Текст книги "Тайна старой знахарки"

Глава 9

Королевский двор возвратился в Уайтхолл. Отдавая дань памяти жертвам, чьи души унес мор, решено было отказаться от слишком уж пышных торжеств, но, по сути, придворная круговерть шла своим чередом, будто никакой чумы и не было. Двор короля жил своей особой, отстраненной от остального мира жизнью – банкеты, увеселения, интриги, в которой страданиям народа места не отводилось.

Аморе наблюдала за карточной игрой леди Каслмейн и герцога Бекингема. Барбара сдержала обещание и помогла сопернице вернуться ко двору, но Аморе до сих пор не представилось возможности побеседовать с королем наедине и объяснить причину своего поведения. Однако хитроватое подмигивание короля во время ее официального визита недвусмысленно говорило о том, что ее великодушно прощают и желают вновь видеть при дворе. Несомненно, леди Каслмейн мастерица по части улещиваний и улаживаний. Вот только Аморе чувствовала себя теперь должницей Барбары.

В свою свиту приняла Аморе и королева, поскольку была наслышана о бесстрашной леди Сен-Клер, которая, презрев опасность, решила остаться в Лондоне, где свирепствовала чума, и даже помогала хворым. Екатерина, португальская инфанта, вот уже четыре года супруга Карла, к великому смятению державы, так до сих пор и не соизволила одарить короля наследником. Англия была встревожена не на шутку. Хотя формально существовал престолонаследник короля, его младший брат Джеймс, проявивший на посту адмирала флота мужество и храбрость в войне с голландцами, однако на троне его видеть не желал никто. Джеймсу ставили в вину, что он взял в жены Энн Хайд, дочь сэра Эдварда Хайда, ненавидимого всеми лорд-канцлера. Посему его умственные способности ныне оценивались чрезвычайно низко. Все надежды были на Екатерину, от души желавшую одарить Карла наследником. Однако до сей поры она, как королева, так и не выполнила главнейшего своего долга. Господь оставался глух к ее страстным мольбам, и этот груз с каждым днем становился для уроженки Португалии все непосильнее. Так что, если принимать во внимание существующее положение вещей, опасения леди Каслмейн были отнюдь не беспочвенны. Коль выяснится, что королева страдает бесплодием, у Карла будут все основания искать пути аннулирования брака с Екатериной и взять в королевы другую. Сам-то Карл по части потомства в сугубо физическом смысле явно преуспел, пустив на свет целый сонм бастардов, среди которых был и сын Аморе Чарлз Фицджеймс, появившийся на свет девять месяцев назад. Она увидела сына, лишь вернувшись после долгого отсутствия ко двору – когда начался мор, леди Сен-Клер отдала ребенка под опеку его венценосного родителя, не подозревая о том, что провидение не позволит ей последовать за двором в Оксфорд. Однако малыш подрастал, прекрасно обходясь и без матери.

Пока Аморе обменивалась светскими новостями с молодым графом Рочестером, который, несмотря на юные годы, вполне освоил науку говорить сальности, однажды даже вогнав в краску рыбную торговку на Биллингсгейтском рынке, она ни на секунду не теряла из виду короля, тот в обществе Франсис Стюарт удалился в отдаленный уголок зала. Неужели Карл все еще надеется пробудить страсть в этой чопорно-неприступной девственнице? На секунду могло показаться, что король на пути к успеху, ибо она милостиво позволила чмокнуть себя в щечку; впрочем, уже мгновение спустя шарахнулась от него как от зачумленного. Аморе заинтересовал этот эпизод. Под каким-то надуманным предлогом оставив графа Рочестера в одиночестве, она незаметно приблизилась к королю и Франсис. Ниша, которую оба избрали для себя убежищем, была занавешена парчовым драпри, что позволяло Аморе оставаться незамеченной.

– Франсис, целых два года я демонстрировал воистину ангельское терпение, – донесся до леди Сен-Клер голос короля. – Прошу вас, перестаньте играть со мной!

Аморе почувствовала, как от смущения невольно зарделась. Разве так подобает вести себя монарху?! Но, похоже, он ослеплен так, что даже этого не замечает.

– Ваше величество, прошу вас понять меня, – с мольбой в голосе заговорила Франсис. – Моя безупречная репутация – единственное и самое большое мое богатство. И стоит мне его утратить, уступив вам, меня, как и леди Каслмейн, ждет всеобщее осуждение, причем осуждение вполне обоснованное.

– Да кого интересует, о чем судачат несчастные лондонские обыватели?! – горячо возразил король. – Я осыплю вас доказательствами своего расположения, и вы это знаете, ибо я не раз обещал вам это. Если же вы до сих пор лелеете надежду занять место королевы – увы, должен вас огорчить: это невозможно!

– В таком случае вам остается лишь рассчитывать на благосклонность ваших фавориток, сир, потому что я никогда не стану одной из них. Не могу, поймите, я не могу просто так отдаться вам.

В голосе Франсис Стюарт явственно звучало недовольство, чуть ли не отвращение. Она понимала, что нанесла Карлу оскорбление, однако вымаливать у него прощение было превыше ее сил. Повернувшись, она поспешила прочь. Аморе невольно прижалась к деревянной панели, которой были облицованы стены зала, чтобы Франсис ненароком ее не заметила. Видимо, не зря болтали при дворе, что холодность Франсис объясняется глубоким отвращением к мужчинам вообще, не говоря уже о близости, подумала Аморе. И почему только король потерял голову именно от этой писаной красавицы? С таким же успехом молено было влюбиться в мраморную статую.

Обождав, леди Сен-Клер покинула убежище и тихо подошла к оконной нише. Король устремил неподвижный взор сквозь стекла в свинцовых рамах в ночную темноту. Аморе встала справа от него и, не говоря ни слова, дотронулась до его руки. Через разрезы рукавов его шитого серебром камзола проступала ткань сорочки. Сквозь тонкую материю Аморе почувствовала тепло его кожи. Вырванный из раздумий, Карл повернул голову к ней, коснувшись шелковистыми локонами парика руки Аморе.

– Вы подслушивали, мадам? – с легким недовольством спросил он. Не дожидаясь ответа, он с горечью добавил: – Славно небось стать вдруг свидетелем тому, как твоего короля унижают?

– Нет, ваше величество, – серьезным тоном ответила леди Сен-Клер. – Я всегда желала видеть вас счастливым.

Король медлил с ответом, явно смущенный ее искренностью и сочувствием, поскольку в глубине души ждал издевки. Потом усмехнулся.

– А вы знаете, самое смешное, что я вам отчего-то верю! Знаете, я всегда был высокого мнения о вас, несмотря на все ваши промахи и заблуждения.

Карл повернулся к Аморе и с любопытством посмотрел на нее.

– Это верно, что вы тогда нарушили мое распоряжение и не отправились со двором в Хэмптон-Корт ради того, чтобы помогать пострадавшим от чумы в Лондоне?

– Сир, это не совсем так, – не стала лукавить Аморе. – Мой духовник, отец Блэкшо, посвятил себя уходу за больными, и я осталась помочь ему в этом.

– Как я понимаю, вы решили разделить бремя забот с вашим иезуитом.

В голосе короля звучало понимание. Он знал Иеремию с тех пор, как тот во время гражданской войны служил военным лекарем, и однажды ему даже пришлось оперировать раздробленную ногу Карла. Как знал и о том, насколько сильным было его влияние на Аморе.

– Ваша самоотверженность заставляет предположить, что вы любите отца Блэкшо куда сильнее, чем просто друга. Вы ведь не устаете повторять, что он ваш друг. Но я не собираюсь ничего у вас выпытывать. Значит, он ухаживал за больными чумой и при этом остался в живых! Наверняка он накопил много новых знаний об этой страшной болезни. Прошу вас передать ему, что мне хотелось бы получить отчет об этой работе. Позже сообщу вам, когда он должен будет явиться ко мне с докладом.

– Отец Блэкшо будет весьма польщен вашим интересом к его скромным трудам, – заверила короля Аморе.

Она стояла так близко, что Карл ощущал аромат ее духов, смешавшийся с запахом кожи. Напряжение, не покидавшее его после разговора с Франсис Стюарт, исчезло, он вдохнул полной грудью и радостно улыбнулся леди Сен-Клер.

– Должен признаться, я скучал по вам, мадам, – тихо произнес Карл. – Если не считать одного-единственного раза, вы никогда не заставляли меня страдать. Вы всегда были рядом, как спасительный островок в бушующем море бесконечных интриг и ревности. И вот вы опять при дворе и, как я надеюсь, готовы развлечь своего короля и поддержать его в трудную минуту.

– Ваши пожелания – закон для меня, сир, – лучезарно улыбнулась леди Сен-Клер. Ее черные глаза зазывно блеснули.

Король улыбнулся в ответ. В любви это был человек сдержанный, не любивший бегать за понравившейся ему женщиной, а предпочитавший дождаться, пока та сама не кинется ему на шею или пока придворные благожелатели не подложат ее к нему в постель. Аморе поняла это сразу и никогда не действовала вопреки ожиданиям Карла. И сегодня вечером она решилась на эту встречу не только ради того, чтобы вновь завоевать пошатнувшуюся было благосклонность, но и чтобы в очередной раз избавить его от дурного настроения.

– Мне бы очень много хотелось рассказать вам, сир, – игриво улыбнувшись, сказала она, – но вы же помните, что я всегда мерзла и, увы, где-то затеряла свою шелковую шаль.

Чувственные губы короля растянулись в лукавой улыбке.

– Конечно же, мне не хочется, чтобы вы простудились, мадам. Позвольте сопроводить вас в покои, чтобы вы могли взять там шаль.

Леди Сен-Клер кивнула в знак согласия и жеманно взяла его под руку. Перед тем как в сопровождении Карла выйти из зала, Аморе мельком оглядела присутствующих и заметила устремленный на нее пристальный взор голубых глаз. На лице Барбары было написано торжество и ревность. Нет, этой дружбе долго жить не суждено, подумала леди Сен-Клер.

Служанки Аморе мгновенно испарились, едва завидев, что их госпожа явилась в сопровождении короля.

У камина, где пылал огонь, оба остановились. Молча король смотрел на это молодое лицо, пока не тронутое тленом придворных распутств, на живые черные глаза, на зазывно полураскрытые полные губы. Иссиня-черные волосы – наследие от матери-француженки – были гладко зачесаны наверх и сзади на затылке собраны в узел с жемчужной заколкой. Но основная масса их тяжелыми локонами ниспадала на спину, доходя до талии. Лоб обрамляли мелкие завитки, чуть умерявшие изначально строгий вид леди Сен-Клер. В знак траура по жертвам мора Аморе надела сегодня черное платье, украшенное кружевами. Нижняя юбка карминно-красного цвета, проступавшая из-под разрезов платья, на бедрах была обильно расшита золотой нитью. Глубокое декольте также украшали по бокам черные кружева.

– Я успел позабыть, какая вы красавица, моя дорогая Аморе, – прошептал Карл, нежно целуя впадинку между ее грудей. – У вас восхитительная грудь, самая красивая из всех, – польстил он ей и, почувствовав, как женщина затрепетала от прикосновения его губ, положил руки ей на бедра и нежно, но решительно привлек ее к себе.

– Дорогая, да вы и в самом деле продрогли, – с оттенком лукавства произнес король. – Давайте я вас согрею.

Аморе, запустив руки в облако ткани, ощутила тепло молодого тела. Карл блаженно застонал от прикосновения ее ласковых пальцев. И хотя он со всей остротой ощущал недвусмысленные физические симптомы влечения, тем не менее сдерживал себя. Он был из тех, кто способен наслаждаться каждым мгновением. Пальцы его спускались все ниже и ниже по спине Аморе, энергично и умело распуская шнуровку, пока корсет не скользнул вниз. Юбки, нижние, верхние, сорочка, чулки – все поочередно падало на паркет, обнажая стройное тело с безупречной кожей. Карл, раздевшись, прилег к ней на постель, и с любознательностью первооткрывателя стал изучать шею, спину, бедра этой удивительной женщины. Вдоволь насладившись зрелищем, притянул ее к себе и, шумно дыша, вошел в нее. Карл был умелым и внимательным любовником, не скупившимся на ласки и никогда не отпускавшим партнершу неудовлетворенной. Любовные игры служили ему утехой и способом ухода от докучливых проблем, вызванных заботами о благе державы.

Оба в ту ночь не сомкнули глаз. Когда забрезжило утро, король поднялся и стал подбирать с пола одежду. Аморе, нежившаяся под покрывалом, наблюдала, как он одевается.

– А как ваш ирландский ландскнехт отнесется к тому, что вы вновь делите ложе с королем? – непринужденным тоном вдруг поинтересовался король.

Вздрогнув, Аморе невольно поежилась.

– Не думаю, чтобы это и сейчас волновало его, – вымученно улыбнулась она. – Во всяком случае, я его не видела вот уже несколько месяцев.

– Стало быть, он покинул вас? – не поверил король. – Какой глупец! Но вы его до сих пор любите?

– Люблю. Как можете убедиться, и я не из умных, – ответила Аморе. По голосу чувствовалось, что ее задели и глубоко расстроили вопросы Карла.

Король склонился и нежно, едва касаясь ее губ своими, поцеловал леди Сен-Клер.

– Значит, и вы, и я несем свой крест, – вздохнув, отметил он.

Король был искренен в своих чувствах, ибо понимал Аморе. Леди Сен-Клер, проглотив слезы, крепко прижала к себе монарха.

– Останьтесь! – попросила она. – Останьтесь со мной. И вам, и мне необходимо утешение. И давайте позабудем о тех, кто доставляет нам столько боли.

Карл внял ее уговорам. Полураздетый, он вновь опустился к ней на постель и крепко прижал готовую расплакаться женщину к себе. Ее пальцы осторожно стянули с головы парик и нежно поглаживали его коротко стриженные волосы. Ее губы жадно искали его уст, в слиянии с которыми Аморе отчаянно пыталась отогнать воспоминания о минутах счастья, пережитых с другим, с тем, кто ее покинул. Леди Сен-Клер предстояло смириться с уходом Брендана, научиться жить без него, привыкнуть к мысли о вечной разлуке.

В то утро король запоздал в королевскую часовню к молитве. Едва опустившись в поставленное специально для него кресло, он стал слушать епископа Лондонского, проповедовавшего о погрязшем в усладах мире, и не заметил, как вскоре безмятежно заснул.

Глава 10

Сэр Орландо Трелони, тихо застонав, принялся вновь усиленно растирать гудящий болью затылок. Ничего не помогало. Теперь боль с затылка перекинулась выше, железным обручем сдавив голову. Он едва мог уследить за рассуждениями адвоката. Впрочем, на исход процесса это вряд ли повлияет. Сегодня председательствовал сэр Джон Келинг, несколько месяцев назад избранный новым лордом – главным судьей,[10]10
  Лорд – главный судья – председатель отделения королевской скамьи Высокого суда правосудия; первый по старшинству судья после лорд-канцлера.


[Закрыть] и в своем новоиспеченном качестве и рта не давал раскрыть своим коллегам на судейской скамье. Судя по всему, сэру Келингу во что бы то ни стало понадобилось доказать его величеству, что столь почетный титул достался ему не зря. Сегодняшнее заседание, на котором присутствовал и сэр Орландо Трелони, продолжалось в славном зале Вестминстер-Холла с самого утра. Зал этот делили между собой несколько судов: общего права, верховный по гражданским делам и финансовый. Надо сказать, что четверо судей Королевского суда явно не могли пожаловаться на чрезмерную загруженность делами. Суд высшей инстанции, в ведении которого находилось рассмотрение тяжких государственных преступлений, деяний против короны, трудился не покладая рук лишь во времена войн или внутренних распрей. И для борьбы с вынужденным бездельем судей в мирное время за последнее столетие сумели-таки отыскать способ, передав суду высшей инстанции и рассмотрение гражданских исков, которые, если следовать логике, должен был рассматривать Верховный суд по гражданским делам. Однако изданный несколько лет назад указ положил конец подобной практике, и отныне Королевский суд опять был отстранен от рассмотрения гражданских дел. Ученые мужи от правосудия обязаны были вновь собираться и углубляться в поиски способов, как обойти упомянутый новый указ. И пока этот способ не был найден, судьи Королевского суда большую часть времени сидели сложа руки.

Сэр Орландо чувствовал, что головную боль не унять, и даже не предпринимал попыток уследить за ходом доказательств. Но ответственность не позволяла ему покинуть зал, хотя он был не прочь отправиться домой. И он мужественно досидел до конца заседания, время от времени массируя пульсировавшие болью виски.

По завершении заседания Трелони поспешно простился с коллегами, сбросил мантию и стал пробираться сквозь густую людскую толпу к выходу. В вестибюле Вестминстер-Холла постоянно толклись люди: адвокаты, истцы, свидетели и просто любопытные, не пропускавшие ни одного мало-мальски занятного судебного заседания. Тут же раскинули лотки лавочники, продававшие книги, перья и чернила для письма, бумагу, географические карты и тому подобное. Откуда-то доносился лай собак – видимо, кто-то из посетителей решил прихватить с собой сюда и своего четвероногого приятеля.

Сэр Орландо привык к этой суматохе, и она его не раздражала. Вот тряска в карете по неровной мостовой обернулась настоящей пыткой. И когда лакей отворил ему двери его дома на Чэнсери-лейн и сообщил, что его дожидается гость, сэр Орландо Трелони невольно застонал.

– Кого еще принесло? Ну говори же, говори! – раздраженно рявкнул судья.

– Это доктор Фоконе, милорд, – испуганно пролепетал слуга. – Он пришел проведать Мэлори.

Лицо сэра Орландо просветлело. Бросив лакею плащ, он поднялся в мансарду, где размещались слуги. В каморке Мэлори он застал Иеремию, помогавшего камердинеру постичь науку ходьбы на костылях.

– Ты должен ежедневно упражняться, даже невзирая на боль, – не терпящим возражений тоном убеждал его Иеремия. – От долгого лежания твои ноги ослабели. Только ходьба, постоянное движение вернут им силу.

Трелони, остановившись на пороге, с улыбкой взирал на пастора.

– Как я вижу, Мэлори скоро совсем выздоровеет, – удовлетворенно отметил он.

– Да-да, милорд, скоро он снова сможет служить вам, – заверил его Иеремия.

Дав камердинеру еще пару советов насчет передвижения на костылях, Иеремия повернулся к судье.

– Ох, доктор Фоконе, само провидение прислало мне вас, – страдальческим тоном произнес Трелони. – У меня ужасно разболелась голова – все началось еще утром с затылка. Вы не могли бы мне помочь?

– Гм, давайте пройдем в вашу спальню, милорд, – предложил Иеремия. – Пока что ничего не могу вам обещать.

В спальне иезуит попросил Трелони усесться на табурет.

– А спина у вас, случаем, не побаливает, сэр?

– Еще как, – вымолвил судья, морщась от боли.

Иеремия положил руки на плечи сэру Орландо и стал осторожно ощупывать позвоночник.

– У вас мышцы точно одеревенели. Неудивительно, что у вас голова раскалывается. Вам следовало бы отправиться в купальни и как следует погреться.

– Вы имеете в виду эти общественные купальни, куда ходит всякий сброд? Вы серьезно, доктор?

– Купальни королевы Елизаветы на Чаринг-Кросс вполне приличные и чистые. Но если уж вам так не хочется туда идти, могу посоветовать принимать горячие ванны у себя дома. И почаще.

Сэр Орландо с явным недоумением смотрел на своего друга пастора. Королевскому судье казалось, что он ослышался.

– Горячие ванны? – недоверчиво переспросил он. – И почаще? Отец мой, неужели есть необходимость прибегать к таким средствам? Ведь речь идет всего-то о заурядной головной боли.

– Горячая вода благотворно подействует на вас, поможет снять напряжение, милорд, – пытался убедить судью Иеремия.

– Нет, я никак не пойму – вы это всерьез мне советуете? Но ведь всем и каждому известно, что горячая вода раскрывает поры кожи и через них в организм попадает всякая пакость, губительная для внутренних органов.

– Так считают врачи, – иронически бросил Иеремия.

– Разве не Амбруаз Паре утверждает, что ванны размягчают плоть организма и делают ее уязвимой для чумных миазмов?

– Дело в том, что он, как и многие ученые, представляет кожу как полностью проницаемую ткань, через которую проходит вода и смешивается с гуморами.

– Вы же, как всегда, придерживаетесь собственного мнения? – не скрывая иронии, спросил Трелони.

– В общем и целом – да. Будь все так, как убеждает нас Амбруаз Паре, человеческий организм, каждый раз оказываясь в воде, уподоблялся бы губке.

– А разве, по мнению многих врачей, причина водянки не в избыточно частых ваннах и купаниях?

– Милорд, вы, безусловно, помните, что я не один год провел в качестве миссионера в Индии. У тамошних жителей омовение тела – часть религиозных культов. И жители Индии, поверьте, выглядят ничуть не болезненнее наших с вами соотечественников, которые чураются ванн будто черт ладана. Кроме того, вспомните, древние греки и римляне регулярно принимали ванны.

– Но ведь они язычники!

– А разве почти вся медицина не основывается на учении таких язычников, как Гиппократ и Гален?[11]11
  Гален (ок. 130 – ок. 200) – древнеримский врач. В классическом труде «О частях человеческого тела» дал первое анатомо-физиологическое описание целостного организма. Ввел в медицину вивисекционные эксперименты на животных. Показал, что анатомия и физиология – основа научной диагностики, лечения и профилактики. Обобщил представления античной медицины в виде единого учения, оказавшего большое влияние на развитие естествознания вплоть до XV–XVI вв. Учение Галена канонизировано церковью и господствовало в медицине в течение многих веков.


[Закрыть]

– Ладно, ладно, святой отец, ваша взяла, – со вздохом сдался сэр Орландо, поднимая руки вверх. – Если я верно вас понял, вы считаете горячие ванны совершенно безопасными?

– Милорд, поверьте мне! Я сам регулярно принимаю ванны, и не припомню случая, чтобы они пошли мне во вред.

– Но так ведь ничего не стоит подцепить простуду! – все еще сомневался судья.

– Отнюдь, если вы некоторое время после ванны пробудете в достаточно теплом помещении. Кроме того, рекомендую бросить в воду горсть розмарина – он обладает успокаивающим действием, и боли в спине перестанут докучать вам. Что же до головных болей, то вам следует попробовать масло перечной мяты.

Иеремия отправил лакея в аптеку, и когда тот вернулся, натер лоб и виски сэра Орландо снадобьем.

– А теперь вам лучше прилечь, сэр, а я расскажу вам о моем расследовании дела убитой повитухи.

Трелони, который, закрыв глаза, блаженно развалился в кресле, встрепенулся.

– Так вам удалось что-нибудь выяснить? – не скрывая любопытства, спросил он.

– Да, есть кое-какие интересные моменты, милорд.

– Так рассказывайте, святой отец.

– Я внимательно изучил расходную книгу покойной Маргарет Лэкстон и проверил все фамилии за последние пару недель до ее гибели. С большинством этих людей я уже встретился и побеседовал. В частности, с женой портного, которая на сносях. Ей придется обращаться теперь к другой повитухе, когда выйдет срок. За неделю до своей гибели Маргарет Лэкстон помогла разрешиться мальчиком жене могильщика. Поскольку этой семье полагается вспомоществование, Маргарет помогала при родах бесплатно. Правда, всего несколько дней спустя ребенок умер. Но в семье четверо детей, и у меня создалось впечатление, что мать особо не скорбит. Следовательно, в этом случае вряд ли можно приписывать повитухе вину за скорую смерть новорожденного.

Маргарет Лэкстон помогла появиться на свет еще одному ребенку, хоть в этом случае мне так и не удалось установить личность матери. В книге она фигурирует как Полоумная Мэри. Я пытался разузнать у людей в округе, но, похоже, особа с таким прозвищем никому не известна. Так что придется выяснять дальше.

– Вы считаете, что пресловутая Полоумная Мэри может быть каким-то образом причастна к убийству Маргарет Лэкстон? – с сомнением в голосе спросил Трелони.

– Откуда нам знать? – развел руками Иеремия. И после непродолжительной паузы продолжил рассказ: – Кроме того, в книге нашей повитухи приведены фамилии еще двух женщин, видимо, она оказывала им услуги, о характере которых лучше умолчать. Она давала им снадобья для, как она пишет, «возобновления месячных после задержки». Дело в том, что задержка месячных, как правило, объясняется одной общеизвестной причиной.

– То есть повитуха потчевала их снадобьями, чтобы искусственно вызвать выкидыш? – насторожился судья. Впрочем, судя по всему, поражен он не был. Нередко и придворные дамы обращались к повивальным бабкам из простонародья, чтобы те помогли им избавиться от «плода порочной связи». И в большинстве случаев все было устроено так, что и не подкопаешься.

– Одна из этих женщин никак от этого не пострадала, – продолжал Иеремия, – и ребенок появился на свет здоровым. Вероятно, средство либо не подействовало, либо дозировка была неверной. Что касается другой женщины, той повезло меньше. Смесь трав вызвала обильное кровотечение, обернувшееся упадком сил.

– Может, у нее мог появиться план мести?

– Вполне возможно. Во всяком случае, причины для этого у нее были. Но она не убийца. Просто по причине своего состояния и слабости она и не смогла бы совершить убийство. Кроме того, дочь повитухи с определенностью утверждает, что стрелял мужчина.

– Возможно, друг семьи или родственник? – высказал предположение сэр Орландо.

– Это мне тоже еще предстоит проверить.

– Назовите мне имя этой женщины, и я наведу справки относительно семьи.

– Ее зовут Элис Финч, и она проживает на Три-Пиджн-Корт в том доме, где расположена харчевня «Белые перья».

Сэр Орландо поднялся с кресла и подошел к небольшому столику, на котором стоял чернильный прибор наготове, и, взяв перо, черкнул несколько слов.

– И это все женщины, перечисленные в учетной книге Маргарет Лэкстон?

– Это только те, кого мне удалось разыскать. Большинство женщин, пользовавшихся ее услугами, – жены ремесленников и поденщиков, швеи, прачки и так далее. Но поскольку Маргарет Лэкстон считалась весьма умелой в своем деле, бывали случае, когда ее приглашали и в дома зажиточных лондонцев. Прошу понять меня верно, милорд: в подобных случаях я не рискнул наводить справки – все-таки люди известные. Взять хотя бы такое семейство, как Дрейпер…

Сэр Орландо так и подскочил.

– Вы ничего не перепутали? – встревоженно спросил он.

– Нет, сомнений быть не может. За две недели до гибели Маргарет Лэкстон была приглашена в дом семейства Дрейпер на Трогмортон-стрит и приняла там ребенка.

– Но ведь… – Судья был в явной растерянности. – Я даже и предположить не берусь, кто мог бы…

– Ну, это могла быть, например, какая-нибудь гостившая у Дрейперов родственница, – предположил Иеремия.

– Нет уж, святой отец! – решительно тряхнул головой Трелони. – Я бы об этом знал. Что-то здесь не так.

Помолчав, судья мрачно спросил:

– А не может здесь идти речь о прерывании беременности?

– Согласно записи в книге, речь шла о родах.

– Ерунда, повитуху можно подкупить, и она запишет что угодно, – решительно заявил судья. – Таких случаев хоть пруд пруди. Неужели вам самим ничего подобного не приходит в голову?

– Милорд, нет никаких свидетельств тому, что к миссис Лэкстон обращалась Сара Дрейпер, – напрямую заявил Иеремия. – Самое простое – расспросить обо всем самого Джорджа Дрейпера, и он все нам разъяснит.

Сэр Орландо презрительно фыркнул. Заложив руки за спину, он стал расхаживать у кровати с высоким пологом взад и вперед.

– Ну хорошо, – согласился он в конце концов. – Завтра я отправлюсь к Дрейперам. Вы не сходите со мной?

– Если вы желаете, сэр.

– Говорите, в книге Маргарет Лэкстон вы обнаружили и другие, не менее известные семьи?

– Да, к примеру, Джонсоны из Чипсайда…

– Я их знаю. Томас Джонсон, глава семейства, – известный в Лондоне ювелир.

– …и еще Форбсы, проживающие на Лиденхолл-стрит. Насколько помнится, вы как-то упоминали их в связи с Дрейперами. Вы тогда еще сказали, что они состоят в родстве с ними.

– Но они в ссоре, – уточнил сэр Орландо.

– Нам предстоит выяснить, какое отношение они имели к Маргарет Лэкстон, – сказал Иеремия.

– Я знаком и с Форбсами, и с Джонсонами. Если хотите, мы встретимся с ними и расспросим обо всем.

Испустив вздох, судья вновь опустился в кресло.

– Вот бы никогда не подумал, что расследование убийства какой-то повитухи обернется таким запутанным.

Иеремия сочувственно улыбнулся. Ему-то дело как раз не казалось таким уж и запутанным.