Книга: Джозеф Антон. Мемуары - Салман Рушди

8888 - таков рейтинг автобиографической книги Салмана Рушди 30 декабря 2023 года, и сегодня я разобью венок бесконечного китайского счастья* своей четверкой. Надо сказать, что это не самый высокий рейтинг, в среднем его книги набирают в полтора раза больше, а у лидеров: "Шайтанских аятов" (известных у нас как "Сатанинские стихи" из-за неверного перевода) и Букера Букеров "Детей полуночи" - 62 000 и 122 000 соответственно. Впрочем, моя самая большая любовь у Рушди "Кишотт" набрал всего девять с половиной тысяч оценок, а новинка нынешнего года "Victory city" чуть не дотянула до девяти. Для автофикшена, написанного много раньше времени, когда это стало мейнстримом - неплохо.

Потому что "Джозеф Антон" и есть, автофикшен, повествование о жизни героя, написанное им самим. Правдивое, хотя не без некоторой новеллизации, и охватывающее период задолго до объявленной ему аятоллой Хомейни фетвой - смертным приговором с призывом ко всякому правоверному, встретив Рушди, убить его. Удивительно, но я помню, как впервые услышала об этом весной 1989, именно тогда перевод заглавия романа прозвучал в русскоязычном пространстве впервые, надолго утвердив в убеждении, что речь, впрямь, о каких-то стихах, и значит автор поэт. В каковом благополучно пребывала еще лет двадцать.

Читать Салмана Рушди, а чаще слушать его, потому что большинство его книг у нас в аудиоверсии в исполнении любимого чтеца Игоря Князева, я начала в последние пять лет, и вместе с сегодняшней, в моем активе теперь дюжина его книг. Хотя скандального романа из-за которого тысячи фанатиков готовы были пожертвовать каждый по одной почке, чтобы только увидеть его мертвым -"Шайтанских аятов" так и не прочла. Впрочем, судя по тому, что говорит о романе автор, ничего, что могло бы реально оскорбить чувства верующих, в нем нет.

Там смотрите, какая штука: Рушди историк, он специализировался на истории ислама и в большинстве основных сборников хадисов, преданий о жизни Пророка фигурирует эпизод, получивший позднее известность как «случай с шайтанскими аятами». Как-то раз Пророк спустился с горы и прочитал суру (53-ю) под названием «Ан-Наджм», то есть «Звезда», где фигурировали три богини-птицы, угодные Аллаху. Через некоторое время, он снова побывал на горе и, спустившись, поведал, что прежде в образе архангела ему являлся Дьявол, переданные тогда аяты надо заменить в священной книге на: «Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу, и Манат — третью, иную? Они — только имена, которыми вы сами назвали, — вы и родители ваши. Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины? Это тогда — разделение обидное!».**

Да, он выбрал для своего романа, где с героем общается падший ангел, кликбейтное (в сегодняшних языковых реалиях) и достаточно провокативное заглавие, и да - за намеренный эпатаж в неверно выбранном времени/месте приходится иногда расплачиваться дороже, чем можно вообразить (скандальная вечеринка звезд наглядное тому подтверждение). Однако прожить десятилетие человеком-невидимкой под усиленной охраной, это сурово. А сегодня, спустя одиннадцать лет после выхода "Джозефа Антона", когда угроза, казалось, миновала, и зная то, что мы знаем о происшествии 12 августа 2022 - просто люто.

Впрочем, Салман Рушди показал невероятную адаптивность к самым неблагоприятным условиям, способность не только выживать, но писать отличные книги и поддерживать реноме одного из топовых мировых прозаиков в 76 лет. И все-таки, что такое "Джозеф Антон"? В заглавии конспиративное имя, которым пользовался герой-рассказчик, составленное из имен Джозефа Конрада и Антона Чехова (ага!), не в силу немыслимой любви к этим двоим, но потому что сочетание хорошо звучало и было одобрено охранявшими его ребятами из спецподразделения.

Кажется, такая книга должна быть увлекательной как шпионский триллер по определению. Но нет, в реальности все это грустно, тяжко, муторно, связано со множеством неудобств. И расходов, кстати. Потому что никаких конспиративных квартир писателю не предоставляли, все арендованные дома он снимал за свой счет, за исключением случаев, когда приют на пару-тройку месяцев давали друзья писатели или издатели, и вот эта часть дружеского расположения самых разных людей из книжного мира - она действительно впечатляет. Поразительно, как они бескорыстны, как не поддаются страху, как тот, кто мог бы стать прокаженным, получал столько действенной поддержки.

Для продвинутого читателя одно только перечисление звездных имен катехизис, даже не буду начинать, потому что они составят несколько абзацев. А будучи знакомой с фабулами романов Рушди, я то и дело ловила там и тут в тексте хвосты историй и черты персонажей, основой для которых послужили впечатления книги. Достаточно много внимания уделяется женам и старшему сыну писателя. Интересные байки про парней из охраны. Но в целом повествование скорее скучноватое, каким бывает любой правдивый рассказ о выматывающих обстоятельствах.

Интересный читательский опыт, я рада, что он у меня есть. Спасибо главреду Альпины Татьяне Соловьевой за рассказ о книге, я решила прочесть после ее поста пару месяцев назад - вот успела переместить в done до конца года. И конечно, огромное спасибо за перевод Леониду Мотылеву, одному из любимых переводчиков. Всех с Наступающим! Свободы слова и убеждений нам всем!

* "8" самая счастливая цифра в Китае ("4" - самая неблагоприятная) **Цитаты из Корана в пер. Ю.Крачковского

Автор последовательно описывает, как он стал писателем — и как у него сначала не получалось, как он любил и придумывал свои истории, а потом, такое чувство, влетел в стену. Был в каком-то фильме такой желейный куб, ловушка, из которого потом чёрт с два выберешься — клейкий же! Сам автор сравнивает годы жизни под фетвой с пампасами — огромное пространство, во все стороны одинаковое. А в последних главах (примерно две с половиной от конца) действие вдруг взрыкивает двигателем, разгоняется, расшвыривает грязь из-под колёс. В какой-то момент мне показалось, что сейчас рухнет, потому что тон меняется.

Было поразительно читать описание разных по травматичности событий (травля в прессе, сложное расставание с женой Мэрион, внутренние сомнения), данное без злобы. Как было у Миядзаки, «смотреть глазами, не замутнёнными ненавистью». И так же поразительно — поразительно больно — было, когда в конце книги текст стал просто исходить едкой жёлчью, прям ядом, серьёзно! Нужно клеить табличку: осторожно, травмоопасно.

Но в целом, книга о том, что человека нельзя назвать одним словом — ни по национальности, ни по этнической принадлежности, ни по профессии, ни по чему ещё. И как раз попытка запихать всю огромную, разностороннюю, противоречивую человеческую личность в рамки всего одного слова и приводит к конфликтам и к ненависти — этот последний пассаж-рассуждение в финале книги пришлось расшифровывать и решать, как уравнение. То ли перевод слишком невнятный, то ли мысль так выражена, то ли я к концу книги устала.

Но столько добыто в этой книге сокровищ! И внезапных — как (очень) неприятный мужской взгляд на жену, которая изменилась после рождения ребёнка. Так и «таблетка от ненависти» — фраза «непостижимое стало постижимым». И наблюдение: даже если человек говорит, что стоит на позиции исключительно светской, атеистической, не религиозной (то есть, магическое мышление, выйди вон!), он всё равно может сказать что-то эдакое. Не «я сделал выбор», а «моя потребность была императивом», вот какие-то высшие силы! Похоже на чулан, куда прячут всякие забытые штуки, а потом они как вылазят.

И самое ценное — столько прожито наполненных минут за чтением! Столько пережито эмоций! Очень хотелось написать много ругательных слов из-за последних глав и звёздочек поставить поменьше, особенно после утверждений о «судьбе» — но ведь о том и книга. О свободе высказываться, о свободе быть услышанным, о свободе цивилизованно не соглашаться. И чётко понимать, что нация и этнос — не одно и то же. Не обобщать. Пожалуй, по важности для формирования картины мира стоит рядом с «Американхой» — там мне стало всё понятно про расизм, а здесь — про фанатиков и про живую литературу. А она там просто дышит! Такое удивительное чувство контекста, большой игры, диалога — как у Эко в его публицистике.

*Фетва - иранские власти пообещали большие деньги за убийство автора и многие мусульмане считали за честь это исполнить.

2. «Джозеф Антон» и «Дневник Бриджит Джонс»

Думаю, что еще никто не решился сделать такой вот неочевидный ход – не попытался сравнить «Джозефа Антона» с «Дневником Бриджит Джонс». Что ж, раз никто этого не сделал, то это сделаю я. А между двумя этими книгами (и судьбами их героев) на самом деле довольно много общего. Есть и чисто технические зацепки. Во-первых, Салман Рушди был знаком с Хелен Филдинг. Это не должно нас удивлять, вообще, одно из впечатлений от «Джозефа Антона» состоит в том, что писательское сообщество, как и все остальное в этом мире, глобализировалось – и все писатели хоть немного да знакомы друг с другом. К тому же Хелен Филдинг писатель британский, а Салман Рушди, хотя он и трудно поддается национальному определению, но все же, если в первую очередь он индиец, то во вторую – скорее всего британец. Два британца - ну, значит, просто соседи по лестничной площадке, можно сказать. Это, во-первых. Во-вторых, Салман Рушди, как известно всем тем, кто смотрел фильм «Дневник Бриджит Джонс», сыграл в этом фильме эпизодическую роль. Да и мне, хотя я и не смотрел этот фильм, все равно это известно. В-третьих, и в пространство «Джозефа Антона» и в «Дневник Бриджит Джонс» на правах случайного эпизодического гостя заглядывает другой знаменитый британский писатель – Джулиан Барнс. Не знаю, правда, может быть, он заглядывает в романы всех британских писателей? Роман британского писателя не может считаться законченным, пока на его страницах не появится Джулиан Барнс:) Но – не уверен, это так, для красного словца сказано… На этом «технические» точки пересечения вроде бы заканчиваются. Перехожу к точкам совпадения смысловым.

3. День святого Валентина

День святого Валентина – не самый лучший день в году. Ни для Салмана Рушди, ни для Бриджит Джонс. Бриджит не получает в этот день ни одной валентинки. Салман Рушди напротив – получает-таки одну, но такую, какую он был бы весьма счастлив не получать. В самом деле, когда вас приговаривают к смерти в день святого Валентина – приятного в этом мало. Но аятолла Хомейни решил выбрать именно этот день, разумеется, не понимая иронического контекста. У религиозных лидеров обычно плохо с иронией. Так было вчера, так есть сегодня (так будет завтра?) В этом смысле они очень похожи на политических лидеров, да и во многих других смыслах – тоже. Итак, 14 февраля 1989 года аятолла заявил следующее:

«Я извещаю неустрашимых мусульман всего мира, что автор книги «Шайтанские аяты», направленной против ислама, Пророка и Корана, а также все, кто, зная ее содержание, был причастен к ее публикации, приговариваются к смерти. Призываю мусульман казнить их, где бы они их ни обнаружили».

Фетва-приговор к смерти – валентинка ненависти.

4. «Свобода от» и «Свобода для»

Когда вы хотите быть свободным, то нужно знать две вещи: от чего вы хотите быть свободным, и – для чего. Салман Рушди хочет быть свободным от угрозы физической расправы со стороны мусульман; и он хочет быть свободным для того, чтобы свободно писать книги. Бриджит Джонс хочет быть свободной от «зависимости от мужчин», а вот для чего она хочет быть свободной – это, надо признаться, не очень ей понятно. Но все же у Бриджит и Салмана чрезвычайно много общего. И, прежде всего, они постоянно думают именно о том, о чем им меньше всего следовало бы думать. Рушди и хотел бы (очень хотел бы) не думать о фетве, да не может. Бриджит и хотела бы (не очень-то и хотела) «забить на мужиков», да не получается. Правда, периодически, и тот и другая освобождаются. Рушди находит в себе силы писать, Бриджит находит в себе силы не быть ни в кого влюбленной. Ей бы сделать еще один шажок… но, повторюсь, что это должен быть за шажок, она не понимает. В конечном счете, Мужчина опять неизменно занимает свое незаконное место властителя ее дум, а весь ее настрой в плане как «свободы от» так и «свободы для» исчерпывающе описывается следующим программным заявлением:

Я не должна: Страдать от отсутствия личной жизни. Необходимо развивать уважение к себе, чувство собственного достоинства и учиться воспринимать себя как самодостаточную женщину, которая полноценна и без мужчины, – т. к. это лучший способ обрести мужчину.

«Свобода от» Дэниэла Кливера превращается в «свободу для» Марка Дарси, и только.

5. Жизнь как роман

Как вы помните, каждый божий день для Бриджит Джонс начинается со своего рода ритуальных подсчетов: сколько она весит, сколько съела, сколько выпила, сколько выкурила и т.д. Это своего рода ежедневная рутина, но и вместе с тем – чрезвычайно важная составляющая как книги, так и жизни Бриджит. Без этих ритуальных подсчетов и день - не день. Надо сказать, что на протяжении «Джозефа Антона» Рушди также некоторое время уделяет описанию своей «фигуры», - он периодически «расползается», а потом опять входит в форму, злоупотребляет алкоголем, а затем берет себя в руки (насколько это возможно для писателя), и т.д. Но в данном случае объектом сравнения будет не это. Я бы сказал, что «Джозеф Антон» распадается на две неравнозначные с точки зрения вызываемого интереса части. Первая «половина» идет просто на нескончаемое Ура! Вторая – вязнет в деталях жизни Салмана Рушди. Именно что вначале каждая деталь его жизни носит «романический характер», являясь частью печального, но захватывающего сценария его жизни в целом. «Прятки от террористов» – это очень интересно, конечно, если ты не прячущаяся «мишень», но – читатель. Но жизнь – не роман, то есть роман – но необработанный. Рушди и сам пишет, что эта бесконечная, длящаяся годами и перевалившая через десятилетие история попросту всех утомила. Мне кажется, что и читателя на каком-то этапе она начинает утомлять.

Конечно, и романисту никто не мешает взять за основу именно такую историю, которая на каком-то этапе начинает утомлять. Но романист волен пропустить многие страницы жизни, а вот сама жизнь никогда не дает живущему этого права. Человек должен прочесть каждую страницу своей жизни, нравится она ему или не нравится, скучно ему или весело, имеет она какое либо определяющее значение, или не имеет. Но предопределяет ли это отличие автобиографии от автобиографического романа? Ведь все равно именно автор отвечает за текст! При этом Рушди вполне сознательно пишет не роман, а автобиографию. А ведь автобиография – это все равно не сама жизнь, но – книга о жизни. Да, мне кажется, что это проблема многих автобиографий – автору надо исходить из того, что его жизнь сама по себе нисколько не интересна читателю, но что интересной должна быть – Книга. А куда автобиографируемый поехал в такой-то день и с кем он встретился в другой – все это примерно настолько же существенно, насколько существенна «информация о похудании» Бриджет Джонс. Пока эта информация занимает свое место в начале главы, как своего рода вводная часть – все это уместно. А вот когда такая информация и становится собственно «главой» - интересного мало.

6. Закон возможности сравнения любых двух книг

Чтобы не терять зря времени, сформулирую-ка я какой-нибудь закон. Но что это должен быть за закон, прямо вот и не знаю. Хм… Придумал. Вы что и вправду поверили, что между двумя этими книгами - «Джозеф Антон» и «Дневник Бриджит Джонс» - так уж много общего? Да нет, конечно. Почему же я тогда стал их сравнивать? Да потому что сначала я прочитал одну книгу («Джозеф Антон»), а потом, почти сразу – другую («Дневник Бриджит Джонс). Вот и полезли всякие сравнительные мысли. А отсюда уже и до закона не далеко, и прозвучит он так: любые две произвольно взятые (читабельные) книги могут быть представлены как книги во многом родственные. Проверять законность этого закона я не буду. Да и зачем вообще проверять законы? Если закон – это закон, то он и так действует – без всяких проверок. А если нет – ну, будет одним законом меньше, думаю, никто не расстроится:)

7. Кто такой Джозеф Антон?

Под конец настало время вернуться к началу. Кто же такой Джозеф Антон? Пусть каждый, кто не хочет этого узнавать, да не заглядывает под кат. Кто заглянул – я не виноват.

Дальше...

Правда, в свое извинение я скажу, что тайна сия раскрывается уже в аннотации к книге – совершенно зря, на мой взгляд. Я вот аннотацию не читал, и мне лично «расшифровка» имени «Джозеф Антон» доставила истинное удовольствие. В общем, во-первых, Джозеф Антон – это Салман Рушди, точнее говоря, псевдоним, который он вынужден был взять, просто чтобы можно было пользоваться каким-то именем, не засвечивая имени «Салман Рушди». Ну а так как Рушди – писатель, то, конечно, он не мог поступить как нормальный человек, а вместо этого превратил изобретение псевдонима в писательскую игру – и одновременно в игру с именами писателей. Впрочем, чем объяснять самому, предоставлю слово непосредственно автору:

Он принялся перебирать любимых писателей и составлять комбинации из их имен и фамилий. Владимир Джойс. Марсель Беккет. Франц Стерн. Он составлял списки таких сочетаний, и все они выглядели как-то глупо. Но потом нашлось одно, о котором нельзя было этого сказать. Он написал рядом имена Конрада и Чехова – и вот они, имя и фамилия, которые ему предстояло носить одиннадцать лет. - Джозеф Антон.

Красиво? Красиво! Предлагаю всем включиться в эту игру и придумать по более или менее элегантному составному писательскому имени. Мои придумки следующие: Джек Эрнест (Джек Лондон и Эрнест Хэмингуэй) и Сомерсет Джером (Сомерсет Моэм и Джером Д. Сэлинджер). Ну и Фёдор Лев, пожалуй:)

Про Салмана Рушди многое говорят, чаще всего, что он слишком «европеизированный автор» и не живёт на территории своей страны. Пишет, скорее о том, что происходит с людьми, уехавшими из Индии и близких по культуре стран. Но это не совсем верно и корректно. Для того чтобы понять что к чему и нужно прочесть эту книгу. Близкое по атмосфере произведение – «Девушка в переводе». Переехав, ты уже не являешься частью своей культуры, но при этом ты и не являешься частью другой страны. Так, серединка на половинку. И в этой книге автор показывает, какие его разделяют противоречия. Он честен со своими читателями. Да он родился в Индии, но образование получал в Англии, и его родителей нельзя было назвать истинно верующими мусульманами. Поэтому это и было правильным, дать ребёнку шанс узнать что-то другое. И, хотя это далось Салману с большим трудом, он смог освоиться. И на самом деле сложно даже не писать, сложно как раз сохранить частички своей культуры и воспоминаний о родине и при этом не перейти грань.

Это книга ответ на реальную угрозу со стороны людей, которые даже не пытаются вникать в суть написанного. Я знакома с «Сатанинскими стихами» и скажу лишь одно, лично я не увидела там абсолютно ничего такого, что бы делало уязвимыми чьи-то религиозные чувства. Хотя нужен ли таким людям повод? Если уж говорить, то «Клоун Шалимар» более провокационное, чем те же самые «Сатанинские стихи». Вообще в этой книге очень многое рассказывается не только об их создании, мотивах повлиявших на написание того или иного произведения. В этом плане действительно очень интересно читать. Как и в случае с Агатой Кристи, Салман Рушди тоже хорошо показывает путь становления его как писателя, даёт темы для размышлений. Как уже говорилось выше, это ещё и история его семьи, его размышления на разные темы. Темы, связанные с культурой, традициями, писательским делом. Рассказы о людях, которые его окружают, других писателях. На первый взгляд кажется, что ну что такого в положении автора? Но это на самом деле страшно, постоянно бояться за себя, за свою семью, вдруг с ними что-то произойдёт. Постоянный прессинг после, которого ты уже и не рад, что оказался в таком положении. Не 5, просто потому, что напряжение очень сильно чувствовалось и ситуация била нервам.

О чем книга: Итак, «Джозеф Антон». Во-первых, не верьте аннотациям: потому что автобиография здесь – лишь форма. Мы имеем дело с настоящим романом: с символикой, идеями и сюжетными арками. Да, тут множество мемуарных элементов – воспоминания о юности, взрослении, рождении первого сына, первого романа и – первого успешного романа. Но штука в том, что это – лишь отвлекающий маневр. Рушди умудрился даже свои мемуары превратить в метафору – расширить до размеров серьезного высказывания. Он вообще никогда не страдал от скромности, но – в его случае это как раз плюс. Ключевая идея книги вынесена в заглавие: это отношения писателя с его псевдонимом. «Джозеф Антон» (образовано от имен Джозефа Конрада и Антона Чехова) – имя, которое Рушди придумал себе по совету спецслужб, когда за его голову объявили награду в миллион (а потом и в два и в три) долларов за публикацию «Сатанинских стихов». И главное здесь – это как раз противостояние автора и его альтер-эго: своего рода вариация на тему Джекилла и Хайда. Отсюда – тема утраченной идентичности: «Кто я и почему я прячусь?». Все это очень похоже на магический реализм – в какой-то момент Джозеф Антон начинает присваивать себе жизнь Салмана Рушди – его подписи появляются на банковских чеках, его имя – на письмах и на авиабилетах. Автобиография, говорите? Ну, ну… Рушди пытается быть честным – здесь много нелицеприятных историй: трусость, измена, предательство, жадность. И даже совсем унизительные сцены: «Перестало работать центральное отопление, и пришлось позвать слесаря. Несколько часов надо было прятаться от него в ванной, обильно потея привычным уже потом стыда. Потом осматривать дом пришел агент по недвижимости – стало быть, снова в ванную. Наконец, явился рабочий устранить сырые пятна на стенах и заменить участок потолка, серьезно поврежденный протечками. От него спрятаться было негде, поэтому бедному Джозефу Антону пришлось, пока тот работал в гостиной, поспешно сбежать по лестнице в гараж – от обнаружения его при этом спасла только закрытая дверь комнаты – и сесть в машину, в которой его немедленно увезли...» Вот так – лауреат Букеровской премии, автор «Детей полуночи» прячется в ванной от слесаря… Невольно вспоминается «Превращение» Кафки – ведь и здесь главный герой низведен до уровня насекомого, чья судьба – молчать и стыдиться себя. Но дальше – перелом: бунт автора. «Я решил что с меня достаточно, - говорит он, - меня зовут Салман, моя фамилия – Рушди, и по-другому быть не может». «Джозеф Антон» – это история о человеке, который заново – осколок за осколком – склеивает свою разбитую гордость; о человеке, который заново учится ходить по улицам – не пугаясь каждого шороха и собственной тени. Это история о выходе из комы – но комы метафорической. Это хроника борьбы искусства против варварства, свободы против фанатизма. И в то же время – это благодарственная речь, гимн бесстрашию людей, помогавших Салману Рушди бороться за свое право писать книги, несмотря на угрозы и покушения, стрельбу и взрывы в книжных магазинах и издательствах.