Текст книги "Опороченная (Карнавал соблазнов)"

Ее голос прямо-таки лучился вежливостью, когда она спросила:

– М-м-м? И где же теперь дети?

– Лариса живет неподалеку с графом Ормом и его семьей. Ей восемь лет.

– А теперь, когда ты вернулся в Нортумбрию, она будет с тобой?

Эйрик неопределенно пожал плечами:

– Пока еще не решил. Будет зависеть от того, останусь ли я в Равеншире.

«Какой бессердечный! – подумала Идит. – Как он мог бросить маленькую девочку на попечение чужих людей? Бедняжка! И почему ему бы не остаться в Равеншире?» Впрочем, его отсутствие будет ей на руку, если они женятся. Ей не хотелось, чтобы новообретенный супруг надоедал ей и вмешивался в ее жизнь.

– А второй ребенок?

Краткая вспышка сожаления мелькнула в его взгляде.

– Эмме только шесть лет. Она живет в приюте в Йорке, уже с трех лет. Моя сводная сестра Раин и ее муж, дядя Селик, присматривают там за ней. – Голос его дрогнул.

Это обстоятельство ошеломило Идит.

– Но зачем приют для такого маленького ребенка, да еще не настоящей сироты?

Лицо Эйрика потемнело.

– Я надолго уезжал из Равеншира, а дома, куда я мог бы ее отдать, не нашлось. К тому же Эмма не может говорить, и в приюте с нею занимается Раин, которая умеет это лечить. – Он резко и решительно добавил: – Я больше не желаю говорить об Эмме.

– А их мать? Она не может заботиться о них?

– Обе матери мертвы.

Обе? Эйрик оставил не одну, а двух женщин в позоре, который так ей знаком. Похотливый мерзавец!

И все же она прикусила язык, не дав пролиться неосторожным словам. Следует вести дело осмотрительно.

– Может статься, я послана в ответ на твои молитвы.

Эйрик широко улыбнулся ее скудному запасу дипломатии, и Идит снова, хоть и запретила себе это, поразилась притягательной силе его обаяния.

– Мои молитвы? Не думаю, миледи.

– Я хотела сказать, – настаивала Идит, – что если бы ты пошел на этот брак, то я могла бы заботиться об обеих твоих дочках.

– При всем моем почтении к тебе считаю, что такой шаг будет слишком дорогой ценой за простую заботу о двух детях.

Простую заботу! Идит, пересилив брезгливость, оглядела его с головы до ног. Парчовая рубаха, когда-то ярко-голубая, была заношенной и выцветшей; кайма с золотым шитьем на бархатной тунике вытерлась и превратилась в обтертый, неразборчивый узор. Брошь тонкой работы из чеканного золота с изображением дракона с янтарными глазами украшала наплечие его плаща, однако в целом его облик свидетельствовал о нищете: и сам он, и ветхие стены замка, и нехватка прислуги, очевидная по царившему везде запустению. Более того, подъезжая к его резиденции, она отметила множество пустых жилищ крестьян и необработанные поля.

И она решила попытаться получить свое другим путем.

– Могу ли я почтительнейше предложить, милорд Равеншир, чтобы предлагаемое мной приданое пошло на приведение в порядок твоего замка? – заявила она и, оставляя без внимания промелькнувшее на его лице удивление, продолжала: – Я хорошо разбираюсь в таких вещах. И если тебе не интересно управлять хозяйством и хочется вернуться ко двору, я с превеликим удовольствием возьмусь и за твои земли. И у тебя будет достаточно денег и на приобретение новых тканей, чтобы заказать себе красивые одежды, и на пополнение кладовых, и… – Слова замерли у нее на губах, когда она увидела, с каким ужасом взирает на нее Эйрик.

– А что стану делать я, пока ты будешь заниматься всем этим… управлением? Сидеть без дела и наблюдать, как растут на пальцах ногти?

Идит невольно опешила от такого язвительного ответа на ее любезное предложение.

– Леди, не слишком ли много ты на себя берешь? Неужели ты так мало меня уважаешь, если считаешь, что я не могу справиться со своими делами сам? А чем мне заниматься на досуге? Глотать эль? Затаскивать в постель первых попавшихся девиц?

Видимо, мысли ее ясно прочитывались на лице, хотя она и не особенно пыталась их скрыть, поскольку Эйрик испустил громкий рев, привлекший внимание сидевших в зале рыцарей. С нескрываемым презрением он прорычал сквозь стиснутые зубы:

– Может, ты еще и сама возьмешься заполнить собственное женское лоно в брачную ночь? Поскольку тебе явно не нужен мужчина.

Упав духом, Идит покорно вздохнула. Теперь уже было ясно, что он на ней не женится.

– Я не хотела сказать ничего неуважительного, милорд. Однако ты ошибаешься, когда заявляешь, что мне не нужен мужчина. Муж мне просто позарез нужен. О, конечно, не в постель. По правде говоря, если бы мы обвенчались, ты мог бы сохранить всех своих любовниц; меня это не волнует.

– Так сколько их у меня, по-твоему? – насмешливо поинтересовался Эйрик, уже остыв.

Идит махнула рукой, словно цифра не имела значения.

– У тебя слава человека, у которого много женщин, и…

– Много женщин? – изумился он. – Н-да. И все скопом, куча мала.

– Не смеши, – отмахнулась Идит, но мысль об этом вдруг поразила ее, и она почувствовала, как лицо се запылало. Не подумав, она добавила: – Я и не представляла, что этим можно заниматься больше чем с одной женщиной одновременно.

Эйрик зашелся от хохота.

Идит сконфуженно заерзала и попыталась продолжать:

– Мне известно, что у тебя есть любовница в Йорке, а если есть и другие, то для меня это ровным счетом ничего не значит.

Он удивленно поднял темную бровь:

– Тебе известно про Азу? Что ж, твои шпионы хорошо делают свое дело, миледи.

Идит равнодушно пожала плечами:

– Теперь это неважно. Я ведь вижу, что ты не собираешься жениться на мне. Кажется, мне придется начинать поиски заново, отыскивая еще одного высокородного рыцаря с темными волосами и голубыми глазами.

– Поистине ты говоришь загадками, миледи. Объяснись, если не трудно. Зачем именно такие требования?

Идит заколебалась, ей не хотелось говорить с этим человеком о сыне Джоне, однако, раз с Эйриком дело не выгорело, она подумала, что он смог бы присоветовать ей кого-нибудь другого.

– Отец мальчика передумал после всех тех лет, когда он отказывался от отцовства. И направил петицию в совет – витан, добиваясь опеки над Джоном для своих собственных подлых целей. Мне нужен супруг, который защитил бы меня в моем противостоянии. И… – она заколебалась, спрашивая себя, насколько может ему довериться, – и еще не помешало бы, чтобы такой человек поклялся, что это он отец Джона, в особенности если у него черные волосы и бледно-голубые глаза, как у моего сына. И как у настоящего отца.

Эйрик, откинувшись назад, оглушительно расхохотался. Наконец, все еще посмеиваясь, потряс головой, дивясь ее хитрости:

– Создается впечатление, что ты продумала все до мелочей. Но что заставляет тебя опасаться, что королевский витан соизволит рассмотреть такую запоздалую претензию на опеку со стороны отца?

Идит подалась к нему поближе и начала объяснять:

– Король Эдмунд поддержал меня в совете против… против того негодяя много лет назад, главным образом в память о моем отце, который верно ему служил, как перед тем и его брату Ательстану. Ведь именно рана, которую отец получил в битве при Лестере, служа Эдмунду, свела его в могилу. Но годы шли, и положение мое пошатнулось.

– Эдмунд добрый человек. Он не отказывает в защите, если дал обещание.

Идит подняла руку, давая понять, что в ее истории сплелось еще многое.

– Как тебе хорошо известно, на жизнь короля покушались не раз, и Стивен, невероятный пройдоха, вкрался в доверие к молодому Эдреду, который назначен наследником, поскольку дети Эдмунда слишком малы. И если на троне окажется Эдред, нет сомнений, что Стивену удастся все на свете.

Она вздохнула и откинулась на спинку стула, устало закрыв глаза. Ее смертельно утомила вся эта суета, а теперь придется начинать поиск с самого начала. Эйрик молчал, и молчание это показалось ей странно затянувшимся. Открыв глаза, она поразилась его сумрачному и злобному выражению лица и решила, что он собрался ее прогнать.

– Что-о?! – ахнула она, когда он резко и неожиданно поднялся и схватил ее выше локтей, подняв со стула, а потом оторвав и от пола, так что она оказалась с ним лицо к лицу, нос к носу, с прижатыми к бокам руками.

– Отец твоего ребенка… Я не ослышался, ты упомянула имя этого ничтожества, Стивена из Грейвли? – жестко спросил он.

Идит кивнула, только сейчас осознав, что назвала имя Стивена; просто случайно вырвалось. Так или иначе, но такое оскорбление он вполне заслужил – и впрямь ничтожество.

– Ты раздвинула ноги ради этого скользкого гада, а теперь осмеливаешься просить моей руки?

Он потряс ее так сурово, что зубы у нее застучали. «Завтра на руках появятся синяки», – подумала она со вздохом. Откинув назад голову, она заглянула в его ледяные глаза. Такая бурная реакция напугала ее, однако стоит ли оправдываться перед этим отвратительным грубияном? На самом деле только женщина могла бы понять, что у нее было со Стивеном и почему его предательство так глубоко ранило ее.

Наконец он поставил ее на ноги. Погрозив пальцем перед ее носом, он заявил голосом, не терпящим никаких возражений:

– Ты останешься в моем замке на ночлег. Мы обсудим все утром, предоставь мне время обдумать все, что ты наговорила. Боже правый! Стивен из Грейвли! Я едва могу поверить такому совпадению.

– Я не понимаю. – Мысли у Идит путались.

– Тебе и не надо ничего понимать, женщина, – ответил он ей с презрением. – Знай лишь одно: ты вполне можешь рассчитывать на брачный договор. И тогда моли о милосердии Господа Бога и всех святых. Поскольку от меня милосердия не жди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующее утро Идит пробудилась на рассвете. Хотя, говоря по правде, металась в полусне задолго до первого луча солнца из-за кишевших в постели блох.

Ее служанка спала на подстилке, брошенной возле двери на грязный тростник. Бедная Гирта! Паразиты, видимо, устроили кровавый пир на ее пышной плоти. Впрочем, присмотревшись, Идит заметила, что верная служанка ровно посапывает, вовсе не обеспокоенная нечистью.

Очевидно, у Гирты шкура потолще или, что более вероятно, благородная кожа леди просто им кажется слаще, подумала она и тихо засмеялась. Ха! Несносный хозяин этих развалин под названием замок наверняка считает иначе, она готова в этом поклясться. Идит перешагнула через распростершуюся на полу служанку, чей рот уже издавал сложные рулады – тихий храп перемежался с довольным хрюканьем и повизгиваньем. Она с нежностью взглянула на толстушку, которая верно служила ей все эти годы, сначала нянькой, когда ее мать умерла родами, а теперь наперсницей.

Неплохо бы освежиться перед новой встречей с этим буйным Эйриком. Она поискала таз с водой, но, конечно же, не нашла. Камин погас, и, кажется, не только в ее комнате. Во всем замке стояла мертвая тишина. Слугам в Равеншире полагалось давным-давно уже быть на ногах и готовить замок к новому дню.

Идит задумчиво надела свои бесформенные одежды, убрала волосы под обруч и плат. На всякий случай взяла горсть золы из очага и старательно размазала по лицу, чтобы придать коже сероватый оттенок.

Улыбка тронула ее лицо, когда она вспомнила, как рассердилась утром перед отъездом Гирта, когда она нарочно отыскала самое некрасивое и скрадывающее фигуру тряпье, какое только нашлось в хозяйстве.

– Слабое искушение ты готовишь для брачного ложа, – язвительно заметила Гирта.

– Так и надо, Гирта, дорогая. В этом-то и состоит моя цель. Я хочу воспламенить супруга приданым и умением управлять землями, а не своим телом. – Она содрогнулась от последних своих слов и добавила: – В этом отношении я уже получила урок на всю жизнь.

– Ах, детка, это была простая неудача. Мужчины ведь сделаны не из одного куска бревна.

Но Идит только рукой махнула:

– Нет, ты славная женщина, Гирта, но суровая жизнь доказала мне, что большинство мужчин ведут себя так же подло, как и Стивен, если речь касается женщин. Они считают нас просто безделушками, которыми можно поиграть и отбросить, когда надоест. С меня довольно.

Гирта обеспокоенно затрясла головой:

– Не представляю себе, как ты сумеешь удержаться, если заденут женское сословие.

– Я и не собираюсь удерживаться. Мой будущий жених будет обходиться со мной на моих условиях, – заявила она с уверенностью, которую вовсе не испытывала.

– Ох, Идит, милое дитя, я боюсь, что тебя ждет лишь горькая обида.

Обида? – размышляла Идит, открывая дверь своей спальни в просторный коридор. Нет, она уже давно покрыла броней свое уязвимое сердце. Но вот Джон… другое дело. Она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить сына от боли – даже если придется выйти замуж за этого неотесанного чурбана из Равеншира или за какого-нибудь другого не менее неприятного человека.

Идит прошла через коридор и спустилась по лестнице двухэтажной главной башни замка, построенной из камня и дерева. Будучи намного крупнее Соколиного Гнезда, замок этот был в свое время достаточно величественным; по крайней мере, об этом часто говорил ее отец; однако разрушавшийся камень и гнилая древесина свидетельствовали о многолетнем небрежении. Вообще-то, ей было невыносимо видеть, когда с кем-то или с чем-то стоящим, будь то человек или здание, обращались плохо. Это нелестно говорило о хозяине. У Эйрика много грехов за душой, включая и его небрежение наследством, думала Идит, сокрушенно качая головой.

Она искала какого-нибудь слугу, который показал бы ей, как пройти в уборную и где взять свежей воды, чтобы попить и помыться. Но из прислуги никого не было. Пьяные рыцари, которых она видела вчера, спали на широких скамьях и в нишах с кроватями, прилегающих к большому залу; с ними лежали кое-кто из служанок.

Некоторые женщины валялись голыми под меховыми пологами, в обнимку с высокородными рыцарями. В приотворенную дверь одного из альковов Идит увидела рыжеволосую девицу, делившую ложе с Вилфридом, сенешалем, которому ее представили накануне. Он держал ее в объятиях, груди прижимались к его темноволосой грудной клетке, а одна из длинных ног лежала поверх его массивных бедер. И что самое ужасное, ее покрытые мозолями пальцы интимно лежали на его уснувшем мужском органе.

Глаза Идит расширились при виде этой срамной сцены. Затем ее верхняя губа вздрогнула от омерзения. Слишком хорошо зная мужскую породу, она могла предположить, что Вилфрид женат, и что его бедная жена спит сейчас где-то в верхних спальнях, в то время как он совокупляется со служанкой будто похотливый кролик.

Впрочем, удивляться тут нечему. Идит знала, что такой разврат – дело обычное во многих замках, особенно в таких, как Равеншир, где всем заправляют мужчины. Однако в Соколином Гнезде она не допускала никаких непристойностей. Она поощряла замужество среди своих служанок, и уж конечно, ни одна не ложилась против своей воли в постель к наезжавшим в особняк знатным гостям.

Первым желанием у нее было потрясти обоих бесстыдников и высказать свое возмущение, однако, в отличие от вчерашнего вечера, она все же решила вести себя более осмотрительно. В конце концов, ведь не она же тут хозяйка – да и почти нет надежды, что когда-нибудь ею станет. Поразмыслив, она направилась на кухню, соединявшуюся с главной башней переходом. Пусть даже в замке и не ощущается хозяйская рука, кто-то же должен отвечать за хозяйство… хотя бы повар.

Распахнув настежь тяжелую дверь, Идит ахнула от ужаса, узрев кошмарную картину из грязных горшков, бегающих мышей, прокисшей пищи, немытых досок для еды и кубков, и даже двух цыплят, расклевывающих в свое удовольствие остатки еды на покрытом грязной коркой полу. Идит схватила метлу и прогнала жирную мышь, которая лакомилась на столе куском баранины, затем шагнула к подстилке, брошенной возле остывшего очага, на которой сквозь гнилые зубы разверстого рта громко храпела служанка, вероятно, повариха. С ворчанием перекатившись на живот, она звучно пустила ветры. Воспользовавшись метлой, Идит от души оттянула ее по широким ягодицам, и женщина мигом взвилась, потирая ушибленное место.

– Что-о?! – завизжала она, вскакивая с подстилки; ростом повариха оказалась по плечо Идит, зато вдвое толще. – У тебя ума совсем, что ль, не осталось, раз ты набрасываешься на такую честную служанку, как я? – Прищурив глаза – маленькие, черные булавочныс головки на расплывшемся лице, – она язвительно поинтересовалась: – Ты что, королева, черт тебя побери?

– Я леди Идит из Соколиного Гнезда, а ты, видать, ленивая бестия. У честных служанок такой грязной кухни не бывает.

Повариха, сообразив, что имеет дело с благородной леди, слегка оробела и неуверенно помотала головой, протирая мутные от сна глаза. Потом она широко зевнула, и Идит невольно отпрянула от волны гнилостного дыхания и перегара, не говоря уже о теле и одежде, которые явно не соприкасались с водой, по крайней мере, с Пасхи. Слава Богу, что она ничего не отведала из блюд, приготовленных грязными руками этой старой карги.

– Как тебя звать? – спросила Идит стальным голосом.

– Берта.

– Так вот, Берта, что ты скажешь об этом свинарнике, который считается кухней?

– М-м-м?

Идит зарычала от злости:

– Сколько слуг в этом хозяйстве?

Берта лениво поскребла под мышками, затем начала считать на пальцах:

– Двенадцать внутри, может, двенадцать снаружи. Много слуг и батраков ушли за эти два года, когда не было хозяина.

– Кто всем управлял в его отсутствие?

Повариха пожала пухлыми плечами:

– Мастер Вилфрид, но его тоже по большей части не было, с тех пор как в прошлом году умерла его жена. – Берта приняла скорбный вид. – Упокой, Господь, ее светлую душу!

Ха! Вилфрид не показался Идит таким уж безутешным в постели с голой служанкой.

– Ну вот что. Немедленно собери здесь на кухне всех служанок до единой – рабынь и вольных. Ты меня поняла?

Служанка молча кивнула.

Когда через короткое время в кухне сгрудилась толпа лентяек, в очаге уже грелась вода, а в ней отмокали горшки, доски и кубки. Идит устроила служанкам такую головомойку, какую они надолго запомнят, а затем отдала распоряжения насчет дел, с которыми наказала управиться не позже чем за час.

– Берта, я хочу, чтобы полы и стены были в кухне выметены и выскоблены. Все доски для резки должны быть отчищены, а для выпечки принесена свежая мука. Я проверю припасы в кладовой, не портятся ли и не завелись ли черви. Боюсь, что они там кишмя кишат. А ты, Ламберт, найди еще одного мужчину себе в помощь и наруби пятидневный запас дров для кухонных печей. Агнес и Сибил пойдут соберут яйца и подоят коров. – Тут она заколебалась и взглянула на Берту. – А есть ли тут коровы, может, и вовсе не осталось?

Берта неуверенно мотнула головой:

– Только одна корова осталась и, пожалуй, две дюжины несушек.

– Ладно, когда принесут молоко, взобьем немного масла.

Она отдавала все новые и новые распоряжения, от которых осоловелые служанки закатывали мутные глаза.

Заняв женскую половину делами, Идит вернулась в большой зал и приказала нескольким слугам вымести прочь весь грязный тростник и заменить его свежим, терпкий запах которого слегка перебил застоялую вонь. Других она заставила выскребать грубо сколоченные столы и обметать со стен паутину. А третьи снимали со стен пыльные гобелены и выносили их во двор замка, чтобы хорошенько вытрясти.

И уж конечно, перво-наперво она прогнала всех собак из большого зала, хотя бы временно. Лишь тот глупый пес, которому от нее досталось накануне, влюбленно ходил за ней по пятам. Мгновенно сдавшись, она торопливо огляделась по сторонам, не видит ли кто, а затем нагнулась и поскребла у него за ушами, отчего язык у него блаженно вывалился. Идит со смешливым осуждением покачала головой.

– Вчера ты, пес, некрасиво повел себя перед благородной леди, но я все-таки сожалею, что сделала тебе больно, пусть даже мягким носком моего башмака. – Она присела на корточки и внимательно посмотрела на собаку. – Да ты, оказывается, тоже благородных кровей. Теперь вижу, что родословная у тебя безупречная. А имя у тебя есть? Нет? Ну, тогда значит, я стану звать тебя… как? Принцем?

Пес с восторгом завилял хвостом, и Идит засмеялась:

– Тебе понравилось имя, верно? Ну ладно, тогда мы договоримся и об остальном. – Схватив вонючее животное за загривок, она выставила его наружу. – И не возвращайся назад, Принц, пока не искупаешься, – посоветовала она бессловесному существу, которое смотрело так проникновенно, словно все прекрасно понимало.

Посмеявшись и вернувшись снова в зал, она увидела, что и высокородные джентльмены пробудились от своего пьяного сна, и тут же отправила нескольких настрелять свежего мяса для стола; среди них и Вилфрида, который, казалось, был слишком изумлен ее натиском, чтобы как-то протестовать, лишь тонко улыбнулся и с невинным видом спросил:

– А лорд Эйрик просил твоей помощи, миледи?

Идит почувствовала, что вспыхнула, – привычка, с которой ей никак не удавалось совладать.

– Нет, не просил. Я догадываюсь, что он все еще валяется в постели, наглотавшись за ночь эля вместе с тобой, – огрызнулась она, а затем объяснила, словно оправдываясь: – Я оказываю ему услугу, заставляя работать его ленивую челядь. – Она бросила быстрый многозначительный взгляд на подружку Вилфрида по постели – ясно, мол, что Эйрик тоже не спал в своей комнате, а занимался кое-чем другим.

Вилфрид сверкнул понимающей улыбкой и быстро чмокнул девицу, которая стояла рядом с ним, кое-как прикрыв свою наготу меховым пологом.

– Потом увидимся, Бритта, – сказал он и небрежным жестом шлепнул ее по заду.

Бритта зарделась и подняла глаза на Идит с видом невинной девы.

Идит пыталась смерить глупую служанку сердитым взглядом, но Бритта была почти ребенок, вероятно, не старше пятнадцати лет. Она явно не знала ничего другого.

– Бритта, пожалуйста, прикройся более подходящим одеянием, затем сними все белье с постелей, на которых сейчас никто не спит, и принеси на кухонный двор для стирки.

Бритта послушно кивнула.

– Будешь новой хозяйкой? – робко поинтересовалась она. – Выйдешь замуж за хозяина?

Идит вновь ощутила непрошеную краску на щеках.

– Я сомневаюсь, что мы поженимся, и я не твоя хозяйка. Я просто действую как… друг лорда Равеншира и хочу привести его жилье в порядок.

Идит попыталась присесть и вежливо дожидаться лорда, но все ее тело пульсировало от присущей ей неуемной живости. Она не могла вынести праздного и бесполезного времяпрепровождения, особенно теперь, когда руки зудели навести везде порядок. И вскоре не выдержала.

К полудню она почувствовала сладость удовлетворения, когда увидела, сколько уже сделано. Кухня сияла чистотой, в зале терпко пахло свежим тростником и сеном. Белье кипело в огромных котлах, висящих над кострами, и сохло на кустах в запущенном саду.

Некоторые служанки уже были отправлены мыться на питавшийся родниками пруд за замком, а остальные должны были вскоре последовать за ними. Идит запретила завтракать тем, кто не выполнит своего задания и не помоется. Верный способ подстегнуть бездельниц. Ее желудок уже урчал, как и у остальных, от дразнящего аромата свежего хлеба, который пекся в каменных печурках по бокам от широкой плиты. Свежевзбитое масло лежало, мерцая золотом, в глиняной миске на массивном деревянном столе, украшавшем середину кухни. После того как под стоны Берты, ободравшей пальцы, стол был основательно вычищен песком с крепким мылом и доскам был возвращен естественный дубовый узор, на него стало приятно смотреть.

Любуясь корзинкой, полной свежесобранных гусиных и куриных яиц, Идит мимоходом подумала, знает ли Берта, как сделать хороший пудинг. Если нет, она научит ее одному из своих собственных рецептов.

Желудок Идит снова сжался от голода, когда она услышала шипение сока, падающего на открытый огонь из бока поросенка. Маленький Годрик, сирота, сын давно умершей замковой рабыни, медленно крутил вертел; он поднял на нее глаза, сиявшие обожанием и благодарностью за то, что она доверила ему такую важную работу. Бульон из оленины и оставшихся после зимы овощей варился в котле, тут же рядом допревала в другом котле, завернутом в тряпье, гороховая каша.

Дел оставалось еще непочатый край, но начало было положено. Идит с удовлетворением это отметила. Одобрит ли Эйрик ее усилия? И тут она впервые засомневалась, не поторопилась ли со своим самоуправством.

Эйрик проснулся от громкого стука в дверь спальни. Или это стучало у него в голове? Он резко сел, затем снова рухнул на постель от резкой боли в висках.

Святые мощи! Да он просто с ума сошел, надо же было вчера столько выпить эля вместе с Вилфридом. Такого с ним не бывало с юности, когда он был неопытным юнцом, дорвавшимся до всех запретных плодов. Он провел растопыренными пальцами по спутанным волосам и снова сел, вспомнив причину вчерашнего кутежа – пожилую деву, Идит, и то, что она упомянула про Стивена из Грейвли. Милостивый Боже! Да избавится ли он когда-нибудь от этой подлой бестии? Два года Эйрика не было в Англии, но не успел он вернуться, как ненавистный призрак Грейвли уже завитал над ним.

С гримасой отвращения он натянул ту же рубаху и тунику, в которых был и накануне. Слугам придется постирать его одежды, иначе он скоро задохнется от собственного запаха. А еще лучше выбросить все это на помойку и, когда выберется в Йорк, заказать себе у портного новые наряды. Пришло время наслаждаться своим богатством, хватит ему плесневеть в потайной подземной комнате. Утомительная игра, когда он изображал из себя нищего лорда, владельца разоренного замка, подходит к концу.

Пожалуй, настала пора восстановить дедовский замок в его былом блеске, снова направить на поля батраков. Он растянул в задумчивости губы, обдумывая задачу, к которой мысленно обращался все эти две недели.

Потом улыбнулся, вспомнив леди Идит и ее странное предложение о браке. Вообще-то, он уже привык к тому, что девицы осаждают его с матримониальными претензиями. Не однажды плелись хитроумные заговоры с целью заманить его под венец – пускали в ход все, от соблазнения до шантажа. К счастью, он избегал ловушек. На его взгляд, одного неудачного брака ему более чем достаточно. Когда десять лет назад умерла Элизабет, он дал себе клятву больше не жениться, и не без оснований.

Но теперь хозяйка Соколиного Гнезда приготовила ему искушение, против которого трудно устоять. Он раздраженно сдвинул брови. О, дело не в заманчивом приданом и, уж конечно, не в ее внешности. Боже упаси, но вот перспектива отомстить Стивену из Грейвли… от этого отказаться нелегко. И возможность наконец-то вытащить Стивена на открытый поединок и драться с ним насмерть определенно стоит того, чтобы над ней задуматься.

Стук в дверь возобновился, и Эйрик узнал хнычущий голос Берты:

– Хозяин! Ох, пожалуйста, хозяин, спускайся вниз, а то она перевернет нас вниз головой и вытрясет всех вошек.

Эйрик оторвался от раздумий, подошел к двери и открыл ее перед удивленной поварихой, которая уже занесла руку для повторного стука и вместо двери постучала ему в грудь. Его желудок дернулся, и горклый привкус медовухи тошнотворно подступил к горлу. Проклятье! Этого ему еще не хватало, и так голова раскалывается.

Затем его челюсть отвисла от удивления.

– Берта? Ты ли это?

Он едва узнал свою старую повариху в чистой серой рубахе. Кожа у нее покраснела от мочалки, а чистые волосы лежали на плечах змеевидными сосульками, обрамляя лицо, на котором проступили пятна возмущения.

– В чем дело, Берта? – спросил он, подавляя удивленный смех.

– Да вот, эта леди, госпожа Идит. Проклятая гарпия… прошу прощения, хозяин, за такое неуважение… леди перебудила всех еще до солнышка своей воркотней и заставила работать, вот как. – Она протянула к нему свои красные, шероховатые ладони в подтверждение того, как тяжко трудилась.

Эйрик озадаченно нахмурился:

– А разве вы каждый день не на рассвете встаете?

Лицо Берты стало пунцовым.

– Ну да, я хочу сказать, иногда, но… но… это же не ее замок, чтобы тут распоряжаться, и она обзывала нас лежебоками, а то еще и хуже. Дескать, мы такие ленивые, что заслуживаем хорошей порки. У нас, мол, вши, и если мы их не выведем до полудня, то она возьмет нас за ноги и все вытрясет.

Эйрик невольно расхохотался, и Берта стрельнула в него возмущенным взглядом. Святой Бонифаций! Пронзительное брюзжание поварихи могло бы счищать ржавчину с доспехов, подумалось Эйрику, но она, не заметив его недовольной гримасы, набрала в грудь воздуха и распрямила могучие плечи для нового потока жалоб.

– Видно, она не в духе, скажу я тебе, хозяин. Вероятно, перед месячными. Никогда еще я не слышала, чтобы благородная леди употребляла такие слова. Говорила, что мы воняем, как свиньи, заставила всех мыться и пообещала не давать никому есть, пока все не будут сверкать чистотой, а еще…

– Хватит! – приказал Эйрик, и его губы удивленно скривились.

– Да вот, просто мы… твои верные слуги… то есть… хотим знать, кто она такая, – пробормотала Берта, умеряя пыл.

– Благодарю, что поставила меня в известность, Берта. А теперь возвращайся на кухню. Я скоро спущусь.

Эйрик плеснул в лицо холодной воды, затем погрузил голову в лохань, чтобы протрезветь. Потряс головой, сбрасывая с волос капли, и чертыхнулся от ледяного озноба. Подумав, что не мешало бы побриться, повернулся к пластинке полированного металла, прикрепленной к стене, и скорчил недовольную гримасу. Похож на проклятого варвара. Он усмехнулся. Пусть эта унылая растрепа из Соколиного Гнезда посмотрит, кого она получит себе на брачное ложе – если, разумеется, он соизволит осчастливить ее таким образом.

Он улыбнулся себе под нос и направился вниз по ступенькам, вспоминая слова, сказанные ею накануне.

– Пчелы! – едко бормотал он. – Неужели она и впрямь думает, что купит мое расположение пчелами? – Он недоверчиво покачал головой. Вот дела, такого с ним еще не случалось.

Дойдя до нижних ступеней лестницы, Эйрик застыл, пораженный. Даже поморгал, прочищая зрение. Повсюду, куда бы ни упал его взгляд, старательно трудились слуги: выскребали скамьи и крышки столов, сметали паутину длинными метлами из всех углов зала, выгребали из очага золу.

Он шагнул вперед, и терпкий запах трав приятно защекотал ему ноздри. Он глубоко вдохнул, потом поглядел себе под ноги на чистый тростник, хрустевший под мягкими кожаными башмаками.

Как же надо было встряхнуть ленивых слуг, чтобы они так расшевелились!

Почувствовав струю прохладного воздуха, он оглянулся на открытую дверь зала, которая вела во двор и к другим строениям. К косяку лениво прислонился Вилфрид, через плечо была перекинута связка убитых кроликов, а на физиономии блуждала кривая ухмылка.

– Где ты был? – проворчал Эйрик, подходя поближе.

– Охотился.

Эйрик нахмурился:

– Почему не разбудил меня? Я составил бы тебе компанию.

– Некогда было, – едко усмехнулся Вилфрид.

– Почему? – удивился Эйрик.

– Леди вытряхнула нас на рассвете из теплых пологов и возвестила, что мы сегодня не получим завтрака, пока не принесем к столу свежего мяса. – Вилфрид помолчал, явно получая удовольствие от своего доклада. С едва подавленным смешком он продолжал: – По-моему, она высказала предположение, что ты хлестал эль всю ночь вместе со мной, так что теперь будешь дрыхнуть до полного протрезвления. – Он преувеличенным жестом постучал по голове, словно стараясь вспомнить все в точности, потом снова ухмыльнулся. – Или намекнула, что ты не спишь в постели, а занимаешься чем-то другим? Словом, что-то в таком духе.