Текст книги "Тайный шепот"

Глава 3

– Бенедикт!

Он давным-давно не слышал, чтобы его так громко окликали по имени. Раньше его таким образом звали к обеду или на помощь, когда требовалось вытащить детей из неприятностей, с которыми мать сама справиться не могла. И хотя с тех пор прошло больше десяти лет, Бенедикт понял, что его зовет Вильгельмина Фергюсон, и опустил уже занесенную в карету ногу.

Он обернулся и увидел, что она бежит по переулку, большая корзинка шлепает ее по животу, а одна из самых младших внучек держится за ее юбки. Лицо Вильгельмины покрылось потом, а весь подбородок и щеки малышки измазаны шоколадом.

– Я боялась, – задыхаясь, остановилась Вильгельмина, – что не поспею вовремя.

– Что-то случилось? – Бенедикт спустился со ступенек кареты.

– Нет. Я просто хотела дать тебе с собой в дорогу немного еды.

Еда в семействе Фергюсон, как хорошо знал Бенедикт, означала много сахара, пряностей и всяческих деликатесов, которые приберегаются к особым случаям. Может, именно поэтому он мог долго преследовать вора, а Гарфилд пробегал дюжину шагов и останавливался, хватаясь за коленки и тяжело дыша.

– Я чуточку съела. – Девочка отпустила юбку бабушки, на которой были видны коричневые отпечатки ладошек.

– Я только утром узнала, что ты уезжаешь из города, – продолжала Вильгельмина, – поэтому у меня было совсем мало времени на выпечку. Тут парочка мясных пирогов, немного фруктов и шоколадные лепешки.

– Я их попробовала! – просияла малышка, демонстрируя зубы и язык, покрытые толстым слоем коричневой липкой массы.

– Вижу, Феба, – отозвался Бенедикт.

– Феба, – Вильгельмина показала на живую изгородь перед городским домом Бенедикта, – мне показалось или там и впрямь скачет очень зеленая и скользкая лягушка?

Голубые глаза девочки широко распахнулись от радости. Она помчалась к кустам и хлопнулась там на коленки, ничуть не заботясь ни о приличиях, ни об аккуратности.

Вильгельмина понизила голос, сунув корзинку в руки Бенедикта.

– Ты уверен, что ехать необходимо?

Бенедикт чуть не уронил корзинку – та весила едва ли не столько же, сколько пожилая леди, которая приволокла ее от своего дома.

– Больше у меня нет никаких зацепок, – ответил он.

Она посмотрела на него, поджав розовые губы.

– Я волнуюсь, что ты едешь туда один. А если ты и вправду найдешь что-то, касающееся смерти Гарфилда?..

– Не тревожься. – Бенедикт сказал то, что Гарфилд говорил своей жене сотни раз.

Она поморщилась и покачала головой:

– Бенедикт, я от души надеюсь, что ничего ты в том особняке не найдешь. Уж лучше проведи следующую неделю или сколько там, подольше валяясь в постели и допоздна играя в карты с другими джентльменами. – Она протянула обветренную руку и погладила его по щеке. – Гарфилд хотел бы, чтобы ты был счастлив, а не тратил все свое свободное время на поиски того, кто отнял его у нас.

– Это единственное звено, которое ведет к тем проклятым часам. – Бенедикт говорил сквозь зубы, хотя гневался вовсе не на Вильгельмину, бывшую ему вместо матери. – Я не могу просто наплевать на это и дать убийце исчезнуть.

– Понимаю, – прошептала Вильгельмина и опустила голову. – Но мне так хочется, чтобы ты думал не об убийстве, а о более приятных вещах. – Она посмотрела на него сквозь ресницы. – Может, о жене? И несколько малышей лишними не будут.

Бенедикт подавил стон. Просто поразительно, как Вильгельмина умеет перевести разговор на женитьбу и семью.

– Бабуля, – подскочила к ним Феба, чьи ручки теперь были измазаны не только шоколадом, но и грязью. – Я не нашла лягушку. Зато у меня есть вот что! – Она разжала ладошку и с гордостью показала им жирного извивающегося червяка.

Бенедикт вскинул бровь и посмотрел на Вильгельмину.

– Просто прелесть, милая. Очень симпатичный малыш. – Вильгельмина взъерошила янтарные кудряшки девочки. – И как мы его назовем?

Феба посмотрела на Бенедикта, подмигнувшего ей, и заявила:

– Бенедикт!

– Здорово придумано, – одобрила Вильгельмина.

– Мне пора. – Бенедикт затолкал корзинку в карету и позволил Вильгельмине запечатлеть у себя на щеке быстрый поцелуй. – Не тревожься, – повторил он, и та кивнула.

Карета тронулась, и он успел расслышать беседу Фебы и ее бабушки.

– Как ты думаешь, дядя Бенедикт рассердился, что я съела лепешку?

– Нет, Феба. Он очень редко сердится и никогда не жадничает.

– Это хорошо. – Бенедикт выглянул в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как девочка звучно чмокнула червяка. – Я съела две.

Громадное строение нависало над округой на участке земли, казавшемся совсем небольшим в сравнении с домом. Фасад был жестоко потрепан в тех местах, где огромный особняк выходил на наветренную сторону, Дом словно бросал вызов миру своей западающей в память красотой и глубокими ранами. Большая часть светлого каменного здания, окруженного роскошной зеленью и густой травой, была самим совершенством, однако четверть особняка почернела от копоти, темной, как небо над головой. Одно из неосвещенных окон без стекла в верхнем ряду всматривалось в приближающуюся карету, как слепой глаз.

Харриет влюбилась в потрепанный особняк с первого взгляда. Она не отрываясь смотрела на Рочестер-Холл, пока карета, борясь с ливнем и ураганным ветром, с трудом продвигалась по каменистой дороге.

Раздался приглушенный звук. Харриет показалось, что до ее слуха донесся стон омерзения. Она оглянулась на свою спутницу, которая тотчас же отняла кулачок ото рта. На ее вымученную улыбку было больно смотреть.

– Интересно, правда?

Харриет снова устроилась на сиденье.

– Еще как.

Повисла тишина. Они уже подъезжали к железным воротам, когда Изабель вновь заговорила.

– Харриет… – Она вытащила из ридикюля носовой платок и начала протирать очки. – Если дела пойдут не так хорошо, как ты рассчитываешь, дай мне знать, и я тотчас же отправлю за тобой карету.

– Я не собираюсь так запросто отказываться от подарка своих подруг.

– Если вдруг станет слишком страшно…

– Сказки о привидениях, Изабель! Мы будем сидеть в комнате и слушать сказки о привидениях. Не думаю, что мы увидим что-нибудь более необычное, чем сам Рочестер-Холл.

– Ты вправду веришь, что все это ерунда?

Карета замедлила ход. Харриет выглянула в окно и сказала своей спутнице:

– Мне всегда нравились хорошие истории о привидениях.

– Ну, тогда… – Изабель вздохнула, – я уверена, что ты отлично проведешь время.

Харриет подняла бровь, услышав фальшивое оживление в голосе подруги.

Изабель выдавила жалкую улыбку.

– Я стараюсь, Харриет.

Харриет сжала обтянутые перчаткой руки Изабель, сложенные на коленях.

– Я знаю.

Обе подскочили, когда кучер заколотил в стенку кареты.

– Мы на месте!

– Боже… – Изабель нахмурилась. – Кучер Эмили открыл бы нам дверку и помог с вещами.

– Не все кучеры так хороши, как Хильдегард. – Харриет распахнула дверцу и поморщилась, глядя на проливной дождь.

– Господи… – прошептала Изабель и вздрогнула, услышав внезапный удар грома.

С крыши кареты полетели вещи Харриет.

– Лучше я выйду, пока меня тоже не вышвырнули.

Харриет выбралась из кареты и едва успела увернуться от последней сумки, летевшей ей прямо в плечо. Она отшатнулась в сторону, поскользнулась на грязной земле и упала на колени. Чувствуя, как грязь просачивается сквозь ткань единственного жакета, который был ей впору, Харриет подумала: почему женщинам не разрешается носить брюки и прочную обувь вроде той, которую она надевала две недели назад?

Она с трудом поднялась на ноги с помощью Изабель, на удивление крепко вцепившейся ей в запястья. Чтобы перекричать ветер, подруга орала, но не на Харриет, а на кучера.

– Знаете что, сэр? – Голос ее звучал твердо и решительно. – Вы самый отвратительный кучер… Нет! Вы самая отвратительная подделка под мужчину на целом свете! – Изабель повернулась к подруге: – О, Харриет, что нам теперь делать? Ты вся перепачкалась!

Харриет расхохоталась над тем, как быстро Изабель сумела переключиться с брани на искреннее сочувствие.

– Единственная надежда на то, что мы приехали слишком поздно и остальные обитатели дома уже в постели.

– Если бы не этот негодяй…

– Все в порядке, Изабель. – Харриет подтолкнула подругу к карете. – Лучше забирайся внутрь, пока и сама не перемазалась.

Изабель плюхнулась на сиденье. Харриет заметила тревогу на лице подруги, и улыбка ее увяла. Дождь припустил еще пуще, и Харриет почувствовала, что туфли тоже промокли в холодной грязи.

– Со мной все будет хорошо, – сказала она.

– Знаю, – ясным и решительным голосом ответила Изабель и заставила себя улыбнуться.

Харриет зашагала вперед, ни на миг не замешкавшись перед лестницей, ведущей к парадной двери дома. Не задумываясь, она заколотила по дереву озябшим кулаком.

Сквозь ночь послышался унылый вой какого-то лесного зверя, и Харриет оглянулась, задумчиво всматриваясь в темноту.

Ни щелканья замков, ни даже скрипа дверной ручки – однако дверь медленно отворилась. Харриет нахмурилась, глядя на мягко освещенный холл. Она опустила голову, когда открывший дверь мужчина откашлялся.

Он был почти на голову ниже ее, с лицом, чуть ли не полностью спрятанным за бородой и усами. Глядя на его красивую одежду – красно-коричневый сюртук, темные чулки и сверкающие башмаки, Харриет засомневалась, что перед ней слуга. Он просиял, словно дожидался ее приезда весь вечер.

– Здравствуйте, здравствуйте!

– Здравствуйте. – Несмотря на свой не слишком чистый наряд, Харриет не смогла не улыбнуться в ответ.

– Входите, дорогая моя леди. Прячьтесь от холода и дождя. – Он мягко взял Харриет за локоть и ввел в дом. – Боже мой! – Он говорил возбужденным шепотом. – Что с вами случилось?

Харриет наморщила нос, пытаясь стряхнуть с лица капли дождя.

– Карета очень медленно ехала. Я ужасно опоздала.

Маленький кругленький человечек поцокал языком и покачал головой. Он резко сунул лампу в руки Харриет, сдвинув в сторону вещи, которые она тащила.

– Мы можем развести жаркий огонь в гостиной – там, по правую руку. Я немедленно сообщу слугам, что у нас еще одна гостья.

– Я не хочу доставлять беспокойство… – Харриет замолчала на полуслове – человечек исчез в темноте, начинавшейся сразу за кругом света от лампы. – Ну ладно. – Она поджала губы, всмотрелась в темноту и пошла по коридору.

Несмотря на лампу, Харриет почти ничего не видела и едва не прошла мимо первой двери направо, но вовремя сообразила, что сюда-то ей и нужно. Дверь была приоткрыта и легко подалась под ее рукой. Харриет бесшумно ступала по толстому ковру, высоко подняв лампу. Прежде всего она увидела большой глобус, обтянутый кожей. Каждый континент, остров и полоска воды были нарисованы поразительно яркими красками. Подняв глаза, Харриет заметила на стене в рамке старую выцветшую карту, кое-где заляпанную. Под стеклом в самых разных местах стояли крохотные буквы «х». Харриет прошлась вдоль карты, узнавая знакомые места от Америки до Гренландии, и негромко вскрикнула от боли, задев бедром какой-то острый угол.

Потирая сквозь юбку ушибленное место, она нахмурилась, рассматривая письменный стол, о который ударилась. Он был просто громадным.

Харриет свела брови и задумчиво пробормотала:

– Это не гостиная.

– Нет, не гостиная.

Потом Харриет гордилась тем, что не закричала. Она только ахнула и резко повернулась. Позади нее стоял кто-то большой. Лампа выскользнула у нее из рук и упала на пол. Пламя погасло раньше, чем лампа коснулась ковра.

Комнату заполнила тишина, почти такая же давящая, как темнота, сгустившаяся вокруг. Руки Харриет тряслись, она пыталась нащупать у себя за спиной стол.

– Оставайтесь на месте, – заговорил так напугавший ее человек, и Харриет закусила нижнюю губу, осознав, как близко он стоит. Он говорил низким голосом, с незнакомым ей акцентом. – Я отыщу лампу.

Харриет прерывисто задышала, когда он задел кончиками пальцев ее щиколотку, и отдернула ногу.

– Прошу прощения.

Харриет зажмурилась и подумала: во что же она вляпалась? Что за странный дом всего лишь с парочкой ламп для освещения, по которому нужно бродить впотьмах? Что за странный незнакомец подкрадывается к ничего не подозревающим женщинам и пугает их до смерти? Слишком богатое воображение тут же стало перебирать все возможности. Харриет нарисовала себе весьма яркую картину – фигура с волочащимися руками, волосатыми кулаками и зубами, торчащими изо рта под невероятным углом, но тут услышала постукивание кремня.

Возможно, все дело было в предшествующей темноте, но показалось, что лампа засветилась в сто раз ярче, чем раньше. Она полностью осветила все вокруг, в том числе и незнакомца с сероватыми губами и слюной, скопившейся в уголках рта.

Глава 4

Бенедикт выпрямился, держа лампу в руках и рассматривая последнюю гостью, прибывшую в Рочестер-Холл. Переводя взгляд с ее перемазанных грязью туфель на испачканную юбку, он понял, почему Рэндольф решил, что с ней что-то случилось. И непонятно, что произошло с платьем и жакетом, так неловко сидящими на ее фигуре. Подол юбки слишком короткий, а рукава жакета на целый дюйм открывают тонкие запястья. Может, ее наряд сел под дождем, ду мал Бенедикт, поднимая взгляд выше.

Глянув на ее лицо, точнее, на то, что мог разглядеть, он свел брови. Гостья прижала к губам стиснутый кулак и смотрела на Бенедикта молча, не произнося ни звука.

Бенедикт прокашлялся.

– Я не хотел пугать вас.

– А я не хотела нарушать ваше уединение.

Гостья не задыхалась от мрачных предчувствий, и голос ее не дрожал от страха. Когда она заговорила, Бенедикт рассмотрел ее губы; оказывается, она улыбалась, прикрывшись рукой. В этой незнакомке есть что-то необычное, думал Бенедикт, глядя на спутавшиеся волосы и грязное пятно, украшавшее ее щеку.

Ему казалось, что его странный интерес к этой незнакомке вызван ее всклокоченным видом или даже скорее тем, что она выше всех женщин, с которыми ему до сих приходилось сталкиваться, – ростом почти с него самого. Однако взгляд Бенедикта останавливался не на перепачканном платье, а на ее глазах, ярко освещенных лампой, которую он до сих пор держал в руке. Глаза у гостьи были очень необычного цвета и напоминали Бенедикту пшеничное поле в то время, когда зеленые колосья злака начинают желтеть. Незнакомка не жеманничала, не опускала взгляд на его галстук, и ресницы ее не трепетали – она спокойно смотрела Бенедикту в глаза.

Большие напольные часы сказали «тик-так» по меньшей мере сорок пять раз, прежде чем Бенедикт спохватился, что только их тиканье и нарушает тишину в комнате.

– Меня зовут Бенедикт Брэдборн, – произнес он, чтобы хоть что-то сказать.

– Харриет Мосли. – Она протянула ему руку.

Неловкая тишина вновь наполнила кабинет, и Бенедикт понял, что наконец-то встретил человека с таким же отношением к социальным приличиям, как у него самого, и пожал руку Харриет Мосли.

Бенедикт не понял, чем испачкана рука гостьи – что за холодное и влажное вещество просочилось ему между пальцев.

Харриет поморщилась, переводя взгляд с руки Бенедикта на его лицо, ожидая, что он рассердится.

– Прошу прощения. Грязь, – объяснила она. – Видите ли, я упала под дождем. – Она потянула из-под жакета платье и начала вытирать чистым участком подола ладонь Бенедикта. Пальцы у нее оказались длинными и тонкими, они почти полностью обхватили запястье Бенедикта.

– Так вот что с вами случилось?

Бенедикт перевел дыхание – до сих пор он и не подозревал, что задерживал его. Хорошо, что Рэндольф вернулся.

Тот вошел в комнату, освещенный пламенем свечи. В другой руке он нес одеяло.

– Приземлилась прямо в лужу, – кивнула Харриет и скорчила гримасу, разглядывая свой жакет.

Рэндольф запросто сунул свечу в свободную руку Бенедикта и улыбнулся гостье в испачканном жакете, не обращая внимания на сердитый взгляд приятеля.

– Как ужасно, мисс?..

– Мосли, – сказал Бенедикт, ставя свечу на стол возле двери.

– Харриет, – одновременно сказала она. – Можете называть меня Харриет.

– Сэр Оскар Рэндольф к вашим услугам, мадам.

Бенедикт обернулся и возвел глаза к потолку, видя, как старик щелкает каблуками и склоняется в низком поклоне, а потом снова обратил свое внимание на гостью, присевшую в весьма неуклюжем реверансе. Его заинтересовали не ее неловкие движения, а улыбка на губах. Когда она не прикрывала рот рукой, его изгиб вызывал смутный интерес, и Бенедикт не мог понять, игра ли это теней, или у нее на самом деле есть крохотный прогал между двумя передними зубами.

– Я вынужден настоятельно просить вас снять мокрый жакет и накинуть на плечи вот это теплое одеяло, – говорил между тем Рэндольф. – С минуты на минуту придет кто-нибудь из слуг. Давайте переберемся в гостиную, и мой друг, мистер Брэдборн, разожжет в камине славный огонь.

Бенедикт вскинул бровь.

Должно быть, то, что Харриет прочла на его лице, ей не понравилось, потому что, кинув взгляд в его сторону, она не сделала ни малейшей попытки снять жакет.

– Я не хочу никому доставлять беспокойство, сэр Рэндольф.

– Оскар.

– Оскар. – Харриет посмотрела на единственное в комнате окно – ночь за ним была не видна из-за тяжелых штор. – Я буду рада найти комнату, предназначенную мне, и там позабочусь о себе сама.

– Не будьте дурочкой, юная леди. – Рэндольф сам начал снимать с нее жакет. – Прежде всего вы должны обсохнуть у огня, иначе заболеете и не сможете пойти на экскурсию по Рочестер-Холлу.

Его лицо было по-настоящему выразительным. Между бровями появилась небольшая морщина, когда Рэндольф помогал Харриет стянуть слишком узкие рукава. Платье, как отметил Бенедикт, сидело на ней точно так же, как и жакет. Рукава чересчур узки, полная грудь распирает ткань лифа. На вырез декольте нашиты шелковые лоскуты, видимо, для того, чтобы спрятать обнаженное тело. Глядя на Харриет, Бенедикт вспомнил, как однажды охранял скульптуры, перевозимые в Лондонский музей. Харриет Мосли была сложена не так, как чувственные и податливые на вид скульптуры богинь.

Она плотно завернулась в одеяло и повернулась к Бенедикту.

Дьявольщина, подумал он, ей в самом деле не помешает обсохнуть перед тем, как лечь в постель.

– Я, пожалуй, затоплю камин.

– Надеюсь, сумрачность этого дома вас не пугает, – произнес сэр Рэндольф, зажигая последнюю свечу. – Подозреваю, что леди Крейчли окутывает нас тенями, чтобы хорошенько запугать мыслью о появлении призраков. В мире света страха гораздо меньше, чем в мире тьмы. И нужно еще поискать сверхъестественное событие, которое напугало бы юного Брэдборна. Мне кажется, он из храбрецов.

Означенный юный Брэдборн, возраст которого, по мнению Харриет, приближался к сорока, метнул в собеседника хмурый взгляд. Она подавила усмешку, когда Рэндольф, отлично понимая, что в его сторону летят незримые кинжалы, улыбнулся Бенедикту.

– Может, она просто экономит на свечах?

Харриет сказала:

– Быть бережливым нелегко.

И почувствовала, как оба приятеля обратили на нее взгляды. Первым заговорил Рэндольф:

– Так вам когда-то приходилось экономить, мисс Харриет?

– Да. – Она посмотрела на огонь в камине. – Когда-то. – Она не добавила, что и по сей день не избавлена от этой необходимости, потому что не знала, как отнесутся эти джентльмены к отсутствию богатства.

– Нелегкий путь, это уж точно, – покивал сэр Рэндольф, поднося жакет Харриет к камину и встряхивая его хорошенько. – Я заметил, что те, кому уже довелось испытать финансовые затруднения, гораздо лучше с ними справляются… А теперь вы достаточно независимы в средствах, так что можете в одиночку путешествовать в поисках приключений, а?

– Ну… да, – сказала Харриет.

Рэндольф продолжал философствовать на тему бедности, а Харриет поерзала в кожаном кресле и снова перевела взгляд на Бенедикта Брэдборна, бесстрашно стоявшего рядом. По его виду нельзя было сказать, что ему когда-либо доводилось обходиться без денег.

Харриет поднесла к губам предложенный бокал бренди.

Одежда выглядела на Бенедикте так, словно была придумана специально для него, костюм сидел в сто раз лучше, чем платье на Харриет. Желтовато-коричневые брюки обтягивали ноги, прикрывая носки блестящих штиблет. Темный сюртук, не украшенный никакими модными эмблемами или завитушками из лент, мягко облегал плечи, рукава закрывали запястья и доходили до тыльной стороны ладони, шелковый галстук был аккуратно завязан без всяких веерообразных волн или каскадов. Стиль Брэдборна сильно отличался от увешанных драгоценностями нарядов из бледных шелков, внезапно вошедших в моду среди богатых мужчин Лондона.

Переведя взгляд с галстука на лицо, Харриет шутливо выбранила себя. В темноте, наедине с Брэдборном, она вообразила себе, что он настоящий вампир или вурдалак, а теперь, в освещенной комнате, поняла, что ее необузданное воображение здорово ошиблось, и улыбнулась.

Бенедикт Брэдборн не был смазливеньким юным денди, но и злодеем с заостренными зубами его не назовешь. Его каштановые волосы, зачесанные назад, уже тронула на висках седина, баки он аккуратно подстриг как раз до ушных мочек. Глаза – немного более темного оттенка, чем волосы, – остались холодными и лишенными эмоций даже тогда, когда он встретился с Харриет взглядом.

У Харриет перехватило дыхание, и она никак не могла понять – оттого ли это, что ее застукали глазеющей на мужчину, или же оттого, что его взгляд переместился на ее губы.

– …едва ли произношение человека, всю свою жизнь прожившего в сельской местности. Полагаю, вы не из здешних краев?

Харриет обернулась к Рэндольфу:

– Нет, сэр. Я из Лондона.

– Я тоже. И где вы там обитаете?

– Мы с моей подругой Августой Мерриуэзер живем в доме на Дав-стрит. – Харриет сбивал с толку внимательный взгляд Бенедикта. Она привыкла к неожиданным взглядам, которые на нее бросали, когда она входила в бальный зал или прогуливалась по Гайд-парку, привыкла и к тому, что от нее отворачивались, решив, что, кроме необычного роста, в ней нет ничего интересного.

– Дав-стрит… – пробормотал Рэндольф, яростно встряхивая ее жакет, чтобы расправить испачканные грязью складки. – Это, случайно, не рядом с Сент-Джеймс-плейс?

– Нет. – Харриет наморщила нос. Их скромный домик с легкостью мог целиком поместиться в один из величественных домов на Сент-Джеймс-плейс.

Что-то глухо стукнуло. Харриет быстро выскочила из кресла, чтобы поднять книгу, упавшую на пол у камина.

– Это ваша книга, дорогая? – Сэр Рэндольф перевел взгляд с потрепанного томика на лицо Харриет.

– Как это вы догадались, Рэндольф? – Бенедикт вскинул бровь. – Может, потому что она выпала из кармана ее жакета?

Харриет торопливо прижала книгу обложкой к себе, чтобы спрятать название, однако опоздала – Рэндольф уже его увидел.

– Не самое привычное чтение для молодой женщины. – Рэндольф улыбнулся, и кончики его усов уставились в потолок. – Скорее ожидаешь увидеть истории о рыцарях в сверкающих доспехах и о бессмертной любви, чем байки о мстительных духах и душах тех, кого постигла безвременная кончина.

Бенедикт подошел ближе к парочке у камина.

– И что это за книга?

– Ужасная история о призраке и юной возлюбленной, которую он оставил. Скажите, Харриет, что заставляет молодую женщину отказаться от модных поэм Байрона и Китса в пользу таких специфических книг?

Харриет почувствовала, как жар, поднимаясь от шеи, опалил ей лицо. Она сразу вспомнила странные взгляды, которые кузен бросал на нее, застав за чтением подобных вещей, и холодный взгляд лондонского книготорговца, с которым она вынуждена была иметь дело, пока не появилась другая книжная лавка, чьи владельцы больше пришлись ей по вкусу.

– Я никогда не увлекалась любовными историями. – Лучше объяснить Харриет не могла.

– Мне так приятно это слышать. – Улыбка пожилого джентльмена становилась все шире, в конце концов обнажились все до единого ровные белые зубы, а глаза почти исчезли в складках щек. – Не могу выразить, как я рад познакомиться с юной леди, умной, очаровательной, да еще и моей единственной читательницей.

Харриет перевела взгляд с названия нового томика на имя автора.

– Рэндал С. Шуп, – по-прежнему сиял Рэндольф. – Мой псевдоним.

– Анаграмма! – вслух воскликнула Харриет.

– Очень проницательно, мисс Мосли. – Одна бровь мистера Брэдборна взлетела вверх, а в глазах появилось одобрение.

– Имя необычное, поневоле начинаешь гадать. – Харриет запретила себе обижаться. Возможно, Бенедикт Брэдборн не знаком с такими женщинами, каких знает она, – с теми, что пользуются мозгами не только для обмена сплетнями и продумывания меню званых обедов. Она обратилась к Рэндольфу: – Мне очень нравятся ваши книги, сэр Рэндольф.

– Прошу вас, нет, я настаиваю, чтобы моя единственная поклонница не обращалась ко мне столь официально. – Рэндольф бросил ее жакет на ближайший стул и взял Харриет под руку. – Вы должны называть меня Оскар. – Он украдкой посмотрел на нее с трогательной серьезностью. – Вы прочли обе мои книги? – Он повел ее к стоявшим друг напротив друга креслам с подлокотниками. Харриет кивнула:

– Сначала «Призрак озера с лилиями», а через неделю – «Призрак леди Монро». – Она аккуратно положила книгу на колени.

Щеки Рэндольфа порозовели.

– Так приятно сознавать, что моей писаниной заинтересовался читатель. – Он уже собрался сесть, но тут заметил опустевший бокал Харриет и потянулся к нему. – Еще глоточек или, быть может, хотите чаю?

Харриет посмотрела на все еще стоявшего Брэдборна. Он не проявлял никаких признаков раздражения из-за того, что Рэндольф один ведет беседу. Что-то в молчании повисшем между ней и Бенедиктом после того, как они познакомились, подсказывало ей, что он так же не привык развлекать друг их, как она не привыкла, чтобы ее развлекали.

– Неплохо бы чаю.

– Где этот проклятый слуга? – Сэр Рэндольф – Оскар для поклонников – нетерпеливо подергал шнур звонка, неприметно висевшего возле занавесок. Харриет заметила, что Бенедикт пошевелился. Он заложил руки за спину и смерил ее слегка заинтересованным взглядом.

– Мисс Мосли, могу я проявить некоторую дерзость и спросить вас – вы верите в призраков и во всякую чепуху, о которой пишет в своих историях Рэндольф?

– Вообще-то, – Харриет провела большим пальцем по корешку книги, – я никогда не встречала доказательств существования призраков. Должна признать, что люблю истории о привидениях в старых замках, но призрака никогда не видела. Хотя мне нравится думать, что после всего прочитанного на эту тему я бы сумела разгадать тайну сверхъестественного, если бы таковая возникла.

– Вы не верите, что они существуют, Харриет? – Рэндольф взял поднос у юной служанки. Он пристроил тяжелый, уставленный чайником и блюдцами поднос на стол и сет напротив Харриет.

– Что ж, я не встречала доказательств существования таких вещей, но и никто мне не доказал, что их не существует. – Харриет осторожно взяла хрупкую чашку обеими руками и теперь разговаривала сквозь пар, поднимавшийся из нее. – И никогда не бывала в доме с привидениями – в зачарованном доме, если хотите. Не скажу, что я не верю в это, сэр. – Харриет улыбнулась. – Мне кажется, что мир станет куда интереснее, если позволишь себе считать, что за великими тайнами скрывается хоть сколько-нибудь правды.

– Как верно, дорогая моя.

Сэр Рэндольф улыбнулся в ответ. Харриет обернулась к Брэдборну и пришла в замешательство – его до сих пор скучающее выражение изменилось, между бровями залегла складка, он опять смотрел на ее губы.