Текст книги "Прекрасный мир, где же ты"

4

Элис, мне кажется, у меня тоже бывало такое чувство, как у тебя в круглосуточном магазине. Такое ощущение, будто смотришь вниз и осознаешь, что стоишь на узеньком карнизе на головокружительной высоте и поддерживают его только страдания и деградация практически всех остальных людей на земле. И думаешь такая: но я даже не хочу тут стоять! Мне не нужна вся эта дешевая одежда, и импортная еда, и пластиковые контейнеры, мне совсем не кажется, что все это как-то улучшает мою жизнь. Все это просто превращается в мусор и так или иначе делает меня несчастной. (Не то чтобы я сравнивала свою неудовлетворенность со страданиями реально угнетаемых людей, я просто имею в виду, что такая жизнь, ради которой они для нас надрываются, даже не приносит удовлетворения, как по мне.) Люди думают, что социализм насаждается силой – она нужна, чтобы экспроприировать собственность, – но я хотела бы, чтобы они осознали: капитализм точно так же насаждается силой, только с обратным знаком, которая защищает существующее распределение собственности. Знаю, что ты это знаешь. Ненавижу снова и снова спорить об одном и том же, отталкиваясь от неверных предпосылок.

Я тоже недавно думала про время и политический консерватизм, но в ином ключе. Думаю, честно будет признать, что сейчас мы живем во времена исторического кризиса, и с этим согласно большинство населения. Я имею в виду, что внешние симптомы кризиса – например, существенные и непредсказуемые изменения в электоральной политике – большинству кажутся ненормальными. Даже такие неявные структурные симптомы, как массово тонущие беженцы, повторяющиеся погодные катаклизмы, связанные с изменением климата, уже воспринимаются как проявления политического кризиса. И, если не ошибаюсь, исследования показывают, что в последние пару лет люди тратят гораздо больше времени, чтобы уследить за новостями и текущими событиями. Стало совершенно обычным делом (по крайней мере, для меня) отправлять сообщения вроде такого: тиллерсона убирают66
  Глава Госдепартамента США был снят со своего поста Дональдом Трампом 13 марта 2018 года.


[Закрыть] смешноооо. Хотя, вообще-то, мне кажется, что отправлять такие сообщения ненормально. Как бы то ни было, в результате каждый день сегодня становится новым и уникальным информационным юнитом, который замещает и прерывает информационный мир предыдущего дня. И мне интересно (хотя ты, наверное, скажешь, что вопрос неуместен), что́ все это значит для культуры и искусства? В смысле, мы привыкли воспринимать произведения культуры «в настоящем». Но это чувство длящегося настоящего больше не свойственно нашей жизни. Настоящее стало прерывистым. Каждый день, даже каждый час каждого дня замещает и делает неуместным предыдущий, и события нашей жизни имеют смысл, только будучи вписанными в постоянно меняющийся новостной поток. Так что, когда мы смотрим на персонажей кино, которые сидят за столом, разъезжают в машинах, замышляют убийства или грустят о своих любовных делах, нам реально надо знать, когда это все происходит по отношению к катастрофическим историческим событиям, которые сегодня структурируют восприятие реальности. Больше нет нейтральных сеттингов. Есть только шкала времени. Не знаю, может, благодаря этому появятся новые формы искусства или это, наоборот, означает конец искусства, по крайней мере, каким мы его знаем.

Твой абзац о времени напомнил мне кое-о чем, недавно вычитанном в сети. Пишут, что в поздний бронзовый век, примерно за полторы тысячи лет до христианства, на востоке Средиземноморья возникла система централизованных государств-монархий, которые перераспределяли деньги и товары через сложные и специализированные городские хозяйства. Я читала в Википедии77
  Статью Википедии о «бронзовом коллапсе» на русском языке можно прочесть по ссылке https://ru.wikipedia.org/wiki/Катастрофа_бронзового_века.


[Закрыть]. Торговые пути в то время были чрезвычайно развиты, появилась письменность. Дорогие предметы роскоши перевозили на огромные расстояния от места производства; в 1980-х у берегов Турции обнаружили потерпевший крушение корабль того времени – на нем везли египетские украшения, греческую керамику, эбеновое дерево из Судана, ирландскую медь, гранаты, слоновую кость. Затем за семьдесят пять лет, где-то между 1225 и 1150 годами до нашей эры цивилизация схлопнулась. Великие города Восточного Средиземноморья были разрушены и заброшены. Грамотность упала, отдельные виды письменности были полностью утеряны. Между прочим, никто не может сказать наверняка, почему так произошло. Википедия выдвигает теорию под названием «системный кризис»: согласно ей, цивилизация позднего бронзового века стала такой уязвимой из-за «централизации, специализации, сложности и громоздких политических систем». Другая теория озаглавлена просто «Изменение климата». Это проливает на нашу нынешнюю цивилизацию зловещий свет, правда? Раньше я не никогда не думала, что возможен «общий коллапс систем». Конечно, я отдаю себе отчет: все, что мы рассказываем себе о человеческой цивилизации, – ложь. Но представь, если придется столкнуться с этим в реальной жизни.

Безотносительно к вышесказанному, то есть настолько безотносительно, что прямо перпендикулярно к предыдущему абзацу: ты когда-нибудь задумывалась о своих биологических часах? Я не намекаю, что ты должна, я просто спрашиваю. Мы еще довольно молоды. Но на самом деле большинство женщин в человеческой истории к нашему возрасту уже растили по нескольку детей. Так ведь? Не знаю надежного способа проверить. Подумалось, что я даже не уверена, хочешь ли ты вообще детей. Ты хочешь? Или, может, ты еще не решила. Подростком я думала, что лучше умру, чем заведу детей, после двадцати как-то так безотчетно решила, что в итоге это со мной случится, а теперь, уже под тридцать, я уже думаю: ну и где? Стоит ли говорить, что желающие помочь мне выполнить эту биологическую функцию не выстраиваются в очередь. И еще у меня появилось странное и совершенно необоснованное подозрение, что я бесплодна. Никаких медицинских оснований так думать нет. Я упомянула об этом недавно в разговоре с Саймоном, жалуясь на другие свои медицинские тревоги, и он сказал, что, по его мнению, переживать не стоит, потому что у меня «фертильный вид». Я целый день смеялась. Я, собственно, и сейчас пишу про это и смеюсь. Как бы там ни было, просто интересно узнать твои мысли. Учитывая надвигающийся крах цивилизации, может, ты вообще считаешь вопрос о детях неактуальным.

Возможно, я об этом думаю, потому что на днях случайно увидела Эйдана на улице, – у меня тут же остановилось сердце, и я умерла. С тех пор как я его увидела, мне с каждым часом все хуже. Или просто сила проживаемой сейчас боли мешает мне вспомнить, насколько больно было до этого. Вероятно, прошлая боль всегда кажется терпимее той, что чувствуешь сейчас, даже если она была гораздо хуже, – мы не можем вспомнить, насколько ужасной она была, потому что воспоминание всегда слабее переживаемого в настоящий момент. Может, поэтому люди среднего возраста всегда думают, что их чувства и мысли важнее, чем у молодых: они сохранили лишь слабые воспоминания о пережитом в юности, и их мировосприятие определяют сегодняшние чувства. Как бы там ни было, мне кажется, что сейчас, спустя два дня после встречи с Эйданом, мне гораздо хуже, чем когда я его увидела. Я знаю, произошедшее между нами просто факт, никакого символизма – случилось и случилось, он сделал, что сделал, это не значит, что я провалила всю свою жизнь. Но увидеть его – как пройти через все это заново. Элис, я реально ощущаю себя неудачницей, чья жизнь ничего не стоит, и лишь нескольким людям не наплевать, что со мной творится. Порой так сложно разобраться, почему вещи, которые ты считала по-настоящему важными, вдруг оказались пустышкой, а люди, которые вроде как любили тебя, вовсе и не любили. Слезы наворачиваются, даже когда я печатаю это дурацкое письмо, а ведь у меня было полгода, чтобы прийти в себя. Я уже не знаю: может, я вообще никогда не оправлюсь? Возможно, определенные виды боли, пережитые на определенном этапе жизни, впечатываются в самоощущение навсегда. Это как я потеряла девственность только в двадцать лет, и это было так болезненно, ужасно и неловко, что с тех пор у меня всегда ощущение, что вот такой я человек, с которым все так и должно было случиться, хотя прежде ничего подобного даже не думала. А теперь я чувствую себя девушкой, которую парень разлюбил после нескольких лет совместной жизни, и не знаю, как перестать такой быть.

Ты там работаешь над чем-нибудь новеньким в своей глуши? Или только таскаешь на свидания строптивых местных парней? Скучаю по тебе! С любовью. А.

5

В отделе охлажденных продуктов круглосуточного магазина Феликс равнодушно изучал полку с готовой едой. Было три часа дня, четверг, над головой гудели белые светильники. Двери магазина распахнулись, но он не оглянулся. Вернул контейнер на полку и вытащил телефон. Новых уведомлений не было. Он безразлично засунул телефон обратно в карман, как будто наугад взял пластиковую упаковку с полки, прошел к кассе и заплатил. На пути к выходу у витрины со свежими фруктами остановился. Там Элис разглядывала яблоки: брала их одно за другим и изучала, выискивая изъяны. Узнав ее, он переменил осанку, чуть выпрямился. Непонятно было, поздоровается он или просто уйдет, так и не сказав «привет», – похоже, он и сам не знал. Он сжимал в руке упаковку с едой и рассеянно постукивал ею по ноге. И в этот момент, не то услышав его, не то углядев боковым зрением, она обернулась, заметила его и тут же заправила волосы за уши.

Привет, сказала она.

Привет. Как дела?

Хорошо, спасибо.

Подружилась с кем-нибудь? – спросил он.

Вообще ни с кем.

Он улыбнулся, еще раз постучал себя упаковкой по ноге и оглянулся на двери. Ну вот, сказал он. И что нам с тобой делать? Ты там с ума сойдешь наедине с собой.

Да я уже, сказала она. А может, это случилось еще раньше, до приезда.

Уже сошла с ума? А мне показалось, ты нормальная.

Нечасто я такое про себя слышу, но спасибо.

Они стояли и смотрели друг на друга, потом она опустила взгляд и снова поправила волосы. Он еще раз через плечо оглянулся на выход, а потом снова на нее. Трудно сказать, нравилось ли ему, что ей так неловко, или он просто ее жалел. Она же, похоже, считала своим долгом стоять, пока ему охота разговаривать.

Значит, с приложением для знакомств завязала? – сказал он.

С улыбкой, глядя прямо на него, она ответила: Да, последняя попытка не внушила оптимизма – надеюсь, ничего, что я так говорю.

Я вообще отвратил тебя от мужчин?

Не только от мужчин. От людей всех гендеров.

Он рассмеялся: Вот уж не думал, что настолько плох.

Да нет, не ты. Дело во мне.

Да нормальная ты.

Он нахмурился, глядя на свежие овощи, прежде чем снова заговорить. Она, похоже, расслабилась и просто рассматривала его.

Можешь заглянуть сегодня вечером ко мне, если хочешь пообщаться с народом, сказал он. Будет кое-кто с работы.

У тебя вечеринка?

Он поморщился. Не знаю, сказал он. В смысле просто придут люди. Хочешь, называй это вечеринкой. Ничего особенного.

Она кивнула, пошевелила сжатыми губами. Заманчиво, сказала она. Можешь напомнить, где ты живешь?

Я отмечу тебе на гугл-картах, если пользуешься, сказал он.

Она вытащила телефон из кармана и открыла приложение. Протягивая ему мобильник, сказала: Ты сегодня выходной?

Он впечатал свой адрес в строку поиска, не поднимая глаз. Да, сказал он. У меня на этой неделе всего несколько смен. Он вернул ей телефон и показал адрес: Оушен-Райз, 16. На экране отобразилась сеть белых улиц на сером фоне, а рядом голубым было обозначено море. Иногда там вообще нечего делать, добавил он. А порой неделями каждый день вкалываешь. Просто с ума сводит. Он опять оглянулся – теперь на кассу, настроение его переменилось. Так увидимся вечером? – сказал он.

Если уверен, что хочешь, чтобы я пришла, ответила она.

Тебе решать. Мне бы захотелось куда-то сходить, если бы я целый день один там у тебя зависал. Но тебе, может, и так хорошо.

На самом деле нет. Мне хотелось бы прийти, спасибо за приглашение.

Да без проблем, сказал он. Народу, вообще-то, будет немало. Увидимся тогда, хорошего дня.

Больше не встречаясь с ней взглядом, он развернулся и вышел из магазина. Она оглянулась на ящик со свежими яблоками и, словно теперь неприлично было пристально их рассматривать, выискивая подбитые бока, словно сам процесс поиска изъянов во фруктах стал смехотворным и даже постыдным, выбрала одно и зашагала к холодильникам.

/

По адресу Оушен-Райз, 16 стоял дом-дуплекс: фасад слева из красного кирпича, выступающий, а справа выкрашен белым. Низкая стена разделяла два соседствующих бетонных дворика. Окна на улицу были занавешены, внутри горел свет. Элис стояла под дверью в той же самой одежде, что и днем. Она припудрилась, и кожа стала выглядеть суховатой; в левой руке она держала бутылку красного вина. Она позвонила и стала ждать. Через несколько секунд дверь открыла женщина, на вид ровесница Элис. В коридоре позади нее было светло и шумно.

Привет, сказала Элис. А Феликс тут живет?

Да-да. Заходи.

Женщина впустила ее и закрыла дверь. В руке у нее была покоцанная кружка – кажется, с колой. Я Даниэль, сказала она. Парни вон там. На кухне в конце коридора шесть мужчин и две женщины так и эдак расположились вокруг стола. Феликс сидел на столешнице рядом с тостером и пил прямо из банки. При виде Элис не встал, просто кивнул ей. Она прошла вслед за Даниэль к холодильнику, рядом с которым он сидел.

Привет, сказал он.

Привет, сказала Элис.

Двое в комнате оглянулись на нее, остальные продолжали болтать. Даниэль спросила, нужен ли Элис бокал для ее вина, и та ответила «да». Роясь в шкафу, Даниэль спросила: И как вы познакомились?

В Тиндере, сказал Феликс.

Даниэль замерла с чистым винным бокалом в руках. А сегодня у вас свидание, что ли? Очень романтично.

Мы уже ходили на свидание, сказал он. И она сказала, что это навсегда отвратило ее от мужчин.

Элис постаралась перехватить взгляд Феликса, улыбнуться ему, дать понять, что его слова забавны, но он на нее не смотрел.

Ее можно понять, сказала Даниэль.

Элис поставила бутылку на столешницу и принялась рассматривать коллекцию CD-дисков, выстроившуюся вдоль кухонной стены. Как много альбомов, сказала она.

Да, все мои, ответил Феликс.

Она пробежала пальцами по корешкам пластиковых коробок, а один слегка вытянула, и он высунулся, точно язык. Даниэль заговорила с женщиной за кухонным столом, а один из мужчин встал и открыл холодильник. Указав на Элис, спросил Феликса: Кто это?

Это Элис, сказал Феликс. Она писательница.

Кто это тут писательница? – спросила Даниэль.

Вот эта леди, сказал Феликс. Она пишет книги и этим зарабатывает. Ну или она так говорит.

Как тебя зовут? – спросил мужчина. Я тебя погуглю.

Элис наблюдала за всем этим с деланым безразличием. Элис Келлехер, сказала она.

Феликс рассматривал ее. Мужчина сел на пустовавший стул и начал печатать в телефоне. Элис пила вино и озиралась по сторонам, словно все это ее не касалось. Склонившись к телефону, мужчина сказал: Да она знаменита! Элис промолчала и не ответила на пристальный взгляд Феликса. Даниэль заглянула в экран. Вы только посмотрите, сказала она. У нее есть страница в Википедии и все дела. Феликс выскользнул из-за стола и взял у друга телефон. Рассмеялся, но веселье выглядело натужным.

Библиография, прочитал он вслух. Экранизации. Личная жизнь.

Этот раздел наверняка очень короткий, сказала Элис.

Почему ты мне не сказала, что знаменита? – сказал он.

Скучающим, на грани презрения тоном она ответила: Я же говорила, что я писательница.

Он ухмыльнулся. Вот тебе совет – пригодится, когда в следующий раз пойдешь на свидание, сказал он. Упомяни в разговоре, что ты селебрити.

Благодарю за непрошеный совет про свидания. Ни в коем случае им не воспользуюсь.

Ты что, злишься, что мы пробили тебя через интернет?

Нет, конечно, сказала она, я же сама назвала свое имя. Могла бы не называть.

Он несколько секунд не отрывал от нее взгляда, затем покачал головой и сказал: Ну ты и странная.

Она рассмеялась и сказала: Как неожиданно. Может, допишешь это на моей странице в Википедии?

Тут Даниэль тоже рассмеялась. Феликс слегка покраснел. Он отвернулся от Элис и сказал: Да там кто угодно страницы заводит. Может, ты сама все про себя написала.

Элис, похоже, все это начало веселить, она ответила: Нет, только книги.

Ты, наверное, считаешь себя необычной, сказал он.

Почему тебя это так задевает? – сказала Даниэль.

Вовсе нет, ответил Феликс. Он вернул телефон приятелю и прислонился к холодильнику, скрестив руки. Элис стояла у столешницы, прямо рядом с ним. Даниэль взглянула на Элис, задрала брови и заговорила с кем-то другим. Одна из женщин включила музыку, а мужчины в другом углу чему-то рассмеялись. Если хочешь, я уйду, сказала Элис Феликсу.

Кто сказал, что я этого хочу? – спросил он.

В комнату ввалилась еще толпа людей, стало шумнее. Никто не подходил поговорить с Элис или Феликсом, и они молча стояли у холодильника. По лицам их было не понять, тягостно ли им, и немного погодя Феликс потянулся и сказал: Не люблю дымить в помещении. Может, выйдем покурим? Познакомишься с нашей собакой. Элис молча кивнула и, не выпуская из рук бокала с вином, вышла за ним во внутренний дворик.

Феликс задвинул за ними двери и побрел по траве к сарайчику с хлипкой брезентовой крышей. Из глубины сада им навстречу немедленно выбежала спрингер-спаниелька, чихнула от волнения, уперлась лапами Феликсу в ноги и коротко тявкнула. Это Сабрина, сказал он. Она не совсем наша – жильцы, которые снимали дом до нас, просто ее оставили. Теперь только я ее и кормлю, так что она моя фанатка. Элис сказала, что это заметно. Мы обычно не держим ее на улице, сказал он. Только когда приглашаем гостей. Все разойдутся вечером, и мы запустим ее обратно в дом. Элис спросила, спит ли собака с ним в одной постели, и Феликс рассмеялся. Пытается, сказал он. Хоть и знает, что ей нельзя. Он потрепал собаку за уши и с чувством сказал: Дурашка. Снова обернувшись к Элис, он добавил: Она совершеннейшая идиотка, между прочим. Реально глупенькая. Ты куришь? Элис дрожала, и запястья, выглядывавшие из рукавов, покрылись мурашками, но она взяла сигарету и прикурила, Феликс тоже закурил. Он затянулся, выдохнул дым в чистый ночной воздух и оглянулся на дом. Внутри горел свет, гости разговаривали и размахивали руками. Теплый желтый прямоугольник дверей патио, обрамленный темными стенами дома, трава, пустота ясного черного неба.

Дани славная, сказал он.

Да, сказала Элис. Похоже на то.

Ага. Мы раньше встречались.

Правда? Долго или как?

Он пожал плечами и сказал: Примерно год. Не знаю, на самом деле больше года, наверное. Ну все равно это было сто лет назад, а сейчас мы просто хорошие друзья.

Она тебе все еще нравится?

Феликс оглянулся на дом, словно надеялся, что мельком увидит Даниэль и та поможет ему ответить на этот вопрос. Она все равно сейчас уже встречается с другим, сказал он.

С твоим другом?

Да, я его знаю. Сегодня его здесь нет, но ты с ним как-нибудь познакомишься.

Он отвернулся от дома, стряхнул пепел с сигареты; несколько искр сорвались и медленно полетели в темноту. Собака поскакала мимо сарая, а затем понеслась кругами.

Честно говоря, если бы она это слышала, то заявила бы, что это я все испортил, добавил Феликс.

И что же ты натворил?

Подозреваю, что был с нею слишком холоден. Ну, с ее точки зрения. Да ты и сама можешь ее спросить, если хочешь.

Элис улыбнулась и сказала: Ты бы хотел, чтобы я спросила?

Господи, нет, я – нет. Я в свое время уже наслушался. Я по ней не рыдаю, не переживай.

А тогда рыдал?

Ну, не буквально, сказал он. Ты же про это? Я не плакал, но типа разозлился.

А ты вообще когда-нибудь плачешь?

Он усмехнулся и сказал: Нет. А ты?

Ой, постоянно.

Да ладно? И о чем же?

Обо всем на свете. По-моему, я жутко несчастна.

Он взглянул на нее. Серьезно? – сказал он. Почему?

Ничего конкретного. Просто такое ощущение. Мне тяжело жить.

Помолчав, он посмотрел на свою сигарету и сказал: Мне кажется, я не все знаю о том, почему ты сюда приехала.

Так себе история, сказала она. У меня был нервный срыв. Несколько недель провела в клинике, а когда вышла, приехала сюда. Но никакой тайны – в смысле не было причин для нервного срыва, он просто случился. И это не секрет – все знают.

Феликс переваривал услышанное. И на твоей странице в Википедии про это тоже написано? – спросил он.

Да нет, все мои знакомые знают. Не вообще все на свете.

И что довело тебя до нервного срыва?

Ничего.

Ладно, но что ты называешь «нервным срывом»? Что было-то?

Она выпустила струю дыма уголком рта. Я себя не контролировала, сказала она. Постоянно ужасно злилась и грустила. Я собой не управляла, не могла жить нормально. Не могу лучше объяснить.

Вполне ясно.

Они помолчали. Элис допила вино, затоптала окурок и скрестила руки на груди. Феликс курил рассеянно и неторопливо, словно забыл, что она рядом. Он прочистил горло и сказал: Я себя чувствовал примерно так же, когда мама умерла. В том году. Я типа начал думать, к чему вообще вся эта жизнь, понимаешь? Все равно в конце ничего хорошего. Не то чтобы я хотел умереть, ничего такого, но почти все время и живым, блин, себя не чувствовал. Не знаю, можно ли это назвать нервным срывом. Несколько месяцев мне вообще ни до чего дела не было – просыпаться, ходить на работу, все такое. Меня уволили оттуда, где я работал, так я и оказался на складе. Да. Так что я тебя немножко понимаю. Конечно, у меня другие обстоятельства, но примерно представляю, каково тебе было.

Элис снова сказала, что очень сочувствует его потере, и он принял ее соболезнования.

Я на следующей неделе собираюсь в Рим, сказала она. Там выходит перевод моей книги. Может, ты захочешь поехать со мной?

Он словно совсем не удивился этому приглашению. Потушил сигарету, растерев ее о стену сарая. В глубине сада гавкнула собака.

У меня денег нет, сказал Феликс.

Я за все заплачу. Я же богатая и знаменитая, помнишь?

Он неуверенно улыбнулся. Ты точно странная, сказал он. Прав я был. И надолго ты?

Туда в среду и возвращаюсь в понедельник утром. Но, если хочешь, можем остаться подольше.

Тут он рассмеялся. Офигеть, сказал он.

Ты бывал в Риме?

Нет.

Тогда, я думаю, тебе надо поехать, сказала она. Тебе, пожалуй, понравится.

Откуда тебе знать, что мне понравится?

Они посмотрели друг на друга. В темноте они вряд ли могли толком увидеть выражения лиц друг друга, но все же смотрели не отрываясь, словно сам взгляд был важнее того, что можно увидеть глазами.

А я и не знаю. Просто мне так кажется.

В конце концов он отвернулся. Ну давай, сказал он. Я поеду.