. Хладнокровия, которым я славился, не было и в помине. Эта девушка сводила меня с ума, управляла мной на клеточном уровне и превращала в создание, в котором себя я не узнавал.

С самого начала игры я не контролировал себя и, оказываясь прижатым к бортам, безумно смеялся. Мне требовалась боль, что угодно, только бы избавиться от муки, поселившейся в душе из-за нее. И затем на середине первого периода…

Я увидел ее.

Никто еще не выглядел в хоккейной джерси так ослепительно великолепно. Меня вдруг будто накачали адреналином. Бешеный стук сердца отдавался эхом в ушах, заглушая крики толпы. Прежде я никогда не нервничал, играя в хоккей.

До сих пор.

Она была захватывающе красива. Девушка мечты. Я хотел, чтобы ее первый раз здесь стал идеальным.

Хотел, чтобы все ее первые разы были идеальными.

«Тише, парень», – выругался я, когда ощутил, как дернулся член.

Эта игра войдет в историю. Я об этом позабочусь. Но не потому, что у меня увидят стояк после толчка в борт. Я выуживал каждую летящую шайбу, пасовал с гребаной выверенной точностью и пользовался каждой выпадавшей возможностью. Команда соперников, мать их, такое потянуть не могла.

Во втором периоде я забил гол. А потом еще один. А потом еще. Я оформил хет-трик, но этого было мало. Ведь на меня смотрела девушка мечты. Черт, толпа обезумела, когда в ворота улетела четвертая шайба.

Но единственным человеком, мнение которого меня волновало, была она. Я посмотрел на трибуны и увидел, как она вскочила на ноги, крича во все горло.

Обстановка на арене становилась все более и более напряженной. Воздух наэлектризовался, такой энергии я еще не ощущал. Еще одно доказательство того, что моя девочка была просто волшебной.

Толпа дружно вскочила на ноги и стала скандировать мое имя. И когда я забил свой последний гол, побив рекорд самого молодого игрока, забивавшего пять шайб за игру, я указал на Монро. Арена преодолела звуковой барьер. Но я видел лишь ее.

Ее, в джерси с гребаным номером Ари.

Глава 16
Монро

Все произошло очень быстро. В одну секунду Линкольн забивал, казалось, миллионный гол за вечер… А уже в следующую очутился прямо передо мной, стучал по стеклу и как будто указывал на мою джерси.

Прозвучала сирена, сообщавшая об окончании игры, и Линкольн, как последний придурок, зарядил Ари Ланкастеру кулаком по лицу, при этом тыча пальцем другой руки в меня.

Толпа вокруг обменивалась заинтересованными взглядами, поэтому я незаметно огляделась по сторонам и попыталась притвориться, что эта сцена не имеет ко мне никакого отношения.

Ари, похоже, не волновала стекавшая по его лицу кровь. Он хохотал так же истерично, как прежде Эшли, хотя я не понимала, над чем. И сюрреалистичный вечер принял еще более странный оборот.

Рядом появилась Эшли. Легка на помине.

– Идемте, пока болельщики не обезумели. Им нравится, когда Линкольн ввязывается в драки. А учитывая, что его игра обеспечила команде место в плей-офф [11]11
  Игра на вылет, заключительный этап турнира, в котором сражаются за Кубок Стэнли.


[Закрыть], трибуны превратятся в сумасшедший дом.

– Эй, это на нее Дэниэлс показывал пальцем! – воскликнула одна девушка, пока мы шли к выходу.

– Не обращайте внимания, – прошептала мне Эшли, хотя и сама, видимо, нервничала, когда подобные вопросы стали звучать чаще.

Мне казалось, уйти тайком подозрительнее, чем ответить «нет» любопытным носам, но что я знала? У меня не было опыта общения с заинтересованной мной публикой.

Я последовала за Эшли, и мы двинулись по другому коридору. Это место напоминало лабиринт.

– Значит, с этой победой они вышли в плей-офф?

– Да, – мечтательно произнесла Эшли. – До прихода мистера Дэниелса мы двадцать лет не выходили в плей-офф. И по сути, пока он на льду, мы фавориты, – Эшли вдруг остановилась, так резко, что я чуть не налетела на нее. А затем она повернулась ко мне с серьезным выражением лица: – Я должна следить за тем, чтобы он был счастлив и не хотел уходить. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– А-а-а… нет?

Она вздохнула и на краткий миг перестала выглядеть дружелюбной.

– Я к тому, что мы не можем позволить, чтобы что-то сделало его несчастным. У нас будут проблемы.

Ладно, я понимала, что он – большая звезда, но все это звучало нелепо. Мне было жаль девушек, которые делали что угодно, только бы осчастливить мужчину лишь по той причине, что он знаменитость.

– У меня нет цели веселить кого-либо, – сухо ответила я, отчего черты ее лица исказились. Впервые за сегодняшний вечер она показалась мне уродливой.

Прежде чем Эшли успела выдавить еще хоть слово, перед нами распахнулась дверь, и на пороге появилась женщина: ее волосы были небрежно заколоты карандашом, очки в черепаховой оправе подчеркивали большие голубые глаза, и, судя по спортивным штанам «Даллас», выбор нарядной одежды не относился к ее приоритетам. Она мне сразу понравилась.

– Почему так долго? – огрызнулась женщина, глядя поверх очков, словно точно знала, о чем мы с Эшли говорили. – Дэниелс спрашивает, – она глянула на меня, и черты ее лица смягчились. – Монро, идем со мной.

Я не потрудилась попрощаться с Эшли. Похоже, настроение любезничать у нее прошло.

– Не обращай на нее внимания, – прошептала новенькая, и, стиснув планшет одной рукой, другую она протянула для рукопожатия. – Не люблю слатшейминг, но, когда дело доходит до хоккеистов, у Эшли правда едет крыша. Она считает, что нужно оказывать очень личные услуги, если понимаешь, о чем я…

Думаю, мы подружимся.

– Короче… меня зовут Тэнли, – мы пожали руки. – И ты должна знать, что бы она ни наговорила, Дэниелс на самом деле славный парень. Он еще никогда не делал того, что устроил для тебя. Ни для кого.

Услышав, что я не стала очередной девицей в длинной череде счастливиц, получивших VIP-обслуживание, я правда испытала облегчение. Не то чтобы это произвело на меня впечатление. Или что меня волновали другие девушки. Или… По крайней мере, в этом я себя убеждала.

Пока мы шли по коридору, Тэнли болтала без умолку. И тут она остановилась перед металлической дверью.

– Ты готова? – спросила она.

– В каком смысле? Готова к чему?

– Вокруг Дэниелса постоянно устраивают цирк. Я просто не знаю, насколько ты готова.

Ни капли.

– Какой еще цирк?

– Пойми, он славный, отлично выглядит, у него известный отец… Это довольно убойное сочетание.

– Да, – прошептала я, вспоминая все, что отыскала о нем в интернете.

Во что я, черт подери, ввязалась?

Тэнли, поджав губы, склонила голову набок, и ее взгляд смягчился. Она мгновение не сводила с меня глаз, и затем одарила ласковой улыбкой, безмолвно выражая сочувствие, будто знала, что меня ждет впереди. А потом открыла дверь, и в нос ударили запахи пота и сырости. Каждый уголок помещения пропитался мускусным ароматом, смешанным со слабыми нотками разогревающей мази и странной примесью мужского одеколона. По неосторожности сделав глубокий вдох, я поморщилась, но от запаха меня сразу отвлекло невероятное зрелище: раздевалка, полная хоккеистов.

Полуголых хоккеистов.

Двое парней слонялись по помещению в одних хоккейных штанах, отчего мои щеки тут же залил румянец, а когда они присвистнули, Тэнли показала им средний палец.

– Ведите себя прилично. Дэниелс вас убьет, – огрызнулась она.

– Она к Линку? – пробормотал один из них. – Везучий ублюдок.

Тэнли схватила меня за руку и потащила дальше, за угол, а там…

Я заметила Линкольна. На нем не было ничего, кроме обтягивающих серых трусов. Я старалась не пялиться… Правда старалась. Но ничего не могла с собой поделать. Гладкая загорелая кожа. Я такой прежде не видела. Пресс словно высечен из мрамора, идеально очерчена каждая мышца, а широкая грудь изумляла своей массивностью. Я вдруг поняла, что не в силах отвести глаз от его плеч. Я следила за тем, как он двигал ими, пока снимал джерси с нагрудника, как извивались татуировки, нанесенные на кожу. А потом подметила ту, частичкой которой он поделился со мной несколько дней назад… бабочку.

Крупная татуировка в виде бабочки покрывала все пространство его грудных мышц. Размерами она сильно превосходила настоящее насекомое и словно готовилась улететь на раскинутых крыльях.

Выполнен рисунок был в черно-белых тонах и походил на произведение искусства, грациозно расправленные крылья поражали детализированной проработкой. Каждая вена и узор крыльев набивал истинный мастер. Бабочка казалась ожившей, ее нежная красота резко контрастировала с крепким телом Линкольна.

Неспособная оторвать глаз от подобного зрелища, я изучала эти изгибы и краснела. Возникло ощущение, будто мир вокруг растворился, и в раздевалке остались только мы вдвоем. Несколько долгих мгновений не имело значения ничего, кроме его великолепного тела.

Наконец Линкольн словно ощутил мое присутствие и поймал взгляд. Я попала под чары его бездонных янтарных глаз, пылавших с силой разбушевавшегося, непокорного пожара, и почувствовала, как мое тело прошивает разряд.

Он смотрел на меня так, как никто и никогда не смотрел.

По спине пробежала дрожь. Меня выводило из себя, с какой легкостью он уничтожал мои стены одну за другой, хотя я с трудом воздвигала их на протяжении долгих лет. Не хотелось, чтобы он увидел, какая я за фасадом, за плотно сидящей маской. Ничего прекрасного он там не найдет.

– Привет, девушка мечты, – медленно произнес Линкольн, пожирая меня взглядом, и мне потребовалось приложить усилия, чтобы не растаять и не превратиться в сплошное желание.

– Привет, – выдохнула я, а внутри сгорала заживо, плавясь в присутствии самого совершенства.

Линкольн понимающе ухмыльнулся, и его улыбка, возникшая на идеальном лице, едва меня не ослепила.

Вдруг черты его лица исказила злость, и он уставился на джерси.

– Сними ее, – голос больше не звучал непринужденно.

– Что?

– Сними ее, мать твою, сейчас же.

– Я…

Самым плавным движением, которое только видели во вселенной, он стянул с меня джерси, и я осталась в своей белой майке.

– А если бы я ничего не надела под нее! – возмутилась я, пока Линкольн держал джерси двумя пальцами, будто та была заражена. Мерзавец лишь ухмыльнулся.

Не успел он ответить, как кто-то вырвал джерси из его рук. Я боком ощутила крепкую мужскую грудь. Сильная рука прижала ткань к моему телу чуть выше вздымавшейся груди.

Ари Ланкастер вторгся в мое личное пространство, и глаза Линкольна заволокла пелена гнева.

– Отойди от нее, – вскипел он, и в его голосе снова появились мрачные интонации, о которых я не подозревала. Он всегда казался солнечным, что соответствовало его светлому облику.

Но сейчас он словно был готов на убийство.

Я посмотрела на Ари, чтобы оценить, как он воспринял угрозу, явственно слышавшуюся в голосе Линкольна, но Ари лишь ухмылялся, в его глазах полыхали огни.

– В чем дело, Линкольн? – дразнил он. – Почему ты забираешь мой подарок нашей девочке?

Я непроизвольно хихикнула, и выражение лица Линкольна на мгновение смягчилось, словно мой смех был даром, которым он хотел насладиться. Но стоило ему переключить внимание на Ари, и он вновь становился суровым.

– Если хочешь сохранить конечности в целости, предлагаю отпустить ее.

– О какой конечности речь? – небрежно уточнил Ари, поигрывая бровями, как мультяшный злодей. Он все еще прижимался ко мне своим телом, и я чувствовала легкое головокружение.

Очередным отработанным движением меня вырвали из личного пространства Ари, и я прижалась к Линкольну. Ощутив животом затвердевшую плоть, я издала тихий стон. Затем непроизвольно вцепилась в его плечи, и мир вокруг померк.

– Так-то лучше, – пробормотал Линкольн и коснулся своими губами моих так нежно, как если бы кожу тронуло дуновение ветра, правда, вызвавшее в моем чертовом теле настоящий ураган. – Если когда-нибудь наденешь джерси другого мужчины, я его убью. Так что осторожнее, милая.

Я посмотрела ему в лицо, выискивая признаки того, что Линкольн пошутил, но у меня просто не получилось их обнаружить. Я видела лишь ледяную решительность, которая вообще-то приводила в ужас.

Вдруг вокруг нас обоих обвились руки. Очевидно, Ари, понятия не имел, что такое личное пространство.

– Ну что, повеселимся вечером? Мы вышли в плей-офф, детка!

– Мы же знали, что так все и будет, – Линкольн раздраженно вздохнул.

– Все равно охренеть как приятно. – Ари воздел кулак в воздух: – Кубок Стэнли! Кубок Стэнли!

Должна признать, я никогда не представляла, что когда-нибудь окажусь в раздевалке, полной полуголых, идеально сложенных мужчин, которые сейчас кричали вместе с Ари.

Линкольн ошеломленно осмотрелся и сильнее обхватил меня за талию.

Ари придвинулся еще ближе, и теперь между их с Линкольном лицами осталась всего пара дюймов.

– Кубок Стэнли! Кубок Стэнли!

Линкольн закатил глаза из-за выходки Ари и посмотрел на меня сверху вниз. Пускай я все еще была сбита с толку и перегружена эмоциями, меня внезапно охватило желание присоединиться. Ощутив игривость, нечасто наведывавшуюся в мою жизнь, я вдруг обнаружила, что скандирую вместе с остальными в абсолютно сюрреалистичном для меня мире.

Линкольн приподнял брови, а взгляд его потеплел, будто сорвавшиеся с моих губ слова «Кубок Стэнли» произвели на него какой-то эффект, а может, так и было, ведь кто знает, что творится в голове у знаменитых хоккеистов.

– Кубок Стэнли! – наконец крикнул он и поднял кулак в воздух. – Да, вашу мать!

Все в раздевалке совершенно обезумели. Меня развернуло, когда ребята стали наваливаться на нас толпой. Я задохнулась оттого, сколько рук очутилось на моем теле, и этого хватило, чтобы Линкольн выдернул меня из кучи-малы и обнял так крепко, словно пытался задушить.

– Странный сегодня день, – размышляла я, пока мы наблюдали за тем, как его товарищи по команде запрыгивают друг на друга, формируя какую-то комбинацию.

Линкольн запечатлел поцелуй на моем плече и заскользил руками вверх-вниз по моим ребрам точно под грудью, отчего у меня перехватывало дыхание, и я начала задаваться вопросом, двинется ли он выше.

– Самый лучший день, – пробормотал он и поцеловал меня в шею, аккурат в то место, где бился бешеный пульс.

– Ты торопишь события, – сказала я немного хрипло и тихо от неловкости.

– Я просто знаю, чего хочу, – ответил Линкольн, и в каждом слоге, слетавшем с его губ, сквозила абсолютная уверенность.

Он развернул меня в своих объятиях, не отрывая рук от участка оголенной кожи между резинкой леггинсов и низом майки.

– Я хочу отвезти тебя домой и узнать о тебе все, но мне, вероятно, нужно появиться на афтепати. Простишь меня?

Меня охватило разочарование оттого, что вечер закончился. Я в некоторой степени ощутила себя Золушкой, чья карета снова превратилась в тыкву.

– О. Да, конечно. Я могу вызвать такси…

– Что? – быстро переспросил он и пальцами сдавил мою талию, словно пытался удержать меня. – Я имел в виду, что мы должны появиться вместе… Я бы не пошел один.

Линкольн отпустил мою талию, переместил руки на волосы и нежно погладил меня по голове.

– Малышка, если бы я мог, я бы убрал тебя в карман. Чтобы ты всегда была рядом.

Я отвела взгляд. Меня ошеломляла сила его чувств, я рисковала задохнуться от эмоций, утонуть в них, потому что прежде ничего подобного не испытывала. Все происходившее сводило с ума, но в итоге он лишь погладил меня по щеке. Вдруг возникло странное желание заплакать, ведь до него никто не обращался со мной так. Словно я была бесценной. Желанной. Достойной.

– Мне нужно что-нибудь накинуть, – наконец нежно пробормотал Линкольн, и я вздрогнула, потому что осознала, что мы стояли и обнимались, затерявшись в нашем собственном мире. Между тем, пока мы не отрывались друг от друга, половина раздевалки опустела.

– Точно, – я прочистила горло, вдруг вспомнив, как мало на нем одежды. Его член приковывал внимание, и я посмотрела вниз, заметив, что его кончик торчал над резинкой боксеров. От одного взгляда на этого монстра я испытала мини-оргазм.

Я попыталась отстраниться, но Линкольн удержал меня, нахмурился и поджал губы. На его лице отразилась смесь эмоций, словно ему было мучительно отпускать меня. Наконец он убрал руки с моего лица, и я сразу начала по ним скучать.

– Не двигайся, – приказал Линкольн, отвернулся и схватил сумку, лежавшую на дне большого шкафчика. Он поставил ее на скамейку и достал оттуда джинсы и простую белую футболку с V-образным вырезом. Затем вытащил тонкую золотую цепочку и каким-то образом стал выглядеть еще сексуальнее, хотя я думала, что это невозможно.

Раньше я и понятия не имела, что наблюдать за тем, как мужчина одевается, не менее восхитительно, чем следить за процессом раздевания. Или, может, все дело в том, что Линкольн пожирал меня страстным, похотливым взглядом, словно мое внимание заводило его так же сильно, как меня заводило наблюдение за его действиями.

– Я так больше не могу, – наконец выпалил он.

– Что? – прошептала я.

Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась прижатой к стене, а золотоволосое божество стояло на коленях. Я оттолкнула его голову, в панике оглядывая раздевалку.

Только теперь она опустела полностью. Будто он обладал способностью повелевать вселенной и исполнять собственные желания.

Внутренний голос кричал, что мы слишком торопимся. Но когда он провел пальцами по шву леггинсов между моих ног, я лишь запрокинула голову. Он каким-то образом мгновенно нащупал чувствительный, набухший клитор, который пульсировал с тех пор, как я увидела его на льду. Он сумел поймать мой взгляд, и в его глазах я увидела искру безумия, от которой у меня потекли слюнки.

Удовольствие нарастало, я позволила ему и дальше меня трогать и внезапно воспарила, доведенная им до оргазма, вознеслась над миллионами звезд. Снова. Как на том благотворительном вечере.

Отчасти опьяненная чувством, я услышала, как он грубо пробормотал:

– К черту все это.

Затем ощутила, как он разорвал леггинсы по шву и с силой, которой невозможно было воспротивиться, раздвинул мои ноги.

Прохладный воздух коснулся моих половых губ, а через мгновение его язык проник глубоко в меня. Ненасытное вторжение, пропитанное тьмой и желанием. Он боготворил меня, лизал везде, входил и выходил языком и всюду ласкал пальцами. Я стояла над его лицом, и мои соки покрывали его великолепные черты. Он не отрывал от меня пристального взгляда, пока кружил языком и пальцами, надавливал и играл со мной так, будто знал мое тело лучше меня.

Я непроизвольно задвигала бедрами, и он застонал, и из-за этого страстного звука, одновременно непристойного и восхитительного, я захотела большего. Его язык проник чуть глубже, и мои внутренние мышцы сократились.

Меня охватило пламя, которое, казалось, могло убить. Мне хотелось, чтобы он перестал так смотреть, перестал вызывать у меня такие чувства. Ощущение, словно я не оправлюсь, если больше этого не испытаю.

Однажды я прочитала статью о сильном наркотике, там говорилось, что причина его опасности и быстрого привыкания кроется в первом приеме. После него организм чувствует себя лучше, чем прежде. Желая вернуться к первым ощущениям, человек каждый раз увеличивает дозу до тех пор, пока не случается передозировка… Но зависимому так и не удается испытать тот первоначальный кайф. Удовольствие, за которым он гнался всю свою жизнь. Я ощущала себя примерно так же.

У меня перехватило дыхание от широкой ухмылки Линкольна и его взгляда, полного удовольствия, словно он только что кончил, а не я.

Линкольн медленно встал, пальцами скользнул по моей шее, провел линию до корней волос, а затем сильно схватил меня и своими губами впился в мои. Никогда не думала, как это интимно – улавливать свой вкус на чьих-то губах…

Он отстранился и непристойно облизался, будто прочитал мои мысли и теперь пытался сохранить в себе частичку меня.

Мы стояли рядом, и наше дыхание переплеталось. Мне стало страшно.

Я закрыла глаза, потому что это было слишком. У меня сдавило грудь, потому что знала – он разочарует меня. Он обязательно разобьет мне сердце.

Я не сопротивлялась, когда он поднял мои руки и надел на меня другую джерси. На этот раз, разумеется, с его именем. Ее длины хватало, чтобы скрыть дырку на моих леггинсах… что ж, по крайней мере, нижнее белье осталось целым, так как он отодвинул его в сторону. И я все равно ощущала неловкость.

Линкольн закончил одеваться и взял меня за руку, как если бы мы делали так всю жизнь, и моя ладонь не может существовать быть без его руки. Он вывел меня из раздевалки, и мы дошли до лифта, доставившего нас в подземный гараж. Там стояло всего несколько машин, но даже если бы парковка была забита, никто бы не пропустил его симпатичную машину, припаркованную в удачном месте всего в нескольких футах от лифта.

Он открыл мне дверь с теплой, нежной улыбкой, из-за которой я почувствовала неловкость, потому что знала, что его губы все еще покрывали мои соки.

– Залезай, малышка, – пробормотал он, касаясь своими губами моих.

– Линкольн… – начала я, не зная, что сказать, но понимая, что сказать что-то нужно.

– Просто садись в машину, малышка, – терпеливо повторил он, будто знал слова, которых не знала я. – Когда что-то приносит охренительное удовольствие, ты не сопротивляешься. Просто следуешь за этим на край света, куда бы ни завел путь.

– Мне страшно, – призналась я, и он кивнул.

– Я покажу тебе, насколько может быть хорошо. Пока ты не перестанешь бояться. Пока доверять мне не станет так же легко, как дышать.

Я молча села в машину, так и не сказав ему, что, учитывая, сколько всего я перенесла… Иногда дышать труднее всего.