Текст книги "Рикошет"

– Надеюсь, он на меня нападет. Тогда у меня появится оправдание.

– Для чего?

– Для того, чтобы исполнить свой долг. – Он швырнул спортивную куртку на стул и пошел по коридору на кухню, расположенную в задней части дома. – Где комната для гостей и ванная, ты знаешь, – сказал он, указывая на лестницу. – Располагайся.

– Дункан, ты идешь на этот ужин вместе со мной, – сказала Диди, преследуя его по пятам.

– Нет, я иду на кухню выпить пива, а затем приму душ, съем сэндвич с ветчиной и горчицей, так чтобы до слез продрало, а потом…

– Сыграешь на рояле?

– Я не умею играть на рояле.

– Что верно, то верно, – ядовито заметила она.

– Потом, наверное, посмотрю какой-нибудь матч по телевизору и завалюсь пораньше спать. Ты представить себе не можешь, до чего я соскучился по своей кроватке за две ночи тюрьмы. Зато я точно знаю, что не собираюсь наряжаться и не иду на ужин.

Она уперла руки в бока.

– Ты обещал.

Открыв холодильник, он не глядя достал банку пива, со щелчком открыл и смахнул ладонью выступившую пену.

– Это было до того, как я отсидел в тюрьме.

– Я получу поощрение.

– Ты его заслужила. Поздравляю. Расколола вдову, раскроившую ломом череп мужа. У тебя острый нюх, напарница. Горжусь тобой. – Он поднял банку пива, как будто сказал тост, и пригубил.

– Ты не понимаешь. Я не хочу идти на праздничный ужин одна. Ты будешь моим кавалером.

Он захохотал, расплескав пиво.

– Это же не кадриль. И потом, с каких пор тебе понадобились кавалеры ? Честно говоря, я это слово от тебя впервые слышу.

– Если у меня не будет кавалера, грубияны из нашего отдела меня со свету сживут. Уорли и компания скажут, что я не смогу назначить кому-нибудь свидание, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Дункан, ты мой напарник. В твои обязанности входит прикрывать меня, в том числе и от тех мужланов, с которыми мне приходится вместе работать.

– Позвони копу из отдела улик. Как его? Ну, тому, который всякий раз смущается, когда тебя видит. Пригласи его в кавалеры.

Она брезгливо поморщилась.

– У него влажные руки. Терпеть этого не могу, – сказала она и расстроено добавила: – Дункан, всего на пару часов.

– Прости.

– Ты просто не хочешь, чтобы нас видели вместе.

– Что за бред? Нас постоянно видят вместе.

– Но на вечеринке – никогда. Там могут оказаться люди, которые не знают, что мы с тобой напарники. А вдруг, не дай бог, они примут меня за твою подругу. То, что ты встречаешься с этой кучерявой коренастой пигалицей, может навредить твоей репутации неутомимого мачо.

Он решительно поставил банку с пивом на стол.

– Ты меня с ума сведешь. Во-первых, у меня никогда не было такой репутации. Во-вторых, кто считает тебя пигалицей?

– Уорли назвал меня вертикально обделенной.

– Уорли – козел. И ты вовсе не коренастая. Просто крепко сложена. Мускулистая, оттого что пашешь, как собака. А волосы у тебя кучерявятся из-за химии.

– Так за ними проще ухаживать, – воинственно сказала она. – Не лезут в глаза. А откуда ты знаешь, что я делаю химию?

– Свежая химия всегда пахнет. Раньше мама часто завивалась дома. Запах неделями не выветривался. Папа умолял маму сходить в парикмахерскую, но, по ее словам, там слишком дорого брали.

– В салон красоты, Дункан. Никто больше не называет их парикмахерскими.

– Я-то знаю. А мама – нет.

– А они знают про твой арест?

– Да, – грустно сказал он. – Мне был положен один телефонный звонок, так что я им позвонил. Они волнуются, если ничего не слышат обо мне пару дней. Теперь гордятся мной, хотя и беспокоятся. Сама знаешь, как это бывает.

– Вообще-то не очень, – сказала она тем особенным угрюмым тоном, какой всегда появлялся у нее при упоминании, даже вскользь, ее родителей. – А про Савича они знают?

Он пожал плечами:

– Про него я умолчал.

– И как они отнеслись к тому, что их сын в тюрьме?

– Однажды им уже приходилось платить за меня залог, еще когда я учился в школе. Распитие спиртных напитков несовершеннолетними. Ну и досталось мне тогда. В этот раз папа посоветовал мне защищать правду до конца. Я, конечно, не сказал, что правду я защищал нецензурной бранью.

Диди улыбнулась:

– Повезло тебе с родителями.

– Знаю. – По правде говоря, Дункан в самом деле понимал, насколько ему повезло. У Диди с родителями были натянутые отношения. Желая увести разговор от неприятной для нее темы, он сказал: – Я говорил, что папа осваивает высокие технологии? Сочиняет свои проповеди на компьютере. У него есть диск с полной версией Библии, можно найти любую цитату с помощью одной клавиши. Но не всем это нравится. Один консерватор из прихожан убежден, что Интернет это и есть Антихрист.

Она рассмеялась:

– Возможно, он прав.

– Может быть. – Он взял пиво и отпил еще глоток.

– Хоть мне никто и не предлагал, но я бы с удовольствием выпила диетической колы.

– Извини. – Он открыл холодильник, пошарил внутри и с воплем отдернул руку. – Черт!

– Что такое?

– Напрасно я не включал сигнализацию.

Диди оттолкнула его, заглянула в холодильник, ее лицо перекосилось, она отшатнулась, как и Дункан.

– Что это?

– Если тебе интересно мое мнение, это язык Фредди Морриса.

Глава 2

Решили, что на следующее утро Дункан отнесет задубевший за несколько месяцев язык патологоанатому. Пока же он положил его в пакет для улик и вернул обратно в холодильник.

– Ты что, собираешься оставить его там? Вместе с едой ? — Диди была шокирована.

– Иначе им весь дом провоняет.

– Попросишь, чтобы здесь поискали отпечатки пальцев?

– Толку от этого не будет, только перевернут все вверх дном.

Кто бы ни побывал у него дома – Савич или, как думал Дункан, один из его многочисленных шестерок, – он явно был слишком умен и не оставил бы отпечатков. Этот унизительный подарок, сморщенный кусок плоти, был неприятной находкой. Однако гораздо неприятнее сознавать, что кто-то вторгся в твой дом. Подброшенный язык, в сущности, был просто шалостью Савича, его дразнилкой. Щелчком по носу потерпевшего поражение Дункана.

Но смысл этой дразнилки был далеко не смешным. Дункан уловил скрытую угрозу в дерзком прощании Савича; жуткая находка – отнюдь не исполнение этой угрозы, но всего лишь прелюдия, намек на то, что ждет впереди. Намек на то, что Дункан уязвим, а Савич настроен серьезно. Проникнув в дом, Савич вывел их с Дунканом противостояние на новый уровень. Теперь остаться в живых мог только один.

Дункан не стал высказывать Диди свои опасения, хотя отлично понимал, кто такой Савич и каким жестоким он может быть. Если он предпримет атаку на Дункана, то она будет беспощадной. Одно плохо: он может не заметить ее приближения, а потом будет уже слишком поздно. Это сейчас беспокоило Дункана больше всего.

Он надеялся, что неприятная находка избавит его от необходимости сопровождать Диди на торжественный ужин. Теперь она, конечно, не станет упрашивать. Но Диди не унималась, и в конце концов он сдался. Переоделся в темный костюм, нацепил галстук и отправился с ней в один из самых крупных отелей города, арендованный для вечера.

Войдя в зал, Дункан окинул взглядом толпу и застыл как вкопанный.

– Глазам своим не верю! – воскликнул он.

Диди проследила за его взглядом и тихонько взвыла.

– Дункан, клянусь, я не знала, что он здесь будет. Судья Като Лэрд, щегольски одетый и элегантный, как и бокал в его руке, беседовал с начальником полиции Тэйлором.

– Ты официально освобождаешься от своих обязанностей, – сказала Диди. – Если хочешь уйти, я не скажу ни слова.

Дункан, не отрываясь, смотрел на судью. Когда Лэрд смеялся, в углах его глаз собирались лучистые морщинки. Он выглядел как человек, абсолютно уверенный в правоте любого из своих решений – от выбора галстука для сегодняшнего вечера до объявления незаконным судебного разбирательства по обвинению Савича в убийстве.

Нет, если Дункан сбежит отсюда поджав хвост, то будет последней сволочью.

– Черта с два, – сказал он Диди. – Упустить возможность побыть твоим кавалером, когда ты разрядилась в пух и прах? Когда ты в юбке? Я впервые в жизни вижу тебя в юбке.

– Я поклялась не надевать юбок, когда закончила католическую школу.

Он оценивающе осмотрел ее ноги:

– Выше среднего. Пожалуй, крепкая четверка.

– Ты, конечно, засранец, но за комплимент спасибо.

Вдвоем они принялись пробираться сквозь толпу, останавливаясь, чтобы переброситься словом с другими полицейскими и познакомиться с высокопоставленными людьми, которых видели впервые. Некоторые вспоминали про сорок восемь часов, проведенных Дунканом в тюрьме; интонации при этом варьировались от гневных до сочувственных. Дункан отшучивался.

Начальник полиции Тэйлор, как только заметил их, извинился перед своими собеседниками и подошел поздравить Диди с отличием; о нем должны были объявить позже. Пока она благодарила в ответ, кто-то окликнул Дункана из-за спины.

Повернувшись, он столкнулся нос к носу с Като Лэрдом. Простодушное выражение его лица дало бы фору любой девочке из церковного хора отца Дункана. Хотя желваки у детектива непроизвольно напряглись, он вежливо поздоровался:

– Судья Лэрд.

– Детектив. Никаких обид, надеюсь. – Судья протянул руку. Дункан пожал ее.

– За то, что упекли меня в тюрьму? Я сам виноват.

– А за незаконное судебное разбирательство? Поверх плеча судьи Дункан посмотрел на Диди. Ее как раз представляли мэру, тот восторженно тряс ее руку. При этом она не спускала тревожного взгляда со своего напарника и судьи. Дункану хотелось откровенно поведать судье все, что он думает о его председательстве и куда тот должен засунуть свой молоточек.

Но сегодняшний вечер принадлежал Диди. Он будет держать себя в руках. Он даже умолчит о неприятном сюрпризе, поджидавшем его по возвращении домой.

Дункан встретился взглядом с темными глазами судьи.

– Вам, как и мне, отлично известна причастность Савича к смерти Морриса. Уверен, вы разделяете мои сожаления, что его пришлось отпустить. – Он сделал паузу, ожидая, пока судья это проглотит. – Но я также уверен, что в данных обстоятельствах вы действовали согласно закону и собственной совести.

Судья Лэрд слегка кивнул:

– Я рад, что вы понимаете всю сложность ситуации.

– Ну а как же, у меня было целых сорок восемь часов, чтобы ее понять, – ухмыльнулся Дункан, и если судья Лэрд был способен хоть что-то замечать, он не нашел бы в этой улыбке и тени дружелюбия. – Прошу прощения. Меня зовет напарница.

– Конечно. Приятного вечера.

Судья сделал шаг в сторону, и Дункан, слегка его задев, прошел мимо.

– Что он сказал? – спросила Диди краем рта, когда Дункан взял ее под руку и повел к бару.

– Пожелал приятного вечера. А это значит – надо выпить.

Они протолкались к бару, где Дункан заказал бурбон с водой для себя и диетическую колу для Диди. Здесь к ним протиснулся еще один полицейский из их отдела. Руки у него были заняты выпивкой и тарелкой, нагруженной закусками.

– Салют, Дунк, – прочавкал он, жуя крабовый салат. – Представь меня своей новой цыпочке.

– Чтоб ты своим дерьмом подавился, Уорли, – сказала «цыпочка».

– Кто бы мог подумать? У нее голос детектива Боуэн!

Уорли был хорошим детективом из числа тех «мужланов», которых упоминала Диди. Где бы он ни появлялся, во рту у него всегда торчала зубочистка; вот и сейчас, даже жуя канапе, он с ней не расставался. Они с Диди без конца задирались друг к другу, стараясь задеть побольнее. Счет обычно был равный.

– Отвали, Уорли, – сказал Дункан. – Диди сегодня будут награждать. Веди себя хорошо.

Диди всегда была в рабочем настроении. Проработав с ней два года, Дункан почти уверился, что это единственное настроение, какое у нее бывает. Даже сейчас, несмотря на юбку и подкрашенные губы по случаю торжества, голова у нее работала как у полицейского.

– Расскажи Уорли про свою находку.

Дункан описал отрезанный язык. Потом указал на кусок мяса на тарелке Уорли:

– Вот так примерно он и выглядел.

– Господи, – Уорли передернуло. – С чего ты взял, что он принадлежал Моррису?

– Просто догадка, и, как мне кажется, очень удачная. Завтра понесу его в лабораторию.

– Савич тебя провоцирует.

– У такого фигляра это в крови.

– Но заявиться к тебе домой… – Уорли передвинул зубочистку в противоположный уголок рта и забросил в рот тот самый кусок мяса, – это наглость. Описался от страха, Дунк?

– Было бы глупо совсем не бояться, – ответила за него Диди. – Правильно, Дункан?

– Наверное, – рассеянно ответил тот. Интересно, сможет ли он прикончить Савича безо всякого сожаления, когда дело дойдет до решающего столкновения? Наверное, сможет, потому что иначе Савич убьет его, ни секунды не колеблясь.

Пытаясь разрядить атмосферу, Уорли сказал:

– Честное слово, Диди, ты сегодня шикарно выглядишь.

– Тебя это никак не касается.

– Если я как следует напьюсь, то, может, смогу разглядеть в тебе женщину.

Диди не зевала:

– Увы, мне никогда не напиться до такой степени, чтобы разглядеть в тебе мужчину.

Обычная дружеская перепалка между сослуживцами. Мужчины в отделе насильственных преступлений не давали Диди ни минуты покоя, хотя уважали ее опыт, прилежание и целеустремленность – всего этого у нее хватало с избытком. Когда требовало дело, острые языки выслушивали ее с не меньшим вниманием, чем коллег-мужчин. А иногда и с большим. Женская интуиция перестала быть просто присказкой. Благодаря прозорливости Диди в нее поверили.

Зная, что Диди сама может постоять за себя, Дункан отвернулся и принялся рассматривать толпу гостей.

Позже он вспоминал, что сначала его внимание привлекли ее волосы.

Она стояла прямо под одним из потолочных софитов, лившим на нее свет с высоты тридцати футов. Он высвечивал ее, словно театральный прожектор, придавая ослепительно белый оттенок волосам, превращая в единственную блондинку в зале.

Почти строгая в своей простоте прическа – волосы уложены в низкий узел – подчеркивала совершенную форму головы и грацию длинной шеи. Пока он любовался этой бледной шеей, малоприметная женщина, почти целиком заслонявшая незнакомку, отошла. И он увидел ее спину. Всю целиком. Манящую, обнаженную от шеи до талии и даже ниже.

Он и не знал, что там, оказывается, можно носить драгоценности – на пояснице у нее переливалась бриллиантовым блеском брошь. Камни, подумал он, наверное, теплые, как и ее кожа.

Ему самому стало жарко, хотя он просто смотрел на нее.

Кто-то подошел к ней сзади, что-то сказал, она обернулась, и Дункан впервые увидел ее лицо. Позже ему казалось, что челюсть у него по-настоящему упала на пол.

– Дунк? – Уорли ткнул его локтем под руку. – Все нормально?

– Да. Конечно.

– Я спросил, как сиделось в тюрьме.

– Как у Христа за пазухой.

Уорли бросил на него плотоядный взгляд, придвинулся поближе и спросил:

– Пришлось отбиваться от сокамерников, истосковавшихся по ласке?

– Что ты, Уорли, они все тебя ждут не дождутся. Диди так резко засмеялась, что даже фыркнула.

– Молодчина, Дункан.

Он снова отвернулся, но блондинки на прежнем месте уже не было. Нетерпеливо обшарив взглядом гостей, он отыскал ее. Она пила белое вино и разговаривала с солидной пожилой парой; ни вино, ни разговор ее явно не занимали. Она вежливо улыбалась, но глаза сохраняли отсутствующее выражение, будто она плохо осознавала происходившее вокруг.

– Кончай пялиться. – Диди наклонилась к Дункану и проследила за его взглядом. – Честное слово, Дункан, – сердито прибавила она, – ты из себя посмешище делаешь.

– Ничего не могу поделать. Не в силах бороться с похотью.

– Возьми себя в руки.

– Не могу.

– В смысле не хочешь.

– Именно не хочу. Меня поразила молния, а это, оказывается, чертовски приятно.

– Молния?

– Да. И еще кое-кто.

Диди критически оглядела незнакомку и пожала плечами.

– Согласна, она ничего. Если тебе нравятся высокие, стройные, длинноволосые с безупречной кожей.

– Ты на лицо ее посмотри. Она шумно отпила колы.

– Вижу, вижу. Отдаю ей должное. Твоя система сексуальной навигации, как обычно, засекла самую аппетитную крошку.

Он хитро ей улыбнулся:

– Мой врожденный талант.

Пара распрощалась с незнакомкой, оставив ее одну посреди толпы.

– Даме бесприютно и одиноко, – сказал Дункан. – И только большой и сильный коп может прийти к ней на помощь. Подержи мою выпивку. – Он сунул Диди бокал.

– С ума сошел? – Она преградила ему дорогу. – Это будет верхом идиотизма. Я не собираюсь стоять и смотреть, как ты сам роешь себе яму.

– Ты о чем? Внезапно Диди осенило:

– А, ты не знаешь.

– Чего?

– Дункан, она замужем.

– Черт. И кто муж?

– Судья Като Лэрд.

– Что он тебе сказал?

Элиза Лэрд положила на туалетный столик инкрустированную драгоценностями сумочку и сняла босоножки. Като поднялся в спальню первым. Он уже успел раздеться и теперь сидел в халате на краю постели.

– Кто? – спросила она.

– Дункан Хэтчер.

Она вытащила из прически шпильку.

– Кто это?

– Мужчина, с которым ты разговаривала на крыльце. Когда я отошел заплатить за парковку. Ты должна помнить. Высокий, крепкий, давно пора подстричься, мускулы как у спортсмена. Коим он и был – играл крайним в американском футболе. В Джорджии, кажется.

– А, верно. – Она положила шпильки рядом с сумочкой, сняла шиньон и пальцами растрепала волосы. Потом улыбнулась отраженному в зеркале мужу. – Он спросил, нет ли у меня мелочи, чтобы разменять десять долларов. Хотел дать на чай парковщику, а мелких купюр у него не было.

– Попросил разменять деньги, и все?

– Хм. – Она попыталась расстегнуть бриллиантовую брошь на пояснице. – Будь добр, помоги.

Като встал с кровати и подошел. Расстегнув замок броши, он аккуратно вытянул ее из черного шелка и отдал жене. Потом опустил руки ей на плечи и нежно их сжал.

– Хэтчер называл тебя по имени?

– Честное слово, не помню. А что? Кто он такой?

– Детектив по расследованию убийств.

– Из полиции Саванны?

– Прославленный герой с дипломом по криминологии. Интеллект, подкрепленный мускулами.

– Впечатляет.

– До последнего времени был образцовым офицером.

– До последнего времени?

– На этой неделе он давал показания на одном моем суде. По делу об убийстве. Когда обстоятельства вынудили меня признать судебное разбирательство незаконным, он вышел из себя, принялся браниться. Я обвинил его в неуважении к суду и приговорил к двум суткам ареста. Он вышел сегодня утром.

Она тихо рассмеялась.

– Тогда я уверена, что он не знал, кто я. Если бы знал, не стал бы со мной разговаривать. – Она сняла серьги. – А женщина, которая была вместе с ним, – его жена?

– Напарница. Кажется, он не женат. – Он опустил платье с плеч Элизы, обнажив ее до талии. Оценивающе оглядел ее отражение в зеркале. – Что ж, нельзя винить его за то, что он пытался приставать к тебе.

– Като, он ничего не пытался. Просто попросил разменять деньги.

– Он мог попросить кого угодно, но обратился к тебе. – Обняв ее, он накрыл ладонями ее полные груди. – Я решил, что вы виделись прежде и он тебя узнал.

Встретившись с ним взглядом в зеркале, она ответила:

– Возможно. Но если и виделись, я этого не запомнила.

Если бы ты о нем не заговорил, я бы и про сегодняшний разговор не вспомнила.

– Разве тебе не нравятся буйные, неухоженные блондинистые волосы? Не привлекают щетина и небрежный вид?

– Гораздо больше меня привлекают седеющие виски и гладко выбритый подбородок.

«Молния» на этом платье была короткой. Улыбаясь отражению в зеркале, он потянул платье вниз, огладив ее ягодицы. Теперь Элиза осталась только в черном кружевном поясе для чулок. Он повернул к себе ее лицо.

– Это лучшее, что есть во всех скучных торжествах. Возвращаться вместе домой. – Он выжидающе посмотрел на нее. – Ты ничего не скажешь?

– Я должна что-то сказать? Ты же знаешь, я чувствую то же самое.

Он взял жену за руку и приложил ее ладонь к своему эрегированному члену.

– Я солгал, Элиза, – прошептал он, направляя ее. – Вот что самое лучшее.

Полчаса спустя Элиза встала с постели, тихо прошла к шкафу, достала халат и накинула на себя. Задержалась ненадолго возле туалетного столика и подошла к двери. Та скрипнула, когда Элиза ее открыла. Элиза оглянулась. Като не пошевелился.

Выскользнув из комнаты, она спустилась на цыпочках по лестнице. Судья верил в ее бессонницу. Иногда он находил ее на диване в кабинете, где она смотрела на DVD какой-нибудь любимый фильм. Иногда она читала в гостиной, иногда сидела на террасе и любовалась на подсвеченный бассейн.

Судья принимал близко к сердцу бессонницу жены. Он настаивал на том, чтобы она пила лекарства, – они должны помочь. Он журил Элизу за то, что она уходила из спальни, не разбудив его, – ведь он мог бы ее убаюкать.

В последнее время она задумывалась, чем именно обеспокоен судья – ее бессонницей или ночными прогулками по дому.

В кухне на ночь оставляли приглушенный свет; но она успела так хорошо выучить дорогу, что смогла бы найти ее даже в темноте. Спустившись вниз, она прежде всего наливала себе молока – по ее словам, оно помогало – и оставляла пустой стакан в раковине как доказательство своей правдивости.

Элиза стояла возле мойки и по глотку отпивала молоко, которого ей совсем не хотелось; Като, надеялась она, никогда не узнает про то, что сегодня она ему солгала.

Детектив знал, кто она такая. Он назвал ее по имени.

– Миссис Лэрд?

Обернувшись, она поразилась его росту. Като был высоким, но Дункан Хэтчер оказался на несколько дюймов выше. Чтобы взглянуть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Вдруг она поняла, как вызывающе близко он стоит – правда, все же не настолько, чтобы привлечь внимание. В его глазах блестел хмель, но язык оставался трезвым.

– Меня зовут Дункан Хэтчер.

Хотя руки он не подал, но посмотрел на нее так, словно ждал от нее рукопожатия. Она не пошевелилась.

– Здравствуйте, мистер Хэтчер.

Его улыбка была обаятельной, и, казалось, он это знал. Кроме того, у него достало наглости сказать:

– Отличное платье.

– Спасибо.

– И бриллиантовая брошь у вас на пояснице мне тоже нравится.

Она холодно кивнула в ответ.

– Оно держится на вас только из-за этой брошки? Непристойное замечание. Равно как и намек в его глазах. Светло-серых, глядевших со скрытой угрозой.

– До свидания, мистер Хэтчер.

Она хотела повернуться и уйти, но детектив шагнул ближе, на секунду ей даже показалось, что он сейчас дотронется до нее. Он сказал:

– Когда мы увидимся снова?

– Прошу прощения?

– Когда мы увидимся снова?

– Сильно сомневаюсь, что такое возможно.

– Еще как возможно. Видите ли, стоит какому-нибудь судье обвинить меня в неуважении к суду и упечь в тюрьму, и я не успокаиваюсь, пока не оттрахаю его жену.

В его устах это прозвучало как обещание. От неожиданности она замерла и словно онемела. Несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга.

Затем одновременно случились две вещи, нарушившие их молчание. Женщина, как она теперь понимала, напарница Дункана Хэтчера, схватила его за руку и потащила к машине, только что поданной парковщиком. Краем глаза Элиза заметила появившегося Като. Пока он шел, она повернулась к нему и заставила себя улыбнуться; мышцы ее лица как будто застыли.

Муж подозрительно проводил глазами Хэтчера, которого напарница втолкнула в машину. Элиза боялась, что Като начнет допрашивать ее об их коротком разговоре, он этого не сделал. До тех пор, пока они не вернулись домой, – а к этому времени она уже придумала ложь.

Сейчас она задумалась: зачем было врать мужу?

Вылив остатки ненужного молока в раковину, она оставила стакан на виду в мойке. Потом вышла из кухни, вернулась к изогнутой лестнице на второй этаж. Замерла, прислушиваясь. В доме царила тишина. Со второго этажа не доносилось ни звука.

Она быстро пересекла холл и вошла в кабинет Като, в темноте добралась до стола и включила настольную лампу. От ее света по всей комнате обозначились густые тени, особенно на книжных полках, занимавших всю стену позади рабочего стола.

Она открыла фальшивую полку, скрывавшую сейф, и покрутила ручку, заранее зная, что та не поддастся. Сейф всегда был заперт; даже после трех лет брака Като не открыл ей код.

Вернув на место книги-фальшивки, она сделала несколько шагов назад и оглядела стеллаж целиком. Затем, как обычно, мысленно разбила его на секторы, изучая полку за полкой, скользя взглядом по корешкам книг.

В этой полке могло быть бесчисленное множество тайников.

На другой, расположенной чуть выше ее роста, она заметила книгу, слишком выдававшуюся вперед над краем полки. Она на цыпочках подошла и протянула руку, чтобы выяснить, в чем дело.

– Элиза?

Она испуганно вскрикнула и обернулась.

– Като! Господи, как ты меня напугал.

– Что ты делаешь?

С сильно бьющимся сердцем она достала бриллиантовую брошь из кармана халата, куда предусмотрительно положила ее, выходя из спальни.

«Оно держится на вас только из-за этой брошки ?» Удивительно, отчего память повторила замечание Дункана Хэтчера именно сейчас, когда муж удивленно смотрел на нее в ожидании объяснений.

– Я хотела оставить ее на твоем столе и приложить записку – чтобы ты прочитал утром, перед тем как уйдешь на работу, – сказала она. – Мне показалось, некоторые камни расшатались. Нужно показать брошь ювелиру.

Он вошел в комнату, посмотрел на брошь, лежавшую на протянутой ладони, а потом жене в глаза.

– Ты ничего об этом не говорила.

– Забыла, – многозначительно улыбнулась она. – Ты меня отвлек.

– Завтра возьму ее с собой в центр и покажу ювелиру.

– Спасибо. Она ведь принадлежит твоей семье много лет. Я бы не хотела, чтобы по моей вине из этой броши выпали камни.

Поверх ее плеча он взглянул на полки с книгами.

– Что ты хотела достать?

– А, один том слишком выпирает. Я случайно заметила. Я ведь знаю, какой ты привередливый по части беспорядка в этой комнате.

Он подошел к ней, протянул руку и поставил том юридических статей в один ряд с остальными.

– Да, этот. Должно быть, миссис Берри сдвинула его с места, когда стирала пыль.

– Наверное. – Он положил руки ей на плечи и нежно сжал их. – Элиза, – мягко позвал он.

– Да?

– Милая, если тебе что-нибудь нужно – только попроси.

– Что мне может быть нужно? У меня все есть. Ты очень Щедр.

Он пристально посмотрел жене в глаза, как будто пытаясь разглядеть что-то, скрытое за ее твердым взглядом. Потом еще раз сжал ей плечи и убрал руки.

– Ты выпила молоко?

Она кивнула.

– Хорошо. Пойдем в спальню. Может быть, на этот раз тебе удастся заснуть.

Он пропустил ее вперед. У двери Элиза обернулась. Ка-то по-прежнему стоял за письменным столом и смотрел на нее. В неярком свете настольной лампы резко выделялись тени на его лице, подчеркивая застывшее на нем сомнение.

Потом он выключил свет, и комната погрузилась в темноту.