Текст книги "Суета сует. Бегство из Вампирского Узла"

Леди Хит стояла на коленях перед алтарем, в защитном магическом круге. Вокруг было тихо. Лоран лежал на полу в состоянии, похожем на кому.

В Таиланде детей с малых лет учат, как обрести внутреннее спокойствие. Но Хит всю жизнь разрывалась – смиренная восточная девушка боролась в ней с гордой, мятежной американкой, – а ее родители, люди, европеизированные учебой в британских университетах и годами дипломатической службы, не сделали ровным счетом ничего, чтобы указать ей, в каком направлении развиваться. Она никак не могла успокоиться; ей было тревожно и неуютно; она постоянно ерзала, переносила вес тела с одного колена на другое. Наконец она взяла с блюда для подношений три ароматические палочки, подожгла их, сложила ладони и обратила свой взор на надколотую лепную фигурку Будды, которую кто-то из предыдущих владельцев спас из разрушенного храма.

Она закрыла глаза и увидела...

Что это было? Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп. Взмахи гигантских крыльев.

...она вспомнила одну вещь, о которой не вспоминала уже много лет... в школе-пансионате для девочек, в Новой Англии, когда ей было тринадцать... она играла в школьной постановке... в «Саломее» Оскара Уайльда... реплика, которую она должна была произнести своим тоненьким голосочком и которая утонула в вате ее накладной бороды... Я слышу во дворце взмахи крыльев ангела смерти...

...она быстро открыла глаза. Это всего лишь воспоминания, сказала она себе, загадочные, живые. Не вспоминала об этом уже миллион лет. Школьный театр. Большие, не по размеру, костюмы, которые нас заставляли тогда надевать на себя, убогий грим – только белила и золотистая краска... предзнаменование, предзнаменование, предзнаменование. Тогда же я начала слушать Тимми Валентайна.

Воспоминания исчезли – так же внезапно и странно, как и возникли, Даже если бы Хит захотела, она бы вряд ли сумела вспомнить... Она опять погрузилась в молитву. Лоран МакКендлз застонал.

И вдруг еще раз, не закрывая глаз, так что это уже не могло быть иллюзией или капризом памяти, она вновь услышала... Может быть, это всего лишь ветер. На улице было так влажно. Может быть, начался дождь... Да. Она слышала, как колышутся ветки деревьев на той стороне осушенного канала, что проходил прямо за стенами имения.

...взмахи гигантских крыльев...

Успокойся, сказала она себе и снова закрыла глаза. Успокойся. Она представила, как отпускает себя – как ее уносит ветром. Она давно не испытывала ничего подобного, наверное, с тех пор, как они с Пи-Джеем занимались любовью в лесу, под дождем... там, в Узле... неужели это было всего год назад? Она открылась навстречу воспоминаниям, и они налетели, как ветер, что шумел за окном.

И снова услышала хлопанье крыльев. На этот раз – громче и четче. Теперь в этом звуке была явственная угроза... она практически видела птицу, черную птицу с хрустальными глазами, в которых отражались городские огни... и глаза Пита... широко распахнутые от страха... и ангела смерти в нездешнем сиянии...

– Я должна оставаться на месте, – твердила она себе. – Мне нельзя выходить из круга. Все эти видения – всего лишь иллюзии... чтобы меня напугать... чтобы я вышла из безопасного круга.

Потом был удар. Все было так, как будто она сама была там: летели осколки стекол, визжали покрышки, металл рвался на части.

8
Дождь

– Все в порядке, – сказал шаман. – Мы на месте.

Они врезались в стену – кажется, это было туристическое агентство. Их зажало между палатками, в которых торговали лапшой. Пит выбрался из машины. Его била дрожь. Серьезных ран вроде бы не было. Он взглянул на небо. Кажется, будет дождь.

– Давай быстрее! – сказал ajarn, так и сидевший в позе лотоса на пассажирском сиденье. – Доставай мое кресло! У нас мало времени, к сожалению...

– Ajarn... эта птица или что это было...

– Это было проявление майи, иллюзии, которая будет преследовать нас до того самого дня, когда мы достигнем нирваны. Соберись. Нам еще предстоит изловить нескольких демонов и успокоить нескольких духов.

Все еще дрожа, Пит достал инвалидное кресло и помог старику в него сесть. К ним подрулил полицейский автомобиль, из которого тут же выскочил офицер. В двух словах Пит объяснил, кто он такой и что в данный момент он преследует подозреваемого, и попросил выделить полицейского, чтобы тот отбуксировал его «Аккорд». Он обернулся и увидел, что ajarn Сонтайя разговаривает с одним из уличных торговцев, у которого была корзина, полная каких-то бутылочек из фарфора и слоновой кости.

– Чем ты там занят, ajarn?Ты же сам говоришь, что нам надо поторопиться.

– Сто бат? – фыркнул Сонтайя, обращаясь к продавцу. – Я что, похож на идиота туриста? Ты же сам знаешь не хуже меня, что это жалкая подделка.

– Ну ладно, может быть, ей и не двести лет, – продавец говорил по-тайски с китайским акцентом, – но все равно это же настоящая слоновая кость. И цена подходящая. Ну хорошо, пятьдесят.

– Детектив! Вы мне не дадите взаймы пятьдесят бат?

– Я не понимаю... зачем вам эта бутылка?

– Мне нужна маленькая бутылочка. Ну, знаешь, для демона.

Ajarn засунул бутылочку в свой огромный пакет.

– Ха, – сказал он, – слоновая кость! Самый обыкновенный пластик. Хотя ладно, сойдет. Сможет его удержать на какое-то время. Теперь поторопимся. Вон туда, в переулок.

Ворон – если это действительно был ворон – стоял посреди большой лужи, забравшись на камень. Пит приналег на кресло. Оно подскочило, попав в какую-то выбоину. Здесь было темно. Улочка освещалась лишь отблесками мерцающих вывесок баров и ночных клубов с соседних улиц... Ворон медленно менял облик... он вырос, вытянулся вверх... его оперение превратилось в черную футболку и черные же мешковатые штаны... перья на голове обернулись бейсболкой, повернутой козырьком назад, с надписью «Lakers»... и светлой челкой. Фигура сдвинулась с места... она как будто мерцала... на нее было трудно смотреть... в глазах рябило... мальчик пошел вперед, словно по воздуху, его ноги едва касались земли.

– Что это? – прошептал Пит.

– Я не уверен. Просто следуй за ним.

Только теперь Пит заметил, что там был кто-то еще. Сперва это была только тень мальчика, но время от времени Пит различал очертания взрослого мужчины... наверняка обман зрения, вызванный мельтешением рекламных огней... потому что... ведь это не может быть Лоран МакКендлз...

– Конечно, нет, – сказал ajarn Сонтайя, как будто прочитав мысли Пита. – А ты достаточно проницателен для человека, не одаренного силой духовных видений. Или, может быть, у тебя есть этот дар, просто он еще до конца не раскрылся?

Пит прибавил ходу. Ему было тревожно и неуютно, но он старался этого не показывать.

Они вышли из переулка на широкую тихую улицу, пролегавшую в стороне от суеты туристических кварталов. Покосившиеся лачуги. Китайский ресторанчик с облупившейся штукатуркой на фасаде. Теперь Пит отчетливо видел фигуру мальчика-ангела, но Лоран МакКендлз оставался лишь бледной тенью собственной тени. Наконец мальчик остановился. Он обернулся и насмешливо поклонился Питу с шаманом, давая понять, что знает об их присутствии и знал об этом с самого начала; потом он указал на Лорана, который уже не был похож на бледную тень, но все еще выглядел как размытое призрачное пятно – едва заметное движение среди ветвей манговых деревьев, что росли вдоль забора вокруг многоквартирного дома.

Ajarn попросил Пита, чтобы тот подкатил кресло поближе. Они тоже вошли в тень манговых деревьев, и тут Пит увидел... тошнота подкатила к горлу жаркой кислой волной. Он почувствовал себя каким-нибудь извращенцем-вуайеристом. Молодая женщина, кажется, проститутка, стояла в дверном проеме и одними губами, без помощи рук, натягивала презерватив на банан.

И вдруг мир словно замер: Пит больше не слышал шума городских улиц. Все эти калеки, торговцы и попрошайки исчезли словно по волшебству. Не стало даже бродячих собак. Осталась лишь девушка в дверном проеме. У нее были высокие скулы и достаточно светлая кожа, возможно, она была с севера. Вызывающе черная губная помада, ярко-красные тени для глаз. Короткая стрижка и серебряный гвоздик в брови, как у тех панков, которых Пит видел в Америке.

Как только девушка заметила, что она здесь не одна, банан полетел в кучу мусора, а презерватив остался у нее во рту. Она рассмеялась.

– Твоя понравился мой маленький забавный трюк?

Она обращалась к тени, которая была Лораном МакКендлзом.

Ветер протяжно вздохнул.

– За это заплатить мне немножко больше, – продолжала она. – Кажется, скоро будет дождя, нельзя торговаться много. Моя устала.

Было ясно, что девушка видит только Лорана, хотя Пит по-прежнему различал только смутную тень... Мы все живем в разных мирах, подумал он, а когда они пересекаются, эти миры, мы обманываем себя, утверждая, что наши знания и знания, заключенные в других мирах, можно объединить... но сейчас, когда происходит такое, когда ты стоишь совсем рядом, а она смотрит прямо сквозь тебя, как будто ты призрак... тут поневоле задумаешься, что здесь настоящее, а что – майя.

– Пойдешь в мой специальный местечко? – спросила девочка. – Конечно, моя приглашать твоя. И твоя друга тоже? Не вижу твоя друга. Твоя шутить. Но я все равно приглашать твоя друга, мистера Тень, мистера Никто. Тама, ха-ха, видишь, моя смеяться. Твоя смешной.

– Почему она нас не видит? – шепотом спросил Пит.

Сонтайя ответил:

– Мы для нее – просто сон. То, чего ты не видишь, иной раз бывает реальнее того, что ты видишь. Ты сам это знаешь. А я живу так постоянно.

– И Лоран, который призрак, на самом деле – настоящий?

– Все так, как она это видит. Как она того хочет. Слушай меня. Я шаман, обладающий удивительными способностями, и даже это инвалидное кресло, демонстрирующее мою физическую слабость, не что иное, как маска, скрывающая мою внутреннюю натуру. Ты уже видел меня, когда я был одержим богом Брамой, и сам был как бог, и одним только прикосновением превращающим обыкновенную водопроводную воду в святую. Поэтому не удивляйся, если увидишь сегодня что-то такое, что покажется тебе чудом.

Они пошли следом за проституткой, и как только сдвинулись с места, у Пита возникло странное ощущение, что мир вокруг расплывается. Они прошли по извилистым улочкам, где были люди, но никто их не видел – словно их вообще не было в этой реальности. Все кружилось в вихре мерцающего неона. В воздухе пахло дождем. Вспышки молний вырывали из темноты лица: дразнящие, искривленные в презрительной усмешке, – лица с кривыми зубами и раскосыми глазами... словно видения ада сошли со стен павильона принца Пратны, ожили и влились в бурлящий хаос квартала красных фонарей.

Они подошли к какому-то дому, к подъезду, где не было двери. Девушка обернулась, и ее улыбка, казалось, предназначается всем: и видимым, и невидимым...

– Заходить внутрь. Мы будем заняться любовью. – И, как только она это сказала, небеса разверзлись, и на землю обрушился дождь. Прохожие заметались в поисках укрытия. Они вошли внутрь; в дверях Пит обернулся. На улице не было уже никого, только гирлянда цветов жасмина плыла вниз по улице в бурлящем потоке воды, подскакивая на выбоинах.

Они прошли по темному коридору, освещенному несколькими тусклыми лапочками, мимо дверных проемов, вход в которые закрывали занавески из бус. Дождь барабанил по крыше, крытой оцинкованным железом. Из-за занавесок доносились стоны оплаченной страсти. Девушка остановилась в самом конце коридора, у последней двери. Раздвинула молочно-голубые бусы... вошла внутрь...

Мальчик и его тень последовали за ней, а Пит и ajarn задержались в коридоре, перед занавеской. Шаману надо было подготовиться к встрече с демоном. Он шептал заклинания и делал странные пассы над пузырьком для духов из поддельной слоновой кости...

Девушка включила магнитофон, сделанный в форме большого розового сердца. Он сразу узнал эту музыку. Первая песня на второй стороне «Vanitas», которая начиналась со слов:

Ах ты, сука, ты меня сводишь с ума,

Потому что ты мне не даешь.

Я изрезал себе все ладони

В ожидании, когда ты придешь.

Нет, так сильно любить нельзя.

В этих словах слышен надрыв, новая глубина – как-то так высказался один критик в «Rolling Stone».

Да, в этих песнях были машины, секс, религия, садомазохизм «в одном флаконе» – весь американский образ мышления в одной строфе разгневанного стиха, – но на самом деле эти тексты не нравились никому. Это был уже не тот Тимми Валентайн, которого они знали. Эйнджел нисколько не удивился, что девушка поставила именно эту кассету. Так было всегда. Не важно, кто будет следующей жертвой, которую он выпьет до последней капли: они все так или иначе возвращали его к Тимми Валентайну. Ну и что с того? Тимми – это Тимми, а он – это он.

Лоран – хороший слуга. Даже без тела, он все равно ходит со мной и служит приманкой для будущей жертвы. У старого графа Дракулы тоже был свой слуга, Ренфилд. А у меня есть Лоран.

Эйнджел ждал. Он чувствовал тех, кто преследовал их с Лораном. В них таилась угроза. Старик в инвалидном кресле... он видит невидимое. Он не настолько слеп, как думают окружающие. Он наделен силой и явно что-то замышляет насчет меня. И для того чтобы его побороть, мне нужна вся моя сила. Мне нужна кровь, больше крови.

Проститутка снова заговорила:

– Хотеть, чтобы я снять все с моя? Или хотеть, чтобы я надеть забавная одежда?

– Нет, – сказал призрак Лорана МакКендлза. – Я хочу видеть тебя настоящую. Как тебя зовут?

– Имя нет, моя нет имя, хотеть имя – платить больше.

– Ладно, итак...

– Хорошо. Но сначала моя жарко, кондиционера не работать.

Она раздвинула штору на окне, выходившем на переулок, по которому они пришли. Дождь колотил в деревянную раму. Девушка сбросила дерматиновую куртку (от ее потного тела исходил аромат сладких духов), под которой не было ничего – ни блузки, ни лифчика. На одной груди была татуировка: сердце, пронзенное деревянным колом. Лоран прикоснулся к ее груди своей призрачной рукой. Девушка вздрогнула:

– Твой рука холодный, очень холодный. – Она высунулась в открытое окно, подставляя свое разгоряченное тело хлещущим каплям дождя. С наигранной неторопливой небрежностью начала стягивать узкие джинсы, которые были всего лишь плохой подделкой под «Calvins». Теперь он мог вдохнуть аромат ее тела... горько-сладкая кровь с небольшой кислинкой – у нее недавно закончились месячные, – кровь, взбудораженная кокаином... она рассмеялась над Лораном. Эйнджел даже не понял почему. Сейчас он мог думать лишь об одном. Кровь. Горячая свежая кровь. Те несколько капель, что дала ему Хит, не смогли утолить его жажду. Кровь, думал он, кровь, чтобы заполнить эту бездонную пустоту, кровь, чтобы я смог сразиться с этим слепым стариком... эта женщина создана для того, чтобы выпить ее до дна... ее грудь отмечена знаком вампиров... и, как и все остальные, она прекрасна. Если бы она еще и любила его...

– Твоя может без резинки, если не хотеть. Моя без разница, моя жить – моя умереть. Эта зваться русская рулетка. Смешная.

Свежий запах дождя смешался с запахом пота и дешевых духов. Она повернулась к художнику, которого на самом деле здесь не было, и раскрыла объятия. Эйнджел невидимой тенью упал между ними.

Призрачные руки Лорана легли ей на плечи, и мертвые руки Эйнджела обняли ее. Лоран едва коснулся ее щеки своими иллюзорными губами, и с ее губ сорвался стон:

– Холодна, холодна, холодна.

Она отстранилась и снова высунулась в окно, под горячий дождь. Губы Эйнджела тоже коснулись ее кожи... его плоть, которую смерть сделала твердой как камень... навсегда занемевшие губы, которые не могли ощутить тепло и упругую нежность молодой кожи, потому что их мягкость была всего лишь иллюзией, скрывающей жесткое окоченение смерти... и она что-то почувствовала, и кровь прилила к ее щекам, кровь, во вкусе которой смешались смятение и страсть, и еще – страх, но лишь капелька страха... она была не из тех, кто боится, Эйнджел почувствовал это сразу, потому что она сама стремилась к смерти, всю свою жизнь... в ее крови был привкус смерти.

– Только меня пачкать кровью не надо, – сказал Лоран. Душа Лорана. – Я не хочу умереть от...

– Моя любить, моя убивать, – сказала девушка. И тут заговорил Эйнджел:

Нет, только я люблю и убиваю.

Девушка замерла.

– Голос, твоя слышать голос? – Она встревоженно огляделась, и ее взгляд упал на тень, которой был Эйнджел. Она не могла его видеть, не должна была видеть... но все-таки что-то она увидела. – Твоя не тот, за кого себя выдавать, – сказала она.

Это правда.

Что она видела на самом деле? Можно только догадываться. Вампир – это зеркало. Каждый, кто видит вампира, видит в нем отражение своих собственных страхов. Чего боялась эта женщина? Крылатых чудовищ из второсортных фильмов «ужасов» или страшных великанов-людоедов, которыми ее пугали в детстве... или, может быть, она боялась стареть: видеть, как сохнет и увядает кожа, как лицо покрывается сетью морщин, а когда-то цветущее тело превращается в уродливую развалину – и ты уже не выйдешь на улицу, чтобы торговать собой? Но, похоже, ей было совсем не страшно. Может быть, она видела настоящего Эйнджела Тодда... ребенка с ясными глазами... мальчика, у которого не бьется сердце. Может быть, она видела, как он подошел и обнял ее, как обнажил свои клыки и вонзил их в ложбинку между ее грудей, чтобы сорвать плоть, под которой скрывалось живое сердце... сердце, которое билось... может быть, она видела и его самого... его по-мальчишески стройное тело, одетое в сумрак, как в саван... его мертвенно-бледные тонкие губы, его спутанные золотистые волосы... может быть, может быть, может. Ему безразлично. Он жадно пил ее кровь, испорченную кровь. Потому что нельзя отравить того, кто и так уже мертв.

В это мгновение в комнату ворвались двое мужчин, которые шли за ним следом. В глазах слепого пылали опалы. Он держал в руке пластиковый пузырек для духов. Другой был не кто иной, как инспектор полиции Сингхасри, с пистолетом в руке. Эйнджел все это видел, но не повернулся в ту сторону, потому что был весь поглощен тем, что делал: пил кровь.

– Отпусти женщину! – крикнул шаман. – Отпусти душу художника, ее надо вернуть обратно, в тело!

Я изрезал себе все ладони

В ожидании, когда ты придешь.

Нет, так сильно любить нельзя.

Достали уже эти песенки Валентайна! Неужели от него нигде не скрыться?! В приступе ярости он схватил магнитофон и с размаху ударил им девушку по голове. Раздался громкий хруст. Словно в ответ за окном прогремел очередной раскат грома. Женщина не кричала и даже не плакала, наверное, ее оглушило ударом, подумал Эйнджел, кажется, она даже не понимает, что умирает. Ее глаза уже были мертвы. Эйнджел сосредоточился на рваной ране у нее на груди, на крови, бьющей фонтаном из сердца... кровь смешивалась с дождем, который пах жасмином и выхлопными газами.

– Отпусти ее, – крикнул шаман.

Сколько в нем силы, в этом старикашке? Велики ли его способности?

– Шарлатан ты несчастный с отвисшим членом, – прошипел Эйнджел. – Послушай доброго совета, дедуля: вали отсюда ко всем чертям!

Но старик и не думал уходить. Наоборот. Детектив из полиции пододвинул инвалидное кресло с сидевшим в нем стариком еще ближе к нему. Тень Лорана дрогнула, начала расплываться.

– Приблизишься еще на шаг, и я выпью душу художника, – сказал Эйнджел. – И тогда он уже никогда не вернется назад, в свое тело, и будет бесцельно шататься в небытие и беспамятстве, как какой-то поганый зомби.

– Ты не выпьешь его душу, Эйнджел, – произнес старик, хотя его губы оставались неподвижными. Он плохо говорил по-английски, так же как и Эйнджел – по-тайски, но в мире теней есть только один язык. Язык ночи. – Он тебе нужен.

– Мне нужна только кровь!

– Тебе нужно гораздо больше... вот почему ты так отчаянно цепляешься за осколки своего человеческого прошлого.

Старик придвинулся еще ближе, размахивая этой дурацкой пластиковой бутылочкой. Он запустил руку в пакет и достал... моток белой веревки. А еще он шептал какие-то таинственные слова.

– Хрен ты меня напугаешь всей этой чушью, – сказал ему Эйнджел Тодд. – Тимми Валентайн научил меня не бояться религиозных символов. Он сказал, что вся магия исчезла давным-давно.

– Может быть, – отозвался старик. – Там, в Америке. Где больше никто ни во что не верит. Но сейчас мы в Таиланде. Здесь самый воздух пропитан магией. И ты это знаешь. Здесь ты гораздо сильнее, чем где бы то ни было в другом месте. – Ajarn придвинулся еще ближе. Его молочно-белые глаза мерцали загадочным светом.

Эйнджел Тодд сделал еще пару больших глотков крови. И отбросил обмякшее тело в сторону. Девушка была еще жива. Она билась в конвульсиях на жестком полу, но звуки предсмертной агонии тонули в шуме дождя. Да, у этого старика есть сила. Опасная сила, Эйнджел уже это понял. Он схватил Лорана – душу Лорана – за руку. Тело, сотканное из тени, теряло форму и плотность... Эйнджел уже чувствовал, как сквозь него проникает ветер... я туман, твердил он про себя, я тень... он закружился в бешеном танце, слившись с порывом ветра, обернул собой душу Лорана, рванулся к открытому окну... ajarn в своем кресле бросился следом... вот они уже у окна... старик пытался его схватить, пока он окончательно не потерял зримый облик... священный шнур пролетел сквозь исчезающую плоть... Эйнджел почувствовал, нет, не настоящую боль, а притупленное воспоминание о боли... он запаниковал. Принялся слепо колотить руками по воздуху. Душа Лорана болталась внутри образовавшегося вихря, точно пустая банка из-под «кока-колы», попавшая в водоворот. Девушка на полу билась в конвульсиях, истекая кровью. Повсюду валялись куски ярко-розового пластика, осколки разбитого магнитофона. Ajarn сложил петлю из священного шнура – что-то вроде лассо, чтобы заарканить вампира, пока тот оставался туманом, легкой дымкой... он затягивал узел все туже и туже... пространство как будто сгустилось, наполнившись странной давящей тяжестью... Эйнджел рванулся, вылетел вихрем в окно, увлекая за собой душу Лорана... и уже потом, в переулке, вернул человеческий облик... мальчик в промокшей насквозь одежде, один под проливным дождем... преследуемый человеком, который... уже далеко...

Он поднял голову и увидел шамана в окне. Он все еще возился с петлей на конце шнура, а у него за спиной стоял полицейский. Эйнджел рассмеялся им в лицо.

И вдруг шаман начал приподниматься над креслом...

Эйнджел напрягся.

Ajarn Сонтайя поднялся над своим креслом, сидя в воздухе в позе лотоса. Да, он действительно парил в воздухе. Прямо в оконном проеме. Им управляют силы, которыми он сам управлять не может, подумал Эйнджел. В него вселился кто-то из этих таинственных богов, которым тут поклоняются... и в которых тут верят...

Да он же сейчас рухнет прямо на мостовую – так, что и костей не соберет. Вот что он ко мне привязался? Эйнджел почувствовал, как все сжалось внутри, словно пружина, готовая распрямиться. Если противостояния не избежать, лучше нападать первым. Кровь проститутки смогла насытить его лишь на мгновение, несмотря на пикантный букет болезней, содержавшихся в этой крови. Я бы не отказался от крови этого шамана. Может быть, после этого я смогу наконец заснуть.

Ajarn метнул лассо.

Дождь лился потоками из водосточных труб, барабанил по крышам, растекался ручьями по улице. Эйнджел собрался и прыгнул...

Он держал старика в руках. Старик смотрел на него своими невидящими глазами, и в этих глазах, в этих сверкающих опалах, Эйнджел увидел огонь, и он вспомнил... огонь, который убил его и подарил ему жизнь... огонь, уничтоживший город иллюзий... огонь... огонь... огонь...

Огонь рвался из глаз старика.

Пламя коснулось его щеки. Обожгло... обожгло! Но ведь он же не чувствует боли, не может чувствовать... вообще ничего! Неужели это страх – страх, опаляющий клетки мертвого мозга, выжигающий бесчувственные нервные окончания... Нет. Не страх. Это ярость. Жгучая ярость! Он сжал хрупкое тело шамана, чувствуя, как течет его кровь, вдыхая сводящий с ума запах живой крови. Запрокинул голову, обнажив клыки, так что дождь полился ему в рот.

Грохнул выстрел. Яркая вспышка посреди бури. Это инспектор Сингхасри, про которого все забыли, выбежал на улицу и выстрелил в Эйнджела. Пуля пробила Эйнджелу шею и вышла с другой стороны. Свист, похожий на паровозный гудок, вырвался из трахеи, а потом мертвая плоть сомкнулась. Рана затянулась за считанные секунды. Эйнджел рассмеялся диким, отчаянным смехом. И смеялся все время, пока инспектор палил в него из пистолета. Расстрелял всю обойму. Но тело, которое было только подобием тела, исцелялось буквально на глазах: вырванные пулями куски мяса, поврежденные кости, кожа, бескровная плоть.

Эйнджел развернулся и ударил инспектора по лицу. Схватил его за щеку и оторвал кусок мяса, так что обнажилась кость. Кровь смешалась с дождем. Эйнджел выдавил ему глаза и принялся жадно пить кровь, хлещущую из пустых глазниц. Пит истошно кричал, пытаясь вслепую перезарядить пистолет, но у него ничего не получалось. Эйнджел повалил его на землю и сам упал сверху. Он насыщался, позабыв о старике, – но, как выяснилось, очень зря, потому что священный шнур снова обжег его. В этот раз было еще больнее. Эйнджел закричал, выражая свой гнев и обиду на языке ночи. Кровь, кровь, кровь.

Стая бродячих собак откликнулась на его зов. Они буквально наводнили переулок – тощие, голодные псы, – выскочили из-за куч мусора, из мусорных баков, выбежали из дальних закутков переулка, из лабиринта боковых улочек и набросились на тело инспектора, разрывая его на куски. Какая-то дворняга скрылась в тени, волоча за собой оторванную человеческую руку. Эйнджел опять рассмеялся. Где сейчас душа Лорана МакКендлза? Мечется среди дождя, невольный свидетель кровавого пира – душа, не знающая, как вернуться назад в свое тело...

– Смотри, смотри, Лоран МакКендлз, – тихо проговорил Эйнджел. – Вот тебе и сюжет для следующей гениальной картины. – Он обернулся к старому шаману. Всего-то и нужно, что царапнуть его по шее – чтобы он отправился в свой последний путь. А я выпью всю его кровь, всю до капли, пока он будет медленно умирать, так и не вернувшись в сознание.

Он снова рванулся, и...

В шуме дождя – пронзительный скрип покрышек. Белый «порше» ворвался в узкий переулок. Резко распахнулась дверь.

– Оставь его! – дикий, яростный крик. Это была леди Хит. Эйнджел вдохнул ее запах и замешкался в смятении – как тогда, в саду, возле павильона. Она сорвала с шеи серебряную цепочку и бросилась на него, пытаясь хлестнуть статуэткой Будды. И у нее получилось. Статуэтка задела его по щеке. Обжигающая, леденящая боль. Он на мгновение выпустил тело ajarn, но этого мига хватило, чтобы старик раскинул руки и поднялся в воздух, взывая к великому Брахме, чтобы тот овладел его телом и дал ему силу богов. Хрупкое тело старика, парящее над землей, как будто мерцало, излучая зловещий синий свет, его голос обрел неестественную глубину, глаза из опалов снова зажглись огнем.

Старик читал мантру, его рокочущий голос заглушал и раскаты грома, и рев дождя. А леди Хит продолжала хлестать Эйнджела по лицу статуэткой Будды.

– Что он делает? – крикнул Эйнджел.

– Он заклинает дождь, – отозвалась леди Хит. – Обращает его в святую воду.

Да, Эйнджел и сам это почувствовал. Там, где капли дождя касались его тела, он ощущал прикосновения разрушительной пустоты. Чужая кровь в его венах застывала и как будто крошилась – билась вдребезги, словно стекло.

– Ты не можешь убить меня, – прошептал он. – Ты, буддистский...

...и тут его взгляд упал на маленькую бутылочку в руках шамана, которую тот прикрывал ладонью от дождя, и Эйнджел понял, что именно они хотят сделать с ним... обратить его в дымку, загнать в эту бутылку, как это было в кино про Синдбада... а потоки дождя все текли и текли, срывая с него кожу, растворяя в себе его тело, сотканное из тумана, и ajarn склонился над ним, улыбнулся и прошептал: Эйнджел, Эйнджел, вот твое прибежище, ты не бойся...

Он повернулся к леди Хит:

– Ты меня больше не любишь? Разве я не твой друг?

– Да, ты мой друг. – Но она продолжала хлестать его статуэткой, которая жгла его плоть. А он думал лишь об одном... Я был рожден в пламени, а теперь сдохну, ко всем чертям, в этом мудацком потопе.

Пустота внутри бутылки звала его – темная, притягательная, бесчувственная. И он поддался, нырнул в эту черную глубину.

И шаман закрутил пробку.