Текст книги "Фиалки в марте"

Глава 2

Первое марта

Великолепие острова Бейнбридж видно сразу, даже темнота не помеха. Пока паром пересекал Орлиную бухту, я смотрела на галечные берега и крытые дранкой дома, которые отважно цеплялись за склон холма. Залитые оранжевым светом комнаты манили, словно люди в них специально оставили место для гостя, когда собрались вокруг камина выпить вина или горячего какао.

Общество на острове довольно разнородное, и жителям это нравится. Мамаши, разъезжающие на автомобилях «вольво», пока мужья-чиновники работают в Сиэтле, куда ходит паром, художники и поэты, ищущие уединения, горстка знаменитостей. По слухам, Дженнифер Энистон и Брэд Питт до развода владели девятью акрами земли на западном побережье, и все знают, что несколько актеров комедийного сериала «Остров Гиллигана» тоже здешние. В общем, подходящее место, чтобы затеряться.

С севера на юг остров тянется всего лишь на десять миль, но по ощущениям это целый континент. Здесь есть бухты и заливы, гроты и отмели, винодельня, ягодная ферма, ферма по разведению лам, шестнадцать ресторанов, кафе, где подают домашние булочки с корицей и вкуснейший кофе, а еще рынок, на котором среди всего прочего можно найти местное малиновое вино и свежесобранный мангольд.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на свое отражение в иллюминаторе – на меня глядела суровая усталая женщина, нисколько не похожая на девчонку, которая давным-давно впервые приехала на остров. Я поникла, вспомнив, что произошло несколько месяцев назад, когда мы с Джоэлом собрались поужинать с друзьями. Уже в дверях он окинул меня критическим взглядом и спросил: «Эм, ты что, забыла накраситься?»

Ничего я не забыла, вот только зеркало в прихожей отразило бледную тусклую кожу. Высокие скулы, которыми в семье могу похвастаться только я – видно, унаследовала от молочника, как шутит мамуля, – даже они, неоспоримое достоинство, выглядели ужасно. И вся я тоже.

Паром остановился, и я шагнула на трап. В воздухе витал запах моря, отработанного паромного топлива, гниющих моллюсков и хвои; точно так же здесь пахло, когда мне было десять.

– Его бы в бутылки укупоривать, – заметил мужчина сзади.

Выглядел он лет на восемьдесят, если не больше. В коричневом костюме, с очками в толстой оправе, которые болтались на шее, он напоминал профессора, симпатичного и добродушного, вроде плюшевого мишки. Я не сразу поняла, что он обращается ко мне.

– Воздух, – подмигнув, пояснил он. – Его нужно укупоривать в бутылки.

– Точно, – кивнула я. – Не была здесь лет десять и, похоже, забыла, как мне его не хватало.

– О, так вы нездешняя?

– Нет, приехала на месяц.

– Тогда добро пожаловать. Вы к кому-нибудь в гости или ищете приключений?

– К тете. Ее зовут Би.

Старик ошеломленно уставился на меня.

– Би Ларсон?

Я едва заметно усмехнулась. Можно подумать, на острове есть еще одна Би.

– Да. Вы ее знаете?

– Конечно! – ответил он, словно констатируя общеизвестный факт. – Она моя соседка.

Я улыбнулась. Мы дошли до причала, но машины Би не было видно.

– Когда я вас увидел, мне показалось, что мы где-то встречались, и…

Мы одновременно повернули головы, услышав знакомый стрекот «фольксвагена». Би ездит слишком быстро для своего возраста, вернее, просто слишком быстро. От восьмидесятипятилетней дамы ждешь если не страха перед педалью газа, то хотя бы уважения, но к Би это не относится. Она притормозила в нескольких дюймах от наших ног.

– Эмили!

Би выбралась из машины и распахнула объятия. На ней были темные джинсы, слегка отвисшие на заду, и бледно-зеленая блузка. Би – единственная женщина в возрасте, которая одевается как двадцатилетняя девушка, вернее, как двадцатилетняя девушка из шестидесятых. Ее блузка пестрела узором «пейсли».

К горлу подкатил ком, когда мы с Би обнялись. Я не заплакала, у меня всего лишь перехватило горло.

– Я как раз говорила с твоим соседом… – начала было я и вдруг поняла, что не знаю его имени.

– Генри, – улыбнулся старик, протягивая руку.

– Приятно познакомиться. А я Эмили. – Мне тоже показалось, что я его где-то видела. – Погодите, мы ведь встречались?

– Вы тогда были еще ребенком.

Он удивленно покачал головой, глядя на Би. Та торопливо прошла мимо него.

– Детка, нужно поскорее отвезти тебя домой. Уже два часа ночи по нью-йоркскому времени.

Несмотря на усталость, я не забыла, что багажник у «жука» находится спереди, и загрузила туда свои вещи. Би завела мотор, я оглянулась помахать на прощанье Генри, но он уже ушел. Странно, что тетя не предложила по-соседски его подвезти.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Би.

Она прибавила скорость, отъезжая от причала. Ремни безопасности не работали, но какая разница? Здесь, на острове, рядом с Би, мне было хорошо и спокойно.

Я смотрела в окно на усеянное звездами зимнее небо. Извилистый спуск вел к берегу залива, крутые повороты воскрешали в памяти Ломбард-стрит в Сан-Франциско, одну из самых кривых улочек в мире. Ни одна канатная дорога не смогла бы пробраться сквозь лабиринт рощиц, которые расступались, открывая вид на дом Би. Даже если любоваться им каждый день, все равно дух захватывает при взгляде на белый особняк в колониальном стиле с черными ставнями на окнах. Дядя Билл уговаривал Би выкрасить ставни в зеленый цвет, мама предлагала синий, но Би считала, что если уж дом белый, то ставни должны быть черными.

Я не видела ни зарослей цветущей сирени, ни роскошных рододендронов, что сохранились в моей памяти, не могла определить, прилив сейчас или отлив, но даже глубокой ночью остров, казалось, искрился радостью, словно его не коснулось время.

– Вот мы и приехали, – сообщила Би, затормозив так резко, что я вцепилась в сиденье. – Знаешь, что нужно делать?

Я догадывалась.

– Опусти ноги в залив. – Би показала на прибрежную полосу. – Морская вода очень полезна.

– Завтра, – с улыбкой ответила я. – Сейчас мне бы только добраться до дивана.

– Ладно, детка. Я скучала по тебе.

Она заправила мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я поймала ее ладонь и крепко сжала.

– Я тоже.

Вытащив из машины багаж, я зашагала вслед за Би по кирпичной дорожке к дому. Би жила там задолго до того, как вышла за дядю Билла. Она училась в колледже, когда ее родители погибли в автокатастрофе, оставив единственной дочери значительное состояние. Би совершила только одну крупную сделку – приобрела огромный особняк с восемью спальнями, который пустовал много лет. Еще с сороковых годов прошлого века местные спорят, какой поступок Би был эксцентричнее: покупка огромного дома или его переустройство изнутри и снаружи. Почти во всех комнатах большие створчатые окна выходят на залив и по ночам скрипят под порывами ветра. Моя мама говорит, что этот дом слишком велик для женщины, у которой нет детей. Думаю, матушка просто завидует – сама она живет в одноэтажном коттедже с тремя спальнями.

Высокая входная дверь заскрипела, когда мы вошли в дом.

– Проходи в комнату, – велела Би. – Сейчас разожгу огонь и принесу выпить.

Она стала укладывать поленья в камин, и мне вдруг подумалось, что это я должна за ней ухаживать, а не наоборот. Но я слишком устала, и у меня болели ноги. Все болело.

– Забавно, столько лет живу в Нью-Йорке и ни разу тебя не навестила, – заметила я, покачав головой. – Тоже мне племянница!

– Ты была занята другими делами. К тому же, когда пора возвращаться, судьба найдет способ тебя вернуть.

Я вспомнила надпись на открытке. Если вдуматься в слова, под судьбой Би подразумевала мои жизненные неудачи, но она желала мне добра. Я оглядела гостиную и вздохнула.

– Джоэлу здесь понравилось бы. Жаль, что мне так и не удалось заставить его отложить на время работу и приехать сюда.

– Вот и прекрасно.

– Почему?

– Вряд ли бы мы поладили.

Я улыбнулась. Би терпеть не может притворство, а для Джоэла оно вторая натура.

– Это точно.

Би выпрямилась и ушла на веранду, которую на гавайский манер называла «ланаи», к бару с напитками. Почти со всех сторон пространство веранды ограничивали огромные окна, и лишь с одной была сплошная стена, где висела большая картина. Я вспомнила о своей – перед отъездом из Нью-Йорка я сунула ее в чемодан. Надо бы расспросить Би, но торопиться не стоит. Я давно поняла, что в жизни Би много запретных тем, и живопись лишь одна из них.

Как-то раз, когда мне было пятнадцать, мы с моей кузиной Рэйчел пробрались в ланаи, открыли заветный шкафчик с темными плетеными дверцами и выпили по четыре стопки рома, пока в другой комнате взрослые играли в карты. Помню, как мне хотелось, чтобы веранда перестала кружиться. С тех пор я больше не пью ром.

Би вернулась с двумя бокалами «Гордон грин» – огуречный сок, смешанный с соком лайма, немного джина, сахарный сироп и щепотка морской соли.

– Ну давай, рассказывай.

Я сделала глоток и подумала, что рассказывать-то и не о чем. Ни одной мысли. В горле снова встал ком. Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, однако слова не шли, и я уставилась на свои колени. Би понимающе кивнула.

– Все ясно.

Мы сидели молча и глядели на завораживающие языки пламени до тех пор, пока у меня не отяжелели веки.

Второе марта

Не знаю, что разбудило меня утром: то ли волны, которые обрушивались на берег с таким грохотом, что казалось, будто бы море стучится прямо в дверь, то ли аппетитный запах из кухни – пахло блинчиками. Никто уже не ест на завтрак блинчики, по крайней мере, взрослые точно не едят, тем более в Нью-Йорке. Возможно, я проснулась от дребезжания мобильника: он трезвонил между диванных подушек. Ночью я так и не дошла до гостевой спальни: свалилась от усталости. Или перенервничала. А может, все вместе.

Откинув одеяло, которым меня заботливо укрыла Би, я заметалась в поисках телефона. Звонила Аннабель.

– Привет! Хочу узнать, как ты добралась. Все в порядке? – весело сказала она.

Честно говоря, порой я искренне завидую Аннабель. Жалею, что не могу, как она, дать волю чувствам и хорошенько выплакаться. Видит бог, мне бы это не помешало.

Сейчас Аннабель на месяц переселилась ко мне – ее соседи сверху решили научиться играть на трубе.

– Кто-нибудь звонил? – с надеждой спросила я.

Конечно, она поняла, кого я имею в виду. Довольно жалко с моей стороны, но мы с Аннабель уже давно не стесняемся выглядеть несчастными друг перед другом.

– К сожалению, нет.

– Ну и ладно. Как ты там?

– Нормально. Сегодня утром встретила в кафе Эвана.

Эван – бывший парень Аннабель, тот, за которого она не вышла, потому что он не любил джаз; впрочем, других причин тоже хватало. Давайте-ка по порядку… Он храпел. И ел гамбургеры – серьезный недостаток, ведь Анни вегетарианка. Да, еще имя. Нельзя выходить замуж за человека по имени Эван.

– Вы говорили?

– Вроде того. – Голос подруги вдруг стал отстраненным, словно она делала два дела одновременно. – Правда, вышло по-дурацки.

– Что он сказал?

– Познакомил меня со своей новой пассией, Вивьен.

Аннабель произнесла имя девушки, как будто это было название заразной болезни вроде чесотки или стафилококковой инфекции.

– А ты, случаем, не ревнуешь, Анни? Вспомни, ведь это ты его бросила.

– И нисколько не жалею.

Так я и поверила!

– Анни, я знаю Эвана. Если ты позвонишь ему прямо сейчас и скажешь, что чувствуешь, он твой. Он до сих пор тебя любит.

В трубке молчали, словно подруга размышляла над моими словами.

– Алло, Анни, ты там?

– Угу. Прости, отвлеклась. Курьер принес посылку, нужно было расписаться. У тебя всегда так много почты?

– Значит, ты ничего не слышала?

– Прости. Что-то важное?

– Нет, – вздохнула я.

Аннабель считает себя неисправимым романтиком, но ни это, ни ее социологические исследования не помешали ей достичь немыслимых высот в умении разрушать отношения, когда дело касается любви.

– Ладно, позвони, если захочешь поболтать, – сказала она.

– Обязательно.

– Я тебя люблю.

– А я тебя. Да, не смей трогать мой увлажняющий крем от Лауры Мерсье! – полушутя-полусерьезно предупредила я.

– Постараюсь, но только если пообещаешь хорошенько выплакаться.

– Договорились.

Выйдя на кухню, я с удивлением обнаружила, что Би там нет и никто не хлопочет. Зато на столе меня ждали блинчики, маленькая стопка ломтиков бекона и банка домашнего малинового варенья. Радом лежала записка:

«Эмили!

У меня дела в городе, не хотела тебя будить. Оставляю тарелку твоих любимых гречневых блинчиков и бекон (разогрей в микроволновке, сорок пять секунд на максимальном режиме). Вернусь после обеда. Я отнесла твои вещи в комнату в конце коридора, располагайся. Обязательно погуляй после завтрака. Залив сегодня великолепен.

С любовью,

Би».

Я посмотрела в окно. И правда, серо-голубая вода, пестрая полоса берега с песчаными и каменистыми участками вперемешку – просто дух захватывает! Захотелось побежать туда прямо сейчас и собирать ракушки, переворачивать камни в поисках крабов или сбросить одежду и доплыть до буйка, как когда-то в детстве. Погрузиться в таинственную и прекрасную морскую пучину. На какую-то долю секунды я почувствовала себя живой, но это ощущение сразу исчезло. Я полила блинчики вареньем и принялась за еду.

Кухонный стол выглядел совсем как раньше: желтая клеенка с ананасами, салфетница, украшенная ракушками, кипа журналов. Би читает каждый номер «Нью-Йоркера» от корки до корки, потом вырезает понравившиеся статьи и отсылает мне, предварительно обклеив бумажками с комментариями. Сколько раз я твердила ей, что сама выписываю журнал… Би не переубедишь.

Я засунула тарелку в посудомоечную машину, вышла в коридор и стала открывать все двери подряд, пока не нашла комнату, куда Би отнесла мои сумки. Странно, в детстве я часто навещала Би, но ни разу не заходила в эту комнату, словно ее вообще здесь не было. Впрочем, у Би есть обыкновение запирать некоторые комнаты, и мы с моей сестрой Даниэль до сих пор не понимаем зачем.

Да уж, эту спальню я бы не забыла. Розовые стены, самый ненавистный для Би цвет. Мебели немного – кровать, комод, тумбочка и большой шкаф. Выглянув в окно, которое выходило на западную сторону залива, я вспомнила, что Би предложила погулять. Распакую вещи позже, решила я, и отправилась на берег, не в силах сопротивляться его притяжению.

Глава 3

Я не удосужилась переодеться или причесать волосы, что обязательно сделала бы в Нью-Йорке. Натянула джемпер, сунула ноги в темно-зеленые резиновые сапоги, которые нашла в чулане, и вышла на улицу.

Как ни странно, в прогулках по вязкому песку есть нечто целебное; видимо, ощущение хлюпающей под ногами жижи посылает мозгу сигнал, что можно немного расслабиться. Именно это я и сделала тем утром. Даже не отругала себя, когда вновь подумала о Джоэле, перебирая в памяти подробности прошлой жизни, просто наступила на пустой крабий панцирь и раздавила на тысячу кусочков.

Я подняла камешек и изо всех сил кинула в воду. «Черт! Ну почему у нас все так закончилось?» Я подбирала камень за камнем и злобно швыряла в залив до тех пор, пока не устала и не села на выброшенную на берег корягу.

– Если так бросать, камень никогда не отскочит.

Я вздрогнула от неожиданности, услышав мужской голос. Ко мне неторопливо шел Генри. Неужели наблюдал, как я психую? Сколько времени он уже здесь?

– О, привет, – смущенно пробормотала я. – Просто я…

– Пускаете по воде «блинчики», – кивнул он. – Дорогуша, у вас ужасная техника.

Генри подобрал тонкий плоский камешек, поднес к глазам и внимательно изучил со всех сторон.

– Да, этот подойдет. – Он повернулся ко мне. – Держите камень вот так, потом плавно отводите руку и кидаете.

Камешек взлетел над берегом, коснулся воды и шесть раз отскочил от ее поверхности.

– Черт! Теряю форму. Позорище!

– Разве шесть мало?

– Вообще-то, да. Мой личный рекорд четырнадцать.

– Правда? Не может быть.

– Разрази меня гром, если я вру. – Генри перекрестил сердце как одиннадцатилетний мальчишка-скаут. – Когда-то я был чемпионом острова по пусканию блинчиков.

Я не смогла сдержать смех.

– Здесь есть такие соревнования?

– Конечно. А теперь ваша очередь.

Углядев на песке подходящую гальку, я подняла ее и приготовилась к броску.

– Ну, была не была!

Камень шлепнулся в воду и утонул.

– Видите? Я безнадежна.

– Ничего страшного, надо немного потренироваться, и все.

Я улыбнулась. Иссохшее морщинистое лицо Генри напоминало старую книгу в потертом кожаном переплете. Но вот глаза… они рассказали, что где-то под глубокими морщинами скрывается молодой человек.

– Не хотите ли выпить со мной чашечку кофе?

Сверкнув глазами, он показал на белый домик над береговой дамбой.

– С удовольствием.

Мы поднялись по бетонной лестнице к заросшей мхом дорожке из шести каменных плит, что привела нас к дому, под тень двух огромных старых кедров, которые словно стражники стояли у входа. Генри открыл дверь. Ее скрип почти заглушил чаек, когда те снялись с крыши и, неодобрительно крича, полетели к воде.

– Никак не соберусь починить эту дверь, – заметил Генри.

Он разулся на крыльце, я последовала его примеру. В гостиной пылал камин, и щеки сразу раскраснелись от тепла.

– Располагайтесь, я пока поставлю кофе.

Я кивнула и подошла поближе к огню. На каминной полке из красного дерева теснились ракушки, блестящие камешки и черно-белые фотографии в незатейливых рамках. Одна привлекла мое внимание. На ней была эффектная блондинка с модной в сороковых годах прической – завитые волосы плотно прилегают к голове. Девушка выглядела как модель или актриса и буквально источала шик и изящество. Морской бриз раздувал ее платье, обрисовывая грудь и тонкую талию. На заднем плане виднелся дом Генри, и я узнала оба кедра, хотя тогда они были намного ниже. Интересно, кто это? Его жена? На сестру не похожа, поза слишком игривая. В одном я не сомневалась – кем бы она ни была, Генри ее обожал.

Тут появился он сам с двумя большими кружками кофе. Я взяла фотографию, чтобы лучше рассмотреть, и села на диван.

– Какая красавица! Ваша жена?

Похоже, Генри удивился вопросу.

– Нет.

Он вручил мне кружку и задумчиво почесал подбородок – мужчины часто так делают, когда чем-то озадачены. Я торопливо поставила фотографию на место.

– Простите, наверное, я излишне любопытна.

– Нет, что вы, – неожиданно улыбнулся Генри. – Это я веду себя глупо. Прошло шестьдесят с лишним лет, казалось бы, можно говорить о ней свободно.

– О ней?

– Она была моей невестой. Мы хотели пожениться, но… не случилось. – Словно спохватившись, он замолчал. – Наверное, не стоило…

Кто-то постучал, и мы оба посмотрели на дверь. Раздался мужской голос:

– Генри, ты дома?

– А, это Джек, – сообщил Генри таким тоном, словно мы с Джеком знали друг друга.

Из гостиной я видела, как он открыл дверь и поздоровался с молодым человеком примерно моего возраста. Очень высоким, ему даже пришлось слегка наклонить голову при входе в дом. Одет он был в джинсы, серый шерстяной свитер и, судя по легкой тени щетины на подбородке, не успел побриться или принять душ, хотя утро стояло довольно позднее. Наши глаза встретились.

– Привет, – смущенно произнес незнакомец. – Я Джек.

За меня ответил Генри:

– Эмили. Племянница Би Ларсон.

Джек посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Генри.

– Племянница Би?

– Да. Приехала на месяц.

– Добро пожаловать, – улыбнулся Джек, одернув манжет свитера. – Извините, что помешал. Я готовил – и вдруг понял, что дома закончились яйца. Не одолжишь парочку?

– Конечно, – кивнул Генри, направляясь на кухню.

Пока его не было, мы с Джеком вновь встретились взглядами. Я торопливо отвела глаза. Он потер лоб, я теребила молнию джемпера. В комнате повисло молчание, тяжелое и вязкое, как песок на морском берегу.

За окном раздался громкий всплеск, я вздрогнула, задев ногой столик со стопкой книг, отчего стоявшая сверху белая вазочка упала и раскололась. Я ойкнула и беспомощно уставилась на четыре неровных осколка. Мда, я не только разбила одну из бесценных реликвий Генри, но и опозорилась перед Джеком. Что тут скажешь?

– Давайте я помогу спрятать улики, – с улыбкой предложил Джек.

Нет, он определенно мне нравится!

– Я самая неуклюжая женщина в мире, – сказала я, пряча лицо в ладони.

– Замечательно. А я самый неуклюжий мужчина.

Он закатал рукав свитера и показал свежий сине-черный синяк, потом вытащил из кармана полиэтиленовый пакет и аккуратно собрал обломки.

– Позже вместе склеим.

Я ухмыльнулась. Вернулся Генри с картонкой яиц и вручил ее Джеку.

– Извини, пришлось идти к холодильнику в гараже.

– Спасибо, Генри. Я твой должник.

– Останешься?

– Не могу, нужно домой, но все равно спасибо, – ответил Джек, бросив на меня заговорщический взгляд. – Приятно было познакомиться, Эмили.

– Мне тоже, – сказала я, искренне жалея, что он уходит.

Пока Джек брел к берегу, мы с Генри наблюдали за ним из окна.

– Чудак человек, – заметил Генри. – У меня в гостях самая красивая девушка на острове, а он даже на кофе не остался.

Я покраснела.

– Вы мне льстите. Я как встала с постели, так и пошла.

Он подмигнул.

– Никакой лести, чистая правда.

– Вы такой милый!

Весело болтая, мы выпили по второй кружке. Взглянув на часы, я поняла, что прошло почти два часа.

– Пожалуй, мне пора, Генри. Би будет волноваться.

– Да, конечно.

– Еще увидимся на берегу, – сказала я.

– Будете рядом, заходите.

Отлив обнажил полосу берега, выставив напоказ тайную жизнь ее обитателей, и на обратном пути я искала ракушки и подбирала скользкие куски пупырчатых изумрудно-зеленых водорослей, чтобы, как когда-то в детстве, полопать воздушные пузырьки. Заметив особенно яркий камешек, я присела, как вдруг сзади послышался топот чьих-то шагов, явно не человеческих, и громкий крик:

– Расс, ко мне!

Я обернулась. В тот же миг огромный неуклюжий золотистый ретривер налетел на меня с мощью защитника из национальной футбольной лиги, сбил с ног и облизал. Я охнула, вытирая лицо.

– Простите, ради бога! – воскликнул Джек. – Выскочил из задней двери… Надеюсь, вы не сильно испугались? Вообще-то, он безобидный.

– Ничего страшного, – улыбнулась я, отряхивая песок со штанов, потом потрепала пса по голове. – Ты, должно быть, Расс? Приятно познакомиться. А меня зовут Эмили.

Я перевела взгляд на Джека.

– Вот, возвращаюсь к Би.

Джек пристегнул поводок к ошейнику пса.

– Больше никаких фокусов, парень, – сказал он. – Я вас провожу, мы гуляем.

Минуту или две мы шли молча. Мне вполне хватало шороха песка под нашими ботинками. Наконец Джек произнес:

– Так вы живете в Вашингтоне?

– Нет, в Нью-Йорке.

Он кивнул.

– Ни разу там не был.

– Вы шутите? Никогда не были в Нью-Йорке?

– А что мне там делать? – Джек пожал плечами. – Я всю жизнь живу здесь, никогда не хотел уехать.

Я кивнула, глядя на простирающийся перед нами берег.

– Понимаю. На острове начинаешь задумываться, зачем вообще надо было уезжать. Сейчас я совсем не скучаю по Нью-Йорку.

– Так что привело вас сюда в марте?

«Разве я не сказала, что приехала навестить тетю? По-моему, вполне достаточно». Мне не хотелось объяснять, что я бегу от своего прошлого, хотя в какой-то мере так оно и было, или что я переосмысливаю будущее, или, боже упаси, что я недавно развелась. Я глубоко вздохнула.

– Собираю материал для следующей книги.

– О, так вы писательница?

– Да.

Я судорожно сглотнула, ненавидя себя за самодовольный тон. «О чем это я, какой материал?» Обычная история – всегда чувствую себя уязвимой, когда речь заходит о моей писательской карьере.

– Ух ты! А что вы пишете?

Пришлось сказать о «Призвании Али Ларсон», и Джек внезапно остановился.

– Не может быть! По этой книге еще кино сняли, да?

Я кивнула, решив, что пора менять тему.

– А вы чем занимаетесь?

– Я художник. Рисую картины.

От удивления я широко распахнула глаза.

– Ого! Вот бы посмотреть на ваши работы!

В ту же секунду мои щеки запылали от смущения. «До чего же неловко! Неужели я совсем разучилась общаться с мужчинами?»

Джек ничего не ответил, лишь улыбнулся и поддел ногой полузасыпанную песком корягу.

– Впечатляет, да? – спросил он, показывая на груды вынесенного морем мусора. – Похоже, ночью сильно штормило.

Я люблю побережье после шторма. Когда мне было тринадцать, море выбросило на этот самый берег инкассаторскую сумку с тремястами девятнадцатью долларами – я лично пересчитала все банкноты! – и пистолет, который, судя по его виду, долго пробыл в воде. Би вызвала полицейских, и они установили связь между находкой и неудачным ограблением семнадцатилетней давности. Подумать только, семнадцатилетней!.. Залив Пьюджет-Саунд напоминает машину времени: прячет предметы, а потом, когда сочтет нужным, выплевывает их на берег.

– Так вы всю жизнь живете на этом острове? Наверняка вы знакомы с моей тетей.

Джек кивнул.

– Можно и так сказать.

До дома Би оставалось несколько шагов.

– Хотите зайти? Поздороваетесь с Би.

Он замешкался, словно что-то вспомнил, прищурился и с опаской взглянул на окна.

– Пожалуй, не стоит.

Я закусила губу.

– Ну ладно, тогда как-нибудь увидимся.

Ничего не поделаешь, сказала я себе, направляясь к задней двери. Только вот почему он так смутился? Через пару секунд с берега донесся голос Джека:

– Эмили, подождите!

Я оглянулась.

– Простите, давно не практиковался. – Он убрал с глаз волосы, но непослушная темная прядь тут же упала обратно. – Я подумал, может, вы согласитесь со мной поужинать? В субботу у меня дома, в семь часов?

Потребовалось какое-то время, прежде чем я смогла собраться с мыслями и ответить.

– С удовольствием.

– До скорой встречи, Эмили! – широко улыбнулся Джек.

Би наблюдала за нами из окна, но когда я вошла в дом, она уже сидела на диване.

– Вижу, ты познакомилась с Джеком, – заметила она, не отводя глаз от кроссворда.

– Да, встретила его у Генри.

– У Генри? – Би подняла взгляд. – А что ты там делала?

Я пожала плечами.

– Пошла утром гулять и столкнулась с ним на берегу. Он пригласил меня на кофе.

Би, похоже, встревожилась.

– В чем дело? – спросила я.

Положив карандаш, она посмотрела на меня и уклончиво ответила:

– Будь осторожна, особенно с Джеком.

– Почему?

– Люди не всегда такие, какими кажутся, – сказала Би, сунув очки для чтения в голубой бархатный футляр, который лежал на столике у стены.

– Что ты имеешь в виду?

Би пропустила вопрос мимо ушей, как только она одна умеет, и вздохнула.

– Смотри-ка, уже половина первого. Мне пора вздремнуть.

Она плеснула себе в чашку хереса, подмигнула.

– Лучшее лекарство. Увидимся ближе к вечеру, детка.

К гадалке не ходи, между Джеком и Би что-то произошло. Ясно по его лицу и по ее голосу.

Я откинулась на спинку дивана и зевнула. Потом, решив тоже немного поспать, дошла до гостевой спальни и устроилась на огромной кровати, застеленной розовым пуховым одеялом с рюшами. Достала роман, который купила в аэропорту, но, с трудом одолев пару глав, бросила книгу на пол. Я не могу спать в украшениях и потому сняла с запястья часы и положила было в тумбочку, как вдруг заметила в глубине ящика какой-то предмет.

Толстая тетрадь-ежедневник, на вид очень старая. Я вытащила ее, провела пальцем по корешку. Потертый ветхий переплет из красного бархата выглядел интригующе. Я потрогала выцветшую ткань и ощутила слабый укол совести. Вдруг это давнишний дневник Би? Вздрогнув, я аккуратно положила тетрадь обратно в ящик, однако не прошло и нескольких секунд, как достала вновь. Не выдержала соблазна. «Взгляну мельком…»

Хрупкие пожелтевшие листы создавали ощущение нетронутости, которое появляется только со временем. Я внимательно изучила первую страницу в поисках разгадки и нашла ее в правом нижнем углу, где наряду с обычными выходными данными красовалась надпись черным шрифтом: «Рукописная тетрадь». Я вдруг вспомнила, что когда-то читала книгу, персонаж которой жил в начале двадцатого века и писал в такой тетради роман. Интересно, что это: черновик романа или личный дневник? Любопытство пересилило чувство вины, и я зачарованно перевернула страницу. «Посмотрю еще одну и положу дневник на место», – решила я.

Заголовок на следующей странице был выполнен самым красивым почерком из всех, что мне доводилось видеть, и гласил: «История, которая случилась в островном городке в тысяча девятьсот сорок третьем году». Мое сердце учащенно забилось.

Насколько я знаю, Би никогда не претендовала на роль писателя. Может, дядя Билл? Нет, почерк определенно женский. Как эта тетрадь оказалась здесь, в розовой комнате? И почему автор рукописи не поставил на ней свое имя?

Я глубоко вздохнула и перевернула страницу; ничего страшного, если я прочту несколько строчек. Пробежала взглядом по первому абзацу – и не смогла оторваться.

«У меня и в мыслях не было целоваться с Эллиотом. Замужние женщины так себя не ведут, по крайней мере, такие, как я. Это неправильно. Но поднимался прилив, дул пронизывающий ветер, руки Эллиота обвивали меня, словно теплая шаль, ласкали самые запретные уголки моего тела, и я ни о чем не думала. Все было как прежде, хотя я вышла замуж, и обстоятельства изменились. Мое сердце осталось в прошлом, словно застыло в ожидании минуты, когда мы с Эллиотом вернемся в наш приют. Бобби никогда меня так не обнимал. А может, и обнимал, но его прикосновения никогда не будили во мне страсть, не зажигали огонь.

Да, той холодной мартовской ночью я не хотела целоваться с Эллиотом и не предвидела того, что случилось позже и погубило меня, вернее, нас. Тем не менее, именно с марта сорок третьего года берет начало цепь событий, которая навсегда изменила мою жизнь и жизни других людей. Меня зовут Эстер, и это моя история».

Я подняла глаза от рукописи. Эстер? Кто это? Чей-то псевдоним? Выдуманный персонаж?

В дверь постучали, и я инстинктивно спрятала дневник под покрывало.

– Да?

Вошла Би.

– Не могу уснуть, – сказала она, протирая глаза. – Давай лучше съездим на рынок.

– Давай, – ответила я, хотя на самом деле мне хотелось остаться и читать дальше.

– Жду тебя перед домом.

Она пристально смотрела на меня до тех пор, пока я не почувствовала себя неловко, и только потом отвела взгляд. Похоже, у всех жителей острова есть общая тайна, которой они не намерены делиться.