Текст книги "Маска"

Никем не замеченный, Магнус покинул город. Пройдя по тракту в сторону Штутгарта, он свернул в кусты, развязал сверток и переоделся. Теперь никто не обратит на него внимания – сейчас на полях Фильдерна трудилось много крестьян.

В лесу царила приятная прохлада. Спокойно добравшись до кривого дуба, служившего ему указателем, палач свернул с тропинки. До ущелья было довольно далеко, но Магнус понимал, что люди де Брюса рыскают тут в поисках своей добычи, и потому последний отрезок пути преодолел на корточках. Старый трюк. Так он мог быть незаметным и в любой момент вскочить, чтобы вступить в бой. К тому же ему легче было обозревать окрестности, чем если бы он двигался на четвереньках или змеей полз в траве. Без каких-либо помех Раймунд добрался до кустарника, скрывавшего вход в пещеру. Он уже хотел выпрямиться, когда замер на месте. Обломанные ветки. Свежие. Конечно, тут мог пройти и какой-нибудь ночной зверь. Или же сам Раймунд повел себя неуклюже, когда выходил отсюда. Обычно он старался не оставлять следов, но вчера его захватили мысли о событиях того дня, о битве, Мелисанде и проблеме, которая на него свалилась.

Вздохнув, Раймунд раздвинул ветки, нашел припасенный на этот случай железный прут и сунул его в потайную щель между камнем и скалой. Орудуя прутом как рычагом, он отодвинул камень в сторону, забрался в проход и установил камень на место. Теперь снаружи не открыть этот вход, разве что кто-то знает тайный механизм.

Раймунд немного постоял на месте, дожидаясь, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом прошел по коридору, тщательно считая шаги. Через некоторое время Магнус опять остановился. Сейчас он уже должен был увидеть отблески костра.

Ничего.

Он прислушался.

Ничего.

Раймунд приказал себе успокоиться. Вероятно, от переутомления девочка уснула, вот и не заметила, как костер погас. Он вновь двинулся вперед, считая шаги. Теперь Раймунд должен был очутиться где-то в центре пещеры. Он протянул руку к соломенной лежанке, уже зная, что Мелисанды там нет. В полной тишине пещеры он бы услышал ее дыхание.

Куда же подевалась эта девчонка? Неужели кто-то… Раймунд в очередной раз призвал себя к спокойствию. Достав огниво, он зажег факел и внимательно осмотрелся.

Мелисанда не могла уйти далеко. Костер догорел, но пепел был еще теплым. Может быть, люди де Брюса нашли это укрытие? Увидели, как он с девочкой скрылся в скале? Обнаружили механизм? И Мелисанда уже мертва?

Нет. Раймунд опять одернул себя. Он не должен так думать. Наверное, девчушка просто не усидела в пещере и вышла в лес. Какая глупость! Если де Брюс поймает Мелисанду там, ее ждет верная смерть. А он потеряет свое укрытие.

Раймунд еще раз осмотрел пещеру. Нужно было сохранять спокойствие, чего бы это ни стоило. Он должен найти девочку. И должен подумать о самом себе. Указывало ли что-то на его причастность к ее исчезновению?

Нет.

Раймунд задумался. Вряд ли Мелисанда была столь глупа, что выбралась наружу с той стороны, с которой они зашли в пещеру. И все же Раймунд подошел к входу и проверил, на месте ли веточка. Он всегда укладывал тонкую ветку на камень, когда входил в укрытие. Вот и сейчас ветка была на месте. Никто не пользовался этим входом. Значит, она выбралась через ход с другой стороны.

Раймунд едва слышно ругнулся. Вот дурочка! Сбежала, и теперь они оба в опасности.

* * *

Фон Закинген снял легкие доспехи и спрятал их под ветками и листвой. Затем он переоделся в наряд купца – эту одежду капитан всегда держал наготове в тайнике неподалеку от города. В Эсслингене никто, кроме его человека, не мог сказать, кто он на самом деле. А фон Закинген уже изучил этот город как свои пять пальцев. Он не раз бывал здесь, и горожане охотно делились с ним всеми интересными сплетнями.

Невзирая на яркий лунный свет, ему потребовалась целая ночь, чтобы добраться сюда из Адлербурга, – он не хотел ехать через ущелье и, сделав крюк, добрался до Айха, а оттуда поехал по дороге вдоль Неккара.

Городские ворота давно были открыты, на улицах царила суета.

Фон Закинген направился в таверну «У черного медведя», где его обычно дожидался осведомитель. Владельцу таверны принадлежал и постоялый двор «У колодца», где останавливались зажиточные господа. Тарелки там всегда были чистые, а вино подавали в фаянсовых бокалах.

Фон Закинген спокойно прошел через Верхние ворота. Тот, кто хотел въехать в город с повозкой, должен был показать, что везет. Некоторых в Эсслинген не пускали – например, из-за того, что испортился товар или в городе было слишком много торговцев, продававших то же самое. Но одинокий всадник без клади стражу не интересовал.

Спешившись перед таверной «У черного медведя», фон Закинген передал коня подбежавшему слуге и направился ко входу. Служанка открыла ему дверь, сделала книксен и соблазнительно улыбнулась, но фон Закингену было не до флирта. Девушка подвела его к столику у окна и поставила перед ним кувшин вина и деревянную кружку. Эберхард попробовал угощение. Трактирщик знал свое дело – вино было изумительным, в нем чувствовался привкус гвоздики и тмина[14]14
  В Средневековье вино часто было слишком кислым, поэтому его подслащивали медом и добавляли в него разные пряности, в том числе гвоздику и тмин.


[Закрыть].

Рыцарь оглянулся. Кроме него в таверне сидели еще четыре человека: седой старик опустил голову на столешницу и беззвучно спал, неподалеку завтракали двое широкоплечих парней, наверное поденщики, нанявшиеся для строительных работ. А в углу, прислонившись спиной к столбу, сидел Дитрих по прозвищу Лис. Его осведомитель.

Закинген перехватил взгляд доносчика, и Дитрих тут же занял место за его столиком.

Служанка принесла им вторую кружку.

– Чего изволите, господа?

– Принеси нам хлеба с сыром, – ответил фон Закинген. – Сыр прекрасно сочетается с красным вином.

Девушка присела в книксене и отправилась выполнять заказ.

Фон Закинген, кивнув, перевел взгляд на Лиса. Как и всегда при встрече с ним, Эберхард подумал о том, откуда у этого парня шрам, тянувшийся через все лицо. Пока что Дитрих не пожелал раскрыть свою тайну, и фон Закинген не собирался докучать ему расспросами на этот счет.

– Я слышал о монахе, который недавно приехал в Эсслинген, – начал он. – Что вы можете рассказать о нем?

– Вы имеете в виду францисканца? – Голос у Лиса был глубоким и чуть хрипловатым. – Что именно вам нужно узнать?

– Уезжал ли он вчера из города? Может быть, искал еретиков среди крестьян?

Дитрих прищурился.

– Вчера какой-то францисканец действительно выезжал в Фильдерн. Думаю, как раз тот, о котором мы говорим. По слухам, он вернулся в монастырь поздно.

– Ночью, значит… – Фон Закинген потер заросший щетиной подбородок.

Служанка поставила сыр и хлеб на стол и отошла.

– Говорят, он был не в себе. Что-то нес о каком-то явлении, – продолжил Лис.

– А о девушке ничего не говорил?

– Говорил, мол, явилась ему сама Дева Мария и он уберег ее от вальденсов.

– Выпейте, Дитрих. – Фон Закинген осушил свою кружку и налил еще.

Он был доволен. Картина постепенно вырисовывалась. Судя по всему, монах пытался скрыть правду, вот и придумал эту историю о явлении Девы Марии.

– Он в монастыре?

Дитрих, хмыкнув, кивнул. Он выпил вина, и Закинген тут же налил ему еще.

– Но сегодня монах собирается ехать в Штутгарт, а оттуда – в Нюрнберг. Его задача – написать о том, есть ли в округе еретики. – Лицо Дитриха оставалось невозмутимым.

– И как? Есть тут у нас еретики?

– Полагаю, да. Как и в любом свободном городе.

– Как же зовут этого набожного человека?

– В монастыре братья называют его Евсевий. Он полагается на помощь Божью, поскольку собирается ехать один.

Фон Закинген поднял правую бровь.

– Похоже, Господь сегодня на моей стороне.

Он достал из кошеля монету и протянул ее Лису.

– Благодарю вас. Если у брата Евсевия будет то, что я ищу, то вы получите еще. Держите ушки на макушке.

* * *

– Ах ты, говнюк! – кричал извозчик. – А ну, пошел вон! Освободи дорогу!

Спрятавшаяся за валуном Мелисанда наблюдала за перепалкой. Она прошла по лесу к Неккару, зная, что вдоль берега тянется дорога. Девочка не могла пока понять, в какой стороне Эсслинген, и потому решила подождать, не появятся ли направляющиеся в город путники. Дорога была такой узкой, что две телеги едва ли могли разминуться.

– Я тебе покажу! – надсаживался второй извозчик, потрясая кулаками. – Нет, ну вы посмотрите, как он доски сложил! Ах ты, паскуда! Придурок!

Первый налился кровью.

– Это ты, сукин сын, меня еще и придурком обзывать будешь?! Пустобрех заполошный! Сейчас как вмажу!

Они одновременно спрыгнули с телег и набросились друг на друга.

Отличная возможность!

Мелисанда, пригнувшись, подбежала к груженной ящиками и бочками повозке и забралась внутрь. Она уже некоторое время слушала их перебранку и выяснила, что владелец этой повозки направлялся в Плинзау. Вскоре она нашла то, что искала: пустой ящик. Девочка залезла внутрь и, свернувшись калачиком, замерла.

Кулачный бой закончился довольно быстро – подоспели другие торопившиеся в город перевозчики, разняли драчунов и уложили доски так, чтобы телеги могли разминуться. Вскоре оба двинулись в путь, выкрикивая друг другу вслед все ругательства, какие только могли вспомнить.

Мелисанда неспроста не залезла в бочку: они стояли в передней части повозки и их наверняка должны были выгрузить в первую очередь. Но если удача не отвернется от нее, перевозчик позволит себе пропустить кружечку-другую винца в перерыве и только потом займется пустыми ящиками.

Повозка катилась по дороге, и на каждом ухабе Мелисанда билась головой о крышку. Это напомнило ей о вчерашней поездке. Вчерашней? Ей казалось, что все это было так давно, будто в другой жизни. Жизни, в которой она была дочерью богатого купца и не волновалась ни о чем, кроме как о младшей сестренке, следовавшей за ней по пятам, да о псалмах, заданных учителем.

Слезы навернулись ей на глаза. Что бы она ни отдала за урок латыни! Или за то, чтобы еще раз услышать нытье Гертруды: «Ты куда, Мел? Возьми меня с собой. Я тоже хочу в лес!»

* * *

Фон Закинген легко выследил брата Евсевия на дороге в Штутгарт. В пути он обогнал телегу, извозчик которой проклинал всех и вся, не скупясь на ругательства. Судя по доносившимся до него обрывкам брани, фон Закинген понял, что этому бедняге чем-то не угодили торговцы древесиной.

Францисканец медленно шел вдоль реки. В правой руке он сжимал посох, а на спине нес заплечную сумку.

Фон Закинген спешился и взял коня под уздцы.

– Могу я пройтись с вами, брат?

– Конечно, прошу вас. – Монах явно обрадовался.

Завоевать доверие францисканца оказалось легче, чем ожидал Эберхард. Евсевий тут же принялся рассказывать о монастырской жизни – мол, это нелегко, но только так открывается путь к Господу. Говорил он и о тяжких испытаниях, выпадающих на долю человека, о том, что сумел справиться со всеми искушениями.

– Всеми! – несколько раз подчеркнул Евсевий. – Всеми!

Фон Закинген сразу понял, что совесть этого человека нечиста. Теперь нужно было узнать, что же гнетет столь говорливого святошу.

– Богоугодная жизнь полна лишений, – с пониманием произнес он. – А сатана неустанно искушает нас.

– Именно. – Францисканец перекрестился.

– Особенно часто дьявол является нам в образе женщины, – продолжил Эберхард.

Он протянул монаху бурдюк с вином, и у того быстро развязался язык.

– Благородный господин, как хорошо, что вы все понимаете. Вы человек справедливый, это сразу видно.

Фон Закинген тепло улыбнулся, кивнул и опустил ладонь на плечо церковника.

– Ну, мы ведь оба мужчины, верно? Разве не сам Господь указывал нам повелевать женщинами, существами слабыми и по природе своей греховными?

– Истинно так, аминь.

– И разве люди Божьи не несут в этом смысле особую ответственность?

– Как мудры ваши слова. Может быть, и вы раньше были монахом, но вернулись к мирской жизни?

– Вы угадали, брат. – Фон Закинген солгал не моргнув глазом. Он сжал узкое плечо монаха. – Меня звали тогда брат Фома, и Господь послал мне суровые испытания, проверяя мою веру раз за разом. Однажды… – Эберхард запнулся. – Нет, вы станете презирать меня.

Евсевий мягко улыбнулся и взял фон Закингена за руку.

– Ни в коем случае. Милость Господа безгранична. Расскажите мне!

– Она была так молода… Так невинна… Так чиста…

Евсевий побелел и нервно сглотнул.

– Вот видите? Я стал вам омерзителен, – с грустью произнес Эберхард и, отступив на шаг, отвернулся.

Но монах опустил руки ему на плечи и сказал:

– Я вас так понимаю… Правда.

Фон Закинген медленно обернулся. Ему даже удалось выжать из себя слезу.

– Я вам не верю. Вы просто хотите утешить меня.

Евсевий глубоко вздохнул.

– Иногда пути Господни неисповедимы. Послушайте же мой рассказ. Вчера я шел неподалеку от ущелья, погруженный в молитву. И тут мой путь пересекла юная дева. Она была в смятении, чуть не сбила меня с ног. Я поддержал ее, ибо девушка была слаба в ногах и едва не падала. Мы присели, чтобы она могла отдышаться. Ее теплое нежное тело дрожало, девушка цеплялась за меня, рыдая. Я утешал ее, гладил ее рыжие волосы. Ей это понравилось. Она перестала дрожать, и я ощутил прикосновение ее груди. Женственность только расцвела в ней. И тут явилась мне Богородица Мария и сказала, чтобы я взял эту деву, ибо того хочет Господь. Что же мне было делать?

– Господь – пастырь наш.

Монах перекрестился.

– Истинно так. – Он кашлянул. – Та девица знала, что должна покориться слуге Божьему, и приняла свою судьбу. Но затем вдруг начала вырываться. Ну что тут скажешь? Там лежал камень, сам Господь возложил его туда, ибо он всеведущ и всемогущ.

– Аминь, – пробормотал фон Закинген, стараясь сдержать смех.

Как легко оказалось вырвать у этого простака признание!

– Аминь, – повторил за ним монах.

– Вы похоронили ее?

Глаза Евсевия блестели, словно от жара.

– Да. Никто не должен узнать, где она погребена. Ее душа уже отправилась в ад. Ужасно!

– Ужасно. Та девица, должно быть, была ведьмой. Иначе как бы она посмела воспротивиться воле Божьей? Вы ведь сказали, что она была рыжей, так? Значит, она служила дьяволу, в этом нет никаких сомнений. Я восхищен крепостью вашей веры и вашей отвагой.

Евсевий вздрогнул.

– Во имя Господа Всемогущего, вы правы. Эта девица наверняка была ведьмой! – согласился он.

Голос монаха дрогнул, вино уже давало о себе знать.

– Нужно сжечь ее! Сжечь ее тело!

– Именно. Так тому и быть. Прошу вас, позвольте мне помочь вам. И благодарю вас. – Фон Закинген обнял Евсевия, и монах удивленно, но не без удовольствия обнял его в ответ. – Вы избавили меня от тяжких угрызений совести. Ведь мы с вами так похожи.

Его сердце выскакивало из груди. Неудивительно, что они не нашли Мелисанду Вильгельмис!

* * *

Мелисанда насторожилась. Повозка остановилась. Послышались какие-то голоса, кто-то забрался в телегу, скрипнуло дерево.

Девочка вжалась в ящик. «Ну же, они должны вначале разгрузить бочки».

– А что там сзади, в ящиках? – грубо осведомился кто-то.

– Ящики пусты, туда я должен сложить товары для моего господина.

– Пусты, говоришь? – Шаги приблизились.

Мелисанда задержала дыхание. Они остановились перед городскими воротами Эсслингена. Почему она не подумала об этом? Невзирая на летний зной, девочку зазнобило. Ну почему она не осталась в той пещере?! Как она могла так сглупить?!

Но тут кто-то громко крикнул:

– Эй, вон он! Держи вора!

Мелисанда оцепенела. Снаружи, похоже, поднялась суматоха. Повозку качнуло, взвизгнула женщина. Очевидно, какого-то воришку поймали на горячем.

Мелисанда осторожно подняла голову. Что, если это шанс сбежать? Но прежде чем она успела снять крышку с ящика и выглянуть наружу, повозка покатилась дальше. Кучер воспользовался подвернувшейся возможностью и продолжил свой путь. Может быть, он сам указал на кого-то и обвинил беднягу в воровстве, чтобы отвлечь стражника. Наверное, в повозке все же находилось что-то, что не должны были найти. Если бы этот парень знал, что везет не только какой-то запрещенный товар, но и девочку, за чью голову обещана награда!

Они неслись по городу на полном ходу. Мелисанда билась головой о крышку ящика, но не решалась устроиться поудобнее.

Наконец повозка остановилась, опять заскрипело дерево, бочки покатились на землю. Кто-то отдавал приказы, кто-то ворчал себе под нос. У Мелисанды зашкаливал пульс. Скоро все закончится.

Через некоторое время голоса затихли. Вокруг воцарилась тишина.

Подождав немного, Мелисанда приподняла крышку ящика. Все бочки уже убрали, в повозке осталось всего несколько ящиков. Вокруг бродили куры. Во дворе не было ни души. Из дома доносился приглушенный разговор.

Мелисанда потерла ноги, чувствуя, как они занемели. Опираясь на руки, она попыталась выбраться из ящика, но тут же упала. После долгой поездки девочка не смогла устоять на ногах.

Но Мелисанда не сдалась и предприняла вторую попытку. На этот раз ей удалось выскользнуть из повозки. Поспешно оглядевшись по сторонам, она шмыгнула к воротам. Вокруг Плинзау тянулись поля, на которых крестьяне выращивали пшеницу. Испуганным зверьком Мелисанда метнулась за ворота постоялого двора и спряталась среди колосьев. Вокруг, на кромке полей, виднелись сараи и сеновалы.

Как хорошо, что Мелисанда в свое время любила гулять по городу. Она знала Эсслинген как свои пять пальцев. До Шельцторских ворот, неподалеку от которых стоял дом палача, оставалась лишь пара сотен шагов. Ворота открывали во время работы конного рынка. Раз в месяц со всей округи в Эсслинген съезжались торговцы и ржание лошадей было слышно на другом берегу Неккара. Но сегодня лошадьми не торговали и у Шельцтора было тихо.

Мелисанда увидела дом палача издалека. Это оказалась вовсе не полуразрушенная хижина, как предполагала девочка, а массивное здание, которому позавидовал бы даже зажиточный горожанин. Наклонные балки фахверка прекрасно сохранились и в сочетании с каменным основанием дома придавали строению достойный вид. Гонтовая крыша могла выдержать и затяжные ливни, и снегопад. Подойдя поближе, Мелисанда поняла, что тут пахнет вовсе не мертвечиной, как она боялась, а травами. Слева и справа от дома раскинулся сад, густо заросший разными растениями. Мелисанда разглядела кервель, лук, укроп, золотарник и мяту. Она осторожно подобралась поближе. Ставни и дверь были закрыты. Девочка подергала дверную ручку. Безрезультатно.

Она поспешно шмыгнула за дом и вжалась в стену. Вон он, черный ход. Она осторожно толкнула дверь, но та была заперта. Мелисанда в отчаянии оглянулась. Она проделала такой долгий путь, но не могла войти в дом! Может быть, ей удастся забраться внутрь через окно?

И вдруг чья-то рука легла ей на плечо, а вторая зажала рот.

– Так, пришло время избавиться от Мелисанды Вильгельмис!

* * *

Фон Закинген всмотрелся в лицо девочки. Вернее, в то, что от этого лица осталось. Он никогда не видел Мелисанду Вильгельмис, но если бы и был знаком с ней, не смог бы определить, она это или нет. От ударов монаха лицо девочки превратилось в кровавое месиво: сломанный нос, разбитые губы. Девочке было не больше тринадцати. Очень худенькая, с огненно-рыжими волосами, покрытыми слоем грязи. Фон Закинген осмотрел ее руки, но так и не понял, есть ли на них мозоли, как полагалось крестьянским девицам, или же это руки купеческой дочки, нежные и ухоженные. Кожа на руках была счесана, в ранки набилась земля. Грязь покрывала ее тело, но Эберхард разглядел кровоподтеки у нее на руках и ногах. На бедрах засохла кровь. Набожный церковник сильно избил девочку. И не только.

– Я соберу хворост для костра. Мы сожжем ее, а потом развеем прах по ветру, – торжественно объявил Евсевий. – Так эта ведьма больше не причинит людям вреда.

Фон Закинген хотел помочь ему собирать ветки, но монах отказался.

– Благодарю вас, друг мой, но это моя задача. Отдохните. Вы и так оказали мне огромную услугу.

– Как скажете.

Эберхард улегся в тени дуба и стал ждать. Вскоре монах насобирал целую гору хвороста. Подготовив все для костра, он, запыхавшись, остановился.

– Отлично. – С улыбкой на лице фон Закинген встал.

Обнажив свой меч, рыцарь отрубил потрясенному монаху голову, забрал у него из сумки документы, а потом уложил тело на дрова и развел костер, следя за тем, чтобы пламя не перекинулось на лес. Обугленные останки он не трогал. Может быть, поджаренный монах придется лесным зверям больше по вкусу, чем простой крестьянин? Фон Закинген покачал головой. Едва ли. Звери были мудрыми созданиями, они распознали бы лживую сущность этого церковника быстрее, чем люди. Глупцов так легко было обмануть парой набожных изречений и монашеской сутаной.

Фон Закинген завернул труп девочки в попону, уложил свою ношу на седло и повел беспокойно прядущую ушами лошадь в поводу, заметая длинной веткой следы.

* * *

Мелисанда не сопротивлялась. Она знала, что ей не вырваться из этой железной хватки. Да она и не возражала. От облегчения, которое она испытала, ей хотелось броситься палачу на шею. Но Раймунд Магнус, похоже, был не очень-то рад ее видеть.

Грубо схватив девочку за руку, он потащил ее за собой.

– Скорее в дом! И набрось капюшон. Мы оба можем погибнуть только из-за того, что ты оказалась такой непослушной дурехой!

Втащив ее на крыльцо, палач снял с пояса ключ. Беззвучно открылся замок, и дверь распахнулась.

Втолкнув Мелисанду внутрь, Раймунд захлопнул за собой дверь, прошел в комнату и открыл ставни.

Девочка с любопытством огляделась. Темные доски пола, почерневший от копоти потолок и старые балки, которые, казалось, поддерживали эту крышу с самого начала времен, впитывая солнечный свет. В центре комнаты возвышалась толстая несущая балка, настолько широкая, что Мелисанда могла бы спрятаться за ней. Справа, судя по всему, был вход в спальню, занавешенный тканью, а рядом с ним висел странный меч – он не сужался к острию, а закруглялся.

– Это меч для казни? – прошептала девочка.

– Именно он. И мне очень хочется опробовать его на тебе. – Раймунд сжал ее руки. – Мелисанда Вильгельмис, если ты еще раз не сделаешь так, как я тебе говорю, я сам брошу тебя в Неккар и позабочусь о том, чтобы ты никогда не всплыла на поверхность. Груз будет достаточно тяжелым, поверь мне. Я серьезно. Ты ничего не знаешь о жизни!

Выражение его лица испугало Мелисанду. Серо-голубые глаза блестели, как сталь меча, губы растянулись в тонкую линию. Он так крепко сжал ее руку, что у Мелисанды мелькнула мысль о том, что ее кости вот-вот сломаются.

– Я больше никогда не ослушаюсь вас, – пробормотала она.

Но Раймунд ее не отпускал.

– Поклянись. Клянись душой своего покойного отца, Конрада Вильгельмиса. Клянись душой своей покойной матери, Беаты Вильгельмис.

Эти слова обрушивались на нее, как девятихвостая плеть на спину приговоренного. Девочке хотелось сбежать, умчаться прочь от этого ужасного человека, от этих страшных глаз, способных наводить порчу. Вон из этого дома смерти.

Но Раймунд все не отпускал ее.

– Клянись душой своей покойной сестры, Гертруды Вильгельмис. Клянись душой своего покойного брата, Рудгера Вильгельмиса. Клянись! Немедленно!

Наконец его голос отзвенел, в доме повисла пугающая тишина.

Магнус разжал хватку, и Мелисанда отшатнулась. Она еще никогда не слышала, чтобы кто-то говорил столь холодно и жестоко, как Раймунд-палач. Но ей больше некуда было податься. Никто больше не защитит дочь из вырезанной семьи, которой уготована смерть. Никто не защитит девочку, за которой охотится безжалостный граф. Потрясенная до глубины души, Мелисанда подняла правую руку.

– Я, Мелисанда Вильгельмис… – Она запнулась.

– Дальше, – прорычал Раймунд, протянув к ней руку, словно собирался ударить.

– Клянусь душой своего покойного отца, Конрада Вильгельмиса… – Мелисанду охватила тоска, голос дрогнул.

Но Раймунд не спускал с нее взгляда.

– Клянусь душой моей покойной матери, Беаты Вильгельмис. Клянусь душой моей покойной сестры, Гертруды Вильгельмис. Клянусь душой моего покойного брата, Рудгера Вильгельмиса. Клянусь душой моего покойного брата, умершего без имени. Клянусь, что больше никогда не ослушаюсь вас, Раймунд Магнус. И вновь клянусь, что убью Оттмара де Брюса, уничтожившего мою семью. – Девочка всхлипнула. – И да поможет мне Господь.

Лицо Раймунда смягчилось.

– Хорошо, Мелисанда. Хорошо. Ты должна попрощаться с ними. Ты должна помнить, что увидишь их только в загробной жизни. Если ты не поймешь этого, тебе не обрести покоя. – Он нежно погладил девочку по голове и вытер слезы на ее щеках. – Иди сюда, посмотрим на меч.

Они подошли к балке, и Раймунд показал ей серебристое лезвие, переливавшееся, точно в нем текла вода.

– Видишь? Видишь, как блестит? Этот меч передавали в моей семье из поколения в поколение. Его создал кузнец-норманн. Этот северянин работал над мечом несколько месяцев. Он утверждал, что сам Один помогал ему. Ты знаешь, кто такой Один?

Мелисанда покачала головой и медленно провела кончиком пальца по лезвию. Клинок был удивительно гладким. Отблески света на мече действовали на нее успокаивающе.

– Осторожно. Можно лишиться пальца. Нерта очень опасна.

– Нерта?

– Так зовут этот меч.

– Так звали твою жену?

Лицо Раймунда дрогнуло.

– Нет. Хотя ей подошло бы это имя. Богиня Нерта заботилась о мире и справедливости среди людей. Это языческая легенда. – Он смущенно улыбнулся. – Ты же знаешь легенды северян? Любишь предания и саги?

– Да. Больше всего мне нравятся сказания о рыцарях. – Девочка встала на цыпочки и дотронулась до рукояти меча.

От прикосновения у нее мурашки побежали по спине.

И вдруг перед ее внутренним взором вспыхнула яркая и отчетливая картина: де Брюс стоит перед ней на коленях, его глаза завязаны, а она заносит Нерту у него над головой.

Нерта подарит ей покой, когда голова этого чудовища скатится ей под ноги, точно гнилое яблоко.

Мелисанда закрыла глаза. Образ все больше захватывал ее мысли. Меч поднимался и опускался, голова катилась и катилась, толпа ликовала, а она становилась свободной.

Словно издалека до нее донесся голос Раймунда:

– Что с тобой, малышка?

Она очнулась от грез.

– Чтобы отрубить голову этим мечом, нужны годы тренировок, – сказал Раймунд. – Нужно упражняться каждый день. Нужны сила, скорость и решимость. Некоторые приговоренные в последний момент дергаются. Тогда нужно перенаправить лезвие. Тебе хочется собственноручно отрубить Оттмару де Брюсу голову, да?

Мелисанда кивнула.

– Забудь об этом. Тебе его не победить. А мечом для казни может пользоваться только мужчина. К тому же осквернивший себя работой палача. Так говорит закон.

* * *

Де Брюс вращал моргенштерн[15]15
  Моргенштерн – «утренняя звезда» (нем.), «звезда Жижки» – название ударного оружия с шаровидной боевой поверхностью, снабженной металлическими шипами. Это название могло применяться к булавам, палицам, кистеням. (Примеч. ред.)


[Закрыть] над головой. Он нанес удар, и доска, заменявшая щит, рассыпалась в щепки.

– Очень хорошо, господин! – Оружейник подошел поближе. – Но в бою не следует так долго вращать моргенштерн. Это очень утомительно и дает противнику время, чтобы отреагировать. Удар должен быть молниеносным.

Де Брюс мрачно кивнул. Ему принесли новую доску, и рыцарь принял атакующую стойку. Оружейник отошел в сторону и, выждав, вскинул руку. Моргенштерн дернулся вверх, де Брюс резко повернулся и с разворота ударил по доске. Мальчик-оруженосец, подбежав, собрал щепки.

– Великолепно, – похвалил оружейник. – Именно так. Хотите поупражняться в защите от атак моргенштерном?

– Да, – кивнул запыхавшийся де Брюс.

Пока он тренировался, не было времени подумать о его провале, о мелкой дряни, ускользнувшей у него из рук.

Де Брюс как раз надел щит, когда от ворот послышался голос стражника:

– Господин! Фон Закинген вернулся. Он что-то привез.

Де Брюс немедленно отбросил щит, сорвал шлем с головы и побежал к своему капитану стражи.

– Я хочу услышать только одну новость! – воскликнул он.

Фон Закинген спрыгнул с коня, снял с седла сверток и положил его на землю.

– К сожалению, брат Евсевий нашел ее раньше нас. Похоже, он неплохо с ней развлекся. Жаль только, что от лица почти ничего не осталось. – Он указал на кровавый груз на земле. – Но это, несомненно, она. Монах рассказал мне о том, что случилось. Все сходится.

Де Брюс потер подбородок, почесал в затылке, пнул труп.

– Это может быть она… – задумчиво пробормотал он. – Цвет волос подходит. Рост. Возраст. И одета она была в какие-то обноски. Да, это может быть она. Может! Но что, если это не она?

Фон Закинген промолчал.

А де Брюс задумался. Если это Мелисанда Вильгельмис, то он может не волноваться. Он добился своего. Но откуда же эти сомнения? Убитая девчонка очень походит на дочку Вильгельмиса. Какова вероятность того, что в один и тот же день в одном лесу заблудились две рыжие девчонки? Граф покачал головой.

– Хорошо. Отличная работа, фон Закинген. Как и всегда. – Он указал на труп. – Сожгите и смелите кости. Пускай от нее ничего не останется.

Двое слуг поспешили выполнить его приказ. Де Брюс задумчиво проследил, как они уносят труп. Рыжие волосы тянулись по земле, взметая пыль.

Граф прикусил нижнюю губу. В животе у него урчало, точно он проглотил камень.

Он раздраженно повернулся к фон Закингену:

– Вы уверены, что это она? Тогда скажите мне, почему у меня такое странное ощущение в желудке?

Капитан кашлянул.

– Странное ощущение? Возможно, вы голодны, господин?

Де Брюс расхохотался.

– Дорогой мой! – Он хлопнул фон Закингена по плечу. – Иногда ответ проще, чем предполагаешь. Давайте устроим праздник в честь великого свершения. Пора навестить мой винный погреб. Думаю, меня мучает не голод, а жажда.

* * *

Раймунд опустил руку на плечо Мелисанды.

– Ты не можешь оставаться тут. Тогда тебе пришлось бы сидеть дома целыми днями. И ночью тоже. Никто не должен узнать о тебе, иначе уже через два дня де Брюс будет здесь, а я не смогу защитить тебя. Это не жизнь. Ни для тебя, ни для меня. Я найду кого-нибудь, кто позаботится о тебе. Кого-нибудь подальше отсюда, где тебя никто не знает. Деньги у тебя есть, и я дам тебе еще. Через два-три года ты сможешь выйти замуж. Ты найдешь себе чудесного супруга, и тебе уже не нужно будет бояться де Брюса. Мелисанда?..

Девочка сидела перед камином, вороша пепел кочергой. Ее взгляд остекленел.

С таким же успехом Раймунд мог бы говорить со стеной. Тем не менее он был уверен, что она слышала каждое его слово.

– А теперь я приготовлю что-нибудь поесть, – продолжил Магнус, думая, что Мелисанду нужно чем-нибудь занять. – Будь добра, помоги мне.

Девочка не шелохнулась.

– Мелисанда!

Но она не отвечала. Раймунд вздохнул. Наверное, нужно оставить Мелисанду в покое, по крайней мере пока. Вкусный обед вернет ее к жизни. Может быть, тогда она поймет, как для нее будет лучше.

Подбросив хвороста в камин, он уложил сверху дрова и развел огонь. Потом порезал лук и фенхель и принес из кладовой кусок копченого мяса. Вскоре в доме вкусно запахло супом. На лбу у Раймунда выступил пот. Оставив суп довариваться, мужчина оглянулся. Мелисанда все еще сидела без движения. Делая вид, что он не обращает на нее внимания, Раймунд переоделся и сложил крестьянский наряд в сундук. Затем он снял со стены вторую ложку, которой обычно пользовалась Эслин, и, положив ее на стол, снова продолжил возиться с супом.