Текст книги "Идеальный выбор"

Глава 2

Черт бы побрал безрассудный характер его братца!

Фамильная карета Стирлингов, грандиозное сооружение из черной блестящей кожи и сверкающего серебра, обогнула угол и выехала на Сент-Мартинс-лейн. Припозднившемуся прохожему (а таковых, учитывая жуткую погоду и поздний час, было немного) это показалось бы явно неуместным на грязных улицах Сент-Джайлза. Сидящий в карете Себастьян Стирлинг достаточно крепко удерживал в руке кожаный ремень и в узде – свой темперамент. Он редко позволял себе проявлять этот темперамент, но ведь, как известно, всему есть предел.

Он приятно провел время за обедом у Фартингейлов – было и в самом деле приятно, иначе Себастьян не засиделся бы за полночь. Джастина тоже приглашали, но он предпочел не являться. Стоукс, дворецкий, сообщил Себастьяну, когда тот покидал городской дом, что Джастин собирается провести вечер за игрой.

Уехав от Фартингейлов, Себастьян заглянул в клуб «Уайте». Хотя они с Джастином жили под одной крышей, в последние несколько дней они почти не виделись. С тех пор как Джулианна отправилась в путешествие, в доме, кроме братьев, оставались только слуги; сейчас все они давно уже спят, но им с Джастином, может, доведется выпить в клубе по стаканчику бренди. Самое время уведомить Джастина о своих планах, пока братец не прочитает о них в завтрашних газетах…

Однако Джастина он в клубе не обнаружил. Там был только его друг Гидеон, здорово навеселе, – впрочем, бывает ли он вообще в ином состоянии? Гидеон сказал, что видел Джастина недавно…

В игорном аду Сент-Джайлза.

Именно по этой причине Себастьян велел кучеру ехать как можно быстрее. Он слышал, сидя в карете, как Джимми понукает лошадей. Проклятое безрассудство Джастина! Господи, ведь было же время, когда Себастьян считал, что брат в жизни ничем и никем не увлечется. Что за блажь влекла его теперь в подобные злачные места? Почему его нынешняя жизнь состояла только из трех слагаемых: азартные игры, шлюхи, вино? Что касается Гидеона… ах, да оба они подонки, и неизвестно, кто из них хуже.

При других обстоятельствах Себастьян ни за что не поехал бы на Сент-Джайлз, в это чуть ли не самое скверное место на земном шаре, густо населенное карманниками и грабителями. В это время суток человек, идущий по любой из улиц Лондона, подвергался риску быть ограбленным. Но в таком районе, как этот, прохожий рисковал не только часами, но и самой жизнью.

Себастьян крепко стиснул челюсти. Недаром он предпочитает Терстон Лондону, подумалось ему.

Карета по непонятной причине вдруг сделала поворот, причем опасно наклонилась вбок. Себастьян попытался сохранить равновесие. Еще поворот, рывок – и карета остановилась. Себастьяна швырнуло на другой конец сиденья, он едва не разбил голову о раму окна. Он выпрямился, пинком открыл дверцу и крикнул:

– Джимми! В чем дело? Грабители?

Кучер даже не пошевелился на своем насесте. Потом качнул головой и ответил:

– Нет, милорд.

– Так езжай, парень! – не сдержавшись, рявкнул Себастьян.

Джимми вытянул указательный палец:

– На земле лежит чье-то тело, милорд.

Кто бы там ни лежал, он явно хлебнул лишку. Себастьян собирался сказать кучеру, чтобы он ехал дальше, но что-то его удержало, – быть может, то, что распростертое «тело», как назвал его Джимми, казалось необычайно маленьким под широким и длинным плащом. Каблуки сапог Себастьяна громко простучали по камням мостовой, когда он, выскочив из кареты, быстрым шагом направился к лежащему – или, вернее, лежащей. Джимми остался на козлах и озирался с испуганным видом, словно боялся, что карету с минуты на минуту окружат разбойники.

Себастьян, к слову сказать, не исключал такой возможности.

Он наклонился над женщиной и пригляделся. Она была сильно испачкана в грязи. Уличная девка, которая напилась до бесчувствия? А может, это уловка, рассчитанная на то, что он наклонится поближе, а она вытянет у него из кармана кошелек?

Он осторожно встряхнул ее – и тотчас отдернул руку. Черт, забыл перчатки на сиденье в карете. Впрочем, это уже не важно.

– Мистрис! – громко окликнул он женщину. – Проснитесь, вставайте!

Она осталась неподвижной.

Странное чувство охватило его. Он уже не остерегался, ощущение скрытой опасности исчезло. Но тут он глянул на свою руку. Кончики пальцев были мокрыми, но не от дождевой воды. От другой жидкости – густой, темной и пахучей.

Он со свистом втянул в легкие воздух и выругался. Двигаясь почти машинально, повернул раненую женщину на бок.

– Мистрис, – настойчиво повторил он. – Вы меня слышите?

Она чуть-чуть пошевелилась и застонала, когда он приподнял ей голову. Сердце у Себастьяна радостно забилось. Она без сознания, но жива!

Из-за темноты, до нелепости громоздкого плаща и соответствующего ему по величине капора он не мог толком разглядеть ее лицо, но понял, что к ней возвращается сознание. Когда глаза ее открылись, Себастьян поспешил предупредить:

– Не двигайтесь. И не пугайтесь.

Губы ее приоткрылись. Долгим, бесконечно долгим взглядом она изучала черты его склоненного к ней лица. Потом сделала еле заметное движение головой и прошептала:

– Вы исчезнете, да?

Себастьян растерянно моргнул. Он не знал, каких слов ожидал от нее, но уж только не этих.

– Ни в коем случае.

– Значит, вы мне снитесь. – К его величайшему изумлению, маленькая ручка поднялась и коснулась его губ. – Потому что ни один мужчина в мире не может быть таким красивым.

Странная улыбка промелькнула на его губах.

– Вы еще не видели моего брата, – заговорил он, но фраза осталась неоконченной, потому что ресницы у девушки затрепетали и глаза закрылись. Себастьян успел поддержать ее голову, иначе она стукнулась бы о неровные камни мостовой. В следующее мгновение он встал на ноги и, держа девушку на руках, повернулся к карете. – Джимми! – рявкнул он.

Но Джимми уже угадал его намерения.

– Слушаюсь, милорд.

Ступенька опущена, дверцы кареты открыты. Себастьян забрался внутрь, уложил свою ношу на сиденье. Джимми заглянул в карету:

– Куда прикажете, милорд?

Себастьян молча смотрел на неподвижную девушку. Господи, да ведь ей необходим врач! Он подумал об Уинслоу, их семей ном докторе, но тут же вспомнил, что Уинслоу уж год как живет в деревне. А ездить сейчас по городу в поисках врача бессмысленно…

– Домой, – мрачно произнес он. – И поживее, Джимми.

Не Стоукс, а Джастин отворил входную дверь фешенебельного городского дома Себастьяна.

– Ну-ну, – протянул он. – Поздненько мы нынче, уж не…

Тут он оборвал речь при виде брата, держащего на руках женщину, но вовсе не того сорта, за какими он обычно ухаживал. Скорее она относилась к тому сорту дам, какой предпочитал Джастин.

С ее насквозь мокрого, обвисшего плаща натекла лужа на великолепно натертый паркет. Голова ее покоилась на руке Себастьяна, лицом женщина уткнулась в его пальто.

Джастин уставился на брата изумленно-недоверчивым взглядом:

– Черт побери, Себастьян…

– Она ранена, Джастин. Истекает кровью.

– Боже милостивый! В нее стреляли?

– Не знаю, – отрывисто бросил Себастьян. – Давай отнесем ее наверх. В желтую комнату.

Стараясь идти в ногу, братья поднялись по лестнице, миновали лестничную площадку и зашагали по коридору.

– Так что же, черт побери, случилось?

– Я обнаружил ее распростертой на мостовой одной из улиц в Сент-Джайлзе. Джимми едва на нее не наехал.

– В Сент-Джайлзе? Ты?! – С этим изумленным восклицанием Джастин отворил дверь спальни.

– Да, – бросил Себастьян, удостоив брата весьма выразительным взглядом.

В эту минуту в спальне появился дворецкий; все еще облаченный в ночное одеяние, он остановился у порога, потирая грудь.

– Милорд, не нужна ли моя помощь?

– Принесите горячую воду и чистые полотняные бинты, – приказал Себастьян. – И поскорее, Стоукс.

Он опустил свою ношу на постель и принялся ее разглядывать. Девушка вся промокла и дрожала, лицо у нее было бледное, как снег. Чтобы добраться до его городского дома, понадобилось небольшое время – всего около четверти часа, но она снова потеряла сознание и пока не приходила в себя. Это встревожило Себастьяна.

Особенно после того, как он обнаружил, что она беременна.

– Попробуем выяснить, откуда идет кровь, – сказал он и снял с головы раненой ее нелепый капор.

Густые и длинные золотистые волосы каскадом упали на подушку.

Он отвел кудри в сторону и склонился над девушкой. Взялся за мокрые, перепутанные завязки ее плаща и брезгливо поморщил свой патрицианский нос. Совершенно изношенное одеяние цветом своим напоминало мутные воды Темзы.

– Господи, что за вонь! – Себастьян принюхался. – От нее пахнет рыбой и табаком…

– Да, – согласился Джастин. – А еще прокисшим элем и каким-то жиром. Просто ядовитая смесь, верно?

Себастьян проклинал свои неуклюжие пальцы. Наконец он справился с завязками, выдернул плащ из-под спины девушки и отшвырнул его подальше на пол.

– Осторожнее, – предупредил его Джастин. – Она, мне кажется, в интересном положении.

– Да.

Себастьян окинул быстрым взглядом неподвижное тело. Судя по размеру ее беременного чрева, бедняжка должна вот-вот родить. И еще: бросается в глаза несоответствие этого живота и узеньких плеч. Себастьян нахмурился. С ее наружностью определенно что-то не так. Теперь, когда с нее сняли плащ, живот выглядел каким-то… бугорчатым.

Это было подозрительно. Ткнув пальцем в этот непонятный живот, Себастьян почувствовал, что он очень мягок. Себастьян крепко сжал губы и просунул руки под обрывки того, что когда-то было платьем.

Джастин стоял позади и смотрел через плечо брата; сначала Себастьян вытянул из-под платья спутанный шнур, потом вытащил измятую подушку и бросил все это на пестрый обюссонский ковер рядом с мокрым и грязным плащом.

– О Боже! – воскликнул потрясенный Джастин. – Она вовсе не…

– Вот именно, – подтвердил старший брат. Последовала долгая, томительная пауза, затем прозвучали слова Джастина:

– Какого дьявола женщине надо притворяться, что она беременна?

– Это просто уловка, – предположил Себастьян, недовольно хмыкнув. – Шнур и подушка помогали ей прятать накопленные деньги.

– Накопленные деньги, – машинально повторил Джастин.

– Она воровка, Джастин.

– Но там ничего не спрятано!

– Ты думаешь?

Себастьян заметил, что в руке девушки что-то есть. Он попытался разжать пальцы, но девушка не позволила, еще крепче сжав их.

– Мое, – пробормотала она. И повторила: – Мое!

Приложив усилие, Себастьян добился своего и увидел на раскрытой ладони ожерелье. Он даже не посмотрел на этот предмет сколько-нибудь внимательно – просто сунул себе в карман со словами:

– Бог знает что! Я притащил к себе в дом воровку.

– Перестань, – запротестовал Джастин. – Не мог же ты оставить ее валяться на мостовой. Ее могли затоптать чьи-нибудь лошади. Если это может послужить тебе утешением, знай, что я поступил бы точно так же.

– Неужели у тебя появились зачатки совести?

– Как знать? Может, я последую твоему примеру и начну вести респектабельный образ жизни, хоть и не могу себе представить ничего более скучного.

Все, кто хорошо знал эту парочку, знали также их манеру постоянно подтрунивать друг над другом. Пока они так болтали, Себастьян продолжал стаскивать с бесчувственной девушки оставшуюся одежду. Но тут Джастин выпалил:

– Посмотри, ведь в нее не стреляли, а пырнули ножом!

Себастьян осмотрел рану с неровными краями; кровь уже успела подсохнуть. Если девушке повезло и острие ножа всего лишь скользнуло по ребру, тогда рана не смертельна, а кровотечение скоро прекратится.

Стоукс принес горячую воду и бинты, поставил поднос на столик у кровати. Себастьян сложил бинт в несколько слоев. Взяв раненую одной рукой за худенькое плечо, повернул ее на бок и прижал к окровавленному месту сложенную материю. Очень скоро предательское ярко-красное пятно проступило на поверхности ткани. Себастьян чертыхнулся и усилил давление.

Девушка дернулась и застонала, и этот стон болью отозвался во всем теле Себастьяна. Несчастная повернула голову, глаза ее были открыты, и она смотрела Себастьяну прямо в лицо. Они умоляли, ее глаза. В них сверкали золотистые искорки – необычные, как он отметил про себя, – искорки жизни. Девушка была совсем молодой, не старше двадцати лет, решил Себастьян.

Усилия его не пропали даром: кровь скоро начала униматься. С помощью Джастина он наложил на рану сложенную во много раз чистую ткань и крепко прибинтовал.

Только после этого Себастьян позволил себе вздохнуть свободно. Кончиком салфетки старательно и бережно стер со щек раненой грязь.

– Она страшно бледна, – произнес Джастин.

– Я вижу, – ответил Себастьян, который и в самом деле обратил внимание на эту мертвенную бледность не только лица, но и всего тела девушки. Ее сложение было хрупким, руки маленькие, изящные, ножки стройные, с изысканно красивой ступней, точь-в-точь как у их с Джастином сестры Джулианны. – Я же думал, что ее надо показать врачу, – произнес он как бы про себя.

Но Джастин отозвался:

– Любопытно, где бы ты нашел врача в такое время суток? – Он положил ладонь брату на плечо и пожал его. – Кроме того, я полагаю, что в отличие от меня из тебя мог бы выйти отличный врач. – Тон его дальнейших слов сделался более оживленным. – Ты же у меня герой, перевязывал раненых на поле битвы. Полагаю, ты куда более опытный врач, чем многие другие медики.

Себастьян не выразил ни согласия с этой оценкой, ни несогласия. Он гордился тем, что смог послужить отчизне во время войны с Наполеоном, однако, вернувшись в Англию с Пиренейского полуострова, он задвинул свои военные воспоминания в такие глубины сознания, откуда их очень нелегко было извлечь. И никак не думал, что его умение может когда-нибудь пригодиться, да еще где – в собственном доме!

Себастьян осторожно перевернул пациентку на спину.

Полная, ничем не нарушаемая тишина длилась и длилась. Видимо, вначале оба мужчины были чересчур ошеломлены происшедшим, чтобы внимательно рассматривать незнакомку. Но теперь они смотрели на нее как зачарованные. Ничего не поделаешь. Никуда от этого не денешься.

Джастин попробовал высказать то, что невозможно было выразить словами…

– Ты помнишь те коралловые розы в саду Терстон-Холла? – шепотом спросил он. – Их еще так любит Джулианна. Помнишь? Название этого сорта, кажется, «восход солнца». – Еще секунда молчания. – У нее соски того же цвета, что те розы.

Себастьян рывком накинул простыню девушке на грудь.

– Джастин! Умоляю тебя! Ведь она больна!

– А я не слепой. И ты, смею сказать, тоже.

Себастьян устремил на брата угрожающий взор.

– Если можно, я предпочел бы лечить ее без твоих распутных пояснений.

– Иначе говоря, ты хочешь, чтобы я удалился?

– Вот именно, – очень серьезно изрек Себастьян. – Но вели Стоуксу принести еще горячей воды. И мыло. А Танзи пусть принесет одну из ночных рубашек Джулианны.

– Слушаю, милорд. Но поскольку меня изгоняют, я хотел бы предложить один совет.

Себастьян взглянул на брата вопросительно.

– Стоило бы предложить Стоуксу спрятать драгоценности, – с нажимом заговорил Джастин. – Стоило бы также запереть входную дверь. Видишь ли, в доме у нас уличная девка. Она может запросто ограбить нас или перерезать спящим глотки прямо в постелях.

Себастьян вспыхнул, но не успел ответить: Джастин рассмеялся и захлопнул за собой дверь.

Себастьян снова наклонился над пациенткой. Ясно, что Джастин воспринимает ситуацию как комическую. Проклятие, но ведь он-то не нуждается в напоминании, что притащил в дом воровку… в свой собственный дом, Господи!

Но он не мог до конца убедить себя в этом.

Глава 3

Четыре раза пробили большие часы в ореховом футляре, когда Себастьян проходил через отделанный мрамором вестибюль к себе в кабинет; звук затерялся в пустоте под высоким куполом потолка. О присутствии Джастина в доме легко можно было догадаться по острому запаху манильских сигар, которые тот курил постоянно.

Джастин обернулся, когда вошел брат, и тотчас встал со своего места у камина. Он пересек комнату и взял со столика на изящных ножках графинчик с бренди. Себастьян тем временем устроился в кресле за письменным столом. Джастин вручил ему графинчик. Учитывая события этой ночи, сделать глоток бренди не мешало бы. Себастьян и сделал этот глоток – большой и обжигающий.

– Ну как там она?

– Рана оказалась не такой глубокой, как я предположил вначале, – устало проговорил Себастьян и потер колючий подбородок, рассеянно подумав, что надо бы побриться. – Она скоро поправится.

– Отлично. – Джастин легкой походкой подошел к креслу напротив брата. – Признаться, мне чрезвычайно хотелось бы узнать, с чего это тебя занесло в Сент-Джайлз. Это последнее место, где я стал бы тебя искать.

– Уволь меня от твоего сарказма, Джастин. Когда я уезжал к Фартингейлам, Стоукс сообщил мне, что ты намерен провести вечер за игрой, а когда я уехал от Фартингейлов, то заглянул в клуб «Уайте», полагая, что найду тебя там. Гидеон сказал, что ты отправился в Сент-Джайлз, в один из тамошних так называемых клубов, – ответил Себастьян с нескрываемым неодобрением.

– И ты поехал меня выручать? – со смешливой искоркой в глазах спросил Джастин.

– Примерно так.

– Я взрослый мужчина, Себастьян, и не нуждаюсь в том, чтобы ты контролировал каждый мой поступок.

– Сент-Джайлз – опасное место, – возразил Себастьян. – Уверен, что ты об этом знаешь.

– Знаю. Но за исключением некоторого количества невероятно скверного вина, мною выпитого, и гораздо большего невезения в игре, ничего особенного со мной не произошло в тамошнем кабаке.

Видит Бог, Джастин вечно противился строгостям отца или попросту пренебрегал его замечаниями еще в большей степени, чем их капризная и своевольная мать. И все трое детей – Себастьян, Джастин и Джулианна – понимали, что опереться могут только друг на друга. Но если жизнь чему-то и научила Себастьяна, то главным образом тому, что человека невозможно «выстроить» по шаблону. И не нужно пытаться это делать.

Себастьян никогда не забывал скандала, который разрушил их мир, когда он был еще десятилетним мальчиком. Происшедшее оставалось с ним всю жизнь. Джастин унаследовал не только обаяние и живость матери, но, к сожалению, и ее необузданный нрав. Джулианна была слишком мала, чтобы разобраться в случившемся. Она тосковала по матери, но не слишком долго.

Но Джастин… Отец пытался бороться с его своеволием. Пытался обуздать сына. Себастьян, в свою очередь, старался защитить брата, но Джастин, как и их мать, всегда хотел лишь одного: идти своей дорогой, поступать так, как ему хочется. Себастьян понял в отличие от отца, что все попытки ввести Джастина в определенные рамки приводят к бунту и ни к чему другому.

Однако бывали случаи, когда Себастьян не мог найти объяснение тому, что происходило между отцом и Джастином: к примеру, сам он не всегда умел добиться желаемого или повлиять на разрешение какой-либо проблемы, а Джастин выходил из положения без хлопот, с обычной своей беззаботностью.

Но в общем-то Себастьян признавал, что есть вещи, которые мужчина должен оберегать с особым тщанием, прятать их неукоснительно в глубинах души. И потому не пробовал превращать брата в то, чем он стать не мог.

– Невезения, говоришь? – буркнул он. – Это у тебя-то?

– Именно. И должен напомнить тебе, дорогой братец, что я вернулся домой раньше тебя.

– Что верно, то верно. – Себастьян засмеялся, и напряженность между братьями исчезла без следа. – Достаточно сказать, что я никак не ожидал обнаружить женщину на улице, или, что значительно вероятнее, уличную женщину. Ради чего, если не заработка, могла она выйти на улицу в такой час.

– Ты ведь не собираешься уведомлять представителей власти? – нахмурился Джастин.

– Ты считаешь, этого не следует делать?

Взгляд Джастина был совершенно тверд, когда он ответил:

– Да, я так считаю.

– Но ведь обстоятельства по меньшей мере подозрительны. Девушка ранена ножом. Почему? В чем здесь дело? Кто это сделал? И где этот человек сейчас?

– Верно. Но не является ли все это, вместе взятое, причиной для того, чтобы дождаться, когда она придет в сознание, сможет говорить, и тогда выяснить, как обстояло дело? – Себастьян ничего не сказал на это, а Джастин покачал головой и добавил: – Не в твоем духе действовать импульсивно.

Что правда, то правда. Импульсивностью Себастьян никогда не страдал. Он предпочитал четкий распорядок во всем. Был методичен и планы свои строил скрупулезно. И думал, что только поэтому ему и удается все, чего он хочет.

– Полагаю, обращение к властям вряд ли можно считать импульсивным действием, – медленно проговорил он. – Но ты, пожалуй, прав. Надо подождать, пока она очнется, и первым долгом поговорить с ней самой.

Джастин наклонил голову набок.

– Просто поражен, что ты так легко соглашаешься. Может, ты положил на девчонку глаз?

Себастьян засмеялся:

– Я предпочитаю женщин более высокого класса, чем уличные воровки.

– Ах да, все на свете за респектабельность. Но хотя бы признай, что у нее великолепная грудь.

Себастьян в ответ молча устремил на брата возмущенный взор.

– Как, Себастьян, ты хочешь сказать, что не заметил этого? Ты что, на них не смотрел?

Себастьян и на этот раз промолчал, проклиная про себя предательский румянец, вспыхнувший, как он почувствовал, у него на физиономии.

Джастин рассмеялся:

– Видит Бог, я обожаю твою осмотрительность, но ведь я, в конце концов, твой брат, и я уверен, что ты содержал не одну любовницу. Погоди, дай вспомнить, как звали последнюю. – Он приставил указательный палец ко лбу, делая вид, что мучительно пытается сконцентрироваться. – О, есть! Лили, верно?

Себастьян вздохнул, но не сказал ни слова. Но Джастин не унимался:

– Ладно тебе, Себастьян. Я же знаю, как ты любишь женщин!

– Как и ты. – Себастьян допил бренди и отставил стакан в сторону. – Видишь ли, есть кое-что, о чем тебе надо узнать от меня до того, как ты это услышишь от других. – Он сделал многозначительную паузу и объявил: – Я решил выбрать себе невесту.

Джастин разразился смехом, но тут же оборвал его.

– Господи помилуй, да ты, кажется, это всерьез?

– Вполне.

– И ты поместил уведомление нынче вечером?

– В известной мере да.

– Что за ерунда! Либо ты это сделал, либо нет.

Джастин слушал, а Себастьян рассказывал о сцене, которая разыгралась прошедшим вечером, когда София Эдвина Ричфилд, вдовствующая герцогиня Каррингтон, обходила гостей по кругу, прощаясь с каждым перед тем, как удалиться в свою карету и отправиться домой. Подойдя к Себастьяну, она глянула на него из-под шапки белоснежных кудрей взглядом прямым и твердым. И высказала некую декларацию со всей решительностью, присущей аристократическим вдовам:

– Мальчик мой, для вас настало время жениться и обзавестись детьми.

Естественно, за этим последовал общий вздох. Разговоры тотчас стихли. Не было нужды окидывать гостиную взглядом, чтобы убедиться, что все головы повернулись в одну сторону, а все уши насторожились в ожидании его ответа.

Себастьян оправдал общие ожидания: поднеся к губам руку герцогини, он негромко произнес:

– Полагаю, ваша светлость, что вы правы.

Себастьян отлично понимал, что за сим воспоследует, ибо он никогда и ничего не делал, не взвесив последствий своего поступка. Языки немедленно заработают, а его присутствие на любом празднестве или приеме будет отмечено великосветскими сплетниками. Во что он был одет, что он ел, с кем разговаривал и, главное, с кем из женщин танцевал – все станет пищей для разговоров. Увы, это прискорбная необходимость.

– Видел бы ты все это, – закончил он свой рассказ. – Уверен, что тебе такая сцена показалась бы очень забавной.

– Приемы у Фартингейлов невероятно скучны, просто фантастически, – округлив глаза, возразил Джастин. – Но меня поражает, что ты даже не посоветовался со мной, принимая это скоропалительное решение. Ты оскорбил мои самые лучшие чувства. Это ужасно, Себастьян.

– Да, понимаю, – сухо произнес Себастьян. – И знаю, каким был бы твой ответ.

Джастин некоторое время присматривался к брату сквозь облачко табачного дыма и спросил:

– Так чем же все-таки определяется скоропалительность твоего решения?

– Решение мое отнюдь не скоропалительное. Если хочешь знать, я его давно обдумывал. Ведь большинство мужчин женится. Имеет детей. Это своего рода долг перед обществом.

– Ах да, долг. Это так предусмотрительно, – протянул Джастин. – Могу я полюбопытствовать, имеется у тебя уже список кандидаток в жены?

– Спросить ты можешь, но скажу тебе совершенно честно, что у меня нет ни одной конкретной женщины на примете. Я просто решил, как говорится, сузить круг.

– Понятно. Хотел бы я уяснить, существует ли на свете женщина, способная тебя устроить.

Себастьян взглянул на брата несколько свысока:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Прости, пожалуйста. – Голос Джастина прозвучал очень мягко. – Но мне кажется, что, если бы твои требования не были столь строгими…

– Объясни, если можешь.

– С удовольствием. Я полагаю, что от жены ты требуешь не меньше, чем от себя самого. Короче говоря, ищешь идеальную женщину.

Себастьян возразил:

– Не просто идеальную женщину, но идеальную для меня.

– Ладно, тебе виднее, ты мастер точных определений. Леди из высшего общества склонны удостаивать тебя своим вниманием.

– Точно так же, как они склонны увиваться за тобой.

– Способность очаровывать противоположный пол, думается, наше врожденное свойство.

Едкий сарказм, облаченный в ласковую форму, – как это типично для Джастина. Себастьян пропустил мимо ушей намек брата на измены их матери. А Джастин продолжал:

– Я годами тебе твержу, что ты самый желанный холостяк в Лондоне. Теперь это получило официальное подтверждение.

– Верно, – согласился Себастьян. – Но не будем играть словами. В моем лице они гоняются за титулом. За состоянием. – Поглядывая на брата сквозь облачко душистого дыма, он добавил: – Кстати, не пора ли и тебе подумать о невесте?

Джастин разразился смехом:

– Типун тебе на язык! Я никогда не перестану радоваться холостяцким утехам, и тебе это отлично известно.

С этими словами Джастин смял сигару и встал. Себастьян пожелал брату спокойной ночи, но не последовал его примеру. Ослабив узел галстука, он вылил в свой стакан остатки бренди из графина и удобно устроился в кресле у камина. Потер пальцами шею сзади. Ну и ночка, помилуй Бог! Некоторое время он просто сидел, дожидаясь, пока одиночество и тишина принесут ему успокоение, в котором он воистину нуждался. К тому же в такой мирный час хорошо думается и о разных планах, и о будущем вообще.

Герцогиня была права. Ему пора обзавестись семьей. И вопреки утверждениям Джастина его решение вовсе не скоропалительно. Ничего подобного, он думает об этом уже не первую неделю.

Время пришло. Он готов.

Но ошибок быть не должно.

Никаких скандалов. Ни единого пятнышка на его репутации. Этот обет, руководящий всеми его поступками, Себастьян дал себе давно, очень давно.

Десять лет назад он унаследовал титул. Многое изменилось с тех пор. Имя Стирлингов теперь можно было носить только с гордостью. Да, многое изменилось, но кое-что осталось прежним. Он, как старший брат, продолжает опекать Джастина и Джулианну – какой это все же стойкий инстинкт! Бесчисленное количество раз напоминал он себе, что каждый из них должен жить собственной жизнью, каждому должно быть предоставлено право выбора пути.

Каждому свои ошибки.

Но он, Себастьян, не вправе серьезно ошибаться. На нем лежит ответственность, поэтому обязан руководствоваться чувством долга.

Долг.

Его брат им пренебрегает. Сестра тоже, хоть и по-иному, нежели Джастин. Но старшему сыну Уильям Стирлинг сумел внушить это чувство в полной мере.

Женитьба – его долг. Перед именем. Перед титулом. Его долг – наследие отца и многих предшествовавших поколений.

И все же… Есть и нечто большее. То, чего не понимает и, вероятно, никогда не поймет Джастин, внутреннее сходство которого с матерью почти пугало Себастьяна.

Да, это большее, нежели долг. Он, разумеется, любит Джулианну и Джастина, и он рад, что сохранил близость с ними и после того, как они повзрослели. Но его снедало желание обзавестись собственной семьей. Собственным ребенком. Черт побери, целой дюжиной ребятишек, которым он постарается дать то, чего у него самого не было в детстве – ни у него, ни у брата с сестрой. Нет в мире большей радости, чем та, которую испытываешь, когда к твоей груди доверчиво прижимается маленькое теплое тельце… твое кровное дитя.

Сын. Или дочь… Господи, каким счастьем было бы для него слышать детский смех, эхо которого разносится по всему дому в городе или Терстон-Холле… Но прежде чем в доме появится ребенок, сын или дочь, в него должна войти жена.

Раз за разом, снова и снова проводил он кончиком пальца по ободку стакана, все более поддаваясь неожиданно нахлынувшим размышлениям. Из-за его матери имя семьи, в которой он, Себастьян, родился и рос, было запятнано. Тень скандала омрачила его детские и не только детские годы: лишь в последние несколько лет окончательно утихли пересуды в обществе, не говоря уже о других последствиях грязной истории… Смерть отца была скоропостижной, и Себастьян был поражен, узнав, что в последние годы жизни тот сорил деньгами напропалую.

Но все бури миновали, и Стирлинги теперь снова стали одной из самых богатых фамилий в Англии. С некоторым цинизмом, более присущим его брату, Себастьян, усмехнувшись, подумал, что власть, высокое положение и деньги дают некие преимущества тем, кто ими обладает.

Но Себастьян не мог допустить и мысли о том, чтобы скандал коснулся его жены и детей, как он коснулся его брата и сестры.

Себастьян Стирлинг должен сделать выбор со всей осторожностью, присущей ему от природы. Он предпочитал упорядоченность в жизни и терпеть не мог неожиданностей.

В конечном счете Джастин прав: не следует самому заниматься поиском невесты. Он, правда, не наделен классической элегантностью своего младшего брата, о котором одна не в меру мечтательная барышня, увидев Джастина впервые, сказала, что ей кажется, будто она уже на небесах и видит ангела. Себастьян совсем иной, он слишком смуглый, слишком большой и сильный, он и вправду похож на цыгана, как его дразнили в детстве.

Нет, он определенно не столь дьявольски красив, как его брат, решил Себастьян. Но он будет хорошим отцом. Хорошим мужем. Он извлек уроки, наблюдая за холодным, жестким, неуступчивым характером отца… и легкомыслием матери.

Но какая женщина может стать его женой?

Она должна быть доброй и разумной, другой ему не надо. Должна быть ему тактичной, все понимающей, любящей подругой жизни. Главное, любящей матерью. Красивой? Да, он этого хотел бы. Джастин, наверное, назвал бы его глупцом за то, что красоту он поставил не на первое место в списке добродетелей будущей супруги. Вкусы младшего брата ему хорошо известны: тот и взглянуть не пожелал бы на женщину, которая не сияет, словно бриллиант самой чистой воды…