Текст книги "Тайна старой знахарки"

– Нет… Она только успела сказать «Дьявол!».

– «Дьявол»? А почему она его так назвала, вы не догадываетесь?

Девушка снова покачала головой. Иеремия присел к ней на скамейку.

– Зачем вам понадобилось выходить из дома так поздно и в такую погоду? Кто-нибудь вызвал вашу мать?

Глаза Энн наполнились слезами, она стала всхлипывать. Девушка еще не оправилась от пережитого ужаса. Судя по всему, больше от нее ничего нельзя было добиться.

– М-да, бессмысленно. Оставим это, – со вздохом произнес Иеремия.

Трелони согласился с ним.

– Я поручил констеблю Фаррингтона дежурить у тела убитой до моего возвращения.

– Тогда не следует заставлять беднягу дожидаться.

Сэр Орландо смущенно заморгал.

– Вообще-то я надеялся, что и вы пойдете со мной.

– На поиски следов, давно заметенных снегом? – сыронизировал Иеремия. – Любите вы, однако, пошутить, милорд.

– Нет, просто я рассчитывал, что этот странный случай вас заинтересует, – попытался объяснить судья.

– Разумеется, он меня заинтересовал, – с улыбкой ответил Иеремия, желая поддразнить приятеля. – Так что давайте осмотрим место преступления. Может, хоть что-нибудь да прояснится.

Иеремия поднялся к себе в каморку, одним махом натянул ботфорты и набросил толстую шерстяную накидку. Затем надел кожаные перчатки, а на голову водрузил высокую жесткую шляпу.

– Вырядились словно квакер, – пошутил Трелони, сам надевая шляпу с пером.

– Вы, как я понимаю, не очень-то высокого мнения об Обществе друзей,[3]3
  Общество друзей – самоназвание квакеров, членов религиозной христианской общины, основанной в середине XVII в. в Англии. Квакеры отвергают институт священников, церковного таинства, проповедуют пацифизм, занимаются благотворительностью.


[Закрыть] милорд.

– Верно понимаете. Я считаю этих сектантов наваждением. Мне как судье от них только лишняя головная боль. Они большие мастера передергивать факты, да и не соблюдают элементарных правил приличия. Никакого уважения к власти. Даже в суде не считают необходимым снять шляпу, и вдобавок всем «тыкают».

– Так они трактуют равенство всех перед Богом.

– Не знаю, может, на небесах оно и так, а вот в земной жизни по-другому. Правила хорошего тона пока что никто не отменял. А иначе к чему мы придем?

Судья повернулся к дверям; Иеремия, снисходительно улыбаясь, последовал за ним. Он-то хорошо знал, сколько раз судье Трелони приходилось иметь дело с так называемыми отступниками, приверженцами протестантских сект, критиковавшими ритуалы англиканской государственной церкви. Квакеров наказывали согласно тем же законам, что и католиков, однако в последние годы к ним стали относиться жестче, так как они считались подстрекателями, а посему представляли угрозу спокойствию в королевстве. Последователи Кромвеля, казнившие Карла I, были отступниками. Однако и сектанты толковали вероучение о Христе по-разному. Квакеры, к примеру, были мирными людьми, отрицавшими всякое насилие.

Снегопад постепенно шел на убыль. Кучер Трелони и лакеи, пока дожидались хозяев, уходили в дом обогреться, но все же промерзли до костей, поэтому всеми правдами и неправдами пытались отказаться от поездки на Кок-лейн.

– Странная вещь, – пробормотал сэр Орландо, усаживаясь в карету. – С какой стати этому неизвестному убивать беззащитную женщину?

– Причем молча, если верить девушке, – добавил севший напротив судьи Иеремия.

– Может, он намеревался ограбить их?

– В этом случае вполне достаточно было пригрозить женщинам оружием. Кроме того, ни один разумный грабитель не отправится в такую погоду на промысел. Кто ходит по улицам в такую-то пургу? Нет, боюсь, за этим нападением кроется нечто другое. И я не уверен, что девушка была с нами откровенна.

Карета пересекла Ньюгейт и некоторое время спустя остановилась на Кок-лейн, неподалеку от того места, где была убита Маргарет Лэкстон.

У входа в дом их с угрюмым видом дожидались двое мужчин. Они приветствовали судью и его провожатого с натянутой вежливостью. Констебль был в парике и широкополой шляпе. Из-под шерстяной накидки выглядывали белый воротник и камзол тонкого сукна с серебряными пуговицами. В руке констебля был символ власти – длинный жезл. У входа стоял и судебный исполнитель, мелкая сошка с факелом. Тот был одет куда скромнее: мятая-перемятая шляпа, камзол из простой кожи да засаленная до невозможности накидка.

– Милорд, так ли уж нужно было заставлять нас тащиться сюда в столь поздний час, в пургу? – стал сетовать констебль. – Все равно ведь леди мертва, так что ей отсюда никуда не деться.

– Как бы то ни было – речь идет об убийстве, – ледяным тоном отрезал сэр Орландо. – Злоумышленника необходимо найти, прежде чем он вновь совершит подобное.

– Чего дурной бабе понадобилось в такое время по улицам разгуливать? Неудивительно, что нарвалась на этого негодяя.

– Убитая была повитухой. Увы, она выбралась не на прогулку. Между прочим, ваш долг следить, чтобы улицы во всякое время были безопасными, а не кишели ворьем и бандитами.

Пока Трелони распекал позабывшего свой долг констебля, Иеремия с факелом в руке склонился над трупом и отряхнул с него снег. Сэр Орландо был прав – пуля пробила в грудь Маргарет Лэкстон и прошла через сердце. Превосходный выстрел, с невольным уважением отметил пастор. Этот стрелок явно не новичок в своем деле.

Не обращая внимания на препирательства судьи и констебля, Иеремия осмотрелся вокруг. Он обнаружил кучу помета, обошел ее и, наконец, поднял погасший факел, лежащий тут же. Понюхал факел и, повинуясь любопытству, прошел еще несколько шагов по переулку до въезда во двор. Здесь он остановился в задумчивости, оглядел близлежащие дома, потом нагнулся и стал рассматривать снег у въезда во двор.

– Доктор Фоконе, где вы? – позвал сэр Орландо, не найдя своего друга. И поскольку никто не отозвался, судья и оба блюстителя порядка последовали на поиски.

– Доктор, что вы там делаете? – ошарашенно спросил Трелони, увидев стоявшего на четвереньках Фоконе.

Поднявшись, Иеремия стал отряхивать снег с колен.

– К сожалению, никаких следов. На камне их не оставишь.

– Полагаете, убийца поджидал свою жертву здесь?

– Без сомнения. Милорд, вы, случайно, не слышали цокота копыт после бегства неизвестного?

Сэр Орландо задумчиво потер лоб.

– Теперь, когда вы об этом спросили, я вспомнил – да, действительно, слышал цокот копыт. Просто это у меня вылетело из головы. К тому же Мэлори вопил как резаный.

– Разумеется, вам делает честь, что вы сразу же бросились помогать вашему несчастному слуге, но, согласитесь, не помешало бы проявить чуточку больше внимания. Убийца прибыл верхом и поджидал жертву здесь. Поэтому он и выстрелил в Мэлори. Ему необходимо было время добраться до лошади.

– То есть все-таки мы имеем дело не с простым уличным грабителем, – заключил Трелони.

– Я с самого начала не верил в эту версию, сэр, – напомнил Иеремия. – Убийца был основательно вооружен для обычного грабителя. Как-никак он имел при себе два пистолета – явно многовато для заурядного воришки, как вы понимаете.

– Вы совершенно правы! Все выглядит куда запутаннее.

– Не спорю. Более того, я считаю, что неизвестный намеренно заманил обеих женщин сюда, чтобы убить.

– Вы думаете, эта встреча была не случайна?

– Отнюдь не случайна. Он прибыл сюда верхом и дожидался при входе во двор, пока его сообщник приведет женщин.

– Как вы догадались? – удивился судья. – Девушка об этом мне ни слова не сказала.

– Маргарет Лэкстон была повитухой. Легче легкого выманить ее из дому под предлогом того, что, дескать, срочно понадобилась помощь. Впереди шел факельщик, он и привел обеих сюда, потом скоренько погасил факел и исчез в ночи. Видимо, ориентиром служила та самая куча куриного помета. Вот взгляните, милорд, факел не мог погаснуть сам по себе, его потушили. Нет-нет, убийца подкарауливал Маргарет и Энн Лэкстон, собираясь хладнокровно расправиться и с матерью, и с дочерью. В пользу этого говорит и его вооружение – два пистолета: один для матери, другой для дочери. Но Мэлори возьми да вмешайся, тем самым расстроив весь план. Поэтому убийца вынужден был истратить вторую пулю на него, чтобы спастись бегством.

– Теперь это представляется очевидным, доктор, – согласился Трелони. – Следовательно, нам непременно нужно еще раз поговорить с девушкой.

Ален, ополоснув руки от крови, принял протянутое Китом полотенце. Во время операции Мэлори вел себя спокойно и сейчас не успел еще отойти от наркоза. После удаления осколков Ален подровнял напильником затронутый участок кости, после чего перевязал рану и наложил шину на ногу. Теперь излечение было предоставлено природе.

– Передай Молли, чтобы приготовила постель в комнате на втором этаже, – велел Ален ученику. – Мы отнесем его наверх.

Взгляд лекаря упал на дочь повитухи, до сих пор неприкаянно сидевшую на скамье, и он устыдился, что совсем позабыл о ней. Лицо ее было бледно как мел. Девушка чуть ли не на лоб натянула капюшон, будто пытаясь отгородиться от невзгод этого мира.

Тихо, чтобы не напугать, Ален обратился к Энн:

– Понимаю, после всего, что пережили, вам сейчас не до меня. Но я считаю, в такую погоду вам не следует идти домой. Если пожелаете, моя спальня в вашем распоряжении.

В ответ Энн испуганно посмотрела на него, отчего Алену стало не по себе.

– Вы меня неправильно поняли… Я хочу сказать, что переночую у приятеля. И вы будете одна, – поспешно добавил он.

«Вот же дьявольщина, – пронеслось у него в голове. – Вечно ляпну что-нибудь не подумавши!» Энн опустила глаза и без слов кивнула. Откашлявшись, Ален позвал служанку:

– Молли, отведи мисс Лэкстон в мою спальню и проследи, чтобы ей было удобно.

«Пусть хоть эту ночь девочка поспит спокойно», – подумал Ален, провожая Энн взглядом. Вскоре вернулись судья и священник.

– Как Мэлори? – спросил Трелони, глядя на спящего камердинера.

– Он еще довольно долго не придет в себя, – пояснил Ален. – Я хотел бы оставить его на несколько дней здесь, милорд, – ему сейчас необходим полный покой. Если рана будет нормально затягиваться, вы заберете его отсюда и перевезете к себе, и лучше всего на паланкине.

– Я так и сделаю, мастер Риджуэй. И благодарю вас за все. Сколько я вам должен за лечение?

Ален назвал ему необходимую сумму, и сэр Орландо немедля расплатился.

– А где девушка? – спросил судья.

– Она у меня в спальне. Ей необходимо отдохнуть.

– Прекрасно, – заметил Иеремия. – Все равно сегодня мы ничего бы от нее не добились. Но завтра обязательно поговорим с ней еще.

Судья Трелони согласился с ним. Перед тем как попрощаться, он отвел друга в сторону.

– Понимаю, сейчас не время, но хочу просить вас об одном одолжении.

– Всегда к вашим услугам, милорд, – ответил Иеремия. – О чем идет речь?

– Я решил вторично сочетаться браком.

– Весьма похвально. Это пойдет вам на пользу. Кто же ваша избранница?

– Ее зовут Сара Дрейпер. Отец Сары – землевладелец из Эссекса, сражавшийся во время гражданской войны на стороне короля. Семья через несколько дней возвращается из имения в Лондон. В День святого Валентина я приглашен к ним на обед и был бы вам весьма признателен, если бы вы согласились сопровождать меня.

Иеремия удивленно взметнул брови.

– Вы хотите пригласить меня в семью вашей нареченной?

– Пока что я не сделал официального предложения. И прежде чем объявлю о своей готовности к брачным переговорам, мне хотелось бы знать ваше мнение об этой девушке.

– Милорд, вы серьезно?

– Абсолютно. Вы лучше всех разбираетесь в людях, поэтому мне и хотелось, чтобы вы познакомились с этой семьей.

– Сэр, если вы сами не уверены, хотите ли сочетаться браком с этой девушкой, какой помощи ждете от меня? Решение зависит только от вас.

– Я просто хочу, чтобы вы высказали свое мнение о ней, – настаивал Трелони. – Стало быть, решено, святой отец. Спокойной вам ночи!

И не успел Иеремия опомниться, как дверь за судьей захлопнулась.

Ален, присутствовавший при этом разговоре, улыбнулся во весь рот.

– Однако вам не позавидуешь, друг мой. И чего это взбрело в голову нашему доброму другу судье звать вас в помощники в столь щекотливом деле? Да и в женщинах вы ничего не смыслите.

– Как раз я все прекрасно понимаю, а вот он, по-видимому, нет, – не без язвительности произнес Иеремия. Просьба Трелони показалась ему до ужаса обременительной, и все же он не мог просто так взять да и отказать другу. Надо будет поделикатнее убедить сэра Орландо, что тот требует от него невозможного.

Глава 3

Вымыв руки в стоявшей на сундуке оловянной миске, Ален открыл окно и выплеснул воду наружу. Внизу кто-то чертыхнулся. Ален, высунувшись в окошко, вежливо попросил прощения.

– Вам следовало предупредить его, – смеясь, посоветовал ему Иеремия. – Вечно вы витаете в облаках.

Ален натянул длинную полотняную ночную рубашку и проскользнул в кровать, которую в эту ночь вынужден был разделить со своим другом.

– Я думал о бедняжке, – сказал он, задувая свечу и закрывая полог балдахина. Огонь в камине угасал, и стало заметно холоднее. – Какие ужасы ей выпало пережить. Своими глазами видеть, как убивают мать! Ужас!

– Мне кажется, она догадывается, кто преступник, – задумчиво проговорил Иеремия. – Хочется надеяться, что она найдет в себе силы признаться нам в этом. Нельзя ведь исключать, что ей по-прежнему грозит опасность.

– Тогда, вероятно, нам следовало бы опросить и ее родственников, – предложил Ален.

– Нам?

– Почему бы и нет? Но завтра я ее одну домой не отпущу. А когда приведу, вытрясу из них все, что требуется.

– Как знаете, – согласился Иеремия, позевывая. – Так что завтра, если вы не против, мы вместе отправимся к Лэкстонам.

Ален с удовольствием свернулся калачиком под теплым одеялом и закрыл глаза. Кровать с балдахином по длине как раз подходила для Иеремии, который был на пару дюймов ниже своего друга, и все же стоило Алену вытянуть ноги, как ступни оказывались над краями матраса. Так что пришлось спать, подогнув ноги. Неудобно, но что поделаешь – лучше уж так, чем морозить их.

Рано утром их разбудил громкий крик.

– Что произошло… что? – пролепетал Ален, протирая глаза.

– Крик доносился из вашей комнаты, – сказал Иеремия. – Малышку, наверное, мучат кошмары.

Ален откинул одеяло и стал натягивать бриджи.

– Я должен пойти посмотреть, в чем дело.

Еще не надев толком штаны, он скользнул в шлепанцы и по лестнице спустился на второй этаж. Едва Ален открыл дверь в спальню, сердце его замерло. Энн в одной ночной рубашке стояла у распахнутого окна и уже заносила ногу на подоконник.

– Нет-нет, остановитесь! – завопил Ален и подбежал к ней. Схватив девушку за талию, он попытался оттащить ее от окна. Это оказалось не так-то легко, поскольку Энн отчаянно рвалась к окну. Тогда, схватив девушку за плечи, грубо оттащил ее в другой конец спальни. Энн яростно отбивалась от него.

– Оставьте меня! Оставьте меня! – как безумная визжала она.

Размахнувшись, Энн ударила его, а потом принялась царапаться. Ален почувствовал, как щеку обожгла боль – ногти девушки впились в кожу. Только когда ему удалось прижать ее руки к телу, Энн обессилела и прекратила сопротивление.

Между тем в дверях спальни возникли Иеремия, Ник и Молли. Они ошарашенно наблюдали эту странную сцену. Иеремия первым пришел в себя.

– Молли, займись девушкой, – строгим голосом произнес он.

Когда Ален выпустил Энн, та разрыдалась и рухнула на кровать. Служанка ласково погладила ее по спине, пытаясь утешить. Вскоре Энн успокоилась.

Иеремия захлопнул окно.

– Очевидно, мужские руки ее пугают, – сказал он Алену. – Так что давайте уж не будем ее трогать. Пусть Молли останется с ней до утра. Ник, пойди к Мэлори, и если он не спит, скажи ему, что все в порядке. Пусть дальше видит сны.

Иеремия посоветовал Алену сходить вниз и обработать царапины на щеке.

– Оказывается, наша «бедняжка» царапается не хуже дикой кошки, – комментировал иезуит, смазывая царапины мазью. – Молите Бога, чтобы шрамов не осталось.

– Она хотела покончить с собой. Выброситься из окна! – бормотал Ален.

– В предрассветные часы человек наиболее беззащитен перед происками дьявола. Однажды, поверьте, она снова придет в себя.

– Понимаю, ей пришлось пережить такое… Но неужели это основание для того, чтобы наложить на себя руки? Насколько мне помнится, у нее есть еще и брат, и отец.

– Возможно, что-то грызет ее, чего мы пока не знаем, – предположил Иеремия.

– Я готов ей помочь.

– В таком случае желаю удачи. Но она, сдается мне, не из тех, кто раскрывает душу первому встречному. А теперь давайте-ка ляжем и попытаемся еще хоть немного поспать.

Иеремия поднялся затемно и в ночной рубашке застыл на коленях перед висевшим на стене распятием. Он любил молитву и эти утренние часы, пока дом еще спал. Ногам было холодно, но он не обращал внимания. Лишь поднявшись с колен, ощутил боль в затекших мышцах, протестующих против резких движений.

Не разбудив Алена, Иеремия набросил теплый шлафрок и сунул застывшие ноги в овчинные шлепанцы. Так как экономки они не держали, а Молли оставалась с Энн Лэкстон, иезуит взял на себя утренние хлопоты. Перед тем как пойти на кухню, он тихо приоткрыл дверь спальни Алена и заглянул внутрь. Девушка еще спала. Служанка прилегла к ней, чтобы та не замерзла. Услышав скрип двери, она повернула голову.

– Не трудись, Молли, – успокоил он служанку, видя, что та собирается встать. – Я сам растоплю плиту.

Закрыв дверь, Иеремия спустился на первый этаж. Растопив очаг, он наполнил оловянную кружку водой, которую подкачал насосом из подземной емкости, и поставил на решетку над угольями. Вскипятив воду, вернулся наверх, умылся над оловянным умывальником, солью почистил зубы, после чего, прислонив зеркальце к стоявшему на столе подсвечнику, приступил к бритью. Приведя себя в порядок и одевшись, он сходил в спальню и убедился, что Ален до сих пор спит сном праведника. Иеремия довольно бесцеремонно растолкал его, но лекарь, пробормотав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок.

– Ален, давайте-ка просыпайтесь! – нетерпеливо велел пастор. – Я принес вам горячей воды. Поднимайтесь, пока она не остыла.

– А что, разве уже пора? – сонно промычал Ален. – Мы ведь только легли.

– Каждое утро одно и то же! – добродушно корил его Иеремия. – Давайте, давайте. Надо еще девушку отвести домой.

Ален вцепился пальцами в подушку, словно желая срастись с ней. Ему всегда приходилось заставлять себя вставать по утрам. Временами это выливалось в настоящую борьбу с самим собой. Но на сей раз на выручку ему пришел Иеремия. Зачерпнув пригоршню воды для умывания, он плеснул ею Алену в физиономию. Вскрикнув, тот тут же вскочил и уселся в постели.

– Да вы самый настоящий рабовладелец! – бранился он, стаскивая с себя ночную рубашку.

– Вы поторопились бы, – улыбнулся в ответ Иеремия. – Пойду приготовлю завтрак.

Завтрак состоял из буженины, хлеба, масла и кувшина подогретого пива. Вскоре появились Ален, ученик Иеремии Николас и еще один ученик, помладше, по имени Кристофер. Все уселись за дубовым столом в кухне.

– Молли с девушкой еще не готовы? – поинтересовался Ален.

– Нет, я отнес им горячей воды для мытья, но сейчас они вот-вот закончат, – ответил Иеремия, нарезая хлеб и раскладывая ломтики на решетке над огнем. – Так что вам придется сходить за ними.

Ален быстро поднялся к спальне и осторожно постучал в дверь. Обе женщины уже оделись, Молли помогала Энн убрать волосы под чепец.

Заметив багровые царапины на щеке Алена, девушка зарделась от смущения и виновато потупила взор.

– Мне очень жаль, мистер Риджуэй, – тихонько шепнула Энн, когда они спускались по лестнице. – Прямо и не знаю, что это на меня нашло ночью.

– Не казните себя. Вам столько всего выпало пережить, – великодушно ответил Ален. – Хотя, должен признаться, бритье сегодня утром оказалось занятием не из приятных.

Иеремия подал всем поджаренный хлеб, и сидевшие за столом воздали должное буженине и маслу. Перед тем как сесть завтракать, иезуит сбегал проведать Мэлори, но тот еще спал. Молли было велено накормить больного, когда он проснется.

– Если позволите, мы вас проводим домой, – после завтрака обратился Иеремия к девушке. – Наверняка констебль уже распорядился доставить тело вашей матушки в дом вашего отца. Да и вам следовало бы вернуться, а не то домашние будут беспокоиться.

В какое-то мгновение в глазах Энн промелькнуло странное выражение, очень походившее на иронию. Но девушка тут же опустила голову, и Иеремия готов был подумать, что ему просто показалось.

Когда они вышли на улицу, под яркую синеву лондонского неба, светило солнце, хотя было очень холодно. Свежевыпавший снег лежал толстым слоем и затруднял ходьбу. Иеремия, Ален и Энн шли по Патерностер-роу. Несмотря на довольно ранний час, на улице было полно извозчиков, а в дверях мастерских стояли ученики, нахваливавшие товары и завлекавшие люд. Трудно было поверить, что еще несколько месяцев назад город лежал вымершим. Про чуму не забыли, но желание жить, стремление к счастью и довольству пересиливало прошлые страхи.

Когда сворачивали на Сент-Мартин-ле-Гран, ведущую к воротам Олдерстгейт, Иеремия нарушил молчание:

– Мисс Лэкстон, я хочу помочь вам отыскать убийцу вашей матери. Для этого я должен задать вам кое-какие вопросы. Прошу вас, скажите, почему вы вышли из дома вчера вечером?

Энн неуверенно посмотрела на него.

– К нам подошел мальчишка-факельщик и сказал, что кому-то срочно понадобилась повитуха. Поэтому мы сразу же и пошли.

– Вы можете описать факельщика?

– Мальчишка как мальчишка, светловолосый, лет двенадцати.

– Он говорил, чтобы и вы тоже шли с матерью?

– Точно не помню. С ним отец разговаривал. Но я ведь всегда ходила с мамой.

– Я расспрошу об этом вашего отца.

– Только… я хотела бы вас просить вот о чем. Вы уж ему ничего не говорите о том, что произошло ночью! – с мольбой в голосе проговорила Энн.

– Хорошо, не буду, но при одном условии, – строго ответил Иеремия. – Вы тоже должны мне кое-что пообещать!

– Обещаю вам, что не буду больше делать глупостей, – твердо заявила Энн.

Еще издали они заметили у дверей дома мастера Лэкстона на Дак-лейн небольшую толпу. Все соседские собрались поглазеть на тело всем известной убитой повитухи, которое по распоряжению констебля доставили сюда на лошадях. Ален и Иеремия вынуждены были проталкиваться через толпу. Тело Маргарет лежало на операционном столе хирурга и костоправа Лэкстона. Рядом стоял констебль и с ним еще двое мужчин, один постарше, другой моложе, и оживленно что-то обсуждали. Заметив пришедших, они разом умолкли. На лице старшего появилось выражение облегчения, которое, впрочем, тут же сменилось гневом.

– Энн, где тебя всю ночь черти носили?! – рявкнул он.

Ален, выступив вперед, успокаивающе произнес:

– Мастер Лэкстон, вашу дочь ко мне привел судья Трелони, случайно оказавшийся свидетелем убийства вашей жены. Из-за пурги я решил предложить ей переночевать у меня.

Пожилой костоправ смотрел то на дочь, то на коллегу по цеху.

– Так ты ночевала в доме этого бессовестного бабника… этого ветрогона несчастного! – прошипел Лэкстон. – Отправляйся наверх! Сию же минуту! – Девушка повиновалась. – А что до вас, сэр, как вы могли позволить себе такое? Оставить мою дочь на ночь у себя в доме? При вашей-то репутации! Да вы небось обесчестили девчонку!

– Клянусь вам, ничего подобного у меня и в мыслях не было, – оправдывался Ален. Он никак не рассчитывал на такую благодарность за все хлопоты. – Ваша дочь спала в одном комнате с моей служанкой. И никто не покушался на ее непорочность.

– Как я могу вам верить? – не унимался разъяренный отец Энн. – Вам, который ни одной юбки не пропустит?

«Знал бы ты, – сокрушенно подумал Ален, – что я, наверное, с год не прикасался к женщине».

Иеремия, которого утомила эта глупая перебранка, решил вмешаться:

– Попрошу вас, джентльмены! Мне кажется, сейчас есть вещи и поважнее для обсуждения. Ваша жена убита. И лишь вмешательство судьи Трелони спасло от гибели вашу дочь. Скажите мне, мастер Лэкстон, вы знали мальчишку-факельщика, который приходил вчера за вашей женой?

Иеремия перехватил недовольный взгляд констебля. Страж порядка чувствовал себя оттесненным. Но поскольку Иеремия действовал явно с ведома и по поручению судьи Трелони, промолчал.

– Нет, я этого парня никогда раньше не встречал, – ответил костоправ. – Он не из нашего прихода.

– И еще одно, сэр. Можете в точности вспомнить, что сказал мальчишка?

– Что-то я не пойму вас.

– Ну, он пришел только за повитухой или же настаивал на том, чтобы и ваша дочь пошла с ней?

– Не возьму никак в толк, куда это вы гнете, сэр. Насколько мне помнится, он сказал, что его послали за моей женой и ее ученицей. Мол, обе должны прийти. А чего вы вздумали меня об этом расспрашивать?

– Это очень важно, мастер Лэкстон. Видимо, кто-то намеревался убить не только вашу жену, но и дочь. Прошу вас понять, что Энн до сих пор в опасности.

Лэкстон растерянно посмотрел сначала на констебля, потом на своего сына Мартина, стоявшего тут же.

– Кто вообще этот тип? И чего он здесь важничает?

– Доктор Фоконе – лекарь и мой давний друг, – поспешил заверить его Ален.

Констебль нехотя кивнул.

– Его сиятельство попросил расследовать этот случай. Наверняка там, в верхах, его считают заговором.

Иеремия пропустил мимо ушей язвительный намек. Несмотря на поддержку сэра Орландо, ему этот узколобый страж порядка был не по зубам.

– Вы очень помогли мне, – обратился он к отцу Энн, после чего потащил Алена за рукав прочь из дома Лэкстонов. Они уже успели миновать толпу, как сзади раздался крик:

– Риджуэй! Эй, обождите!

Это был Мартин, сын костоправа Лэкстона и брат Энн. Ален и Иеремия остановились в надежде, что тот хочет им что-то сообщить. Но, подойдя к ним, Мартин вдруг схватил Алена за воротник:

– Если я только узнаю, что вы приставали к ней, все косточки вам переломаю, по одной, клянусь!

Прежде чем Иеремия опомнился, Мартин, оттолкнув сбитого с толку Алена, плюнул ему под ноги и исчез в толпе.

– Понемногу начинаю понимать, отчего бедная девушка в таком отчаянии, – озадаченно заключил Иеремия. – Семейка, нечего сказать.

Ален так и продолжал стоять, не в силах опомниться, и Иеремия ободряюще похлопал его по плечу.

– Ладно, ладно, пойдемте. Забудьте об этом грубияне. Пора домой.

Вдали зазвучали колокола собора Святого Варфоломея, звонившие за упокой души несчастной Маргарет Лэкстон.