Текст книги "Небо после бури"

16: Кровавый Сорокопут

По дороге в Дельфиниум моя рана открылась и сильно кровоточит. Я стискиваю челюсти, превозмогая боль. Мои люди распахивают старинные деревянные ворота, и снег сыплется прямо на голову. Спешившись у входа в обветшалый замок – новой резиденции Императора и его матери, я пошатываюсь.

– Харпер, – бросаю я. Его рука уже тянется ко мне, брови насуплены, но я показываю ему на дверь. – Проследи, чтобы Мусу, Дарина и Таса хорошо устроили. Мне нужно поговорить с Ливией.

Высоко над покатой крышей здания развевается флаг клана Аквилла, рядом – флаг моего племянника с изображением сокола и молота. Дельфиниум не похож на другие города Империи. Здесь нет ни роскошных зданий Антиума, украшенных куполами и колоннами, ни бескрайних цветущих садов, типичных для Серры.

Этот город, приютившийся среди суровых предгорий Невеннского хребта, может похвастаться лишь соломенными крышами и булыжными мостовыми. Местные жители имеют характер жесткий и взрывной. И, к тому же, они не так озабочены вопросами происхождения и знатности, как прочие граждане Империи. Пятьсот лет назад именно здесь появился на свет Император Таиус Первый – тогда это была небольшая фактория, где окрестные охотники продавали меха и рыбу.

Поднимаясь по ступеням, я вслушиваюсь в барабанный бой. Сообщение.

«К северу от Эстиума атакован обоз с продовольствием, убито тридцать человек. Колдун Гримарр замечен во время нападения на казармы в Стреллиуме. Семьдесят жертв».

Итак, за время моего отсутствия Керис и ее сообщники осмелели. Я должна найти какой-то выход, восстановить баланс сил.

Солдаты, охраняющие вход в замок, отдают мне честь, я слабо салютую в ответ. Мое внимание приковано к Фарису: он выходит из дверей сторожевой башни и направляется ко мне.

– Где Император? – спрашиваю я.

– Очаровывает просителей вместе с Императрицей-регентом. – Он смотрит вниз. – Сорокопут, ты залила все ступени кровью.

– Царапина, – небрежно говорю я, и он закатывает глаза, но, по крайней мере, не суетится вокруг меня, как это сделали бы Декс или Харпер. И я благодарна ему за понимание. – Императору нельзя так часто показываться перед посторонними. Почему бы Ливии не принять просителей без него?

– Можешь сама спросить ее об этом. – Фарис разводит руками. – Она не желает слушать ни меня, ни Раллиуса. Говорит, что народ должен видеть своего Императора.

Конечно, Ливия именно так и скажет. Она даже не знает, сколько наемных убийц было отправлено за их головами.

В коридоре за спиной Фариса возникает Декс. На нем обычные доспехи Маски, единственное отличие – это синий с золотом плащ, знак сенешаля Ливии.

– Сейчас безопасность – самая меньшая из наших проблем, Сорокопут, – говорит он. – Все больше и больше Отцов открыто выражают недовольство недавними атаками на караваны с продовольствием. Императрица-регент встречается с ними через час, но мне кажется, что они внимательнее прислушаются к ее словам, если на аудиенции будешь присутствовать ты – и твой меч.

– Я буду там, – обещаю я.

Пять месяцев назад нас приняли в Дельфиниуме с распростертыми объятиями. Горожане даже не возражали против присутствия Книжников.

Но потом Ливия объявила рабов-Книжников свободными. Комендант отправила убийц к нашим союзникам и к моему племяннику. Солдатам не платят неделями. Керис перекрыла все дороги к югу от Серебряных Холмов, и нам пришлось ввести продуктовые нормы, чтобы не допустить голода.

А я принесла очередные плохие новости.

И когда я уже поворачиваюсь, чтобы присоединиться к Дексу, Фарис бросает мне в спину:

– А где твоя маленькая лучница?

Я знаю, кого он имеет в виду. Внезапный уход Лайи больно задел меня. Хотя то, что она ставит дело превыше эмоций, заслуживает уважения. У нее есть цель, и она поступила правильно.

И все же… могла бы и попрощаться.

– Маленькая лучница? Она стреляет лучше тебя, придурок. – Я оборачиваюсь и несильно бью Фариса кулаком в плечо. Он морщится. – И она храбрее тебя. Не представляю, как бы ты принял роды во время осады. Насколько я помню, ты изо всех сил старался не грохнуться в обморок. Декс, докладывай, что тут у вас происходит.

Я все сильнее хромаю, и Декс старается идти медленнее.

– Гримарр напал еще на три обоза с продуктами. Сжег все дотла. Его люди выкрикивали те же слова, что и во время предыдущих рейдов.

– «Ик тахк морт фид иникант фи!» Кто-то может это перевести?

– Это на архаическом карконском языке, – объясняет Декс. – Я ищу тех, кто может его знать. Но у меня есть и хорошая новость: мой дядя сообщает, что будет здесь через неделю с тысячей солдат.

– Слава богам.

Вместе с новым отрядом у нас будет чуть больше десяти тысяч воинов, среди них есть и Книжники. Это капля в море против сотен тысяч под началом у Керис. Но, с другой стороны, войну можно выиграть разными способами – это ее слова, ее наука. И для этого вовсе не обязательно обладать численным превосходством.

– Придется снова урезать рацион, – озабоченно добавляет Декс.

– Клан Ленида направил нам груз зерна, картофеля и яблок из своих запасов, – говорю я. – Выдели взвод охраны, чтобы встретить обоз. Эта поставка поможет нам выиграть время.

– Время для чего, Сорокопут? – спрашивает Декс. – Что ты задумала? Между прочим, Отцы зададут тебе тот же вопрос. Ты готова на него ответить?

«Естественно, нет».

– Что-нибудь еще?

– Просьба от совета Книжников. И… – Он молчит, явно подбирая слова. – Прибыл посол из Анканы. Он прибыл пешком и даже без эскорта. Сегодня утром он просто появился у наших ворот, точно вырос из-под земли. Сказал, что ты вернешься во второй половине дня, и что он будет говорить только с тобой.

Когда-то давно мой отец посещал Анкану. «Они считают нас варварами, потому что по культурному развитию намного превосходят жителей Империи, – рассказывал он потом. – Анканцы намного образованнее и проницательнее нас – я очень удивился, когда они согласились принять меня».

– Следует ли мне предложить ему подождать, чтобы Императрица-регент увиделась с ним тоже? – спрашивает Декс.

Я отрицательно качаю головой. У Ливии и без того достаточно забот.

– Отправь его в мои покои. Немедленно.

– Может, сначала врача? – Декс мрачно смотрит, как я приволакиваю раненую ногу. – Пока тебя не было, из Навиума прибыл лейтенант Сильвиус. Он сопровождает твоего дядю Янса. – Декс делает едва заметную паузу перед тем, как произнести имя врача, и я прячу улыбку. Хорошо, что в этом мире хоть кто-то из нас еще способен радоваться.

– На мне все быстро заживает, – уверяю его я. – Но все равно размести Сильвиуса в замке. Насколько я помню, в Навиуме они обходились минимумом продовольствия. Нам бы тоже пригодилось это умение. И во имя неба, переведи эту чертову фразу. Поищи сведения о карконских обычаях и ритуалах – мне показалось, это не боевой клич, а, скорее, какое-то заклинание.

К тому времени, как раздается стук в дверь, я успеваю смыть с себя дорожную грязь и надеть церемониальные доспехи. Большая часть мелких царапин успела зажить, а рана в ноге перестала кровоточить.

– Приветствую тебя, Кровавый Сорокопут.

Анканский посол – мужчина примерно моего роста, с темно-коричневой кожей и курчавыми седыми волосами. Он говорит на серрийском с едва заметным акцентом. Благодаря мягким сандалиям у него неслышная поступь, но он склоняется передо мной, синие одежды, расшитые изображениями цветов и животных, мягко шуршат.

– Я посол Реми Э’тва. – При нем нет оружия, но широкие плечи и решительный шаг свидетельствуют о его силе. Это воин.

– Ты похожа на своего отца, – продолжает он, когда я закрываю дверь. – Много лет назад мы встречались с ним. Он был хорошим человеком, открытым для новых знаний. Я научил его словам прощания на нашем языке: «Эмифал Фирдаант».

– И что это означает? – спрашиваю я.

– «Пусть смерть заберет меня первым». – При виде моего озадаченного лица Реми улыбается. – Твой отец тоже сначала удивился. Но потом, когда мы заговорили о его жене и дочерях, он понял. Я был очень опечален, узнав о его гибели.

Я жестом приглашаю посла в свою гостиную.

– Твой народ много лет избегал каких бы то ни было дел с Империей. Что изменилось?

Кажется, посла удивила моя прямота – возможно, он приготовился к продолжительному обмену любезностями.

– Ты отменила рабство, Кровавый Сорокопут, – говорит он. – Для нас это обязательное условие. Если ты поклянешься, что рабство не вернется, я готов заключить договор о торговле между Императором Закариасом и Анканой. В качестве жеста доброй воли я привез с собой дюжину анканских саперов…

«У нас есть военные инженеры», – вертится у меня на языке, но я приказываю себе молчать. В моей армии не найдется и шести саперов. Остальные воюют на стороне Керис.

– И передвижные катапульты, – добавляет посол. – Они меньше и легче, чем те, что имелись в Антиуме, но не уступают вашим по мощности. Мне кажется, они пригодятся вам в предстоящей войне.

Абсолютная уверенность, с которой он произносит эти слова, вызывает у меня раздражение. Но, вспомнив о том, что в моем распоряжении всего несколько саперов и нет ни одной катапульты, я наступаю на горло уязвленному самолюбию.

– Ваш народ способен предвидеть будущее, – усмехаюсь я. – Как Пророки.

– Наш дар не краденый, – подчеркнуто нейтральным тоном говорит Реми. – Но был обретен после долгих лет обучения. Пророки видели детали. Мы видим результат.

– И что же ты видишь, глядя на меня?

Вообще-то, я собиралась задать совсем другой вопрос. Но этот не давал мне покоя с той минуты, как Декс сообщил о прибытии человека из Анканы.

– Сейчас, глядя на тебя, я вижу Дил-Эвал, – говорит он. – Ту, которая исцеляет. Когда я смотрю в твое будущее, я вижу… – Он замолкает и пожимает плечами. – Нечто иное.

Посол плавно переходит к торговому соглашению и сообщает мне, что́ хочет получить в обмен на саперов и катапульты. Я соглашаюсь продать ему зерно и скот – хотя лишь небесам известно, откуда я все это возьму! – и говорю, что Императрица рассмотрит вопрос о продаже серрийских клинков. Посол выглядит удовлетворенным. Вскоре после его ухода в дверь снова стучат.

Я обнаруживаю на пороге сестру, которая застыла, наклонив голову под неестественным углом. Закариас вцепился в прядь ее волос и радостно тянет на себя.

– Ты с ума сошла, зачем распустила волосы? – Я щекочу пяточку Зака, он отпускает волосы матери и рвется ко мне с возгласом «ба!».

По мнению Ливии он еще слишком мал, чтобы понимать наши разговоры. Но я думаю, он прекрасно знает, кто любит его больше всех. Когда я беру его на руки, он тянется к моей косе, но потом, передумав, касается ладошками моего лица.

– Маленький предатель.

Моя сестра улыбается. Закариас такой же прелестный, какой была Ливия в раннем детстве – с мягкими темными кудрями и пухлыми щечками, которые так и хочется ущипнуть. Цвет кожи он унаследовал от обоих родителей – смуглый с золотистым отливом. Племянник смотрит на меня светло-желтыми глазами, характерными для всех представителей семьи Фаррар.

– Он по тебе соскучился. – Ливия устраивается в моем кресле. – Не желал засыпать, потому что тетя Сорокопут не приходила понянчить его перед сном. Но я сказала, что ты уехала по очень важному делу.

Я смотрю на ее фрейлин, Мерину и Коралию Фаррар. Это двоюродные сестры Маркуса, но они совершенно не похожи на покойного Императора. Они обожают мою сестру и Закариаса и готовы защищать их ценой жизни, но им не обязательно присутствовать при обсуждении государственных дел. Ливия отпускает их, фрейлины забирают у меня Императора и уходят в сопровождении мрачного капитана Раллиуса и троих Масок.

Услышав от меня подробный рассказ о событиях в Маринне, Ливия вскакивает.

– Я так и знала, что Комендант играет грязно! – восклицает она. – Нападения джиннов нужны были для того, чтобы поставить Маринн на колени – самое время, чтобы заключить нужный ей договор. – Сестра расхаживает по комнате. – Иногда мне так хочется бросить все это! Забрать Закариаса и уехать далеко-далеко, в какую-нибудь теплую страну, где никто нас не знает. Где он сможет вести нормальную жизнь.

– Ты нужна своему народу, – возражаю я. – И Закариас тоже. Сын плебея и патрицианки благополучно появился на свет благодаря помощи Книжницы. Он – символ надежды и единения, Императрица-регент. Напоминание о том, какой могла бы быть Империя.

– Хвала небесам, наконец-то ты вернулась, – улыбается Ливия. – Если мне не изменяет память, несколько месяцев назад ты хотела меня придушить за то, что я освободила рабов.

– Но ты все равно это сделала. Ты смелая. И мудрая. Просто нужно набраться терпения.

Когда мы с Ливией входим в «тронный зал» – бывшую парадную столовую с заросшими паутиной деревянными балками потолка, нас уже ждут примерно две дюжины патрициев. Янс Аквиллус коротко кивает мне. Дядя – один из немногих, в ком я абсолютно уверена: что бы ни случилось, он останется на нашей стороне.

Я приветствую собравшихся, потом отступаю за трон, положив руку на эфес меча. Мое дело – охранять Ливию, которая собирается обратиться к аристократам. Уже, наверное, в тысячный раз я жалею, что на мне нет маски. Ее серебристый блеск напоминал бы и мне, и всем остальным о том, кто я такая. И на что я способна. Отцы кланов слишком часто забывают об этом.

– Солдат, вина, – приказывает Ливия.

Слуга исчезает за дверью, а ему вслед несется смешок.

– Долго же нам придется ждать этого вина, – говорит Отец Кассиус, высокий сутулый мужчина с густой копной седых волос и бледно-желтой, как пергамент, кожей.

– Идет война, Кассиус, – отвечает Ливия. – Мы не на светском приеме.

– Согласен, – раздается голос Отца Агриппы Меттиаса.

Агриппа – умен и благороден, превосходный солдат, в общем, типичный северянин. Ему еще нет тридцати, но он уже четырнадцать лет успешно управляет своим кланом.

А еще Агриппа наделен необыкновенной красотой. Природа наградила его коричневой кожей глубокого насыщенного оттенка, аристократическими чертами, высокими скулами и проницательными глазами. Седые Отцы дразнят его за молодость и красоту, но ему, по-моему, нет дела до их насмешек. И за эту уверенность в себе Отец Меттиас нравится мне еще больше. Он хороший союзник, и я боюсь утратить его поддержку.

– Керис захватила южные поместья клана Меттиа, – сообщает он. – Объявила меня предателем. Большинству моих родичей удалось бежать, а тех, кого поймали, она приказала обезглавить. Она предложила мои земли в качестве награды за голову Императора. И еще десять тысяч марок за мою голову.

Проклятье. Прознав о такой щедрости, все наемники от Антиума до Садха слетятся сюда, как мухи на мед.

– Я глубоко сожалею о страданиях, которые выпали на долю твоей семьи, Отец, – говорит Ливия.

Возможно, мне это только кажется, но выражение его лица на миг смягчается.

– Такова цена преданности, Императрица-регент. – Меттиас бросает горящий взгляд на Отца Кассиуса. – И я готов заплатить ее, пусть даже остальные меня не поддержат.

– Правильно, – бормочет дядя Янс, и половина Отцов поддакивает ему – но только половина.

Я ловлю на себе стальной взгляд Меттиаса.

– Однако нам нужен план. Керис намеревается взять нас измором. Неделю назад на территории замка был обнаружен наемный убийца. И где бы ни появилась эта женщина, люди приветствуют ее и выкрикивают «Император Инвиктус».

Я стискиваю рукоять меча. «Верховный Главнокомандующий» – просто почетный титул правителя Империи, но, когда его выкрикивает народ, он приобретает большой вес. Прежде чем Таиуса провозгласили Императором, кланы Меченосцев нарекли его «Императором Инвиктусом». Когда после его смерти сыновья не могли поделить трон, второй сын получил этот титул – а потом Империю – благодаря доблести, проявленной на поле боя.

– Как это могло случиться? – Дядя Янс расхаживает по залу. – После того, как она обрекла наш народ на страдания и на смерть!

– Южане не знают о том, что на самом деле случилось в Антиуме – или не желают знать, – объясняет Ливия. – Зачем им чужие неприятности? Она обещает им богатство и рабов из земель Кочевников.

Скрипит боковая дверь, и я оборачиваюсь, ожидая увидеть на пороге слугу с вином. Но в дверном проеме застыл Фарис.

– Сорокопут. – Фарис смертельно бледен.

«Неужели ранен», – мелькает у меня в голове.

– Можно тебя на два слова?

Я выхожу в коридор, где меня ждет полувзвод солдат, среди них – трое Масок.

– На дворцовой кухне кое-что произошло. – Фарис жестом приказывает солдатам охранять двери в тронный зал.

Если сюда пробрался убийца, я сейчас, черт побери, что-нибудь разнесу. Даже если преступник мертв – наверняка так оно и есть, иначе Фарис повел бы меня в темницу, – Отцы не потерпят очередного недосмотра охранников.

Дверь в судомойню стерегут четыре легионера. Придворный, которого Ливия отправила за вином, привалился к стене. Лицо у него зеленого цвета.

– У выходов дежурят еще два солдата. Сорокопут… – Фарис выглядит потрясенным, и я уже не понимаю, что ждет меня за дверью. Я толкаю створку и отшатываюсь.

Потому что нахожу там не мертвого убийцу, и даже не живого. А вижу красные потеки на стенах и такого же цвета лужи – кто-то устроил здесь настоящую резню. В помещении царит зловещая тишина, и мне не нужно подходить к лежащим на полу исколотым, истерзанным, залитым кровью телам, чтобы понять: все эти люди мертвы. Я вижу знакомое лицо: Мерина, фрейлина Ливии, няня моего племянника.

– Мерина спустилась за чаем для Императрицы-регента, – бормочет Фарис. – Их нашел придворный, которого послали за вином.

Я сжимаю кулаки. На этой кухне работали и плебеи, и Книжники, и они неплохо ладили между собой. Все они были беженцами из Антиума. Все были преданы Императору.

И вот что они получили в награду за свою преданность.

– Где убийца?

– Покончил с собой. – Фарис кивком показывает на стену позади меня, и я оборачиваюсь. – Но нам известно, кто его подослал.

На камнях багровеет символ, при виде которого меня захлестывают ярость и отвращение.

Заглавная буква «К», увенчанная зубастой короной.

17: Лайя

Зима в Сумеречном Лесу суровая, но пушистые ветви вечнозеленых деревьев защищают меня от самых сильных порывов. Увы, они не могут защитить меня от холода, который исходит от Элиаса.

На следующий день после того, как он меня нашел, я пытаюсь идти с ним рядом, пытаюсь поговорить. Но он стрелой уносится далеко вперед, и его фигура теряется вдали. Остаток дня я шагаю в одиночестве, с тоской вспоминая Дарина, Мусу, Таса и даже Кровавого Сорокопута. В какой-то момент я пытаюсь воззвать к Рехмат, в надежде, наконец, узнать больше о происхождении этого существа. Но ответа не получаю.

Вечером я достаю из мешка свой ужин – сушеные финики и пресную лепешку. Элиас исчезает и появляется спустя четверть часа с горячим пирогом, начиненным фаршем из куропатки, изюма и миндаля.

– Ты это украл?

Он пожимает плечами, и я злюсь.

– Кому-то пришлось тяжело потрудиться, Элиас.

– Называй меня Ловцом Душ, пожалуйста.

Я игнорирую надоевшую присказку.

– Если ты это украл, я есть не буду.

– Не будешь, вот как? – Элиас быстро отводит взгляд, и я не могу понять, издевается он надо мной или просто наблюдает. – Я всегда оставляю золотую марку, – равнодушным тоном произносит он. – В этом случае пекари меньше склонны запирать двери на замок.

Я хочу резко ответить, но замечаю его напряженную позу и сжатые кулаки.

Когда мы с Элиасом пробирались через Серранский хребет после побега из Разбойничьего Привала, мне тоже не хотелось ни с кем говорить. Там, в Разбойничьем Привале, я в первый раз убила человека – Кочевника, который хотел прирезать нас обоих.

Тогда Элиас обращался со мной очень бережно. Он разговаривал со мной, но не торопил. Дал мне время прийти в себя. Возможно, сейчас, когда его сознание тесно переплелось с Маутом, я должна сделать то же самое.

Весь следующий день я не произношу ни слова, и он расслабляется – совсем чуть-чуть. Вечером, когда мы останавливаемся на ночлег, я нарушаю молчание.

– Знаешь, а я недавно видела твою матушку, – сообщаю я. – Она очаровательна, как всегда.

Мой спутник шевелит палкой сучья в костре.

– Она пыталась меня убить, – продолжаю я. – Но в самый критический момент появился ее хозяин и мой бывший любовник. Князь Тьмы – ты наверняка его помнишь. И снова прикинулся Кинаном: рыжие волосы, карие глаза, трогательные веснушки и все такое…

Я кошусь на Элиаса. Его челюсти сжаты сильнее, чем обычно, вот и вся реакция.

– А ты когда-нибудь думаешь о Керис как о своей матери? – спрашиваю я. – Или она для тебя навсегда останется Комендантом? Бывают дни, когда мне трудно представить, что Кухарка и моя мама – это был один и тот же человек. Я скучаю по ней. И по отцу, и по Лиз.

Я вдруг понимаю, что мне смертельно хочется поговорить о семье, поделиться с кем-нибудь своим горем.

– Я вижу их во сне, – шепотом говорю я. – Всегда один и тот же кошмар. Мать поет свою песню, а потом раздается треск – это им… ломают шеи…

Элиас ничего не отвечает, поднимается и исчезает во тьме. И место в моей душе, которое он когда-то занимал, кажется невероятно пустым. Меня еще сильнее терзает одиночество – так бывает, когда открываешь кому-то свое сердце и понимаешь, что сделал это напрасно. На следующий день Элиас не произносит ни единого слова. И на следующий. Так проходит три дня. Десять дней.

Я говорю обо всем подряд, что мне приходит в голову, даже о Рехмат. Но Элиас молчит. О небо, это самый упрямый человек из всех, кого я знаю!

Мы путешествуем уже две недели и однажды разбиваем лагерь довольно рано, а Элиас куда-то пропадает. Обычно, покидая меня, он мчится по ветру, и я не могу следовать за ним. Но сегодня он просто уходит в чащу, и я нахожу его на какой-то поляне: Элиас заносит над головой здоровенный камень и с силой швыряет его на землю. Поднимает и снова бросает.

– Эй, полегче там. Этот несчастный камень тебе ничего не сделал.

Мое появление почему-то не удивляет Элиаса, хотя мне казалось, что он полностью поглощен своим странным ритуалом.

– Это помогает, когда… – Он тычет пальцем в висок и снова берется за валун.

Когда камень в очередной раз оказывается на земле, я подхожу и усаживаюсь на него.

– Итак, Элиас, ты уже ищешь утешения в обществе камней. Тебе нужно завести домашнее животное, – советую я.

– Не нужны мне никакие животные.

Он наклоняется, обхватывает меня за талию, закидывает на плечо.

Я взвизгиваю от неожиданности.

– Элиас Витуриус, ты… ты немедленно поставишь меня на землю…

Он относит меня к краю поляны, где скидывает на траву – даже не грубо – и возвращается к своему камню. Успокоившись, я принимаюсь ходить вокруг, размышляя вслух.

– Нет, домашнее животное тебе просто необходимо. Только не кошка… Они любят одиночество. Может быть, лошадь? Хотя с твоим умением «ходить по ветру» она тебе не очень нужна. А как насчет анканского прыгающего паука? Или, например, хорька?

– Хорька? – Вид у Элиаса почти оскорбленный. – Собака. Собака – это то, что нужно.

– Да, маленькая, – киваю я. – Из тех, что постоянно лают, чтобы привлечь к себе внимание.

– Нет-нет, большая, – возражает он. – Сильная. Преданная. Может быть, овчарка из Тиборума или…

Элиас замолкает, сообразив, что вступил со мной в оживленный разговор. Я улыбаюсь ему. Мне приходится заплатить за эту победу: Элиас бормочет что-то о необходимости присмотреть за призраками и вместе с порывом ветра исчезает.

– Почему? – обращаюсь я к деревьям. Прошло несколько часов, но я не в состоянии уснуть. – Почему мне так не везет? Сначала я влюбилась в огненное существо, одержимое местью, а вот теперь в благородного идиота, который… который…

Который пожертвовал свободой и будущим, чтобы мы с Дарином могли жить. Который приковал себя к вечности и полному одиночеству, потому что дал клятву.

– Что мне теперь делать? – шепчу я. – Дарин… как бы ты поступил на моем месте?

– Почему ты спрашиваешь об этом у ночной тьмы, дитя? Ночь не ответит тебе.

Голос Рехмат не громче шепота, слабый силуэт очерчен золотыми искрами.

– А мне казалось, что я тебя выдумала, – улыбаюсь я. И пусть это существо высокомерное и властное, рядом с ним моя тоска отступает. – Почему тебя так долго не было?

– Это неважно. Ты желаешь поговорить со своим братом, но не говоришь с ним. Почему?

– Он в нескольких сотнях миль отсюда.

– Ты же кедим йаду. Он тоже кедим йаду. Он твой кровный родственник. Если ты хочешь поговорить с ним, говори. Успокой свой разум. И дотянись до него.

– Как… – Оборвав себя на полуслове, я обдумываю это странное предложение. Там, в Адисе, все оказалось правдой: о моем умении исчезать и делать невидимыми других. Возможно, и сейчас это получится?

Я закрываю глаза и представляю себе глубокое, безмятежное озеро. Поуп иногда предлагал сделать нечто подобное своим пациентам – детям, у которых болел живот, и никто не понимал, почему, или мужчинам и женщинам, страдавшим бессонницей.

«Сделай глубокий вдох. Позволь воздуху наполнить тебя. Теперь выдох. Вместе с воздухом изгони свои страхи».

Я погружаюсь в озеро с неподвижной водой. Потом зову, воображая, что мой голос слышен за много миль.

– Дарин. Ты здесь?

Никакого ответа. Я чувствую себя глупо. Но вдруг…

«Лайя?»

– Да! – Я готова прыгать от восторга. – Да, это я.

«Лайя, что это такое? Я ничего не понимаю. У тебя все хорошо?»

– Более или менее, – отвечаю я. – Я… я сейчас на Землях Ожидания.

«А Элиас с тобой? Он по-прежнему ведет себя как идиот?»

– Он не идиот!

«Я знал, что ты так и скажешь. Мне хотелось убедиться в том, что со мной говоришь именно ты. С тобой точно все в порядке? У тебя такой голос…»

Рехмат появляется так внезапно, что золотое свечение ослепляет меня.

– Существа из мира духов! Они приближаются с запада. Должно быть, они услышали тебя, Лайя. Прости меня, это моя вина – надо было почувствовать их приближение… Вооружайся!

Желтый свет мгновенно гаснет, и я остаюсь одна во мраке, черном и густом, как чернила. Слыша бешеный стук собственного сердца, я вытаскиваю кинжал и вскакиваю. Где-то в зарослях трещит сверчок, ветви деревьев слегка покачиваются на ветру. Лес недвижим.

Внезапно наступает мертвая тишина. Неясные фигуры мелькают среди деревьев с неестественной быстротой, глаза за ними не успевают. Джинны? Ифриты?

Я поспешно отступаю под прикрытием темноты. «Темнота может показаться тебе врагом, – сказала однажды Кровавый Сорокопут, завязывая мне глаза перед тренировкой по рукопашному бою. – Но ты должна научиться делать ее своим союзником».

Тени приближаются. Проклятье, где же Элиас? Конечно, когда он со своими кулачищами и замашками убийцы мог бы действительно оказаться полезным, он куда-то скрылся.

Что-то холодное скользит мимо меня, и кажется, будто за шиворот мне насыпали снега. Я бросаюсь к костру и пинаю угли, чтобы они снова разгорелись. Пламя на мгновение вспыхивает, но тут же гаснет. Однако за это мгновение я успеваю увидеть, что́ прячется в темноте.

Рэйфы.

«Спокойно». Мы с Элиасом сражались с этими тварями в пустыне к востоку от Серры. Чтобы убить рэйфа, нужно отрубить ему голову. Но у меня нет меча – лишь короткий кинжал. Очень плохо.

Невидимость их не обманет. Мне остается только одно: бежать. Я снова пинаю кучку головней, искры и зола летят им в глаза, и под пронзительный визг рэйфов я устремляюсь к деревьям. Я чувствую их за спиной, и как они окружают меня, и рассекаю пространство вокруг себя кинжалом. Рэйфы отступают – но теперь у меня есть фора в несколько шагов и несколько секунд.

Неужели их прислал Князь Тьмы? «Ты просто дура, Лайя. Ты думала, он позволит тебе уйти?»

Несколько минут я слышу лишь собственное хриплое дыхание и треск сучьев под ногами, но потом до меня доносится плеск ручья. Большинство духов не переносят воду. Я из последних сил бегу на этот звук, скользя на мокрых камнях, и останавливаюсь только посередине потока, по колено в воде.

– Выходи, девочка. – Их тонкие, пронзительные голоса, звучащие в унисон, напоминают зимний ветер, который дует с ледников Невеннского хребта. – Выходи навстречу своей судьбе.

– А почему бы вам самим не прийти ко мне, ублюдки вонючие? – рычу я. – Кое-кому не мешало бы помыться.

В тусклом свете звезд я различаю фигуры преследователей. Сначала из-за деревьев показывается дюжина рэйфов, потом две дюжины, и, в конце концов, у воды собирается целая толпа духов – более пятидесяти. Их лохмотья развеваются на несуществующем ветру.

Они могли наброситься на меня в лесу, устроить засаду. Но не сделали этого. Получается, я нужна им живой.

«Думай!»

У рэйфов есть какая-то причина, чтобы гнаться за мной, но они не хотят меня убивать. «Тогда иди напролом, Лайя. И молись, чтобы ты не ошиблась». Не раздумывая больше, я бросаюсь навстречу врагу.

Я ожидаю, что рэйфы расступятся, но они вцепляются в меня и крепко держат. «Это была плохая идея, Лайя. Очень плохая идея».

Нестерпимо холодные копья пронзают меня, и я кричу. Холод постепенно сковывает мое тело. Это будет медленная смерть, как у тех, кого заживо замуровали в стену, а помощи ждать неоткуда.

Перед глазами внезапно вспыхивают картины бескрайнего моря, темного, бурного – и я застываю от неожиданности. Потом я вижу Сумеречную реку с высоты птичьего полета. Я лечу вдоль ее извилистого русла к Землям Ожидания. Но с ними творится что-то неладное. Река почти обмелела, деревья на ее берегах сохнут и гниют. В Лесу ни единого призрака. Слышатся горестные стенания, и я вижу в воде лица. Тысячи лиц. Они в ловушке и не могут выбраться. Воздух становится тягучим и плотным, и, обернувшись, я вижу гигантскую воронку, которая напоминает пасть какого-то монстра – из красной плоти торчат острые зубы. И эта голодная пасть никогда не насытится.

Но меня она не получит, нет! Страшные видения продолжают манипулировать мной, но, вслушиваясь в голос рассудка, я вырываюсь, и новый взмах кинжала отбрасывает рэйфов назад.

Они хотят, чтобы я закричала, догадываюсь я. Хотят почувствовать мою боль.

– Этого вы от меня не дождетесь! – ору я. – Вместо слез вы получите мой гнев. Мою ненависть!

– Лайя!

Откуда-то сбоку раздается голос Элиаса, и рэйфы с недовольным чириканьем отступают.

– Она не принадлежит этому месту, Ловец Душ, – говорят они. – Она еще не мертва.

– Вы тоже пока не мертвы. Уходите.

От звука его голоса – безжизненного, холодного, меня пробирает дрожь. Это голос Ловца Душ. Или Маски.

Он взывает к своей магии, и я чувствую, как атмосфера вокруг нас сгущается. Рэйфы расступаются, я вырываюсь из «окружения».

– Бежим, Элиас! – кричу я, подбегая к нему. – По ветру! Быстрее!

Он обнимает меня, и мы летим прочь.

Меня все еще колотит от холода, и я прижимаюсь к Элиасу в отчаянной попытке согреться. Он несется так быстро, что у меня кружится голова, и я закрываю глаза, чтобы меня не стошнило. Видение страшной воронки, стремящейся меня пожрать, не отступает, и я твержу себе, что я в безопасности.