Текст книги "Каста мимов"

6
Севен-Дайлс

Переступив порог логова, я едва не рухнула на пол. Сильные руки подхватили меня, помогли преодолеть лестничный пролет и усадили в кресло. Из носа текло, уши болели, щеки пылали, как после ожога. Когда меня немного отпустило, я смогла рассмотреть своего спасителя.

– Ты вся синяя, – объявила Даника.

У меня вырвался смешок, больше похожий на хрип.

– Нет, серьезно. По-моему, у тебя гипотермия.

– Извини, – пробормотала я.

– У нее гипотермия, и она еще извиняется.

– Ага. – Непослушными пальцами я принялась расстегивать сапоги. – Спасибо, что впустила.

Логово было заполнено мраком – горела единственная лампа на шкафу, сквозь плотно задернутые шторы не проникал ни один луч, но зато в воздухе разливалось умиротворяющее тепло. Похоже, кто-то наконец починил бойлер.

– Где остальные? – спросила я, испытывая странное дежавю.

– Ищут тебя. Надин видела экстренное включение, когда возвращалась с юдифиона.

– Джексон тоже отправился на поиски?

– Ага.

Может, ему и в самом деле не наплевать. Джексон всегда брезговал рутинной работой («Я ведь главарь мимов, лапушка, а не мим на побегушках»), а тут вдруг сам ринулся разыскивать меня сломя голову. Даника уселась на табурет и придвинула к креслу хорошо знакомый агрегат.

– Вот, подыши. – Она сняла с баллона кислородную маску и протянула мне. – А то от твоей ауры выть хочется.

Я прижала маску к лицу и сделала глубокий вдох. «Страх – главный твой двигатель», – внушал мне Страж, а уж он как никто понимал в призрачных странствиях.

– Как твоя голова? – спохватилась я, глядя на Данику.

– Сотрясение. – Она повернулась в профиль, продемонстрировав длинную ссадину над глазом, зашитую хирургическим швом.

– Но сейчас все хорошо?

– Довольно неплохо, учитывая черепно-мозговую травму. Нику даже пришлось наложить швы.

– А на работу ты попала в тот день?

– Конечно, иначе они бы непременно что-то заподозрили. Наутро я была как штык.

– С сотрясением мозга?

– Разве я не говорила, что в моем деле мне нет равных? – усмехнулась Даника.

Я снова припала к маске. Даже с пробитой головой Даника Панич стоила больше всех местных инженеров, вместе взятых.

– Надо выключить свет внизу. Джекс объявил военное положение. – Она поднялась. – Ничего не включай.

Едва Даника скрылась за дверью, я уловила колебания в эфире. Питер Клас, любимый художник Элизы, посылал мне укоризненные сигналы.

– Привет, Питер, – поздоровалась я.

Тот демонстративно промолчал, поскольку терпеть не мог, когда люди вдруг исчезали без предупреждения.

На лестнице возникла Даника.

– Пойду в мансарду. Можешь пока допить мой кофе.

Мне наконец удалось согреться. Прихлебывая чуть теплый кофе, я умиротворенно разглядывала знакомую обстановку. В зеркале отразилось мое лицо; кожа вокруг рта приобрела пугающий серый оттенок. Серыми были и кончики пальцев.

В воздухе витала смесь тяжелых ароматов табака, краски, лигнина, канифоли и растворителя. Первый год работы на Джекса я провела здесь, за столом, изучая историю Лондона и его призраков, штудируя «Категории паранормального», сортируя вырезки из газет, добытых на черном рынке, и составляя списки ясновидцев, зарегистрированных в I-4.

Скрежет ключа в замке заставил меня содрогнуться. По ступенькам застучали сапоги, дверь распахнулась, и на пороге возникла Надин Арнетт. При виде меня она застыла как вкопанная. Пока мы не виделись, Надин успела коротко остричь волосы, теперь они едва прикрывали уши.

– Вау! – воскликнула она, швырнув пальто на спинку кресла. – Мы с ног сбились, разыскиваем ее по всему сектору, а она тут, кофеек попивает. Ну и где ты шлялась, Махоуни?

– На Граб-стрит.

– Могла бы подать нам весточку. А почему сразу не вернулась в логово?

От необходимости отвечать меня избавил шум на лестнице, и в комнату влетел запыхавшийся Зик.

– Ее нигде нет! – выпалил он. – Передай Элизе, что мы будем искать…

– Не будем, – перебила его Надин.

– Что? Почему?

Та молча посторонилась. Зик без лишних слов стиснул меня в объятиях, чем удивил до крайности, поскольку особой дружбы между нами никогда не было.

– Пейдж, мы так волновались! Где тебя носило?

– У Ника, – ответила я, поочередно обводя брата с сестрой взглядом. – Спасибо вам огромное, что не бросили в беде.

– Тебя бросишь, – буркнула Надин, расстегивая сапоги. На плече у нее красовался огромный рубец, кожа вокруг напоминала сплошной синяк. – Джекс, как вернулся из Оксфорда, только и причитает: «Где моя подельница, куда подевалась? Надин, ступай и разыщи ее, да поживее!» Радуйся, что он мне платит, иначе и шагу бы не сделала.

– Перестань, – оборвал ее Зик. – Ты тоже места себе не находила.

Надин никак не отреагировала на реплику брата и молча зашвырнула в угол сапоги.

– Вы что, разделились для поисков? – спросила я, косясь на пустой дверной проем.

– Ага, – кивнул Зик. – Слушай, Ди, Джекс вроде велел затаиться?

– Велел, но можешь расслабиться – мы теперь носа за порог не высунем. – Надин осторожно выглянула на улицу. – Вы пока поспите, а я подежурю.

– Сама подежурю, вы отдыхайте, – предложила я.

– У тебя видок, будто вот-вот коньки отбросишь. Лучше вздремни.

С кресла вставать не хотелось. Меня разморило от тепла, но нужно было держать ухо востро – вдруг придется убегать.

Распахнув дверцы шкафа, Зик откинул кровать-альков (по крайней мере, так ее называл Джекс; по мне, она больше походила на комод) и, усевшись на стеганое одеяло, принялся стаскивать ботинки.

– Где Ник? Работает?

– Думаю, он сейчас на Граб-стрит, – пожала плечами я.

– Я пробовал до него дозвониться. – Зик помешкал. – Как считаешь, он на подозрении?

– Если не дал повода, то нет.

Повисла пауза. Зик вытянулся на одеяле и, прикрыв одну дверцу, стал разглядывать приклеенные к ней фотографии и постеры. В основном там были музыканты из свободного мира, на одном из снимков брат с сестрой в ярких нарядах стояли в каком-то баре и улыбались во весь рот. И все, больше никаких фотографий родственников или друзей. Надин заняла пост у окна, положив руку на револьвер.

Я включила маленький телевизор в углу. Джекс терпеть не мог, когда мы пялились в ящик, но сам любил быть в курсе происходящего. С одной половины экрана зрителям улыбалась Скарлет Берниш, с другой – вещала корреспондентка, стоявшая у главных ворот Тауэра. Ее алый плащ раздувался под порывами ветра.

– …Как сообщает подразделение «Щит», заключенным удалось бежать благодаря паранормальным способностям Феликса Коба, которые тот применил к ничего не подозревающему новобранцу.

– Неудивительно, – кивнула Берниш. – Бедолаге можно лишь посочувствовать. Спасибо нашему обозревателю с места событий. Теперь поговорим о самой отъявленной злоумышленнице – Пейдж Еве Махоуни, уроженке Ирландии, эмигрировавшей из южной провинции инквизиторского региона Пейл. – Крупным планом показали карту с отметкой региона. – Махоуни обвиняется в убийстве, государственной измене, подрывной деятельности и уклонении от ареста. Слово предоставляется известному сайенскому парапсихологу доктору Мюриэлу Рою, специалисту по паранормальным отклонениям. Доктор Рой, вы полагаете, именно Пейдж Махоуни организовала побег? Она почти двадцать лет прожила с отцом, который все эти годы ни о чем не догадывался. Налицо случай крайнего лицемерия, согласны?

– Абсолютно, Скарлет. Более того, по результатам долгосрочного сотрудничества с доктором Махоуни могу добавить, что принадлежность дочери к паранормалам стала для него настоящим шоком…

Тут включили короткое видео, как отец выходит из комплекса «Голден лейн», прикрываясь датапэдом. Мои пальцы впились в подлокотники кресла. Говоря про отца, Берниш называла его настоящим именем, корча недовольную физиономию всякий раз, когда произносила по слогам: «Кой-лин О’Ма-ту-на». По приезде в Англию он адаптировал неудобоваримое «Койлин О’Матуна» в «Колин Махоуни», а меня из «Ифы» превратил в «Еву», но мисс Берниш не отличалась щепетильностью: подчеркивая наши ирландские корни, она целенаправленно выставляла отца аутсайдером, чужаком. У меня потемнело в глазах.

Всю жизнь отец держался отчужденно. Лишь в день ареста он вдруг проявил заботу, предложил приготовить завтрак, вспомнил мое детское прозвище. Тогда, в кофейне, он выглядел по-настоящему несчастным и буквально цеплялся за свою соседку. Но для того чтобы избежать обвинений в укрывательстве паранормала, ему придется публично отречься от меня. Отречься раз и навсегда.

Возненавидел ли он меня или винит в произошедшем Сайен?

От остального пространства комнаты кровать отделяла прозрачная занавеска. Слева у изголовья было окно с деревянными ставнями, выходившее в живописный дворик. За занавеской стояли «волшебный фонарь», генератор белого шума и проигрыватель в кожаном футляре – все это создавало нужную атмосферу для призрачных странствий. Книжная полка напротив двери была сплошь уставлена ворованными сувенирами и вечными «спутниками» моих путешествий: болеутоляющими, снотворным, адреналином.

Меня разбудило обострившееся шестое чувство. Сквозь пелену проступили очертания моей старой комнаты с алыми стенами и расписанным звездами потолком. Из полумрака на меня смотрел Джексон.

– Только поглядите. Солнце встало, странница нам на голову упала. – Он сидел в кресле, одетый в парчовую пижаму, и ухмылялся. – Мне всегда нравилась эта комната, – снова заговорил он после короткого молчания. – Тихо, уютно. Идеальная атмосфера для моей дорогой подельницы. Так, значит, тебя привел Альфред?

– Вроде того.

– Мудрейший человек. Сразу сообразил, что к чему.

– Не знаю, что он там сообразил.

С минуту мы изучали друг друга. За четыре года совместной работы мне ни разу не приходилось вот так сидеть и смотреть на босса. Белый Сборщик, Король Жезлов, сделавший меня своей единственной преемницей и даровавший безоговорочное уважение людей многим старше. Человек, забравший меня из дома и укрывший от вездесущего ока Сайена.

– Лучше поздно, чем никогда. – Джекс уселся поудобнее, закинув ногу на ногу. – Устроим запоздалый тет-а-тет. Мы с тобой слишком разные, Пейдж. Все время забываю, что тебе двадцать – пора, когда голову пьянит сладкая амброзия независимости. В твоем возрасте из близких у меня был только Альфред. Больше никого – ни главаря мимов, ни друзей, с кем можно поговорить по душам. Занятная ситуация, учитывая, что свою жизнь я начал под пристальным взором кумы.

– Ты рос беспризорником?

– Удивлена, лапушка? Моих родителей повесили, едва мне стукнуло четыре года. Думаю, они были людьми недалекими, иначе не попались бы так глупо. С их смертью я остался один-одинешенек, без гроша в кармане. Не мог позволить себе ни шмоток, ни качественных фантомов. Вот такие дела, дорогая подельница.

Кума учила меня воровать у невидцев. Работала вместе с двумя подручными, втроем они шефствовали над восемнадцатью побирушками. Все, что мне удавалось заработать, перекочевывало в карман кумовьям. Взамен меня изредка кормили. Я всегда мечтал поступить в университет, стать ученым, но эта троица откровенно потешалась над моими чаяниями. На пальцах объяснили, что в школу мне не попасть – ни сейчас, ни потом. Воровать часы и датапэды – вот мой удел. Образование – штука дорогая. И потом, я же паранормал, ничтожество. Однако в двенадцать лет у меня проснулся странный зуд. Зуд вот здесь. – Джексон коснулся руки, словно по-прежнему ощущал невыносимое покалывание.

Он не расставался с длинными рукавами. Правда, мне довелось увидеть спрятанные под ними шрамы – белые рубцы, испещрявшие кожу от запястья до локтя.

– Я чесался до крови. Чесался так, что ломал ногти. Царапал лицо, ноги, грудь. Кума живо спровадила меня на улицу клянчить, рассудив, что мои раны растопят сердца прохожих. Ее расчет оправдался – мне никогда столько не подавали, как в период чеса.

– Извращение какое-то, – буркнула я.

– Это Лондон, детка. – Джексон побарабанил пальцами по колену. – К тому моменту, когда мне исполнилось четырнадцать, ничего не переменилось, разве что мои преступления стали носить более серьезный характер. И все это – за кусок хлеба и глоток воды. Но меня сжигала лихорадка, жажда независимости, мести и… эфира. Будучи зрячим, я тогда не понимал природы своего дара. Мне казалось, что если сумею понять, то смогу сам зарабатывать на жизнь: предсказывать судьбу по руке или на картах, как балаганщики из Ковент-Гардена. К слову, даже они смеялись надо мной, – вспоминал Джекс с улыбкой, но мне было не до смеха. – В один прекрасный день я не выдержал. Сломался, как кукла, брошенная на мостовую. Стояла зима, было адски холодно. Я валялся на земле в Шестом Первой, рыдал и чесался до исступления. И никто мне не помог – ни паранормалы, ни невидцы. – Он говорил монотонно, словно рассказывал сказку на ночь. – Мне хотелось вопить во всю глотку, хотелось признаться миру в своей паранормальности. Хотелось умолять ДКО, чтобы забрали меня в Тауэр, в Бедлим, да хоть к черту в ад! Но вдруг какая-то женщина склонилась ко мне и прошептала: «Вырежи имя давно усопшего, дитя». Прошептала и исчезла.

– Кто это был? – насторожилась я.

– Та, кому я обязан по гроб жизни, лапушка. – Бледные глаза Джекса смотрели вдаль. – На моей памяти не было давно усопших – только те, кому я желал смерти, – поэтому мне пришлось преодолеть путь в четыре мили до монастырского кладбища. Прочесть имена на могилах я не мог – не знал грамоты, – но зато мог скопировать надписи. Правда, вырезать имя поначалу побоялся. Просто выбрал могилу, проколол себе палец и кровью вывел на руке буквы. Стоило дописать последнюю, как рядом со мной возник фантом. На кладбище я провел длинную, кошмарную ночь, чувствуя, как пляшут на надгробиях духи. А когда очнулся, зуд исчез.

В моем сознании возник расплывчатый образ: маленькая девчушка бредет по маковому полю, а после – слепящая лихорадочная боль при нападении полтергейста. Я была намного младше Джексона, когда мой дар проявился в полную силу, но не могла разгадать его природу до знакомства с боссом.

– Я вырезал имя духа на теле, и тот научил меня читать и писать. Затем мне удалось продать помощника за скромное вознаграждение, которого хватило, чтобы есть от пуза целый месяц, – вспоминал Джекс. – Я ненадолго вернулся к кумовьям – хотел обкатать свой дар, но в итоге мы распрощались.

– И они не устроили на тебя охоту?

– Охоту на них устроил я.

Мне оставалось лишь гадать, какой жуткой смертью умерли кумовья. Не зря Альфред упомянул о буйной фантазии друга.

– Обретя свободу, я занялся изучением паранормального. И выяснил свою истинную сущность. Сборщик.

Джексон внезапно поднялся и подошел к запрещенной картине Уотерхауса, изображавшей двух сводных братьев – Сон и Смерть, прикорнувших плечом к плечу на кровати.

– Своим рассказом я хочу донести до тебя, что все понимаю. Понимаю, каково это – бояться собственных сил. Служить сосудом для эфира. Не доверять самому себе. Добавь сюда неуемную тягу к независимости. Но я не кум, а главарь мимов, и довольно лояльный. Тебе платят за услуги. Дают кров. Все, что мне нужно, – повиновение. Согласись, такое желание типично для любого главаря.

Понятное дело, все могло быть куда хуже. Достаточно послушать Элизу. Мне еще очень повезло с боссом. Джексон обернулся и снова посмотрел на меня:

– В Оксфорде я слегка погорячился. Уверен, ты тоже. Вряд ли ты всерьез намерена покинуть Севен-Дайлс.

– Мне хотелось помочь другим ясновидцам. Уж ты-то должен понимать!

– Разумеется, тебе хотелось им помочь, с твоей-то самоотверженностью. Вероятно, я слишком пекся о твоем благополучии и напрочь забыл про остальных. С моей стороны было свинством так наседать на тебя. Конечно, ты вправе на меня злиться. – Он нежно коснулся моей щеки. – Никогда не отдам тебя этим упырям с Джейкобс-Айленда. Ни один спланхномант не посмеет дотронуться до моей странницы, обещаю.

– Ты действительно пытался меня разыскать? После моей пропажи?

Джекса мой вопрос явно покоробил.

– Конечно пытался. Считаешь меня совсем бессердечным? В понедельник ты не явилась, и я бросил лучшие силы на твои поиски. Даже подключил этих недоумков Марию и Дидьена. Правда, пришлось ловчить, чтобы информация не попала в загребущие лапы Гектора, поэтому операция проходила под грифом «совершенно секретно». Но мы не сдавались, честное слово. Я бы скорее стал побирушкой, чем позволил Сайену захапать мою странницу. – Фыркнув, он выставил на тумбочку два стакана. – Вот, выпей. Зеленая фея враз избавит от всех недугов.

– Это же твой НЗ!

– Сегодня особый случай.

В стаканах плескался абсент. Тонкие пальцы Джексона проворно смешивали ингредиенты, добавляли сахар, воду. От его манипуляций жидкость вскоре приобрела молочный оттенок. В Сайене лишь единицы переносили крепкий алкоголь, но меня с моими ранами перспектива похмелья мало пугала. Я потянулась за стаканом:

– Ты встречался с Антуанет Картер. Ну, в тот день, когда Ник меня подстрелил. Зачем?

– С месяц назад в Ковент-Гардене я наткнулся на старые записи ее выступлений и очень заинтересовался ее даром. Через посредников на Граб-стрит, которые печатают опусы дамы, связался с ней, но встреча не состоялась. – Джексон сделал изящный глоток. – Спасибо рефаитам – сунули свой нос куда не просили.

– Они сунут нос повсюду, если не дадим им бой. Нельзя позволить им и дальше устраивать Сезоны костей.

– Милая, с твоими лупоглазыми дружками мы непременно разберемся, но чуть позже. Пусть пока забавляются и дергают за ниточки.

Мне с большим трудом удалось сдержаться, чтобы не рявкнуть на него.

– Нужно предупредить Синдикат. Через два месяца внедрят «Экстрасенс». Если не объединимся…

– Пейдж, Пейдж, угомонись. Очень ценю твой энтузиазм, но позволь напомнить, что мы не вольные стрелки, а «Семь печатей». У нас есть ряд обязательств перед родным сектором и Лондоном. Как члены Синдиката, мы должны защищать свою вотчину. Вот наша главная и единственная задача.

– Если рефаиты нагрянут сюда, кодекс не поможет. Мы живем в паутине их лжи.

– На этой лжи держится весь Синдикат. И возник он лишь благодаря ей. Тебе не под силу изменить естественный порядок вещей.

– Но ты же смог, – возразила я. – Своим памфлетом.

– Это совсем другое дело. – Джексон взял меня за руку. Его ладонь была ухоженной и мягкой, в отличие от моей, сплошь покрытой ссадинами и мозолями после вояжей по крышам и бесконечной возни с оружием. – Именно поэтому я запретил вам ввязываться в долгосрочные отношения. Вы должны с полной отдачей трудиться на благо Четвертого Первой. А пока ты думаешь про рефаитов, о полной самоотдаче не может быть и речи. Время нынче неспокойное, нельзя, чтобы моя подельница думала о чем-то, кроме насущных проблем. Поняла?

В тот момент я понимала только, что хочу схватить Джекса за лацканы пижамы и тряхнуть как грушу.

– Нет, не поняла.

– Ничего, скоро поймешь. Время лечит любые раны.

– Я не отступлюсь!

– Если захочешь удержаться в Синдикате, отступишься как миленькая. – Он поднялся. – Пребывание вдали от «Семи печатей» пошло тебе на пользу – ты убедилась, что обладаешь задатками лидера.

Я постаралась ничем не выразить своего волнения.

– Задатки лидера? У меня?

– Не придуривайся. Ты ухитрилась организовать восстание и сбежать из вонючей клетки, куда тебя засунули.

– Мне помогли.

– Скромность – тоже порок. Возможно, без друзей тебе пришлось бы туго, но там, на лугу, ты смотрелась королевой. Даже произнесла речь! А правильные слова, моя милая странница, решают все. Слова дают крылья даже тем, кто совсем отчаялся и утратил всякую надежду на спасение.

Жаль, сейчас у меня не было слов.

– Пейдж, сколько, по-твоему, мне лет?

Вопрос застал меня врасплох.

– Тридцать пять?

– Сорок восемь.

У меня отвисла челюсть, а Джекс продолжал:

– У представителей пятой касты век недолог. Когда я отправлюсь в эфир, ты встанешь во главе Четвертого сектора Первой когорты. Из тебя получится знатная предводительница мимов: молодая, умная, потомок высшей касты с множеством преданных ясновидцев за спиной. Вся цитадель будет у твоих ног.

Перед глазами всплыла заманчивая картина: Бледная Странница, королева мимов I-4. Это здание станет моим. Все местные ясновидцы будут подчиняться мне.

Джекс протянул руку:

– Мир? Забудем наше недопонимание и начнем все заново.

С моим статусом беглой преступницы, и вдобавок особо опасной, мне не обойтись без банды и влияния Белого Сборщика. В противном случае меня сдаст первый попавшийся балаганщик или попрошайка. Остальные же прикинутся, что меня не существует. Джексон – мой единственный ключ к Синдикату, а Синдикат – единственная сплоченная коалиция, способная противостоять Сайену. Молчать я не собиралась, но сейчас мне оставалось только принять условия игры.

Мы с Джексом пожали друг другу руки.

– Разумный выбор, – похвалил он.

– Надеюсь.

Его хватка усилилась.

– Подожди два года. Но до тех пор будешь моей подельницей.

У меня защемило в груди, кивок стоил огромного усилия воли. Джексон улыбнулся одними губами:

– Ладно, теперь обсудим твое бедственное положение с остальными. – Приобняв меня за плечи, он направился к лестнице. – Нужно принять меры предосторожности, если мы и впредь хотим жить пауками в паутине Уивера. – Он забарабанил по потолку тростью. – Даника, бросай свои агрегаты и собирай моих голубков. У нас по плану совещание. Немедленно!

Не дожидаясь ответа, Джекс повел меня в кабинет. Будуар, как он это называл. Плотные занавески на окнах не пропускали внутрь ни капли солнечного света. Позади кушетки высился шкаф, где под замком хранились ингредиенты для абсента. На книжной полке выстроились издания с Граб-стрит, за исключением творений Дидьена. В комнате пахло табаком и розовым маслом. Антикварная лампа с причудливым абажуром бросала цветные отсветы на ковер. Ощущение, словно шагаешь по драгоценным камням: аметистам, сапфирам, изумрудам, тигриным глазам, оранжевым гранатам, огненным опалам и рубинам. Джекс уселся в кресло и закурил сигару.

Он велит мне все забыть. Пусть рефаиты и дальше разгуливают на свободе – всем плевать, кроме меня.

Даника с кислым видом вошла в кабинет. Вскоре к ней присоединились еще трое, понурые и уставшие. Завидев меня, Элиза ухмыльнулась:

– Так и знала, что ты вернешься.

– Не смогла удержаться.

– Духи привели ее обратно, медиум. Как я и предсказывал. – Джексон взмахнул рукой, отгоняя дым. – Садитесь, мои хорошие. Нам нужно многое обсудить.

Джексону сорок восемь! Невероятно. И ни морщины на лице, ни одного седого волоса в черной как смоль шевелюре.

– Начнем с зарплаты. Надин, это тебе. – Он с размахом вручил девушке конверт. – Ты славно потрудилась в Ковент-Гардене. Плюс небольшой бонус за продажу последнего духа.

– Спасибо, – коротко поблагодарила та.

– Твоя доля, Иезекииль. Ты как всегда был на высоте.

Зик с кривой улыбкой принял плату.

– Что до тебя, Даника, то деньги получишь, когда в твоей работе наметится прогресс.

– Ясно, – равнодушно бросила медиум.

– Ну и наконец, Элиза. Сокровище мое! – Джекс протянул ей самый пухлый конверт. – За твою картину нам отвалили баснословную сумму. Твои комиссионные, как полагается.

– Спасибо. – Элиза спрятала конверт в карман юбки. – Постараюсь найти им хорошее применение.

Я силилась не смотреть на конверт в руках Зика, набитый драгоценными банкнотами. Вернулась бы к Джексу под крыло неделей раньше, сейчас тоже получила бы долю.

– Теперь к делу. Поскольку у нас под крышей обосновалась опасная преступница, предлагаю пробежаться по ЧС-протоколу. Конкретно, по вопросам отлучек в период «красного» режима. – Джексон стряхнул пепел с сигары. – Итак, перво-наперво избегайте лондонской подземки. Если соберетесь в другой сектор, обращайтесь напрямую ко мне – сам организую частника.

– Пешком тоже нельзя? – насторожилась Элиза. – Даже недалеко?

– Только в самом крайнем случае. В пределах Синдиката использовать клички, за его пределами – прочие позывные. Избегайте улиц с камерами наблюдения – их перечень вам известен – и остерегайтесь беспроводных устройств слежения. Прикрывайте лицо всякий раз, выходя из логова. Не покидайте убежища, если нет острой необходимости.

– Значит, можно больше не участвовать в этих дерьмовых юдифионах, что проводит Дидьен? – обрадовалась Надин.

– Аукционы – вещь надежная, как и черный рынок. – Джекс ласково погладил ее по руке. – Меня мутит даже от воздуха, которым он дышит, но это, как ты выражаешься, дерьмо приносит неплохую прибыль. И потом, наша драгоценная Пейдж вернулась и сама может участвовать в торгах. И параллельно выполнять свои функции подельницы.

– Верно, – насупилась Надин.

Я вопросительно подняла бровь. Смерив нас оценивающим взглядом, Джексон откинулся на спинку кресла:

– Теперь главное. Пик охоты придется на ближайшую пару недель. Потом постепенно сократим меры предосторожности.

– Джексон, – не выдержала я, – рефаитам известно, где мы живем. Они знают про тебя. По-моему, есть смысл разработать план отступления.

Звякнул фарфор – Элиза слишком резко поставила чашку на стол.

– Они пронюхали про логово?

Джексон закатил глаза. Упоминание рефаитов было ему явно не по душе, но меня это не смутило. Да, я согласилась сотрудничать, но нельзя же как страус прятать голову в песок!

– Их ясновидцы проводят сеансы, – продолжала я. – Там и всплыл образ колонны с солнечными часами. Рано или поздно рефаиты доберутся до нас.

– Да перестань! – Джексон поднялся. – В городе сотни таких колонн, не говоря уже о солнечных часах. Пускай охотятся. Скорее цитадель обратится в прах, чем мы покинем логово. Никакие сеансы не прогонят меня с собственной территории.

– Они жаждут заполучить тебя вместе с Антуанет. И скоро вновь попытаются это сделать.

– У меня есть дела поважнее разборок с кучкой чокнутых монстров. – Джексон схватил трость. – Но чтобы вам спалось спокойнее, идите за мной. Покажу вам кое-что.

Мы спустились по лестнице на первый этаж, где не было ничего, кроме огромного пыльного зеркала, велосипеда Зика и двери, ведущей на задний двор. Джексон кивнул на закуток под лестницей.

– Видите эти доски? – Для наглядности он постучал тростью. – Прямо под ними находится потайное убежище.

– У нас есть убежище? – нахмурилась Элиза. – Отходной путь?

– В яблочко.

– Почему мы впервые о нем слышим? После стольких лет? – справедливо возмутилась Надин.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – парировал Джекс. – И потом, кто станет нас искать? Вы с братом официально числитесь покойниками, до остальных тоже никому нет дела. Точнее, не было до недавнего времени, – поправился он, глядя на меня. – Кстати, убежище я устроил только после внезапного рейда в сектор. Элиза и Пейдж должны помнить.

Еще бы не помнить! Нам тогда пришлось спешно эвакуироваться к Нику.

– Место укромное, лучше не придумаешь. Если нагрянет НКО, Пейдж сможет там отсидеться пару часов. Если же ситуация усугубится, в убежище есть потайной ход в туннель до Сохо.

Обнажив спрятанное в трости острие, Джексон приподнял доску. Открылся проем примерно шесть на девять футов.

– У меня мороз по коже, – призналась Элиза. – Тут можно хоронить живьем.

– Хорошо сказано, медиум. Ключевое слово здесь – «живьем». Живой – не мертвый, учтите. – Джексон вернул доску обратно. – Главное, придерживайтесь правил, и все будет в порядке. – Он щелкнул пальцами. – Теперь за работу. Пейдж, ты со мной.

Надин проводила меня злобным взглядом, но не успела я открыть рот, как она исчезла.

– Прибереги свои страшилки, милая, – мягко проговорил Джексон, запирая дверь в будуар. – Ребята не желают слушать россказни про рефаитов.

– Они все, кроме Элизы, были в Первом Шиоле, – возразила я, стараясь держать себя в руках. – Видели собственными глазами.

– Им сейчас нельзя отвлекаться на ерунду. Пока в городе действует красный режим, нам всем грозит опасность. – Он стряхнул со стола бумаги. – Вернемся к нашим баранам. Сектор терпит большие убытки. Надин неплохо справлялась с ролью подельницы, но до тебя ей далеко. Ты в плане заработка самый настоящий талант. Если займешься аукционами, Надин со скрипкой отправится назад, в Ковент-Гарден.

– Вряд ли ей это понравится, – заметила я, усаживаясь в кресло.

– Она и раньше этим занималась. Разве не для того ее нанимали, чтобы балаганила?

– Конечно, – как можно спокойней ответила я. – Но кому понравится терять деньги? Ты ведь платил ей по моей ставке?

– Тебя же не было, – возразил Джексон с таким видом, словно его спросили: а правда ли трава зеленая? – Она заклинательница, Пейдж. Музыка для нее сродни нумам. – Порывшись в столе, он вытащил свиток, завязанный миниатюрным подобием галстука-бабочки. – Держи. Это приглашение на следующий юдифион. Уверен, Дидьен будет безумно рад тебя видеть.

Я сунула приглашение в карман.

– Мне казалось, ты против того, чтобы мы высовывались на улицу.

– Пейдж, наши доходы упали. Если не желаешь сидеть и смотреть, как деньги утекают, точно вода через решето, иди работать.

– Теряешь хватку, Джекс?

– Глупышка, никогда не вини своего главаря мимов в чужих неудачах. Финансовый кризис возник по ряду причин, от меня не зависящих. Во-первых, задержали парочку наших самых доходных балаганщиков – расслабились, идиоты! Только не обижайся, куколка, к тебе это не относится. Сразу два заведения перестали платить ренту. И в довершение всего вместе с тобой мы потеряли целую статью дохода, моя ходячая камера наблюдения за духами. – Джексон открыл шкаф и начал придирчиво разглядывать батарею склянок. – И последнее: тебе нельзя разгуливать по городу в таком виде.

– В каком?

– В своем. Твои волосы слишком бросаются в глаза. Вот тебе подручные средства. – Он вручил мне бутылочку и коробку. – Стань невидимкой.