Текст книги "Тайна старой знахарки"

Глава 14

– Вы позор нашей гильдии, мастер Риджуэй! – бранился Томас Калвли, глава цеха цирюльников и лекарей. – Позор! Вы слышите – позор! Если бы все зависело от меня, я лишил бы вас цехового членства. Вы не только обесчестили дочь одного из наших цеховых товарищей, но и отказываетесь взять несчастную девушку в жены.

Калвли расхаживал по лечебнице Алена, топоча словно разъяренный буйвол, и вещал во весь голос, давая выход гневу.

– Мастер Лэкстон на следующем собрании ассистентов подаст на вас жалобу, – уничтожающим тоном продолжал Калвли. – И пусть сегодня вас пока что не изгоняют из гильдии, тем не менее вас ждет внушительный штраф, уж можете мне поверить.

Ален не прерывал тираду. С тех пор как около ста лет назад цирюльники и костоправы объединились в гильдию, цирюльникам было запрещено оказывать медицинскую помощь. И многие из них завидовали хирургам, ибо одними лишь кровопусканиями сыт не будешь и семейство не прокормишь. А нынешний глава цеха Калвли был именно цирюльником и использовал редкую возможность потаскать за вихры ненавистного костоправа.

Когда наконец Томас Калвли выпустил пар и, бросив на прощание еще пару угроз, убрался, Ален вздохнул с облегчением. Однако продлилось это недолго. Не успело миновать и двух часов, как Ален удостоился визита церковного настоятеля прихода Сент-Фейт, к которому принадлежал. Мастер Лэкстон, судя по всему, использовал все средства давления на непокорного коллегу по цеху.

– Строго говоря, мне надлежало давно разыскать вас и наставить на путь истинный, мастер Риджуэй, – строгим тоном заговорил настоятель. – Вот уже на протяжении нескольких лет вы не посещаете церковную службу, не говоря уж о принятии святого причастия согласно ритуалу англиканской церкви. Мне лишь остается предположить, что вы решили вернуться к прежней религии.

Так вот откуда ветер дует, вдруг осенило Алена. Теперь, чтобы загнать его в угол, в ход пошла религия!

– Вам известно, что мой долг – сообщить епископу о вашем непосещении церковной службы. Согласно указу о церковном единообразии 1559 года, любое непосещение церковной службы в праздничные либо выходные дни наказывается штрафом в размере одного шиллинга. На вас может быть наложен штраф в размере двадцати фунтов в месяц в случае, если вы и впредь будете отказываться принимать участие в англиканской церковной службе.

– Вы шутите! – в отчаянии воскликнул Ален. – Откуда мне взять такие деньги? Мне и за два месяца их не заработать.

– Ничего страшного – вы холостяк, и вам не нужно много на житье, сэр, – напомнил ему церковный настоятель.

– Не важно, мне необходимо вносить арендную плату за дом.

– К тому же для вас одного этот дом все равно великоват. Но если вы женитесь и обзаведетесь детьми, дело другое. Не в интересах епархии изгонять знающего и толкового ремесленника и разрушать жизнь его и его семьи, пусть даже еретика, не важно. Это было бы лишней головной болью для нас. Так что подумайте, мастер Риджуэй, крепко подумайте! Решение зависит от вас и только от вас.

Неприступный вид церковного настоятеля окончательно убедил Алена, что это не пустые угрозы. Иными словами, либо женись, либо ты отказник и мы отлучаем тебя от церкви. В последнем случае исключалась возможность даже обжаловать их действия в суде. Да, положеньице! Разве у него оставался хоть какой-то выход? Когда настоятель ушел, Ален шлепнулся на стул и в отчаянии схватился за голову.

– Прекратите же наконец упрямиться точно осел, – раздался строгий голос у Алена за спиной.

Риджуэй испуганно повернулся и увидел Иеремию. Он даже не слышал, как иезуит вошел.

– Ну, теперь ваша очередь мучить меня, – бросил он.

– Я слишком долго молчал, – не меняя тона, продолжал Иеремия. – И все ради нашей с вами дружбы. И еще оттого, что надеялся, что вы все-таки одумаетесь. Но теперь я говорю вам – не как исповедник, нет, а как друг, – на вас лежит ответственность за судьбу этой девушки и ребенка, которого она ждет. Ваш долг – жениться на ней.

– Есть и другие возможности…

– Их нет, Ален, поймите же меня наконец! – резко возразил Иеремия. – И как можно быть настолько себялюбивым?! Подумали бы о бедной девушке.

Лекарь обиженно опустил голову.

– Вам легко говорить, – пробурчал он. – А между прочим, следовало бы понять и меня. Если бы вас кто-нибудь попытался женить, вы бы чувствовали то же самое.

Фраза Риджуэя не на шутку разозлила пастора, тем более что она соответствовала истине.

– Это не одно и то же, – заявил он.

– Ну почему же? – возмутился Ален. – В моем положении все средства хороши, чтобы избежать этого брака. Да и вы, как мне сдается, как и я, не созданы для брака.

– В противоположность вам я не бегаю за каждой юбкой! – выкрикнул взбешенный Иеремия. – Вы по собственной милости оказались в таком положении. Я не раз и не два предупреждал вас изменить образ жизни, но вы и слушать меня не желали. И вот теперь добились своего – вам предстоит за все ответить. Смиритесь с этим наконец. Вы сами виноваты во всем, глупец вы этакий, что позволили вашей похоти решать за вас!

– Да катитесь вы к дьяволу! – вскричал Ален и бросился вон в сад, лежащий за домом.

Схватив топор, он, словно обезумев, принялся колоть дрова, чтобы хоть как-то унять бушевавшую злобу.

Отведенные лекарю Риджуэю на раздумье дни мало-помалу истекали. Вечером мастер Лэкстон снова появился у него в лечебнице с требованием взять в жены свою забеременевшую дочь.

– Прежде чем вы дадите ответ, – с угрозой произнес Лэкстон, – подумайте хорошенько. Если вы и впредь будете отказываться и вилять, я медлить не стану. Пожалуюсь на вас мировому судье за развратные действия и внебрачного ребенка. Вы отлично понимаете, что вам это с рук не сойдет. Вас проведут по городу как самого последнего преступника. А потом усадят куда полагается.

Ален побледнел как смерть.

– Ничего вы этим не добьетесь, – выдавил он. – Подобные наказания в нынешние времена не в ходу в Лондоне. К тому же и вашей дочери не удастся выйти сухой из воды. А уж это вам совсем некстати.

– Положение Энн избавит ее от суда. А вот вы, напротив…

– Вы никогда на это не пойдете!

– Может, поспорим? – издевательски осведомился Лэкстон.

Ален почувствовал, как на него отвратительной волной накатывает дурнота. Еще совсем недавно он случайно стал свидетелем тому, как преступника плетками гнали по Лондону. Этой жуткой картины ему не забыть до конца жизни. Ни за что на свете ему не хотелось бы испытать подобное. И какой мизерной ни была бы возможность подобного исхода для него, исключать ее полностью было нельзя. Нет, этого ему не вынести. Ален невольно на секунду закрыл глаза. Он в ловушке!

– Ну так как, мастер Риджуэй? Каков будет ваш ответ?

В голосе Лэкстона слышалось нескрываемое удовлетворение.

– Я женюсь на вашей дочери, – покорившись судьбе, ответил Риджуэй.

Будущий тесть не терял времени для подготовки к бракосочетанию. Он всеми силами стремился поскорее выставить дочь из дому и во избежание лишней огласки позаботился о соответствующем разрешении на заключение брака. А после представил своему коллеге по цеху и будущему зятю соответствующий счет. Едва миновала Пасха, как Ален Риджуэй и Энн Лэкстон тихо, как и подобало случаю, обвенчались в приходской церкви Сент-Фейт.

Иеремия не присутствовал при этом – католическому священнику нечего делать при совершении протестантского обряда, – и Ален в окружении почти незнакомых ему людей чувствовал себя страшно одиноким, как еще никогда в жизни.

Из церкви все направились в дом лекаря, и Ален был вынужден угощать своих непрошеных гостей, пока они, насытившись и напившись, не соизволили разойтись.

Собираясь домой, мастер Лэкстон хлопнул новоиспеченного зятя по плечу, да так, что у Алена дыхание сперло.

– Ладно, ладно, чего уж там, – добродушно рычал разомлевший от выпитого Лэкстон. – Вы, конечно, и распутник, каких свет не видывал, но я не сомневаюсь, что будете добрым супругом для моей дочери. И поладите с моей золовкой.

– С вашей золовкой?

– А как же! Энн родственница Элизабет по крови. К тому же вам не помешает экономка в доме. Энн сейчас в положении, так что ей непросто будет уследить за хозяйством.

– Но как же так… – пролепетал Ален. – Вы и не заикались о том, что сюда переберется и ваша золовка.

– Да не смотрите вы на меня так! – отмахнулся Лэкстон. – Мы ведь теперь породнились, так что извольте внести свою скромную лепту. В вашем доме куда больше места, чем у меня. Так что я завтра перевезу скарб Элизабет. А когда родится малыш, сами увидите, что ее помощь ох как пригодится.

Лопаясь от радости, что наконец-то пристроил золовку и дочь, мастер Лэкстон вместе с сынком покинули лечебницу Алена Риджуэя. Мартин Лэкстон на прощание наградил шурина злобным взглядом, давая понять, что ни о каком примирении и речи быть не может.

Ален сдержался, хоть и с великим трудом, и не стал устраивать скандал по этому поводу. Сыграло роль и выпитое за праздничным ужином вино – он не до конца осознал значимость затеи своего тестя. Вернувшись к своим – Иеремии, Николасу, Киту, Молли и обеим женщинам, – он велел служанке к утру подготовить свободную комнату наверху для Элизабет и проводить супругу в теперь уже их общую спальню. После этого подмастерью и ученику было сказано отправляться спать.

– Значит, старый пройдоха все-таки сумел навязать вам свою родню, которую сам терпеть не может, – сочувственно произнес Иеремия.

– Похоже, что так, – упавшим голосом подтвердил Ален.

– Но в этом, согласитесь, есть и нечто положительное, – попытался утешить друга пастор. – Рано или поздно нам пришлось бы нанимать экономку.

– Возможно.

– Вы не заходитесь. Все равно уже ничего не изменишь. Так что попытайтесь из плохого извлечь хорошее.

В ответ Ален пробормотал нечто невразумительное. Помолчав, Иеремия решил сменить тему.

– Не хочу наседать на вас, но вам необходимо как можно скорее обвенчаться и у меня.

– Время терпит, – бросил в ответ лекарь, даже не взглянув на Иеремию.

– Ален, вы прекрасно понимаете, что католическая церковь не признает этот брак, – напомнил ему иезуит. – И до тех пор пока не обвенчаетесь по католическому обряду, будете жить с этой девицей во грехе.

Но Ален упрямо покачал головой. Он четко осознавал, что стоит ему только обвенчаться с Энн по католическому обряду, как пути назад не будет. А так у него сохранялась хотя бы иллюзия свободы.

– Вы не упрямьтесь! – предупредил его Иеремия, с трудом сохраняя остатки терпения и сдержанности. – Обратитесь к рассудку наконец. Вы связаны с Энн до конца жизни – до тех пор пока смерть не разлучит вас!

– Это верно, – мрачно согласился Ален. – До тех пор, пока смерть не разлучит.

Сказав это, он повернулся и медленно стал подниматься в спальню. Энн уже лежала в постели под балдахином, притворившись, что спит. Но по беспокойному дыханию девушки он понял, что это не так. Без долгих раздумий Ален направился к кровати, раздернул полог и произнес:

– Я знаю, что вы не спите, Энн.

Она открыла глаза и, натянув одеяло до подбородка, уселась в постели.

– Ну как? Довольны теперь? – цинично вопросил Ален. – Вы ведь добились, чего желали: теперь вы моя законная супруга. Только я до сих пор понять не могу, почему вы так отчаянно пытались выскочить за меня.

Энн продолжала молчать, а Ален, постепенно распаляясь, продолжал:

– Вы ведь с самого начала все точно рассчитали, верно? Явились ко мне, предложили себя, рассчитывая зачать от меня ребенка. А я, дубина стоеросовая, клюнул!

Она продолжала молча смотреть на него.

– Ну почему именно я? – едва сдерживая бешенство, спросил Ален. – Почему именно меня вы решили избрать жертвой?

Теперь во взгляде Энн проступило откровенное презрение.

– Потому что знала: вы в таком деле не подведете.

Едва ли не ахнув, Ален опустился на стоящий тут же табурет и беспомощно закрыл глаза. Бог тому свидетель – она права. Он сам виноват.

– Может, все-таки объясните, отчего такая спешка? Что заставило вас помчаться под венец? В Лондоне полным-полно и других мужчин, моложе меня, которые были бы отнюдь не против взять вас в жены, – продолжал Ален, успокоившись.

Повернувшись, Энн одарила его гневным взором.

– Вы ведь познакомились с моей семейкой. И после этого еще спрашиваете. Мне хотелось уйти от них, рано или поздно. И лучше рано, чем поздно. А тут вы появились!

Единственный неженатый, у кого вдобавок в кармане монеты звенят, в отличие от своры оборванцев и пьянчуг, мысленно добавила она.

Укоризненный тон Энн окончательно обезоружил Алена. Ему как раз следовало бы понять, что это за семейка. Он не знал, как обходились с девушкой брат и отец, но ни о какой любви с их стороны говорить не приходилось. А тут еще нелепая гибель матери – единственного человека, кому она могла довериться! Поразмыслив над этим, Ален уже не мог рубить сплеча. Да, прав был Иеремия – ему следовало смириться с судьбой, только и всего.

Глава 15

– Я поздравил мастера Риджуэя со свадьбой. И мне все-таки показалось, что он не очень-то счастлив, – в раздумье произнес сэр Орландо в разговоре со своим приятелем иезуитом во время последнего визита на Патерностер-роу.

Иеремия вымученно улыбнулся.

– Вероятно, ему потребуется время, чтобы привыкнуть к новой жизни.

– В любом случае желаю ему всего наилучшего, тем более что сам собираюсь вскоре последовать его примеру, – объявил судья Трелони, сияя от удовольствия.

– Так вы все-таки решились, милорд?

– Решился. Я предложил руку и сердце Джейн Райдер, и Джордж Дрейпер хоть и с большой неохотой, но все же дал согласие, – торжествующе произнес Трелони. – Бракосочетание состоится в воскресенье, после праздника Святого Марка, в моем имении Севен-Окс. Был бы рад видеть вас, дорогой святой отец.

– Весьма польщен вашим приглашением, сэр, но, боюсь, ничего не получится, поскольку сан воспрещает мне присутствовать на протестантском богослужении, – с искренним сожалением заявил Иеремия.

Ему на самом деле очень хотелось присутствовать при заключении брака, тем более, судя по всему, брака счастливого.

– Ах, прошу простить меня, совершенно забыл, – обескураженно ответил сэр Орландо. – Но на свадебном обеде я увижу вас, так? Я пришлю за вами карету.

Однако Иеремия отрицательно покачал головой.

– Вы считаете, что будет в порядке вещей, если я не явлюсь на церковное торжество, а на свадьбе все-таки буду? – многозначительно спросил Иеремия. – Да на меня тут же навесят ярлык неверного, причем как католики, так и протестанты. Что пойдет отнюдь не на пользу вашей репутации, милорд.

– Простите, простите мою недогадливость, святой отец. Печально все это, – разочарованно заключил сэр Орландо. Он и на самом деле искренне сожалел, что не имел возможности пригласить лучшего друга на торжество, которым, собственно, и был ему обязан. С другой стороны, он досадовал на упрямство самого Фоконе, методично соблюдавшего репутацию аутсайдера.

– Но в Лондоне-то, в Лондоне вы, надеюсь, не откажете и приедете ко мне в дом на обед, когда я возвращусь из Севен-Окс? – с надеждой в голосе спросил Трелони.

– С великой охотой, милорд, – улыбнулся в ответ Иеремия.

Пастор был на самом деле рад решению судьи. На долю последнего выпало немало горестей, включая смерть супруги после нескольких неудачных попыток родить. Джейн Райдер станет для него идеальной женой и другом. Кроме того, мечта сэра Орландо о наследнике обязательно осуществится – в это Иеремия верил непреклонно.

Когда судья поведал о споре с Джорджем Дрейпером, он рассказал и о краткой беседе с Джеймсом.

– Этот пьяница, как водится, мучился тяжким похмельем и, с трудом соображая, ненароком проговорился, что знаком не только с покойной Маргарет Лэкстон, но и с ее дочерью.

– На самом деле? Вот, значит, как! Очень, очень любопытно.

– Но, увы, большего мне из него вытянуть не удалось – отец помешал.

– В таком случае воспользуйтесь свадебным обедом – и Джеймс, и Дэвид, думаю, разоткровенничаются под воздействием выпитого.

– Можете на меня положиться, святой отец, – заверил иезуита Трелони.

После завтрака все вышли из кухни, а Иеремия задержался. Вдруг до него донеслись возмущенные крики Элизабет:

– Чего это тебе в голову взбрело, наглец ты эдакий?! Давай пошевеливайся! И слышать не желаю твоих отговорок!

Гадая, кому адресовалась сия гневная тирада, Иеремия направился в лечебницу. К своему великому изумлению, он увидел, как родная тетушка супруги Алена, воинственно уперев руки в бока, вовсю распекает беднягу Кита, а на десерт залепила ему звонкую оплеуху.

– Что здесь происходит, мадам? – спокойно, но решительно спросил Иеремия.

– Этот бездельник не хочет слушаться, к тому же нагло отвечает мне, – разорялась Элизабет.

– В чем все-таки дело? – по-прежнему спокойно осведомился Иеремия.

– Мне нужно на рынок, хотела вот взять этого дурачка, чтобы он мне корзинки поднес, а он ни в какую. Мол, Николас велел ему готовить мази какие-то там. Будто Николасу никак без него не обойтись. Тоже мне, незаменимый выискался! Все это отговорки, слышать их не хочу!

Новой экономке явно не терпелось навести в доме свои порядки.

– Вот уж никак в толк не возьму, отчего у мастера Риджуэя один подмастерье и один ученик, хотя по правилам Цеха он может иметь целых трех учеников. Кроме Молли, здесь никого, кто помог бы мне. Выходит, мне одной на базар бегать?

– Понимаю ваши тревоги, – стараясь говорить как можно добродушнее, ответил Иеремия. – Если позволите, я схожу с вами на рынок, мадам. Но уж оставьте мальчика в покое. В конце концов, он в ученье у мастера Риджуэя – вот пусть себе и учится на здоровье и нам всем во благо. А хлопотать по дому не его забота.

Хоть и задетая за живое словами Иеремии, Элизабет все же согласилась с предложением иезуита. Чтобы угодить ей, Иеремия забрал самую большую корзину и по пути на рынок все время старался развлечь ее разговорами. И вправду женщина оттаяла. До Ньюгейтского рынка было два шага. Когда проходили через ворота, Иеремия сунул руку в карман, извлек несколько мелких монеток и вложил их в костлявые ладони нищих, тянувшиеся отовсюду.

– И вы даете этим греховодникам деньги! – не скрывая иронии, спросила Элизабет. – Их вздернуть пора.

– И грешники тоже люди, – ответил Иеремия. – Да и в тюрьмах сидят не одни только отпетые убийцы и воры. Среди них много и ни в чем не повинных.

– О невиновных Господь позаботится.

Иеремия воздержался от ответа, и они направились к торговым рядам. По традиции в первые часы после открытия рынка домохозяйкам разрешалось выбирать куски получше, овощи посвежее и покрупнее. А потом здесь властвовали продавцы. Рынок в этот ранний час бурлил. Ученики мясников разделывали коровьи, бараньи, свиные туши. В воздухе стоял запах крови, роились мухи. Элизабет купила говядины и свиного сала, сыру и сливочного масла, соли и связку свечей у разносчика, ходившего между торговыми рядами и предлагавшего свой ходкий товар. Иеремия, воспользовавшись возможностью, прикупил себе чернил и пару гусиных перьев. Уличный певец сунул Элизабет какую-то балладу, требуя за это пенни, но она отхлестала его бумажкой по физиономии и изгнала прочь. Какая-то старуха предлагала метелки, другая сальные свечи. Повсюду в поисках отбросов толклись нищие.

На обратном пути Иеремия завел речь о Маргарет Лэкстон.

– Вы ведь наверняка знали очень многих, кто обращался за помощью к вашей сестре, мадам, – начал он. – Вам говорит что-нибудь фамилия Дрейпер?

– Дрейпер… Дрейпер… – задумчиво повторила Элизабет, припоминая. – Да, конечно, однажды к Маргарет приходил мужчина по фамилии Дрейпер и просил помочь. Это было за пару недель до того, как ее убили.

– А вам неизвестно, чего именно он хотел от нее?

– Как что? Роды принять.

– Вы не ошибаетесь, мадам?

– Да нет, я сама все слышала, – заверила иезуита Элизабет. – Правда, этот человек просил, чтобы она вошла к ним в дом незаметно. Наверняка они хотели тайно все обтяпать.

– А вам, случайно, не известно имя женщины, которой Маргарет должна была помочь разрешиться от бремени? – с надеждой спросил Иеремия.

– Нет, насколько мне помнится, имени он не называл.

– Этот человек был молодой или постарше?

– Не старый еще.

– Он назвал себя?

– Кажется, да. Постойте, постойте…

– Может, Джеймс?

– Нет, мне кажется, Дэвид.

Сделав удивленное лицо, Иеремия ничего не сказал.

Значит, молодой Дрейпер лгал. Роды имели место. Но какова судьба матери и ребенка? Впрочем, это был уже хоть какой-то след.

– То есть как это вы не ходите в церковь? – возмутилась Элизабет.

Был воскресный день, и Энн вместе с тетушкой, переодевшись в праздничные платья и аккуратно спрятав волосы под белоснежными чепцами, собрались на церковную службу. Даже Ален сменил обычную грубую одежду на красивый камзол и черные бриджи. Впрочем, как он объявил, к великому удивлению Энн и Элизабет, в церковь он не собирался.

– Значит, верно, что про вас говорят, сэр. Вы на самом деле цепляетесь за эту отжившую религию, – неодобрительно высказалась Элизабет.

– Да, – коротко бросил в ответ Ален.

Когда он смотрел вслед уходившим женщинам, в нем шевельнулось смутное предчувствие грядущих бед.

Постепенно стали появляться первые прихожане-католики, желавшие исповедаться перед мессой. Ален всех их знал, как и они его. Пока Иеремия выслушивал исповеди у себя в комнате, а Кит занимался приготовлениями к мессе, Ален оставался у дверей проследить, чтобы в лечебницу не проникли посторонние – шпики например. Хотя, откровенно говоря, особой нужды в столь строгих мерах предосторожности не было, ибо весь гнев короны был сосредоточен ныне на баптистах и квакерах, а католикам было даровано нечто вроде передышки.

Когда собрались все прихожане, желавшие принять участие в тайной мессе, Ален также направился наверх, в комнату своего друга. Иеремия успел надеть сутану, а стол, служивший ему письменным, при помощи скудных средств преобразился в алтарь, как это повелось у пасторов в Англии вот уже добрых сто лет. На столешнице расстелили скатерть под гостии, поверх положили так называемый алтарный камень с пятью крестами. Он был невелик, спокойно помещался в большом кармане, и разъезжий пастор, где бы он ни оказывался, в считанные минуты мог соорудить все необходимое для отправления католических ритуалов.

По завершении мессы прихожане так же незаметно покинули лечебницу, как и появились. Ален у дверей распростился с собратьями по вере. Почти все уже успели уйти, когда вернулись Энн и Элизабет. Присутствие незнакомцев сразу же возбудило подозрение любопытной тетушки, и она потащила за собой Энн в комнату Иеремии на втором этаже. Иезуита застали в белом католическом облачении, да еще вдобавок складывавшим в сундук «скарб Антихриста» – подсвечники, потир, блюдце для гостий. Ален, следовавший за женщинами по пятам, довольно невежливо оттеснил их в соседнюю комнату и захлопнул дверь.

– Так ваш друг и правда римско-католический пастор! – недоверчиво воскликнула Элизабет.

– Правда, – только и ответил Ален. Ему с самого начала было ясно, что тайну Иеремии никак не утаить от этих двух проныр – супруги и ее тетушки.

– Вы… Вы в своем уме? – пробормотала явно сбитая с толку Элизабет. – Вы знаете, что полагается за укрывательство католических пасторов у себя в доме? Смертная казнь! Вы играете со смертью!

– Этот позорный закон давным-давно не применяют, – хладнокровно возразил Ален.

– Нет, вы и вправду не в своем уме.

– Это уж мое дело.

– Теперь не только ваше. Кроме того, что вы себя подвергаете риску, так еще ставите под угрозу жизнь жены. Не забывайте этого, сэр.

С этими словами Элизабет повернулась и направилась в кухню. Энн, которая никак не участвовала в споре, молча последовала за ней.

Ален глубоко вздохнул. Он понимал, что неприятностей не избежать, стоило двум женщинам узнать, что у него проживает католик, да еще пастор. С тяжелым сердцем он отворил дверь комнаты Иеремии, чтобы обсудить с ним случившееся.

Два дня спустя Иеремия сидел за книгами по медицине, вдруг распахнулась дверь, и на пороге иезуит увидел Энн.

– Входите, мадам, – вежливо пригласил он, хотя по недовольной физиономии вмиг определил, что предстоящий разговор ничего хорошего ему не сулит. – Чем могу служить?

Долгим неподвижным взглядом Элизабет посмотрела на него и сказала:

– Тем, что как можно скорее уберетесь из этого дома.

Иеремия ожидал всего, чего угодно, только не этого, и не нашелся даже что ответить. Не успел он и рта раскрыть, как Энн продолжила:

– Вы католический пастор и по закону нашего короля – государственный преступник, который находится в Англии не законно. Каждому, кто предоставляет кров таким, как вы, грозит смертная казнь. Ради моего мужа прошу вас подыскать себе другое жилье.

– А вам не кажется, что это решать все-таки Алену? – стараясь сохранять спокойствие, возразил Иеремия.

– Мой муж – человек легкомысленный, который подвергает опасности и себя, и свою семью, – ответила на это Энн. – И мой долг жены уберечь его от глупостей.

– Вы сами до этого додумались или тетушка помогла?

– Не оскорбляйте мою тетю. Она богобоязненная женщина и никогда не станет впутываться ни в какие суеверия. А вы посланник Антихриста, который отвращает моего мужа от истинной веры. Вы угроза для него и для всей семьи. А я не хочу жить в вечном страхе, постоянно ждать, что в один прекрасный день сюда явятся сыщики, уведут Алена и бросят в застенки, а может, и вообще сделают меня вдовой. Вы что же, считаете, что такого быть не может?

Иеремия как раз считал, что вполне может, посему промолчал.

– Наверное, не мне это решать, а моему мужу, – невозмутимо продолжала Энн. – Я ему не указ. А вот вас я могу заставить убраться отсюда подобру-поздорову.

Иеремия, уловив намек, недоверчиво посмотрел на нее.

– Если вы не съедете, я тут же сообщу в муниципалитет, и вас силой выселят.

Какое-то время оба молчали. Иеремия будто онемел. Он пытался разобраться, что это – пустые угрозы или вполне серьезное предупреждение, но чутье подсказывало ему, что эта особа не остановится ни перед чем в стремлении защитить свой очаг. Да еще при такой советчице, как тетушка Элизабет.

– Я ничего против вас не имею, сэр, – уже гораздо мягче произнесла Энн. – Но хочу, чтобы вы уехали отсюда и оставили в покое моего мужа, чтобы он смог стать на верный путь.