Текст книги "Рикошет"

Глава 3

Для того чтобы играть, Дункану не нужно было освещение.

На самом деле он предпочитал играть в темноте – как будто именно она рождала звуки, а он не имел к ним никакого отношения. Нечто похожее он чувствовал даже при зажженном свете. Стоило ему коснуться клавиш, как в нем пробуждалась иная сущность, жившая в подсознании, проявлявшаяся только в подобных случаях.

– Дункан, это божественный дар, – сказала ему мать, когда он попытался объяснить ей это с помощью скудного словарного запаса маленького ребенка: «Мама, я не знаю, откуда приходит музыка. Это так странно. Просто… просто приходит, и все».

Ему было восемь, когда мать решила учить его музыке. Она усадила его на круглый стульчик, показала до первой октавы и стала объяснять основы игры на инструменте. Тут-то, к их общему замешательству, и выяснилось, что Дункан уже умеет играть.

Он не подозревал об этом своем умении. Когда он вдруг сыграл своим родителям знакомые гимны, то был потрясен даже сильнее их. Дело не ограничивалось игрой мелодий одним пальцем. Он умел аккомпанировать, даже не имея понятия, что такое аккорды.

Конечно, сколько Дункан себя помнил, он всегда слушал, как мама репетирует гимны для воскресной службы, – видимо, так он их и выучил. Но оказалось, что он мог играть и все остальное. Рок. Свинг. Джаз. Блюз. Народные песни. Кантри, вестерн. Классику. Любые мелодии, когда-либо им услышанные.

– Ты играешь по слуху, – пояснила мама, с нежной гордостью потрепав его по щеке. – Дункан, это дар. Будь за него благодарен.

Однако ни малейшей благодарности он не испытывал, напротив, жутко смутился из-за этого «дара». Он считал его чем-то вроде проклятья, умоляя родителей ни перед кем не хвастать и вообще помалкивать про этот его необычный талант.

Конечно же, нельзя было допустить, чтобы это стало известно друзьям. Они бы приняли его за слюнтяя, ботаника, урода от рождения. Он не хотел никакого дара. Он хотел быть самым обычным мальчишкой. Заниматься спортом. Кому нужно умение играть на дурацком пианино?

Родители пытались переубедить его, доказывали, что для человека вполне нормально быть спортсменом и одновременно музыкантом и что зарывать подобный талант в землю – позор на веки вечные.

Но ему было виднее. Ведь это он каждый день ходил в школу, а не они. Дункан точно знал: стоит кому-то пронюхать, что он умеет играть на пианино мелодии, которые неизвестно как оказались у него в голове, и его превратят в посмешище.

Поэтому он твердо стоял на своем. Когда мольбы оказались бесполезными, пришлось прибегнуть к ослиному упрямству. Как-то вечером после ужина, приправленного бесконечным спором о его музыкальном призвании, он поклялся, что, даже если родители прикуют его к пианино цепью, будут морить голодом и запретят мыться, он все равно не притронется к клавишам. И пусть они подумают, каково им придется, когда он, прикованный к пианино, зачахнет от голода и жажды.

Клятва родителей не испугала, но заставить его играть они так и не смогли, поэтому победил он. Сошлись на компромиссе: он играет только для них и только дома.

Домашние концерты ему нравились – хотя он никогда бы в этом не признался. В душе он любил свободно и беззаботно выскальзывающую из-под его пальцев музыку, рождавшуюся в голове.

В тридцать восемь он по-прежнему не мог прочитать ни одной ноты. Партитуры казались ему скопищем линий и закорючек. Но за долгие годы он усовершенствовал и отшлифовал свой природный – и по-прежнему тайный – дар. Если знакомые спрашивали, зачем ему в гостиной пианино, он отвечал: бабушкино наследство. Это была правда.

Он играл, чтобы забыться. Играл просто ради удовольствия, чтобы отвлечься, освободить мозг от суеты, дать ему возможность решить хитроумную задачу.

Как, например, сегодня. Подбросив отрезанный язык, Савич больше никак о себе не напоминал. Лаборатория криминальных исследований Джорджии подтвердила, что язык принадлежал Фредди Моррису, но это нисколько не помогло им связать это убийство с Савичем.

Савич был на воле. И был волен продолжать богатеть на торговле наркотиками, продолжать убивать любого, кто перейдет ему дорогу. Дункан понимал: в этом списке он на очереди. Может быть, его имя даже было помечено красным.

Он старался об этом не думать. Надо было расследовать другие дела, решать другие проблемы. И все же внутри непрерывно свербело: Савич где-то там, выжидает удобного момента, чтобы нанести удар. Теперь Дункан стал более осторожным, держался начеку, ни разу не вышел без оружия. Однако он не испытывал страха. Скорее предвкушение.

Сегодня ночью ему не давало уснуть острое предчувствие каких-то событий. Он пытался унять беспокойство музыкой. Когда зазвонил телефон, он сидел в темной гостиной и играл мелодию собственного сочинения.

Он взглянул на часы. С работы. О чем еще звонить в 1.34 ночи, как не об очередном убийстве? Телефон зазвонил еще раз, и он снял трубку.

– Да?

В самом начале своего сотрудничества они с Диди договорились: если их вызывают на место преступления, ей звонят первой. Дункан запросто мог спать под надрывающийся телефон. Диди жить не могла без кофе и от природы спала чутко.

Как он и думал, это была она.

– Ты спал? – раздался в трубке ее бодрый голос.

– Почти.

– На пианино играл?

– Я не умею играть на пианино.

– Верно. Ладно, бросай все, чем занимался. Нас вызывают.

– И кто кого отправил в морозильник?

– Ты не поверишь. Жди меня через десять минут.

– Где… – но договорить он не успел. Она повесила трубку.

Поднявшись наверх, он оделся и пристегнул кобуру. Через две минуты после звонка он уже сидел в машине.

Он жил в историческом центре города, всего в паре кварталов от полицейского участка. Построенный из красного кирпича, этот дом был известен в Саванне как «Казармы».

Узкие улицы с рядами деревьев в этот час были пустынны. По пути к Эберкорн-стрит, одной из самых оживленных улиц города, он пару раз проскочил на красный свет. Диди жила в переулке – в аккуратном домике с чистым двором, который она как раз пересекала, когда он выехал из-за поворота.

Она быстро села в машину и пристегнула ремень.

– Я вся вспотела, как задница. Подумать только, ночь на дворе, а я с ног до головы липкая и мокрая.

– Не одна ты бываешь ночью липкая и мокрая.

– Ты бы поменьше общался с Уорли. Он осклабился:

– Куда едем?

– Обратно на Эберкорн.

– Что у нас сегодня в меню?

– Смертельное огнестрельное ранение.

– Ночной магазин?

– Только спокойно. – Она глубоко вдохнула и выпалила: – Дом Като Лэрда.

Голова Дункана сама собой повернулась к Диди – и только потом он вспомнил про тормоза. Машина резко остановилась, их обоих бросило вперед, ремни безопасности натянулись.

– Это все, что мне известно, – сказала она в ответ на его недоверчивый взгляд. – Клянусь. В доме Лэрда кого-то застрелили.

– Они сообщили…

– Нет. Я не знаю, кого.

Он посмотрел вперед, сквозь ветровое стекло, потер лицо руками, снял ногу с тормоза и решительно надавил на газ. Они помчались вдоль пустых улиц, только шины визжали на поворотах, и пахло горелой резиной.

После торжественного ужина прошло две недели; временами, когда выдавалась спокойная минутка (а иногда и прямо посреди суматохи), ему вспоминалась встреча с Элизой Лэрд. Вспоминалась кратко – ведь она и была короткой; опьяняюще – ведь он тогда был навеселе; ярко – ее лицо, запах духов, то, как шевельнулось ее горло, когда он брякнул свою фразу. Идиот. Она просто красивая женщина, которая ничем не заслужила подобного оскорбления. Представить ее мертвой… Он откашлялся.

– Я не знаю дороги.

– Ардсли-парк, Вашингтон-стрит, – прочитала Диди адрес. – Фешенебельное местечко.

Он кивнул.

– Дункан, с тобой все в порядке?

– А почему нет?

– Ну, тебе это не кажется забавным?

– Забавным?

– Да брось, – одернула она. – Ты не самый большой поклонник судьи.

– Но это не значит, что я желаю ему смерти.

– Знаю. Просто спросила. Он мрачно взглянул на нее:

– Спросила о чем?

– Вот видишь. Я про это и говорю. Стоит упомянуть его имя, и ты сразу заводишься. Он тебя задел за живое.

– Нечего было отпускать Савича, а меня сажать в тюрьму.

– И с его женой ты себя вел как последняя задница, – сказала она, передразнивая его тон. – Мне до сих пор не сказал, о чем вы беседовали. Небось гадостей ей наговорил?

– С чего ты взяла, что я наговорил ей гадостей?

– Иначе ты бы не играл в молчанку.

Он на слишком большой скорости завернул за угол и проехал «кирпич».

– Слушай, Дункан, если ты не сможешь вести это расследование как любое другое, я должна об этом знать.

– Это и есть любое другое расследование.

Но когда на Вашингтон-стрит они увидели «Скорую помощь», у него пересохло во рту. Улицу разделяли разлапистые дубы и кусты камелий и азалий. По обеим сторонам высились роскошные особняки, выстроенные много десятилетий назад на деньги, составлявшие потомственное богатство.

Непрерывно сигналя, он проехал сквозь толпу соседей в пижамах, высыпавших на улицу. Потом еще приналег на сигнал: телеоператор и репортер устанавливали оборудование, чтобы снять монументальный дом в колониальном стиле с четырьмя рифлеными колоннами, поддерживающими балкон второго этажа, и безукоризненным газоном. Отправляясь в воскресную поездку, люди притормаживали возле этого дома, чтобы полюбоваться. А теперь он стал местом преступления.

– Как телевизионщики так быстро сюда добрались? Они всегда нас обставляют, – пожаловалась Диди.

Дункан остановился возле машины «Скорой помощи» и вышел. На него мгновенно набросились с расспросами зеваки и репортеры. Не обращая на них внимания, он поспешил к дому.

– Перчатки есть? – спросил он у Диди. – Я про них забыл.

– Ты всегда их забываешь. Я захватила запасные.

Он с такой скоростью шел по ведущей к дому дорожке, обрамленной с обеих сторон ухоженными клумбами бегоний, что на один его шаг приходились два шага Диди. Вокруг дома уже натянули запрещающую ленту. Полицейский, охраняющий вход, узнал их и приподнял ленту, чтобы они смогли нырнуть под нее.

– Внутрь и налево, – подсказал он.

– Следи, чтобы никто не топтал газон, – велел ему Дункан. – А лучше отправь всех за кусты на другую сторону улицы.

– Скоро прибудет еще один отряд для патрулирования территории.

– Хорошо. А криминалисты?

– Быстро примчались.

– Кто сообщил прессе?

В ответ офицер только пожал плечами.

Дункан вошел в просторный холл. Белый мраморный пол с чередующимися вкраплениями маленьких черных квадратов. Одна стена плавно закруглялась, лестница на второй этаж повторяла ее изгиб. Вверху всеми огнями сияла хрустальная люстра. На столике стоял громадный букет свежих цветов. Гнутые золоченые ножки столика гармонировали с рамой висевшего над ним высокого зеркала.

– Мило, – тихо сказала Диди.

Еще один полицейский в форме поздоровался с ними по имени и кивнул налево, в сторону широкой арки. Они вошли в зал для приема гостей. Камин из розового мрамора. Над каминной полкой висел уродливый натюрморт маслом – свежие овощи в миске и тушка кролика. Длинный диван, на нем полдюжины оборчатых подушек, напротив два стула в том же стиле. Между ними еще один столик с золочеными ножками. Пастельный ковер на полу. До блеска натертый дубовый паркет сиял, освещенный еще одной люстрой.

На одном из стульев спиной к ним сидел судья Лэрд.

Живой. Вывод из этого был только один, и от него у Дункана засосало под ложечкой.

Судья сидел, упершись локтями в колени, опустив голову. Он тихо разговаривал с полицейским по фамилии Крофтон, который балансировал на краю дивана, словно боялся его запачкать.

– Элиза спустилась вниз, и в этом нет ничего необычного. – Голос судьи прерывался от переполнявших его эмоций. Он поднял голову, взглянул на полицейского и добавил: – Хроническая бессонница.

Вид у Крофтона был сочувствующий.

– Когда это случилось? В смысле, когда она спустилась вниз?

– Я еще не совсем проснулся, когда она встала с кровати. По привычке взглянул на часы. Мне показалось, было около половины первого. – Он потер лоб. – Да, пожалуй, около того. Потом я снова заснул. Меня разбудили вы… выстрелы.

Он рассказывал о том, как некто третий убил его жену. «Кто еще оказался сегодня ночью в этом доме?» – подумал Дункан.

– Я поспешил вниз, – продолжал судья. – Метался из комнаты в комнату. В панике, как безумный. Звал ее по имени. Снова и снова. И когда добрался до кабинета, – он снова уронил голову на грудь, – увидел ее, она лежала возле письменного стола.

Горло Дункана как будто сдавили кулаком. Каждый вздох давался с трудом.

Диди толкнула его в бок:

– Дотан здесь.

Судмедэксперт округа Чатем доктор Дотан Брукс нисколько не страдал по поводу своего избыточного веса. Ему лучше, чем кому-либо другому, было известно, что жирная пища может свести в могилу, но он дерзко продолжал придерживаться чудовищно нездоровой диеты. По его словам, смерть от ожирения пустяки по сравнению с теми леденящими душу смертями, какие видел он. А за свою карьеру он перевидал их немало, поэтому Дункан в чем-то был согласен с его позицией..

Подойдя к ним, судмедэксперт снял перчатки из латекса и большим белым платком вытер вспотевший лоб цвета сырого бифштекса.

– Детективы. – Он всегда говорил словно запыхавшись, но, похоже, на этот раз так и было.

– Ты нас опередил, – сказал Дункан.

– Я живу неподалеку. – Оглядевшись, он с горечью прибавил: – В дешевой части этого района. Неплохое гнездышко, а?

– Что у нас есть?

– Тридцать восьмой калибр в сердце навылет. Рана фронтальная. В спине выходное отверстие. Мгновенная смерть. Крови много, хотя по сравнению с тем, как это бывает с огнестрельными, – все чистенько.

Скрывая волнение, Дункан взял у Диди пару перчаток из латекса.

– Можно нам взглянуть? – спросила Диди.

Дотан сделал шаг в сторону и повел их в конец длинного коридора:

– В кабинете. – По пути он задрал голову: – На одну такую люстру любой из моих парней смог бы отучиться в колледже Лиги Плюща[6]6
  Лига Плюща – восемь старейших привилегированных частных колледжей и университетов на северо-востоке США.


[Закрыть].

– Кто еще заходил в кабинет? – спросила Диди.

– Судья. Криминалисты, приехавшие сюда первыми. Клянутся, что ни к чему не притронулись. Я ждал, пока отработают ваши, не входил, пока они не разрешили. Они еще там, ищут отпечатки, пытаются выяснить имя парня.

– Парня?— Дункан замер на месте. – Убийцу уже арестовали?

Доктор Брукс развернулся и озадаченно оглядел двух напарников:

– Вам ничего не рассказали?

– Нет, конечно, – ответила Диди.

– Парень, которого застрелили в кабинете, – грабитель, – пояснил он. – Стреляла миссис Лэрд.

На лестнице послышалось какое-то движение, и все посмотрели наверх. Элиза Лэрд спускалась на первый этаж, ее сопровождала женщина-полицейский в форме. Салли Бил – чернее смоли и тверже стали. Ее брат-близнец играл нападающим в «Грин Бэй Пэкерс». Габариты Салли делали ее физически неприступной. Они дополнялись решительным характером.

Но Дункан смотрел на Элизу Лэрд. Было заметно, что ее лицо только что умыто. Брызжущая светом люстра лишь подчеркивала ее бледность, такую сильную, что даже губы казались обескровленными. Тем не менее вид у нее был спокойный, глаза сухие.

Убила человека и ни слезинки не пролила.

Волосы были стянуты резинкой в хвост. Безжалостно тугой. На ногах розовые замшевые мокасины; мягкие выцветшие голубые джинсы и белый свитер, по виду – кашемировый. На улице температура поднялась до девяноста[7]7
  Около 30° С


[Закрыть], поэтому свитер смотрелся, мягко говоря, не по сезону. Может, ей холодно, подумал Дункан. Но почему?

Увидев Дункана, Элиза остановилась как вкопанная, так что офицер Бил чуть не врезалась в нее. Короткая заминка не ускользнула от внимания Диди, бросившей на Дункана суровый взгляд.

Когда она спустилась на последнюю ступеньку, они с Дунканом несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, пока она не перевела взгляд на Диди – та сделала шаг вперед и представилась:

– Миссис Лэрд, я детектив Диди Боуэн. Это мой напарник, детектив сержант Дункан Хэтчер. Кажется, вы уже встречались.

– Дорогая, душ принес тебе облегчение? – Появившись на пороге гостиной, судья Лэрд быстро подошел к жене, приобнял за плечи и коснулся пальцами ее бескровной щеки. И только потом снизошел до остальных. Вместо приветствия он спросил у Дункана: – Почему прислали вас?

– В вашем доме труп.

– Но вы расследуете убийства. А это не убийство, детектив Хэтчер. Моя жена застрелила проникшего в дом грабителя, застав его в тот момент, когда он вытаскивал из моего кабинета хранившиеся там ценности. Негодяй выстрелил в нее, когда она его окликнула. Моей жене ничего не оставалось, как защищаться.

Согласно правилам расследования еще не опрошенных свидетелей изолировали друг от друга, чтобы они никак не могли повлиять на показания других. Судья уголовного суда не мог этого не знать.

– Спасибо за то, что ввели в суть дела, судья, – нетерпеливо ответил Дункан, – но о том, что случилось, мы бы предпочли услышать от самой миссис Лэрд.

– Она уже все рассказала этим офицерам, – он кивнул в сторону Бил и Крофтона.

– Я с ней сразу поговорил, – сказал Крофтон. – Похоже, все было так, как он говорит.

– Одну историю рассказали, – подтвердила Бил, похлопав по ладони блокнотом. – Что она, что он.

– Это не история, – оскорбился судья, – а достоверное изложение происшедшего. Неужели Элизе необходимо повторять его во второй раз за сегодняшний вечер? Она и так пережила серьезное потрясение.

– Мы еще не осмотрели ни жертву, ни место убийства, – сказала Диди.

– Взглянем на них, переговорим с экспертами, а потом непременно зададим миссис Лэрд пару вопросов. – Дункан взглянул на нее. Элиза не издала ни звука. Взгляд ее был обращен в себя, как будто она отрешилась от происходившего вокруг.

Дункан перевел взгляд на судью:

– Мы постараемся, чтобы допрос был как можно короче. Мы ни в коем случае не хотим усугублять нанесенную Миссис Лэрд моральную травму. – Он повернулся к Салли Бил: – Может, отведете ее на кухню? Дадите что-нибудь выпить? А вы, Крофтон, пока продолжайте опрашивать судью.

Вряд ли приказания Дункана привели судью в восторг – его намеренно разлучали с женушкой, – но в ответ он лишь коротко кивнул. И похлопал жену по руке:

– Если понадоблюсь – я в гостиной.

Салли Бил решительно, хотя и не без сочувствия, обняла Элизу за плечи своей могучей лапой.

– Я бы сейчас выпила колы. А вы? По-прежнему не говоря ни слова, Элиза ушла вместе с ней. Диди вопросительно посмотрела на Дункана. Тот в ответ лишь пожал плечами и отправился по коридору к судмедэксперту.

– Что скажешь, Дотан? Похоже на самооборону?

– Смотрите сами.

На пороге кабинета Дункан с Диди задержались. Отсюда им были видны только ботинки убитого. Они спросили у работавших экспертов разрешения войти.

– Привет, Дунк, Диди. – Сбором улик руководил Бейкер, по виду типичный маленький очкарик. Такому бы в антикварном салоне работать, а не ковыряться на месте преступления в поисках улик. – Мы прочесали всю комнату, но, скорее всего, он успел дойти только до того места, где сейчас лежит. Взломал оконный замок, чтобы проникнуть внутрь, – он махнул рукой на окно. – Снаружи, под кустами, мы нашли монтировку. Взяли образцы следов под окном. Схожие отпечатки в кабинете заканчиваются у стола. На подошвах было много грязи, поэтому они сейчас немного смазаны.

– Отчего?

– Это Лэрды их смазали, когда подходили проверить, мертв ли он.

– Лэрды? Оба? – спросила Диди. Бейкер кивнул.

– Сначала она – после того, как стреляла. А потом судья, когда вошел в комнату и увидел, что произошло. Оценив ситуацию, он сразу же набрал 911. Хотя все это они уже рассказали Бил и Крофтону.

– Хм. Как взломщик проник сюда? В смысле в дом.

– Спроси что полегче, – ответил Бейкер. – Мы сняли отпечатки пальцев с ящиков письменного стола, но они могут принадлежать и судье, и его жене, и экономке. Посмотрим. В правой руке у него был «ругер», калибр девять миллиметров. – Он показал им пакет с уликой. – Палец застыл на курке. Он стрелял, это точно. Все к этому сходится.

– Я собрал его пальчики, – сказал Дотан Брукс.

– Вон из той стены достали пулю. – Дункан и Диди повернулись посмотреть, куда указывал Бейкер. В стене, на высоте девяти футов над полом, виднелось пулевое отверстие.

– Если мишенью была миссис Лэрд, то стрелок из него никудышный, – заметила Диди, озвучив мысли Дункана.

– Может, она застала его врасплох, пока он шарил по ящикам, и он пальнул, не успев прицелиться, – сказал он вслух.

– Мы тоже так решили, – ответил Бейкер. Потом указал на фотографа. Тот паковал в кофр свою технику. – Сняли комнату со всех точек, я ее зарисовал и измерил. Все к вашим услугам, как только понадобится, если, конечно, понадобится. Мы закончили.

С этими словами он и остальные эксперты ушли.

Дункан вошел в комнату. Убитый распростерся на полу, навзничь, между огромным – больше автомобиля Дункана – рабочим столом и книжным шкафом, полным книг в кожаных переплетах и безделушек, по виду – эксклюзивных, старинных и дорогих. Ковер на полу еще не просох от крови.

Убитый был белым, лет тридцати пяти; вид у него был такой, словно ему неловко за то, что он оказался здесь в такой ситуации. Родители научили Дункана уважать величие жизни даже в самых низких ее проявлениях. Отец часто напоминал ему – каждый человек создание божье. Став взрослым, Дункан продолжал в это верить.

Он был достаточно тверд и объективен, чтоб выполнять свою работу. Но при этом он не мог смотреть на мертвого без острой печали. Когда он ее не ощутит, пора будет бросать работу. Когда его перестанут мучить угрызения совести за отнятую жизнь, это будет означать, что его душа в опасности. Что он становится одним из проклятых. Становится таким, как Савич.

Ему казалось, он должен попросить прощения у этого безымянного человека за те унижения, через которые ему пришлось пройти и еще придется, до тех пор, пока из него не выудят все ответы, какие он в состоянии дать. Он больше не был человеком, а только трупом, уликой, вещественным доказательством первой категории.

Опустившись на колени и вглядевшись в его лицо, Дункан негромко спросил:

– Как тебя зовут?

– И судья, и миссис Лэрд утверждают, что никогда его не видели, – сказал Дотан.

От слов судмедэксперта Дункан едва не подпрыгнул.

– Утверждают?

– Не цепляйся к словам. Я просто повторяю то, что мне сказал судья, когда я здесь появился.

Дункан и Диди обменялись многозначительным взглядом. Затем Дункан обыскал карманы убитого на случай, если Бейкер что-то упустил. Во всех карманах было пусто.

– Ни ключей от машины. Ни денег. Ни удостоверения личности. – Он снова всмотрелся в лицо мужчины, сопоставляя его с преступниками, с которыми его сводили предыдущие расследования. – Впервые его вижу.

– Я тоже, – сказала Диди. Поднявшись на ноги, Дункан спросил:

– Дотан, мне нужно знать расстояние, с которого был произведен смертельный выстрел. Как близко стояла миссис Лэрд, когда его застрелила?

– Для тебя – мои самые смелые версии.

– Твои версии не только самые смелые, но и самые верные.

– Хоть я Бейкеру и доверяю, но лучше мне самой измерить расстояние от стола до двери, – сказала Диди, доставая из кармана рулетку.

– Лады, если я вам не нужен – ухожу, – сказал судмедэксперт, запихивая в карман брюк влажный платок. – Можно его забирать?

– Диди? – спросил Дункан.

– Шестнадцать футов. – Она записала свои измерения в блокнот и огляделась. – Я, пожалуй, тоже зарисую комнату, но тебе торчать здесь необязательно, – сказала она судмедэксперту.

– Тогда я зову сюда стажеров. – Он огляделся, лицо его сморщилось. – Главное, чтобы деньги водились, а уж обстановку себе можно такую заказать…

– Особенно если деньги завелись давно. Судоходную компанию Лэрда основал прадед судьи. Он последний потомок рода, – сообщила Диди. – Других наследников нет. – Она выразительно подняла брови.

– Небось и по закладной платить не надо, – проворчал Дотан и направился к двери. – Как думаете, «Тако Белл»[8]8
  «Тако Белл» – сеть закусочных быстрого питания с преимущественно мексиканской кухней.


[Закрыть] сейчас открыт? – И ушел, тяжело дыша.

– В одной из таких забегаловок он и отдаст концы, – сказала Диди, делая зарисовки в блокноте.

– Зато умрет счастливым.

Сейчас Дункана нисколько не заботило здоровье судмедэксперта. Он заметил, что одежда и обувь на убитом были новые, хотя и дешевые. Такую носят недавно вышедшие из тюрьмы.

– Завтра первым делом надо будет проверить тех, у кого только что закончился срок, особенно тех, кто сидел за грабежи со взломом. Спорю, что найти этого парня будет легче легкого.

В дверях появился помощник судмедэксперта с каталкой. Дункан смотрел, как тело неизвестного мужчины положили в черный мешок, застегнули на мешке «молнию», взгромоздили на каталку и увезли. Он проводил его до входной двери. Отсюда ему была видна большая толпа зевак, собравшихся на противоположной стороне улицы. Вдоль тротуара прибавилось фургонов.

Ваза с цветами, стоявшая на столике в прихожей, задрожала, сообщая о приближении Салли.

– Я еще раз ее допросила, – вполголоса сообщила она Дункану. – Ни разу не спуталась. Ни слова не изменила. Готова подписать показания.

Он оглядел разделенную надвое улицу, пытаясь представить, как она выглядела до преступления. Убери мигалки полицейских машин и зевак, и это будет уголок мира и спокойствия.

– Салли, ты ведь здесь оказалась первой?

– Мы с Крофтоном были всего в паре кварталов отсюда, когда получили вызов от диспетчера.

– Вы заметили в районе какие-нибудь движущиеся автомобили?

– Ни одного.

– Брошенную машину?

– Здесь даже мотоцикла не было. Другие патрульные прочесали окрестности в поисках того, на чем парень сюда приехал. Чисто, хоть шаром покати.

Странно. Это выбивалось из общей картины и требовало объяснения.

– Всех соседей опросили?

– Две команды ходят одна за другой. Все одно и то же: крепко спали, никого не видели, ничего не слышали.

– И даже выстрелов? – повернулся он к ней. Офицер пожала плечами.

– Большие дома, большие участки.

– Миссис Лэрд приняла душ?

– Сказала, чувствует себя словно в грязи, – сказала Бил. – Спросила, можно ли ей помыться.

Люди, в чьи дома проник грабитель, часто реагировали подобным образом; но Дункану не нравилось, что при этом окровавленный труп по-прежнему лежал внизу.

– На ней была кровь?

– Нет. Я ни на секунду не отходила от нее, пока она была наверху. Из одежды на ней был только халат. Я его забрала и передала Бейкеру. Никаких следов крови я не заметила. Однако у судьи пола халата испачкалась в крови, когда он осматривал тело. Он спросил разрешения переодеться. Его халат также у Бейкера.

– Хорошо, Салли, спасибо. Пусть посидят отдельно, пока мы их не допросим.

– Уже сидят.

Он вернулся в кабинет. Диди осматривала рабочий стол судьи.

– Все ящики по-прежнему заперты.

– Должно быть, миссис Лэрд быстро обнаружила грабителя.

Она подняла голову и бросила на него острый взгляд.

– Ты считаешь, история с грабежом – правда?

– Я считаю, нам пора спросить, как все произошло.