Текст книги "Перекрестные сны"

То, что вся эта история была аферой Пузатого, сомнению не подлежало. Но у Касмерта так и не было ни неопровержимых доказательств его вины, ни четко обозначенных мотивов. Хотя, увидев закладку Трека, Касмерт, как никто другой, понимал, какие цели преследует Пузатый – сорвать большой куш с продажи машин свершителям, заработать на эксклюзивной трансляции актов по своему телеканалу и конечно же на рекламе. Возможно, расследование актов в квартирах, с его последующим провалом, а затем строительство Трека были запланированы с самого начала… и именно на это и рассчитывал Пузатый?

«В этом городе всегда умели считать, – подумал Касмерт, – и тогда, когда я ребенком ходил по здешним улицам, и сейчас, когда вернулся сюда спустя двадцать лет». Быть может, необходимость постоянно просчитывать свои действия с тем, чтобы они не выходили за рамки принятого, и была причиной актов – люди попросту не выдерживали напряжения. Будучи вежливыми, они, тем не менее, открыто избегали новых знакомств, если те не сулили выгоды. Расчетливость в действиях была настолько ярко выражена, что даже родственники перестали ходить в гости друг к другу, чтобы сберечь время и деньги для чего-то более, как им казалось, важного. Для сохранения семейных уз правительство даже установило порядок, согласно которому люди обязаны были посещать родственников. Эта обязанность была закреплена в законе и строго соблюдалась. Такое правило пришлось по душе большинству жителей Йэрсалана: теперь они, неся гостевые расходы, рассматривали их как неминуемые траты и освобождали себя от ответственности выбирать между посещением родственников и другими важными занятиями.

Пузатый же отличается от всех не только тем, что был единственным, у кого вместо имени и фамилии было прозвище, и не только тем, что умеет жить в свое удовольствие. Он находится вне толпы, состоящей из однообразных, хмурых людей, которым надоедает жизнь, просчитанная до мелочей. Как опытный наблюдатель, он ждет жертву, которая решит выделиться из толпы, и сразу стремится воспользоваться ею. И поэтому Пузатого не стоит исключительно характеризовать как инициатора и организатора зрелищ (ну и что с того, что выдвинул идею про Трек), он всего лишь богатый зритель, который за большие деньги или с помощью влияния занял лучшее место на стадионе, где разворачиваются события.

Строительство Трека, за возможностью воспользоваться которым уже выстроилась очередь будущих свершителей, является открытой демонстрацией намерений, которые Пузатый раньше старался скрыть. Сейчас он может совершенно свободно, легально, не нарушая законов страны, зарабатывать на этих несчастных, больных людях, при этом настаивая на том, чтобы жертв его авантюры называли не свершителями, а водителями-участниками. «Господи! О какой, в сущности, дикости я, лежа на диване, рассуждаю. Строили идеальное общество? А что в итоге? Театр абсурда! С одной, но существенной разницей – это не театр, где герои умирают на сцене, а вечером пьют на кухне чай. Здесь просто умирают…» – Касмерт думал обо всём этом и понимал, что, несмотря ни на что, уже совершенно не переживает за жителей Йэрсалана. Он здесь только потому, что верен своему обещанию.

Касмерту пришла в голову и очень не понравилась мысль о том, что, может быть, этот мерзкий Пузатый задумал отомстить ему. Тот вышел победителем в его расследовании, однако он любит получать удовлетворение сполна, чего лишены многие в Йэрсалане, и умеет добиваться этого. Слова о том, что он может устроить Касмерта на работу, – попытка Пузатого спровоцировать его и вовлечь каким-то образом в события на Треке. Пузатый ведь говорил, что трасса строится косвенно благодаря Касмерту. Это что? Намек на приглашение поучаствовать в смертельном вояже? Зачем?

Может быть, Мурмут в сговоре с Пузатым или зависит от него и не может сам предпринять шагов против? Быть может, председатель парламента не хотел, чтобы кто-то из Йэрсалана был привлечен к расследованию дела об актах, боясь, что его связи с Пузатым могут стать достоянием общественности? И выход на Пузатого с помощью Касмерта – всего лишь попытка чужими руками справиться с монстром, чьи действия чреваты непредсказуемыми последствиями?

А что же народ, среди которого Касмерт вырос и к нему же вернулся годы спустя? Покидая Йэрсалан, он уже был достаточно взрослым и наблюдательным, чтобы понять суть социума, в котором жил, и сделать свои выводы: вне зависимости от уровня благосостояния, люди – и бедные, и имущие – были тщеславны и расчетливы, стремились к успеху, который, по их мнению, выражался в сумме банковского вклада, благодаря чему они выглядели бы успешными в глазах остальных. Люди не гнушались никакими способами, лишь бы возвыситься в глазах окружающих. Любой подъем по социальной лестнице одного вызывал зависть остальных, и единственной целью такого человека было удивить соседей, друзей, коллег своей удачей, получая от этого удовольствие. Благородные люди были крайне редки и становились жертвами абсолютного большинства, которое поджидало свою добычу.

Касмерта тогда удивляло не только то, что бедные завидовали богатым, а зажиточные – более зажиточным, но и то, что любой маломальский успех человека из низов вызывал раздражение у тех, кто был значительно богаче и влиятельнее. Молодые завидовали богатым старикам и были не прочь занять их место, а пожилые – молодым, у которых впереди будущее. Казалось, в каждом человеке, делающем успешные шаги, все видели будущего соперника – это было повсеместное и всеобъемлющее соревнование всех со всеми. В стране царила ненависть одних к другим, и в этой обстановке дарить улыбку незнакомцу было бы верхом наивности.

Шли годы уже новой жизни, а злость и зависть в Йэрсалане не исчезли, они были повсюду, как и двадцать лет назад. Разница состояла лишь в том, что в прошлом люди могли выразить эти эмоции, не боясь и не стесняясь.

Касмерту почему-то вспомнилась вроде мало чем примечательная история. Женщина, которая убирала лестничную площадку перед их квартирой, была работницей жилищного комплекса и получала зарплату от управляющей компании. Отец Касмерта установил женщине еженедельную доплату. Однако в какой-то момент прекратил это, заметив, что она стала недобросовестной – после каждой ее уборки площадка выглядела неопрятно. Отец обратился к руководству жилищного комплекса с просьбой о том, чтобы женщина больше не убирала перед их квартирой, но она продолжала убирать, утверждая, что это является ее обязанностью. Но теперь уже убирала ещё хуже, и после каждой уборки на лестничной площадке оставались мусор и разводы от грязной воды. Она прекратила «уборку» только тогда, когда отец Касмерта предложил ей половину доплаты, выдаваемой прежде. Он пошел на это потому, что был не в силах бороться с повсеместным стяжательством и счел лучшим потратить свою энергию на другие дела.

Так в Йэрсалане больше не делают, и люди рьяно соревнуются в профессионализме. Сейчас люди изменились – многие живут в достатке, немало и тех, кто в роскоши. Были введены строгие нормы поведения, вежливость в общении и поступках стала чуть ли не требованием закона. Те, кто не имел возможности сорвать раздражение на окружающих, начали срывать его на себе – совершать акты, количество которых непрерывно увеличивалось. Власть, которая решила дотянуть страну по культуре до уровня других стран, скорей всего, понимала, что этого нереально достичь даже за несколько десятилетий, но попыталась. Было сделано все возможное, но в слишком короткий срок – общество стало цивилизованнее, и применение законов перестало носить избирательный характер. Однако заставить людей избавиться от нездорового духа соперничества, неприязни друг к другу и зависти никак не удавалось…

Он бродил от одной мысли к другой. Все они оказывались не очень приятными, и это «путешествие» вконец его утомило. Он решил прервать свои размышления и заняться чем-нибудь полезным – встал с дивана, разобрал дорожную сумку, разложил вещи. Умываясь в ванной, взглянул в зеркало и сказал своему отражению:

– Дааа… накрутили ребята делов… Невозможно, видимо, перевоспитать всех одним махом, сделать всех сразу одинаково хорошими, честными, правдивыми, ответственными и, по факту, счастливыми. Загоняя всех в определённые рамки, как правило, сжимают пружину, забывая, что мир невозможно сделать идеальным. И невозможно рассчитать предел сжатия этой самой пружины. То, что она сорвется, неизбежно, но когда и как и каков будет разрушительный эффект, предугадать ещё никому не удалось. Ведь все знают, что благими намерениями устлана дорога в ад. Вот мы и имеем в итоге – и благие намерения, и ад. И главного чёрта этого ада – Пузатого. А может, и не одного чёрта… Надо все-таки поговорить с Мурмутом.

Касмерт решил встретиться с ним сегодня же и открыто высказать свои предположения насчет его возможных теневых связей с Пузатым. Глава парламента, понимая состояние следователя, терпеливо выслушал его и ответил, очень аккуратно подбирая слова:

– Я хорошо знал твоего дядю, честнейшего, благороднейшего человека, профессионала в своём деле. Нельзя сказать, что мы дружили, но нам приходилось сотрудничать по ряду дел. К сожалению, такие, как он, встречаются редко. О людях с чистой совестью и большой ответственностью не пишут в газетах, не снимают фильмов. Но это великие люди с обостренным чувством справедливости и способностью к сопереживанию. Твоего дяди давно нет среди нас, и когда я рассказываю о нем, люди порой сомневаются в моей правдивости. А твои догадки… отчасти верны. Много лет назад против Пузатого было возбуждено дело. Я закрыл глаза, как сделали и другие, твой дядя – нет. Он, наверное, поступил бы как я, поскольку был добр даже к тем, кто его недолюбливал. Но дело касалось участи тех, кто не мог постоять за себя, заявить о своих правах. Твой дядя тогда и попал в автокатастрофу. И дело вскорости развалилось. Никто не докапывался до истинной причины трагической смерти вашего дяди, – Мурмут вновь перешел на «вы», – хотя и тогда не было, и сейчас у меня практически нет сомнений, что к этому причастен Пузатый.

– Значит, вы вновь пригласили меня, рассчитывая на то, что благородство, справедливость и честность передаются в нашей семье по наследству? Решили, что я, как и дядя, ринусь защищать людей от этого монстра? Этих самоубийц, чье высокомерие не позволяет даже протягивать руку при знакомстве?! Ошибаетесь, я им не сочувствую! Я просто люблю свою работу и делаю ее хорошо уже многие годы. Или вы надеялись, что, узнав о причастности Пузатого к гибели дяди, я пожелаю отомстить и сделаю все, чтобы упечь его за решетку? Вы ошиблись и здесь – я чту память дяди по-другому. А вот вы – мастер вершить дела чужими руками. Не удивлюсь, если в свое время именно вы натравили Пузатого на дядю!

– Это не так, но вы имеете право думать всё что угодно. Я привык ко всякого рода несправедливым обвинениям. Но знаю одно – нынешние действия Пузатого вышли за рамки дозволенного. Хотя реакция людей еще страшнее! Потенциальные свершители выстроились в огромную очередь, чтобы проехать по Треку. Даже близкие родственники не противятся участию членов семьи в этом жутком действе и будут с азартом смотреть в прямом эфире кровавое шоу! А уж если свершитель – твой враг или ненавистный коллега, это вообще станет большим удовольствием. Когда происходила серия актов на съемных квартирах, я подозревал косвенное участие в них Пузатого. Ваше расследование подтвердило мои подозрения. Однако главной моей целью было не столько прекращение актов, сколько предотвращение более жутких последствий всего этого. И сейчас мы как раз становимся свидетелями таких последствий. Знаете, почему я полагал, что будет еще хуже? Потому что есть Пузатый, знающий, как заработать даже на трагедии, потому что есть множество тех, чье отношение к жизни подогревает его алчность, а безразличие окружающих порождает безнаказанность… Мы… – Он как-то резко замолчал, вдруг оборвав себя на полуслове, и отошёл к окну. – Я устал. Очень устал. Вам, пожалуй, лучше уйти. Мне хотелось бы побыть одному…

Касмерт направился к двери. Услышав, как что-то упало на пол, он оглянулся. Мурмут, нагнувшись, собирал рассыпавшиеся леденцы…

Расставшись с Мурмутом, Касмерт почувствовал к нему жалость. Этот человек совершал ошибки, и они из года в год ложились на его плечи тяжким грузом. Мурмут понимал, что в свое время у него не хватило смелости что-то изменить, и он не был уверен, что сможет изменить это сейчас, даже жертвуя собой. Он занял позицию наблюдателя. Но теперь это привело его в такое отчаяние, что он уже, видимо, готов жертвовать чем-то. Или кем-то. Или всем?

Касмерт не понимал причины повторного вызова, но решил остаться ещё на несколько дней. Причины своего такого решения он тоже объяснить не мог.

Посмотреть на строительство Трека приезжало большое количество людей. Одни сменялись другими. Некоторые посещали Трек семьями, как если бы это было строительство цирка или зоопарка. Приходили высокопоставленные чиновники. Их иногда принимал Пузатый, сидевший в совершенно прозрачном контейнере неподалеку от строительной площадки. Он не давал указаний, считая, что нанял лучших специалистов, а просто наблюдал за ходом строительства, изредка бросая взгляд на посетителей и приветственно махая им рукой. Быть может, он, как истинный делец, таким способом привлекал будущих клиентов. Ведь даже среди специалистов, трудящихся на строительстве, вполне могут быть те, кто в будущем пожелает испытать трассу на себе.

Частым гостем на стройке был и Мурмут. Он иногда приходил не один, а с каким-то иностранцем, с которым они что-то обсуждали, рассматривая чертежи. Позже выяснилось, что это приглашенный инженер, и его команде поручена часть работы по строительству Трека – в виде исключения, так как за последние годы в Йэрсалане уже появилось достаточно своих первоклассных специалистов. Вероятно, иностранца с его командой наняли по личной просьбе господина Мурмута, и Пузатый совершенно был не против того, чтобы и глава парламента внес свою лепту в постройку Трека – в будущем, как ожидалось, одной из главных достопримечательностей Йэрсалана.

Через пять дней после приезда Касмерта состоялось торжественное открытие Трека, на которое собрался почти весь город. Среди присутствующих были бизнесмены, известные актёры, депутаты парламента и члены правительства. Церемония проходила в довольно приподнятой обстановке с фуршетом. Касмерт и Эвкая тоже значились в числе приглашенных.

Последним к микрофону на импровизированной трибуне подошёл Пузатый:

– Хочу сказать о некоторых аспектах соглашения между организаторами Трека и будущими участниками. – Улыбаясь, он повернул голову в сторону депутатов. – Как известно, вероятность смерти на любой гоночной трассе велика. На нашей она стопроцентная, – с гордостью заявил он и продолжил: – Было решено, что по отношению к людям, закончившим жизнь на Треке, не будет применяться слово «самоубийца». Мы и так стараемся избегать этого термина и вместо этого пользовались словом «свершитель». Хотя замена термина не меняет сути. Тем не менее по Треку будут ехать не самоубийцы, а участники, которые осознают все риски. Что ж, даже в обычной жизни людям иногда приходится рисковать… И ещё должен сообщить, что на участке, примыкающем к месту, куда будут падать машины, уже обустроено кладбище.

На нем будут хоронить тех, кто завершит свою жизнь на Треке. Обряды погребения будут проведены по канонам религии, которую исповедовал покойный. Мы решили, что будет гораздо безопаснее, если близкие покойных не будут допущены к месту захоронения. Родственники и все желающие смогут наблюдать за погребением с помоста и оттуда бросать цветы. Хотя не уверен, что эти цветы долетят до могил. Над этой деталью мы еще поработаем. Есть еще несколько моментов, которые требуют доработок. Однако мы ощущаем нетерпение тех, кто желает поучаствовать в проезде по Треку, их немало, и они торопят нас. Вы же знаете, что в городе прекратились все самоубийства, или акты, как их следует называть, и мы опасались, что задержка в строительстве Трека могла бы привести к их новой вспышке. Надеюсь, вы помните, – продолжил Пузатый, словно обращаясь не к зрителям, а к будущим водителям Трека, – что каждый участник имеет возможность избежать падения в пропасть сразу, свернув налево, но машина останется на трассе, и дорога снова приведет к пропасти. Таких шансов будет два. Если же участник свернет налево в третий раз, то его путь перегородит бетонный барьер – Барьер Позора, разбившись о который участник даже после своего ухода будет достоин лишь презрения, а все его имущество отойдет компании – организатору Трека. Но я родился в Йэрсалане – и знаю, что среди нас нет людей, которые обрекли бы себя на это. Почему же тогда предусмотрена возможность, пусть на недолгое время, отсрочить падение в пропасть? С Дороги Обзора весь город как на ладони. Возможно, участникам захочется в последний раз взглянуть на родные места, пусть даже в течение нескольких секунд и издалека. Однако мне бы хотелось, чтобы таких было немного, ведь жители Йэрсалана – люди гордые и целеустремленные. Не хотелось бы, чтобы участник проявил слабость и, поддавшись искушению, в конце концов угодил в Барьер Позора. И ещё! Может статься так, что кто-то из водителей выживет…

Толпа загудела.

– Да, – продолжил Пузатый, – это практически невозможно, но элемент чуда и невероятного везения никто не отменял. Так вот, если это все-таки произойдет, то администрация оплатит «везунчику» необходимое лечение и выплатит премию в размере ста тысяч йэрсаланских денежных единиц. Через час начнется первый заезд. Вы можете остаться здесь и наблюдать за событиями на больших экранах, специально установленных для вашего удобства. Те же из вас, кто хочет наблюдать события по телевизионным каналам, вернее, по моему каналу, – нарочито подчеркнул Пузатый, – в прямом эфире в семейном кругу или в клубах, могут отправляться сейчас, чтобы успеть к началу трансляции. Участник направится к машине в маске – это предписано правилами. Он не снимет ее, даже находясь в машине. Там установлены камеры, и зрители, даже если не увидят лица водителя, услышат его, если он, конечно, будет что-то говорить. Желаю вам интересного просмотра.

– А возможно ли ваше участие в «последней гонке»? – спросил кто-то из толпы.

– Я стараюсь только для вас, – широко улыбаясь, ответил Пузатый, – и построил этот Трек для вас. Если же я и решусь принять участие, то сделаю это в самую последнюю очередь.

Слова Пузатого были адресованы не столько тому, кто задал вопрос, сколько Касмерту. Ему доложили, что и Касмерт, и Эвкая пришли на открытие…

* * *

Через час первый водитель в маске в сопровождении двух работников направился к машине, стоящей на старте трассы. Заезд длился около пяти минут. Касмерт подумал, что будь скорость выше, событие отняло бы всего пару минут. Видимо, скорость рассчитана так, чтобы получить больше времени для рекламы на канале Пузатого.

Всё это время ему казалось, что он присутствует на самом идиотском, нереальном представлении. Он не понимал, как это всё стало возможным, обыденным. Как может смерть стать развлечением? Как смерть может стать, в конце концов, смыслом жизни?! «Господи! Неужели это происходит здесь и сейчас?!» – ему хотелось кричать, а он всего лишь безмолвно задавался вопросом.

Первая машина с грохотом упала в пропасть. На экране было видно, как оба работника Трека побежали к машине.

– А зачем они бегут? Человек пришел умирать, а они бегут, чтобы его спасать, что ли? – произнес кто-то в толпе.

– Привычка! Раньше работали на гоночных трассах, – смеясь, ответил другой.

На месте падения машин было размещено оборудование, с помощью которого тело легко извлекли из искореженной машины. Вытащив свершителя, работники уложили его на носилки и только потом сняли с него маску – это был мужчина лет пятидесяти. Камера показала его лицо на весь экран…

Сцена второго заезда мало чем отличалась от первого, с той единственной разницей, бросившейся в глаза, что после падения машины служащие Трека уже не торопились. Видимо, они действительно до этого были работниками гоночных треков, и их попросили оставить старые профессиональные привычки. К тому же зрителям было интересно дождаться, когда покажут лицо погибшего, и, чтобы растянуть время освещения события, то есть рекламное время, торопиться не следовало.

* * *

С начала функционирования Трека большинство жителей с нетерпением ждали прямую трансляцию оттуда. Казалось, вся страна была прикована к телевизорам, чтобы смотреть «убийственный» документальный сериал, напрочь забыв о других развлечениях. Некоторые зрители по голосам узнавали участников Трека. Кульминацией действа был, конечно, момент, когда работники Трека снимали маски с лиц погибших. Специально посмотреть на невероятные события на Треке приезжали и иностранные туристы. Бизнесмены Йэрсалана рассматривали варианты увеличения количества гостиниц с учетом предполагаемого роста числа туристов. Иностранные бизнесмены встречались с Пузатым, обсуждая возможность распространения вещания его телеканала на другие страны. Нашлись даже брокеры, целью которых было привлечение иностранцев, желающих размещать рекламу или того хлеще – участвовать в «гонках». Однако множество юридических препон пока, к счастью, препятствовали возникновению иностранного элемента в делах, прямо или косвенно связанных с Треком.

Подходила к концу вторая неделя пребывания Касмерта в Йэрсалане. Он не знал, что ему делать. Идти ли к Мурмуту, чтобы тот освободил его от необходимости пребывания в Йэрсалане, или ждать развития событий, не будучи особо в них вовлеченным. Второй вариант казался предпочтительнее – ему всё же хотелось увидеть, чем все это кончится. Что-то подсказывало, что эта абсурдная фантасмагория приближается к финалу. Стремительно и неизбежно приближается к финалу!

Он не собирался ни с кем делиться своими мыслями по этому поводу. Он старался как можно меньше бывать в городе и выходил из гостиницы только на утренние пробежки. Каждый встречный казался ему потенциальным участником «последнего заезда» – и мужчины, и женщины, и старики, которым осталось жить несколько месяцев, и молодые, полные энергии. «Наверное, сами жители Йэрсалана тоже видят друг в друге „гонщиков“, – подумал Касмерт и задал себе вопрос, который его даже развеселил: – Что, если люди и во мне видят будущего водителя Трека?»

Нет, конечно же была Эвкая, с которой у Касмерта за время его первого пребывания в Йэрсалане сложились дружеские и доверительные отношения. Она звонила ему несколько раз. Они даже прошлись по городу и посидели в их любимом ресторанчике за чашкой кофе.

Эвкая, чувствуя состояние Касмерта, пыталась отвлечь его хоть чем-то:

– Позавчера Инкет вызвал меня к себе. Спросил, надеюсь ли я, что он не станет «этим» «гонщиком». Я ответила, что Трек ему не грозит. Он поцеловал меня в щеку и сказал, что я настоящий психолог… и без всякого «этот»…

– Надо же! Это самая большая неожиданность за всё время, проведенное в Йэрсалане. Теперь вы самый востребованный «этот» психолог, признанный самим «этим» Инкетом…

Оба пытались шутить, говорить на нейтральные темы. Но разговор совсем не складывался. Касмерту не хотелось грузить девушку своими проблемами, даже несмотря на то, что девушке этой по должности надлежало оказывать помощь «страдающим душам». Касмерт за многие годы привык оберегать близких ему женщин, так учил его отец. «Женщины много всего несут на своих плечах, – как-то сказал он, – они рожают и растят детей, переживают за мужчин, которые рядом: отцов, братьев, мужей, сыновей. Они на мир смотрят иначе, нежели мы, мужчины. Они смотрят на мир, который их окружает, сердцем и душой. Не стоит их лишний раз волновать своими неудачами, перекладывать на них свои проблемы. Женщин надо радовать своими успехами и победами. А ещё им надо чаще дарить цветы». Что Касмерт и сделал – он подарил Эвкае букет белых хризантем…

Трансляции заездов Касмерт не смотрел. Это зрелище могло вогнать в депрессию кого угодно. Даже без этого у Касмерта стали сдавать нервы. Последние дни он выходил лишь на утреннюю пробежку, а потом целыми днями лежал на диване. Не спускался даже в ресторан, предпочитая заказывать еду в номер. «Вот так люди и приходят к мысли о суициде, – лениво размышлял он. – В таких же вот комнатах эти несчастные сводили счеты с жизнью. В тихой обстановке, без видимых хлопот для окружающих. Я взялся это расследовать – получилось только хуже. Тихие трагедии превратились в общенародный фарс».

В конце концов, устав от своих невесёлых мыслей, Касмерт решил навестить господина Мурмута и спросить: уезжать ли ему, а если нет, то чем заняться.

Тот был в скверном настроении и явно не настроен на беседу:

– Сейчас я ничего не могу вам посоветовать. И не вправе давать вам каких-либо указаний. Возвращайтесь в гостиницу. Не забывайте бегать по утрам, – он попытался изобразить улыбку, – а через пару дней сами решите, что делать. И ещё. Запомните: нередко человек предпринимает шаги, которые окружающие воспринимают как позорные, но именно так он спасает людей, его презирающих.

* * *

Через два дня, в субботу, большинство населения Йэрсалана вновь прильнуло к экранам гаджетов. Всем не терпелось увидеть лица сегодняшних участников.

Их было трое. После того как были сняты маски, выяснилось, что первый и второй – ничем не примечательные бизнесмены средней руки, каковых много в Йэрсалане. А вот личность третьего вызвала у зрителей шок – им оказался господин Мурмут, председатель парламента. Да, Трек действительно был одинаково доступен для всех, без разделения по статусу – показатель истинной демократии.

Касмерт узнал об этом из вечерних «Новостей Йэрсалана». Он был потрясен, и только сейчас до него начал доходить смысл слов Мурмута: он свободен в принятии решения. Несмотря на то что в последние дни он практически не общался с председателем парламента, Касмерт вдруг почувствовал себя одиноким и потерянным. На мгновение, лишь на мгновение, ему показалось, что предложи ему кто-то сейчас стать участником заезда на этом проклятом Треке, то вполне возможно, что он и согласится. А если именно это и предложит ему Пузатый? «Ну, предложит. И что? Он предложит, а я побегу, что ли? Что за дикие мысли приходят в голову нормальных людей в этом Йэрсалане!» – заключил про себя Касмерт.

Мурмут оставил прощальную записку. Узкому кругу людей, в который входил и Касмерт, было позволено ознакомиться с ней. В записке говорилось: «Надеюсь, меня простят. Я пошел на этот шаг из-за угрызений совести перед теми, кто непонятно почему сводит счеты с жизнью. Я не смог остановить самоубийства, их стало еще больше. Надеюсь, кто-то все-таки остановит этот кошмар».

Записка была зачитана адвокатом Мурмута в его кабинете. Пузатый тоже находился среди тех, кого пригласили на оглашение содержания послания. Выслушав текст, он что-то пробормотал и зло посмотрел на Касмерта. Никогда раньше этот самоуверенный тип так откровенно не выдавал своих эмоций – он всегда был весел и всем видом показывал, что готов извлечь выгоду из любой ситуации. Ему явно не понравилось письмо господина Мурмута, который назвал участников Трека самоубийцами, а затею Пузатого – кошмаром.

Как бывшего государственного деятеля господина Мурмута хотели похоронить на городском мемориальном кладбище, но это встретило резкое возражение Пузатого:

– Он был председателем нашего законодательного органа и хотел, чтобы все соблюдали законы. У нас есть специальные положения, касающиеся Трека, которые с одобрения правительства имеют силу закона. Они требуют, чтобы участника заезда похоронили на специально отведенном для этого месте. Конечно, некоторые юристы могут найти лазейку, но это отнимет время. Не лучше ли отдать дань уважения покойному и не тревожить его близких?

Слова Пузатого возымели действие – Мурмута похоронили на кладбище в пропасти. И прощались с ним тоже с помоста. Сверху были видны разбитые машины. Их оставляли там же, куда они падали.

Среди прощальных речей прозвучала и короткая речь Пузатого:

– По молодости мы чуть было не сдружились. И хотя дружбы между нами не получилось, судьба часто сводила нас вместе. Приходилось решать те или иные вопросы. Как видите, она свела нас вместе и в последний день его жизни – он воспользовался Треком. Я считаю, что оказал ему услугу. И даже горжусь этим!

Окончив речь, он посмотрел на Касмерта своим обычным равнодушным взглядом. Касмерт удивился тому, как Пузатый заметил его среди многих, кто пришел на прощание с господином Мурмутом.

Все уже расходились после траурной церемонии, когда Касмерт услышал за спиной до омерзения знакомый голос:

– Не хотите пройтись со мной немного и поговорить по-дружески? – предложил Пузатый. – Это будет полезно.

– Кому из нас? – поинтересовался Касмерт.

– Нам обоим.

Пару минут они шли молча.

Первым заговорил Пузатый:

– Ну, как вам моя идея с Треком?

– Насчет нее я полностью согласен с покойным Мурмутом. Это дикость.

– И вы хотите остановить это?

– У меня вряд ли получится. Я не смогу изменить сознание людей…

Последовала пауза, затем Пузатый сменил тему разговора:

– Я навел справки. У вас прекрасная семья. Дочка недавно пошла в школу. Сын учится на отлично, любит математику. Да-да, я многое о вас знаю. Дети – это чудо. Сам я, правда, в чудеса не верю, поэтому детей у меня нет. А тем, у кого есть, я не слишком завидую. Понимаете, вдруг что-то случится с ребенком. Родители могут сойти с ума. Любой родитель пожертвует жизнью ради своего дитя. Как по-вашему, я прав?

– Вы это к чему? – Касмерт был в шоке.

– Просто размышляю. Вот и вы берегите детей – в жизни ведь всякое бывает.

– Вы мне угрожаете?! – тихо спросил Касмерт.

– Вам? Ну что вы, никоим образом. Просто предостерегаю, – так же тихо ответил Пузатый, – а о той вашей выходке… Ну, помните? Вы, кажется, плюнули или дверью хлопнули… так я уже об этом и не помню. И зла на вас, мой друг, не держу.

Он кивнул, прощаясь, и пошел к своей машине.

Следующие несколько дней Касмерт постоянно прокручивал в голове беседу с этим мерзким Пузатым. «Конечно же он догадался, что в записке Мурмут имел в виду именно меня – это было очевидно. Но почему Мурмут решил, что я смогу покончить с этим ужасом? И как? Наверное, он потому и решился на участие в этом смертельном заезде, что не справился с задачей, не смог остановить это безумие, и его мучила совесть. Возможно, Мурмут рассчитывал, что его гибель заставит людей переосмыслить все, что связано с Треком».