Текст книги "Перекрестные сны"

После привлечения специалиста стало возможным размещать рекламу о деятельности клуба по поддержке людей с психологическими проблемами. Объявления развешивались по всему городу, и даже один из телевизионных каналов присоединился к этой рекламной кампании. Брошюрки и проспекты о деятельности клуба можно было увидеть в детских садах и школах. Некоторые политические деятели всерьез взялись было за запрещение распространения рекламы в таких учреждениях, однако их старания не увенчались успехом. Было принято во внимание, что учителя и воспитатели подвержены психологическим недугам не меньше, чем обладатели других профессий, а объявления о работе клуба предназначены не для воспитанников детских садов или учеников школ, а для взрослых.

Реклама сделала свое дело – количество желающих посещать клуб увеличивалось из месяца в месяц, и потому приходилось проводить в день по несколько сеансов «душевной терапии». А спустя ещё некоторое время клуб уже не мог принять всех желающих. Подвальчик, который за небольшую плату арендовал Инкет, стал тесен. И тогда, очень кстати и вовремя, на помощь пришёл некто Пузатый. Касмерт, читая объяснения Инкета, предоставленные службе расследования, удивился такой странной фамилии, но оказалось, что это было прозвище; так вот, этот Пузатый – один из самых успешных бизнесменов, владелец большой строительной и риелторской компаний – любезно и совершенно бесплатно предоставил в распоряжение клуба целых два этажа в здании небольшого бизнес-центра.

Изучив список имен всех свершителей за последние три месяца, Касмерт решил первым делом встретиться с психологом. И не только потому, что большинство свершителей были членами клуба, в котором она работала. Всё-таки она психолог. А психологи, как правило, люди «замечательные» – в смысле, многое замечают, – и, может быть, от нее удастся узнать хоть что-то конкретное о возможных мотивах этих актов.

* * *

Откладывать разговор с Эвкаей он не стал и сразу после обеда отправился в клуб. Дорога от здания парламента до клуба по времени занимала минут пятнадцать. Касмерт шел не торопясь, мысленно рисуя портрет будущей собеседницы. Он часто играл в эту своеобразную игру – «угадайку», и, как правило, многое совпадало. Эвкая представлялась ему этакой высокой, блеклой и чертами лица, и одеждой, совсем невыразительной, зажатой особой. Образ дополняла прическа, вернее, отсутствие таковой – тонкие светлые волосы собраны в тугой пучок. И наверняка у неё тихий, вкрадчивый голос. Да, ещё, может быть, она носит очки. Нет! Она точно носит очки. Несуразные, большие для маленького личика. И оправа старомодная, темного цвета… Он вошёл в кабинет психолога и… И тотчас «похвалил» себя за то, что так всё точно угадал.

У окна вполоборота стояла (у Касмерта была возможность её разглядеть) и поливала цветы из маленькой голубой лейки девушка лет двадцати пяти, чуть ниже среднего женского роста, стройная, но при этом совсем не худая. Темно-серый брючный костюм выгодно подчёркивал ладность фигуры. Правильные черты лица – ровный нос, четко очерченные губы – и большие карие глаза, миндалевидный разрез которых указывал на наличие восточных кровей. И тот же Восток, чтобы сделать её кожу матовой, плеснул немного кофе в молоко. Совсем легкий, едва заметный, макияж лишь подчеркивал изысканную и сдержанную красоту лица. Картину завершали темные, густые, тяжелые волосы, постриженные в длинное, почти до плеч, каре. «С прической я явно «угадал»», – усмехнулся про себя Касмерт.

Хозяйка кабинета села за стол и предложила гостю присесть на удобный стул-кресло, стоявший перед столом. Достала из ящика стола несколько папок, надела очки в стильной металлической оправе – «Ну вот! И про очки я тоже угадал. Только с оправой слегка промахнулся» – и, улыбнувшись, обратилась к гостю:

– Вы и есть тот самый господин Касмерт, как я понимаю. Приглашённый сыщик, который должен разрешить все наши проблемы. Я постараюсь вам помочь, но не думаю, что мизерная – в силу сложившихся обстоятельств – информация, которой я располагаю, окажется очень уж полезной…

– Да. Тот самый. Только позволю себе одно маленькое уточнение. Я не сыщик. Я не бегаю с лупой, не собираю в целлофановый контейнер старые окурки и не снимаю отпечатки пальцев со стаканов, – с почти незаметной усмешкой в голосе и во взгляде пояснил Касмерт. – А вот на вашу помощь я очень рассчитываю. Думаю, что даже то немногое, чем вы располагаете, будет полезно. Вы как-никак практикующий психолог.

– Теперь я, в свою очередь, позволю себе небольшое уточнение. Я психолог, но почти не практикующий в этом клубе – небольшая частная практика не в счёт, – как ни печально в этом сознаваться. Я не беседую с каждым членом клуба. И у меня нет возможности анализировать состояние того или иного нашего подопечного. В моих консультациях и рекомендациях здесь, как это ни покажется странным, никто не нуждается. Господин Инкет человек очень своеобразный. К работе своего клуба он старается никого не подпускать. Спорить с ним считаю нецелесообразным и бесполезным.

– И тем не менее вы конечно же что-то видите, кое-что слышите, а значит, так или иначе какая-то информация у вас имеется.

– Увы, увы, увы! Должна вас огорчить. Я мало чего здесь слышу, а уж вижу и того меньше. Мои обязанности ограничиваются лишь заполнением анкет вновь прибывших. Как правило, это первый и последний раз, когда их я вижу и общаюсь с ними. Инкет с удовольствием и этого мне не стал бы поручать, но он ненавидит возню с бумагами. За всё то время, что я здесь «отбываю номер» – по-другому мою работу назвать сложно, ну ооочень сложно, – ко мне обратились за консультацией всего семь человек. Все они были женщинами. Женщины ведь более любопытны, чем мужчины – это во-первых. Чаще, чем мужчины, принимают решения, идущие наперекор инструкциям – это во-вторых, а в-третьих, что очень важно, они менее подвержены суицидальным настроениям – о девочках-подростках мы, естественно, сейчас не говорим. Но и этим дамочкам, видимо, Инкет запретил обращаться ко мне. Я, господин Касмерт, очень сильно подозреваю, что всем приходящим сюда в первый раз он сразу объявляет о том, что здешний штатный психолог – дура, каких поискать, и сидит тут только потому, что этого требует закон.

Как видите, этот клуб, конечно, не то место, где молодой специалист мог бы набраться хоть какого-то опыта или чего-то похожего на опыт. Я честно пыталась пару раз получить разрешение поприсутствовать на сеансах господина Инкета, но он был категоричен. С кислой миной бросал мне: «Не думаю, что в этом для вас есть хоть какой-то смысл, а для наших друзей – какая-то польза». Так что, думаю, вы уже поняли – работа в клубе существенного опыта в психологии дать не может, зато такой опыт даёт жизнь в Йэрсалане. Сам город напоминает лабораторию по клонированию самоубийц, ну, то есть как их там… А, вспомнила, – Эвкая даже не пыталась скрыть своего раздражения, – «свершителей». Ведь не случайно здесь происходит много «актов». Господи! Слово-то какое идиотское! Их число растет. Растёт с каждым месяцем. С каждым днём растёт.

– Я всё понял. Не понял только, почему вы всё ещё работаете тут.

– Надеюсь, что надолго не задержусь. Месяца два. Я уже предупредила нашего «гуру». Им ведь нужно замену найти, а то могут и прикрыть конторку. Скорее бы уехать отсюда, эта обстановка может затянуть в депрессию любого. Даже такого «великого» психолога, как я. – Эвкая изобразила что-то вроде поклона. – Надо диссертацию закончить. Вернусь в университет. Думаю, там будет уютнее.

– Я всё понял, – повторил Касмерт. – Слушая вас, можно сделать вывод, что надо лечить весь город. А клуб ни при чем? Ведь то, что из двадцати девяти свершителей в предыдущие три месяца двадцать четыре были членами вашего клуба, факт. Вам это не кажется странным?

– Согласна. Факт. И тем не менее, по-моему, клуб не имеет к этому отношения. Те, кто свел счёты с жизнью, сделали бы то же самое, даже не являясь его членами. Вопрос не в том, совершит ли тот или иной житель города самоубийство, – Эвкая сделала ударение на последнем слове, – член ли он какого-либо клуба – любителей орхидей, например, – или нет, а в том, когда он его совершит. Но ведь вы, как следователь, рассматриваете совершение актов прежде всего на предмет наличия состава преступления. В этом я не могу вам помочь. И хотя не могу полностью исключить криминальной подоплеки актов, но уверена, причина их совершения не в работе клуба. Честно говоря, клуб вряд ли способен отодвинуть планы потенциальных свершителей на более поздний или ранний срок. Вы понимаете, о чем я?

– Не совсем, – коротко ответил Касмерт.

– Вы ведь уже знаете, что клубом фактически руководит Инкет – сам из числа потенциальных самоубийц. У него нет ни должных теоретических знаний, ни практики. Нельзя сказать, что он помогает другим ради прибыли – работая инженером, он бы заработал больше. Но, даже если вместо меня здесь был бы психолог с большим опытом, Инкет все равно навязал бы ему свою волю. Весь клуб держится на нем, а в отличие от других потенциальных суицидников, у него явно выражено стремление любой ценой избавиться от этой мании. И делает это он пока довольно успешно, наблюдая за другими и изучая их опыт. Кажется, он подчинил себе и членов клуба, но не думаю, что это он подталкивает их к последнему шагу. Единственная его цель – выжить, что и объясняет его желание собрать в клубе себе подобных, хотя он в этом никогда не признается. Думаю, даже самому себе. Однако все его старания выжить, по моему мнению, тщетны. Он лишь оттягивает свое время. Во-первых, не подпускает к себе как к больному, страдающему манией, профессионального психолога, думая, что обладает достаточными знаниями, чтобы справиться самому. А во-вторых, в лечении, я думаю, нуждаются очень многие, а не только те, у кого проявляются уже явные признаки болезни.

– У меня ещё один – последний на сегодня – вопрос. Эвкая, почему вы с таким упорством не используете принятые определения: «свершители» и «акты»?

– Не использую. Считаю, что никакими нейтральными словечками прикрыть истинное значение того, что происходит, невозможно. Гибнут люди, а не свершители актов. Что они свершают? Какие такие акты? Вам не кажется, что это не что иное, как лицемерие и ханжество, а не желание соблюсти приличия? Они считают, что сделали наше общество лучше и правильнее. А как по мне, так просто закрасили фасад аварийной халупы… А впрочем… Ладно. Думаю, что вы простите психологу излишнюю и, наверное, непозволительную эмоциональность. Мне очень жаль, что ничем не смогла вам помочь…

– Нет, Эвкая! Вы мне очень помогли. Очень. Спасибо, и надеюсь, что мы ещё увидимся, если вы не возражаете.

Касмерт встал и пошел к двери.

– Господин Касмерт! Я ещё вот на что обратила внимание. Почти никто из ушедших не оставил предсмертных записок. Странно, не правда ли?

Касмерт остановился и, привычным для всех в этом мире жестом вскинув левую руку, взглянул на часы:

– Тут у меня появилась, на мой взгляд, очень неплохая идея. Ваш рабочий день, как я понимаю, практически завершён. Мой тоже. Думаю, что не случится ничего страшного, если вы уйдёте на десять минут раньше. И если вы, конечно, не будете против, мы посидим в каком-нибудь уютном кафе или ресторанчике, и вы мне расскажете, на что ещё вы обратили внимание. А после при условии, что вы не будете против, я провожу вас домой.

– Ваша идея мне показалась вполне осуществимой…

* * *

Касмерт вернулся в гостиницу. Позвонил Мурмуту и рассказал о том, что успел сделать за день, потом сварил кофе. Сидя на террасе, он думал о том, что Эвкая – девушка умная и правильная. Дерзкая, но это одна из главных черт, присущих молодости. Эта дерзость поможет ей многого добиться и в жизни, и в профессии. Он вновь и вновь возвращался в мыслях к её словам о том, что сам город может сделать суицидальным маньяком любого. Возможно, согласившись на это расследование, он совершил ошибку. Он пока не мог сделать никаких предварительных выводов. Как опытный следователь, он, конечно, понимал: фактов в его распоряжении ещё очень мало, – но чувствовал, что распутать этот клубок так быстро, как хотелось бы, не получится и отнимет это много времени и сил. Единственный вывод, который был очевиден: проблема прежде всего заключена в местном обществе. Впрочем, то же самое можно сказать о всех проблемах любого общества.

Касмерт вспомнил замечание Эвкаи о том, что нельзя полностью отрицать возможную криминальную подоплеку в совершении «актов» (действительно дурацкое слово). Он точно знал, что если для этого есть хоть малейшие основания, то они обязательно приведут его к первопричине. Будучи студентом юридического факультета, он, конечно, посещал лекции по психологии, но это было давно. Сейчас, какими бы неясными ни казались ему оценки Эвкаи, он должен в них разобраться. Она очень точно подметила несколько интересных деталей…

* * *

Касмерт, сидя в своём «парламентском» кабинете, в который раз изучал список и характеристики свершителей. Все они были финансово обеспечены, находились в хорошей физической форме, были вежливыми и сдержанными. Сеансы клуба посещали не все, но даже если бы и все, то на первый взгляд, да и на второй тоже не было никаких оснований связывать деятельность этого «заведения» с серией актов. Между членами клуба не было особой дружбы, они не знали подробностей семейной или общественной жизни друг друга. По словам Эвкаи, вообще здесь, в Йэрсалане, люди особо между собой не общались. Даже родственники и близкие друзья, не говоря уже о коллегах, не только в гости друг к другу не ходили, но даже перестали собираться вместе, скажем, в кафе или ресторане. Дружбу и нормальное общение вытеснило стремление показать превосходство, желание выделиться перед другими. Даже в случаях редких семейных или дружеских посиделок дух соперничества присутствовал повсеместно. Людей с детства готовили к осознанию того, что, став взрослыми, они будут одиноки и рассчитывать придется только на себя, а потому рационализм и расчет являются главенствующими критериями во всех начинаниях. Некоторые из родителей дарили – об этом тоже, возмущаясь, говорила Эвкая – своим детям небольшие, специально адаптированные для школьного чтения книги Макиавелли и старались, чтобы отпрыски, повзрослев, независимо от своих будущих профессий стали, подобно автору, настоящими политиками в коллективах, где придется работать.

Ещё Эвкая рассказала Касмерту о том, что в годы юности её отца многие жители города, и не только молодежь, были крайне заносчивы; тогда это походило на попытки самоутверждения недалеких подростков. Люди всеми правдами и неправдами, порой взваливая на себя непосильный груз выплаты банковских процентов по кредитам, приобретали дорогие машины или строили большие дома, лишь бы самоутвердиться в глазах окружающих. Хотя дома эти могли оставаться полупустыми даже при достаточно большом количестве членов семьи. Эвкая вспомнила историю, рассказанную отцом, про одного их соседа. Тот купил поддельные часы с логотипом известной фирмы и, чтобы люди вокруг заметили его «дорогостоящее» приобретение, не только укоротил рукава пиджака, но еще и постоянно при ходьбе держал руку согнутой в локте. Отец Эвкаи прозвал его «Господин Прямой Угол». Спустя несколько месяцев Господин Прямой Угол понял, что многие догадываются о том, что его часы не что иное, как фальшивка, и смеются над ним. Чтобы выйти из положения, он продал земельный участок, унаследованный от родителей, и купил часы уже настоящие. Он продолжал ходить с согнутой рукой, при этом утверждая, что никогда не носил подделок.

Сейчас людей с такими мелочными замашками в Йэрсалане найти трудно. Общество устало от поддельной успешности, ее заменила излишняя требовательность к себе и друг к другу в сочетании с суровой вежливостью – пусть без улыбки, но люди должны быть вежливы. Кричащее чванство осталось в прошлом, уступив место снобизму, и все эти крутые изменения произошли, можно сказать, в течение жизни одного поколения. За короткое время общество подверглось шоковой терапии и подавило в себе бурный порыв к революции, что, собственно, и могло послужить косвенной причиной совершения актов. «Представьте себе молодого, симпатичного человека. С прекрасным вкусом. Одевается с иголочки. Занимает хорошую должность в престижной фирме. Так вот, он думает, что ему больше некуда расти. Он дорос до самой высокой точки возможного. И эта амбициозная, непокорная, но при этом строго самоконтролируемая натура загнана в некую оболочку. И эта оболочка, не выдержав напряжения, рвется. Не сегодня так завтра. Послезавтра, наконец!» – слова Эвкаи достаточно точно объясняли состояние людей, ради помощи которым и был приглашен Касмерт.

Эвкая была точна в описании фона, общих причин. Но ведь было ещё что-то. Касмерт это чувствовал и продолжал искать. За неимением других зацепок Касмерт вновь и вновь возвращался к списку свершителей. «Что же их объединяло, помимо членства в клубе?» – этот вопрос не давал ему покоя. И наконец он обнаружил интересную, по крайней мере для себя, деталь. Все свершители сводили счеты с жизнью в квартирах. Они не кидались под машины, не бросались с мостов, не прыгали с балконов, не стрелялись. Все происходило тихо, без особого шума, в арендованных ими квартирах. Как правило, их находили хозяева квартир обычно на второй или третий день после акта.

Касмерт, уже достаточно хорошо представляя требования к нормам поведения жителей Йэрсалана, понимал, что свершители, будучи людьми вежливыми, не стали доставлять неудобств окружающим даже последними в жизни действиями. Никто из них, наверное, и представить себе не мог, как бросается с балкона и падает на чью-либо машину, а бедолаге владельцу сначала придется эту машину мыть, а затем ещё ремонтировать – нонсенс! Поэтому они выбирали единственно правильные, как им казалось, методы – повешение или отравление. Оба варианта доставляли минимальные хлопоты хозяевам квартир, в которых совершались «акты». Касмерт даже мысленно, как и обещал Мурмуту, старался употреблять принятые определения, но чувствовал, что с каждым днём это его всё больше и больше раздражает. Царившая здесь взаимная требовательность позволяла свершителю предполагать, что все с пониманием отнесутся к самому акту, но не простят связанных с ним неудобств.

Из двадцати девяти дел по актам, совершенным за последние три месяца, Касмерт выделил для себя дело некоего Суиката как весьма нестандартное. Он повесился на веревке, конец которой был привязан к потолочному крюку для люстры. В отчете патологоанатома указывалось, что свершитель, кроме последней, имел ещё и две давние странгуляционные борозды на шее. Были также видны следы ожогов на ладонях, полученных от трения о веревку. Картина была ясной: Суикат уже дважды пытался свести счеты с жизнью, и проделывал он это в двух разных съемных квартирах. При осмотре тех квартир, где свершитель предпринимал эти попытки, на крюках для люстр были обнаружены следы такой же веревки. Картину дальнейших событий в обоих случаях Касмерт смог представить уже сам, рассматривая фотографии покойного. Суикат был небольшого роста, худощавый, но при этом атлетически сложен. «Парень серьёзно занимался спортом. Сильные ноги. Накачанные руки», – сразу отметил для себя Касмерт. В первых двух попытках, после того как он сам выталкивал стул из-под ног, он каким-то образом благодаря сноровке быстро хватался за веревку прямо у шеи, чтобы не дать себе задохнуться, потом другой рукой хватался за веревку выше петли и, подтягиваясь, высвобождался из неё. В своей третьей попытке, пытаясь обмануть инстинкт самосохранения, Суикат сунул голову в петлю, затем зубами затянул на запястьях пластиковые наручники и только потом вытолкнул из-под себя стул – теперь он был не в силах помочь себе. Как же человеку не хотелось жить, если так хотелось умереть?

* * *

Помимо ежедневных отчетов, предоставляемых председателю парламента, с первых же дней расследования Касмерт взял за привычку рассказывать о своих «изысканиях» Эвкае. Он встречал ее после работы, и они неторопливо шли пешком в сторону ближайшего ресторанчика, ужинать. Прогуливаясь в скверике перед клубом в ожидании девушки, он пару раз заметил у входа в «лечебницу душ» мужчину лет шестидесяти, ростом под два метра, довольно грузного, который курил сигару. Его вид разительно отличался от прочих жителей Йэрсалана: он, казалось, напоказ демонстрировал своё безразличие к окружающим и пренебрежение к правилам, принятым сообществом. Его, судя по внешнему виду и манерам, мало интересовало чужое мнение. Одним своим присутствием он бросал вызов всем вокруг. Касмерт подумал, что за несколько дней пребывания в Йэрсалане он почти не видел курящих, а этот кадр спокойно курит сигару и, разговаривая с кем-нибудь, громко смеётся. К тому же физически он тоже явно отличался от других горожан. Жители Йэрсалана старались вести здоровый образ жизни и в большинстве своем не имели лишнего веса.

«Очень интересный персонаж. Надо спросить про него у Эвкаи, – подумал Касмерт. – Как правило, люди, которые выделяются из толпы, не совершают чего-то из ряда вон выходящего, поскольку и так привлекают к себе внимание. Однако этот тип не похож на того, кто подчиняется каким бы то ни было правилам».

– О чём задумался наш сыщик? Вы даже не заметили, как я подошла, – прервала Эвкая размышления Касмерта.

– В вашем благословенном городе не задумываться постоянно о чём-либо невозможно. Постоянно находится для этого повод, – в тон Эвкае заметил Касмерт.

Он взял девушку под руку и собрался было повернуть налево, в сторону полюбившегося за последнюю неделю ресторанчика.

– Нет-нет, сегодня мы, если не возражаете, пойдём в моё любимое кафе. Там тоже очень уютно, тихо, хорошая, ненавязчивая музыка и чудесный вид с террасы. А ещё, господин Касмерт, там подают потрясающе вкусные десерты и варят настоящий – в турках, на раскалённом песке – кофе.

– Ах, вот даже как! Вы успели заметить, что я сладкоежка и любитель кофе?

– Чтобы это заметить, поверьте, не стоит учиться четыре года на факультете психологии, – нарочито серьезным тоном произнесла Эвкая.

– Ну да! – рассмеялся Касмерт. – Просто стоит один раз посидеть со мной в ресторане, зайти в кондитерский магазин или в кофейню. Каюсь, это две мои почти непреодолимые слабости. Ну, скажем, из тех, что сразу бросаются в глаза. А сколько ещё таких слабостей, наверное, и не сосчитать.

* * *

– Вот мы и пришли. Здесь мило, правда?

Они расположились на террасе, с которой открывался чудесный вид на город, почти такой же, как и с террасы его гостиничного номера. Эвкая здесь явно была частым гостем. Официантка, обслуживающая их столик, обращалась к ней по имени.

– Ну, что за сегодняшний день удалось вызнать или, правильнее будет сказать, разузнать господину следователю?

– Знаете, Эвкая, совсем не хочется в такой приятный вечер, под музыку Глена Миллера, да ещё когда перед тобой на тарелке лежит яблочный штрудель с мороженым и взбитыми сливками и рядом слегка дымится чашка ароматного эспрессо, говорить о делах. Можно я задам вам вопрос немного личного характера?

– Если «немного», то можно, – улыбнулась Эвкая.

– Как случилось так, что вы стали психологом? Надеюсь, что это вопрос в пределах «немного»?

– Да-да, безусловно. – Эвкая отпила глоток кофе и поставила чашку на блюдце. – Всё очень просто, – почти официально начала она. – Вы, как человек внимательный и наблюдательный, думаю, меня поймёте. К тому моменту, когда пришло время выбирать профессию, я уже точно знала, что половину жителей нашего города надо убить, вторую – срочно лечить. Вуза, готовящего профессиональных киллеров, в стране пока нет. Оставалось одно – идти на психфак в надежде успеть помочь хоть кому-то.

Эвкая несколько секунд очень серьёзно смотрела на слегка удивлённого Касмерта, потом, не выдержав, все-таки рассмеялась.

– Ну, а если серьёзно, то я из семьи врачей. Быть хирургом, как папа, или офтальмологом, как мама, мне не хотелось, а востребованность психолога в нынешние времена очевидна. Очевидна не только в нашей стране. Везде. Не так ли? Мне всегда было интересно, почему тот или иной человек в каких-либо обстоятельствах ведёт себя так, а не иначе, хотя на первый взгляд это поведение может показаться нелогичным, иррациональным… Ну всё, сейчас я разойдусь, и меня будет не остановить. А знаете что? Вы тоже ответьте мне на вопрос немного личного характера.

– Если «немного», то с удовольствием, – в тон Эвкае, улыбнувшись, сказал Касмерт.

– Как вы стали тем, кем стали? Вас считают одним из лучших специалистов в профессии. Надеюсь, что и мой вопрос тоже в пределах «немного»?

– Да-да! Безусловно! – продолжил Касмерт предложенную Эвкаей словесную игру. Отпив глоток кофе и поставив чашку на блюдце, он придал лицу серьёзное выражение. – Вы, как человек внимательный и наблюдательный, думаю, меня поймёте. К тому моменту, когда пришло время выбирать профессию, я уже совершил одно преступление, вернее, даже два: не явился на призывной пункт и сбежал из страны. По логике вещей прямая дорога мне была в Университет преступлений и правонарушений на факультет воровства и бандитизма. К моему большому разочарованию, оказалось, что такого вуза пока нет. Тогда я решил пойти на юридический, чтобы сначала изучить право, а затем уже нарушать его со знанием дела.

Тут оба не выдержали и не смогли удержаться от смеха. Все посетители кафе удивленно посмотрели в их сторону. Они явно перешли все нормы дозволенного.

– Один – один! – подвела итог «сражения» Эвкая. – А если серьёзно?

– А если серьёзно, то даже не знаю… скорей всего, столкнувшись с несовершенством законов, решил разобраться в непонятных для меня вопросах законодательства. А самый лучший способ разобраться в вопросе, который не совсем понимаешь, – изучить тему и попробовать найти ответ, основываясь на знаниях. Ну как? Лихо я закрутил? Я ведь уехал почти в никуда. Один в чужой стране. Поступил в универ, но жить было не на что. Пришлось идти работать. Можно было, конечно, попросить помощи у родителей, но юношеский максимализм бил в голову. Хотелось доказать, что я смогу сам. Пошел работать грузчиком в супермаркет. И вот тут в судьбу мою вмешался его величество случай. Как-то раз, когда я после занятий самозабвенно таскал в подсобку ящики с ананасами, мимо проходил замдекана нашего факультета. Он остановился и подозвал меня. Когда я подошел, он предложил мне работу. В местное управление полиции требовался помощник следователя, ну что-то типа мальчика на побегушках с начальными теоретическими знаниями. Ну, а дальше пошло-поехало… Ну всё, сейчас я тоже разойдусь, и меня тоже остановить будет трудно. Хочу вас спросить, пока не забыл. Несколько раз у клуба я видел очень странного типа…

– Толстяка с сигарой? – прищурив глаза, перебила Касмерта Эвкая. – Так это его вы так внимательно сегодня рассматривали, что не заметили меня? Это Пузатый. Единственный человек в городе, который имеет прозвище. И категорически настаивает на том, чтобы его только так и называли.

– Пузатый? – переспросил Касмерт. – Кажется, я про него уже слышал.

– Немудрено. Наш клуб, гостиница, где вы остановились, и половина зданий в этом городе принадлежат ему! Как же про него не услышать!

– Жилые здания тоже?

– Да, принадлежат или принадлежали в прошлом. Он здесь главный застройщик и владелец почти всех риелторских контор, занимающихся продажей квартир. Кстати, здание предоставлено клубу бесплатно. Не понимаю, правда, как такой человек может что-то делать, не имея с этого выгоды. Не станет Пузатый заниматься благотворительностью. Говорят, что за такого рода деятельность причитаются налоговые льготы. Мне что-то не верится. Нет, льготы, насколько я знаю, есть, но не думаю, что он делает это ради налогового послабления. Кстати, если бы такое здание клубу приходилось арендовать, то его деятельность продлилась бы недолго, потому как аренда больно дорогая.

– Я знаю, – как бы говоря с самим собой, прервал ее Касмерт, – за предоставление здания клубу он денег не берет. А вы случайно не заметили, Эвкая, с кем он разговаривал?

– Заметила. С одним из членов клуба. У Пузатого свой кабинет в этом же здании, где он проводит несколько дней в неделю. Иногда, когда ему надоедает там торчать, он выходит во двор и болтает с посетителями клуба. Это обычно случается во время перерыва между сеансами или в конце дня, после окончания «спасения». Именно в это время можно застать во дворе собеседников из числа наших «оптимистов». Ему, должно быть, скучно в своем кабинете, – ответила она. – А знаете, Пузатый – один из немногих в Йэрсалане, о ком можно точно сказать, что он не закончит свою жизнь так бесславно. Он, может, особо и не располагает к себе, но живет полной жизнью и не обременен излишними переживаниями, а желанием соблюдать нормы и правила не обременён вовсе. Когда я его встречаю, то мне кажется, что от него дурно пахнет. Нет, не в прямом смысле – у него всегда дорогие и приятные парфюмы. Неприятный дух исходит от его сути…

* * *

Вечером, как всегда, сидя за плетёным столиком на террасе гостиничного номера, Касмерт мысленно готовился к встрече с хозяевами квартир, в которых произошли акты. Уточняя список домовладельцев, копию которого взял с собой в гостиницу, первым делом он решил установить, существует ли какая-либо связь между ними. На выяснение этого вопроса не ушло много времени. Оказалось, что хозяева квартир не знают друг друга, как и большинство жителей Йэрсалана. Значит, картеля домохозяев по сдаче квартир этим бедолагам-свершителям не существует.

Несколько моментов показались Касмерту довольно интересными. Во-первых, свершители арендовали квартиры всего на три дня и, скорее всего, планировали свои действия еще до подписания арендного договора, чтобы за несколько дней аренды осуществить задуманное. В городе сложно было отыскать людей, сдающих квартиры в аренду на несколько дней или даже несколько недель. А в гильдии риелторов Касмерту сообщили, что в рамках существующей практики минимальный срок аренды – три месяца, и независимо от действительного срока аренды арендатор платит авансом за эти три месяца вперед.

– Не понимаю, как свершители смогли снять квартиры всего на три дня? Ведь после распространения информации об актах, случившихся на съемных квартирах, аренда на такой короткий срок должна была вызвать вопросы. Не понимаю. Ведь свершители могли бы подписать контракт на три месяца и потом спокойно распоряжаться своей жизнью в уютной обстановке. Даже если бы решение вопроса было недешевым, – явно наигранно недоумевал глава гильдии риелторов.