Текст книги "Ради счастья дочери"

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Чейз проснулся внезапно, как будто кто-то толкнул его. В комнате стояла полная темнота; он слышал, как дождь барабанит по крыше.

Где он? Не дома, это точно.

Обрывки воспоминаний всплывали в памяти. Сумасшедший полет в Сиэтл. Моторная лодка, быстро плывущая по волнам. Остров. Дом. Спальня…

И Энни. Спящая на кровати в нескольких дюймах от его кресла.

Не думай об этом. Об Энни. Думай о чем-нибудь другом. О чем-нибудь другом.

Чейз скривился. Произойдет чудо, если ему удастся встать и выпрямиться. Вот о чем следовало думать.

Осторожно взявшись руками за подлокотники деревянного кресла, он вытянулся, чтобы распрямить спину. И поступил очень предусмотрительно. Позвоночник стал хрупким, как стекло, и жутко болел. Все остальные части тела были не в лучшем состоянии.

Будь проклят тот, кто изобрел кресло-качалку, подумал он злобно. Предмет явно не создан для отдыха или сна.

К тому же было холодно. Одеяло, которым он накрылся, сползло на пол. Морщась от боли, он нагнулся и пошарил вокруг в поисках одеяла. Натянул его до подбородка и стал уговаривать себя, что эта ночь когда-нибудь должна кончиться.

Который сейчас час, интересно? Чейз поднес руку к глазам. Света было слишком мало; он прищурился, чтобы разглядеть циферблат. Сколько? Три, может быть, четыре часа ночи?

Дьявол! Только половина двенадцатого. Он спал, если это можно назвать сном, всего два часа.

Он устало закрыл глаза, собрался откинуть голову назад, но вовремя вспомнил, что если сделает это, то стукнется головой о стену. Раза два это уже случилось. Именно оттого он и проснулся.

Половина двенадцатого. Не может быть! В Сиэтле он бы еще бодрствовал. Читал бы, сидя на красивой мягкой кровати, с подушкой под головой. Или смотрел бы телевизор. Делал бы пометки для завтрашнего заседания. Но уж наверняка не сидел бы в самом неудобном кресле, когда-либо изобретенном человеком.

Еще часа два – и ему понадобится костоправ.

О чем он думает, черт побери! Через минуту-другую его череп расколется. И дело не в неудобном кресле, и не в холодной комнате, и не в шорохе дождя.

Не это его разбудило.

Причина простая и ясная – Энни.

Как он собирается пережить эту ночь в одной комнате с ней?

Чейз пристыдил себя за распутные мысли. Но он не виноват. Виновата Энни. Нет, черт побери! Почему бы не сознаться, что Энни тут ни при чем! Она, наверное, и не предполагает, что он сидит здесь с ноющей спиной и сгорает от желания. Судя по спокойному, ровному дыханию, она спит. Если ему в голову лезут грязные фантазии, то это его собственная вина.

Одна из них была особенно четкой.

Он сидит здесь, в кресле, и слышит, что Энни произносит его имя.

Чейз, сказала она, и внезапно лунный свет полился в комнату и кровать засияла, как слоновая кость.

Энни села и протянула к нему руки.

Чейз, прошептала она, почему ты сидишь там? Иди на кровать, милый, ко мне, здесь твое место.

Чейз потер глаза руками.

– Стоп, Купер, стоп, – пробормотал он. – Ты ведешь себя как прыщавый юнец!

Взрослый мужчина может провести ночь в одной комнате с женщиной и не думать о сексе, особенно если женщина его бывшая жена, с которой он развелся пять лет назад. Он может прожить двадцать четыре часа, не позволяя себе думать, что влюблен в нее снова, потому что на самом деле он не влюблен. Конечно, нет.

Просто сказалось напряжение последних дней. Наложилось одно на другое. Свадьба. Проблемы Дон. Эмоциональная и физическая усталость. Гремучая смесь.

Кроме того, его бывшая жена очень привлекательная женщина. Тот тип, который ему нравится. Именно поэтому он, Чейз, женился на ней когда-то. Но и расстался с ней – или они расстались друг с другом, если выражаться точнее, – имея на то достаточно веские причины.

Чейз осторожно откинулся назад.

Ладно, пусть она по-прежнему возбуждает его. Пусть идиотские мужские гормоны реагируют на нее и заставляют его дурацкую мужскую суть встать по стойке «смирно».

Надо сосредоточиться и реально оценить ситуацию. Энни влюблена в другого мужчину, и если он, Чейз, не чувствует того же по отношению к Дженет… Ну что ж, он мог бы почувствовать. И будет… И тогда история Энни и Чейза закончится раз и навсегда.

Дон уже большая девочка. И должна понять, что жизнь – это не волшебная сказка, заканчивающаяся словами: «И потом они жили долго и счастливо».

Чейз вздохнул. Он уже чувствовал себя лучше. Сновидений больше не будет. Даже если последняя глупая фантазия сбудется, если Энни внезапно проснется и позовет его, он не…

– Чейз?

Голос Энни, нежный и сладкий, как июньское утро, разбил в пух и прах его твердую уверенность.

– Чейз? Ты спишь?

Спит ли он? Почему она спрашивает? Разве не слышит урагана, бушующего в его сердце?

Зашелестело одеяло – это Энни повернулась к нему. Ее лицо в темноте казалось бледным овалом, глаза сверкали, волосы обрамляли лицо и шею, спадая мягкими волнами на изгиб плеча.

Как он любил целовать эти шелковистые плечи…

Чейз кашлянул.

– Привет, – сказал он. – Извини, если разбудил тебя.

Энни покачала головой.

– Нет. Не совсем. Я видела глупый сон…

Она остановилась на полуслове, радуясь, что в комнате мало света и Чейз не заметил краску, залившую ее лицо. Плохо уже то, что ей приснился этот сон. И уж точно не следует пересказывать его Чейзу.

Зачем женщине в здравом уме рассказывать бывшему мужу о своем эротическом сновидении, особенно если оба были в нем главными действующими лицами?

– Какой сон?

– Я не помню.

– Но ты только что сказала…

– Что это? Дождь?

Энни села, прислонилась спиной к подушкам и натянула одеяло до подбородка. Ее руки и плечи были обнажены. Ком застрял в горле Чейза. Она спала обнаженной?

– Да, – проговорил он хриплым голосом.

Энни вздохнула.

– Ммм. Чудесный звук, правда? Здесь стало так уютно.

Уютно? Чейз чуть не взревел.

– Да, – ответил он, – именно уютно.

– А который сейчас час? Скоро утро? Я могу сварить нам кофе.

– Почти двенадцать.

– Как двенадцать? Не может быть! Так темно… – Энни недоверчиво засмеялась. – Двенадцать ночи? Ты шутишь.

– Если бы.

Энни опустила голову. Впереди еще целая ночь. Долгие часы в одной комнате с мужчиной, до которого можно дотронуться, если протянешь руку, с мужчиной, который когда-то был твоим мужем.

Нет. Это невозможно. Она не доживет до утра…

Ерунда. Она не настолько глупа, чтобы считать, что до сих пор влюблена в Чейза. Какая чушь иногда снится! То, что она чувствует, называется просто и ясно – похоть. Придется признать это. В наше время женщина может позволить себе сексуальные эмоции. Это нормально и естественно, как утверждают телевизионные ток-шоу и газеты.

И у нее они есть. Конечно, есть. Чейз всегда относился – возможно, всегда будет относиться – к тому типу мужчин, который способен зажечь ее с одного взгляда. Но заниматься сексом с мужчиной и любить его – это совсем не одно и то же. Она сама говорила это Чейзу только вчера, когда они обсуждали проблемы Дон и Ника.

Правда заключается в том, что секс вызывают гормоны. Любовь – совершенно другое. Это скажет каждый, даже Милтон, который искренне уверял ее, что если она не чувствует к нему физического влечения, то это нормально. Дескать, они и без того прекрасно сумеют жить вместе.

Может быть, он прав.

– Энни? О чем ты думаешь?

Она моргнула и подняла голову. Глаза ее уже привыкли к темноте, и Энни четко видела Чейза, который сидел в кресле и смотрел на нее.

– Ни о чем, – быстро ответила она. – Мне просто любопытно, удавалось ли мистеру Танаке когда-нибудь заснуть на этой кровати. У меня такое ощущение, что матрас набит стальными опилками.

Чейз засмеялся.

– Добро пожаловать в камеру ужасов. А что, президент Кеннеди действительно сидел в таком кресле, чтобы облегчить боль в спине?

– Не думаю, что он пытался использовать его вместо кровати, – ответила Энни, улыбаясь.

– Поэтому и стал президентом. Умный парень.

Энни засмеялась. Ее смех был таким искренним и звонким, что заставил его тоже улыбнуться. Когда-то они часто смеялись вместе. Не над чем-нибудь особенным, просто над рассказами друг друга или над тем, что видели.

Было приятно рассмешить ее снова. Сегодня его радовало все, даже ссоры с ней были лучше, чем улыбки другой женщины. Особенно когда аргументы иссякали, как это часто случалось в старые добрые дни, и он обнимал ее и… хотел ее так же сильно, как она хотела его.

Что она сделает, если он придет к ней сейчас? Если разденется и скользнет под одеяло? Он знал, чем от нее будет пахнуть – духами, медом и сливками. И он почувствует теплоту ее груди и живота и прохладу рук и ног.

Чейз улыбнулся воспоминаниям. Боже, у нее самые ледяные руки и ноги на свете.

У них была игра, в которую они часто играли в такие холодные ночи. Забирались в постель, он обнимал ее, она обхватывала его одной ногой, перебирая пальцами по его икрам, а ее рука скользила вниз по его груди. Он говорил, очень грубо: «Энни, прекрати сейчас же». А она спрашивала: «Почему?» А он отвечал: «Потому что ты совершенно фригидная». «Фригидная?» – возмущалась она. «Фригидная, – настаивал он, а потом переворачивал ее на спину и шептал: – Но я знаю, как это исправить…»

Чейз поднялся на ноги.

– Вот, – сказал он грубовато, бросая одеяло, которым накрывался, на постель Энни, – возьми. Здесь довольно прохладно.

– Я не замерзла. И потом, я не могу взять твое одеяло. А чем будешь укрываться ты?

Сугробом, если бы его удалось добыть. Ему сейчас нужно не согреться, а остыть.

– Я… э-э-э… не буду спать. Я не устал.

– Не устал? Чейз, это невозможно. У нас был ужасный день. Бесконечный день…

– Это точно.

– И ты спал всего лишь два часа. Этого мало.

– Ну, наверное, я просто на взводе. Или дело в том, что не могу свернуться кренделем.

– Ты прав. – Одним быстрым движением она накинула на плечи одеяло и встала с кровати. Чейз видел только ее кожу, мерцающую словно слоновая кость. – Ты будешь спать на кровати. А я – в кресле.

– Не смеши меня.

– Я меньше тебя.

Конечно. Меньше и тоньше. Потрясающе хрупкая женщина. И очень женственная.

– Я могу подогнуть ноги под себя, и мне будет удобно, Чейз. Увидишь. Давай! Меняемся местами.

Поменяться местами? Оказаться в постели, хранящей тепло ее тела? Положить голову на подушку, от которой исходит ее запах? Чейз покачал головой и стал отступать назад, пока ноги не уперлись в кресло.

– Нет.

– Это неподходящий момент, чтобы разыгрывать из себя джентльмена.

Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Или не застонать. Или не рассмеяться и не застонать одновременно. Она думает, что он старается быть джентльменом? Интересно, что бы она подумала, если бы узнала о его мыслях? Схватить бы сейчас ее, повалить на кровать, скинуть с нее это одеяло и посмотреть, одета ли она.

Чейз взял ее за плечи и, стараясь не думать об этом, осторожно, но твердо отстранил вбок.

– Чейз? – В ее голосе зазвучало недоумение, когда он открыл дверь. – Куда ты?

К чертовой бабушке, подумал он. Но ответил:

– Сварить кофе. Иди спать, Энни. Увидимся утром.

Он выскользнул из комнаты, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

Пытка креслом – это одно. С этим мужчина может справиться. Но находиться рядом с Энни – это совсем другое. Он не святой.

* * *

Энни смотрела на закрывшуюся дверь. Потом вздохнула и присела на уголок кровати.

– Тупица, – пробормотала она. – Ну и пусть мучается, если хочет.

С его стороны было глупо отказаться от ее предложения. Она поежилась и устроилась на кровати под одеялом.

Конечно, ему было неудобно спать в этом кресле. Чейз ведь высокий – шесть футов два дюйма. И весит сто девяносто фунтов. Сплошные мышцы…

Кто спорит, он всегда был красивым мужчиной.

Ты прекрасен, сказала она ему однажды, вскоре после женитьбы. Они лежали, обнявшись, после долгих часов страсти, и вдруг она приподнялась на локтях, посмотрела на него и улыбнулась.

– Что такое? – спросил он, а она ответила, что никогда не думала об этом раньше, но он прекрасен. – Ерунда, – смеясь, возразил Чейз. – Мужчины не могут быть прекрасны.

– Почему нет? – произнесла она рассудительно и начала по очереди перечислять все его отличительные черты и целовать их. Его нос. Рот. Подбородок. Широкие плечи. Немножко волосатую грудь. Плоский живот…

– Энни, – произнес он прерывающимся шепотом и через секунду привлек ее к себе, и они вместе понеслись в звездную бездну.

– Черт возьми!

Энни раскинула руки и уставилась на стеклянную крышу, по которой стучал мелкий дождик. Что с ней происходит? Сначала сон, после которого остались боль и опустошенность. А теперь эти смешные, бессмысленные воспоминания.

– Ты ведешь себя как дурочка, – вслух произнесла она.

Она ведь не любит Чейза, разве не так? Что же касается секса… Да. Это с ним всегда было здорово.

До тех пор пока он все не испортил, перестав приходить домой.

До тех пор пока она все не испортила, обращаясь с ним так холодно.

Энни закрыла глаза рукой.

Ладно. Она не была невинной жертвой, которой любит себя представлять. Но Чейз обошелся с ней жестоко. Она не была готова к той боли, которую испытала, видя, как он уходит из ее жизни. Которую узнала, застав его с секретаршей…

Правда заключалась в том, что она всегда его хотела. Ее горло сжалось. Всегда. Все эти годы. Если бы он обнял ее снова, если бы целовал, гладил ее кожу…

Дверь со стуком распахнулась. Энни села, схватив одеяло и натянув его до подбородка. Силуэт Чейза вырисовывался на фоне дверного проема. Свет падал на него, окружая лицо и тело золотым сиянием.

– Энни…

Его мягкий хрипловатый голос заставил сильнее забиться ее сердце. Скажи что-нибудь, приказывала она себе, но горло сжал спазм.

– Энни. – Он вошел в комнату и не отрываясь уставился ей в глаза. – Я солгал. Дело не в кресле. Дело в тебе.

Это был самый подходящий момент для остроумной, слегка саркастической реплики. Вроде такой: «Правда? Ну что ж, рада узнать, что я доставляю тебе неприятности».

Но ей вовсе не хотелось играть в эту игру.

Она хотела того, чего хотела. Зачем продолжать притворяться?

Они – взрослые люди, одни на этом острове, который находится где-то в середине Вселенной… Оказаться в объятиях Чейза, любить его хотя бы этой ночью – от этого никому не будет хуже.

У него есть невеста, шептал внутренний голос. Он теперь принадлежит другой женщине.

– Энни? Давай займемся с тобой любовью. Мне нужно это. Скажи, чтобы я убирался прочь, детка, и я уйду, если ты действительно этого хочешь. Но я так не думаю. Думаю, что ты хочешь прижаться ко мне и почувствовать вкус моих поцелуев. Думаю, ты хочешь, чтобы мы обнялись так же крепко, как раньше.

Край одеяло выскользнул из ее пальцев. Она всхлипнула и протянула к Чейзу руки.

Тот, шепча ее имя, молниеносно скинул с себя одежду и оказался рядом с ней.

Он целовал ее губы и шею. Целовал мягкую кожу за ухом и погружал лицо в сладкий изгиб между плечом и шеей, который был нежным и теплым, как шелк.

Оказалось, что на ней было что-то надето. Лифчик и трусики из обычного белого хлопка, но Чейз подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более сексуального. Его руки никогда так не дрожали, когда он расстегивал лифчик и стягивал трусики с ее длинных ног.

– Моя прекрасная Энни, – пробормотал он, когда она, обнаженная, лежала в его объятиях.

– Нет, – возразила она, – я старею. У меня появляются морщины.

У нее перехватило дыхание, когда Чейз поцеловал ее грудь.

– Ты совершенна, – шептал он, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже. – Еще прекраснее, чем раньше.

Он взял ее груди в ладони, наклонил голову и лизнул соски. Это правда. Из милой девочки она превратилась в прекрасную женщину. Ее тело было классическим образцом женственности, оно изгибалось и горело желанием под его руками и ртом. От нее пахло бутонами роз и теплым медом, а на вкус она была как нектар богов.

Она была праздником для мужчины, изголодавшегося за пять долгих, одиноких лет.

– Чейз, – шептала Энни, пока он продолжал целовать ее грудь. Голос оборвался, когда он раздвинул ей ноги.

Он посмотрел на нее, его глаза были темными и неистовыми.

– Я ни на минуту не забывал, – сказал он, – твой запах. – Его руки сжали ее бедра. Он медленно опустил голову. – Твой вкус.

Энни вскрикнула, когда его рот прильнул к ее губам. Как долго… Пять лет – одинокими ночами и пустыми днями – она желала его, не сознаваясь себе в этом, видела его во сне, а утром отказывалась от своих снов.

Я люблю тебя, думала она, Чейз, мой муж, мой любимый. Я обожаю тебя. Как я могла забыть об этом?

А Чейз целовал ее снова и снова, и ее сознание разлетелось мириадами осколков от его поцелуев, а перед тем, как она спустилась с заоблачных высот, он вошел в нее одним глубоким, сильным толчком.

– Чейз! – вскричала она и на этот раз, когда достигла пика.

Чейз держал ее в своих объятиях, и они вместе, в свободном падении, летели сквозь пространство.

Последнее, что Энни увидела перед тем, как заснуть в его руках, был лунный серп в рамке стеклянной крыши; облака стали реже, и дождик прекратился.

Энни проснулась ночью от мягкого прикосновения мужских губ к ее затылку. Годы словно умчались прочь. Сколько раз она просыпалась от его поцелуев и прикосновений?

– Я никогда не переставал думать о тебе, – прошептал Чейз.

Он хотел сказать, что никогда не переставал любить ее, но ему нужно было видеть ее глаза в этот момент, чтобы прочесть в них ответ.

Поэтому он заговорил с ней на языке тела, погружаясь в ее тепло. Одна рука на ее груди. Другая, внизу ее живота, продвигалась внутрь, подлаживая свой ритм под ее, – до тех пор, пока она не вскрикнула. Тогда он повернул ее лицом к себе, поцеловал и снова вошел в нее, все еще полный желания. На этот раз, испытав оргазм, она всхлипнула.

– Я сделал тебе больно? – нежно спросил он, и Энни чуть было не ответила ему, что боль придет утром, когда встанет солнце, а эта волшебная ночь закончится и все, что произошло, окажется не более чем сном. Но вместо этого лишь улыбнулась. Нет, не отрываясь от его губ, ответила она, нет, он не сделал ей больно. Потом вздохнула и положила голову ему на плечо. – Энни, я подумал… – Чейз поцеловал ее и продолжил: – подумал, что мы должны попробовать эту ванну.

– Ммм, – промычала она и лениво зевнула. – Первое, что мы сделаем утром… – И погрузилась в сон.

Их разбудило солнце, солнце и звук мотора. Энни вскочила с кровати, сердце ее колотилось.

– Что?..

Чейз уже натягивал брюки и застегивал молнию.

– Все в порядке, детка, – сказал он. – Я позабочусь обо всем.

Она кивнула, поднесла руки к лицу и откинула волосы. Чейз двинулся к двери, потом остановился и вернулся.

– Энни, – сказал он и, когда она подняла голову, наклонился и поцеловал ее, – это была чудесная ночь.

Она кивнула.

– Да.

На мгновение ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но во входную дверь постучали, он отвернулся и схватил рубашку с кресла.

– Ладно, ладно, – прокричал он, – не гоните лошадей! Я иду. – Он обернулся еще раз, прежде чем открыть дверь. – Изумительная ночь. Я никогда ее не забуду.

Энни улыбнулась, чувствуя, что слезы застилают ей глаза.

Галантная, точная и до боли понятная реплика. Ночь была изумительная. Но сейчас утро, и то, что было между ними, закончилось.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Не успела Энни спуститься по лестнице жилого дома, в котором находилась квартира ее сестры, как небеса разверзлись.

В этот душный августовский полдень дождь то прекращался, то снова шел, но полчаса назад небо прояснилось, так что ливень застал ее врасплох. Она испуганно взвизгнула и вернулась в вестибюль, выложенный плитами из песчаника.

Прекрасно, подумала она, когда крупные капли упали на раскаленный тротуар. Именно то, что нужно. Парилка днем, а теперь ливень. К тому времени, когда она доберется до входа в метро, она не только промокнет до нитки, но и сварится.

Энни обернулась. Может быть, подняться к сестре и посидеть у нее еще?

Нет, решила Энни и вздохнула. Не слишком удачная идея. Лорел уже, наверное, спит. Она обещала, что ляжет отдохнуть сразу после ее ухода. Видит Бог, сестре это необходимо.

Лорел переживала не лучшие времена. Хотя «не лучшие» – мягко сказано.

Энни не хотела оставлять ее, даже когда стало смеркаться и она уже почти опаздывала на последний поезд в Стратэм.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она сестру.

– Да, все хорошо, – ответила та. Они обе знали, что это неправда.

У Лорел не все было в порядке. Она была беременна, одинока и… отчаянно влюблена в своего мужа, который изменял ей. А может быть, и не изменял – смотря по тому, кому верить. В любом случае сердце Энни разрывалось, когда она смотрела на свою младшую сестру, такую красивую и такую печальную.

Мужчины. Ни один из них не стоит и цента. Хорошо хоть ее зять исключение. Ник – душка. Но остальные образчики мужского рода просто невыносимы.

Она сдула завиток волос со лба. Вестибюль превращался в сауну. Придется скоро бежать отсюда, хотя дождь льет как из ведра.

Она слышала, что на Тихоокеанском побережье бывают сильные ливни, но прошлой ночью дождь был нежен, как ласки любовников.

Энни нахмурилась. Что за чушь! Ни разу она не вспомнила о той ужасной ночи, а теперь мысль о ней вдруг вынырнула из памяти, да еще в таком затейливом виде.

Во всем виноват дождь. И день, проведенный с Лорел. Что с ними обеими происходит? Почему сестры Беннет обречены на жизнь полных идиоток?

Ничего подобного. Лорел возьмет себя в руки, ей всегда это удавалось. А она… Энни распрямила плечи. Она не собирается думать о той ночи и о Чейзе. Зачем? Она же не мазохистка, ей не доставляет удовольствия вспоминать, как ее одурачили, там, на острове.

Она поддалась его сексуальному обаянию, бросилась в его объятия, пригласила его в свою постель и недвусмысленно показала, что наслаждается всем этим… настолько недвусмысленно, что он решил, будто она должна радостно предложить повторное представление.

С тех пор Чейз звонил несколько раз. Именно с этой надеждой.

В первый раз она поговорила с ним, потому что им нужно было согласовать, что сказать Дон, когда они с Ником вернутся с Гавайских островов.

– Что ты хочешь сказать ей? – спросил Чейз, перекладывая решение проблемы на ее плечи.

– Правду, – ответила Энни, – что ты солгал, а я по своей глупости поддержала тебя. Но, наверное, так говорить не стоит. Лучше бы нам придумать что-нибудь попроще. Например, что мы провели вместе выходные и у нас ничего не вышло.

– Мы не проводили вместе выходные, – сказал Чейз. – Лишь одну ночь. Но на этом все не должно закончиться.

Если ты хоть один раз поведешь себя как идиотка, дальше уже никто не даст гарантий, что подобное не повторится… Сердце Энни забилось, она ждала, что он скажет о своей любви к ней. Но он не сказал.

– Я знаю, что ты не хочешь возобновлять связь, – проговорил Чейз уверенным тоном, – но ты должна признать, что та ночь была… была незабываемой.

– Незабываемой, – спокойно повторила Энни.

– Да. И я бы хотел увидеть тебя снова.

Она четко помнила, что ощутила тогда. Боль и ярость сплелись в один узел, и она сама не понимала, чего же хочет – разрыдаться или убить его.

– Могу поспорить, что ты хотел бы этого, – с чувством собственного достоинства сказала она и положила трубку. Налила себе шерри и произнесла тост за то, что так умно поступила пять лет назад, когда вычеркнула мистера Чейза Купера из своей жизни.

По крайней мере он был весьма прямолинеен в своих намерениях. И разговорчив. Особенно по сравнению с молчанием, которое хранил в то утро на острове. Чейз сказал ей не больше дюжины слов после того, как парень в моторной лодке приехал за ними.

Правда, Энни не поощряла его к разговору. Игнорировала его, пока они добирались до аэропорта. Только там широко улыбнулась, пожала ему руку и пожелала, чтобы его встреча с мистером Танакой прошла успешно.

Затем ушла, купила обратный билет до Коннектикута и проплакала, сидя в полупустом самолете, всю дорогу домой.

Единственное, чего хотел Чейз, – это секс. Что нормально. Она тоже хотела от него только секса. Теперь она это поняла. Пять лет без мужчины – слишком много для здоровой женщины. Кроме того, холодно подумала Энни, Чейз превосходен в постели. Плохо то, что, несмотря на царящую в обществе свободу сексуальных отношений, ей было необходимо, прежде чем переспать с ним, убедить себя, что она его любит.

Нет, это больше не повторится, как бы ему ни хотелось повторения. Пусть предается любовным утехам со своей невестой. Хотя тогда его не остановило то, что он помолвлен… Но что тут удивительного? Верностью Чейз никогда не отличался. Он это доказал пять с половиной лет назад.

– Сексуальный маньяк, – пробормотала Энни в тот момент, когда дверь открылась и вошел пожилой человек.

– Простите?.. – сказал мужчина, с его лохматых седых бровей стекала вода.

Энни густо покраснела.

– Я не о вас, – торопливо произнесла она. – Я думала о…

А, что толку! Она глубоко вздохнула, выскользнула в открытую дверь и нырнула в поток дождя.

Из-за непогоды поезд на Стратэм опоздал на полчаса, что было даже хорошо, потому что Энни добиралась до вокзала в два раза дольше, чем обычно.

Ей удалось занять место, хотя поезд был переполнен. Но на этом везение закончилось. Толстый мужчина, который сидел рядом с ней, занимал не только свое место, но и часть ее сиденья. К тому же мужчина оказался ужасно разговорчивым. Начав с погоды, он, не переводя дыхания, перешел к политике, а потом к проблемам воспитания подростков в наше трудное время, и тут Энни схватила оставленную кем-то газету и, пробормотав извинения, уткнулась носом в первый попавшийся раздел, который оказался новостями бизнеса.

Возможно, это было некультурно, но она не была настроена на разговор с посторонним человеком. Встреча с Лорел выбила ее из колеи. Она, Лорел и Сюзи, соседка Лорел, сидели за кухонным столом, пили кофе и разговаривали, и из них троих только у Сюзи был муж, хранивший клятву, данную при венчании в церкви.

Энни слепо уставилась в газету. Что происходит с мужчинами? А с женщинами? Они что, ничему не учатся? Сколько огорчений приходится испытать, прежде чем ты наконец поймешь, что мужчины просто не…

У нее перехватило дыхание.

Это фотография Чейза? Точно, его. Чейз улыбался в камеру и выглядел ужасно довольным собой и всем на свете. А почему бы нет? Рядом с ним стояла потрясающая и совершенная, как фарфоровая кукла, Дженет Пендлтон.

Глаза Энни наполнились слезами, хотя она не понимала почему. Чейз ровным счетом ничего не значил для нее.

– Черт тебя побери, – сказала она дрожащим шепотом.

Сидевший рядом с ней мужчина замер.

– Это вы мне?

Энни подняла глаза. Мужчина смотрел на нее, как будто она сбежала из сумасшедшего дома.

Энни сморгнула слезы и ответила:

– Вы ведь мужчина, не так ли?

Она скомкала газету, бросила ее на пол, поднялась со своего места и пошла через вагон к выходу.

В Стратэме тоже шел дождь. Ну а почему бы и нет? Чудесное окончание чудесного дня, с усмешкой подумала Энни, пробираясь через стоянку к своей машине. Бежать уже не имело смысла – она все равно промокла насквозь. Что изменится еще от двух-трех капель?

К тому моменту, когда Энни въехала на дорожку, ведущую к дому, она дрожала, чихала и испытывала острый приступ жалости к самой себе. Приняв горячий душ и надев теплый халат и шлепанцы, она почувствовала себя лучше. Хорошо было бы поужинать, но ни в кухонном шкафу, ни в холодильнике не нашлось ничего подходящего. В конце концов пришлось бросить эту затею, достать из морозильной камеры упаковку диетического питания и поставить в микроволновую печь.

Она как раз ставила «блюдо» на стол, когда во входную дверь позвонили.

Энни посмотрела на часы. Начало восьмого. Кто это может быть? Наверное, Дон. Энни радостно улыбнулась. Дон с Ником жили в получасе от нее и иногда забегали ненадолго. Слава Богу, у них все в порядке. Дон вернулась из свадебного путешествия, светясь от счастья, и стойко приняла новость о том, что примирение родителей не состоялось.

Но за дверью оказалась не Дон. Под дождем, держа в руках огромную коробку с пиццей, стояла Дебора Кент.

– Ну? Меня пригласят войти? Или я должна сидеть в машине и в одиночестве поглощать девятьсот миллионов калорий этой пиццы?

Настроение Энни слегка улучшилось.

– Разве настоящий друг может заставить тебя так страдать? – сказала она, беря коробку из рук Деб. – Входи.

– Разве настоящий друг не отвечает на телефонные звонки? – ворчливо проговорила Деб, стягивая плащ. – Эта штука насквозь мокрая. Куда повесить?

– Повесь на стул, – сказала Энни, направляясь в кухню.

– С него будет капать.

– Ничего, пол не пострадает. Входи и располагайся поудобнее, а я принесу тарелки и салфетки.

Брови Деб полезли вверх от удивления, когда она увидела маленькую коробку на столе.

– Вижу, я помешала ужину гурмана, – сказала подруга, отодвигая коробку наманикюренными ногтями.

– Ммм. – Энни достала из холодильника две банки диетической колы и поставила на стол. – Ты даже не представляешь себе, какую жертву я приношу, променяв его на кусочек пиццы.

– Кусочек? – Деб открыла коробку, достала огромный треугольный кусок и водрузила его на тарелку Энни. – Я рассчитываю на половину. – Она вынула из коробки еще один ломоть для себя. – Итак, что у тебя нового?

– А, ничего особенного. – Энни присела на стул. – Как дела у тебя?

– Хорошо, что ты этим поинтересовалась, – произнесла Деб с достоинством. – Считаешься моей лучшей подругой, но в последнее время явно уделяешь мне не слишком много внимания. Ты когда-нибудь перезваниваешь, если тебя просят?

– Конечно. Я просто была занята, и все. У-у-у, пальчики оближешь. Подумать только, а я собиралась поужинать какой-то обезжиренной, безвкусной ерундой. Пусть мне теперь придется голодать до конца недели! Но такую жертву стоит принести.

– Не заговаривай мне зубы, Энни Купер. Я тебя насквозь вижу.

– Вот тебе крест, я прибавлю два дюйма в бедрах, – сказала Энни. – Но это очень вкусно.

Деб достала из коробки еще кусок.

– Если у тебя находится время есть и спать, значит, ты не так уж занята. Что происходит? Ты не хочешь идти в кино, даже если там играет твой любимый актер. Ты не хочешь идти в торговый центр, даже если там распродажа.

– Извини, Деб. Это правда, но я действительно была…

– И… – продолжала Деб, отправляя в рот кусочек перца прямо из коробки с пиццей, – вместо того чтобы поделиться со мной хорошими новостями, как полагается старому доброму другу, ты заставляешь меня узнавать все от других.

Улыбка Энни застыла на лице. Никто не знает о том, что произошло на острове. Никто даже не знал, что она улетала вместе с Чейзом. Кроме Дон и Ника.

– Какими «хорошими новостями»?

– Сама знаешь.

– Не знаю, иначе бы не спрашивала. Деб, о чем ты?