Текст книги "Что такое «навсегда»"

Глава 6

– А теперь, – прошептал Уэс, – смотри и учись.

Мы обслуживали вечеринку по случаю выхода на пенсию в отеле «Лейквью Инн», а в данный момент сидели в гардеробе, и Уэс учил меня играть в «Попался!». Я оказалась здесь случайно – какая-то старушка отправила меня повесить ее накидку – и обнаружила Уэса, устроившего засаду.

– Уэс? – начала я, но он прижал палец к губам, жестом зовя меня подойти ближе. Я бездумно подчинилась, стараясь не обращать внимания на щекочущее чувство в животе, которое всегда ощущала при виде Уэса. Даже когда мы не находились вдвоем в тесном закрытом пространстве. Боже, неужели это происходит со мной! Из соседнего помещения слышались звон бокалов, голоса, смех и та же самая скрипичная музыка, что на свадьбе моей сестры.

– Так, – едва слышно сказал Уэс, так тихо, что мне пришлось бы наклониться к нему, чтобы расслышать, если бы мы не сидели бок о бок. – Главное – выбрать правильное время. Мы ждем…

Мне в лицо уткнулось чье-то пальто, пахнущее духами. Я тихонько отодвинула его в сторону.

– Еще рано, – прошептал Уэс.

Тут раздались шаги и какое-то бормотание. Должно быть, Берт.

– ПОПАЛСЯ! – Уэс выскочил из засады. Берт подпрыгнул на месте, взвизгнул от неожиданности тоненьким голосом, потерял равновесие и растянулся на полу.

– О господи! – закричал он и покраснел как рак, увидев, что из гардероба выхожу еще и я. Вряд ли его можно было винить за это: трудно сохранить достоинство, лежа на полу с перепуганным видом.

– Эт-то было…

– Шесть – два в мою пользу, – закончил за него Уэс.

Берт, все такой же красный, поднялся на ноги.

– Я тебе еще покажу, – заявил он Уэсу и перевел взгляд на меня: – И ты свое получишь.

– Она здесь ни при чем, – сказал ему брат, – я только показал ей, как это делается.

– О-о, не-ет, – зловеще протянул Берт, – она теперь в игре. Все, никаких поблажек, Мейси.

– Берт, ты уже однажды напугал ее, – напомнил Уэс.

Мальчик, проигнорировав его замечание, устремился дальше по коридору, бормоча что-то себе под нос. Брат наблюдал за ним, едва заметно улыбаясь.

– Здорово получилось, – заметила я, когда мы шли обратно на кухню.

– Ерунда, – отмахнулся Уэс, – немного практики, и ты тоже научишься.

– Честно говоря, меня больше интересует происхождение этой игры.

– Происхождение?

– Откуда она взялась, – подсказала я.

– Я в курсе, что значит это слово. – На секунду я испугалась, что поставила его в неловкое положение, но он улыбался. – Просто оно обычно используется в словарях или книгах, а не в нормальных человеческих разговорах.

– А я как раз расширяю свой словарный запас, – объяснила я.

– Заметно. Ладно, происхождение. Если честно, это началось около года назад. Когда умерла мама, мы с Бертом остались вдвоем. В доме стало слишком тихо и спокойно, а прятаться было легко. Прекрасная возможность, знаешь ли.

Я понимающе кивнула, хотя не могла представить себе, что бросаюсь на маму из-за двери или из-за пальмы в кадке, даже если подвернется удобный момент.

– Ясно.

– Кроме того, – продолжал Уэс, – бывает весело, когда тебя кто-то как следует напугает. Понимаешь?

Я не видела в этом ничего веселого, поэтому не стала кивать, а лишь сказала:

– Наверное, это скорее для мальчиков.

Он пожал плечами и пропустил меня в кухонную дверь.

– Возможно.

Посреди кухни стояла Делия со скрещенными на груди руками. По выражению ее лица я поняла: что-то случилось.

– Минутку, – произнесла она. – Замрите.

Мы послушались. Даже Кристи, которая обычно пропускала мимо ушей большую часть указаний, перестала выкладывать канапе на поднос. Делия медленно обвела нас взглядом.

– Где ветчина?

Молчание.

– Ой-ой-ой, – тихо протянула Кристи.

– Молчать! – оборвала ее Делия и снова начала перебирать коробки, лежащие на столе. – Ветчина должна быть здесь! У нас есть система!

Мы и вправду работали по новой системе. Чтобы обезопасить себя от неприятных неожиданностей, Делия недавно придумала для нас правила. В прошлый раз, по дороге на коктейльную вечеринку, выяснилось, что никто не упаковал стаканы. Пришлось возвращаться, и мы опоздали.

После этого Делия, страдающая бессонницей беременных, составила списки всего необходимого, от закусок до салфеток, и каждый из нас получил перечень, за который нес полную ответственность. Я отвечала за кухонную утварь, и если у нас вдруг не оказывалось щипцов для салата, ругать нужно было меня.

– Мы не могли ее забыть, – говорила Делия, в очередной раз проверяя коробку, в которую не поместилась бы и десятая часть ветчины. – Я же помню, она лежала в гараже на боковом столе, уже упакованная. Я видела ее!

Голоса гостей по ту сторону двери стали громче, это означало, что скоро пора подавать основное блюдо. На закуску были сырные шарики и тосты с козьим сыром, потом запеканка из зеленой фасоли, пилав из риса, весенние рулетики с розмарином и укропом и, наконец, ветчина. Последняя оговаривалась отдельно. Очевидно, здесь собрались любители свинины.

– Ладно, давайте успокоимся и вспомним, кто за что отвечал, – продолжая лихорадочно перебирать коробки и пакеты, сказала Делия.

– У меня закуски, – подала голос Кристи, – они все здесь.

В это время в кухню вошел Берт с пустым подносом в руке.

– Берт, ветчина не у тебя в списке?

– Нет, у меня бумажные салфетки, блюда и подносы. А что? Мы что-то забыли?

– Нет, мы ничего не забыли, – твердо заявила Делия, – не могли забыть.

– У Моники лед, – Кристи заглянула в список сестры, – Мейси – раздатки и приборы, Уэс – бокалы и шампанское. Значит, ветчина… ой, Делия…

– Что? – переспросила Делия, высовывая голову из ящика с хлебом. – Нет, погоди, в моем списке было…

Мы все ждали. В конце концов, это ведь ее система.

– Основное блюдо, – сказала она наконец, найдя свой листок, – специальный заказ.

– Н-да-а, – сказал Берт.

– О боже! – Делия шлепнула себя по лбу. – Она лежала на столе! Я боялась, что мы ее забудем, и когда мы грузили все в фургон, переставила…

Все затаили дыхание.

– …На видное место, на багажник своей машины. Значит, ветчина… осталась дома… на машине.

– Н-да-а, – снова сказал Берт.

Он был прав: до дома Делии полчаса езды в один конец, а подавать основное блюдо нужно через десять минут. Делия бессильно облокотилась на плиту и произнесла два слова:

– Это. Ужасно.

С минуту все молчали, пытаясь осознать масштабы катастрофы и приходя к выводу, что это конец. А потом Делия спокойно сказала:

– Ну ладно, вот что мы сделаем…

Я уже трижды работала с выездным рестораном «Уиш кейтеринг»: коктейльная вечеринка, бранч и юбилей по случаю пятидесятилетия. И каждый раз случалась какая-то неприятность: то психованный дед ущипнул меня пониже спины, когда я проходила мимо него с булочками, то я столкнулась с Кристи и получила по лбу подносом, с которого высыпались мне на блузку канапе с лососем, то Берт выскочил на меня из-за вешалки, так что стопка тарелок и мое кровяное давление взлетели до небес. И всякий раз я спрашивала себя: как я могла согласиться на такую работу. Но когда все заканчивалось, я чувствовала странное спокойствие, умиротворенность. Несколько часов сумасшедшего дома как будто помогали мне расслабиться, хоть и ненадолго.

А еще это было весело. Я постоянно училась чему-то новому, например, пригибаться, когда Кристи кричала: «Посылка!» Это означало, что сейчас она швырнет через всю комнату пачку салфеток, щипцы или поднос, которые нужно быстрее доставить к месту назначения. Или не стоять у распахивающихся дверей, потому что Берт всегда толкал их с огромной силой, не думая, кто или что может находиться с другой стороны.

Я узнала: когда Делия волнуется, она напевает себе под нос, чаще всего «Американский пирог», а вот Моника никогда не волнуется, она может спокойно есть креветки или биточки, когда мы все сходим с ума от беспокойства.

И еще я узнала, что всегда могу рассчитывать на одобрительно приподнятую бровь Уэса, его тихое ироничное замечание или просто сочувственный взгляд, когда все валится из рук. Что бы ни случилось, он всегда был готов встать на мою сторону, прийти на помощь, не то что в библиотеке. Наверное, именно поэтому мне так нравилось здесь работать.

Потом работа заканчивалась, мы грузили свое имущество в фургон, организаторы торжества рассчитывались с Делией, все смеялись и рассказывали истории об «индюках», «хапугах» и голодных бабушках. И только когда вся суета затихала, я начинала вспоминать, что должна возвращаться к своей обычной жизни и тащиться утром в ненавистную библиотеку.

– Мейси, – окликала меня Кристи, когда мы заканчивали убирать посуду и остатки продуктов на импровизированной кухне Делии и готовились расходиться по домам, – поедешь сегодня с нами?

Она каждый раз повторяла приглашение, хотя я всегда отказывалась. Меня это радовало. Приятно знать, что у тебя есть выбор, даже если на самом деле его нет.

– Не могу, я занята.

Она пожимала плечами:

– Ну ладно. Тогда в следующий раз, хорошо?

Но однажды Кристи не выдержала и поинтересовалась, чем же я так занята каждый вечер.

– Да так, уроки и все такое, – ответила я.

– Даже не начинай, – пробормотала Моника, покачав головой.

– Готовлюсь к экзаменам, – пояснила я. – А днем работаю еще в одном месте.

Кристи закатила глаза.

– Сейчас же лето! В смысле, я знаю, что ты вся такая умная, но надо же когда-нибудь и отдыхать? Жизнь, знаешь ли, длинная!

«Может, и так, – подумала я. – А может, и нет». Но вслух сказала:

– У меня правда куча дел.

– Ладно, – улыбнулась она, – поучись немного и за меня, мне этого так не хватает.

Так что дома я становилась прежней Мейси, у которой всегда все в порядке, которая вытирает брызги на умывальнике и гладит одежду сразу после сушилки. Только вечерами после ресторана я была совсем другой Мейси: с растрепанными волосами и пятнами на блузке. Я как будто стала Золушкой наоборот: днем – настоящая принцесса, а по вечерам – замарашка, выполняющая самую тяжелую работу. Я позволяла себе расслабиться, пока не пробьет полночь, и снова превращалась в принцессу с обязательным набором правил.

Катастрофу с ветчиной, как и все прочие, удалось предотвратить: Уэса послали в расположенную поблизости кулинарию, где Делию хорошо знали, а мы с Кристи тем временем продолжали разносить закуски, улыбаясь и хлопая ресницами в ответ на все расспросы о специальном блюде – идея Кристи, конечно же. Когда вынесли ветчину (с опозданием на сорок пять минут), ее встретили чуть ли не аплодисментами, и гости разошлись по домам вполне счастливые, сытые и довольные.

В десять тридцать я наконец припарковалась у нашего дома. Фары осветили знакомую подъездную дорожку, калитку, почтовый ящик, все как всегда. И тут у меня глаза полезли на лоб: я увидела папину машину. Старенький «Шевроле» стоял слева от гаража, где всегда оставлял его папа. Я остановила машину и застыла на месте. Никаких сомнений: это его пикап. Я узнала бы эту машину где угодно: слегка поржавевший бампер с наклейкой: «Ешь… Спи… Рыбачь», хромированный ящик для инструментов с вмятиной от электропилы по центру. Я выбралась из машины, подошла к пикапу и дотронулась до таблички с номером.

Я ничуть не удивилась бы, если бы пикап тут же растворился в воздухе, ведь именно так обычно ведут себя привидения. Но он остался на своем месте, даже когда я открыла водительскую дверь, а вот мое сердце чуть не выскочило из груди. Я села за руль, жадно вдыхая знакомую смесь старой кожи, сигарного дыма и еще волшебный аромат океана и песка, который привозишь с пляжа и хочешь сохранить навсегда, но никогда не получается.

Я любила этот пикап. В нем мы с папой проводили вдвоем больше времени, чем где бы то ни было. Я любила устроиться на пассажирском сиденье, закинув ноги на приборную панель, а папа сидел за рулем, выставив локоть в открытое окно и стуча по крыше в такт музыке.

По субботам мы рано утром отправлялись за печеньем, а бывало, ездили по округе, проверяя стройплощадки, или возвращались уже затемно со встреч – я сворачивалась клубочком на своем сиденье и немедленно засыпала. Кондиционер не работал, сколько я себя помнила, и летом было нестерпимо жарко, но на это никто не обращал внимания. Как и пляжный домик, полуразвалившийся пикап обладал своим неповторимым очарованием, в нем чувствовался папин дух. И теперь он вернулся к нам. Вернулся ко мне. Я выскользнула из машины, прикрыла дверцу и поспешила к дому. Дверь не заперта. Я привычно скинула туфли и вдруг почувствовала под босыми ногами песок.

– Эй, есть здесь кто? – неуверенно сказала я. Мой голос взлетел к потолку и вернулся обратно. Тишина. Мама, должно быть, еще в офисе – она написала мне сообщение, что будет там с пяти часов до позднего вечера. Это значит, что папин пикап сам приехал к нам с побережья, или же есть какое-то другое, более разумное объяснение, которое пока не пришло мне в голову. Я прошла к лестнице и заметила еще одну странность. Дверь в мою комнату, которую я обычно захлопывала, чтобы внутри было прохладнее или, наоборот, теплее, была открыта. Не зная, что и подумать, я стала медленно подниматься на второй этаж. Сколько раз я мечтала, чтобы папа вдруг появился дома, и мы все вместе посмеялись над этим глупым недоразумением. Но это невозможно.

В комнате на первый взгляд все было так же, как я и оставила: компьютер, закрытая дверца шкафа, окно, книга с тестами на столике у кровати, выставленная в ряд обувь возле мусорной корзины. Все, как и должно быть. Но, взглянув на кровать, я увидела темную голову, покоящуюся на моей подушке. Разумеется, папа не вернулся.

А вот Кэролайн – вернулась. То есть приехала в гости. И сразу же принялась гнать волну.

– Нет, Кэролайн, – говорила мама сначала мягко, потом в ее голосе послышалось недовольство, граничащее с раздражением, – я не хочу это обсуждать. Сейчас не время и не место.

– Может быть, место и вправду не очень, – согласилась Кэролайн, доставая из корзинки хлебную палочку, – но время вполне подходящее.

Мы сидели в модном кафе «Белла Луна», неподалеку от библиотеки. Впервые за все время я обедала не в одиночестве – за мной зашли мама с сестрой. Но я уже начинала задумываться, не лучше ли было, как обычно, съесть сэндвич на скамейке, потому что стало ясно: у Кэролайн имеются какие-то грандиозные планы.

– Я просто думаю, – сказала она, глядя на пробежавшую мимо нас официантку, – что папа бы этого не хотел, потому что любил этот дом. А он там просто гниет. Видела бы ты песок в гостиной, сгнившие ступеньки к пляжу и потрескавшуюся краску. Это ужасно. Ты вообще была там хоть раз с тех пор, как он умер?

Когда Кэролайн произнесла эти слова, я с испугом посмотрела на маму: сестра явно нарушила неписаные правила о том, как можно и как нельзя говорить о папе и его смерти. Мы с мамой предпочитали смотреть в будущее, а это было прошлое. Но сестра рассуждала по-другому. С той минуты, как она приехала – на папином грузовичке, потому что у ее «Лексуса» полетел сальник и пришлось оставить его в Колби, – Кэролайн стала живым напоминанием о папе.

– Мне сейчас не до пляжного домика, Кэролайн, – твердо сказала мама, тоже глядя вслед замученной официантке. Мы ждали наш заказ уже добрых двадцать минут. – Я начинаю новый строительный проект с невероятно сложным зонированием…

– Я в курсе, – перебила Кэролайн, – и прекрасно понимаю, как тебе трудно. Вам обеим.

– Сомневаюсь, что ты понимаешь. – Мама взяла стакан с водой, но не стала пить. – Иначе ты не поднимала бы эту тему именно сейчас.

Сестра выпрямилась на стуле, крутя на пальце обручальное кольцо.

– Мама, – наконец произнесла она, – я не хочу тебя расстраивать. Я просто говорю, что прошло уже полтора года… Может, пора двигаться дальше? Папа хотел бы, чтобы ты была счастлива, я знаю!

– Я думала, мы говорим о доме. – Мама поджала губы.

– Да. Но не только о нем, о жизни тоже. Ты не можешь вечно прятаться за работой. Когда вы с Мейси в последний раз ездили отдыхать или просто делали что-то приятное?

– Я была на побережье пару недель назад.

– По работе, – парировала Кэролайн. – Ты работаешь допоздна, рано встаешь и думаешь только о делах. А Мейси – только о школе. Она никуда не ходит с друзьями и все вечера просиживает в своей комнате, зарывшись в учебники, но ведь ей не всегда будет семнадцать…

– У меня все хорошо, – перебила я.

Сестра скептически взглянула на меня.

– Куда уж лучше. Я ведь вижу: ты упускаешь многое, что нельзя откладывать на потом.

– Не всем нужна такая бурная социальная жизнь, какая была у тебя, – заметила мама. – Мейси нравится учиться, у нее прекрасные оценки. Она встречается с замечательным парнем. То, что она не пьет пиво и не возвращается домой в четыре утра, не означает, что она не живет полной жизнью.

– Я этого и не говорила. Просто я считаю, что она чересчур серьезно ко всему относится для своего возраста.

– Да все у меня в порядке! – повторила я, на этот раз громче. Они посмотрели на меня. – Честное слово.

– Я говорю лишь о том, что вам обеим стоило бы немного отдохнуть. И как раз поэтому мы должны привести в порядок дом на пляже и поехать туда на несколько недель в августе. Уолли все лето работает над одним громким делом, его постоянно нет дома, так что я могу взять уборку на себя. А потом, когда закончу, поедем туда вместе, как в старые добрые времена. Это будет замечательное окончание лета!

– Я же сказала, что не хочу сейчас это обсуждать, – упорствовала мама.

Официантка вновь прошла мимо нас.

– Извините! – сердито окликнула ее мама. Девушка вздрогнула и покраснела. – Мы ждем заказ больше двадцати минут!

– Уже несу, – машинально выдала она и потрусила в сторону кухни.

Я опустила взгляд на часы: до конца перерыва осталось пять минут. Бетани с Амандой уже, наверное, сидят на своих местах, а часы над входной дверью тикают, и мои коллеги вот-вот получат законный повод на меня злиться.

Мама внимательно и сосредоточенно смотрела куда-то вдаль. Глядя на нее при ярком дневном свете, я впервые за долгое время заметила, что она выглядит усталой и старше своих лет. Честно говоря, я не могла вспомнить, когда она по-настоящему улыбалась или от души хохотала, как раньше над папиными глупыми шутками. Никто не смеялся над его шутками, кроме мамы.

– Когда я впервые за последнее время туда приехала, – продолжала Кэролайн – мама все еще смотрела в одну точку, – я просто села на крыльцо и заплакала. Как будто вновь потеряла его, честное слово. Мама сглотнула, ее плечи дрогнули.

– Но потом, – тихо проговорила сестра, – я вошла в дом и вспомнила, как он любил эту дурацкую голову лося, которая висит над камином и пахнет старыми носками. Я вспомнила, как ты мучилась, готовя ужин на плите, где работала всего одна конфорка, и как тебе пришлось изощряться, чтобы приготовить макароны с сыром и зеленым горошком, потому что ты больше не могла смотреть на рыбу.

Мама подняла руку к лицу, а я почувствовала комок в груди. Хотелось остановить Кэролайн, а я не могла произнести ни слова: слушала и вспоминала.

– И этот ненормальный гриль, который ему так нравился, хоть папа и рисковал поджечь всю округу, – теперь сестра смотрела на меня. – Помните, как он клал в него разные вещи, летающий диск фрисби или запасные ключи, а потом забывал и включал газ? Вы знаете, что там и сейчас лежит штук пять обугленных ключей?

Я кивнула, едва удерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Я не собиралась бросать дом на побережье, – вдруг сказала мама. – Просто это еще одна проблема, которую нужно решать, а у меня сейчас столько дел.

«Да, только Кэролайн может заставить маму говорить о таком», – подумала я. Все эти месяцы мы с мамой старательно избегали подобных разговоров.

– Там нужно починить крышу, – осторожно подбирая слова, сказала Кэролайн, – я говорила с соседом, как его, Руди? Так вот, он – плотник, и я попросила его посмотреть дом. Нужно купить плиту, вставить раздвижную дверь, починить ступеньки, покрасить стены внутри и снаружи.

– Даже не знаю… – нерешительно проговорила мама.

Кэролайн положила свою руку поверх маминой, их пальцы переплелись. Я бы никогда не решилась так сделать, но для моей сестры все было легко и просто.

– …У меня столько дел…

– Я понимаю, – сказала Кэролайн таким чистосердечным тоном, которым всегда могла сказать что угодно, – но я люблю тебя, и я тебе помогу. Хорошо?

Мама моргнула, затем еще раз. Впервые за последний год она была готова расплакаться.

– Кэролайн, – сказала я, чувствуя, что надо же кому-то ее остановить.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – уверенно отозвалась сестра, и я ей позавидовала. Хотелось бы и мне так уметь.

Несмотря на то что я прикончила свои лингвини под соусом песто в рекордно короткий срок и пробежала два квартала до библиотеки со скоростью света, к моменту моего возвращения часы показывали уже двадцать минут второго. Аманда сидела на своем троне со скрещенными на груди руками и смотрела на меня, сузив глаза.

– Обед заканчивается в час, – сказала она по слогам, словно мое опоздание было связано с непониманием основ.

Бетани злорадно улыбнулась из-за ее спины и прикрыла рот рукой.

– Извините, но это было неизбежно, – улыбнулась я, пытаясь обратить все в шутку.

– Не бывает ничего неизбежного, – сухо заявила Аманда и повернулась к монитору.

Я почувствовала, как мое лицо заливается краской. И вдруг, с полуторагодичным опозданием, до меня дошло: я никогда не стану совершенством. Я так старалась – и что в результате? Парень, который оттолкнул меня, стоило мне допустить ошибку – проявить хоть какие-то человеческие чувства. Отличные оценки, которые все равно недостаточно хороши для работы в библиотеке. Тихая, размеренная жизнь, без риска и безумств, бессонные ночи, тяжесть на сердце и секреты даже от самых близких людей. Жизнь уходит, а я по-прежнему не знаю, как стать счастливой. Я еще не понимала, чего хочу от жизни, но что-то мне подсказывало: в библиотеке мне своего счастья не найти.

Так что через несколько дней после работы (на этот раз мы обслуживали девичник в настоящей деревянной хижине, и он не обошелся без ЧП – у нас прямо во время приготовления тостов взорвался сатуратор) я сделала решительный шаг.

– Ну что, Мейси, – Кристи взмахнула подолом черной цыганской юбки с бахромой, – едешь сегодня с нами?

Вопрос уже превратился в пустую формальность, мы знали свои роли наизусть, как актеры в театре. Но в этот раз я решила отклониться от сценария и немного поимпровизировать.

– Да. Еду.

– Отлично, – широко улыбнулась она, перебрасывая сумку через плечо.

Как ни странно, Кристи ни капельки не удивилась. А может, она знала, что в конце концов я соглашусь?

– Поехали!