Текст книги "Опороченная (Карнавал соблазнов)"

Видимо, злобная баба вознамерилась проучить его. Он разозлил ее перед отъездом своим мстительным поцелуем перед всей свитой и гостями. И теперь она, конечно же, вознамерилась отплатить. Ну как ему надоела ее твердолобая гордость! Губы его сжались от раздражения. Этой же ночью, когда она окажется в постели с широко раскинутыми костлявыми ногами, он положит конец ее вызывающему поведению.

– Где моя жена? – призвал он к ответу Вилфрида в тот же миг, когда спрыгнул с коня во дворе замка, невольно вскрикнув от боли в мышцах. – Пусть немедленно распорядится, чтобы нагрели для меня воду.

Лицо Вилфрида стало ярко-пунцовым.

– Хм… э…

– Что?

– Она уехала.

– Уехала? Куда?

– Назад, в Соколиное Гнездо.

– Ты шутишь, – недоверчиво протянул Эйрик, а потом оцепенел от тревоги. Не миновать беды этой его полоумной женушке со своим проклятым норовом. – Я ведь приказал ей не покидать замок. И велел тебе не спускать глаз ни с нее, ни с детей.

– Дети уже измотали десяток стражей после твоего отъезда, – стал оправдываться Вилфрид, затем признался с пристыженным видом: – А твоя жена уехала четыре ночи назад, когда все спали.

– А что, у нас нет часовых?

– Да, но они думали, что ей было разрешено уехать.

– Кто отправился с ней? – суровым голосом спросил Эйрик, и его кулаки сердито сжались. Во имя всех святых! Он придушит бабу за то, что она осмелилась ослушаться его. Пусть уж не попадается ему на глаза подольше, пока он не остынет.

И тут Эйрик услышал шум и визг, сопровождавшиеся громким лаем. Три тела, нет, четыре, вылетели из открытой двери зала и скатились по ступенькам во двор.

Лариса, подняв пыль, осадила, едва не налетев на него, а за ней, натыкаясь друг на друга, подскочили Джон с Годриком. А в ногах у них путался и визжал большой пес, которого пригрела эта его отсутствующая женушка.

– Папа! – восторженно закричала Лариса и бросилась в его объятия, повиснув на шее так, что чуть не задушила, а ногами обхватила талию. Его конь нервно задергался рядом с Эйриком и недовольно заржал, а сам он, смертельно уставший от дороги, едва не рухнул навзничь под дочерним бурным натиском.

– Проклятье! Я приехал домой или в какой-то приют для сумасшедших? – обрушился Эйрик на Вилфрида, поставив Ларису на землю. Ее волосы были влажными и пахли мылом, а свежее личико сияло здоровьем и чистотой. Остальные двое ребятишек тоже выглядели чистыми, как и извивавшийся пес, которого Джон держал за загривок, глядя широко раскрытыми глазами на нового отца.

Гирта шагнула вперед и стала загонять ребятишек в дом:

– Быстро в постель! Пора спать.

– Где твоя хозяйка? – спросил Эйрик ледяным тоном.

– Она отправилась по делам в Соколиное Гнездо. Не думала, что ты вернешься так скоро.

– Что за спешка, не могла подождать до моего возвращения?

Гирта пожала плечами, напустив на лицо непроницаемое выражение. Она явно что-то знала о поездке Идит, но предпочитала держать это при себе.

– Госпожа наверняка вернется домой утром. И тогда все объяснит сама.

– Ох, уж можешь быть уверена, ей придется все мне объяснить, – злобно произнес Эйрик, думая, как его подвел брат с этой ночью. Лучше бы он провел ее в теплой постели вместе с Азой, а не мчался бы к отсутствующей жене.

Позже, когда он наконец-то вымылся и поел, в дверь его спальни осторожно постучали.

– Войди.

Вилфрид нерешительно остановился на пороге, его всегда живое лицо было мрачным.

– Заходи, выпьешь со мной вина. Из земель франков, кажется. Я купил его утром в Йорке.

Вилфрид потряс головой и отказался сесть в кресло напротив. Без всяких предисловий он выпалил:

– Милорд, Бритта только что показала мне послание, которое нашла сегодня утром под матрасом в спальне твоей леди супруги.

Поколебавшись, он вручил сложенный листок Эйрику. Он был адресован леди Идит из Равеншира.

– Печать была уже сломана, когда Бритта нашла его, – объяснил Вилфрид, увидев, что Эйрик внимательно его разглядывает.

Эйрик осторожно развернул письмо, видя по гримасе Вилфрида, что он не одобряет его содержание. Не понравилось оно и ему.

«Моя дражайшая Идит.

Мне сообщили, что твоя свадьба состоялась, как мы и планировали. Мое сердце глубоко опечалено той жертвой, которую ты принесла ради меня и нашего будущего. Молю Бога, чтобы Зверь из Равеншира не узнал о твоей беременности. Я сейчас думаю, как покончить со своим бесплодным браком, чтобы оба наших ребенка могли стать законными. Держись, любовь моя, еще немного – и мы сможем соединиться в нашей вечной любви.

Супруг твоего сердца, Стивен».

Поначалу Эйрик онемел от нахлынувшей ярости. Потом швырнул письмо на пол и растоптал кожаным башмаком.

– Лживая, паршивая сука, – ревел Эйрик, желая, чтобы сейчас перед ним стояла Идит, а не Вилфрид, чтобы он мог излить свою ярость на ее предательскую плоть. От обиды он схватил свой кубок и швырнул в стену комнаты. Тут же за ним последовал и другой, затем серебряный пояс, боевой шлем, стеатитовый подсвечник и даже глиняный кувшин, полный вина. Но ему все было мало.

– Мне следовало бы сразу догадаться, – скрежетал он зубами. – Клянусь святым крестом, следовало бы догадаться. Все признаки были налицо. Ее ублюдок сын. Отвращение к моим прикосновениям. Ее скрытность.

– Милорд, может, тебе лучше поговорить с леди Идит, прежде чем судить ее так сурово, – нерешительно отважился Вилфрид.

Эйрик пронзительно взглянул на друга.

– Нет, и ты, и мой брат советовали мне твердой рукой ограничить ее дерзость. Ха! Дерзость слишком мягкое для нее слово. Она оказалась коварной предательницей. Мне следовало бы слушаться своего чутья и не доверять ни одной женщине.

– Но разве не имеет смысла…

– Смысл! Единственный смысл в этой постыдной истории – это вонь, проклятая, безбожная вонь от мерзкой, бессовестной бабы. – Он запустил растопыренные пальцы в волосы и потянул за них, мотая головой. – Святой Иуда! Сколько раз должен человек обжигаться, прежде чем научится не доверять пламени?

– Но я не понимаю. Зачем ей потребовалось выходить за тебя замуж, если она действительно не боялась лорда Грейвли?

– Стивен всегда хотел сокрушить меня. Он явно использует ее в своем коварном заговоре. А кто знает, что надеялась получить Идит? – Он пожал плечами. – Наверное воображает, что этот слуга дьявола ее любит.

– Она как-то не вписывается в эту картину, – неуверенно заявил Вилфрид.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже считал, что она вышла из возраста, когда женщина может рожать. К тому же Стивен обычно выбирает более красивых дев для забав.

– Нет, тут ты можешь ошибаться. С должным уважением я ездил с ней по землям замка в твое отсутствие. Она была у меня как заноза в заднице со всеми ее требованиями. И меня все время гложет подозрение, что она, вероятно, не такая, за какую мы первоначально ее приняли.

Эйрик ждал, когда Вилфрид объяснит свои слова, но его сенешаль сильно покраснел и пробормотал:

– Но не мое это дело – говорить такие вещи без доказательств. И ты сочтешь меня болваном, если я скажу, что она не столь уж непривлекательна.

– Ха! Больше похоже, что твое зрение тоже начинает слабеть. Как у меня. Или Бритта превратила твой мужской корень в мякину.

Вилфрид виновато опустил голову.

Эйрик подобрал кубок и стал искать кувшин с вином, а потом вспомнил, что швырнул им об стену. Его губы скривились от отвращения при виде разгрома, который он учинил, и рассудок слегка охладил его ярость.

– Пришли мне еще вина, – велел он Вилфриду. – И поставь стража, чтобы не спускал глаз с Джона и Ларисы день и ночь. Пусть даже в уборную не ходят одни.

– Слушаюсь, – отозвался Вилфрид и кивнул, направляясь к двери, затем обернулся. – Мне послать людей сегодня ночью на поиски леди Идит?

Эйрик метнул в него холодный взгляд:

– Нет, мы начнем поиски завтра. И тогда, клянусь перед ликом Господа, она дорого заплатит мне за обман.

Несмотря на страшную усталость, Эйрик не спал всю ночь. Он пил отменное вино франков кубок за кубком, но не мог достичь благословенного опьянения. Мозг его непрерывно работал, взвешивая факты, ища ответа, делая выводы. И постоянно возвращался к двум доказанным фактам: Идит по меньшей мере жестоко дурачила его, а то и, вполне вероятно, участвовала в заговоре с целью убийства.

К тому времени, когда рассветные лучи проникли в узкие, стрельчатые окна его спальни, Эйрик превратился в сгусток ярости, удерживаемой за холодным, каменным фасадом. Он спустился в большой зал и направился в сторону кухни, где уже вовсю хлопотали слуги.

Несмотря на гнев, он повсюду видел следы рук Идит. В замке пахло свежестью после многочисленных уборок, все деревянные поверхности сверкали чистотой. Он заметил в большом зале две новые трубы – уже много лет он и сам собирался их поставить, но кочевая жизнь заставляла его все время откладывать свои планы.

Хрусткие стебли тростника источали сладкие травяные запахи, когда он давил их ногами, шагая по залу. На кухне Берта работала перед очагом в чистой рубахе, спрятав волосы под белый плат и опрятный чепец.

– Господин, – чинно поклонилась она, – не желаешь ли плошку каши либо хлеба с сыром на завтрак?

– Нет, – ответил он, открыв от изумления рот при виде сверкавшей чистотой кухни. С потолочных балок пучками свисали длинные стебли ароматных трав и сушеных цветов. С каменного пола были выметены стебли тростника, а сам пол отмывала песком и мыльной водой рабыня, стоя на коленях.

Годрик, сирота, которого он видел накануне с Джоном и Ларисой, шелушил фасоль перед огнем. Он робко поклонился.

Внутрь влетела Бритта с ворохом постельного белья, весело распевая непристойную песенку. Увидев хозяина, она остановилась и вспыхнула от смущения при его внимательном взгляде, а потом стремглав понеслась в сторону прачечной.

Пробормотав какие-то распоряжения, Эйрик ретировался в зал и вышел на стену крепости: стена близилась к завершению под руководством Иеремии, каменщика, которого Идит привезла как часть своего приданого. Как далеко может простираться коварство Идит? – подумалось ему. Иеремия может класть в раствор слишком много песка, чтобы стена раскрошилась при первом же приступе. Ему нужно будет все как следует проверить.

Только он собрался направиться в конюшню, чтобы распорядиться о погоне за сбежавшей женой, как часовой, стоявший на стене, зазвонил в большой башенный колокол, извещая о появлении на горизонте визитеров. К Эйрику присоединился Вилфрид. Вдвоем они смотрели с нараставшим ужасом, как леди Идит, со свойственным ей бесстыдством восседая на белоснежной лошади, ехала по дороге, поднимавшейся к стенам замка. За ней следовал караван телег, до краев наполненных всевозможной утварью – дюжинами огромных конических корзин, деревянными ящиками, сотнями чугунов и глиняных горшков.

В довершение кошмара и она, и возницы были укутаны с ног до головы той самой прозрачной тканью, которую она так любила. Глаза у Эйрика зловеще сузились. Святой Себастьян! Может ему задушить ее одной из таких полос, разрубить тело на куски, чтобы оно поместилось в одну из этих корзин, да и послать в дар любовнику в Грейвли?

Он усмехнулся при этой мысли.

Идит была удивлена и, как ни странно, обрадована, когда, направляя телеги во внутренний двор замка, увидела своего супруга на ступенях вместе с Вилфридом и другими рыцарями из свиты. Она не ожидала его прибытия раньше следующего дня, но хорошо, что он появился. Поможет ей разгрузить телеги и поставить ульи на задах сада.

Но потом она заметила, как он широко, с каким-то вызовом, расставил ноги. На нем были облегающие штаны, прикрытые черной шерстяной рубахой. Видимо, он только что проснулся, потому что кожаные завязки на груди открывали восхитительную полоску загорелой кожи и курчавых волос. Однако ее внимание тут же переключилось на его кулаки, которые все время сжимались и разжимались.

О Господи. Она ведь знала: ему не понравится, что она уехала из Равеншира вопреки его воле, но неужели он рассердился до такой уж степени?

Оруженосец шагнул вперед и помог ей слезть с лошади. Шесть телег остановились позади нее, возницы ждали ее сигнала к выгрузке.

Эйрик не сошел ни на пядь со своего места наверху ступенек, ведущих в зал. Вероятно, он ожидал, что она сама поднимется к нему, чтобы поздороваться. Она скорчила гримасу, однако решила, что ей придется это сделать, раз уж она ослушалась его приказа.

Поднявшись до половины каменной лестницы, она заметила застывшую в его голубых глазах ярость и невольно остановилась. Взгляд его презрительно блуждал по ее фигуре, укутанной прозрачной сеткой для пчел. Святая Мария! Неужели он думал, что она сможет перевезти пчел, не защитив себя от их укусов?

Когда она подошла ближе, он схватил ее за локоть и, притянув к себе, прорычал:

– Миледи, сука, где ты шлялась, черт побери?

Идит отшатнулась от него и попыталась вырваться из его хватки, но безуспешно.

– Я была в Соколином Гнезде, – пробормотала она, смущенная его неистовой злобой.

– А кто был там с тобой? Твой любовник?

– Мой – кто?! – взвилась она. – Ты с ума сошел? Да любовник мне нужен меньше всего на свете! Ни ты, проклятый зверь, ни какой другой мужчина.

– Да, твой любовник так и назвал меня – Зверь из Равеншира – в письме к тебе, как мне помнится. Это прозвище, которое вы вместе придумали для меня?

Тревога огнем обожгла Идит. О чем это он говорит? Какой любовник? Какое письмо?

– Эйрик, давай пойдем внутрь и поговорим. Тут какое-то недоразумение, которое я наверняка…

– Нет, единственное недоразумение тут – это ты сама. Я предупреждал тебя перед свадьбой, что не потерплю от своей жены никакого обмана.

Вилфрид шагнул вперед и положил Эйрику на плечо ладонь:

– Милорд, не стоит продолжать этот разговор на глазах у слуг и свиты.

Эйрик оглянулся вокруг и потряс головой, словно стряхивая с себя дурман. Не отпуская ее руку, он потащил ее в зал.

– Подожди, – сказала Идит, упираясь. – Сначала надо разгрузить телеги.

– Зачем? – подозрительно спросил Эйрик. – Или там дары от Стивена, которые ты хочешь спрятать от меня? Или, может, особый яд, который собираешься добавить мне в медовую брагу?

– Стивен? – переспросила Идит, с изумлением понимая, что ее обвиняют в сговоре с графом Грейвли. Пока она пребывала в растерянности, Эйрик успел сбежать по ступенькам и стал выбрасывать на землю плетеные конические ульи. Грязно ругаясь, он расшвыривал кладь в поисках чего-то, что бы доказало ее вину.

Он уже собрался было взломать один из ящиков, когда Идит пронзительно завизжала: «Нет!» Но его взгляд с презрением прошил ее насквозь, и Идит поняла, что своим протестом подливает лишь масла в огонь.

Да и было уже слишком поздно.

С громким стоном бросилась она вперед, когда он открыл первый ящик и сотни злых пчел вырвались наружу, закружились вокруг его лица и шеи, забрались под свободную рубаху, облепили тугие штаны.

– Ох, Боже мой! Стой тихо, Эйрик! Ради всех святых, я не смогу помочь тебе, если ты будешь так прыгать!

Эйрик громко и яростно ругался на нескольких языках, используя такие слова, от которых ее лицо стало ярко-пунцовым, и при этом совершал немыслимые телодвижения, пытаясь сбросить с себя жалящих насекомых. Но пчел было слишком много, а его дикая пляска лишь еще больше злила их.

Она позвала на помощь Эдгара и Ослака, двух возниц, которые были защищены сеткой и кожаными перчатками. Выбрав несколько ценных пчеломаток, которые легко различались по цвету и величине, она положила их в распечатанный улей. Затем два ее помощника взялись за дымящиеся факелы и, отпугнув оставшихся пчел от Эйрика, загнали их на место.

Когда все пчелы были водворены в ящик – кроме тех, что лежали мертвые на земле, Идит оглянулась на Эйрика. Слезы катились из его глаз от дыма, а лицо и руки и, конечно же, вся кожа под туникой и штанами были покрыты крошечными белыми пятнами.

Идит давала торопливые указания людям, которые приехали с ней, куда поставить ульи с пчелами, велев Гирте, которая как раз вышла наружу, чтобы поглядеть, что за шум, показать им дорогу. Берте же она приказала прислать в комнату Эйрика лохань с горячей водой, несколько кусков соли и горсть сырых луковиц.

– Эйрик, поторопись! Я должна удалить жала как можно скорей, пока укусы не вздулись и не стали нарывать.

Эйрик какое-то время молча глядел на нее. Затем сказал со смертельной серьезностью:

– Идит, я тебя убью.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Поцелуй меня, дорогая, авк.

– Поцелуй меня в зад.

– Покажи мне зад… авк… зад.

– А ты не хочешь, чтобы я выдрал у тебя все перья и заткнул ими твою проклятую глотку?

– Покажи мне свои ноги. Авк.

– Заткнись, поганец.

– Поцелуй меня, дорогая. Поцелуй меня, дорогая. Поцелуй меня, дорогая.

Застонав от злости, Эйрик набросил шерстяную тряпку на клетку, бормоча что-то очень непристойное. Пронзительный голос сразу же умолк.

Идит изумленно стояла в дверях спальни. Она и сама не могла бы ответить, чем поражена больше: то ли тем, как супруг самым вульгарным образом спорит с безмозглой птицей, то ли тем, что он стоит посреди комнаты к ней спиной… совершенно голый. Последнее перевесило.

Говоря по правде, при виде этого катастрофически красивого мужчины, ее супруга, у нее перехватило дыхание.

Ее глаза ощупывали позолоченную солнцем бронзу его кожи от широких плеч, рельефных мышц спины до клиновидной талии и восхитительно узких бедер. Она облизала внезапно пересохшие губы. Даже сильные бедра и стройные лодыжки покрыты загаром, отметила она. Вероятно, он носил только повязку на бедрах, когда упражнялся со своими людьми на ристалище или плыл на ладье. Кожа на твердых ягодицах была единственной частью тела, которая осталась светлой.

Ну, не совсем так, быстро поправила себя Идит, когда Эйрик повернулся. Он прятал еще одну часть тела. И, – о Матерь Божья, часть эта была очень привлекательной.

Идит приложила руки к запылавшим щекам и заставила глаза подняться выше, где встретила понимающую, неприветливую улыбку Эйрика. Ледяной взгляд охладил ее до костей и резко вернул к первоочередной задаче – пчелиным укусам.

– Убирайся, Идит, – произнес Эйрик намеренно спокойным голосом. – Я разберусь с тобой и твоим предательством потом. А сейчас оставь меня с моей болью.

– Эйрик, мне страшно жаль того, что произошло во дворе. Но тут моей вины нет. Пчелы кусают, когда чувствуют угрозу, и…

– Угрозу? Лучше поберегись ты, жена, и оставь меня в покое, пока я не показал тебе настоящую угрозу.

– Почему ты так злишься на меня? Ведь ты сам потревожил пчел. Но ведь мужчины всегда так поступают, верно? Всегда винят женщин за свои промахи.

– Твоя самая большая ошибка, миледи, думать, что можешь морочить мне голову безо всяких для себя последствий. – С раздувающимися ноздрями Эйрик стал грозно надвигаться на нее.

Опешив от его неукротимой ярости, она отступила на несколько шагов назад и стала протестовать:

– Ты нарочно не желаешь меня понять. Будь разумным. Иначе я… Ох, Матерь Божья…

Речь Идит прервалась, когда она увидела дюжину белых укусов, уже начинавших краснеть, на его лице, шее, груди, спине, животе, ногах – повсюду на теле. И что хуже всего, Эйрик яростно расцарапывал кожу ногтями во всех местах, куда мог дотянуться.

– Нет, перестань чесаться! – приказала она, резко хватая его за руки. – Глупый, разве ты не знаешь, что нельзя тереть пчелиный укус? Сначала надо удалить жала.

Не обращая внимания на ее слова, Эйрик подошел к окну, чтобы лучше видеть, оглянулся через плечо и стал расчесывать укусы на спине.

И снова она отвела его руки и вытащила маленький нож с рукояткой из слоновой кости из висевших на ее поясе ножен.

– Ну-ка, дай я тебе помогу.

Эйрик увидел в ее руке острое лезвие и насмешливо рассмеялся:

– Ты опоздала со своей заботливостью, моя леди супруга. Я не настолько слабоумный, чтобы позволить тебе приблизиться к себе с оружием. – С молниеносной быстротой он выхватил нож из ее руки и положил его позади себя на стол.

– Какая нелепость! Я просто хочу удалить жала кончиком ножа. Когда пчела кусает, она оставляет жало под кожей, а потом умирает, но…

– Ха! Так я и думал! Ты больше озабочена своей драгоценной дрянью, чем моими укусами.

– Ох, ты несправедлив ко мне. И пчелы вовсе не дрянь. Я просто хотела объяснить тебе, что жало надо удалять осторожно и как можно скорей, иначе яд проникнет в рану и вызовет опухоль и даже жар в теле.

– И от этого ты станешь счастливой, разве нет? Ты сама и твой подлый любовник.

Идит оцепенела, услышав в его голосе едва сдерживаемую ярость.

– Любовник? Какой любовник? – Ее брови сдвинулись в растерянности. Но сейчас не время для гнева или объяснений. Не моргнув глазом она выдержала его злобный взгляд и спросила холодным тоном: – Так тебе нужна моя помощь или нет?

Он смотрел на нее несколько долгих мгновений, потом перевел глаза на укусы, начинавшие уже вздуваться в тех местах, где он чесал кожу.

– Только без ножа. Пользуйся своими ногтями, – заявил наконец он.

Идит с сомнением посмотрела на свои короткие ногти, но подошла к нему, раздосадованно качая головой. Неужели он и впрямь думает, что она способна его убить? Она ведь была не настолько сердита на тот грубый поцелуй при их прощании. Но затем сочувствие к его явной боли превозмогло нараставшее раздражение.

– Сядь, – велела она, показав на низкий табурет возле окна и, чтобы лучше видеть, сняла сетку для пчел. В это утро она не стала мазать лицо золой, как обычно, полагая, что Эйрик не вернется в Равеншир до утра. И сейчас надеялась, что Эйрику, с его слезящимися глазами, не до того, чтобы обращать внимание на ее внешность. В любом случае дело надо сделать.

– Больно?

– А конь может ссать?

– Укороти язык! – зашипела на него Идит и пробормотала: – Тебе очень трудно сочувствовать из-за твоей вульгарности.

– Прибереги свое сочувствие для того, кому оно не безразлично. К примеру, для своего любовника.

Идит ощетинилась, уже окончательно рассердившись:

– Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь.

Эйрик нахмурился.

– Тебе нужна моя помощь или нет?

В ответ Эйрик подставил ей спину, сгорбившись на табурете и опершись локтями на широко расставленные колени. Неблагодарный! Но придется быть с ним поласковей. Подобно многим воинам, он может, несомненно, стоически переносить тяжелые раны, полученные в сражении, но станет хныкать словно ребенок от таких мелочей, как больной зуб, небольшая лихорадка или пчелиный укус.

Сначала Идит тщательно обработала его спину. Она старательно царапала указательным пальцем по центру укуса, пока жало не выходило. Задача оказалась не простой. Пальцы у Идит дрожали при соприкосновении с золотистой кожей супруга, а тут еще его запах обволакивал ее приятной аурой мыла, какой-то особой, отдающей ветром и солнцем свежести, а также его собственным, неповторимо мужским запахом.

Она прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от нежного стона удовольствия.

– Что ты сказала?

– Ничего. Наклони голову.

Идит спустилась ниже, к его талии и бедрам, прижимая копчики пальцев к жаркому телу. Святая Матерь, тело излучало жар не хуже печки. Жар ли это или просто горячая кровь? И все ли части его тела так восхитительно обжигают?

Устыдившись непристойных мыслей, Идит мысленно выбранила себя. Никогда прежде у нее не появлялось таких легкомысленных фантазий, даже когда она была вместе со Стивеном. И вообще, ее влечение к Стивену всегда было влечением души. Если не считать одного болезненного и безрадостного совокупления.

Должно быть, она стареет, подумалось ей. Она слышала, что у некоторых женщин появляется странная потребность в мужчине, когда они становятся старше и их тела начинают стареть. Чем иначе можно объяснить такую вовсе не неприятную боль в суставах? Она долго смотрела на пропорциональную спину Эйрика, отказываясь верить, что эти новые чувства вызваны близостью именно этого мужчины, его одного.

– Святые мощи! Что ты так возишься? Ты нарочно все затягиваешь, чтобы продлить мои мучения?

– Ох, помолчи, – ответила Идит.

Когда она закончила обработку спины и рук, то попросила его встать, чтобы можно было осмотреть ноги, как сзади, так и спереди. Она старательно избегала самого непристойного места, но, увы, чувственность ее дразнило и неизбежное прикосновение к хрустящим волоскам на ногах, когда она вытаскивала жала.

Казалось, мука ее будет длиться вечно.

– Ты наслаждаешься, моя леди супруга? – поинтересовался Эйрик густым от сарказма голосом.

– Нет, а ты? – беззаботно ответила она и, не подумав, подняла глаза и увидела, что его мужское орудие торчит из тела, твердое, как полированный мрамор. Она в панике отвела глаза, стыдясь краски, которая залила ей лицо.

Он насмешливо засмеялся:

– Эта часть мужеского тела не обращает внимания на то, красива ли женщина или безобразна, как крот. Не волнует ее и то, что женщина сочится предательством, как гнойная рана.

Идит плотно сжала губы, отказываясь отвечать на его оскорбительные слова. Она выпрямилась и стала возиться с его грудью, стараясь отворачивать лицо. В комнате было полутемно, да еще он постоянно тер глаза, но все-таки осторожность не мешала.

Но даже при этом ей было трудно унять учащенно бьющееся сердце, которое волновалось от его ленивой и соблазнительной позы. Она чувствовала, что отзывается на его восхитительную близость, несмотря на долгое недоверие к мужским прикосновениям, несмотря на его грубые обвинения, несмотря на то, что над ее самообладанием, которое она так в себе ценила, нависла серьезная опасность.

Стараясь говорить пронзительным голосом, она сгорбила плечи и спросила:

– Почему ты постоянно обвиняешь меня в коварстве? Я ничего такого не сделала, чтобы вызвать твое недоверие.

Он смерил ее презрительным взглядом, но ничего не ответил.

Продвигаясь сквозь жесткие волосы, окружавшие его плоские мужские соски, она удалила последнее жало, а затем встала на колени и начала искать их на плоском животе. И тут ей пришлось совсем нелегко. Вконец смущенная, она старалась держаться от него возможно дальше и не глядеть вниз.

– Ты не мог бы чем-нибудь прикрыться?

– Зачем?

– Так нескромно… обнажать свое тело до такой степени.

Он с издевкой рассмеялся:

– Здесь ничего нет, чего бы ты не видела прежде у своего любовника. Или у Стивена член другой?

Идит вспыхнула от его вульгарности. Затем замешательство ее перешло в гнев. Она замахнулась кулаком и хотела ударить его в живот, но Эйрик схватил ее за запястье и больно сжал.

– Даже и не думай ударить меня. В теперешнем своем состоянии я не задумаюсь и дам тебе сдачи.

– Твоей матери надо было бы мазать мылом твой рот, когда ты был ребенком. Язык у тебя невероятно грязный.

– У меня не было матери.

– Тебя что, под камнем нашли?

Он еще крепче сжал ей запястье и пристально поглядел на нее, словно решая, сломать ей кость или нет. Наконец отбросил руку с недовольным ворчанием.

Слезы навернулись Идит на глаза, она моргнула, смахивая их, и потерла больное место.

– Почему ты так полон ненависти? Я ничего особенного не сделала, что могло бы тебя обидеть.

– Разве? Вспомни получше. Первая вещь, которую я потребовал от тебя перед подписанием брачного соглашения, была верность. Ха! Не успели высохнуть чернила, как ты уже раздвинула ляжки для другого. А ведь наш брак еще даже не был завершен.

Рука у Идит замерла, она вопросительно вскинула голову:

– Ты думаешь, что я легла с другим мужчиной?

– Да.

– С кем?

– С проклятым ублюдком – Стивеном. С кем же еще?

– Ты с ума сошел. Знаешь ведь, как я его ненавижу.

– Нет, я только сейчас понял, что совершенно тебя не знаю. Но ты во сто крат больше заплатишь за свое коварство, леди супруга, и я имею в виду не пчелиные укусы.

Смехотворные обвинения Эйрика почему-то глубоко ранили Идит, и боль эта вскоре переросла в гнев, от которого у нее вскипела кровь. Она повернулась и направилась к двери, почувствовав потребность побыть наедине с собой и обдумать обвинения, которые он выдвинул против нее. Может, Гирта могла бы ей что-нибудь объяснить. Однако Эйрик схватил ее за локоть и рывком вернул назад:

– Закончи работу, которую начала.

Она надменно вскинула подбородок.

– Ты можешь сам обработать шею и плечи. – Она ткнула в кусок полированного металла на стене.

– Нет. Ты сама должна вылечить укусы – все до одного. В конце концов, ведь это из-за тебя все получилось.

Идит открыла было рот для протеста, но потом заставила себя замолчать. Пока она не поймет, что случилось в ее отсутствие, откуда взял Эйрик это смехотворное обвинение насчет любовника, все протесты будут бесполезными.

Его глаза сверкнули голубым огнем, опалив яростью.

– Тогда садись, – ледяным тоном приказала она. – И закрой глаза. – Ей не хотелось, чтобы он с такого близкого расстояния смотрел ей в лицо.

Всего лишь несколько укусов остались на нежной коже шеи, она быстро их обработала. Сейчас ее ногти уже ловко попадали сразу в нужное место и извлекали жало. Затем она перешла к его лицу, которое он поднял ей навстречу.

Веселые морщинки, прежде окружавшие его глаза и губы, каким-то образом преобразились в приметы жестокости. Длинные ресницы Эйрика лежали шелковым черным веером на нижних веках, отбрасывая глубокие тени. «Вероятно, он еще и в эту ночь спал совсем немного, размышляя, как бы посильнее потерзать ее по возвращении», – с грустью подумалось ей.

Она осторожно повернула его упрямый подбородок, невольно отметив, как он сердито дернулся под ее пальцами. Одно жало она удалила совсем близко от правого глаза. К вечеру укус так распухнет, что закроет глаз. Откинула назад несколько прядей длинных, спутанных волос, добираясь до четырех укусов на лбу и попутно подумав, что ему пора бы подстричься. Прямые черные волосы свисали до плеч по моде саксов, но были все же слишком длинными.

Почти закончила. Слава Богу!

– У тебя несколько укусов в усах. Может, ты сбреешь их совсем, чтобы я могла добраться до жал?

– Почему у тебя кожа такая гладкая?

Понадобилось несколько мгновений, чтобы до нее дошли слова Эйрика. И тогда она поняла, что его глаза – ярко-голубые, как лед, – широко открыты и пристально смотрят на нее. С близкого расстояния.

Она нахмурилась и сгорбила плечи, но слишком поздно.

Эйрик крепко схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету:

– Сегодня у твоей кожи нет обычного сероватого оттенка. Нет и морщин, и признаков старости.

Идит едва смогла удержать дрожь в губах под его пристальным взглядом.

– В твое отсутствие я много бывала на солнце. Загар придает здоровый вид коже, ты разве не знаешь?

Казалось, она его не убедила.

– Помимо того, у меня в семье у всех хорошая кожа. Говорят, у моей бабушки не было ни единой морщинки, когда она умерла в возрасте пятидесяти двух лет.

О Господи! Идит пришла в отчаяние. Сейчас представился удобный случай признаться в своем маскараде, однако, учитывая настроение Эйрика, она опасалась его реакции. При еще не завершенном браке он легко мог прогнать ее. Стоит ли ей сейчас пытаться поговорить с ним начистоту? Нет, лучше выждать еще немного, пока не прояснится недоразумение со Стивеном.