Текст книги "Сезон костей"

Внутри царил полумрак, сквозь который пробивалось пламя горелки. Постелью служила груда грязных одеял и подушка.

– Всегда подбираешь бродяжек? – спросила я, усаживаясь.

– Случается. Просто на своей шкуре знаю, каково быть новенькой. – Миниатюрная хозяйка устроилась рядом с примусом. – Добро пожаловать в Семью.

– Ого, я теперь член семьи?

– Отныне – да. У нас тут не секта, не подумай. Семью мы основали лишь для того, чтобы выжить. – Она занялась примусом. – По-моему, ты из Синдиката.

– Возможно.

– А я вот нет. Мои таланты им без надобности. – На ее губах заиграла слабая улыбка. – Меня привезли в прошлый Сезон костей.

– Это когда?

– Десять лет назад. Мне было тринадцать. – Девушка приветливо протянула мне огрубелую ладонь. – Лисс Реймор.

Помешкав, я протянула свою в ответ:

– Пейдж.

– Номер двадцать пятьдесят девять сорок?

– Да.

Заметив выражение моего лица, Лисс виновато спохватилась:

– Извини. Привычка. Или результат зомбирования, как вариант.

Я пожала плечами:

– Ничего страшного. А какой номер у тебя?

– Девятнадцать сорок девять один.

– Откуда знаешь мой?

Лисс плеснула спирта в горелку.

– Новости здесь быстро расходятся, и это неудивительно. Нас тщательно изолируют от известий из свободного мира. Если Сайен можно назвать свободным. – Вспыхнуло голубоватое пламя. – Кстати, сейчас только о тебе и говорят.

– Это еще почему?

– Ты не в курсе? Арктур Мезартим прежде не брал людей в резиденцию. Более того, никогда ими не интересовался. А тут такое событие! Вот что случается, когда общество лишают самой примитивной прессы.

– Не знаешь, зачем он меня выбрал?

– Думаю, тебя приметила Нашира. Арктур – принц-консорт, ее жених. Ему лучше не попадаться на пути. Хотя его из башни хлебом не выманишь. – Лисс поставила на горелку котелок. – Поешь, и продолжим. Сразу извиняюсь за неудобства – арлекины давно отвыкли есть за столом.

– Арлекины?

– Так «алые туники» прозвали уличных актеров. Они нас явно недолюбливают. – Хозяйка налила в плошку горячий бульон, но брать в уплату кольца отказалась. – За счет заведения. Угощайся.

Жидкий, без запаха бульон оказался чрезвычайно мерзким на вкус, но согревал хорошо. Лисс наблюдала, как я жадно хлебаю.

– Вот. – Она протянула краюшку черствого хлеба. – Чем богаты. Баланда и сухари – пища наша. Со временем привыкнешь. Кураторы решили дружно забыть, что нас следовало бы кормить по-человечески.

– А мясо? – кивнула я в сторону большого зала.

– Пир по случаю нового Сезона. Баланда, кстати, из мясных соков. Успела урвать. – Лисс налила себе бульона. – Спасибо невидцам с кухни. Не будь их, сдохли бы с голоду. Это тоже от них. – Она кивнула на горелку и котелок. – Вообще, они готовят исключительно для «алых туник», но всегда стараются отложить нам кусочек. Правда, энтузиазм у них заметно поугас после того, как одну девчушку застукали с поличным.

– И что с ней сталось?

– Избили до полусмерти. Ясновидец, кого она подкармливала, получил четыре дня бессонницы и съехавшую крышу в придачу.

В качестве наказания бессонницу начали применять относительно недавно. Сознание ясновидцев функционирует на двух уровнях – жизни и смерти. Весьма утомительное занятие. Если еще и не спать четыре дня, можно запросто рехнуться.

– Как сюда доставляют еду? – поинтересовалась я.

– Без понятия, – ответила Лисс. – Наверное, поездом. Он идет из Лондона прямиком к нам. Но где находятся туннели, никто не знает. – Она придвинулась к огню. – Как думаешь, сколько длилась фантасмагория?

– Вечность!

– На самом деле пять дней. Именно столько паранормалы проводят в аду и лишь на пятые сутки получают антидот.

– Для чего?

– Чтобы сразу узнали свое место и не рыпались. Здесь ты никто, просто номер, пока не заработаешь знак отличия. Вернее, если заработаешь. – Лисс глотнула бульону. – В «Магдален» поселилась?

– Да.

– Небось, уже тошнит? Но повторю: тебе повезло. В «Магдален» для смертных относительно безопасно.

– Сколько их всего?

– Смертных?

– Нет, резиденций.

– Ах, это. Давай считать. Каждая резиденция – своего рода район. Человеческих из них семь: «Баллиол», «Корпус», «Эксетер», «Мертон», «Ориел», «Куинс» и «Тринити». Нашира живет в «Сюзерене», где проводили собрание. Дальше на юге – «Дом» и «Замок», точнее КПЗ, а эта дыра – Трущобы. Улица называется Брод-стрит, она идет параллельно бульвару Магдален.

– А что за пределами города?

– Пустырь, в просторечье – Безлюдье. Там все нашпиговано минами и капканами.

– Кто-нибудь пытался его пересечь?

Лисс заметно напряглась.

– Да. – Помолчав, она вдруг спросила: – Долго парилась в Тауэре?

От неожиданности я чуть не подавилась баландой.

– Вообще там не была.

– Ты что, с луны свалилась? – Видя мое недоумение, Лисс покачала головой. – Ясновидцев сюда привозят из Тауэра. Иной бедняга десятку там отмотает, прежде чем попадет в Шиол.

– Не может быть! – Теперь понятно, почему мой сокамерник бормотал про девять лет.

– Очень даже может, – вздохнула Лисс. – Рефаиты – прошаренные ребята, знают, как держать нас в узде, как усмирять. За десять лет Тауэр кого угодно обломает.

– Кто они такие?

– Без понятия, но не люди – точно. – Лисс макнула хлеб в баланду. – Строят из себя богов и требуют, чтобы перед ними преклонялись.

– А мы, выходит, их почитатели, – хмыкнула я.

– Не просто почитатели – им мы обязаны жизнью. Рефаиты любят напоминать, что защищают нас от жужунов. Мол, рабство – это ради нашей же пользы. Говорят, лучше быть рабом, чем покойником. Попасть в лапы к инквизитору – тоже мало радости.

– Что еще за жужуны?

– Так мы называем эмитов.

– Почему?

– Традиция. Слово придумали «алые туники», они и воюют с этими тварями.

– И часто?

– По сезону. В основном зимой. Услышишь сирену, будь осторожна. Один гудок созывает «туник». Если гудит непрерывно, прячься. Значит, жужуны наступают.

– Можешь рассказать о них? – Я сунула в рот сухарь.

– Разные ходят слухи, – задумчиво проговорила Лисс. Отблески пламени падали ей на лицо. – «Алые» обожают нас пугать. Поговаривают, будто эмиты умеют принимать разные формы и убивать одним своим присутствием. Еще болтают, что с виду они – ходячие скелеты и им нужна кожа. Сам черт не разберет, что здесь правда, но до человеческой плоти они точно жадные. Жить без нее не могут. Если наткнешься на обглоданные конечности или калеку без рук и ног, не удивляйся.

Меня не затошнило, зато внутри все похолодело. Разум отказывался поверить в реальность происходящего.

Лисс потянулась поправить занавеску, и тут в глаза мне бросился клочок яркого шелка.

– Постой! Ты та самая гимнастка?

– Понравилось мое выступление?

– Очень.

– Так я зарабатываю на хлеб. Благо быстро научилась, а до этого балаганила у подмостков. – Лисс вытерла губы. – Видела тебя вчера с Плионой. Кстати, твоя аура наделала шуму.

Я промолчала. Обсуждать свою ауру с посторонним человеком небезопасно. Особенно в нынешних обстоятельствах.

Лисс вперила в меня пристальный взор:

– Ты зрячая?

– Нет. – Тут я не погрешила против истины.

– За что тебя взяли?

– Убила подземщика. – Снова правда.

– Как?

– Ножом. В состоянии аффекта. – Вот теперь наглая ложь.

Лисс не сводила с меня глаз. Зрячая, как и все гадалки, она безошибочно видела мою алую ауру. Будь у нее побольше информации, сразу догадалась бы, кто я и что.

– Не думаю. – Она рассеянно постукивала пальцами. – Ты не проливала кровь. – (Да, гадалка она явно неплохая.) – На оракула тоже не тянешь, – бормотала Лисс задумчиво, – не тот тип. Для фурии слишком спокойная, не медиум точно. Выходит, ты… – Гимнастка встрепенулась. – Ты странница. Верно?

Я выдержала ее взгляд. Лисс кивнула и расслабилась.

– Вот тебе и ответ.

– На какой вопрос?

– Почему Арктур выбрал именно тебя. Нашира давно мечтала заполучить призрачного странника, но ей не везло. Теперь она с тебя глаз не спустит. Решила подстраховаться: под защитой Арктура тебя никто не посмеет тронуть. Но если Нашира убедится, кто ты есть, живо подомнет под себя.

– Каким образом?

– Лучше тебе не знать.

Но меня уже было трудно удивить или напугать.

– У Наширы особый дар, – нехотя пояснила Лисс. – Заметила, какая у нее необычная аура?

Я кивнула.

– Так вот, у нее целый спектр способностей. Ей известно несколько путей в эфир.

– Чушь! Дар один для всех.

– Это в нормальном мире. Здесь его правила не работают. В Первом Шиоле свои законы. Заруби себе на носу, и жить станет проще. – Лисс подтянула ободранные колени к груди. – У Наширы пять ангелов-хранителей. Не спрашивай, как она их удерживает.

– Получается, она сборщик?

– Вряд ли. Скорее всего, была раньше, но потом ее аура деформировалась.

– Кем?

– Ангелами. – Заметив, что я непонимающе нахмурилась, Лисс подавила вздох. – Это только предположение, но мы считаем, она вобрала в себя дар всех пятерых, когда те были живы.

– Сборщикам такое не под силу.

– Вот именно. – Лисс косо посмотрела на меня. – Послушай мой совет: сиди тише воды, ниже травы и не высовывайся. Если Нашира догадается, что ты странница, тебе крышка.

Меня не так-то просто выбить из колеи. За три года в Синдикате невольно научишься смотреть в лицо опасности. Но это место все равно пугало. Слишком много неизведанного и неясного.

– Есть шанс сбить ее со следа?

– Есть, но ничтожный. Вам же предстоит пройти испытания, чтобы проявить дар. По результатам выдают тунику. После первого испытания – розовую, после второго – красную.

– Но ты ведь не прошла!

– И слава богу. Теперь вот служу под началом надсмотрщика.

– А кто был твоим куратором?

Лисс отвернулась к огню.

– Гомейса Саргас.

– Кто такой?

– Тоже наследный правитель. Их всегда двое: мужчина и женщина.

– Но Арктур…

– Обручен с Наширой, да, но к наследным не принадлежит, – презрительно фыркнула Лисс. – Только династия Саргасов вправе наследовать корону. Вот только, будучи кровными родственниками, они не могут вступить в брак – получится инцест. А Арктур из другой семьи.

– Выходит, он королевский избранник?

– По-здешнему принц-консорт. Хочешь еще бульона?

– Нет, спасибо.

Лисс плюхнула миску в таз с грязной водой.

– Почему ты провалила испытание?

– Осталась человеком. – Девушка чуть улыбнулась. – Рефаиты – не люди. Несмотря на внешность и повадки, они – не мы. Здесь, – она выразительно приложила руку к груди, – у них пусто. Чтобы поработить человека, им прежде всего нужно лишить его души.

– В смысле?

Не успела Лисс ответить, как занавеску внезапно отдернули и на пороге возник худой рефаит.

– Эй, ты! – рявкнул он на девушку.

Та испуганно отпрянула, прикрывая голову руками.

– Вставай, ничтожество! Дрянь убогая! Да у вас, мэм, гости! Королевой себя возомнила?

Лисс поднялась. Вся ее энергия куда-то исчезла, плечи ссутулились, руки задрожали.

– Прости, Сухейль. Номер сорок – новенькая. Я хотела объяснить ей правила Первого Шиола.

– Номеру сорок пора самой знать правила, – огрызнулся тот.

– Прости, господин, – пролепетала Лисс.

Сухейль замахнулся рукой в перчатке, словно хотел ударить.

– Переодевайся.

– Но у меня сегодня нет выступлений, – забормотала та и попятилась. – Ты говорил с надсмотрщиком?

Я исподтишка разглядывала тирана. Он был высокий и смуглый, как все рефаиты, вот только в глазах не равнодушие, а всепоглощающая ненависть.

– Мне нет нужды говорить с надсмотрщиком, бестолковая марионетка. Пятнадцатый по-прежнему не в себе. «Туники» требуют своего любимого шута ему на замену. – Сухейль вдруг оскалился. – Выступление через десять минут. Поторопись, если не хочешь присоединиться к своему дружку в КПЗ.

Лисс вздрогнула и резко поникла:

– Да, господин.

– Хорошая рабыня. – С этими словами он исчез, напоследок сорвав ветхую занавеску с петель.

Мы с Лисс бросились ее поднимать. При этом миниатюрная гимнастка тряслась как осиновый лист.

– Кто это был? – шепотом спросила я.

– Сухейль Шератан. Надсмотрщик отвечает перед ним, если что-то не так. – Она вытерла слезы рукавом. – Пятнадцатый – тот самый, кто заработал бессонницу. Его зовут Джордан. Он тоже акробат.

Я потянулась забрать у нее занавеску, как вдруг заметила алое пятно на рукаве блузки.

– Ты поранилась!

– Ерунда.

– Вовсе нет, – возразила я, по опыту зная, что кровь – это не шутки.

Лисс снова принялась тереть глаза, оставляя на щеках багровые полосы.

– Просто Сухейль подпитался мной.

– Чего?! – Я думала, что ослышалась.

– Подпитался мной, – повторила она. – Тебя не предупредили, что рефаиты питаются нашей аурой? Вечно они забывают.

Я глядела на перепачканное кровью лицо и боролась с тошнотой.

– Но это невозможно! Аура подпитывает ясновидение, но никак не жизнь.

– Их жизнь – подпитывает.

– Но тогда они не просто ясновидцы! Скорее, реинкарнация эфира…

– Не исключено. – Лисс завернулась в хлипкое одеяло. – Для этого и нужны арлекины. Мы для них источник подпитки, корм. «Алые» – другое дело. Их не трогают. Тебе в этом плане повезло. – Она снова уставилась в огонь. – Если пройдешь испытание, разумеется.

Я растерянно молчала. Сам факт, что рефаиты питаются аурой, не укладывался в голове. Как ни крути, аура – всего лишь связующая нить с эфиром. Жить только за счет нее – полный бред.

С другой стороны, все сразу встает на свои места. Вот почему рефаиты берут ясновидцев «под опеку». Вот почему не убивают тех, кто не способен истреблять эмитов. Артисты служат не для развлечения. Их всегда можно унизить, чтобы почувствовать свою власть. Мы здесь не просто рабы, а еще и еда. Получается, за ошибки людей платили мы, но никак не невидцы.

Подумать только, всего пару дней назад я была в Лондоне, проворачивала темные делишки в районе Севен-Дайлс и ни сном ни духом не знала про этих тварей.

– Безумие! – вырвалось у меня. – Их нужно остановить.

– Они хозяйничают тут два века. Считаешь, этому можно положить конец?

Я не ответила.

– Не хочу тебя пугать, – вздохнула Лисс, – но я здесь уже десять лет и всякого насмотрелась. Видела немало непокорных, пытавшихся вернуться назад, к нормальной жизни. Все они оказались на кладбище. Рано или поздно и ты подчинишься.

– Ты пророчица? – спросила я, заранее зная ответ.

Просто решила проверить, соврет или не соврет.

– Картежница.

Картежницами на сленге называли ворожей, но слово вышло из употребления давным-давно.

– С самого начала карты сказали правду, – добавила она.

– Что ты прочла?

На секунду показалось, что Лисс не услышала. Но девушка вдруг встала, подошла к деревянному сундучку и, опустившись на корточки, достала оттуда колоду Таро, перевязанную алой лентой. После вытащила наугад карту и протянула мне.

Шут.

– Всегда знала, что мне предназначено быть в самом низу колоды, – пояснила Лисс.

– Мою судьбу прочесть сможешь?

– Не сейчас. Тебе пора. – Она вынула из ящика баночку канифоли. – Заходи в гости, сестренка. Спасти не спасу, а вот научить уму-разуму – это запросто. – Лисс вымученно улыбнулась. – Добро пожаловать в Первый Шиол.

Лисс подробно объяснила, как добраться до «Незрячего дома», куда Себа увел Серый куратор, рефаит по имени Граффиас Шератан, ведающий рабами-невидцами. Гимнастка дала мне немного сухарей и мяса, для Себа. «Главное – не попадись Граффиасу на глаза», – предупредила она.

За сорок минут, пока я была в ее каморке, мой мир перевернулся с ног на голову. Больше всего беспокоил интерес Наширы к моей персоне. Мне совершенно не нравилась перспектива стать ее рабыней до скончания времен. Всю жизнь боялась сделаться неприкаянным призраком из тех, кто не попал в недра эфира и обречен навеки скитаться среди живых. Тогда твоя судьба – попасть в арсенал предприимчивого ясновидца и под его руководством превратиться в предмет купли-продажи. Впрочем, такие мысли не мешали мне созывать духов для защиты и торговаться за истеричную Энн Нейлор, убитую совсем юной.

Особенно неутешительно прозвучало «в итоге и ты подчинишься».

Вот уж нет!

«Незрячий дом» стоял на отшибе. От резиденций его отделяли несколько заброшенных кварталов. В старом экземпляре «Бунтаря» мне как-то попалась карта города – газету, кстати, Джексон «позаимствовал» у Дидьена Вэя в качестве очередного трофея, – поэтому ориентировалась я более-менее сносно. Мой маршрут проходил по главной улице, а та вела на север. Дежурившие у зданий «алые туники» удостоили меня лишь мимолетным взглядом. Вот оно, живое препятствие на пути к воле. Они, а еще мины на Безлюдье. Интересно, сколько ясновидцев погибло, пытаясь пересечь смертоносный пустырь?

Вскоре показалась пресловутая мрачная постройка с железной табличкой над воротами. Поверх старой, неразборчивой надписи вывели новую: «Незрячий дом». Ниже латинскими буквами было высечено непонятное «Domus stultorum»[3]3
  «Дом дураков» (лат.).


[Закрыть]. Я прильнула к решетке и вдруг встретилась взглядом с рефаитом. Темные вьющиеся волосы доходили ему до плеч, нижняя губа была капризно выпячена. Не иначе как Граффиас собственной персоной.

– Надеюсь, у тебя серьезная причина слоняться у «Незрячего дома», – презрительно пробасил он.

Все доводы разом покинули мою голову. Одно присутствие этого существа внушало бесконечный ужас.

– Нет, но у меня есть кое-что другое. – Я выгребла из кармана нумы.

Граффиас метнул на меня убийственный взгляд, заставив попятиться. Уж лучше обычное рефаитское презрение, чем такая лютая ненависть.

– Я не беру взятки. Мне не нужны ваши дешевые финтифлюшки, чтобы попасть в эфир.

Я торопливо спрятала дешевые финтифлюшки. Дурацкая затея! Рефаитам прибамбасы ни к чему, это удел балаганщиков и попрошаек.

– Простите…

– Убирайся в свою резиденцию, белая туника, а не то сообщу куратору – мало тебе не покажется. – Граффиас созвал арсенал духов.

Я развернулась и побрела прочь, не оглядываясь. Внезапно откуда-то сверху тихо прозвучало:

– Пейдж, погоди.

Затем сквозь прутья решетки просунулась рука. У меня вырвался вздох облегчения. Себ!

– Ты в порядке?

– Нет, – глухо ответил он. – Пейдж, умоляю, помоги. Вытащи меня отсюда. Прости, что обозвал паранормалом, прости…

Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я вскарабкалась по стене, вытащила из-за пазухи сверток с провиантом и просунула через решетку.

– Не переживай, вытащу. – Я стиснула ледяную кисть паренька. – Сделаю все, что в моих силах, но понадобится время.

– Меня убьют, убьют, – повторял Себ, трясущимися пальцами разворачивая пакет. – Прикончат раньше, чем ты что-то предпримешь.

– Что с тобой сделали?

– Сначала заставили тереть полы, а когда я руки рассадил, велели перебрать разбитое стекло и найти куски для орнамента. – Его ладони были сплошь покрыты порезами; в раны, что поглубже, набилась грязь. – Завтра буду работать в резиденциях.

– Что за работа?

– Не знаю. И не хочу знать! Мне страшно, Пейдж. Думаешь, они считают меня паранор… таким же, как ты? – прохрипел Себ. – Что им от меня нужно?

– Понятия не имею? Что у тебя с глазом?

Он тронул распухшее веко:

– Охранник избил. Но я ни в чем не виноват, клянусь! А он… назвал меня человеческим выродком, а еще…

Губы тряслись, голова поникла. В первый же день из ребенка сделали грушу для битья. Протянет он тут хотя бы неделю, месяц? Сумеет ли, как Лисс, продержаться десять лет?

– Ты давай, подкрепись, – кивнула я на сверток. – А завтра постарайся добраться до «Магдален».

– Ты там живешь?

– Да. Куратора, скорее всего, не будет. Ты вымоешься и поешь нормально. Договорились?

Себ кивнул. Он был явно не в себе, – похоже, здорово ударили. Мальчику нужен доктор и постельный режим, но вот беда – всем плевать. За невидца тут не дадут и ломаного цента.

От меня пока, увы, ничего не зависело. Ласково сжав его руку на прощание, я спрыгнула и поспешила обратно в город.

6
Сборище

К рассвету я благополучно добралась до резиденции. Дневной портье в красной тунике выдал мне запасной ключ от покоев стража.

– Оставишь на столе, – внушал паренек. – Не вздумай припрятать.

Не удостоив его ответом, я двинулась вверх по темной лестнице, подальше от парочки охранников. Кровь стыла в жилах при виде их сияющих, словно прожекторы, глаз. Если «Магдален» считается безопасной, страшно представить, что творится в других резиденциях.

На башне зазвонил колокол, призывая пленных возвратиться в тюрьму. Очутившись в комнате, я перво-наперво заперла дверь и положила ключ на стол. Стража дома не было, зато в ящике обнаружился коробок спичек и несколько свечей. Там же лежали три пары черных кожаных перчаток и широкое серебряное кольцо с драгоценным камнем.

У противоположной стены стоял шкаф из потемневшего палисандра. Стоило распахнуть зеркальные створки, как мое шестое чувство содрогнулось. Внутри оказалась целая коллекция инструментов. Нумы и куча других вещей, что попадаются на черном рынке. Но в основном всякий хлам: дощечки для спиритических сеансов, мел, грифельные доски. Словом, магическая мишура, которую простые смертные испокон веков связывают с ясновидением. Другое дело – хрустальные шары. Для пророков это штука незаменимая. Но мне безделушки были ни к чему. Подобно Граффиасу, я не нуждалась в подручных средствах, чтобы проникнуть в эфир.

Зато нуждалась в системе жизнеобеспечения. Пока не раздобуду кислородный аппарат, лучше лишний раз не давать фантому свободу. Именно так я попадала в эфир – отпуская дух в недра лабиринта. Но без подпитки кислородом недолго и задохнуться.

Внезапно мое внимание привлекла небольшая шкатулка с вырезанным на крышке цветком. Восемь лепестков. Без лишних колебаний я открыла ящичек. Внутри лежали четыре витых флакона с вязкой жидкостью темно-красного, почти черного цвета. Я быстро захлопнула крышку. Не знаю и не хочу знать, что это.

Глаз вдруг пронзила острая боль. Хорошо бы вздремнуть. Увы, ничего похожего на ночную сорочку или пижаму в комнате не оказалось. Наивно предполагать, что стражу есть дело, в чем и как спит его «подопечная». Дышит, и ладно.

Сбросив сапоги, я плюхнулась на кушетку. Холод пробирал до костей, но позаимствовать покрывало с хозяйской кровати я не посмела и лишь сильнее вжалась в бархатную обивку.

После фантасмагории в теле ощущалась невыносимая слабость. В полудреме меня унесло в эфир, а оттуда – в запутанные лабиринты воспоминаний. И везде преобладали кровь и боль. В резиденции, помимо стража, обитали другие рефаиты, но их сознание было поистине неприступным. Зато у смертных обитателей страх здорово подорвал защитные механизмы, поэтому их лабиринты вырисовывались весьма отчетливо и источали резкое сияние – верный признак тревоги. Наконец меня сморил сон.

Проснулась я от скрипа половиц. Страж вернулся. В тусклом пламени догорающих свечей его глаза сияли собственным светом. Ступая на цыпочках, он направился к кушетке. Я зажмурилась и притворилась, будто крепко сплю. Спустя, как мне почудилось, вечность он ушел. На сей раз шаги были не столь осторожные. Судя по всему, мой хозяин отчаянно хромал. Хлопнула дверь ванной, и в комнате воцарилась тишина.

Его не было всего пару минут, и все это время меня терзала единственная мысль: кем надо быть, чтобы покалечить рефаита?

Лязгнул замок, и на пороге возникла обнаженная фигура. По эфиру мгновенно побежала рябь. Арктур направился к постели, смахнув по пути хрустальный шар, и плотно задвинул полог.

Выждав, пока его сознание успокоится, я резко села на кушетке. Из-за балдахина не доносилось ни звука.

Босиком я подкралась к ложу и чуть раздвинула полог. Рефаит лежал на боку, его тело тускло поблескивало в полумраке, русые волосы закрывали лицо. Внезапно на простыне, в области правого предплечья, проступила тонкая полоска света.

Не колеблясь, я скользнула в лабиринт существа. Что-то было не так. Лабиринт неуловимо изменился. Лишь после меня осенило. Свечение, этот неотъемлемый атрибут ауры, недоступный взору невидцев, – так вот, это жизненное свечение почти угасло. От рефаита буквально веяло могильным холодом.

Мало-помалу простыни пропитались светящейся желтовато-зеленой субстанцией. В воздухе отчетливо запахло металлом. Мое шестое чувство встрепенулось, словно соприкоснувшись с эфиром. Я решительно откинула тяжелое покрывало.

На внутренней поверхности предплечья рефаита зиял огромный укус. Кусок плоти был выдран, по краям виднелись следы зубов. Из раны медленно вытекали капли света. Кровь!

Его кровь.

Надеюсь, он сообщил соратникам, куда направляется. Предупредил их о возможной опасности. Меня не обвинят в его смерти, не имея на то доказательств.

Тут мне вспомнились слова Лисс. Рефаиты – не люди. Несмотря на внешность и повадки, в них нет ничего человеческого.

Раз так, плевать им на доказательства. Понадобится, так сфабрикуют. Если Арктур умрет, запросто свалят все на меня, а с убийцей возлюбленного Нашира церемониться не станет.

Или рискнуть и прикончить его самой? Мне уже доводилось убивать. Не дрогнула тогда – не дрогну и сейчас.

По сути, у меня три варианта. Сидеть и ждать, пока он сам окочурится, убить его или спасти. В идеале посмотреть бы, как «хозяин» сдохнет, но инстинкт подсказывает – нужно вмешаться. «Магдален» – не самый плохой расклад, жить можно. И переезжать в другое место совсем не хочется.

Арктур меня не унижал, не бил. Пока. Потом начнутся и пытки, и издевательства, чтобы подчинить меня своей воле, сделать рабыней. Нечего рассусоливать – прикончу его, и дело с концом. Мои руки потянулись к подушке.

Смелее! Задуши его. Давай, не трусь!

Пальцы стиснули наволочку.

Ну же, давай!

Нет, нельзя! Вдруг он проснется и сломает мне шею? А не сможет, так у входа дежурит охрана. Меня все равно схватят и обвинят в убийстве.

Тогда третий вариант: вмешаться.

Внутренний голос советовал не дотрагиваться до простыней. Кто знает, какая гадость течет у рефаитов по венам. Светящаяся субстанция наводила на мысли о радиации, и Сайен в свое время трубил о заражении… Не мешкая, я достала из ящика пару здоровенных, явно не по размеру перчаток и неуклюже разорвала чистую простыню на полосы, мысленно отметив, что тонкая как паутинка ткань вряд ли спасет от здешнего холода. Потом пошла в ванную и смочила самодельные бинты горячей водой. Возможно, мой замысел не сработает, но выиграть время поможет точно. А там, глядишь, страж проснется и сможет сам о себе позаботиться. Если повезет, конечно.

Вернувшись в комнату, я долго собиралась с духом, прежде чем решилась дотронуться до неподвижного тела. Страж лежал бледный как смерть. Холод его кожи ощущался даже через толстые перчатки. Наконец я отдернула простыню и занялась раной. Поначалу двигалась с опаской, но, видя, что «пациент» не шевелится, заметно осмелела.

Свет за окном померк. Я промыла рану теплой водой, вычистила грязь и песок из растерзанной плоти. И вот спустя, как мне чудилось, несколько часов стали видны первые результаты моих усилий. Грудь стража плавно вздымалась и опускалась, дыхание из прерывистого вновь сделалось обычным. Забинтовав ему руку чистым куском простыни, я закрепила самодельную повязку поясом от туники и снова укрыла раненого. Выживет или нет – все зависит от него.

Проснулась я часа через три. Комната пуста, кровать аккуратно застелена свежим бельем, портьеры раздвинуты и прихвачены узорной лентой. В свете луны, бьющем из окна, белые стены приобрели восковой оттенок.

Страж исчез.

Стекла запотели от влаги. Я встала и устроилась у камина, ни секунды не сомневаясь, что инцидент с раной случился наяву. Это не фантасмагория от «флюида», нет – ведь мне дали антидот. Выходит, страж по неведомой причине снова ушел.

На постели лежала свежая униформа и записка. Знакомый почерк, единственное слово:

ЗАВТРА.

Значит, он не умер во сне, а мою тренировку отложили на день.

Перчатки тоже исчезли. Не иначе как рефаит забрал их с собой. Я направилась в ванную, долго терла руки под горячей водой. Потом переоделась, достала из упаковок три пилюли и решительно спровадила их в раковину.

Пора на разведку. Не важно, что сказала Лисс, – мы не должны сдаваться. Плевать, сколько тут хозяйничают рефаиты. Пусть хоть два миллиона лет. Нельзя допускать издевательства над собой и своими способностями! Я вам не наемница и тем более не обед.

Ночной портье выдала мне пропуск. Мой путь лежал прямиком в Трущобы. За несколько нумов удалось купить тарелку каши, которая на вкус и вид здорово напоминала цемент. Гимнастка шепотом предупредила, что Сухейль сегодня особенно лютует, поэтому есть нужно стоя, не садиться ни в коем случае. Оставив совет без внимания, я попыталась расспросить ее о Джулиане, предварительно описав его внешность. Девушка лишь пожала плечами и посоветовала поискать в центральных резиденциях. После чего снабдила меня всей необходимой информацией и уставилась на огонь в горелке.

Устроившись в темном углу, я принялась давиться кашей. Заставила себя съесть все до последней крошки. Мимо бесконечным потоком двигались люди, и все как один с мертвыми, пустыми глазами. Их яркие одежды смотрелись кощунственно, словно граффити на могильных камнях.

– Что, мерзкое зрелище? – раздалось вдруг над ухом.

Передо мной стояла заклинательница, та самая, из камеры. На руке у нее болталась грязная повязка. Глядя куда-то вдаль, женщина опустилась рядом со мной на корточки:

– Тильда.

– Пейдж.

– Знаю. Говорят, ты теперь в «Магдален»? – Заклинательница держала дымящуюся самокрутку с характерным пряным запахом пурпурной астры. – Угощайся, – предложила она.

– Спасибо, не употребляю.

– Да ладно, чуток «травки» еще никому не повредил. Это же не шмаль.

Шмалью, как в народе окрестили опий, часто баловались охочие до острых ощущений невидцы, кому не по душе «Флокси». Любители наркотика здорово рисковали – НКВ мог арестовать их по подозрению в паранормальности. Другое дело ясновидцы, на их лабиринт шмаль почти не действовала. Тильда просто кайфовала.

– Где достала? – спросила я, кивнув на самокрутку.

В голове не укладывалось, что рефаиты терпят в своей епархии эфирные наркотики.

– Купила у «химика» за фуню. Кстати, он торчит тут с Шестнадцатого Сезона.

– Сорок лет? – ужаснулась я.

– Ага, попал сюда в двадцать один. Но мы поболтали влегкую. Говорит, ему все по кайфу. – Тильда протянула мне самокрутку. – Точно не хочешь пыхнуть?

– Нет.

Та покачала головой и с наслаждением затянулась. Судя по всему, Тильда из «придворных» – так именуют себя курильщики пурпурной астры; только они называют фунт фуней. Отлично, она-то мне и нужна.

– Ты почему не на тренировке? – сменила я тему.

– Куратор в отлучке. А ты почему?

– Та же фигня. А кто у тебя куратор?

– Тирабелл Шератан. С виду стервозина, но меня пока не трогала.

– И то хорошо, – поддакнула я. – Кстати, не в курсе, что за «колеса» нам дают?

– Белая таблетка – стандартное противозачаточное, – сообщила Тильда. – Неужели никогда не принимала?

– Противозачаточное? Но зачем?

– Чтобы не плодились и не размножались. Прикинь, родить тут спиногрыза! Жуть.

Да, с этим не поспоришь.