Текст книги "Безмолвное дитя"

Сара Дензил
Безмолвное дитя

Посвящается тем, кто никогда не сдаётся.

Sarah A. Denzil

SILENT CHILD

© Sarah A. Denzil, 2017

© Дремин М., перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

1

В тот день, когда я потеряла Эйдена, я поняла, что такое лишаться контроля. Мы часто говорим о том, как теряем над собой контроль, перестаём владеть собой, когда выпили, или приняли наркотики, или поддались страсти или гневу. Но всё это не то – я говорю не о простых эмоциях, я имею в виду настоящую и полную потерю контроля, утрату способности управлять своей жизнью. А именно это и случилось – моя жизнь стала мне не подвластна. Всё вокруг просто разваливалось на куски, а я была способна лишь стоять и беспомощно наблюдать за происходящим.

Мне не единожды приходилось слышать о том, что управлять можно лишь собой, своим собственным поведением в соответствующей ситуации, окружающий же мир находится вне сферы твоего влияния. Тебе неподвластны реакции других людей, ты в силах контролировать лишь свои. И в этом заключается грандиозная драма всей жизни. Сейчас всё может быть замечательно, а уже через мгновение – пойти наперекосяк в силу причудливо сложившихся обстоятельств. Что, спрашивается, остаётся думать, когда у тебя отняли ребёнка?! Клясть судьбу? Бога? Сетовать на злой рок? А жить-то как дальше?!

Судьба была, несомненно, крайне благосклонна ко мне, определяя семью, в которой мне надлежало родиться. Я появилась на свет в обстановке пасторального умиротворения, которая с первых дней жизни внушает тебе: с тобой никогда не случится ничего плохого. Пускай грязь конфликтов и насилия наполняет выпуски новостей – в Бишоптауне-на-Узе ничего подобного быть не может. Наше уютное гнёздышко располагалось посреди масштабных, как на полотнах Джона Констебла, пейзажей с уходящими вдаль изумрудными лугами и каменными стенами, сложенными сухой кладкой. Мы были в безопасности. По крайней мере, я так думала.

Двадцать первого июня 2006-го, в два часа пополудни я нацепила большой непромокаемый плащ, натянула резиновые сапоги и вышла на улицу. В тот день в Бишоптауне-на-Узе началось самое грандиозное с 1857 года наводнение, вызванное сильными ливнями. Коттедж, в котором я жила с родителями и шестилетним сыном Эйденом, располагался на тихой улочке, на некотором удалении от проезжей части, и, выйдя в тот день из дому, я была поражена тем, сколь стремительный поток воды несётся по асфальту. Я никак не ожидала, что вода будет захлёстывать сапоги, а отдельные брызги – долетать почти до пояса. Пульс участился, я разволновалась, представляя, как придётся добираться до школы. Учителя обзвонили всех родителей и попросили забрать детей домой, поскольку крыша здания дала течь, к тому же река Уза вполне могла выйти из берегов. Нас заранее известили о надвигающихся проливных дождях, но никто не предполагал наводнения. Дождь шёл стеной, беспощадно заливая мое лицо и колошматя сверху по капюшону походной куртки.

Уза, выписывая змеиные полукольца, прошивала ими наш маленький городок. Можно даже сказать, речка была чересчур велика для него, но оттого не теряла в колорите и живописности видов. В Бишоптауне имелись два паба, мини-гостиница, церковь, школа, а также примерно 400 человек населения, что позволяло нам наслаждаться вторым местом в списке самых малочисленных населённых пунктов Англии и первенствовать по малочисленности в Йоркшире. Никто никогда не уезжал из Бишоптауна, как никому и не приходило в голову перебраться к нам жить, и если какой-нибудь дом выставляли на продажу, то причина могла быть только одна: хозяева отправились в мир иной.

Мы все знали друг друга. Мы вместе росли, вместе проживали жизнь, вместе воспитывали детей. Так что, когда зазвонил телефон и Эми Перри, учительница начальной школы и одновременно одна из моих старых школьных подруг, попросила прийти и забрать Эйдена, я сразу поняла, что дело плохо. Если бы всё было в порядке, Эми сама отвела бы детей по домам – вот так мы друг другу доверяли.

Я слышала, как по окнам забарабанил дождь, но на тот момент снова немного выпала из реальности, листая на MySpace фотографии школьных друзей, отучившихся в университете и теперь путешествующих по миру. Мне было двадцать четыре. Я сдавала школьные экзамены с Эйденом в животе, а потом наблюдала за тем, как мои друзья разъезжаются по вузам, строя грандиозные планы, в то время как я по-прежнему жила с родителями. Они покидали наш городок, начиная новую жизнь, а я всё так же глазела из окна своей комнаты на автобусную остановку, положив одну руку на раздувшийся живот. С того момента, нянчась с ребёнком, я много времени – возможно, даже слишком много – проводила в интернете, разыскивая там друзей и рассматривая всё новые их фото то из Таиланда, то из Парижа.

При такой погоде ехать на машине было решительно невозможно, и я решила идти в школу пешком. Из всех членов моей маленькой семьи ближе всё равно никого не было: отец Эйдена, Роб, работал на стройке в окрестностях Йорка[1]1
  Город Йорк – административный центр графства Йоркшир.


[Закрыть], мои родители тоже были на работе. Все они были сейчас далеко и ввиду разыгравшейся непогоды помочь бы никак не смогли, и я даже не стала им звонить – что толку… В Бишоптауне всё рядом, до школы дойти – буквально десять минут. Правда, здание школы находилось на другом берегу Узы, что меня слегка беспокоило: если ливень и вправду столь силён, как говорили в новостях, река могла выйти из берегов.

Я с трудом шла по дороге сквозь потоки воды, и сердце выстукивало в грудной клетке быстрый ритм. Косые дождевые струи били прямо в лицо, практически не давая открыть глаза. Я склонила голову и вцепилась руками в ремешок сумки, перекинутый через плечо. Рукава промокли насквозь, и руки продрогли до костей.

– Эмма!

Оклик был едва слышен за шумом ливня. Я обернулась и увидела свою подругу Джози, которая махала мне рукой, спеша вверх по улице в моём направлении. Она работала бухгалтером в маленькой фирме, где я была секретаршей на полставки. Внешний вид её меня всерьёз напугал: вся всклокоченная, в отсутствии зонта мокрые волосы в беспорядке облепили голову, по щекам стекает макияж. На ней не было никакой верхней одежды, и юбка в обтяжку совершенно промокла.

– Господи, Джо! Тебе нужно срочно домой!

– Эмма, я только что ходила на тот берег. Река начала разливаться. Тебе бы тоже надо домой!

– Чёрт. Мне нужно забрать Эйдена из школы.

– Ничего, там он в безопасности, – сказала она. – А вот если наводнение застанет тебя у моста, может смыть. – Она жестом подозвала меня, но я осталась там, где стояла.

– Надо забрать Эйдена, – возразила я, покачав головой. Школа стояла слишком близко к реке, чтобы я была спокойна, оставив шестилетнего ребёнка на попечение учителей. Тем более в каком состоянии скоро окажется школа, если у них уже крыша протекает?!

– Тогда будь осторожна. Я слышала, что помощь идёт, но пока что у реки никого, ни полиции, ни спасателей, а выглядит там всё очень плохо, Эм, правда! По крайней мере, не возвращайся на этот берег, ладно? Посидите в «Белой лошади» или ещё где-нибудь. Возьми себе бокал шардонне, – попыталась пошутить Джози, состроив гримаску, хотя как по мне, так у неё вышла какая-то нервная полуулыбка. Она и вправду была сильно напугана, что было на неё совсем не похоже.

– Ладно. Давай-ка домой, и сама поосторожнее! Увидимся в офисе, когда эта долбаная свистопляска стихнет! – Настал мой черёд изобразить нервную улыбочку, стараясь не замечать, как противно засосало под ложечкой. Когда мой отец был помоложе, он волонтёрствовал в Королевском обществе спасения на водах и не уставал мне повторять: есть в мире одна вещь, с которой точно лучше не связываться, – это море.

Видимо, сегодня на Бишоптаун низверглась частичка этого самого моря. Когда я добралась до моста, от открывшейся картины перехватило дыхание. Джози была права: ещё чуть-чуть, и Уза выйдет из берегов. Обычно спокойная и медлительная, в тот день река вздыбилась и уже плескалась прямо под каменными арками моста. Вода словно карабкалась вверх по склонам берегов, пропитывая покрывающую их траву, и кое-где уже сочилась тонкими струйками, убегая от реки в сторону дома моих родителей. Я попятилась и достала мобильный телефон. В школе трубку не брали, что отнюдь не способствовало моему спокойствию, и я позвонила отцу.

– Эмма, ты в порядке? – спросил он. – Я в офисе, и с неба так хлещет, что, боюсь, я тут застрял надолго!

– Да, пап, лучше оставайся там, река может выйти из берегов. – Отец работал инженером-конструктором в строительной компании недалеко от Бишоптауна. – Я иду в школу и буду с Эйденом, пока не прибудет помощь.

– Эмма…

– Я в порядке. Короче, сиди пока на работе, ладно?

– Эмма, мост…

Я с тревогой посмотрела на короткий каменный мост.

– Я уже перешла на другую сторону. Иду по Аккер-Лейн в сторону школы.

Он с облегчением вздохнул:

– Я позвоню маме и велю ей не выходить пока из клиники.

– Хорошо, пап. Люблю тебя.

– И я тебя, детка.

Я знаю, это глупо, но когда я положила трубку, в глазах стояли слёзы. Часы на телефоне показывали 14:10 – за десять минут я прошла лишь половину пути. Нужно было спешить к сыну. Я зашла на мост и постаралась не обращать внимания на уровень воды, надеясь на то, что быстрые размашистые шаги каким-то образом уменьшат грозившую мне опасность.

Вода заливала мост почти по щиколотку. Непонятно было, дождевая ли это вода или речная, или их смесь, ясно было одно: нужно спешить. Не успела я сойти с моста на противоположном берегу, как речная волна посильнее крепко врезалась в мост, выбив из него кучу камней и обрушив секцию прямо у меня под ногами. Я потеряла равновесие, споткнулась и едва не упала вперёд, уронив телефон в воду. Холодная как лёд волна толкнула меня сбоку и, не давая вздохнуть, потянула прямо в бурлящий поток. Словно краб, я сделала максимально широкий шаг вбок, сопротивляясь сильному течению, стремящемуся утащить меня с собой.

К счастью, почва на берегу была достаточно мягкой, илистой, что дало возможность поглубже воткнуть каблук сапога в землю, и тот с чавканьем прочно зафиксировался в ней, позволив мне оттолкнуться и двинуться вперёд, выбираясь на дорогу. На левой ноге сапога уже не было.

Так я и выползла наверх, на дорогу, со сползающим с ноги носком, хватая ртом воздух под стеной дождя. Отойдя на несколько метров от моста, я обернулась и успела заметить, как сапог скрылся под водой. Я постаралась восстановить дыхание, несмотря на то, что промокла насквозь, до нижнего белья. Вместе с сапогом в потоке могла оказаться и вся я, и тогда кто бы позаботился об Эйдене? Нет, домой теперь не попасть, через реку не перейти. Придётся остаться с ним в школе. Какая же я идиотка, что не послушала папино предостережения насчёт воды. В горле возник тугой комок, и я повернулась к реке спиной. Один неверный шаг, и я свалилась бы в воду вместе с тем рассыпавшимся куском моста, телефоном и моим левым сапогом. Одна ошибка – и я бы плыла сейчас где-нибудь на глубине, где течение спокойно, и волосы мои развевались бы в воде вокруг головы, как у сказочной русалки, которой больше не требуется дышать.

Ещё одна мёртвая девушка. Часть статистики трагического наводнения. Эгоистка, которая наврала отцу и оставила шестилетнее дитя без матери. Я тряхнула головой и пошла по Аккер-Лейн, как и сказала папе. Улица с полтора километра шла вдоль реки, а затем сворачивала влево, чтобы ещё через километр подвести к парковке бишоптаунской школы. Подойдя к ней, я увидела, что парковка залита водой, доходящей некоторым машинам до середины колёс. Очень вряд ли, что все эти люди попадут сегодня домой… Я снова двинулась к школе – той самой, где училась сама и где в своё время вырезала на половицах актового зала своё имя, дабы произвести впечатление на Джейми Гловера, мальчика, который несколько лет спустя разбил мне сердце, принявшись целоваться с Фионой Кейтер прямо посреди регбийного поля. Но теперь это, конечно же, школа моего сына, и скоро придёт его черёд царапать своё имя на чём-нибудь деревянном острым концом стрелки от компаса.

Школа занимала небольшое здание в викторианском стиле, больше подходящее для скромной церквушки. Остроконечная крыша с крутыми скатами и старомодные витражные окна несли в себе изрядную долю готики.

Подтянув насквозь мокрый носок, я подбежала ко входу и влетела внутрь, чуть не сшибив кого-то в дверях. Выпрямившись, я обнаружила перед собой миссис Фитцуильям, занимавшую пост директора ещё со времён моего детства. Рассмотрев меня, она побледнела, отвела взгляд от моих глаз и уставилась куда-то поверх моей головы. В её переменившемся лице читалось нечто такое, от чего душа у меня ухнула в промокшие пятки:

– Что случилось?! – спросила я.

По стене за спиной миссис Фитцуильям стекала струйка дождевой воды. В мои школьные годы мы звали её миссис Фитц. Она всегда была, как говорится, строга, но справедлива, и мы немного побаивались её рыжей шевелюры, которая нынче стала совершенно седой. Она снова посмотрела мне в глаза, и теперь выражение её лица было не столь суровым, а на глазах появились слёзы, отчего сердце у меня снова забилось, норовя выскочить из груди. Я обхватила себя руками, силясь унять тревогу, а сердце остановилось – и снова пошло, будто от разряда дефибриллятора.

– Мисс Прайс… Эмма… Боже, мне так жаль…

Я подалась на шаг вперёд, и она тут же отступила назад: судя по её лицу, вид у меня был устрашающий. Она подняла обе руки и выставила их перед собой ладонями вперёд, будто капитулируя:

– Мы вызвали полицию, они скоро приедут.

– Да вы скажете, что случилось, или нет?! – потребовала я.

– Эйден пропал. Мисс Перри была с детьми в четвёртой аудитории и проверяла всех по списку – нам пришлось собрать там всех второклассников[2]2
  Школьное обучение в Англии начинается обычно с 5 лет и длится 13 лет.


[Закрыть], потому что с потолка там текло поменьше. И в какой-то момент Эйден сбежал. Мы осмотрели все помещения и думаем, что он ушёл из школы.

Я схватилась за грудь в жалкой попытке сдержать боль, полившуюся из сердца:

– Почему он ушёл?!

– Не знаю, – покачала головой она. – Может быть, ему стало любопытно посмотреть на дождь…

Я вся сразу обмякла, скомкалась, будто бумага. Конечно, ему стало любопытно. Эйдену было интересно всё вокруг, в нём рос настоящий исследователь. Он излазил в парке все деревья, мигом перелезал через деревянные воротца и устремлялся в поле, где паслись коровы, прятался на вересковой пустоши у Бишоптауна и мог часами играть в прятки в ближайшем лесу. Я поощряла в нём всё это, я хотела, чтобы он вырос отважным и решительным. Да, я хотела этого, надеясь, что из него получится сильный мужчина с тягой ко всему новому и неизведанному. Можно сказать, я прививала ему свою неудовлетворённую жажду странствий.

Но я точно не хотела, чтобы она проявлялась вот так. Я не хотела, чтобы он, покинув безопасное место, отправился навстречу приключениям в разгар самого страшного наводнения за последние более чем сто лет.

– Вы всю школу обыскали? – спросила я.

– Ещё продолжаем искать… – ответила она.

– Я с вами.

Остаток дня прошёл как в тумане. Я сама проверила все аудитории и классные комнаты, спотыкаясь о вёдра, подставленные под протечки, и распахивая дверцы шкафов, выкрикивая его имя, пока не нагнала страху на других детей. Но всё было тщетно, в школе Эйдена не было. Я обыскала каждый закуток, каждую щёлку в здании, прочесала парковку и футбольное поле, пока, наконец, Эми не угомонила меня, усадив на стул и подав чашку горячего кофе, приготовленного миссис Фитцуильям.

Полицейские со спасателями явились лишь через несколько часов. Я не заметила, как среди этой кутерьмы на мне оказалась пара сухих ботинок. Эйдена так никто и не нашёл. У властей забот хватало и без этого, спасателям и полиции не хватало рук, и мой малыш, мой бедный мальчик так и остался в списках пропавших без вести.

Негодую ли я теперь по этому поводу? Ненавижу ли всех тех родителей, чьих детей эвакуировали в безопасное место на лодках и вертолётах, когда Уза разошлась вовсю и накрыла весь наш невеликий городок своими тёмными водами? Нет. Я не могу. Я не способна кидать камни в тех мужчин и женщин, которые без устали спасали всех, кто был в живых. Но в тот день, наблюдая за суматохой вокруг, за тем, как оставшиеся в школе дети обнимают своих родителей, и за тем, как чуть не утонувших жителей моего родного городка кутают в одеяла и поят горячим чаем, я осознала, что больше не управляю своей жизнью. В тот день вместе с Эйденом я потеряла контроль над своей жизнью, и с его исчезновением я потеряла и саму возможность вернуть себе этот контроль.

2

Столько неиспользованных возможностей. Это выражение мне довелось услышать много раз после того, как в последнем, 13 классе я забеременела Эйденом. Когда мне пришлось помочиться на заветную полоску, мне только-только исполнилось восемнадцать, и я как раз послала в UCAS[3]3
  Организация, координирующая приём в вузы (Universities and Colleges Admissions Service – Служба приёма в университеты и колледжи).


[Закрыть] заявку на поступление в несколько университетов, которые, по моим расчётам, должны были принять меня на гуманитарное отделение. Мой тогдашний парень Роб Хартли, напротив, в университет поступать не собирался. Наши отношения висели на волоске, и когда я сообщила ему новость, волосок порвался окончательно.

Роб и в помине не был тем молодым человеком, которого можно радостно вести знакомить с родителями. В пятнадцать он уже играл в группе, в шестнадцать набил первую татуировку, а в семнадцать практически полностью забросил учёбу. Он не свалил из нашей школы совсем, чтобы всё-таки сдать выпускные экзамены, хотя сейчас, вспоминая то время, я склоняюсь к мысли, что, скорее всего, он не бросил школу ради того, чтобы быть рядом со мной. Мы были влюблены по уши, но любовь эта была юной, страстной и сумасшедшей, полной нелепых ошибок и драматических моментов. Ну и, конечно, самым драматическим поворотом стала моя беременность – Прайсы и Хартли устроили совместный семейный совет, дабы решить, что следует предпринять в свете обрушившегося на наши головы сурового испытания. В какой-то момент я даже стала подозревать, что они собираются отправить меня на девять месяцев куда-нибудь подальше, чтобы сохранить беременность и ребёнка в тайне. Ей-богу, можно было подумать, что на дворе начало двадцатого века, а не двадцать первого.

Жители нашего городка были хоть и провинциалами, но вполне зажиточными. Мать работала терапевтом, а семья Роба владела маленьким бутик-отелем в самом Бишоптауне и несколькими загородными домами под Йорком. У нас были самые радостные перспективы: наши семьи относились к среднему классу, а родители из кожи вон лезли ради нашего будущего. А мы просто спустили его в унитаз, как я – тест на беременность после использования…

Я могла сделать аборт, и честное слово, я размышляла над таким вариантом. Однажды мама даже усадила меня рядом с собой и спокойно, без лишних эмоций, описала, как происходит эта процедура. Такие девушки, как я, часто выбирают именно такой путь, считая аборт наилучшим выходом из положения. Но что-то было такое в этой горошине, которую я увидела на УЗИ, из-за чего мне стало жутко интересно, что за маленькое волшебство творится у меня внутри. В моей утробе зрела таинственная горошина, и мне было очень любопытно, что с ней станет дальше. Наверно, в моём решении была изрядная доля эгоизма… да может, в любом человеческом решении присутствует эгоизм. Но это был мой выбор.

Я выбрала Эйдена.

И ни разу об этом не пожалела.

Ни тогда, когда он, раздвинув мою плоть, появился на свет божий, ни тогда, когда он орал как резаный, вместо того чтобы мирно спать, ни даже тогда, когда через три дня после наводнения из Узы выловили его красную курточку. Нет, я никогда не жалела о сделанном выборе на протяжении семи долгих лет, прошедших со дня наводнения, пока, наконец, моего сына официально не объявили юридически мёртвым.

– Ну что, Эмма, может, теперь вот этот откроешь?

Я заморгала, и это помогло мне вернуться к реальности, в которой с сидела на одном из не слишком комфортных стульев, расставленных в учительской комнате вокруг маленького низкого столика. У стены слева располагался стеллаж с отделениями для каждого учителя, а за спиной у меня находились небольшой кухонный уголок с несколькими шкафчиками, наполненными неизвестно когда попавшими туда упаковками сухих завтраков, и раковиной, уставленной кружками с чайными ложками. Интересно, долго ли я пребывала в воспоминаниях об Эйдене? Судя по выражению лиц вокруг, я уже некоторое время ни на что не реагировала.

– Да, конечно! Прости, я что-то отключилась… – Я заткнула за ухо выбившуюся прядь волос, улыбнулась и склонила голову, принимая подарок из протянутой руки Эми.

Десять лет назад, когда вода поглотила Эйдена, я бы и представить себе не могла, что когда-либо буду работать рука об руку с той самой женщиной, что позволила моему сыну беспрепятственно покинуть школу. Но жизнь идёт своим чередом, и люди меняются. Несмотря на всё случившееся, я смогла простить Эми. В той экстренной ситуации она и так уже действовала за гранью своих возможностей, и стоило ей в какой-то момент отвернуться, мой ребёнок сделал, казалось, маловероятное: вышел из школы, пошёл прямиком к опасной реке и утонул, будучи не в силах сопротивляться мощному потоку. Таковы сухие факты. Но каждый раз, когда я думаю о них, я словно отключаюсь от той реальности, в которой они имели место. Иногда мне даже кажется, что моё сознание вообще не желает иметь ничего общего со смертью Эйдена. Отказывается верить в неё, будто он мог остаться в живых и превратиться в какого-нибудь дикаря, живущего где-то на йоркширских болотах и пугающего туристов, выпрыгивая из зарослей вереска и стремительно удирая в своё логово, словно Стиг-со-свалки[4]4
  Персонаж детской книги, пещерный человек, обитающий на дне заброшенного карьера.


[Закрыть].

Держа подарок на коленях, я поддела ногтем большого пальца клейкую ленту на упаковке и медленно развернула её. Подарок был упакован в милую розовую бумагу с изображениями птичек и цветочков и перевязан розовой же лентой. Бумага оказалась такой плотной, что надорвать её было непросто. Эми не просто заскочила в киоск на Бишоптаун-Хилл – за такой симпатичной и модной бумагой ей нужно было отправиться в Paperchase или Waterstones[5]5
  Сетевые магазины канцтоваров и книг.


[Закрыть]. Под птичками скрывалась коробка с прозрачной пластиковой крышкой.

– Как красиво! – медленно выдохнула я, изо всех сил сдерживая наворачивающиеся слёзы.

– Годится? – спросила она слегка дрогнувшим от беспокойства голосом. – Я знаю, некоторым мамочкам не нравится, когда их дочкам приносят такие вот девчачьи игрушки, но когда я увидела эту прелесть, сразу поняла, что просто не могу её тебе не купить.

Наши увлажнившиеся взгляды встретились. Хоть мы и не были подругами, я знала Эми лет с тринадцати или четырнадцати. Она была не из тех, кому я бы стала звонить субботним вечером, чтобы позависать вместе перед телеком, просто крутилась она примерно в тех же компаниях, что и я. Ее, всегда чуть похожую на мышку, можно было бы даже назвать хорошенькой, если бы не длинные передние зубы, из-за которых Эми не могла полностью закрыть рот. Она держалась, словно типичный библиотекарь: тихая, неловкая, стеснительная с большинством людей, и я знаю, что смерть Эйдена все эти годы лежала на её плечах тяжким грузом. Со временем разрушительная скорбь во мне утихла, и параллельно сошло на нет и чувство жалости к ней.

– По-моему, прелесть! – проворковала Анджела, заведовавшая седьмым классом.

– Миленько, – прокомментировала Сумаира, учитель английского.

– Так и хочется превратиться обратно в девчонку и самой такой подарок получить! – поделилась ощущениями Триша, администратор из другой школы.

Я смотрела на коробку с куклой, которую держала на коленях, и что есть силы старалась прогнать прочь воспоминания об Эйдене, чтобы хоть раз наконец подумать о будущем.

Последние десять лет были тяжёлыми, и хоть я бы никогда не подумала, что может быть так тяжело, в жизни моей были не только страдания. Были в ней и прекрасные моменты – такие, как выход замуж за Джейка и беременность его ребёнком. Этот подарок должен стать ещё одним таким моментом, которым я хотела насладиться сполна. Я хотела жить настоящим. Поэтому, сказав безмолвное «прости», я выбросила из головы мысли об Эйдене и представила себе, как буду вручать дочке эту чудесную куклу. Она была фарфоровой, с нежным румянцем на щеках и волнистыми каштановыми волосами, падающими на плечи, и облачена в розовое тюлевое платье, подол которого был вышит маргаритками, а на бретельке красовалась бабочка.

– Она замечательная, Эми! Спасибо! Где ты нашла такое чудо?! – спросила я.

– Ну, есть один онлайн-магазин, – сообщила она. – Они делают их на заказ, но в продаже есть и уже готовые, вот среди них я эту и увидела. Я в неё сразу влюбилась и захотела тебе подарить.

Я осторожно положила куклу на столик рядом с огромной глянцевой открыткой с орнаментом из бельевой верёвки с вереницей сохнущих на ней малюсеньких ползунков, подалась вперёд и обвила Эми руками. Она похлопала меня по спине, обнимая в ответ и склонившись к моему большому круглому животу.

– Вот бы мне такое аккуратное пузико на восьмом месяце! – вставила Сумаира. – Так нет же, у меня вот такенное было! – Она подкрепила свои слова выразительной жестикуляцией, вызвавшей у всех взрыв хохота.

– А я всё думаю, что однажды утром проснусь и пойму, что в дверь не пролезаю, – сказала я, смеясь вместе со всеми. До беременности я вела активный образ жизни, бегала – это помогало справиться с печалью, так что в начале срока я продолжала пребывать в отличной форме, да и сейчас чувствовала в себе остатки той силы. Я совершенно точно не чувствовала себя какой-то немощной или согбенной тяжким бременем. Кое-какие классические признаки позднего срока, конечно, были – лодыжки распухли, а писать хотелось в два раза чаще – но на беременную матрону размером со слона, каких изображают в комедийных телешоу, я и близко не была похожа. На работе я не пускала слезу ни разу, и даже жажда солёных огурцов все эти восемь месяцев обходила меня стороной.

– Мы будем без тебя скучать, госпожа Прайс-Хьюитт! – сказала Триша, дождавшись своей очереди заключить меня в объятия.

– И я без вас, девочки! И не привыкайте тут слишком сильно к тому, кто меня подменит, потому что я вернусь быстрее, чем вы можете себе представить!

– Ты уж не торопись, – успокоила Анджела. – Чего горячку пороть. Побудь с малышкой в своё удовольствие.

Я кивнула, осмысливая её слова. Никто не упомянул об Эйдене, никто не вспомнил, что это мой второй ребёнок. Я закусила губу, борясь с нахлынувшим чувством вины, грозящим заполонить собой всё сознание.

– Ладно, пойду, а то Джейк ждёт. – Я поднялась немного поспешнее, чем следовало, и кровь тут же прилила к голове, а суставы дали о себе знать лёгкой болью. Однако доброта и поддержка коллег придали новых сил, и я была вполне готова идти сворачивать горы. Меня ждала новая трудная задача, но я знала, что у меня достаточно энергии, чтобы справиться с ней, особенно учитывая то, что на парковке в машине меня ждал Джейк. В тяжёлые моменты он был моей нерушимой скалой, настоящей опорой, стоял с распростёртыми руками, готовый подхватить меня, когда я стану падать. А падала я, уж поверьте, регулярно. Глубже всего – после смерти Эйдена.

– Позвони, когда родишь. Нам всем хочется с ней познакомиться! – сказала Эми. Она кусала губы, и я прекрасно видела, как в голове у неё кружится рой мыслей о моём пропавшем мальчике, который ускользнул от её внимания и больше не вернулся.

– Точно, и приноси малышку сюда, а? Сто лет младенца на руках не держала! В это сложно поверить, но моему Оливеру уже три… – сказала Триша, и глаза у неё увлажнились при мыслях о внуке.

– Обязательно! – заверила я. – Самой уже хочется побыстрее вам её представить.

Я сгребла все открытки и подарки в пакет и взяла в руки огромный букет цветов с аккуратно отклеенным от обёртки ценником. Мы неловко застыли у двери, и у них на лицах впервые появилось выражение некоторого смущения. Они все задумались о чём-то, и я даже знала, о чём именно.

Эми смахнула потёкшие по щекам слёзы. Пусть мы старательно не упоминали об Эйдене и приняли неосознанное решение не произносить вслух его имени, говоря о скором появлении новой жизни, но Эйден всё равно был рядом с нами. Он был настолько близко, что мне казалось, я вижу его – вон там, в тени, между стеллажом и угловым столом. Он прятался в слезах Эми и в понимающей улыбке Сумаиры, он жил в моём сердце и венах, был растворён в моей крови и встроен в мою ДНК… он присутствовал в каждой частичке меня.

Я попрощалась, спустилась по лестнице вниз и вышла к парковке – той самой, по которой бегала в тот жуткий день, хлюпая одним сапогом и рискуя потерять сползающий с другой ноги носок. Слава богу, почти в ту же секунду я увидела серебристый «Ауди» и улыбающегося Джейка на водительском месте.

– Как прошло? – спросил он, пока я складывала подарки и цветы на заднее сиденье. Скоро придётся позаботиться о детском кресле, размышляла я. До срока осталось всего три недели, и до этого надо было сделать кучу всего.

– Хорошо. Ты бы видел, какую шикарную куклу купила нашему карапузу Эми!

– Ты устало выглядишь, – нахмурился Джейк. – Я хотел предложить заехать куда-нибудь и выпить по чашечке чая, но тебе, похоже, лучше залезть в тёплую ванну и пораньше лечь спать. Закажем на дом что-нибудь из «Да Винчи»?

– Звучит отлично! – Я перегнулась через рычаг передач и запечатлела на щеке Джейка самый что ни на есть нежный поцелуй.

Мы выехали с парковки, и я не удержалась и оглянулась, чтобы кинуть на школьное здание прощальный взгляд. К тому моменту я проработала в школе пять лет и, казалось, должна была привыкнуть к виду этого викторианского строения, однако старые чувства почему-то опять всплыли на поверхность. И тут дочка пнула меня изнутри. Я схватилась за живот и почувствовала второй пинок.

Тихо, маленькая, я знаю, что ты там. В моём сердце есть место и для тебя.