Текст книги "Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую"

Глава 7. Зануда

Кэтрин использует вылазку с Хейли как повод надеть свое черное платье. У нее всего одно такое: короткое, до середины бедра, облегающее и на тонких лямках. Открывает грудь и ноги одновременно, а это, как говорила ее соседка по кампусу Мари, верный признак шлюшьего платья.

Сегодня не хочется быть доктором Ким, поэтому Кэтрин даже уложила волосы по-другому, чтобы добавить настроению легкомыслия. После разговора с Патриком в голове застряла мысль: она устала проводить вечера одна. В конце концов, сколько можно переживать разрыв?

Ей тридцать один год. Первым и единственным парнем в ее постели был Брайан Пак, и целых десять лет Кэтрин считала, что так и должно быть: зачем искать разнообразия, если встретил родственную душу уже в двадцать? Почему бы не выйти замуж за хорошего парня, тем более что с ним действительно комфортно?

Жаль, но так думала только Кэтрин. Брайан предпочел их отношениям все остальное. Пока она ждала предложения руки и сердца, он ждал, что она съедет сама. А когда этого не произошло, набрался смелости и озвучил эту мысль. Было как-то глупо спорить.

Вот опять. Однажды она перестанет вспоминать Брайана Пака. Но сейчас, стоя перед баром, Кэтрин не может не чувствовать неловкость: вроде и надела особое шлюшье платье, чтобы встретить кого-то для флирта, а вроде и оплакивает свои неудавшиеся отношения. Но десять лет ведь не проходят бесследно, правда?

– Ничего себе! – Хейли останавливается рядом с ней, хватает за руку и оглядывает. – Ты и так умеешь?

Она и сама хороша: светлая короткая стрижка добавляет дерзости, а белый топ с шортами с высокой талией делают ее фигуру весьма соблазнительной.

– Не слишком? – сомневается Кэтрин.

– Для бара в Уильямсберге? В самый раз. Пойдем, – Хейли тащит ее внутрь, – нам нужно разогреться коктейлями.

Кэтрин пытается вспомнить, что такое тусоваться. Со студенческих лет не выбиралась на вечеринки с подругами: не получалось. Она словно заржавела, внутри то ли душно, то ли темно, то ли просто неловко. Хотя людей еще не так много, дальше будет только хуже.

– Мы, конечно, рановато, – Хейли оглядывается и взбирается на высокий барный стул, – но ничего. Быстрее накидаемся, не успеем наделать глупостей и не собьем режим.

Кэтрин усаживается рядом с ней.

– Говоришь так, словно завтра на работу.

– А мне и правда надо, – отвечает та. – Я ни один отчет не сдала, и если не сделаю это, Жасмин меня задушит.

– Взглядом, – подтверждает Кэтрин.

– Что мы пьем? – Хейли оглядывается на бар. – «Спритц»?

Получив в ответ кивок, она подзывает бармена и заказывает два коктейля. Кэтрин снова осматривается: нужно перестать нервничать. Она ведь хотела… тусить, да? Вот, пора вспомнить, как это.

Музыка здесь не слишком подходит для танцев: будто не бар, а какой-то лаунж. Возможно, вечеринка начнется чуть позже, но люди, кажется, больше зашли поговорить, чем потанцевать. Однако платье не слишком выбивается из общего пестрого ряда.

– Смотри, – Хейли подвигает к ней бокал, – план такой: разминаемся здесь, а потом плавно перетекаем в бар напротив. Тут разговоры и хороший алкоголь, там танцы и горячие парни. Пойдет?

– Ты знаешь толк, – кивает Кэтрин.

Они болтают, обмениваясь сплетнями с работы и студенческими историями. Хейли окончила медицинскую школу в Атланте, Кэтрин – в Балтиморе. Им есть что обсудить.

Хоть и знакомы уже несколько лет, они впервые выбираются куда-то вдвоем. Их дружба раньше не выходила за пределы больницы и выросла сама собой: пришли в клинику в один год как интерны и обе остались работать после резидентуры. Сначала совместные перекусы, потом – ни к чему не обязывающая болтовня. И вот теперь Хейли можно назвать ее единственной подругой, пока предыдущие остались где-то в прошлой жизни, вместе с Брайаном.

– Вот это я называю добрым вечером, – доносится сбоку вкрадчивый мужской голос, вырывая их из разговора.

Кэтрин поворачивает голову: рядом с ней садится Томас Гибсон. Она его в жизни ни с кем не спутала бы: жизнерадостная улыбка, кудряшки, как у ангелочка, только темные, и уши в разные стороны.

Класс. Выбралась из дома, чтобы с кем-нибудь познакомиться, а вместо этого получила худого, говорящего сквозь камни во рту англичанина, который к тому же ее пациент.

– Вы…

– Не надо на меня так смотреть, – он складывает брови домиком, – а то я испугаюсь и отсяду.

– Вы меня преследуете?

– Чего? – У Гибсона отваливается челюсть. – Я тут живу.

– В баре?

– В квартире. В двух кварталах отсюда. Доктор Ким, – он корчит ей рожу, – я вообще-то выпить пришел, заметил самую красивую девушку в баре, подкатил знакомиться. Я что, виноват, что это оказались вы?

Хейли с другой стороны прыскает, и Кэтрин не удерживается от того, чтобы толкнуть ее в бок.

А что он вообще делает здесь, а не в палате? Неужели сбежал?

– Мистер Гибсон… – глубоко вдыхает она.

– Тыковка.

– Мистер Гибсон, – настойчиво повторяет Кэтрин.

– Ну хотя бы Том! Мы же в баре, – он обводит рукой стойку, – не у вас в кабинете.

– Ладно. – Она чувствует, что слишком легко сдалась, но спорить с этими глазами невозможно. – Том, я не знаю, почему ты сейчас не в больнице, но давай, раз уж мы соседи, хотя бы отдыхать будем порознь?

С симпатичного острого лица спадает улыбка: кажется, Кэтрин его задела.

– Понял, – он слезает со стула и вздыхает, – длиннее «съеби» я еще не слышал. Но получилось доходчиво.

– Да не в этом дело, – почему так хочется оправдываться? – Я все-таки твой лечащий врач. Нам нельзя пить вместе. Такие отношения между врачами и пациентами запрещены.

– Так дело в этом? – Том тут же светлеет и опирается на барную стойку. – Ты поэтому не хочешь за меня замуж?

Хейли уже откровенно ржет, но Кэтрин теперь не до нее.

– Я бы в любом случае не вышла замуж за первого встречного.

– Без проблем, этот вопрос откладываем. А вот херню с врачом… Хочешь, решу? Это не так долго.

– Том! – Кэтрин начинает терять терпение. – У нас с тобой есть определенные отношения, и поэтому…

– Да понял я, – подмигивает он. – Просто закажу выпить и дам тебе отдыхать. Потом обсудим.

Она ведь хотела флирта, да? Вот он: стоит, улыбается, светится, как витрина на Рождество. Комплименты делает с легкостью, смотрит ей в глаза. Нужно быть осторожнее со своими желаниями.

– Тебе, кстати, не стоит пить, – замечает Кэтрин. – Ты сейчас должен восстанавливаться после операции.

– Мы даже не женаты, а ты уже лишаешь меня возможности пропустить стаканчик, – смеется Том. – Давай так: я заказываю себе… Ну, давай будет кола. А ты со мной танцуешь.

– Пожалуйста.

– Один танец. И я исчезну вместе с колой.

– Он так просто не уйдет, – шепчет ей на ухо Хейли. – Я здесь подожду.

Она права: Том, кажется, готов спорить весь вечер. Кэтрин принимает протянутую руку, пытается слезть со стула и вдруг оказывается в его объятиях.

– Спасибо, – шепчет он ей на ухо и отводит подальше от стойки.

Здесь нет танцпола, но Том находит место между столиками, мягко опускает ладони ей на талию и начинает неторопливо вести. От него пахнет табаком и металлом, и это почему-то приятно. Сквозь ткань чувствуется прохлада его рук.

– Здесь никто не танцует, – вдруг оглядывается Кэтрин.

– Как это никто? А мы?

– Я имела в виду остальных.

– Музыка играет, – улыбается Том, – значит, мы можем танцевать, сколько захотим.

Он подтягивает Кэтрин к себе, сокращая дистанцию, и теперь она не видит его лица. Странно, но рядом с ним – почти незнакомым человеком – ей спокойно. Всегда считала, что не особенно любит физический контакт, но сейчас его аккуратные, словно даже боязливые прикосновения ощущаются недостаточными.

Две минуты назад Том был развязным и настойчивым, уговаривая ее потанцевать, но теперь с него словно спала вся наглость.

– Ты правда здесь самая красивая, – он наклоняется ближе, – и в больнице тоже.

– Тебе обязательно уточнять место? – невольно улыбаясь, переспрашивает Кэтрин.

– Нет, – Том отстраняется и заглядывает ей в глаза, – но если я сразу скажу, что ты самая красивая девушка в мире, будет слишком банально.

– Боишься банальностей?

– Хочу произвести впечатление.

– Тебе удалось.

Том перехватывает ее ладонь и переводит взгляд на сплетенные пальцы. Они двигаются молча, и Кэтрин засматривается на его острый профиль, ставший задумчивым, и на небольшую ямочку на подбородке. Пожалуй, они смешно смотрятся вместе: она в своем платье, надетом впервые, и он в джинсах и футболке, в которую, наверное, врос: почти такая же на нем была в четверг.

Технически они оба подходят атмосфере самого бара, но не друг другу. Но, если быть совсем честной, Кэтрин не испытывает ни малейшего желания избавиться от Тома. Танец, на который она согласилась, чтобы он наконец успокоился, заставляет ее чувствовать себя совсем другой.

– Почему ты пригласил меня? – спрашивает она.

– Потому что ты мне нравишься, – не задумываясь, отвечает он. – Сразу понравилась.

– Том… – Кэтрин окатывает ледяная реальность. – Это не я тебе нравлюсь.

– А кто, по-твоему? – Том внимательно смотрит на нее. – Вон тот мужик с бородой и тупыми очками?

– Ты понимаешь, о чем я.

– Нет. – Он останавливается. – Почему ты решила, что не нравишься мне?

– Это довольно распространенная вещь. – Кэтрин чувствует, что начинает краснеть. – Во мне ты видишь свой рак. И когда ты пытаешься соблазнить меня, таким образом хочешь…

У Тома на лице отражается искренний интерес, и его брови удивленно ползут вверх.

– Победить болезнь. Неосознанно.

– Как хорошо, – он неожиданно интимным жестом убирает прядь с ее лица, заправляет за ухо, – что ты онколог, а не психолог.

Кэтрин давится собственным возмущением: что он сейчас сказал?!

– Пойдем на улицу? – как ни в чем не бывало продолжает Том. – Мне бы покурить, а тебе проветриться.

– Курить тебе тоже не стоит.

– Конечно, – он перемещает ее руку себе на локоть, – но ты все еще не миссис Гибсон, помнишь? Или… Точно, тогда ты все равно будешь доктором Гибсон.

– Том, это не очень смешно.

– Кейт, – Том смотрит на нее пронзительным взглядом, пробирающим до костей, – у меня есть вопрос, для которого здесь слишком темно и душно. Пойдем со мной?

– Хорошо. – Спорить с ним действительно невозможно.

Кэтрин все еще пытается понять, что чувствует: с одной стороны, она обещала ему только танец, и он как раз закончился. С другой – Том становится для нее все большей загадкой: то он нагловат, то смущен, то болезненно честен.

Ей никогда не нравились такие парни, но именно этот заставляет ее замирать внутри, пусть и на долю секунды. И от того, как он назвал ее по имени, даже сократив его, веет чем-то настолько новым, что не поддается определению.

И он все еще ее пациент. Нужно быть вежливой, доброжелательной, а не… А не замирать внутри.

– От меня, наверное, табаком несет. – На улице он достает из кармана джинсов пачку сигарет и закуривает. – Тебя сильно смущает?

– Меня больше смущает то, как сигареты влияют на твое здоровье, – признается Кэтрин.

– Потратил пенни – доставай и фунт, – загадочно отвечает он и выпускает струйку дыма в сторону, – сигареты уже сделали что могли.

– У тебя был вопрос.

Прохладный ночной ветер заставляет немного поежиться. Том опускает глаза на плечи Кэтрин и морщится.

– Вот ведь какая штука, – произносит он, – если закрою от ветра, дым будет лететь на тебя. А если останусь стоять, тебе холодно. Вот и думаю, что хуже.

– Сигаретный дым, – отвечает Кэтрин.

На самом деле хотелось бы, чтобы он и правда встал к ней ближе, но им нельзя. Так ей будет легче выдерживать дистанцию.

– Понял, – кивает Том. – Тогда вопрос. Я задаю его себе с тех пор, как ты пошла со мной танцевать. Ты бы… Черт, все не то.

Он делает еще одну затяжку, цепляясь за сигарету так, словно это его спасательный круг. Кэтрин молчит, боясь сбить с мысли.

– Представь, что мы в другом мире, – он переводит взгляд в сторону, – где я не умираю. Где мы просто знакомимся в баре, потому что я не могу пройти мимо. Ты бы… пошла со мной на свидание?

– Ты бы не пригласил, – замечает Кэтрин.

– Чушь. Может, замуж я бы тебя так рано не позвал – постеснялся бы, – он разворачивается всем телом, – но ты мне нравишься. Я только пытаюсь понять, ты согласилась потанцевать, потому что достал?

Его откровенность, как и наглость ранее, сбивает с толку. Кэтрин прикусывает язык: сейчас нельзя наговорить лишнего.

– Во-первых, – она сама делает шаг вперед, сокращая дистанцию, – ты не умираешь. Ты обещал мне бороться, помнишь?

– Но я болен.

– А во-вторых, не в этом дело. Я не могу пойти с тобой на свидание, потому что я твой лечащий врач. А не потому что ты болен или не нравишься мне.

– Так я и пытаюсь понять, – он прищуривает глаза, – нравлюсь ли тебе вообще.

– Это уже не важно, – отводит взгляд Кэтрин.

Впервые за вечер что-то внутри нее отчетливо ответило «да». Ей нравится Томас Гибсон, особенно сегодня вечером. Ей одиноко, и такое внимание – все, что она хотела, надевая это дурацкое платье. И за эту мысль ни в коем случае нельзя цепляться.

– Посмотри на меня, – просит он, и она собирает силы в кулак, чтобы сделать это. – Кейт… Я совсем не умею понимать намеки. Просто ответь, пожалуйста. Если ты скажешь «нет», больше не услышишь от меня лишнего.

Кэтрин отвлекает громкий стук – дверь бара напротив с грохотом открывается, и здоровенный мужчина – сколько в нем, футов семь? – звериного вида выволакивает на улицу парня куда поменьше. За ними выскакивают две девушки, одна маленькая и с огненной гривой, а вторая – чернокожая, у которой на лице написан искренний восторг.

– Ух ты, – замечает Том.

Звероподобный мужчина что-то с отвращением говорит, держа парня за воротник, но Кэтрин не понимает, что происходит: Том вдруг оказывается позади нее, обнимая руками за плечи. Становится теплее.

Вокруг зрелища начинает собираться толпа, перекрывая вид, но одно Кэтрин замечает достаточно отчетливо: мужчина с оттяжкой замахивается и обрушивает на парня кулак, кажется, сворачивая тому челюсть, и только после этого отпускает.

Кэтрин невольно втягивает воздух сквозь зубы: скорее всего, это было больно.

– Саймона, значит, на работу не ждем, – замечает Том у нее над ухом.

– Кого?

– Вот этот, со сломанной челюстью, – он опускается ниже к ее уху и указывает на парня рукой, – мой стажер, Саймон. А громила – мой братишка.

– Серьезно? – удивляется Кэтрин. – Тот самый… Как его имя? Леон?

– Нет, это другой, Гэри. В Манчестере его называли Зверюгой, сама понимаешь за что. А самое интересное – видишь рыжую девчонку?

– Да.

– Это ассистент Гэри, Пайпер. И несколько часов назад Гэри нам чуть рожи не отгрыз, доказывая, что у них ничего нет.

Гэри перед ними разворачивается к Пайпер, берет ее за руку и уводит.

– Сколько у тебя братьев?

– Трое, – с улыбкой в голосе произносит Том. – Гэри, Джек и Леон. Мы приехали сюда вместе.

Наблюдая за тем, как Гэри неподалеку подсаживает Пайпер в огромный черный пикап, Кэтрин пытается подобрать ответ для Тома. Она не может быть настолько открытой, как он: в отличие от него, у нее есть риски.

Первый год в должности, и уже такая ситуация… Если бы они не встретились в баре, было бы легче. Но сейчас, когда его дыхание обжигает ухо, а от прикосновения кожи бросает в жар, язык не поворачивается соврать.

Теперь Кэтрин передается это отчаяние: парень, который за двадцать минут уделил ей больше внимания, чем Брайан за десять лет, – ее пациент. И ей нельзя совершать эту ошибку.

– Ты все-таки замерзла. – Том сам отстраняется и делает шаг назад. – Давай так поступим: я нарушил твой вечер и приношу извинения.

Кэтрин разворачивается и замечает боль в его глазах.

– Иди внутрь, – просит он, – веселись с подругой. А я пойду домой, раз ни пить, ни курить мне нельзя.

– Том…

– Все в порядке, – он ласково накрывает ладонью ее плечо, – у тебя нет ответа. Я понимаю и не хочу торопить. Это только для меня все очевидно.

Том подмигивает, убирает руку и разворачивается. Кэтрин остается на улице одна с отчаянно колотящимся сердцем: кажется, она только что снова его обидела.

Сам того не зная, Томас Гибсон исполнил мечту встретить парня, с которым она почувствует себя желанной. И это худшее, что могло произойти с ними обоими.

Глава 8. Тыковка

У Джека это как-то работало.

Том все утро прокручивает в голове события вчерашней ночи: ему не удалось понравиться Кэтрин достаточно, чтобы он заметил проблеск согласия в непроницаемых темных глазах. Хотя она могла и сразу отказать, если бы он был противен. Но нет: слишком вежливая.

Кэтрин держалась по-королевски все время, даже пока они танцевали. Только когда он обнял ее, почувствовал, что тонкие плечи расслабились. Вот, спрашивается, зачем? И дебилу понятно: не стоит трогать девушку, которая не озвучила громко и четко, что она не против. Но не ему, он, судя по всему, еще тупее дебила.

Надо было хоть раз спросить Джека, что именно тот делает. Сколько вечеров Том наблюдал, как брат с совершенно наглой и самоуверенной рожей подкатывает к девчонке к баре и через пару часов просто вызывает такси и увозит ту к себе домой. Даже слышал эти разговоры, но, видимо, чего-то не понял. Когда попытался сделать то же самое с Кэтрин, она только больше закрылась.

Но ей же было комфортно, когда он обнял ее в конце. Тому не показалось, в тот момент он сам боялся, что хватит лишнего, – она ведь так и не ответила «да».

Мысли мечутся, как гусь по полю. Можно, наверное, все списать на отходняки после наркоза, но с утра, в церкви, и потом, на футболе, он уже был нормальным. Чувствовал себя чуть хуже, чем обычно, да и грудь побаливает, хоть она и заклеена – Том как раз с утра сгонял в больницу сменить повязку, но так и не увидел, что там за дырки сделали. Но в целом списать такое свое поведение на наркоз было бы сложно.

Он ведь даже не собирался никого клеить: думал посидеть в толпе, выпить чего-нибудь, просто почувствовать дыхание города. Но увидел Кэтрин, и из головы вышибло все мысли, кроме одной: как же она прекрасна.

У нее такие хрупкие плечи, видно каждую косточку. Она надела черное платье, которое подчеркнуло стройную фигуру, как будто специально, чтобы остальные не могли удержать челюсть на месте. Понятно, что ему оторвало башню: Том еще у нее в кабинете понял, что это самая красивая девушка в городе.

Как теперь смотреть ей в глаза? Она, наверное, не испытывает к нему ничего, кроме жалости. Умирающий англичанин, который от отчаяния несет всякую чушь. Даже теорию составила: он пытается соблазнить не ее, а свою болезнь.

А он даже не соблазнять кого-то пытается! Понятно, что впадинка на ее ключице и тонкие прямые ноги вызывают очень конкретные желания, но дело ведь не в том, чтобы ее трахнуть. В этот раз ему было бы мало просто секса. Стыдно признаться себе самому, но он впервые за все эти годы хочет, чтобы такая девушка была с ним по-серьезному. Хотя бы просто рядом.

Том оставляет «Индиго» на парковке, но не поднимается домой – что там делать? – а спускается прогуляться по улице. Отличная погода, район у него тоже спокойный. Вот когда с Леоном жили на задворках Йонкерса, с прогулками было туго. Местная гопота лютовала, английский акцент привлекал к себе столько внимания, словно они в футболках «Сити» на трибуны «Юнайтеда» забрались.

Пару раз даже пришлось ножами помахать, просто чтобы местные поняли, что к ним не богачи из Букингемского дворца заселились, а люди с таким же воспитанием. Может, даже и похуже – в отличие от ультрас того же «Юнайтеда», парни из Йонкерса быстро поняли, что мирное сосуществование выглядит лучше.

Через пару кварталов приходится остановиться – голова опять кружится. Еда! Нельзя забывать есть, даже если дома в холодильнике только пиво и банка анчоусов. Том сворачивает за угол – где-то неподалеку он видел милое кафе с улыбчивыми официантами. Девчонки были прямо дружелюбны с посетителями, и он пообещал себе, что обязательно зайдет как-нибудь. Видимо, этот день настал.

Окна у кафе открыты нараспашку, а живые цветы на подоконнике добавляют ощущения весны. В таком месте, наверное, здорово завтракать – и Том решительно заходит внутрь. Вряд ли тут есть что-то из любимой еды, но он уже привык к Америке, которая не ценит английскую кухню. Для того чтобы найти хотя бы обычный чай, приходится заглядывать в китайские магазинчики.

Взгляд моментально цепляется за знакомое лицо – вместе с появлением Тома девушка за столиком у окна поднимает голову от книги. Кэтрин Ким. Теперь она точно решит, что он ее преследует. От такой встречи не отмажешься.

Том пятится назад – нужно просто уйти, – но она смотрит ему прямо в глаза. Он неловко кивает, пожимает плечами, пытаясь без слов объяснить, что оказался здесь случайно, но она вдруг указывает на стул напротив себя.

– Доброе утро, Том, – произносит она, когда он подходит к столику. – Ты снова просто хотел выпить?

– На этот раз поесть. – Положение у него безвыходное, так что приходится сесть напротив. – Это правда случайность.

– Верю, – улыбается она и откладывает книгу. – Ты живешь на Бедфорд-авеню, а я – чуть южнее, на Берри-стрит. И здесь лучшие завтраки.

– Не хочу беспокоить, – Том не знает, как объясниться, – прости за вчерашнее, я был… Зря помешал тебе.

– Ты ничему не помешал. – Взгляд у Кэтрин еще смягчается. – И потом, я ведь сама пошла с тобой танцевать.

– Я поем и пойду, ладно? – Он пытается подняться с места, но ее взгляд останавливает. – Правда не хочу быть тебе обузой.

– Что случилось за ночь? – интересуется она, подхватывая бокал с вином. – Прошлой ночью ты был совсем другим. Упорным.

Внутри все клокочет: она тоже изменилась с наступлением утра. Вчера закрывалась, делала вид, что ей неприятно с ним общаться, а теперь сама все начинает.

– Тебе же не понравилось.

– Я этого не говорила. – Кэтрин делает глоток.

– Верно, ты в целом не особо хотела разговаривать, – поджимает губы он.

К ним подходит дружелюбная девушка, протягивает Тому меню и предлагает помощь с выбором. Кэтрин наблюдает за ними из-под ресниц, украдкой, и он перестает понимать, что за игру она ведет.

– Что посоветует мой лечащий врач? – поворачивается он почти с вызовом.

– Зеленый боул с курицей на пару, – моментально смеется она. – Но так как утро, то подойдут и блинчики с ягодами.

Не хочется ни того, ни другого: Том сейчас с удовольствием заточил бы донер, какой продается на углу Алнесс и Братингема.

– Давайте и то, и то, – вздыхает он и поворачивается к девушке-официанту, – блинчики хотя бы звучат как еда.

– У нас по воскресеньям к завтраку подают бокал игристого вина, – добавляет та, записывая, – вам принести?

– Конечно, – вмешивается Кэтрин.

– Мне же нельзя пить, – замечает Том, когда официант уходит.

– Мне можно, – подмигивает Кэтрин. – А тебе этот бокал ничего не стоит.

– Если хочешь, я возьму бутылку, – говорит он. – Дело не в деньгах.

– Ограничимся твоим бесплатным бокалом, – качает головой она. – Вино гораздо вкуснее, когда достается даром.

Что происходит? Том откладывает меню и заново пытается рассмотреть своего лечащего врача.

Она словно расцветает: в глазах виден тот самый блеск, который он заметил еще в больнице. Волосы с остатками вчерашней укладки переливаются на солнце, а футболка, висящая мешком на плечах, только больше подчеркивает изящность ее тела, внутри которого – строгая и спокойная доктор Ким.

– Ты вчера не дал мне ответить, – серьезнеет она.

– Не хотел заставлять.

– Я не могу сказать, нравишься ты мне или нет, – Кэтрин упрямо игнорирует его реплику, – потому что у меня это так не работает. Я тебя совсем не знаю: мы виделись дважды, один раз в клинике, а во второй просто потанцевали.

– Слушай…

– Мы ни разу толком не говорили, – продолжает она. Словно речь заготовила. – Поэтому я и не ответила.

В душе ярко разгорается потухший было огонек надежды. Он снова не так считал ее реакцию, а ведь Кэтрин права, они друг друга не знают. Это ему хватило двух минут, чтобы понять, насколько она прекрасна, тем более что она выглядит, как ангел. Суровый, воинственный, но такими на самом деле ангелы и должны быть.

– Без проблем, – быстро откликается он, – спрашивай, что хочешь. Мы же вместе завтракаем? Давай поговорим.

Кэтрин захлопывает рот и краснеет. Видно, что не ждала ответа на свою речь.

– Это же не собеседование, – медленно произносит она.

– Я родился и вырос в Манчестере, Англия, – с готовностью начинает Том. – Мне тридцать один год, но это ты уже знаешь. Всю жизнь, сколько себя помню, любил тачки. Так что я с ними и работаю. Ну, около них. Вот у тебя есть машина?

– Не так быстро, – просит Кэтрин, – пожалуйста. Так, машина, значит. Я никак не могу ее выбрать, потому что ничего в них не понимаю. Езжу на «убере».

– Ужасно, – морщится Том. – Там работает кто попало, а навигатор вечно водит черт-те как.

– Зато нет проблемы с парковкой.

– А болтливые водители?

– Это худшее, – смеется Кэтрин. – Я слушаю все об их семьях, детях, иногда внуках.

– Тебе нужна своя машина.

– Знаю, – она на секунду прикрывает глаза, – но преподавателя немецкого выбрать и то проще.

Том замечает: она снова начинает расслабляться. Это вызывает в нем что-то вроде гордости и радости одновременно.

– Ты знаешь немецкий?

– Д-да, – Кэтрин кивает, – я учу его с детства, потому что брат часто включал «Раммштайн». И я тоже… люблю такую музыку.

Она покрывается очаровательным румянцем, и Том чувствует, как сердце пытается пробить грудную клетку, и без того потрепанную операцией. Дышать становится сложнее.

– Ничего себе, – восхищенно цокает он языком. – Сколько в тебе секретов.

– А что слушаешь ты?

– В основном наших, – он придвигает поближе к ней бокал вина, который оказывается перед ним, – мерсисайдеров. Старый рок-н-ролл, но и группы помоложе тоже вполне подходят. Но из немецких я только «Раммштайн» и знаю.

Если раньше у него и был шанс забыть сумасбродную искру в глазах доктора Ким, теперь он исчез навсегда. Какая же она яркая девчонка… Том боялся, что такой разговор, когда им только нужно узнать друг друга, выйдет натужным, а еще она сама сказала о собеседовании… Но нет.

Ей правда интересна его жизнь. Том рассказывает о работе, об изобретениях, как придумал «Джей-Фан», когда сидел на заднем сиденье по дороге в Лондон и вспоминал Джун, которая постоянно ныла, как ей скучно ездить к бабушке. Кэтрин не делает вида, а действительно слушает. Кто бы подумал: за строгим азиатским фасадом сидит маленькая оторва, которой только и дай, что потрясти хаером под немецкий рок.

Том пропадает в ее взгляде. Он совсем перестает дышать и больше всего боится, что их разговор закончится. И она снова наденет свою суровую докторскую маску, будет раздавать рекомендации, что ему есть и пить, а не делиться эмоциями и спрятанной внутри энергией.

Страх сбывается. Официант забирает у них пустые тарелки, и Кэтрин вдруг умолкает на полуслове, опуская взгляд.

– Том… – Она прикусывает губу и качает головой: – Прости.

– За что? – спрашивает он, но сердце уже хватает железная рука.

– Заставила тебя подумать… – Она шумно выдыхает и поднимает посерьезневший взгляд: – Мы ведь все еще не в тех отношениях.

– Я тебе нравлюсь? – спокойно повторяет вопрос он.

Если она хотя бы кивнет, Том перевернет весь Нью-Йорк, но решит эту проблему. К черту рак. К черту смерть. Пока Кэтрин будет смотреть на него так, как сегодня, он выживет даже с пулей в сердце.

Потому что иначе он уже не сможет почувствовать себя живым.

– Да, – грустно улыбается она, – и мне очень приятно твое внимание. Но пока ты не выздоровеешь…

– Все будет хорошо, – Том невольно тянется и накрывает ее руку, – обещаю.

Если понадобится, он сменит больницу. Это не так сложно, но Кэтрин не будет его врачом. Ее чертова профессиональная этика не встанет между ними.

– Я заплачу за наш завтрак, – произносит он, поднимаясь, – спасибо, что рассказала мне о себе.

– Ты же не сделаешь ничего… такого?

– Ничего, что может навредить, – кивает Том. – Кейт, разговор между нами не закончен, понимаешь?

– Это и пугает.

– Я же сказал, – он аккуратно приникает губами к ее руке, – все будет хорошо.