Текст книги "Шарада"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

10 октября 1992 г.

В какой-то момент они почувствовали, что видеоигры им уже наскучили.

После темноты галереи, где черты лица настолько сливались, что трудно было отличить одного человека от другого, лампы дневного света в густоте торгового пассажа казались неестественно яркими. Глазам требовалось время, чтобы привыкнуть, и это их рассмешило.

Магазинчики и кафе пассажа уже несколько часов как были закрыты. Их голоса эхом отдавались в огромном, похожем на пещеру помещении, но разговаривать стало гораздо легче, поскольку не приходилось перекрывать электронную какафонию, царившую в галерее.

– А ты уверен, что не будет проблем? Джерри Уорд широко улыбнулся той самоуверенной улыбкой, которая свойственна исключительно счастливчикам, очень общительным шестнадцатилетним юношам.

– Мои предки уже спят. Они всегда ложатся спать, не дожидаясь, пока я вернусь.

– Не знаю. Странно, что ты вот так запросто приглашаешь меня к себе домой. В том смысле, что мы едва знакомы.

– А разве это не лучший способ узнать друг друга поближе? – Джерри понял, что ему снова придется уговаривать. – Послушай, тебя же только что уволили и тебе нужна работа, ведь так? А у моего отца свое дело. Он вечно нанимает новых людей и обязательно найдет что-нибудь и для тебя. А сегодня тебе надо хорошенько отоспаться. Переночуешь у меня и сэкономишь несколько баксов. У нас есть комната для гостей. Если ты боишься, что мои предки будут возражать, я могу незаметно вывести тебя из дома ранним утром, а уже потом познакомлю с ними. Им и не надо знать, что у нас кто-то ночевал. Поэтому расслабься. – Он засмеялся и широко раскинул руки. – 0'кей?

Дружелюбие Джерри оказалось заразительным, и ответом ему была неуверенная улыбка.

– Да, все в порядке.

– Ну и хорошо. Ух ты, вот здорово! Посмотри, какие коньки! – Джерри кинулся к отделу спортивных товаров. На витрине были выставлены роликовые коньки и всевозможные атрибуты, обеспечивающие безопасность. – Видишь вон ту пару, что с зелеными колесами? Просто отпад. Вот что я хочу получить в подарок на Рождество. И шлем тоже. Полный комплект.

– Мне никогда не приходилось кататься на роликовых коньках. Наверное, это опасно.

– Моя мамаша тоже так говорит, но, думаю, к Рождеству она сдастся. Она так рада, что я наконец могу вести нормальный образ жизни, что долго не выстоит. – Джерри в последний раз жадно взглянул на витрину и двинулся дальше.

– Что значит «нормальный образ жизни»?

– А? Да так, ничего особенного.

– Прости, если я лезу не в свое дело.

Джерри не собирался давать повод для обиды. Но он так долго чувствовал на себе взгляды окружающих и был так рад стать таким же, как все, что терпеть не мог, когда ему напоминали о его былой немощи.

– Да просто, знаешь ли, я был болен. То есть я хочу сказать, по-настоящему болен. С пяти лет до прошлого года. Собственно, завтра будет ровно год. Мамаша собирается устроить грандиозную пирушку, чтобы это отметить.

– Что отметить? Если, конечно, это не слишком бестактный вопрос.

Они уже подошли к самому выходу. Дежурный сторож спал на скамейке глубоким сном, несмотря на неудобную позу. та – Если я расскажу тебе, дай слово, что не будешь считать меня придурком, – поколебавшись, сказал Джерри. – Обещаю, что ничего плохого я о тебе не подумаю.

– А то некоторые как-то очень странно на это реагируют. – Джерри, собираясь с духом, быстро вздохнул. – Мне сделали операцию по пересадке сердца.

Это заявление было встречено грубым хохотом, выражавшим недоверие.

– Ну да, ври больше.

– Клянусь. Я чуть не умер. Они как раз вовремя нашли для меня сердце.

– Ты серьезно ? Без вранья? Господи Иисусе? Джерри рассмеялся.

– Ага. Мои предки твердо уверены, что здесь не обошлось без Его вмешательства. Ну, пошли. – Он толкнул дверь и ощутил холодный промозглый ветер. – О, черт, опять дождь. Каждый раз, когда идет такой сильный ливень, речушка рядом с нашим домом разливается. Где твоя машина?

– Вон там.

– А моя здесь, за углом. Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет. Ты просто подъезжай к противоположному выходу и встань там. Оттуда я поеду следом за тобой.

Джерри поднял вверх большой палец, натянул на голову ветровку и выбежал под проливной дождь. Он не видел, как его товарищ оглянулся на спящего сторожа.

После удачной операции Уорды купили Джерри новенький малолитражный пикап. Он с гордым видом вырулил на дорожку и, подъехав к условленному месту, дважды посигналил, после чего увидел, как вторая машина остановилась позади него.

Джерри ехал по направлению к дому, слушал радио и подпевал, глядя, как мимо пробегают знакомые улицы, соединяющие пригород Мемфиса с сельской местностью. Он придерживался умеренной скорости, чтобы чересчур не удаляться от идущей сзади машины. Тому, кто плохо ориентировался в этих лесистых окрестностях, было легко заблудиться в темноте.

Подъехав к узкому мосту, Джерри сбавил скорость. Как он и предполагал, протекавшая внизу небольшая речка стала быстрой и полноводной. Он почти доехал до середины моста, когда сзади кто-то вдруг с силой врезался в его пикап.

– Какого чер…

От толчка Джерри бросило вперед, но ремень безопасности удержал его. Затем из-за отдачи его швырнуло назад – он почувствовал такую боль в шее, как будто в нее вонзили раскаленное лезвие.

Джерри закричал и инстинктивно схватился за шею. Как только он отпустил руль, находившаяся сзади машина снова протаранила его автомобиль. Пикап с грохотом врезался в шаткие перила, дерево треснуло и разлетелось на кусочки. На какое-то мгновение маленький фургон словно повис в воздухе, а затем рухнул в клубящуюся темную воду. Через пару секунд бурное течение реки уже билось в лобовое стекло.

Издав хриплый крик, Джерри нашарил застежку ремня безопасности. Она со щелчком расстегнулась, и он ощутил себя свободным. Нащупав в темноте дверную ручку, он стал отчаянно дергать за нее и тут вдруг вспомнил, что, когда двигатель работал, двери запирались автоматически. Черт!

Джерри почувствовал, что вода уже доходит ему до колен. Он поднял ноги и стал бить ими в лобовое стекло со всей силы, пока на нем не появились трещины. Но окончательно стекло разбилось только под напором воды, потоки которой хлынули внутрь, мгновенно заполнив кабину.

Джерри задержал дыхание, понимая, однако, что его жизни пришел конец. Смерть, которую ему столько раз чудом удавалось обмануть, наконец настигла его.

Он был уже на пути к Создателю. Вернее, едва знакомый ему человек отправил его туда.

И последними ощущениями Джерри Уорда стали гнев и недоумение.

За что?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Лето 1992 г.

– Ты злишься… – Дин явно не задавал вопрос, а утверждал.

Кэт продолжала неотрывно смотреть сквозь лобовое стекло его «ягуара».

– Как ты догадался?

– За последние двадцать минут ты не сказала ни слова.

– Это потому, что за меня говоришь ты. Ты снова едва не огласил нашу помолвку.

– Кэт, я всего лишь поддерживал застольную беседу с сидящей возле меня женщиной.

– Которая потом прижала меня к стене в туалетной комнате и умоляла поведать ей детали нашей предстоящей свадьбы. – Кэт резко повернулась к нему. – Должно быть, ты дал ей понять, что это произойдет очень скоро. Самое смешное, что мы не собираемся пожениться.

– Да нет же, собираемся.

Кэт могла бы возразить, но «ягуар» уже сделал крутой поворот и выехал на дорожку, ведущую к его дому. Дин посигналил, и экономка открыла парадную дверь, приветствуя их. Кэт улыбнулась ей, поздоровалась и вошла в вестибюль, завершавшийся куполообразным потолком. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда вокруг нее суетились слуги. Дин же принимал их услуги как должное.

Теперь Кэт уже жалела, что согласилась провести ночь в его доме. Она сделала это только потому, что прием обещал быть долгим и возвращаться в Малибу было уже поздновато, так как рано утром надо было отправляться на студию.

Она приняла решение: если их, как она опасалась, назревающий спор разгорится, она позвонит в «Белэйр» и попросит их прислать за ней машину. Кэт направилась в кабинет, предпочитая его всем остальным комнатам дома, поскольку он был самым уютным и наименее официальным.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил Дин, входя следом за ней.

– Нет, благодарю.

– Перекусить? Я заметил, что ты мало ела за ужином. Ты была слишком занята разговором с Биллом Уэбстером.

Кэт предпочла оставить его замечание без внимания. Со времени той первой встречи она и техасский телемагнат несколько раз сталкивались на торжественных и неофициальных приемах телевизионной элиты. Дин неправильно интерпретировал ее интерес к этому человеку.

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Хочешь, я скажу Селесте, чтобы она что-нибудь тебе приготовила?

– Не стоит ее беспокоить.

– За беспокойство я ей хорошо плачу. Чего бы ты хотела?

– Ничего! – Кэт сразу же пожалела о своем резком тоне и сделала глубокий вдох, чтобы охладить гнев. – Не надо меня опекать, Дин. Если бы я хотела есть, я бы так и сказала.

Дин на минуту вышел из кабинета, чтобы отпустить на ночь экономку. Когда он вновь присоединился к Кэт, она стояла у окна спиной к нему, глядя на расстилавшийся внизу ухоженный сад. Она слышала, как он вошел, но не обернулась.

Дин мягко положил руки ей на плечи.

– Прости. Я не предполагал, что брошенное вскользь замечание может повлечь за собой такую шумиху. Почему бы нам просто не пожениться и не избавить друг друга от этого надоевшего спора?

– Едва ли это достаточная причина для свадьбы.

– Кэт! – Он сильно сжал ее плечи и повернул лицом к себе. – Я хочу жениться на тебе по другой причине.

Они могли разговаривать о чем угодно: о погоде, пломбире с глазурью или национальном долге, но разговор всегда возвращался именно к этому. Кэт плотно зажмурила глаза.

– Дин, мне не хотелось бы сейчас все это снова пережевывать.

– Я был достаточно терпелив, Кэт.

– Я знаю.

– Наша свадьба не обязательно должна быть событием для прессы. Мы можем полететь в Мехико или Вегас и покончить с этим раньше, чем пронюхает какой-нибудь репортер.

– Не в этом дело.

– Тогда в чем? – настаивал он. – Не можешь же ты всерьез утверждать, что не хочешь оставлять свой дом в Малибу или что боишься потерять свою независимость? Эти доводы я уже слышал. Если ты опять не дашь мне положительного ответа, тебе придется придумать более веские возражения.

– Со дня операции прошло всего полтора года, – тихо сказала она.

– И что из этого?

– А то, что ты можешь оказаться женатым на женщине, которая будет вынуждена проводить немалую часть своей жизни, да и твоей тоже, в палате для сердечников.

– У тебя не было ни одного случая отторжения тканей. – Он поднял вверх указательный палец. – Ни одного, Кэт.

– Но нет никакой гарантии, что это не случится впредь. Некоторые реципиенты живут с новыми сердцами по много лет, а затем вдруг – 6ац! Без всякой причины начинается отторжение.

– А некоторые умирают по причинам, абсолютно не связанным с их сердцем. В сущности, у тебя есть шанс – один на миллион – умереть от удара молнии.

– Я серьезно.

– И я. – Его голос смягчился. – Кэт, многие люди с пересаженным сердцем прожили по двадцать и более лет без каких-либо намеков на отторжение. Эти пациенты получили сердца, когда операция еще была экспериментальной. С тех пор наука шагнула далеко вперед. У тебя есть отличная возможность прожить больше отпущенного тебе срока.

– И каждый день этой так называемой «нормальной» жизни ты будешь снимать мои основные показания. Он был в явном замешательстве.

– Сначала я была твоей пациенткой, Дин, и лишь затем стала твоим другом и любовницей. Я думаю, ты всегда будешь смотреть на меня как на пациентку.

– Это не так, – твердо заявил он.

Но Кэт знала, что не ошиблась. Дин окутывал ее заботой, не давая забыть, что когда-то она была очень слабой. Он до сих пор обращался с ней крайне осторожно, даже в постели, когда они занимались любовью. Его сдержанность действовала на нервы и раздражала ее, она, скорее, чувствовала себя обманутой, чем любимой, и это значительно уменьшало ее пыл.

Оберегая его чувство, Кэт молча переносила обиду и разочарование, страстно желая, чтобы с ней обращались как с женщиной, а не как с пациенткой с пересаженным сердцем. Однако, зная Дина, она сомневалась, что это когда-нибудь случится.

В то же время она знала, что такая реакция на его докучливую заботу всего лишь следствие, – настоящей же причиной было то, что она его не любила. Во всяком случае, не так, как любят, когда хотят выйти замуж за любимого человека. Все было бы намного проще, будь она в него влюблена. Иногда ей было ужасно жаль, что это не так.

Кэт всегда старалась щадить его, но теперь почувствовала, что следует высказаться более откровенно и прямо.

– Я не хочу выходить за тебя замуж, Дин. Ты мне очень дорог. Если бы не ты, я бы никогда не выкарабкалась. – Нежно улыбнувшись ему, она добавила: – Но я не влюблена в тебя по уши.

– Я понимаю и не жду ничего иного. Такое годится лишь для подростков. Мы уже вышли из возраста глупой романтики. И в то же время нас многое связывает друг с другом.

– Связывает, – повторила она. – Это меня тоже мало устраивает. Я перестала быть чьей-то с восьмилетнего возраста, когда… умерли мои родители.

– Тем больше оснований, чтобы я заботился о тебе.

– Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Я просто хочу быть Кэт. Новой Кэт. Здоровой, сильной Кэт. С тех пор, как мне пересадили сердце, я каждый день открываю в себе что-то новое. Я все еще знакомлюсь с этой женщиной, которая может подниматься по лестнице, а не на лифте. Которая моет голову шампунем за три минуты, хотя раньше ей на это требовалось полчаса. – Она прижала руки к груди, где сильно билось ее сердце. – Дин, время для меня стало иметь новое измерение. Оно бесценно. Я стремлюсь как можно больше времени проводить наедине с собой. Пока я до конца не узнаю эту новую Кэт Дэлани, я не хочу ее ни с кем делить.

– Понятно, – сухо произнес он, в его голосе слышалась скорее обида, нежели безнадежность. Кэт засмеялась.

– Перестань дуться. Все равно я тебе не поверю. Если мы не поженимся, ты не останешься безутешным. Во мне ты больше всего любишь мою известность. Тебе нравится, когда на нас обращают внимание, нравится посещать голливудские премьеры или появляться в «Спаго» в сопровождении телезвезды. – Она изобразила позу старлетки: одна рука на бедре, другая закинута за голову.

Дин сконфуженно засмеялся, как бы подтверждая ее правоту. Но она продолжала:

– Признайся, Дин, если бы я работала продавщицей в супермаркете, стал бы ты настаивать, чтобы мы поженились? Она попала в самую точку, и они оба это знали.

– Ты суровая женщина, Кэт Дэлани.

– Я говорю правду.

Если бы Дин любил ее иначе, она давно прекратила бы их отношения, чтобы не причинять ему лишнюю боль. А так он сам признавал, что любит ее ровно настолько, насколько вообще способен любить.

Он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Я все-таки люблю тебя, Кэт, хоть и по-своему, и все равно хочу жениться на тебе, но до поры до времени я оставлю тебя в покое. Идет?

Они опять ничего не решили, но, по крайней мере, она обеспечила себе еще одну передышку.

– Идет.

– Ну, вот и хорошо. – Дин плотнее притянул ее к себе. – Пошли спать?

– Я хотела бы сперва немного поплавать.

– Пойти с тобой?

Он не особенно любил плавать, несмотря на то что около дома был роскошный бассейн, окруженный такими буйными зарослями, что ему позавидовала бы и тропическая лагуна.

– Нет, ты лучше иди наверх, я скоро буду. Он поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Кэт вышла через двери террасы и пошла по дорожке, выложенной из каменных плит, через безупречно ухоженный сад к бассейну. Без всякого смущения она расстегнула платье и сняла его, затем стянула с себя чулки и белье и обнаженная опустилась в восхитительно прохладную воду. Вода освежила ее. Ах, если бы она еще могла смыть эту мучительную неудовлетворенность, которая не давала ей покоя вот уже несколько месяцев и касалась не только Дина, но и всей ее теперешней жизни.

Кэт проплыла три круга, затем перевернулась на спину, чтобы отдохнуть. Ей все еще не верилось, что она может плавать, не ловя ртом воздух и не боясь, что сердце внезапно перестанет биться. Полтора года назад она ни за что не поверила бы, что способна на такой подвиг. Тогда она была готова к смерти. И она умерла бы, если бы раньше ее не умер кто-то другой.

Эта мысль никогда надолго не покидала ее, но, когда бы она ни пришла ей в голову, это было равносильно встряске. Вот и теперь она заставила ее выйти из бассейна. Дрожа от волнения, Кэт на цыпочках прошла в пляжную кабину и завернулась в купальное полотенце.

Но мысль не покидала ее. Чья-то смерть обернулась для нее даром жизни.

Еще раньше Кэт категорически заявила Дину и всей трансплантационной бригаде, что ничего не желает знать о своем доноре.

Кэт редко позволяла себе думать об этом неизвестном ей человеке как о личности, о его семье, принесшей огромную жертву ради того, чтобы она могла жить. А когда она позволяла себе о нем думать, ее безотчетное недовольство представлялось ей состоящим из непомерного эгоизма и жалости к себе. Одна жизнь была оборвана, ей же подарили вторую.

Кэт опустилась в один из шезлонгов, плотно закрыла глаза и сосредоточилась на своих удачах. Она преодолела трудности несчастного детства, пошла за своей мечтой и достигла ее. Она была на вершине карьеры, работала с талантливыми людьми, которые любили ее и восхищались ею. Денег у нее было предостаточно, она ни в чем не нуждалась. Ее обожал и желал красивый, образованный и всеми уважаемый кардиолог, богатый, как принц.

Так откуда это неясное беспокойство, эта досада, которую она не могла ни объяснить, ни рассеять? Ее жизнь, так тяжело ей доставшаяся, теперь казалась лишенной цели и смысла. Ей страстно хотелось чего-то, что она не могла описать или определить, чего-то недоступного и находящегося вне ее понимания.

Чего она могла хотеть такого, чего у нее не было? О чем еще могла она просить, если ей уже преподнесли самый большой подарок – Жизнь?

Кэт резко выпрямилась от внезапного озарения, моментально придавшего ей силы.

Сомнения в себе могли быть хорошим мотиватором, да и в самокопании нет ничего плохого. Ее самоанализ был просто неверно сформулирован, нужно было придать ему другое направление.

Вместо того чтобы спрашивать, чего бы еще пожелать, возможно, ей следует спросить, что она сама могла бы дать другим.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

10 октября 1992 г.

В ее доме всегда пахло горячей выпечкой. В то утро это были кексы к чаю. Золотистые, посыпанные сахарной Пудрой, они остывали на подставке на кухонном столе рядом с шоколадным слоеным тортом и двумя фруктовыми пирогами.

На открытых окнах, затянутых сеткой, трепетали кружевные гофрированные занавески. На холодильнике на магнитах висели валентинки, сделанные из красно-белой бумаги; поздравления с Днем Благодарения с отпечатками маленьких рук; рождественские ангелы, почему-то похожие на летучих мышей. Все это было изготовлено руками многочисленных внуков.

В заднюю дверь постучали. Открыв, она взглянула, улыбнулась и помахала, приглашая войти.

– У всех в округе уже текут слюнки. Запах вашего печенья ударил мне в нос еще на крыльце моего дома.

Ее полное лицо раскраснелось от жара плиты. Когда она улыбалась, в углах простодушных живых глаз появлялись морщинки.

– Попробуйте, пока они еще теплые. – Она показала на кексы.

– Нет. Они для вашего торжества.

– Ну хоть один. Мне нужно ваше мнение. Только честно. – Она взяла со стола кекс и выжидающе протянула руку.

Отказываться было невежливо, так что пришлось откусить.

– Ммм. Очень вкусно, просто тает во рту. Как те, что когда-то пекла моя бабушка.

– За все три месяца, что вы живете по соседству, вы никогда не рассказывали мне о своей семье и родных. – Отвернувшись, она принялась мыть миски и ложки, отмокавшие в раковине.

– Да рассказывать-то, собственно, и нечего. Отец был военным, и мы часто переезжали с места на место. За двенадцать лет мне пришлось сменить двенадцать школ.

– Это так тяжело для ребенка. – На ее лице. вместо обычной жизнерадостной улыбки появилось выражение сострадания.

– Зачитываю королевский декрет. Сегодня никаких печальных мыслей! Объявляю этот день праздником. Это ваш день.

Она хихикнула, словно девчонка.

– У меня столько дел, которые надо успеть сделать к сегодняшнему вечеру. Фред обещал отпроситься с работы. Сказал, что к двум будет дома. Дети с семьями должны подъехать к пяти.

– Вам не справиться со всем этим одной. Скажите, что надо делать. Мне удалось сегодня взять выходной – специально, чтобы вам помочь.

– О, этого не стоило делать! – воскликнула она. – А ваш начальник не станет ругаться?

– Если и так, это будет несправедливо с его стороны. Он в курсе, как мне повезло, что моя соседка такая удивительная, непохожая ни на кого женщина, так что, хочет он того или нет, в мои намерения входит помочь ей отпраздновать вторую годовщину жизни с новым сердцем.

Она была тронута. Слезы заблестели в ее глазах.

– Мне выпало такое счастье. Когда подумаю, как близко…

– Ну что вы! Сегодня никаких слез. Вспомните королевский указ. С чего начнем?

Она вытерла глаза вышитым носовым платочком, затем снова положила его в карман фартука.

– Ну что ж, можете начать расставлять дополнительные складные кресла, а я пока полью цветы.

– Показывайте дорогу.

Они пришли в гостиную, где обычно собиралась вся семья. Это была уютная и веселая комната. В одной стене имелась стеклянная раздвижная дверь, открывавшаяся во внутренний дворик. Горшок с бостонским папоротником висел на крючке, вбитом прямо в потолок возле большого окна, что позволяло растению купаться в лучах утреннего солнца.

– Думаю, за вас этот папоротник поливает Фред. Вы сами ни за что до него не дотянетесь.

– Да что вы, дорогуша, до него совсем не трудно дотянуться. Я пользуюсь стремянкой.

Минул год с тех пор, как в Мемфисе произошел тот несчастный случай с юным Уордом. Позади двенадцать месяцев тщательного планирования. Несмотря на многочисленные тревоги и беспокойство, отсрочка была необходима. Для намеченных целей подходила только такая методика. Без порядка и дисциплины задуманная миссия была бы сумасшествием.

Самыми долгими в этом году были последние сутки, начиная с полуночи. Казалось, они тянулись столько же, сколько все предыдущие дни вместе взятые. Каждая секунда проходила в нетерпеливом ожидании. Теперь это долгое ожидание почти подошло к концу, через несколько минут все желания будут выполнены.

«Смотри, любовь моя. Я делаю это ради тебя. Это проявление моей любви к тебе, которую не может победить даже смерть».

– Стремянка. Как удобно.