Текст книги "Солги со мной"

Глава 6

После того случая Греция занимала все мои мысли.

Я лежал на узкой кровати в материнском доме и изнемогал от обиды.

В соседском саду ребенок играл в детский теннис – мокрый мяч шлепал о пластмассовую ракетку, через два дома тявкал йоркширский терьер, у матери на всю катушку разглагольствовал по радио Саймон Майо. Я вспоминал события десятилетней давности. Совместное путешествие с Саффрон. Дешевая квартира на главной улице города, где сосредоточились ночные клубы («Зевс сведет тебя с ума»), бары у бассейнов и ирландские пабы; мигающие неоновые огни за окном, запах жареной рыбы и дизеля, тарахтение мопедов.

Мы купили билеты на водную экскурсию. Помню, капитан крепко хватал всех за руку, помогая подняться на борт. Палуба под ногами покачивалась, люди напирали. Помню чьи-то колени и головы, чей-то загорелый облезающий бюст. Холодную зеленую бутылку, трясущуюся у рта. И музыка, сиртаки, громкая, бренчащая и скрипучая, которую мы повезли с собой из города в море, восходящие звуки греческой гитары и потрясающая аквамариновая вода вдали от туристической накипи – прозрачные участки между темными скалами просматривались на шесть метров прямо до белого песчаного дна, где, поблескивая, носились стайки рыб.

Злополучный вечер, который я старался забыть, запомнился фрагментами: выпивка, ссора, Саффрон, норовящая разбить мне голову бутылкой, голые ноги другой женщины…

Я открыл глаза, и на меня навалилась комната родительского дома: упаковка супербольших салфеток, которую мать предусмотрительно оставила на столике у кровати; на стене, чуть высоковато, – три фотографии «Старого Шина» в рамочке; маленький бесполезный кованый камин, выкрашенный глянцевой белой краской, с паучником в подставке для дров.

Почему Элис не включает меня в свои планы? Я теперь ее мужчина. Почему я не еду на Пирос?

Обедая в воскресенье у Майкла, я только об этом и говорил.

– Неужели ты в самом деле туда хочешь? – Он приготовил в духовке курицу с овощами и теперь, стоя в своем воскресном обмундировании из треников и тапочек, соскребал со стенок жаропрочной стеклянной формы пригоревшие остатки. – Ты же не любишь уезжать из Лондона!

– Небольшой отдых пойдет на пользу.

Энн, плотная невзрачная жена Майкла, которая работала заместителем директора школы, возразила:

– Это семейное мероприятие. По определению, будут дети. – Махнула рукой в сторону сада, где ее двойняшки не могли поделить игрушечный трактор. – В твоем представлении – сущий ад!

– Они уже большие. Подростки. Три пацана и две девчонки, обеим семнадцать.

Майкл перестал колупать утятницу и воззрился на меня.

– В бикини, – добавил я.

Он ухмыльнулся и тут же сконфуженно посмотрел на жену. Энн выразила раздражение тем, что поднялась и застегнула верхнюю пуговицу джинсов (ела с расстегнутой).

– Задета твоя гордость, – изрекла она, загружая посудомоечную машину. – Хочешь получить приглашение, только чтобы от него отказаться.

– Просто оскорбляет, что однажды она позвала, а с тех пор, как спим вместе, больше не зовет. Не понимаю! Я думал, в сексе я ничего…

Майкл бросил на меня снисходительный взгляд.

– Поехали с нами в Уэльс! Ребятишки с удовольствием поживут в палатке с дядей Полом!

Еще одна ложь, которую мы все с энтузиазмом поддерживали, – будто бы я нравился его детям…

– Ты не сильно любишь палатки, помню, но, по моему опыту, Греция тоже не верх комфорта. Я имею в виду туалеты.

– Зная Элис, жилье будет роскошным.

– Итак, Пол Моррис, – продолжал Майкл, – чем же так привлекла тебя миллионерша Элис? Как там ее фамилия?

Секунду я не мог вспомнить.

– Маккензи.

Взгляд, которым они обменялись с Энн, был почти сочувственным.

– Может, она не понимает, что ты хочешь поехать? – предположила Энн. – Я тебя люблю, Пол, ты это знаешь…

(Вообще-то, не знал. Она всегда оставалась на редкость невосприимчивой к моим чарам.)

– …Но долгие отношения не твой конек.

– Плюс она для тебя старая. – Майкл встал и обнял жену, зарываясь подбородком ей в волосы. – Выбрось ты ее из головы! Найди очередную молоденькую девицу и развлеки нас сочными рассказами!

Обижаясь на непонимание и покровительственный тон, я замолчал и рано засобирался домой. Может, я и переборщил с образом плейбоя, но все равно бесит, что меня не воспринимают всерьез!

На случай, если Энн все-таки права, я поставил себе целью показать, что хочу поехать, и раз за разом намекал на это Элис. Как-то дождливым вечером мы сидели в модном баре в Брикстоне. На тротуаре мокли фестоны цветов. С провисшего брезента над входом капало.

– Английская погода! – проворчал я, когда мы раздевались. – Тихий ужас! Будь у нас месяц солнца в году – да хоть две недели! – насколько счастливее мы были бы как нация…

– Дефицит витамина D, – отозвалась Элис.

– Везет тебе! – жалобно продолжал я. – У тебя есть Греция! А я не знаю, как тут выдержу…

– Бедолага.

Не выгорело…

В следующую субботу встретились за кофе в Ковент-Гарден. Элис ходила за подарками ко дню рождения Фиби и теперь показывала мне свои приобретения, миниатюрные тряпочки: топ с оборками, джинсовую мини-юбку, вельветовые шорты с золотистыми заклепками, коротенький оранжевый жилет и, гвоздь программы, бикини! Купальник был зеленым, с разбросанными по всему фону желтыми пальмами и розовыми зонтиками, стиль пятидесятых – с лямкой вокруг шеи и поролоновыми чашечками. Недостаточно сексуально, на мой вкус.

– Очень мило! – заявил я, симулируя одобрение. – Это ты себе?

– Не смеши! – Она шлепнула меня по руке.

– Для Фиби в Грецию?

– Ага. Экипировка для поездки под видом подарков ко дню рождения. Я совсем обнаглела!

Я посмотрел на нее в упор.

– Кто едет в этом году?

– Ивонн и Карл остановятся в гостинице, так что в доме будет только наша компания.

– Только ваша компания…

– Надо столько всего упаковать…

Покачивая бедрами, подошла изящная лапочка-официантка в черной юбчонке, и Элис заплатила по счету.

– Хочешь, пообедаем сегодня у меня? – добавила она, многозначительно прищуриваясь.

– Нет, пока есть вдохновение, надо писать, – холодно отозвался я и быстренько сбежал.

Скоро, впрочем, об этом пожалел. В качестве обеда пришлось довольствоваться сэндвичем из «Сабвей» на вокзале Виктория. Какая мерзость!

После этого случая надо было наверстывать упущенное. На обиженных воду возят. Требовалось срочно усилить наступление и в то же время сделать это незаметно. Меня осенило пару дней спустя. Мать принесла с чердака мешки с вещами и оставила их на полу в спальне. Я рылся в них, пока не нашел запутавшуюся в краденом гостиничном полотенце фиолетовую футболку из Элунды. Зазубренными черными буквами на ней было написано: «Зевс сведет тебя с ума».

В следующий раз, собираясь к Элис, я натянул ее под свитер и устроил в спальне медленный стриптиз, раздеваясь и танцуя диско, пока не остался в трусах и футболке.

– Я сведу тебя с ума! – произнес я, прижимая Элис к туалетному столику.

– Прекрати сейчас же! Ненавижу эту футболку! Напоминает о той ночи. Ты был так пьян, так… отвратителен!

Я продолжал извиваться, гуляя руками по ее телу.

– Тебе очень пойдет бикини! Что еще нужно…

– Пол, веди себя прилично!

Дело сдвинулось только в первую неделю июня. Майкл отдал нам пару бесплатных билетов в Национальный театр на южном берегу Темзы. Шла политическая сатира о бывшей Югославии. Элис прехала прямо с работы.

Она была раздражена и рассеянна – клиенту грозила депортация. Когда я подошел, как раз говорила по телефону. В антракте ей снова позвонили. Мы сидели на нижней ступеньке лестницы на балкон. Я ковырял пластмассовой лопаточкой медовое мороженое и ждал, пока она закончит. Мимо все время ходили, и я то и дело дергал плечом, чтобы пропустить.

Она дала отбой и тяжело вздохнула.

– Не везет.

– Бедная Элис! Тебе в самом деле пора отдохнуть!

– Жалеть надо не меня.

– В любом случае до отпуска всего ничего.

В пиджаке я весь взмок. Помню, еще пожалел, что не оставил его на сиденье.

– Забудешься хоть ненадолго.

– Вряд ли.

Она полистала программку и ткнула в фотографию актера, игравшего главную роль.

– Снимается в «Катастрофе». То-то думаю, лицо знакомое…

– Ни разу не смотрел и не собираюсь.

– Само собой, слишком примитивно для тебя! – Ее голос звучал глухо и сурово. – Чтобы Пол Моррис опустился до сериала? Как бы не так! – Бросила программку. – Извини, я устала. В Греции будет слишком много дел. В сентябре приедет за мебелью транспортная компания, надо освободить шкафы, буфет – десять лет обрастали скарбом. – Вздохнула. – Бросить все, и пусть застройщик сам разбирается – пусть сровняет дом с землей вместе с пожитками… Так нет, мне непременно надо убраться. Очень по-британски. О, и еще с «Гермесом» что-то придумать! Господи…

– Гермесом?

– Старый пикап, достался мне вместе с домом. Сломался много лет назад. Если заведется, продала бы…

Прозвенел звонок к началу второго акта. Я решил пойти ва-банк. От напряжения кружилась голова.

– Так тебе просто нужен профессиональный механик!

– Да. Надо поискать на Пиросе, полагаю, они там все-таки водятся.

– А может, подойдет сексуальный мужчина, который в годы учебы не боялся на каникулах марать руки и подрабатывал помощником в «Маккой и Маккой Моторс»? Лучший автосервис в Мортлейке! Техобслуживание и ремонт. Без предварительной записи! – Я встал и поднял вверх большие пальцы.

– Ты, – она повторила мой жест, – предлагаешь починить машину?

Я пожал плечами и заложил руки в задние карманы брюк.

– Может, ты неверно меня оценила и я не такой уж и «умник»?

Она поднялась, и, поскольку стояла на ступеньку выше, наши глаза оказались на одном уровне.

– Мы все трепались, как будет классно, а на самом деле – нет. Мне грустно прощаться с этим домом. Да еще десятая годовщина Джесмин… Ивонн и Карл… Приятного мало. Тебе может не понравиться.

Прозвенел второй звонок. Я взял ее под руку и повел в зрительный зал, не в силах спрятать улыбку.

Когда мы подошли к нашему ряду, она снова обернулась ко мне. Пожилой мужчина и две женщины помоложе поднялись, убирая с дороги сумки и одежду, чтобы нас пропустить. Элис, не шевелясь, стояла к ним спиной.

– Решено – еду! – заявил я.

Она вглядывалась мне в глаза, казалось, целую вечность, наконец кивнула и прошептала:

– Хорошо. Я рада.

Слегка коснулась губами моих губ и изящными шажками пошла впереди меня к своему месту.

Я повернулся боком и двинулся следом. Споткнулся о чьи-то вещи, улыбнулся одной из женщин, качнулся, состроил гримасу и извинился. Наверное, я производил впечатление неуклюжего недотепы, который никак не вписывается в проход. На самом деле меня переполняло чувство, что я могу воспарить. Ура! Победа!!!

Сентябрь 2015

Прошлой ночью спал мало. Зуд почти невыносим. Предплечье покраснело и раздулось, а место укуса, в центре, – бледное и твердое, ранку давно не видно из-за воспаленной кожи, и совершенно утрачена чувствительность, как будто под кожей выросла косточка от персика. Вокруг же я расчесал все до крови. Жгучая боль, зуд и снова жгучая боль – этот замкнутый круг сводит меня с ума.

На днях отвели к тюремному доктору, мужчине средних лет с большими руками и глубокими морщинами на лице. По-английски он говорил не лучше, чем я по-гречески, но от него так явственно исходило сочувствие, что я чуть не заплакал. Он дал мне крем от инфекции – полагаю, антибиотик – и мазь от псориаза для лица и рук. Показал, как наносить, макая в мазь огромный толстый палец и втирая, словно моет окно. Где сейчас эти лекарства, я не знаю, здесь вечно все теряется. В поисках крема перевернул койку, вывалил на матрас ящик тумбочки. Безрезультатно пересматривая его скудное содержимое, вспоминал, как паковал чемоданы в Грецию, как тщательно отбирал каждую вещь – белая рубашка, хлопчатобумажные летние брюки, модные «вансы», которые купил на распродаже. Хотел взять фиолетовую футболку «Зевс». Если правильно подгадать, можно позабавить собравшихся. Но не нашел…

В последнее время часто вспоминаю дом. Не квартиру в Блумсбери и не семейный очаг Элис в Клапхеме. В памяти встает материнский дом в Ист-Шин: моя комнатушка окном в сад, камин с крашеной глянцевитой решеткой, горшок с паучником.

Теперь эта комната пуста.

А потом

Глава 7

Проснулся я от жары. Солнце жгло веки, добиралось сквозь одежду до самой кожи. Взмокла поясница. Молния дорожной сумки под головой впивалась в кожу, и еще что-то твердое – несессер – в шею.

Я вытянул затекшие ноги, с трудом перевернулся и сел, моргая. Несмотря на ранний час, сквозь листья платанов пробивался яркий свет, а небо было индиго-синим. В воздухе жарко пахло свежим хлебом, эвкалиптом, анисом и чем-то менее приятным – мочой. Вдалеке с шумом поднимались ставни магазина, ревел мотоцикл. С другой стороны улицы на меня пристально смотрела пожилая гречанка.

Автобус так и стоял на остановке. Вчера вечером его бело-синяя раскраска показалась мне эффектной – триумфальной, точно флаг. Теперь, на трезвую голову и при дневном освещении, я разглядел ржавчину над колесными арками и заляпанные окна. Все сиденья, включая водительское, пустовали.

Я потер щеки, на которых отпечатались складки сумки.

В голове стучала кровь. Во рту было горько и першило от никотина и аниса. Интересно, нельзя ли в такой час где-нибудь выпить?..

Перелет получился сумбурным актом абсурда. Элис велела «посмотреть на ФлайБест» и забронировать билет на рейс компании «Томас Кук», который отправлялся в ночь с субботы на воскресенье. Был еще вариант с «Бритиш Эйруэйз», который вылетал в более адекватное время, но гораздо дороже. К тому же, выбрав ночной, даже несмотря на два часа разницы во времени, «к пяти вечера уже будем плескаться в бассейне».

– Фунтов за пятьсот. С тех пор как я покупала, билеты немного подорожали. Но хотя бы прилетим вместе. Эндрю заказал микроавтобус. Как-нибудь найдем для тебя местечко…

Мы лежали в постели после театра. Положив голову мне на руку, Элис мягко целовала мое плечо и поглаживала грудь.

– Так и сделаем, – пробормотал я, радуясь, что ей не заметен ужас на моем лице.

Я и не представлял, что билеты такие дорогие!.. Я собирался стрельнуть деньги на дорогу у Майкла, но даже мне было стыдно просить у него такую сумму.

На следующий день залез на «ФлайБест». «Томас Кук» стоил шестьсот восемьдесят два фунта, «Бритиш Эйруэйз» – тысячу двести. Прокрутил вниз несколько страниц, нашел вариант подешевле. В графе «продолжительность полета» вместо пяти часов и десяти минут прямого рейса значилось семнадцать часов и сорок минут. Плюс две пересадки. Рейс вылетал из Хитроу субботним вечером в десять, еще до «Томаса Кука», и прибывал на пять часов позднее, в семнадцать сорок в воскресенье, через десять минут после рейса «Бритиш Эйруэйз». Я купил билет.

– На «Бритиш Эйруэйз»? – переспросила Элис, когда я несколько смущенно объявил ей новости.

– У меня с утра встреча с американским издателем. Она в другое время не может. Я бы отказался, но…

– Нет, ни в коем случае! – Элис задумалась. – Арендовывать машину тебе нет смысла. Если летишь один, придется взять такси до Пироса. Добрых два часа пути и минимум двести евро убытка.

Я уже погуглил – я как раз успевал на последний автобус из аэропорта.

– К черту деньги! Зато к пяти вечера буду плескаться в бассейне!

Сначала все шло по плану. Я вылетел из Лондона холодным дождливым августовским вечером. Рейс прибывал в Мюнхен ночью, без десяти час. Промаявшись на пластмассовом стуле в зале вылета, сел на ранний утренний рейс до Афин, где сразу после обеда должен был сделать еще одну пересадку. Вот тут-то все и пошло наперекосяк. Рейс «Эгейских авиалиний» продолжительностью каких-то пятьдесят пять минут задержался по техническим причинам и прибыл в международный аэропорт «Иоаннис Викелас» на Пиросе только в двадцать два пятнадцать, почти на пять часов позже, чем я рассчитывал. Автобус, разумеется, уже ушел.

Прислонившись к закрытой витрине проката автомобилей, я позвонил Элис. Меня потряхивало – я лгал. Я рассыпался в извинениях, что не вышел на связь раньше. Дескать, пытался, и не раз. Там у нее телефон не берет?

– Берет, почти всегда, – холодно ответила она.

– План, собственно, почти не изменился, – не сдавался я. – Звоню сейчас из офиса издателя. Все из-за этой американской редакторши. Промурыжила до вечера! Ничего не поделаешь, придется выбросить билет «Бритиш Эйруэйз» и лететь завтра утренним рейсом… Но все не зря! Расскажу при встрече…

Когда Элис поняла, что я не соскакиваю, ее тон смягчился.

– Все передают тебе привет, – сказала она напоследок.

Я повесил трубку и, ощущая в ногах, словно электричество, эйфорию от внезапной свободы, беспечно зашагал по дороге в сторону города. На фоне неонового темно-синего неба отчетливо вырисовывались дома и деревья. Даже здесь, у взлетной полосы, теплый воздух дышал ароматом душицы и мяты. Огни, гомон, шкварчание и запах жарящегося мяса привели меня в лабиринт центральных улиц Пироса. Я прошел мимо цепочки туристических таверн, где женщины с обгоревшими плечами визжали и бурно аплодировали труппе щелкающих пальцами «исполнителей народного танца», и выбрал маленький безымянный бар, населенный, на мой взгляд, настоящими греками. После этого смутно помню только, что пил анисовый узо и очаровывал симпатичных девчонок, а за полночь кто-то из греков, настоящих или не совсем, проводил меня к бело-синему автобусу у дороги и орошенной мочой лавке, на которой я теперь и сидел.

Я залез в автобус рано, как только появился водитель, и занял место спереди. По мере того как прибывали люди, становилось все жарче. Пожилая женщина с кривыми ногами и плохими зубами; влюбленная австралийская парочка; суровый парень в джинсах с декоративной молнией. Через проход от меня поместился мужчина с сальной головой, в черном костюме и открытых кожаных сандалиях. Толстые грязные ногти у него на ногах загибались, как мыски традиционных греческих туфель. Я решил, что поделюсь этим наблюдением с Элис, ей понравится. Теперь, после моей тайной выходки, я с нетерпением ждал встречи. Как ни странно, я по ней скучал.

Автобус, громко дребезжа и громыхая, отправился в десять утра. Выехать из города удалось не сразу. Дорогу запрудили машины и туристы; водитель то и дело ударял по тормозам, размахивал руками и сигналил. Заходили новые пассажиры. Один раз шофер вылез, чтобы поорать на коллегу. Но в конце концов беспорядочная вереница забегаловок американского типа («Макчикен», «Кожакс бургер») и супермаркетов («О’кей», «Супербай») сменилась складами стройматериалов. Мотор заурчал ровнее.

Я понятия не имел, сколько времени займет путешествие – два часа на такси запросто может равняться четырем на автобусе. Мне прискучил взятый в дорогу Диккенс («Барнеби Радж»), на «Хладнокровное убийство» Трумена Капоте, которое предназначалось в качестве чтива у бассейна, я тоже вдохновения не чувствовал. В сумке лежал путеводитель – Майкл презентовал перед отъездом. Я приподнялся и достал его с верхней полки.

В прошлый раз я не знал о Пиросе ровным счетом ничего. С таким же успехом это мог бы быть островок где-нибудь в Атлантике. Открыв путеводитель, я с удивлением обнаружил, что находится он не к югу от материка, где, как я считал, сгрудились все острова, а к западу. Карта на форзаце изображала довольно большой массив, по форме напоминающий удлиненную тыкву, а список «основных фактов» сообщал, что Пирос, площадью восемьсот квадратных километров, – крупнейший из Ионических островов, более густонаселенный, чем Кефалония и Корфу. Туризм сосредоточен на юге, а гористый север, с «отвесным скалистым берегом, холмами, на которых пасутся козы, и рыбацкими деревушками» до сих пор представляет собой образчик «традиционного уклада жизни». Остров также славился редкими видами животных: европейской куницей и белобрюхим тюленем, Monachus monachus, «который обитает в пещерах вдоль побережья, особенно в труднодоступных районах».

Я поглядел в окно. Начинало подташнивать. Впереди показалась Элунда, которая, как я знал по собственному горькому опыту, была человеку даже слишком доступна. Покачиваясь, автобус полз по главной улице, где выстроились конторы бинго и ирландские пабы. Я опустил путеводитель и прижался лицом к стеклу: совершенно ничего не узнаю! Автобус свернул за угол на парковку и, вздрогнув, замер. Австралийская парочка и парень с молнией сошли, а взамен вошел бритоголовый мужик с сумкой-скаткой.

– До пляжа «Санрайз» доедем? – спросил он с северо-английским акцентом.

Родом из Ньюкасла или откуда-то рядом.

Водитель кивнул.

– Клево! А то Пирос – такой отстой! Смотались туда вчера вечером – слишком тихо! Нам бы что-то покруче, чтоб потусоваться.

Водитель пожал плечами.

– Очень хороший пляж.

– Для кемпинга сойдет?

Водитель сделал неопределенный жест ладонью, что бритоголовый расценил как утвердительный ответ.

– Клево! – повторил он и махнул друзьям.

Шестеро или семеро вскарабкались в автобус и стали протискиваться на середину. В целлофановых пакетах позвякивало пиво «Мифос». В чьем-то телефоне шипел рэп. Девушка с красными губами и осветленными волосами, которые были заплетены в косички и плотно закручены в «бараньи рожки» – вылитая Рита Ора, – стояла в проходе и громко жаловалась на порванный сланец.

– Все из-за тебя, балда, это ты наступил! Будешь покупать новые!

– Да сядь ты, Лора!

Бритоголовый потянул ее к себе на колени. Она взвизгнула и вырвалась.

– Пошел!..

Я вытянул шею. Она заметила.

– Привет! Ты как сегодня?

Ее тон показался чересчур фамильярным.

Я попытался прикрыть глаз и весело подмигнуть, но вышло не очень.

Мужчина с грязными ногтями что-то бормотал, возмущенный шумом и музыкой. Я отвернулся к окну. С ближайшего фонарного столба на меня смотрели две фотографии на большом ламинированном листе бумаги – улыбающаяся тринадцатилетняя Джесмин и ее двадцатитрехлетний фоторобот. «ПОМОГИТЕ НАЙТИ ДЕВУШКУ». Плакат был новый. Мелким шрифтом: «Англичанка, пропала в 2004. Светло-каштановые волосы, голубые глаза. Примета: шрам на правом плече». Легкая тошнота стала более ощутимой. Про Джесмин я и забыл! Вспомнились предостережения Элис. Годовщина. Мать вашу! Настроение действительно будет не праздничное! Жалко, конечно, бедняг, но надеюсь, они все-таки не испортят мне отдых. Особенно с учетом, чего стоило сюда попасть!

По пути на север останавливались еще несколько раз. Местность стала более зеленой и лесистой. Люди сходили. Я видел все это смутно, то и дело дремля, убаюканный холмистым пейзажем и ярким солнцем.

Когда в конце концов открыл глаза, в автобусе из пассажиров больше никого не осталось. Мы ехали вниз по склону. По обеим сторонам росли шишковатые оливковые деревья, валялись, точно мумии, рулоны черного сетчатого материала.

Автобус затормозил. Водитель, потягиваясь, встал и нажал кнопку, открывая дверь.

– Агиос-Стефанос!

Вид у меня, наверное, был обескураженный. На первый взгляд автобус остановился на обочине в месте совершенно необитаемом. Оливы вдоль дороги, их рассеянные тени и раскаленное полуденное солнце. Никакой пристани или лодок. Никаких таверн. И никакого «Агиос»[7]7
  Святой (греч.).


[Закрыть].

Я стянул с полки сумку и пиджак и вышел. Водитель говорил по телефону, прислонившись к автобусу. У дороги был устроен маленький алтарь со свечками и иконами. К банке с увядшими цветами прислонена фотография молодого парня. На другой стороне, у развилки, – большой указатель: «Пляжный клуб «Делфинос». Тот самый, что построила фирма, которая теперь купила землю Элис.

Отсюда начинались инструкции, как добраться к дому, но я не спешил. Закурил, помахал на прощание водителю и стал спускаться с холма в противоположном направлении. Я хотел самостоятельно разведать обстановку, осмотреться, выяснить, где продают сигареты и, если получится, приметить идеальную забегаловку, где можно тайком пропустить ночью рюмашку.

Я держался в тени, шагая по канаве вдоль низкой кирпичной стены. Дорога была пустынна, и я наслаждался одиночеством. Сон пошел мне на пользу. Я на отдыхе, и ничто, никакая пропавшая девчонка, ему не помешает. Воздух звенел несмолкаемым треском цикад. На земле валялись сухие кольца черных змей. Постепенно оливы и черная сетка уступили место обычным деревьям и кустарнику. На участке жесткой травы паслись четыре козы. Показалась парочка коттеджей для туристов, за которыми шла мешанина из беленых домов местных жителей. Огороды, цветы в горшках, тощие черно-белые кошки, собака, привязанная к столбу обрывком веревки и ожесточенно лающая.

Я прошел мимо дохлого котенка, распластанного на обочине, и, чуть дальше, – старухи, которая сидела у открытой двери на складном пластмассовом стуле. Рядом во дворе суетились куры. Я улыбнулся и поздоровался, воображая себя веселым и стильным. Она и глазом не повела. Вскоре я свернул с основной дороги вправо, в узкий переулок. Оступился на неровных ступеньках между белеными стенами. Жара пульсировала, солнце сияло, в щелях между домами проблескивало лазурное море. Пахло теплым хлебом и кислым молоком, свежим жареным чесноком и бараниной. Снова кошки, растянувшиеся по краям ступенек, как морские котики на берегу. Тропинка стала шире, повернула. Двадцать крутых ступенек, и снова узкая дорога. Сточная канава провела меня между домами к яркому солнцу и громким звукам – я оказался у воды.

Симпатичная бухта. Вдоль берега выстроились магазины и таверны. Я опустил сумку на землю.

Узнаю ли хоть что-нибудь? Десять лет назад мы причалили к этому самому понтону… Я помнил щели между досками палубы, воду в маслянистых разводах, пустые раковины усоногих раков, точно гниющий коралл, и солоноватый, с душком, запах рыбы. Я видел это раньше: неподвижная гладь моря, как во время отлива, и на горизонте земля, Албания. Но как мы с Саффрон провели тот день? Вроде бы плавали, только где? Перелезли через скалы в какой-нибудь уединенный грот? Или просто отошли подальше от заляпанного мазутом берега?

Помню ссору, визгливый голос Саффрон, упреки в неверности, бутылку, которая полетела мне в голову. Другую женщину. Голое тело в комнате первого этажа и закрытые ставни.

Или это уже в другой день?

Отрывочные картинки.

Я поднял сумку и прошел вдоль вереницы магазинов до противоположного конца, где дорога расширялась. С машины продавали живых кур, торговец в рупор зазывал покупателей. Две женщины в шортах с соломенными сумками на плечах рассматривали что-то в витрине небольшого магазина.

– Жалко! – громко сказала одна с британским акцентом. – Всегда подозревала ее мать.

Я сделал шаг в их сторону. Между пляжным матрацем в радужную полоску и черной надувной акулой красовалась еще одна фотография Джесмин. Женщина как-то странно на меня посмотрела. Я отступил.

«Нико», ближайшая таверна, рекламировала: «Традиционные греческие блюда домашнего приготовления. Завтрак. Йогурт с медом. Мусака. Кальмары». В море над водой уходила широкая терраса под увитым лозой навесом, где компании сидели за столиками с белыми скатертями. Солнце просвечивало сквозь зелень, море сверкало бирюзой. Я на секунду задумался, не задержаться ли ради кофе и «йогурта с медом», но воображение услужливо нарисовало образ случайно оказавшегося рядом Эндрю. Я почти слышал, как он прохаживается на мой счет: «Соблаговолишь присоединиться к нашей скромной компании?»

Да и зачем без нужды тратить деньги?

Я вернулся по своим следам, только на этот раз главной дорогой, снова пройдя через деревню, мимо старухи на пластмассовом стуле, несчастного мертвого котенка и разбросанных в беспорядке домов и огородов до того места, где меня высадил автобус. Отсюда начинался путь к «Цирцее».

Припекало.

Узкая грязная тропинка в комьях земли. По сторонам побитый кустарник, как будто здесь проехали на тяжелой технике.

Идти пришлось добрых десять минут. После оливковой рощи деревья поредели, треск цикад усилился, небо словно бы еще посинело, а солнце палило совсем уже нещадно. Ветерок разносил теплый земляной аромат орегано. Жужжали огромные пчелы.

Я почти поднялся на гребень холма, когда увидел ворота, а за ними – развороченное поле с желтым экскаватором и красным подъемным краном в углу. Посередине – овальная цементная площадка с торчащими металлическими штырями. Истошно залаяла невидимая глазу собака. Стройплощадка. Значит, почти на месте. Узкая дорога резко поворачивала вправо и шла вверх в сторону горстки зданий. Высокий парень в оранжевой футболке и кепке подстригал живую изгородь. Я поздоровался. Он молча опустил садовые ножницы на плечо. Я пошел дальше, стараясь не оглядываться.

Дорога заканчивалась еще одними, распахнутыми, воротами, а за ними открывался поросший травой неухоженный двор с ветхими хозяйственными постройками по периметру: полуразвалившееся кирпичное здание, увитое плющом, замызганный сарай из гофрированного железа и длинное приземистое бунгало персикового цвета под черепичной кровлей.

Первой моей реакцией было разочарование. Я ожидал совсем другого. Вокруг ни души. Ни людей, ни машины. Ставни на окнах закрыты, парадная дверь заперта. Я побродил, не понимая, как попасть внутрь, и заметил дорожку, огибающую дом. Она привела к широкой залитой солнцем террасе, поделенной на несколько частей скамейками, плетеными креслами и горшками с лавандой. Вид отсюда открывался такой, что дух захватывало. Воздух из-за жары казался белесым. Море – ближе, чем я думал (вероятно, я поднялся на прибрежный холм), впереди – широкие «вареные» полосы моря, аквамариновые, кобальтовые, сапфирные. Над горизонтом – пунктирная линия белых облаков в темно-зеленой оправе кипарисов. Я стоял, упиваясь красотой. Вот, значит, что делает этот дом особенным!

Я заглянул в окно спальни, гостиной, еще одной спальни. Большинство комнат были заперты, но на полдороге я толкнул маленькую синюю дверь, и она подалась.

Несколько мгновений глаза привыкали к полумраку. Я угодил в кухню, довольно скромную, с каменной раковиной и старомодной газовой духовкой. С круглого металлического держателя свешивались кастрюли. На деревянном разделочном столе лежала сумка из ткани с геометрическим рисунком шестидесятых годов, кошелек и упаковка бумажных салфеток, из которой половина выпала наружу. На терракотовом полу виднелись следы мокрых ног.

Задребезжал холодильник.

– Есть кто дома? – крикнул я.

Тишина. Меня вновь захлестнуло горькое разочарование и неудовлетворенность. Я думал, что Элис меня ждет, что мой приезд станет важным событием… Увы, радушного приема не намечалось. Никакой суеты и хлопот, никакого шикарного обеда и прохладительных напитков.

Вышел на террасу. Зной был белым, почти ослепляющим. По склону холма спускался вниз уступами сад с островками лаванды, белым гибискусом и кустарником в розовых цветах. А дальше – всплеск изумрудной тени, сверкание бирюзы и яркий край кремового пляжного зонтика.