Текст книги "Убить Отца"

– Повторите, что вы только что сказали.

Коломба поднялась и встала между ними:

– Не быкуй.

– Отвали.

– Разве не видишь, что ему плохо?

– Да мне насрать.

– Правда? – Коломба шагнула вперед, и Сантини невольно попятился. – Похищение нанесло ему тяжелейшую травму. Он страдает от клаустрофобии и до сих пор находится на медикаментозном лечении. Если увезешь его против воли, попадешь под суд за принуждение и превышение полномочий.

– Ты сама его в это втянула, Каселли! – вне себя от ярости воскликнул Сантини.

Коломба почувствовала укол совести:

– Верно. Но с этого момента отвечать за его благополучие будешь ты.

Сантини сделал над собой усилие и попытался говорить рассудительно:

– Судья хочет с ним поговорить. Он что, в гости к нему должен прийти?

– Почему бы и нет?

– Потому что так не делается!

Один из экспертов положил руку ему на плечо:

– В километре отсюда есть придорожная закусочная с застекленной верандой. Может, согласитесь поехать туда, господин Торре?

Коломба склонилась над Данте:

– Если откажетесь, я сразу отвезу вас домой.

– Я должен ехать.

– Ничего вы не должны.

– Позвольте, пожалуйста, мне самому это решать.

– Ну так что? – спросил Сантини. – Едем в долбаную закусочную или как?

– Хорошо, – ответил Данте.

Пока Сантини звонил Де Анджелису, чтобы согласовать встречу, пожилой эксперт улыбнулся Данте.

– Он ведет себя так не потому, что плохой человек, – сказал он. – Просто он кусок дерьма.

– Вы двое знакомы? – спросила Коломба.

Данте покачал головой и, казалось, потерял интерес к разговору.

– Лично мы не встречались, но я знаю, кто он такой, – объяснил эксперт. – Помните случай с детским садом в Путиньяно?

– Конечно.

Этой случившейся вскоре после Катастрофы истории удалось просочиться даже сквозь обволакивавшее ее облако безразличия. Несмотря на то что Коломба тогда была в плохом, в очень плохом состоянии, ей казалось невероятным, что кто-то может в такое поверить. Все воспитатели детского сада обвинялись в фантастически изобретательных издевательствах над детьми на основании одних лишь голословных утверждений родителей. Тем не менее многие на эту чушь купились.

– Он как-то участвовал в расследовании?

– По легенде, да.

– О чем это вы?

– Короче, никто из наших его не видел, но поговаривали, что он консультировал адвокатов обвиняемых. Какие только слухи о нем не ходили… Чую, что все они правдивы? – Мужчина улыбнулся. – Он надрал задницы обвинителям.

– Никакого толку из этого не вышло, – загробным голосом произнес Данте.

– В возбуждении дела было отказано за неимением оснований, – возразила Коломба.

– Этим людям всем до одного пришлось уехать из города, – продолжал он. – Родители до сих пор уверены в их виновности. А дети уже не могут отличить действительность от вбитых им в головы больных фантазий. Они вырастут несчастными и искалеченными.

– Это точно, – кивнул эксперт.

Сантини сунул телефон в карман:

– Господин Де Анджелис встретится с вами в закусочной через час. Как по мне, это пустая трата времени.

Тем временем на площадь выехала полицейская машина. Сантини показал двум вышедшим из нее агентам на столб:

– Проследите, чтобы никто его не трогал и к нему не приближался, ясно? Если кто-то спросит почему, отвечайте, что таково распоряжение дорожной полиции.

– Дорожной полиции? – растерянно переспросил один из них.

– Ты глухой, что ли? – прорычал Сантини.

– Нет, господин начальник, – вздрогнув, ответил тот.

– Ты же подбросишь своего дружка? – спросил Сантини Коломбу, садясь в машину. – А то еще обвинишь нас потом, что мы с ним жестоко обращались.

– Осторожнее на дороге, – посоветовала она.

7

Когда Коломба, Данте и поминутно жалующийся на распухший нос Альберти подъехали к придорожной закусочной, у входа уже была выставлена охрана. Покупатели могли свободно входить и выходить, но доступ на просторную застекленную веранду забегаловки был закрыт. За время поездки чувство вины, испытываемое Коломбой, раздулось до абсурдных масштабов. Данте выставит себя на посмешище перед этими гиенами – Де Анджелисом и его прихвостнями. А все потому, что она не смогла сказать «нет» будущему бывшему шефу. Когда она услышала, как Данте звонит своему адвокату, у нее немного отлегло от сердца, – возможно, это и есть спасительное решение.

Данте смотрел на двери в закусочную, как висельник на петлю. Столбик его внутреннего термометра просто зашкаливал, а две таблетки ксанакса, принятые по дороге, вызвали лишь тошноту и головокружение. В голове у него вспыхивали мимолетные образы из прошлого. Отец, каменный мешок силосной башни, пробивающиеся сквозь трещины в бетоне полосы света. Наледь на серебрящемся в вышине окошке. Вонь собственных экскрементов. В ушах звенели слова, которые так любил повторять Отец: «Нигде ты не будешь в такой безопасности, как здесь».

Когда-то Данте в это верил. Временами он верил и сейчас.

– Еще немного – и на сегодня вы свободны, – сказала Коломба. – Как бы там ни было, мне очень жаль, что я втянула вас в это дерьмо. Правда.

– Вы ни во что меня не втягивали. Это все он.

– Отец?

– Да.

«Ну, замечательно», – подумала Коломба.

Навстречу им размашистой походкой вышел высокий сухопарый человек в твидовом пальто. Смуглый мужчина отдаленно напоминал молодого Джереми Айронса, разве что стрижка была покороче. Коломба сразу поняла, что это Минутилло.

Адвокат положил ладони на плечи своему клиенту:

– Ну как ты?

Данте не удостоил его ответом.

– Роберто, это Отец, – сказал он.

Адвокат обеспокоенно покачал головой:

– Уверен?

– Да, – ответил Данте.

– Тогда ты должен на это пойти. – Он пожал руку Коломбе. – Приятно познакомиться, Роберто Минутилло. Если в связи с этой историей у моего клиента возникнут какие-либо проблемы, отвечать придется вам.

– Могу я переговорить с вами наедине? Это займет всего минуту.

Минутилло вопросительно взглянул на Данте.

– Валяй, – сказал тот.

Они отошли на пару шагов.

– Заберите его отсюда! – с ходу выпалила Коломба.

– Не могу же я увезти его силой.

– Разве вы не слышали, что он сказал? Он думает, его похититель вернулся.

– Я научился уважать его убеждения, какими бы эксцентричными они ни казались.

– Эксцентричными? Да это полнейшее безумие.

– Правда? – поднял бровь Минутилло.

– Торре похитили тридцать пять лет назад. Невозможно, чтобы он узнал почерк своего похитителя по одной только старой игрушке, которую, уж конечно, не может так ясно помнить!

В течение нескольких секунд Минутилло пристально смотрел на нее, и собравшиеся вокруг его глаз морщинки слегка разгладились.

– Благодарю за ваше неравнодушие. Я правда его ценю. Но сейчас нам пора идти.

Не дожидаясь ответа, адвокат вернулся к клиенту и по-родственному взял его под руку. Коломба фыркнула.

«Ну и ладно», – подумала она. Так или иначе все скоро закончится.

Закусочная была оцеплена полицией, и Коломбе пришлось показать удостоверение, чтобы ее впустили вместе с остальными. Данте не сводил взгляда с улицы, пока они не подошли к столику у окна, за которым уже сидели Де Анджелис и Сантини. С ними был какой-то мужчина, которого Коломба никогда прежде не видела. На столе перед ним стоял ноутбук.

Она представила друг другу участников встречи. Сантини даже не взглянул в ее сторону, а Де Анджелис смерил ее настороженным взглядом. Тем не менее оба за руку поздоровались с адвокатом. В дальнем конце зала, возле кассы, стояли двое инспекторов следственного управления, которых Коломба накануне видела на месте преступления. Они, посмеиваясь, что-то вполголоса обсуждали. Стоило им заметить, что она на них смотрит, – и разговор резко оборвался.

Де Анджелис повернулся к Минутилло:

– В присутствии адвоката нет никакой необходимости.

– Таково наше решение, господин Де Анджелис. Тем не менее, если вы против, нам не хотелось бы тратить ваше время понапрасну. Можем назначить встречу позже, в более уместной обстановке.

– Все в порядке, господин Минутилло, – покачал головой Де Анджелис. – Пожалуйста, присаживайтесь. Прошу всех сесть.

Мужчина с ноутбуком, оказавшийся инспектором, которому было поручено вести запись разговора для протокола, зафиксировал паспортные данные собравшихся и включил цифровой диктофон. Де Анджелис огласил дату и время, поименно перечислил присутствующих и бросил на стол перед Данте цветную распечатку. Это была фотография свистка со штампом следственного управления. Коломба подумала, что сработали они быстро.

– Я показываю господину Торре фотографию свистка, обнаруженного возле парковки примерно в пятистах метрах от места убийства госпожи Балестри, – сказал он в диктофон. – Подтверждаете ли вы, что это тот самый найденный вами сегодня объект, который был приобщен к делу в качестве улики?

– Кажется, да.

– Вы заявили присутствующей здесь госпоже Каселли, что этот свисток связан с убийством госпожи Балестри и похищением маленького Луки Мауджери, верно?

– Он не совсем так выразился, – вмешалась Коломба.

Де Анджелис жестом призвал ее к молчанию:

– Госпожа Каселли, будьте так добры, отвечайте только на те вопросы, что адресованы вам.

«Гребаный придурок!» – подумала Коломба.

– Прошу прощения, – сказала она вслух.

Данте сочувственно поморщился:

– Госпожа Каселли права: я действительно выразился иначе. Боюсь, некоторое время я был не в состоянии говорить связно. Я имел в виду, что этот свисток – точно такой же, какой был у меня при себе, когда меня похитили. Его отобрал у меня похититель. Обнаружив такой свисток всего в нескольких шагах от места, где пропал ребенок того же возраста, в котором был я на момент похищения, я подумал, что это не может быть совпадением.

– Пожалуйста, поясните.

– Я считаю, что его оставил там мой похититель. Следовательно, я полагаю, что это мой свисток, который до сих пор оставался у него.

Де Анджелис и Сантини переглянулись.

– Человек, который вас похитил, мертв, господин Торре. – Де Анджелис отчетливо проговаривал каждое слово, как будто беседовал со слабоумным. – Его звали Бодини, и он застрелился у себя на ферме до приезда сил правопорядка.

– Меня похитил не Бодини. Бодини был просто полезным кретином, из которого сделали козла отпущения.

Де Анджелис постучал ручкой по кончику носа:

– Да. Мне известно, что вы всегда придерживались этой версии событий… Был ли свисток в перечне ваших личных вещей, составленном вашими родителями?

– Нет.

– Рассказывали ли вы о нем властям после того, как сбежали?

– Нет. Но я не сочиняю на ходу, если вы на это намекаете.

Де Анджелис с укором посмотрел на него:

– Господин Торре, намеки не входят в мои профессиональные обязанности. Я задаю вопросы, а вы, как свидетель, обязаны на них отвечать, хоть мы и находимся в несколько… неподобающей обстановке.

– Готовы ли результаты судебно-медицинской экспертизы? – спросил Минутилло.

– Поскольку времени прошло еще очень мало, у нас есть только предварительный отчет, – ответил Сантини. – Я получил всю информацию по телефону. Ни отпечатков, ни следов ДНК на свистке не найдено. По степени окисления сложно сказать, как долго он находился под открытым небом, особенно учитывая, что его изначальное состояние нам неизвестно. Тем не менее долго там провисеть свисток не мог. Он достаточно хорошо сохранился.

– Соответствует ли год производства словам моего клиента? – спросил Минутилло.

– Только в самом широком понимании. Эта модель производилась в Италии между тысяча девятьсот шестидесятым и семьдесят седьмым годом. Конкретный год установить невозможно.

Де Анджелис улыбнулся Данте. В его улыбке не было ни намека на сочувствие.

– Господин Торре, давайте допустим, что у вас был такой же свисток. – Он поднял руку, словно заранее предвидя возможные возражения. – Но сами посудите, велика ли вероятность, что это действительно ваш свисток, который повесил на столб некий загадочный неизвестный? Не кажется ли вам гораздо более правдоподобным, что эту вещицу потерял какой-нибудь турист или ребенок, которому это подарили родители? И что кто-то повесил туда свисток, чтобы его нашел владелец, как это часто делают с перчатками и ключами?

– Мне не нужно рассчитывать вероятности. Я и так знаю наверняка, – сказал Данте.

– Но мы-то – нет. К сожалению, вашу версию событий ничто не подтверждает.

– Вы ошибаетесь, – возразил Данте.

Улыбка Де Анджелиса заледенела.

– Так объясните же мне в чем.

– На свистке нет отпечатков. По-вашему, потерявший его мальчишка ни разу к нему не прикасался?

– Возможно, тот, кто его нашел, стер с него грязь.

– Так тщательно, что не осталось никаких следов? Даже органических, вроде слюны? Или вы считаете, что в него никогда не свистели? Знаете, в свистки обычно свистят, для того они и нужны.

Коломба почувствовала, что начинает восхищаться Данте. Зря она боялась, что он выставит себя дураком.

– Все смыл дождь, господин Торре, – сказал Де Анджелис.

Сантини положил локоть на стол и подался вперед.

– Или тот, кто повесил туда свисток, не хотел, чтобы мы его вычислили, – сказал он. – Потому что знал, что первым делом мы сверим найденные следы с его ДНК.

– Вы в чем-то обвиняете моего клиента? – спросил Минутилло. Если улыбка Де Анджелиса была ледяной, то взгляд адвоката стал испепеляющим.

– Мы просто беседуем, – сказал Де Анджелис.

– Прошу прощения, ваша честь. – Сантини взглянул на Коломбу. – Можете ли вы подтвердить, что, когда обыскивали местность, ни на секунду не теряли его из виду?

– Я ни хрена тебе говорить не обязана, Сантини.

– Она права, господин Де Анджелис, – снова вмешался Минутилло. – Если снятие показаний с моего клиента продолжится в подобной атмосфере, мы сейчас же уйдем.

– Ладно-ладно, давайте мы все успокоимся, – сказал Де Анджелис. – Но я вынужден повторить вопрос к госпоже Каселли.

– Чьи показания вас интересуют? Госпожи Каселли или моего клиента? – спросил Минутилло.

– Вашего клиента. Но если вы не возражаете, мне хотелось бы сэкономить время.

– Я возражаю.

– Простите, адвокат, я буду краткой. Это исключено, – вмешалась Коломба.

– Теперь вы довольны? – спросил Данте. – Или считаете, госпожа Каселли тоже лжет?

– Господин Торре, вы же понимаете, что, на посторонний взгляд, подобное совпадение может показаться крайне подозрительным?

– Никакое это не совпадение, – сказал Данте. – Он повесил там свисток специально.

– Он – это ваш похититель?

– Вот именно.

– Для чего же он это сделал? Чтобы оставить нам послание? Бросить вызов? Подписаться под преступлением?

Данте заколебался. У Коломбы сложилось отчетливое впечатление, что он недоговаривает.

– Я не знаю, что у него в голове. Не знал тридцать лет назад, не знаю и сегодня.

– А не мог ли ваш свисток остаться незамеченным? Провисеть там, пока не заржавеет? Попасть в мусорку?

– Не мне судить о его намерениях. Я… скажем так, необъективен. Все то время, что я провел в заточении, он приучал меня считать его богом. А пути Господни неисповедимы.

Де Анджелис и Сантини снова переглянулись.

– Хорошо, господин Торре… Благодарю вас. Я закончил, – сказал Де Анджелис.

До сих пор Данте говорил вполголоса и сидел почти неподвижно. Теперь же он резко подался вперед, и Де Анджелис отпрянул, прижавшись к спинке сиденья.

– Знаете, что теперь ждет этого ребенка? – спросил Данте. – Годы в заточении, если не вся жизнь. Психологическое насилие, физическое насилие. И возможно, убийство, если он окажется недостаточно понятливым или послушным.

Де Анджелис изучающе посмотрел на него:

– То есть ждет его то же, что произошло с вами, верно?

– Да. То же, что произошло со мной.

– Теперь вы понимаете, почему вас сложно назвать непредвзятым свидетелем?

– Вы хотите сказать, что мне нельзя доверять?

– Мне жаль.

Данте медленно кивнул:

– Я должен был попытаться. Могу я идти?

– Да, мы закончили, – сообщил Де Анджелис. – Когда показания распечатают, вам нужно будет подписать протокол.

– Дайте нам знать, мы подъедем, – сказал Минутилло, вместе с Данте поднимаясь из-за стола.

Коломба тоже встала.

– Не задержитесь на минутку, госпожа Каселли? – спросил Де Анджелис.

– Пожалуйста.

Минутилло и Данте вышли. Де Анджелис потер подбородок и бросил оценивающий взгляд на Сантини и инспектора:

– Мне нужно перекинуться парой слов с госпожой Каселли тет-а-тет.

Инспектор захлопнул ноутбук и поднялся. Сантини протянул руку Де Анджелису:

– Тогда я заскочу в участок и вернусь, если у вас нет других поручений.

– Нет, поезжай. Завтра тебе позвоню.

Сантини направился к выходу. Инспектор подошел к открытому окну и закурил.

– Вы же знаете, о чем я хочу спросить, верно? – произнес Де Анджелис, как только они остались наедине.

– Нет. Намекните.

– Что ж, если вам нравится все усложнять… Что вы делали на месте преступления, к расследованию которого не имеете никакого отношения?

– Мне хотелось, чтобы на него взглянул господин Торре, – безучастно ответила она.

– По какой причине?

– Он консультант, специализирующийся в области розыска пропавших.

– Он неуравновешенный тип, которому юридические конторы платят, чтобы он мутил воду, а они срубали бабла.

– Это ваше мнение, не мое.

– Является ли Мауджери или его супруга клиентом Торре?

– Нет.

Де Анджелис сомкнул кончики пальцев:

– Возможно, вам просто об этом неизвестно. И вся история со свистком – первый кирпичик в версии защиты.

– Я сама на него вышла. В настоящий момент Торре ни на кого не работает.

– На каких основаниях? Ведь вы не при исполнении.

– Я обратилась к нему в качестве частного лица. Я оказалась косвенно вовлечена в расследование и попыталась внести в него свой вклад…

Де Анджелис откинулся на стуле и воззрился на нее. Коломба не отводила взгляда.

– Вы не под присягой, но, учитывая занимаемый мной пост, я требую от вас правды. Вы лжете. Вас отправил Ровере. Оставаться в стороне для него невыносимо, что в очередной раз доказывает, как прав я был, что не привлек его к расследованию.

После того, на что шеф вынудил ее пойти, повесить всех собак на него было бы только справедливо, но Коломба была не из тех, кто готов, чуть что, переметнуться на сторону врага.

– Это не так, – твердо ответила она. – Я здесь по личной инициативе, ему ни о чем не известно.

– Я вам не верю, госпожа Каселли. Вы двое довольно близки, не так ли?

– Что значит «близки»?

Де Анджелис развел руками:

– Не поймите меня неправильно! Я лишь имел в виду, что Ровере много лет был вашим начальником. Он поддерживал вас во время выздоровления. Многое для вас сделал. Не отвернулся от вас после случившегося, как поступили бы многие на его месте.

Коломба вонзила ногти в ладони:

– Нам обязательно это обсуждать?

– Я лишь хотел объяснить, почему я вам не верю. Вы бы никогда не стали действовать у Ровере за спиной. А вот за спиной у меня или Сантини – пожалуйста. Разумеется, вы не признаетесь, ведь вы не хотите обмануть его доверие.

– Если вы все знаете, то к чему этот допрос?

– Мне хотелось дать вам шанс. Жаль, что вы им не воспользовались.

– Так я могу идти?

Де Анджелис опустил глаза на лежащие перед ним документы.

– Доброго вечера, госпожа Каселли.

Тем временем Данте отослал Минутилло на парковку, чтобы тот сделал пару звонков, а сам остановился невдалеке от входа, заявив, что ему нужно покурить. Ему хотелось попрощаться с Коломбой. Он с сожалением думал, что никогда больше не увидит эту зеленоглазую сотрудницу полиции. Во-первых, женщина была красивой и необыкновенной – а он давно уже не встречал красивых женщин, – а во-вторых, вскоре ему предстояло вновь остаться наедине со своими призраками. В этот момент из туалета, вытирая ладони о брюки, вышел Сантини. Он заметил, что Данте один, и в его глазах мелькнул хищнический огонек. Полицейский бегом преодолел разделяющие их несколько метров и схватил его за руку.

– Какого хрена?.. – выронив пачку сигарет, воскликнул Данте.

Сантини зажал ему рот и затолкнул в одну из кабинок. Это был крошечный, без единого окна, провонявший дерьмом нужник.

Сантини захлопнул дверь. Стало темно. В сером сумраке виднелся только его черный силуэт и мерцающие глаза. Густая темнота невыносимо давила Данте на виски. Сантини убрал руку от его рта, но он не закричал. Он не мог издать ни звука. Данте показалось, что стены смыкаются, и у него подкосились ноги. Он бы упал, но Сантини схватил его за воротник плаща:

– Боишься замкнутых пространств, да? Спорю, ты и темноты боишься. Наверное, ночничок в форме уточки держишь у кровати?

Данте не отвечал и старался лишь не потерять сознания. Прошлое ослепительно засверкало и громом отдавалось в его ушах. Голос Сантини звучал глухо, словно из-за бетонной стены.

«Из-за стены силосной башни».

– Пусти, – попытался сказать Данте, но язык прилип к гортани.

– Бояться надо меня. Будешь доставать нас россказнями про свисток или еще как-то полезешь в это дело – и я тебя закопаю. Зарою в землю с трубкой для дыхания, понял?

Но Данте не понимал ни слова. Все заглушал голос Отца. Голос возвещал Закон свой с вышины. Он говорил, что Данте снова ошибся, повторяя то, чему научил его Отец, и должен покарать себя. Должен взять розгу и бить себя по больной руке. Бить под счет Отца.

Данте попытался поднять невидимую розгу, но Сантини схватил его за руку:

– Не дергайся. Просто скажи, что понял. Говори!

Данте нашел во тьме башни окошко в настоящее и с трудом выкарабкался обратно в зловонный сортир, снова оказавшись лицом к лицу с полицейским. Но возвратилась лишь малая его часть, достаточная, чтобы пошевелить губами и сказать, что он все понял. Хоть и не знал что. Или забыл. Он почувствовал себя легким. Разреженным.

Сантини отпустил его, распахнул дверь и вышел. Поток света ударил Данте, как электрический разряд. Он упал на колени на мокрый кафель, поднялся на карачки и по нечистотам пополз к выходу.

На глазах у Коломбы Сантини сел в машину и, вспоров колесами гравий, унесся прочь. Она недоуменно замерла и тут же увидела, как из туалета выползает Данте.

Коломба опустилась на колени, чтобы приподнять ему голову. В тот же момент Минутилло оборвал телефонный разговор и, проклиная себя за неблагоразумие, побежал к ним.

– Как вы? Что произошло? – спросила она.

– Ничего. Оставьте меня, – пробормотал Данте.

– Слышали, что он сказал? Оставьте его в покое, – сказал из-за ее спины Минутилло, не слишком любезно оттолкнул ее в сторону и склонился над Данте. – Можешь держаться на ногах?

– Если поможешь.

Минутилло подхватил его под мышки и поднял. Брюки и плащ Данте насквозь промокли и пропитались нечистотами. Адвокат снял с себя пальто и завернул в него Данте:

– Сейчас отвезу тебя домой.

– Господин Торре, – сказала Коломба, – подождите секундочку.

Он поднял глаза.

– Я видела, как Сантини убегал. Он вам что-то сделал?

Данте покачал головой:

– Это не важно.

– Для меня важно.

– Пустые слова и никаких свидетелей. – Данте показал на закусочную, из которой в этот момент, притворяясь, будто их не видит, выходил Де Анджелис. – Сами видели их реакцию. Неужели вы думаете, мне кто-то поверит?

– Вам верю я.

– Во всем, кроме главного, насколько я могу судить.

Данте позволил адвокату увести себя прочь. Коломба пнула попавшийся под ноги камень, но легче ничуть не стало. Наконец в ней настолько вскипело бешенство, что она решила дать ему волю и запрыгнула в машину.

– Куда едем, госпожа Каселли? – встряхнулся Альберти.

– В центральный участок. И вруби долбаную сирену.

Альберти набрал скорость. Стоило ему замедлиться на перекрестке, как Коломба приказывала поддать газу.

Они добрались до улицы Сан-Витале, как раз когда автомобиль Сантини заезжал в ворота участка. Коломба выскочила из машины и сунула в лицо постовому удостоверение. Когда Сантини открыл дверцу, она уже стояла перед ним.

– Каселли? Какого хрена тебе надо?

Она пнула его в лицо. Получив по подбородку носком армейского ботинка, Сантини с искрами из глаз рухнул обратно на сиденье.

– Еще раз сунешься к Торре – и тебе не поздоровится, – сказала Коломба.

– Совсем сдурела? – заплетающимся языком произнес он и схватился за дверцу, пытаясь подняться. Но тело обмякло, как у нокаутированного боксера, и руки его не слушались.

– Ты меня слышал.

К ним подбежали двое агентов в форме, хотя все произошло так быстро, что никто не успел понять, что случилось. Коломба уже была на полдороге ко входу в участок. Сантини начал что-то вопить ей вслед, но она даже не замедлила шаг.

8

Минутилло отвез Данте домой и, чтобы тому было не так страшно подниматься по лестнице, проводил его до квартиры. На протяжении долгого подъема он говорил с Данте о пустяках, стараясь отвлечь его от мыслей о лесе и силосной башне. О произошедшем в туалете Данте рассказывать не желал, и адвокат понимал, что настаивать бесполезно.

По мере подъема настроение Данте постепенно улучшалось. К тому времени как они добрались до нужного этажа, к нему вроде бы вернулось обычное остроумие. Войдя в квартиру, адвокат был ошеломлен царившим там беспорядком. Конечно, это был рабочий беспорядок: в доме было довольно чисто, а между горами хлама были намеренно оставлены дорожки, – однако Данте явно слишком долго прожил затворником. Минутилло отметил про себя, что стоит почаще проверять, в каких условиях живет его друг, каким бы забавным и расслабленным тот ни казался по телефону.

– Не думаешь, что здесь пора прибраться? – спросил он.

– Допустимый уровень хаоса я еще не превысил. Видишь? До плиты мусор пока не доходит. – Данте закрылся в ванной, разделся и залез под душ.

Они продолжили беседовать через дверь.

– Сделай себе кофе, если хочешь, – сказал Данте.

– Не пью кофе после пяти. Куда делась твоя уборщица?

– Уволилась. Слишком ограниченная женщина.

– Сказал бы мне, я бы нашел новую.

– Не хотел выставлять тебя в дурном свете перед агентствами по найму. – Данте потер лицо. Он все еще чувствовал запах мочи, но ему могло и почудиться. Он выключил кран. – Уборщицы от меня уходят не впервые.

– Я всегда заранее предупреждаю, что ты эксцентрик…

– Тогда найди мне такую, чтобы не говорила по-итальянски. Хоть документы от нее прятать не придется…

– А как насчет той девушки, с которой ты встречался? Как там ее звали… – произнес адвокат, заранее предвидя ответ друга.

– Она тоже от меня ушла. И в агентстве по найму мне с этим не помогут.

– Какая жалость. Что случилось?

– Она оказалась очень ограниченной.

– Эту отговорку ты уже использовал.

– Правда? – Дверь ванной открылась, и переодевшийся в угольно-серый халат Данте закинул грязные вещи в переполненную корзину для белья. – Может, проще будет ее сжечь?

Он расположился на диване, закинув ноги на подлокотник. Вспомнив, что несколько часов назад в точно такой же позе возлежал Альберти, он снова сел прямо. Агент показался ему неудачником, и походить на него ему не хотелось.

Минутилло продолжал стоять.

– Я за тебя переживаю, – сказал он. – Из дому ты носу не кажешь, ни с кем не видишься. Теперь еще и это…

– Что «это»?

– Не притворяйся идиотом.

– Роберто… Я и раньше был уверен, что Отец еще жив. Теперь у меня появилось доказательство. Эта история для меня почти ничего не меняет.

– Она меняет очень многое.

– Я дожил до сегодняшнего дня и намерен жить и дальше. Да, время от времени меня будут тревожить мысли о судьбе мальчика, которому предстоит пройти через то же, что и мне… Но возможно, ему повезет больше.

– Почему бы тебе не сменить обстановку? Съезди куда-нибудь. Ты же не станешь возражать против поезда. Или могу найти тебе водителя.

Данте ухмыльнулся:

– Может, просто выставишь у моей двери вооруженную охрану?

Минутилло и глазом не моргнул:

– Могу устроить.

– Я уже не ребенок и к его типу жертв больше не отношусь.

– Мы не знаем, какой тип жертв он предпочитает.

– По всеобщему мнению, я был единственным, кого он похитил, и его больше нет в живых.

– Ты это мнение не разделяешь. Значит, не разделяю и я.

Данте отмахнулся:

– Ладно, тебе пора. Я собираюсь смешать психотропные препараты с алкоголем. И не могу сделать это у тебя на глазах.

– А что с копом, который на тебя напал?

– Ему все сойдет с рук. Как обычно, когда полицейские перегибают палку.

– Особенно если ты не удосуживаешься на них заявить.

– Рано или поздно я с ним расквитаюсь, просто не придумал пока, каким образом. Сам знаешь, память у меня хорошая.

Минутилло подобрал брошенное Данте на пол пальто.

– Я заметил распакованные коробки. Ты пополнил свою коллекцию?

– Это не коллекция, а дань уважения минувшим временам.

– Смотри, чтобы тебя под ней не завалило.

Стоило Данте услышать душераздирающий скрип спускающегося лифта, и с него разом слетело все напускное спокойствие. Он вскочил и выключил свет. Стеклянная стена заблестела, отбрасывая на пол затейливые арабески. За светом уличных фонарей угадывались очертания здания напротив. Дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, Данте почти наглухо задернул шторы и высунул голову в оставшуюся узкую щель. Сквозь отражение его лица виднелся лоскут квартала.

Где-то снаружи скрывается Отец.

Клетка стала просторной, как мир, но Данте так и остался его пленником.

9

В то время как Данте гасил свет, надеясь, что чудовище взглянет на него в ответ, Альберти высадил Коломбу возле дома ее матери. Коломба позвонила ей на обратном пути. В голосе матери звучала такая обида, что молодая женщина решила, не откладывая, заехать на еженедельный совместный ужин.

Альберти с видом побитой собаки открыл перед ней дверцу автомобиля.

– Завтра возьму больничный, госпожа Каселли. Чувствую себя совершенно разбитым.

– Предупреди начальство.

– Мое начальство – это вы.

– Стоит мне выйти из машины – и я тебе не указ.

«Не говоря уже о том, что я пнула коллегу в лицо», – мысленно добавила она.

– Передавай привет господину Ровере.

– Увидимся, госпожа Каселли, – сказал Альберти.

Коломба улыбнулась, и Альберти осознал, насколько она красива.

– Будь молодцом, – сказала она. – А то закончишь, как я.

Мать Коломбы жила в палаццо восемнадцатого века позади площади Оролоджио. Квартиру в историческом центре города ей завещал умерший десять лет тому назад муж, в свою очередь получивший ее в наследство от отца, – эта квартира была одним из немногих осколков былых времен, которые семья не успела растранжирить вместе с остатками благородства.

Лицо ее шестидесятилетней матери покрывал густой макияж, а зеленые, как у Коломбы, глаза подчеркивали голубые тени. Она появилась в дверном проеме, одетая в джинсы, белую рубашку поло и серьги, которые подарила ей на Новый год дочь. Расцеловав ее, мать первым делом показала ей на сережки:

– Видела, что я надела?

– Видела, спасибо.

– Что ж ты такая грязная… В полях, что ли, шныряла?

Коломба расшнуровала перепачканные армейские ботинки и сняла их вместе с влажными носками. Проигнорировав протянутые матерью тапочки, она прошлась по мраморному полу босиком. Ей это нравилось с самого детства.